На правах рукописи
| Вид материала | Автореферат |
- Печатная или на правах рукописи, 21.09kb.
- Удк 796/799: 378 , 770.24kb.
- На правах рукописи, 399.58kb.
- На правах рукописи, 726.26kb.
- На правах рукописи, 1025.8kb.
- На правах рукописи, 321.8kb.
- На правах рукописи, 552.92kb.
- На правах рукописи, 514.74kb.
- На правах рукописи, 670.06kb.
- На правах рукописи, 637.26kb.
На правах рукописи
ВЕНГЕРОВ АНДРЕЙ ИГОРЕВИЧ
БОГОИСКАТЕЛЬСТВО РУССКИХ ПИСАТЕЛЕЙ
В КУЛЬТУРЕ РОССИИ
КОНЦА XIX – НАЧАЛА XX ВЕКА
Специальность 24.00.01 – Теория и история культуры
АВТОРЕФЕРАТ
диссертации на соискание ученой степени
кандидата культурологии
Москва 2011
Работа выполнена на кафедре истории и теории культуры ГОУ ВПО «Российский государственный гуманитарный университет».
Научный руководитель: Кондаков Игорь Вадимович –
доктор философских наук, кандидат
филологических наук, профессор,
действительный член РАЕН
Официальные оппоненты: Океанский Вячеслав Петрович –
доктор филологических наук, профессор
Шибаева Михалина Михайловна –
доктор философских наук, профессор,
член-корреспондент РАЕН
Ведущая организация: Государственная академия славянской культуры
Защита состоится «28» марта 2011 г. в _____ часов на заседании совета Д.212.198.06 по защите докторских и кандидатских диссертаций при ГОУ ВПО «Российский государственный гуманитарный университет» по адресу: 125993, Москва, ГСП-3. Миусская площадь, д. 6.
С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке университета по адресу: 125993, Москва, ГСП-3. Миусская площадь, д. 6.
Автореферат разослан «22» февраля 2011 г.
Ученый секретарь совета
кандидат культурологии С.А. Еремеева
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ
В рамках настоящей работы термин богоискательство имеет амбивалентное значение. С одной стороны, богоискательство – это независимый религиозный поиск личности, творческий и рефлексивный подход к религиозному самоопределению. Такие поиски наблюдаются в различные эпохи в различных масштабах. С другой стороны, в конце XIX – начале XX века в России богоискательство развилось в отдельный феномен культуры Серебряного века, основными представителями которого выступали В.C. Соловьев, Д.C. Мережковский, З.Н. Гиппиус, Д.В. Философов, В.В. Розанов, Н.А. Бердяев и др. При сохранении разноречивости религиозных концепций, объединяла богоискателей постановка проблемы поиска новой религии как безотлагательной проблемы социальной и культурной жизни.
Актуальность темы
В короткий исторический период богоискательству суждено было развиться в целостное явление культуры, но вскоре после социального и культурного взрыва революции быть преданным забвению. Только после десятилетий молчания о богоискателях и преследовании религиозных философов в России эта тема стала постепенно подниматься в философских исследованиях. Однако цель идеологической критики этого явления определяла характер исследовательских работ. Ряд попыток саморефлексии (Мережковский, Бердяев) был предпринят богоискателями в культуре русского зарубежья, но целостного, достаточно отстраненного взгляда на богоискательство как особое, сложное социокультурное явление истории России не сформировалось и там. Сейчас интерес к русской религиозной и философской культуре Серебряного века возрос. В последнее время осуществлена обширная издательская деятельность по публикации произведений русских религиозных философов, впервые систематизированы и переизданы записи докладов и прений Религиозно-философских собраний 1901-1903 годов и Религиозно-философского общества в Санкт-Петербурге. Эпоха Серебряного века все больше приковывает к себе внимание академического сообщества. Богоискательство рубежа веков как бы выходит из небытия, отстраняясь от пристрастных – неприязненных или восторженных – оценок. Ряд пробелов уже восполнен. Но значение религиозных поисков богоискателей для социокультурной динамики в целом, их внутреннее культурное единство – остается пока белым пятном в изучении данного явления. К тому же, пробел виден и в более широкой перспективе – в понимании базовых принципов взаимодействия общества и религии.
Религия в наши дни претендует на место влиятельного общественного института, расширяет свое присутствие в средствах массовой информации, становится частью массовой культуры, призывается в сферу образования, стремится обозначать не только духовную, но, прежде всего, культурно-национальную идентичность, встраиваясь в политически ангажированные проекты. Однако эти религиозные или социальные проекты разрабатываются и внедряются практически без осмысления опыта русской культуры в прошлом. Память о прошлом не выступает значимым элементом при социокультурном проектировании, несмотря на то, что (как удачно сформулировал М. Геллер) «история иногда помогает вспомнить и будущее». Эти тенденции и проблемы обусловили актуальность исследования.
Степень изученности темы
Работы, посвященные исследованию богоискательства в русской культуре, можно разделить на две большие группы: работы, написанные с идеологических позиций, принятых в советской гуманитарной науке, и работы (западных и отечественных авторов), подготовленные не в рамках советской идеологии. Среди основных работ советского периода можно назвать труды Н.С. Семенкина «Философия богоискательства: критика религиозно-философских идей софиологов», Ласковой М.П. «Богоискательство и богостроительство прежде и теперь», а также работу С.Н. Савельева «Идейное банкротство богоискательства в России в начале XX века». Исследования, проведенные Н.С. Семенкиным и М.П. Ласковой, основаны на нормативном в советской науке методе интерпретации явлений культуры на основе «классовой борьбы», богоискательство в контексте этих исследований представляется «опасным заблуждением», вызванным к жизни буржуазной идеологией, а актуальность написанного объясняется сохраняющейся угрозой богоискательских течений в культуре.
Работа С.Н. Савельева содержит много ценных фактов и тонких наблюдений. Но применение односторонней методологии и постоянные отсылки к трактовке богоискательства В.И. Лениным затрудняют опору на данное исследование. В результате, ее использование в качестве научной литературы было весьма критическим и ограниченным.
Расширение круга методологических подходов и базы источников требуют качественно новых исследований. Однако как раз в современном гуманитарном знании такие работы немногочисленны. Обширное исследование по изучению эротической утопии, разрабатывавшейся богоискателями, провела иностранная исследовательница О. Матич в работе «Эротическая утопия: Новое религиозное сознание и fin de siècle в России». Опираясь на практику дискурсивного анализа М. Фуко, О. Матич подробно описала эротические мотивы в творчестве писателей порубежного периода. Этот анализ строился во взаимосвязи эротико-религиозных исканий с психоаналитическими концепциями «страха вырождения» и общим дискурсом европейского и русского модерна. Но выбрав в качестве предмета исследования эротическую утопию, автор не затронул иные стороны религиозных исканий богоискателей.
Социокультурные предпосылки обращения массового сознания от идеалов революции к идеалам религии после событий 1905 года довольно убедительно показала М. Могильнер в работе «Мифология «подпольного человека»: радикальный микрокосм в России начала XX века как предмет семиотического анализа». Несмотря на то, что исследователя в данном случае интересовали метаморфозы радикального сознания, а не богоискательство как таковое, общие выводы автора об обращении широких слоев общества к религиозным поискам в результате крушения прежних идеалов и усугубления социально-политических противоречий представляются справедливыми.
Большой и значительной частью текстов в отечественной историографии богоискательства являются работы, анализирующие это явление с философских позиций. Фундаментальные труды по истории русской философии о. Г. Флоровского, о. В. Зеньковского, Н. Лосского каждое в отдельности намечает анализ богоискательства в его целостности, затрагивает мотивные структуры поисков русских писателей, не развивая, однако, эти темы в отдельное исследование. Безусловно важными явились работы современных исследователей русской философии – К.Г. Исупова, И.И. Евлампиева, С. М. Половинкина, а также статьи и тексты докладов исследователей Религиозно-философских собраний и Религиозно-философского общества в Санкт-Петербурге А.А. Ермичева, О.А. Коростелова и О.Т. Ермишина. Проработав огромный массив информации, исследователи осуществили сведение разрозненных стенограмм собраний и заседаний в единый корпус текстов, подготовили ценные комментарии и справочные ресурсы.
Ряд исследований А. Эткинда, проведенных на стыке интеллектуальной истории, психоанализа, религиоведения и филологии были полезны методологически и для осмысления соотношений богоискательства с иными религиозными практиками эпохи. При конструировании контекста богоискательства важными оказались работы Л.К. Долгополова, З.Г. Минц, Н.Д. Тамарченко, Л.И. Сараскиной, Н.А. Богомолова, посвященные литературе рубежа веков, а также историко-культурные исследования В.К. Кантора, Н.И. Цимбаева, А. Пайман, А. Ханзен-Леве, Дж. Биллингтона.
Объект исследования: религиозные искания Серебряного века.
Предмет исследования: основные идейно-смысловые мотивы богоискательства русских писателей конца XIX – начала XX века.
Целью исследования является осмысление сути и значения богоискательства в широком контексте культуры конца XIX – начала XX века.
Задачи исследования:
- Проанализировать основные социокультурные предпосылки возникновения богоискательства как особого культурного явления конца XIX – начала XX века;
- Рассмотреть идейную взаимосвязь богоискательства рубежа веков с религиозными поисками Ф.М. Достоевского и Л.Н. Толстого;
- Выявить основные идейно-смысловые мотивы богоискательства, последовательно проблематизируемые писателями рубежа веков;
- Сопоставить идейные сходства и различия в построениях богоискателей и богостроителей. Интерпретировать эти течения как проблему историко-культурного выбора;
- Рассмотреть мотивы богоискательства в рамках революционного контекста начала XX века;
- Рассмотреть преломление идейно-смысловых мотивов богоискательства в историко-культурной динамике России в начале XX века.
Хронологические рамки исследования ориентированы на период с конца 1890-х по конец 1910-х годов. Однако здесь следует сделать несколько замечаний. Богоискательство опиралось на культурную традицию, а потому установление начальной даты появления богоискательства может носить исключительно условный характер. К примеру, принципиально важной для богоискательства фигурой являлся Ф.М. Достоевский. Мотивы его творчества активно и плодотворно перерабатывались и В.С. Соловьевым, и Н.А. Бердяевым, и Д.С. Мережковским, и В.В. Розановым. Иными словами, Достоевский не принадлежал к богоискательству хронологически, но вне контекста идей писателя анализ богоискательства невозможен.
Можно лишь задать ключевые даты трансформации исследуемого явления: это и 1893 год (время публикации статьи Д. Мережковского «О причинах упадка и новых течениях современной русской литературы»), и 1901 год (время образования Религиозно-философских собраний), и 1905-1907 года (время переосмысления недавнего прошлого и смена акцентов религиозного поиска). Что касается конечной границы исследования, то традиционная дата окончания эпохи Серебряного века – 1917 год – представляется вполне приемлемой. Но все же автор настоящей работы рассматривает культурные процессы как процессы с плавающей границей, и, в целом ориентируясь на названные хронологические рамки, считает возможным приводить примеры и из других временных периодов, делая соответствующие замечания.
Методология исследования
Методологически исследование выполнено на стыке интеллектуальной истории, литературоведения, истории философии и общественной мысли, включаясь в поле исторической культурологии. Специфика предмета задает многомерность методологических установок. Богоискательство рубежа веков нельзя отнести к той или иной ограниченной культурной практике. Тексты богоискателей были и литературным, и религиозно-философским, и публицистическим, иногда, и социально-политическим явлением.
Единицей анализа в данном случае выступал мотив, понимаемый как характерный смыслообразующий элемент религиозно-философской системы или творческого наследия писателя. Выявление «сквозных» мотивов в творчестве разноликих авторов позволяет осознать культурные основы их идей и систем. Подобный анализ, который ставил себе целью «представить весьма обширный и неоднородный корпус текстов многочисленных авторов с точки зрения его общности» провел А. Ханзен-Леве в отношении поэзии русского символизма («Русский символизм. Система поэтических мотивов»). В этом аспекте методология опиралась на данного автора.
В ходе построения мотивной структуры богоискательства автор ориентировался также и на методы, предложенные Б.М. Гаспаровым («Литературные лейтмотивы. Очерки по русской литературе XX века.»). В работах этого исследователя представлена методология анализа литературных лейтмотивов направленная «к демонстрации общих механизмов культурной “кодификации” либо культурной “археологии”». В данном случае мотивы, присутствующие в тексте, рассматриваются не как элементы, обладающие уникальными качествами, а как результат работы более общих культурных механизмов.
В качестве одного из основных методологических принципов исследования был применен подход, исходящий из определяющего значения культурного контекста, и позволяющий интерпретировать религиозно-философские построения в системе культуры и исторической перспективе. Здесь исследование опиралось на классические разработки Ю.М. Лотмана («Семиосфера», «Культура и взрыв») и Р. Барта («Нулевая степень письма»).
Источники диссертационного исследования
В круг источников исследования включены художественные и религиозно-философские произведения богоискателей, тексты стенограмм докладов и прений религиозно-философских собраний и религиозно-философского общества в Санкт-Петербурге, а также часть эпистолярного и мемуарного наследия.
Художественные тексты (наряду с письмами, дневниками, воспоминаниями) преимущественно использовались при рассмотрении религиозных поисков Ф.М. Достоевского и Л.Н. Толстого. Среди основных произведений богоискателей следует назвать, прежде всего, «Не мир, но меч», «Грядущий Хам» Д.С. Мережковского, «Новое религиозное сознание и общественность», «Смысл творчества. Опыт оправдания человека» Н.А. Бердяева, «Уединенное», «В темных религиозных лучах» В.В. Розанова, «Чтения о богочеловечестве», «Оправдание добра», «Смысл любви», «Три разговора» В.С. Соловьева, и др.
Источниками, задающими вектор исследования, можно назвать протоколы Религиозно-философских собраний 1901-1903 годов, а также Религиозно-философского общества в Санкт-Петербурге 1907-1917 годов. Именно на этих собраниях происходило «пересечение» религиозных концепций, выявлялись сгустки общественных противоречий. Эти материалы дают представление об актуальности поднятых богоискателями проблем, помогают понять главные пункты разногласий.
При анализе мотивов богоискательства в круг источников намеренно не было включено наследие философов, непосредственно связанных с православной традицией, – С.Н. Булгакова, П.А. Флоренского, В.П. Свенцицкого. Их сознательная связь с православием затрудняет размежевание богоискательских и догматически-богословских элементов в их творчестве. Тенденции обновления церковной жизни и православного богословия в начале XX века – отдельный культурный феномен, и сам по себе заслуживает серьезного исследования. Автору предлагаемой работы не хотелось касаться этой проблемы лишь «по ходу дела».
Важное место в культуре на рубеже веков заняли антропософские и теософские увлечения представителей русского символизма (А. Белый, Вяч. Иванов). Однако во многом их оккультный тон оставался чуждым богоискателям, занятым рефлексией относительно христианской церкви и «религиозной общественности», хотя тексты этих писателей, безусловно, показательны для религиозных настроений эпохи. Ближе всех к богоискательству по типологически присущим проблемам подходит движение богостроителей – М.Горький, А.В. Луначарский, В.А. Базаров. Имея принципиальные расхождения, эти течения обладали сходными целями, чему будет посвящен отдельный раздел исследования. Можно сказать, что в круг источников включены произведения писателей, являющихся наиболее упоминаемыми фигурами богоискательства. Анализ не столь знаменитых авторов (В.Ф. Эрн, В.В. Бородаевский, Г.И. Чулков) представляется следующим этапом в изучении этого явления.
Научная новизна исследования
В диссертационном исследовании практически впервые производится попытка целостного культурологического анализа богоискательства. Базой источников исследования выступают в первую очередь систематизированные записи докладов и дискуссий Религиозно-философских собраний 1901-1903 годов и Религиозно-философского общества в Санкт-Петербурге. Это позволяет определить ключевые интенции богоискателей, выразившиеся в «живой» форме, по-новому представить богоискательство в смысловых потоках культуры России рубежа веков.
Помимо этого, в настоящем исследовании впервые осуществляется сопоставительный анализ религиозных поисков Ф.М.Достоевского и Л.Н. Толстого и богоискательства писателей рубежа веков, что позволяет по-новому осветить как культурную специфику богоискательства, так и взаимосвязи внутри него.
В работе впервые выявлены ключевые идейно-смысловые мотивы богоискательства: – «пол и брак», «плоть мира», «апокалипсис», «религиозная общественность». Данные мотивы рассматриваются в их непосредственном соположении с русской культурной традицией и контекстом эпохи конца XIX – начала XX века.
В исследовании заново проблематизируется мифотворчество культуры Серебряного века и дается интерпретация культурной динамики России рубежа веков.
Теоретическая и практическая значимость исследования
В теоретическом плане основные выводы работы в дальнейшем могут быть использованы для изучения взаимодействия религиозных поисков и культурного контекста. Методы, предложенные в исследовании, могут применяться также при сопоставительном анализе религиозных и культурных систем.
Результаты исследования, касающиеся ключевых мотивов богоискательства и их типологической близости мотивам революционных практик и мифологическим сюжетам советской идеологии, могут применяться при подготовке учебных программ по курсу истории культуры России.
Основные положения, выносимые на защиту:
- Богоискательство в конце XIX – начале XX века представляло собой религиозные поиски, заключавшие в себе ряд единых идейно-смысловых мотивов. Пол и брак, «плоть мира», «религиозная общественность» и проблема конца истории – ключевые мотивы богоискательства как составной части порубежной культуры России.
- Богоискательство выступало пограничным культурным явлением, включая в поле своего поиска острые культурные и социально-политические проблемы, что отличает это явление от иных типов религиозного творчества.
- Мотивы богоискательства типологически близки идейным мотивам иных культурных практик – течения богостроительства, социального реформирования, революционной активности. Это создавало ситуацию культурного диалога вокруг общих проблемных точек, а также задавало вариативность их дальнейшего разрешения.
- Богоискательство в своих ключевых мотивах апеллировало к мифологическим сюжетам. Мифологические структуры выступали связующим звеном религиозных поисков и идеологии советского коммунизма.
Апробация работы
Основные идеи и результаты диссертационного исследования были изложены в рамках докладов и выступлений на научных конференциях: III научная конференция «Современное гуманитарное знание: диалог поколений» – Москва, 29 марта 2009 г.; «Филология – Искусствознание – Культурология: новые водоразделы и перспективы взаимодействия» – Москва, 2-4 апреля 2009 г.; Всероссийская научная конференция «Бренное и вечное: идеология и мифология социальных кризисов» – Великий Новгород, 20-21 октября 2009 г.; III Международный симпозиум «Русская словесность в мировом культурном контексте» – Москва, 18-22 декабря 2009 г.; Всероссийская конференция-семинар молодых ученых «Науки о культуре в XXI веке» – Москва, 1-2 декабря 2009 г.; «Феномен творческой личности в культуре. Фатющенковские чтения» – Москва, 21-23 октября 2010 г.
Отдельным проблемам богоискательства и методологии его изучения были посвящены 4 научные публикации (общим объемом более 1.5 полных листа), список которых приведен в заключении автореферата.
Структура работы
Диссертация состоит из введения, трех глав основной части, заключения и списка источников и научной литературы.
II. ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
Во введении определены актуальность и степень разработанности темы исследования, поставлена научная проблема, сформулированы методологические принципы диссертации, обоснована ее научная новизна, теоретическое и практическое значение.
В первой главе «Социокультурные основания богоискательства конца XIX – начала XX века» рассматриваются основные предпосылки увеличения общественного и творческого внимания к религии, разбирается взаимосвязь религиозных исканий с кризисом православного прихода на рубеже веков. Показываются источники богоискательства рубежа веков у классиков русской литературы.
В первом параграфе первой главы «Богоискательство и атеистические настроения русской интеллигенции второй половины XIX – начала XX века» рассматривается двойственная взаимосвязь религиозного и модного среди интеллигенции второй половины XIX века позитивистского и атеистического мировоззрений. Богоискательство явилось в определенной степени реакцией на распространенное среди интеллигенции безбожие (Религиозно-философские собрания 1901-1903 годов, сборники «Проблемы идеализма», «Вехи»). Богоискательство выступило идеалистическим и религиозным протестом группы мыслителей против материалистических и атеистических взглядов интеллигенции своего времени. Однако, с другой стороны, уже на рубеже веков высказывалась мысль о том, что многие философские увлечения русской интеллигенции обладают религиозной формой, питаются из религиозных источников.
Авторы нашумевшего сборника «Вехи», посвященного взглядам интеллигенции рубежа веков, с разных сторон рассматривали этот вопрос. И зачастую расходясь в понимании того, что такое «истинная религиозность», тем не менее, соглашались, что в страсти и нетерпимости поисков интеллигенции, в абсолютизации и догматическом принятии атеистических или материалистических концепций скрываются черты религиозного сознания. В соответствии с этой концепцией, широкие слои русской интеллигенции направили свою нерастраченную религиозную энергию на нерелигиозные учения и социальную деятельность.
При этом среди радикально-революционных кругов интеллигенции конца XIX – начала XX века религиозные черты выступали более явно, иногда проговаривались самими революционерами. Революционная деятельность могла трактоваться как особое подвижничество, жертва, святой долг. Революционер оказывался в кругу христианской этики, мог выступать чистым и бескорыстным мучеником, отрекшимся от своей жизни, от всех благ этого мира («Порог» И. Тургенев), ради служения будущему идеалу свободы и справедливости. Не принимая православной церкви, ассоциировавшейся у революционеров с ненавистным им политическим режимом, некоторые из них (И. Каляев, Е. Сазонов) прямо апеллировали к учению Христа, говоря о правоте своего дела.
Богоискательство, таким образом, являлось не только критикой атеизма, но и критикой «ложной религиозности», старалось религиозной форме придать непосредственно религиозное содержание и направление. Однако религиозный посыл, обращенный в сферу религии, явил многообразие концепций, т.к. господствующая религия не обладала для многих образованных людей рубежа веков необходимым авторитетом и влиянием.
Во втором параграфе первой главы «Православная церковь как орудие государственной идеологии и кризис прихода» рассматриваются причины снижения социального авторитета господствующей религии. Православная церковь, включенная в идеологические проекты государственной пропаганды и фактически подчиненная государству, все больше отождествлялась с самим государством. Культ религиозный смешивался с культом государственным. Неприятие многими писателями действующего политического режима выливалось в неприятие православия. Наиболее отчетливо эта позиция была заявлена Д.С. Мережковским, З.Н. Гиппиус и Д.В. Философовым в сборнике «Царь и революция» (1907).
К тому же, по многим свидетельствам, даже на уровне приходского духовенства, церковь теряла свою учащую роль среди населения. Многие священники не отвечали требованиям религиозного поведения и служения. Эти факторы в совокупности приводили к тому, что представители богоискательства стояли перед выбором: либо реформация, освобождение православия от государственной опеки (эти вопросы поднимались в культуре рубежа веков), либо попытка создания собственной религиозной концепции. В условиях умаления роли православия среди образованных кругов общества, культурным авторитетом и опорой для богоискательства выступила традиция нравственных и религиозных поисков русской литературы.
В третьем параграфе первой главы «Богоискательство Ф.М. Достоевского и проблема “золотого века” человечества», говорится о религиозных поисках Ф.М. Достоевского, принципиально важных для культуры рубежа веков. Практически все представители новых религиозных течений создавали работы, посвященные Достоевскому, творчество писателя становилась полем построения новых, в притяжении или отторжении, религиозно-философских систем. Концептуально важна была постановка Достоевским социально-религиозного вопроса. Реализуя в своих произведениях «взаимную поверку» социальной действительности и религии («Преступление и наказание», «Идиот», «Братья Карамазовы»), Достоевский проблематизировал возможность их гармоничного объединения. Главное место в этой проблеме занимал образ Христа. Христос, как «положительно прекрасный человек», «составлял то, для чего жить» планете, и в то же время оказывался отторгнутым от людей («Идиот», «Братья Карамазовы»), и оторванным от Бога (Кириллов о Христе в «Бесах», «Братья Карамазовы»). Ответ на вопрос «Есть ли Бог или нет Его?» находится в непосредственной зависимости от вопроса соединимо ли учение Христа и общественная жизнь. Показательно, что образ Христа и в эпистолярном и в художественном наследии Достоевского неизменно наделялся внебожественными атрибутами. Само определение Бога редко встречается в творчестве писателя. Его можно найти в дневниковых записях Достоевского: «…натура Бога другая. Это полный синтез всего бытия, саморассматривающий себя в многоразличии, в Анализе <…> Учение истинной философии – уничтожение косности, то есть мысль, то есть центр и Синтез вселенной и наружной формы ее – вещества, то есть Бог, то есть жизнь бесконечная» (Дневники 1862–1865).
В рассказе «Сон смешного человека» Бог, как синтез жизни во Христе, иначе говоря, земной рай, рисовался не столько целью человечества, сколько его прошлым, трагически и безвозвратно потерянным. Однако недостижимость этого идеала не делала его менее значимым для стремления. Иногда писатель подчеркивал, что «рай» можно достичь «вдруг», быстро переменив всем обществом точку зрения на мир: «Знаете ли, что даже каждый из вас, если б только захотел, то сейчас бы смог осчастливить всех в этой зале и всех увлечь за собой. И эта мощь есть в каждом из вас, но до того глубоко запрятанная, что давно уже стала казаться невероятною. И неужели, неужели золотой век существует лишь на одних фарфоровых чашках?» («Дневник писателя»).
Как и Достоевский, богоискатели рубежа веков стремились сделать религию единственно истинной формой существования человечества, не мысля ни религии вне общественной жизни, ни общественных отношений вне религии.
Еще одной важной фигурой для богоискательства, повлиявшей как на концептуально-идейную часть, так и на общий интерес культуры к религиозной проблематике, был Л.Н. Толстой. Этому вопросу посвящен четвертый, и заключительный параграф первой главы «Лев Толстой в пространстве религиозного поиска на рубеже веков». Здесь анализируется «вненаходимая» или, вернее сказать, равноудаленная религиозно-философская позиция Л.Н. Толстого.
С одной стороны, страсть религиозного поиска писателя, его критика церкви и государства, отлучение от церкви, нравственная проблематика поставленная Толстым были важнейшими фактами культуры рубежа веков, которые приковывали к себе общественное внимание. Показательно, что, не принимая учения Толстого по существу, участвовавшие в религиозно-философских собраниях 1901-1903 представители интеллигенции почти единодушно защищали Толстого перед лицом духовенства. И причиной этому служило не столько постановление Синода о великом писателе, сколько то, что проблемы религиозного опыта Толстого были близки самим богоискателям, и они требовали их нового толкования. Но с другой стороны, разрешение Толстым поставленных религиозных вопросов оказывалось практически во всех своих аспектах неприемлемым для участников собраний (Мережковский, Философов, Розанов, Минский, Бердяев).
Для характеристики религиозно-философской позиции Толстого К.Г. Исупов предложил термин «эклектичность». Интересно, что эта эклектичность вбирала в себя элементы, которые отразились не только в концепциях богоискателей, но и в идеях богостроительства А.В. Луначарского, В. А. Базарова и М. Горького. Толстой верил в Бога (отождествляемого с Добром), верил, что его можно найти, обожествлял слова Евангелия, вступал на самостоятельный и адогматический путь религиозного самоопределения. Поднимал вопросы церковной власти, религиозной жизни во всей полноте, требовал решения вопроса пола и брака в религии. Этим он был близок богоискателям. Но при этом Толстой отрицал христианскую мистику и метафизику, стремился основать религию сугубо «практическую», дающую блаженство на земле, и устанавливающую на нравственных началах царство божие. Эти мотивы мыслителя в будущем найдут еще более «материалистическое» воплощение в произведениях богостроителей.
Злободневность позднего творчества Толстого обуславливалась и его своеобразной революционностью. Толстой не принимал насилия, но революция в его глазах была важным социальным симптомом. Кроме того, знаменитый писатель, занявший, пусть и только идейно, но все-таки радикально оппозиционную точку зрения в отношении государства и государственной церкви, косвенно оказывался в стане революционного брожения эпохи. В условиях культуры рубежа веков Толстовское непротивление злу оказывалось оппозиционно церкви и государству. Это отмечали Д.С. Мережковский, Н.А. Бердяев, Л. Шестов, С.Л. Франк. Абсолютное ненасилие во имя любви было антитезисом на абсолютное насилие ради той же любви (И. Каляев).
Одним из мотивов своего религиозного опыта – мотивом религиозного понимания брака, идеей необходимости новой религиозной регламентации половых отношений («Крейцерова Соната») Л.Н. Толстой оказался предельно близок проблемам, волновавших богоискателей. Писатель явился зачинателем обширной религиозно-философской рефлексии о проблемах пола на рубеже веков.
Вторая глава исследования «Ключевые мотивы богоискательства в культуре России конца XIX – начала XX века» посвящена анализу мотивов богоискательства, характерных для различных авторов.
В первом параграфе второй главы «Проблема пола и брака в религиозных поисках русских писателей рубежа веков» рассматриваются вопросы пола и брака, поднятые на религиозно-философских собраниях 1901-1903 годов.
Д.С. Мережковский в ходе собраний утверждал, что вопрос «брака», взаимоотношений мужчин и женщин не раскрыт в православной церкви ни в вероучительном, ни в социально-практическом плане. Церковь, поэтизируя идеал монашества, не могла, согласно писателю, вознести брак на соответствующую религиозную высоту.
Наиболее острым оппонентом духовенства выступал В.В. Розанов. Прославление церковью монашества, утверждение идеала безбрачия в православии вело, согласно концепциям Розанова, к тому, что брак в церкви не был оценен в своем глубоком мистическом значении. Церковь просто допускала брак как компромисс с грехом, как многие другие «серединные» компромиссы, что, в свою очередь, провоцировало в реальной жизни социальные уродства – истинные браки проклинались, ложные освящались, деторождение вне брака толкало осужденных церковью матерей к детоубийству, спрятанные под тяжелой печатью греха таились сексуальные извращения.
При этом показательно, что крайнюю полемическую позицию в отношении Розанова занимали в культуре рубежа веков не православные богословы, а Л.Н. Толстой. В поздний период своего творчества Толстой трактовал брак как падение, «спасительный клапан» для злых человеческих страстей, который, в конце концов, должен быть преодолен для достижения совершенства. Евангельское «Не лучше ли не жениться вовсе» становилось нравственным императивом поздних религиозных система писателя.
Взгляды на брак Толстого и Розанова формировали рамки идейных исканий, внутри которых разворачивались иные концепции брака, эротики и любви (В.С. Соловьев, Н.А. Бердяев). Зачастую понимание писателями религиозной сути брака было различным, но общим было то, что брак должен был быть понят религиозно. К тому же вопросы эротики и любви по-новому осмыслялись и в литературе символизма, и в популярной литературе эпохи.
Тем не менее религиозное понимание брака не было самоцелью для богоискателей. Вопрос был поставлен шире. Целью становилась религиозная жизнь во всей ее полноте, брак выступал лишь как один из наиболее значимых элементов, как социально-религиозная проблема, представленная в ее начальной точке.
Во втором параграфе второй главы «Требование религиозного освящения “плоти мира” как условие слияния жизни и религии» рассматривается мотив богоискателей направленный на внедрение в религиозную сферу элементов культуры, которые, по их мнению, в православие включены не были.
Религиозно необходимо было понять сам мир – его быт, радости, его плоть и, конечно, общественные отношения. В ходе религиозно-философских собраний представители духовенства услышали упрек не только в том, что брак изгнан из идеала церкви, но что и светская культура официальной религией не признается. Художественная литература, материальные блага, бытовой комфорт – все это, по мнению богоискателей, почиталось церковью если не греховным по существу, то, по крайней мере, не душеспасительным. «Церковь требует отречения от любви к жизни и людям, от любви к искусству, к знанию, к нашим вечным учителям – Пушкину, Достоевскому, Гоголю – от всей культуры, а мы не хотим отрекаться от того, что хотим освятить» – заявлял в своей записке Дмитрий Философов (Записки петербургских Религиозно-философских собраний). «Мы хотим религии, которая бы оправдала, освятила, приняла жизнь» – писала Гиппиус (Дневники).
В словах Мережковского и Гиппиус можно уловить главный упрек христианству Розанова: христианство — это не религия жизни. Согласно тезису писателя, простой, радостной, чувственной, повседневной, а значит, истинной жизни в христианстве просто нет. На заседании Религиозно-философского общества в 1907 Розанов резко высказал свою мысль о несовместимости мира и христианства: «Во Христе прогорк мир, и именно от Его сладости. <…> И когда необыкновенная Его красота, прямо небесная, просияла, озарила мир, – сознательнейшее мировое существо, человек, потерял вкус к окружающему его миру» («О сладчайшем Иисусе и горьких плодах мира»). Мотив новой плоти, понимаемой религиозно, был важен и для Бердяева. Философ полемизировал с Розановым, говоря, что в историческом христианстве было не мало, а слишком много мира, «уступок миру».
Розанов видел в аскетизме религиозную ложь, Бердяев – правду. Розанов обвинял христианство в отрицание мира, Бердяев – в «сделках с миром», Розанов утверждал этот мир, Бердяев – мир иной, пользуясь понятием «мир» в двух, отрицательном (земном) и положительном (небесном), значениях. Освящение плоти мира виделось мыслителями в противоположно – зачастую там, где Бердяев ставил плюс, Розанов – минус. Здесь сказалось и то обстоятельство, что Бердяев по существу принимал христианство как истинное религиозное откровение, а Розанов христианство отвергал. Однако показательно, что мыслителей объединяет единый мотив – святости (грешности) мира и плоти. Понятие «плоти» шире «пола», реальное наполнение этого мотива могло быть более разнохарактерным. Но «освящение плоти» мыслилось еще одним этапом для достижения религиозных человеческих отношений.
В третьем параграфе второй главы «Актуализация мотива социально-религиозной утопии на рубеже веков» говорится о том, как мотив Ф.М. Достоевского о «золотом веке» человечества, мотив соединения неба и земли нашел свои новые воплощения в творчестве писателей рубежа веков.
Концепции богоискателей не замыкались в индивидуальном пространстве, а выходили в пространство общественное, иногда вселенское. «Ни религия без общественности, ни общественность без религии, а только религиозная общественность спасет Россию» – писал Д. С. Мережковский («Грядущий Хам»).
Богочеловеческое всеединство Вл. Соловьева, эпоха Духа религии Троицы Д.С. Мережковского, третья эра откровения о человеке и религиозного творчества Н.А. Бердяева, органическая и соборная культура Вяч. Иванова, практическая религия царствия небесного Л.Н. Толстого – все эти идеи типологически включаются в мотив «религиозной общественности», потерянного рая, который обладает четкими характеристиками – единство социальной организации, воплощение окончательной сакральной истины во всей полноте жизни, всеобъемлющий религиозный и культурно-социальный синтез.
Нередко, говоря об идеале человечества, который у Достоевского мог быть достигнут «вдруг», на рубеже веков писатели разрабатывали и проблемы исторической динамики на пути к нему (Вл. Соловьев, Д.С. Мережковский, Н.Бердяев). Важно, что религиозные концепции общественного развития бытовали в качестве актуальных путей (то есть путей потенциально реализуемых) для выхода России из существовавшего социального, политического и религиозного кризиса. Стремление к «возрождению России» на основе новой религиозности включало богоискательство в самый широкий социокультурный контекст. Н.А. Бердяев отождествлял мотив поиска религиозно-общественной утопии с русской идеей в ее самом существенном выражении и значении для всемирной истории: «русская идея не есть идея цветущей культуры и могущественного царства, русская идея есть эсхатологическая идея Царства Божьего» («Русская идея. Основные проблемы русской мысли XIX века и начала XX»).
В четвертом, заключительном параграфе второй главы «Предчувствие социокультурного взрыва как “Апокалипсиса нашего времени”» обращается внимание на важный аспект богоискательства и литературы порубежного периода в целом. В культуре начинает назревать предчувствие приближающейся или уже начавшей совершаться в недрах жизни катастрофы. Возникают ожидания достижения желаемых идеалов через коренную ломку старого порядка, приход еще неведомых условий жизни видится через «очистительный пожар». Это предчувствие близости перемен в рамках религиозной рефлексии выражалось в образах христианского апокалипсиса. История приближалась к отдельной личности в своих грандиозных потрясениях.
Идеи Соловьева, Мережковского, Бердяева о трех последовательных ступенях религиозного откровения, о завершении двух эпох (или, у Соловьева, двух начал религиозной жизни – созерцательной Восточной и активной Западной), и обетование скорого наступления третьего откровения и синтеза, предполагали и исполнение самой истории, свершение самого важного, всеохватывающего и предельного события. Кроме того, мотивы апокалипсических перемен возникали у поэтов-символистов (Блок, Брюсов, Белый), в художественном творчестве Чехова, Бунина, Мережковского.
Таким образом, ключевыми мотивами богоискательства конца XIX – начала XX века можно назвать: мотив нового религиозного понимания брака, освящения плоти, «религиозной общественности», как синтеза плоти и духа, религии и культуры, мотив апокалипсических предчувствий. Эти мотивы являлись константами религиозного поиска, формировали его изначальные координаты, одновременно выступая важными смысловыми узлами всей культуры рубежа веков. Весьма показательно, что эсхатологические и апокалипсические ожидания новых религиозных откровений, новые толкования догматов не ставили вопроса бытия Божия. Богоискатели были скорее верующими людьми, поглощенные вопросом слияния жизни и религии, чем поиском самого Бога.
В третьей главе работы «Богоискательство и революция в пространстве мифологии» представлен анализ взаимосвязи богоискательства и богостроительства, раскрывается революционный элемент религиозных поисков, а также производится попытка осмысления мифотворческого потенциала богоискательства.
В первом параграфе третьей главы «Богостроители и богоискатели: друзья или враги?» заново рассматривается вопрос, поднятый Д. В. Философовым в ходе одного из заседаний Религиозно-философского общества в Санкт-Петербурге. Вопрос состоял в идейной и телеологической близости тех, кто относил себя к богоискателям, и более определенной по составу группе писателей и общественных деятелей, относивших себя к богостроительству.
Для культуры рубежа веков весьма показательно, что идея совершенной религиозной общественности возникла не только в стане «идеалистов», но и в более практичных социал-демократических, в сущности атеистических, кругах. Вслед за богоискателями свои религиозные концепции стали развивать М. Горький, А. В. Луначарский, В.А. Базаров. Богостроители утверждали, что Бог как самостоятельная сущность никогда не существовал. Согласно их концепции, Бог был иллюзией подчиненных классов, а высшие слои общества использовали идею Бога как механизм социального подчинения и контроля. Однако богостроители признавали наличие в человеческой психике особого религиозного чувства. Значительный творческий и энергетический потенциал этого чувства богостроители предлагали перенаправить с поклонения «выдуманному Богу» на строительство идеального коллектива будущего, который должен сам стать настоящим Богом.
Показательно, что сходство окончательных религиозно-общественных идеалов выявляется при сопоставлении взглядов М. Горького и Ф.М. Достоевского. Личные заметки и высказывания писателей, их художественное наследие затрагивают мотив прекрасного будущего даже в близкой терминологии. Но пути к религиозному идеалу были различны. Проблему поиска Бога и его строительства Достоевский поставил еще в романе «Бесы» в образе инженера Кириллова – это выбор между верой в Бога и перенесением функций Бога на внебожественные объекты – человека, коллектив. Проблема выбора пути к Богу – проблема человекобожества или богочеловечества, представляла принципиальный рубеж между богостроительством и богоискательством.
Д.В. Философов развивал последовательную критику обожествления будущего коллектива, но, отвечая на свой собственный вопрос о дружбе богоискателей и богостроителей, публицист ответил: «верим, что станут друзьями» («Богостроительство и богоискательство»).
Во втором параграфе третьей главы «Единство православия и самодержавия как предпосылка единства богоискательства и революции» говорится о теоретическом обосновании соединения двух стихий – религиозной и революционной, которое разрабатывал круг Мережковских.
Основываясь на идее нерасторжимости православия и самодержавия (а правительство само настойчиво старалось отождествлять себя с православными идеалами), круг Мережковских логически выводил, что борьба против одной половины целого неизбежно влечет за собой и борьбу со второй половиной. Иными словами, борьба политическая подтачивала и основы православия, борьба религиозная – основы самодержавия.
Действительно, полицейские преследования по политическим мотивам распространялись и на богоискательство. И тесному переплетению политического с религиозным на уровне государственной идеологии соответствовало не только подобное же явление у русских радикалов, но и переплетение религиозного с политическим у богоискателей. Идея коренного переустройства общества на религиозных началах, основной мотив богоискательства рубежа веков, подразумевала изначальную революционность. «Что же задумано? – спрашивал А. Блок в статье «Интеллигенция и революция» – Переделать все. Устроить так, чтобы все стало новым; чтобы лживая, грязная, скучная, безобразная наша жизнь стала справедливой, чистой, веселой и прекрасной жизнью. Когда такие замыслы, искони таящиеся в человеческой душе народной, разрывают сковывавшие их путы и бросаются бурным потоком, доламывая плотины, обсыпая лишние куски берегов, это называется революцией» («Интеллигенция и революция»).
Кроме того, мотивы богоискательства, даже семантика последовательного исполнения трех религиозных Заветов, перенимались революционными поэтами-футуристами. Символические образы революции и богоискательства переплетались, рождая сложный клубок культурных ориентиров. Еще в 1909 году Н.М. Минский с полным основанием констатировал своеобразное «товарищество» всех новых течений культуры Серебряного века: «все – я подчеркиваю это слово – все без исключения представители новых настроений: Бальмонт, Сологуб, Брюсов, Мережковский, А. Белый, Блок, В. Иванов – оказались певцами во стане русской революции» («На общественные темы»).
В третьем параграфе третьей главы «Богоискательство и коммунизм: движение в рамках мифа» выявляется мифологическая природа мотивов богоискательства.
Уже на рубеже веков высказывалась мысль о том, русские социалистические и политические учения являются формой религии для своих адептов. После свершения революции и возникновения постреволюционной реальности возникла идея, что богоискательство не только расшатывало прежние устои, выступая, в том числе, и революционным явлением, но содержало в себе образы и смысловые элементы постреволюционной реальности. Н.А. Бердяев, М.Л. Слоним, С.Л. Франк указывали на родственные взаимосвязи советской идеологии с религиозными исканиями периода Российской империи. Родство богоискательства и идеологической пропаганды выявляется благодаря мифологической природе их сюжетов.
В частности «Миф о золотом веке», согласно М. Элиаде является сквозным мотивом «многочисленных религиозных концепций» и философско-утопический построений («Аспекты мифа»). При этом заново актуализируясь в пространстве религиозного или философского поиска (который строится в рамках философского рационального дискурса), миф может выпадать из своей религиозной области в область чистой социальной идеологии.
Религиозная (идеологическая) регламентация половых отношений, провозглашение святости материи и плоти мира, единство и образцовость социальной организации, возникшей из некого великого пожара «конца прошлых времен» – нашли свое идеологическое оформление в мифологии советского коммунизма. Благодаря этим мифологическим элементам и на их основе и можно проводить сопоставления коммунизма и религии, семантики революции и богоискательства, богостроительства и идеологии советской России. Характерно, что псевдорелигиозные черты и религиозные амбиции коммунизма отмечались не только российскими, но и зарубежными мыслителями (Р. Арон, Б. Рассел).
Мифологические структуры роднят не только представителей разного религиозного поиска между собой, делают возможным их сопоставление и объединение в культурное явление богоискательства. Но мифологические структуры сохраняют свое социокультурное значение и в хронологической перспективе, выявляя внутренние ядра культурной жизни. Миф как элемент религиозной жизни, становится элементом жизни культурной и социальной, перевоплощаясь в различные формы, становясь желаемым или достигнутым, будущим или настоящим, разрабатываемым великими писателями или насаждаемым государственной пропагандой.
В Заключении подводятся итоги исследования и формулируются выводы работы. На основе анализа идейно-смысловых мотивов писателей делается финальное заключение, что богоискательство явилось культурным феноменом религиозного поиска вокруг общих проблемных точек, обладающих мифологической природой. Взаимосвязь богоискательства с социально-политическим и культурным контекстом рубежа веков обнаруживает мифологические основы динамики русской культуры в начале XX века.
Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:
В изданиях, рекомендованных ВАК:
- Венгеров А.И. Богоискательство, революция и социализм в России: взаимосвязь культурных практик // Вестник РГГУ №15/09. – М.: РГГУ, 2009. – 352 с. – С. 86-97.
В других изданиях:
- Венгеров А.И. Социальный кризис и богоискательство в России конца XIX – начала XX века // Бренное и вечное: идеология и мифология социальных кризисов: Материалы Всерос. науч. конф. 20-21 октября 2009 г. – Великий Новгород.: НовГУ им. Ярослава Мудрого, 2009. – 449 с. – С.139-141.
- Венгеров А.И. Богоискательство Ф. Достоевского как социально-религиозная утопия // Дни аспирантуры РГГУ. Выпуск 4. – М.: РГГУ, 2010. – 449 с. – С.155-166.
- Венгеров А.И. Роль синтеза филологического, искусствоведческого и культурологического подходов в исследовании мифологических мотивов социокультурного пространства (на примере культуры России конца XIX – начала XX веков) // Филология – искусствознание – культурология: новые водоразделы и перспективы взаимодействия: Междунар. науч. конф.: тез. докл. и сообщ. / М-во культуры РФ, Рос. ин-т культурологи и др. – М.:, 2009. – С. 16-17.