Geum.ru

И. Г. Петровский (председатель), академик

Вид материалаДокументы

Содержание


Ленивцы и толстокожие
Ископаемый бык
Подобный материал:
1   ...   11   12   13   14   15   16   17   18   ...   33

ЛЕНИВЦЫ И ТОЛСТОКОЖИЕ,

ИЗОБРАЖЕННЫЕ, ОПИСАННЫЕ И СРАВНЕННЫЕ Э. ДАЛЬТОНОМ

Первый выпуск с семью, второй с двенадцатью гравюрами на меди

Бонн, 1821 129

Видя перед собой эту отличную работу, мы с особым удовольствием вспоминаем то время, когда ее автор еще жил среди нас и своей остроумной и содержательной беседой привлекал внимание значительного общества, вместе с тем стимулируя его своими научными и артистическими сообщениями.

Его выдающееся произведение по анатомии лошади было тогда уже обработано; и так как мыслящему человеку при рассмотрении частного всегда навязывается общее, идея родит мысли, и мысль облегчает выполнение, то до сих пор мы оказываемся благодарны ему за важные, в высшей степени стимулирующие понимание целого, работы.

Так, в «Истории развития цыпленка из яйца»,130 в которой он так усердно принимал участие, не предлагается какая-нибудь отдельно схваченная мысль, обособленное замечание; скорее все представленное вытекает из идеи и дает нам наглядные доказательства того, что мы едва решаемся уловить с помощью высшего понятия. Также и два настоящих остеологических выпуска созданы в духе глубочайшего созерцания, которое ни на одно мгновение нельзя ввести в заблуждение протеевской изменчивостью форм, излюбленным состоянием божества Камарупы131; наоборот, это созерцание постоянно продолжает толковать самые разнообразные явления, даже требовать их.

Что касается введения, то мы вполне согласны с автором и к тому же весьма признательны за то, что он не только укрепляет нас в долго лелеемых и давно признанных основных положениях, но также держится пути, на который мы сами не могли вступить, указывает на стези, сулящие наилучшие возможности.

У нас есть также основание согласиться с общей трактовкой и частными выводами; пользуясь случаем, мы хотим кратко сообщить некоторые замечания, только что возникшие у нас.

Мы разделяем с автором убеждение относительно общего типа, так же как относительно преимуществ вдумчивого сопоставления структур; мы также верим в вечную подвижность всех форм в явлении.

Однако здесь встает вопрос, что известные формы, раз установившись в своих родовых, видовых и индивидуальных признаках, упорно сохраняются долгое время сквозь многие поколения и даже при величайших отклонениях постоянно остаются в основном смысле теми же.

Мы высказываем это соображение, чтобы подойти к роду брадипус 132, из которого нам приводится три вида, не имеющих сходства в отношении пропорций членов, и, следовательно, надо было бы сказать, не имеющих сходства формы в целом; однако части их все-таки похожи по смыслу, и мы хотели бы повторить здесь слова Трокслера: «Скелет является вообще самым важным и пригодным физиогномическим знаком того, какой творящий дух и какой сотворенный мир взаимно прониклись в земной жизни».

Но как назвать дух, который открылся в роде брадипус? Мы хотели бы, браня, назвать его лишенным духа133, если бы можно было сказать такое кощунственное слово по отношению к жизни; во всяком случае это дух, который не может обнаружиться в своем основном проявлении, именно в более или менее ясном отношении к внешнему миру.

Да будет мне позволено некое поэтическое выражение, так как проза здесь вообще оказывается недостаточной. Чудовищный дух, который в океане мог бы проявиться в виде кита, бросается на болотисто-каменистое побережье в жаркой зоне. Он теряет преимущества рыбы, ему недостает несущей его стихии, предоставляющей самому тяжелому телу легкую подвижность посредством малейших органов. Появляются чудовищные подсобные члены, чтобы нести чудовищное тело. Странное существо чувствует себя принадлежащим наполовину земле, наполовину воде и лишено всех удобств, которые обе стихии предоставляют своим постоянным обитателям. И достаточно странно, что это рабство, «внутренняя неспособность стать в соответствие с внешними условиями», переходит также на его потомство, которое, хотя и в противоположном смысле, не скрывает своего происхождения.134 Если положить изображения гигантского ленивца и ай-ая135 рядом, то, убедившись в их взаимном родстве, можно сказать примерно следующее:

Этот чудовищный колосс, который не мог подчинить себе болото и гравий, стать там хозяином положения, передает через ряд поколений своему потомству, перешедшему на сушу, подобную же неспособность, которая теперь особенно отчетливо проявляется потому, что существо попадает в чистую стихию, не препятствующую развитию внутреннего закона. Но если когда-либо обнаруживалась слабая, лишенная духа жизнь, то это произошло здесь; члены даны, но они образуются непропорционально, они тянутся в длину; конечности, словно натерпевшиеся от прежнего тупого насилия и как бы спеша отдохнуть на воле, вытягиваются беспредельно в длину и даже завершение их в когтях, кажется, не имеет границы. Шейные позвонки размножаются, и сами, возникая друг из друга, показывают на совершенный недостаток внутренней сдержанности; голова оказывается небольшой и безмозглой. Почему и можно сказать, что в отношении настоящего внутреннего высшего типа гигантский ленивец гораздо менее чудовище, чем ай-ай. Удивительно, напротив, как у унау 136 животный дух уже больше сосредоточился, теснее сблизился с землей, приспособился к ней и в развитии поднялся до подвижного обезьяньего рода; и среди обезьян встречаются такие, которые, пожалуй, указывают на это животное.

Если изложенному, указывающему на нечто общее, можно придавать известное значение, то пусть найдет себе место еще одно частное наблюдение. Уже на обложке нашего второго выпуска о морфологии находится следующее замечание:

На таблице, стр. 136, среди vertebrae dorsi мыслится некая середина, по поводу которой необходимо сделать небольшое разъяснение. Именно, на хребте отчетливо построенных млекопитающих можно заметить, что остистые отростки наклонены спереди назад, а затем ниже сзади наперед, навстречу отросткам вышележащих позвонков. Там, где оба ряда встречались, полагали середину, и отсюда считали спинные позвонки вперед, а поясничные назад. Но в дальнейшем не вполне удалось выяснить значение этой середины.

Между тем я возобновил эти наблюдения, когда значительное число скелетов лежало рядом друг с другом передо мной, и передаю нижеследующее для дальнейшего обдумывания.

Остистые отростки гигантского ленивца не заслуживают этого названия, ибо все они сплющены и вместе с тем направлены спереди назад; здесь, следовательно, не может быть и речи о середине хребта.

Те же отростки у носорога более стройны, склоняются же все, однако, спереди назад.

У азиатского слона замечательно, что передние отростки оказываются непропорционально большими, к заднему концу тела становятся всё меньше, но так же все согнуты назад, каковое направление имеют даже последние три, хотя они при этом и оказываются расширенными и сплющенными.

То же видно и на африканском слоне, но с большей пропорциональностью: последние четыре отростка сплющиваются.

У гиппопотама заметно уже большее различие. Передние отростки, частью длинные и палочковидные, частью короткие и сплющенные, направлены все назад, однако шесть, считая сзади, сильнее сплющенные, обращены вперед.

Тапир имеет вообще, а следовательно, и в отдельных частях красивые пропорции; передние более длинные остистые отростки, уменьшаясь и сплющиваясь, обращены назад; однако при счете с заднего конца обнаруживаются от восьми до девяти очень сильно сплющенных отростков, которые обращены, если не вперед, то вверх.

У свиньи более длинные передние отростки загибаются вверх и назад; сзади же наперед, однако, насчитывается уже девять, которые уплощаются и обращены вперед.

Вместе с этим уплощением и обращением вперед задних остистых отростков происходит, как кажется, уменьшение ложных ребер, как это особенно заметно при сравнении азиатского слона и свиньи; возможно, что при более близком рассмотрении откроется еще больше значительных отношений и связей.

Впрочем, замеченное мною я высказал лишь бегло, так как у меня перед глазами лежат отличные характерные таблицы и, вообще, теперь можно легко делать такие сравнения и на других членах.

Относительно художественных достоинств таблиц веймарские ценители искусства высказываются следующим образом.

Гигантский ленивец. VII таблиц к трем видам.

Что касается формы костей, как и изображения их, то все свидетельствует о необыкновенном усердии, величайшей заботливости, серьезном старании достигнуть отчетливости. Нам не часто удавалось видеть изображение костей, где характер их был бы так удачно представлен, уделено так исключительно много внимания деталям их формы.

Возвышенности и углубления, края и закругления везде верно представлены с большим искусством и образцовым усердием, общая же трактовка исключительно изящна. Особенно этой похвалы заслуживают таблицы III, IV и V, содержащие отдельные кости гигантского ленивца.

Толстокожие животные, новейший выпуск. XII таблиц к шести видам.

О нем можно повторить все то хорошее, что было сказано о предыдущем, а частично выполнение удалось даже лучше; так же нежно и чисто и притом с величайшей отчетливостью. Таблица VII особенно так сильна и ясна, что нельзя пожелать лучшего; то же можно сказать об отдельных костях из таблиц IV и IX.

Далее надо признать весьма остроумной мысль показать позади скелетов толстокожих силуэт живого животного. Благодаря этому становится очевидным, почему эти существа называются толстокожими, так как кожа и жир в естественном состоянии закрывают и прячут внутреннее строение.

Но вместе с тем становится наглядным, что внутри этой кажущейся неуклюжей массы все же скрывается исключительно расчлененный, подвижный, порой изящный костяк, и потому у некоторых становятся возможными ловкие, умные, приятные движения.

И последний взгляд на эти таблицы также напоминает нам некоторыми добавочными надписями о путешествиях, предпринятых ученым художником для создания работы, которая в частностях содержит столько ценного и сулит такое большое влияние на целое.

Этими словами мы приветствуем и благодарим старого друга издалека, как будто бы он присутствовал здесь, за то, что он как текстом, так и рисунками превзошел наши желания и надежды. Мы будем эту ценную работу всегда иметь перед глазами при наших исследованиях и вместе с тем считать и чтить ее, как фундамент и постройку. Да будет нам дана возможность часто возвращаться к ней, в доказательство того, как она в меру наших способностей побуждающе повлияла на нас.

Как раз в то время, когда мы этим хотели закончить статью, нам снова попалось на глаза прекрасное произведение нашего автора об анатомии и форме лошади, и, наслаждаясь им вновь, мы замечаем, как мягким загибанием назад передних палочковидных остистых отростков и направленным против них устремлением низких плоских отростков собственно и создается естественное седло, а вместе с ним лошадь в ее совершенном облике и величайшей пригодности.




ИСКОПАЕМЫЙ БЫК 137

Господин д-р Йегер сообщает в «Вюртембергском ежегоднике» за 1820 г., стр. 147, сведения об ископаемых костях, которые были найдены в Штутгарте в 1819 и 1820 гг.

При выкапывании погреба был открыт кусок бивня мамонта; он лежал под слоем красной глины, толщиной в девять футов, и слоем садовой земли, примерно в два фута, что указывает на то далекое время, когда Неккар стоял еще настолько высоко, что при разливе мог не только выносить подобные останки, но также погребать их столь глубоко. В другом месте на такой же глубине нашелся еще большой коренной зуб мамонта и такие же зубы носорога. Но тут также обнаружились, рядом с упомянутыми ископаемыми, фрагменты крупного вида быка, которого, следовательно, можно было полагать современным вышеназванным животным. Эти кости были смерены господином д-ром Йегером и сравнены со скелетами современных животных; тут он нашел, приведем для примера, что шейка ископаемой лопатки имеет сто две парижские линии, тогда как таковая швейцарского быка лишь восемьдесят девять.

Затем тот же автор сообщает о ранее найденных и в кабинетах сохраняемых костях быков, из сравнения которых между собой и со скелетами ныне живущих существ этого вида он позволяет себе сделать вывод, что древний бык достигал высоты от шести до семи футов и, следовательно, был значительно больше, чем еще теперь имеющиеся виды. Какие, однако, из последних по внешности более всего походили на ископаемого, можно справиться у сообщающего. Во всяком случае древний бык может рассматриваться как широко распространенная вымершая основная раса, потомками которой могут считаться обычный и индийский быки.

Когда мы обдумывали это сообщение, нам кстати вспомнились три огромных роговых стержня, которые уже несколько лет тому назад были найдены близ Меллингена, в гравии Ильма. Их можно видеть в Иенском остеологическом музее. Самый крупный из них имеет в длину два фута шесть дюймов, а его охват там, где он прикрепляется к черепу, один фут три дюйма лейпцигской мерки.

И вот во время этих размышлений мы получили известие, что в мае 1820 г. на торфоразработке в Фрозе в Халберштедтишен, приблизительно на глубине от десяти до двенадцати футов, найден еще такой скелет, от которого сохранилась, однако, только голова.

Господин д-р Кёрте дает нам очень характерный рисунок этой головы (в Балленстедтовом «Архиве прошлого мира»,138 т. 3, вып. 2, стр. 326), сравниваемой с черепом фойгтлэндского быка, который он собственным трудом сумел приготовить. Мы уступаем слово этому мыслящему наблюдателю:

«Как два основных документа лежат они оба передо мной: череп прабыка, как свидетельство того, что издавна хотела природа, и таковой современного быка, как свидетельство того, чего она достигла в этом направлении в настоящее время. Я рассматриваю могучие массы прабыка, его колоссальные роговые стержни, его низкий лоб, его широко по сторонам расставленные глазницы, его плоские, узкие слуховые камеры и глубокие борозды, которые врезали лобные жилы. Сравните с этим гораздо более вперед сдвинутые, более крупные глазницы нового черепа, его повсюду более выпуклые кости лба и носа, его более просторные и развитые слуховые камеры, плоские борозды его лба и вообще большее развитие его отдельных частей.

«Выражение нового черепа осмысленнее, покорнее, добродушнее, даже разумнее; форма в общем благороднее; таковое прабыка грубее, упрямее, непокорнее, тупее. Профиль прабыка, особенно в области лба, очевидно, более свинообразен, тогда как профиль нового более приближается к таковому лошади.

«Между прабыком и современным быком лежат тысячелетия, и я представляю себе, как тысячелетиями, от рода в род, все более сильное желание животного удобно смотреть вперед постепенно переменило положение глазных впадин на черепе прабыка; как стремление легче, яснее и дальше слышать расширило слуховые камеры этих животных и усилило их внутреннюю выпуклость; и как могучий животный инстинкт постепенно все больше поднимал его лоб, дабы для благосостояния и питания воспринимать все больше впечатлений внешнего мира. Я представляю себе, как прабыку были открыты безграничные пространства и как его грубой силе должны были уступать буйные заросли первобытной растительности; как, напротив, современный бык наслаждается богатыми, обработанными пастбищами и культурными растениями; я понимаю, как постепенное развитие этого животного дошло до настоящего состояния, приспособленного к ярму и питанию в хлеву, как ухо его прислушивалось к удивительному человеческому голосу, и он невольно повиновался ему, и как его взор привык и привязался к прямой человеческой фигуре. Прежде чем был человек, был уже прабык; по крайней мере, он уже был в то время, когда человек для него еще не существовал. Общение с человеком, уход его бесспорно повысили организацию прабыка. Культура одомашнила его, превратив в быка, т. е. в несвободное, неразумное и нуждающееся в помощи животное, доведенное до питания на цепи и в стойле, до пастьбы под надзором собаки, под палкой и бичом, т. е. укротила».

Но чтобы нам была предоставлена возможность непосредственно принять участие в столь прекрасных наблюдениях, нам помог один счастливый случай: в торфяном болоте близ Хаслебен, округ Гросрудештедт, весной 1821 г. всплыл целый скелет такого животного; он был затем доставлен в Веймар и расположен на полу в естественном порядке, причем тогда было обнаружено, что некоторое число частей недостает; и вскоре благодаря произведенным новым расследованиям на том же месте они были в большинстве найдены, и теперь приняты меры к установке всего скелета в Иене, что и выполнено заботливо и усердно. Немногие недостающие еще части, ввиду потери надежды найти их из-за продолжающейся мокрой погоды, были тем временем заменены искусственными, и теперь скелет так и стоит, предоставленный в настоящем и будущем для рассмотрения и обсуждения.

О голове речь будет позже, предварительно же мы здесь сообщим размеры целого в лейпцигских футах.

Длина от середины головы до конца таза 8 футов 61/2 дюймов, передняя высота 6 футов 51/2 дюймов; задняя 5 футов 61/2 дюймов.

Господин д-р Йегер, так как он не имел целого скелета перед собой, пробовал путем сравнения отдельных костей ископаемого быка с таковыми современных нам компенсировать этот недостаток, причем он получил несколько большую величину, чем приведенная нами.

Что касается головы нашего экземпляра, то мы можем считать ее соответствующей характерному рисунку г. Кёрте, только у нашего экземпляра недостает, кроме os intermaxillare, еще части верхней челюсти и слезной кости, которые у того имеются. Мы можем также сослаться на сравнение, сделанное Кёрте с фойгтлэндским быком, пользуясь лежащим перед нами венгерским.

Ведь мы, благодаря особой любезности господина директора фон Шрейбера в Вене, получили скелет головы венгерского быка; он по размерам несколько крупнее фойгтлэндского, тогда как, напротив, наша ископаемая голова кажется несколько меньше таковой быка из Фрозе. Все это будет установлено при более точном изучении, измерении и сравнении.

А теперь мы снова вернемся к размышлениям Кёрте и, считая их совершенно соответствующими нашим убеждениям, прибавим к ним еще кое-что, подтверждающее их, и снова порадуемся при этом обстоятельстве лежащим перед нами д'альтоновским таблицам.

Все отдельные члены самых диких, грубых, совершенно некультурных животных имеют могучую vita propria139, особенно это можно сказать об органах чувств; они менее зависимы от мозга, они сами как бы приносят свой мозг с собой и довлеют сами себе. Взгляните на профиль эфиопской свиньи на 12-й д'Альтоновской таблице, фиг. b, и рассмотрите положение глаза, который, как кажется, непосредственно соединяется с затылочной костью, как будто кости черепа исключены.140

Здесь почти отсутствует мозг, как это можно заметить и в фиг. а, и глаз имеет как раз столько жизни для себя, сколько ему требуется для его функции. Если же, напротив, рассмотреть тапира, бабируссу, пекари, домашнюю свинью, то можно увидеть, как глаз уже смещается, и между ним и затылочной костью надо предположить умеренный мозг.

Если мы теперь снова обратимся к ископаемому быку и положим перед собой таблицу Кёрте, то мы найдем, что капсула глазного аппарата, если мы можем так ее назвать, выдвинута далеко в сторону, так что глазное яблоко должно было казаться обособленным членом на предполагаемом нервном аппарате. То же мы видим и у нашего быка, хотя вполне сохранилась только одна капсула; напротив, глазные впадины фойгтлэндского, как и венгерского, с несколько большими отверстиями более притягиваются к голове и по своему очертанию не кажутся большими.

Но самое большое и значительное различие может быть найдено в рогах, направление которых не вполне удается изобразить на рисунке. У ископаемого быка они идут вбок, несколько назад; но по стержням можно с самого начала заметить их дальнейшее направление вперед, которое вполне хорошо различимо, когда они удаляются на 2 фута 3 дюйма; теперь они изгибаются внутрь и вытягиваются в таком положении; так что, если представить себе на роговом стержне его чехол, который надо считать на шесть дюймов длиннее стержня, то рог в таком положении достиг бы своего корня, и, следовательно, это так называемое оружие было бы данному существу столь же бесполезно, как клыки свинье бабируссе.

Если сравнить с ним венгерского быка, находящегося перед нами, то видно, что стержни рогов сразу же принимают направление несколько вверх и назад, и заостряются, наконец, с очень грациозным изгибом.

В общем здесь следует заметить: живое, когда оно иссякает, так что оказывается, если не отмершим, то все же прекратившим развитие, имеет обыкновение сгибаться, как мы это обычно видим на рогах, когтях, зубах; сгибается оно и извивается при этом змееобразно, — из этого возникает грациозное, красивое. Это фиксированное движение, хотя все еще кажущееся подвижным, весьма приятно глазу; Хогарт при разыскивании простых красивых линии напал на это; и всякому известно, какую пользу из этого образования извлекли древние при изображении рогов изобилия на произведениях искусства. Уже в отдельности на барельефах, камеях, монетах они приятны, а будучи скомпонованы между собой и с другими предметами, весьма изящны и выразительны; и как прелестно такой рог обвивает руку благодетельной богини.

Если бы Хогарт проследил красоту до этой абстракции, то нет ничего естественнее, что это абстрактное, если оно действительно становится заметным, должно было бы поражать приятным впечатлением. Я вспоминаю, что видел в Сицилии на большой катанейской равнине, на пастбище, маленький, стройный чисто рыжий вид рогатого скота, рога которого, когда животное, свободно озираясь, поднимало вверх изящную голову, производили весьма приятное, прямо незабываемое впечатление.

Из этого следует, что селянин, которому столь великолепное существо вместе с тем является полезным, должен быть весьма рад видеть живое беспорядочное движение этого головного украшения целых стад, красоту которого он бессознательно чувствует. Разве мы не желаем всегда видеть соединение прекрасного с полезным и обратно — украшенным то, чем мы по необходимости занимаемся?

Если из предыдущего мы видели, что природа из известной суровой, дикой концентрации обращает рога прабыка против него самого и этим до известной степени лишает его оружия, в котором он в своем природном состоянии так бы нуждался, то вместе с тем мы видим, что в одомашненном состоянии именно эти же рога приобретают другое направление благодаря тому, что они с большой элегантностью движутся одновременно вверх и наружу. Этому же предрасположению, свойственному стержню рога, подчиняется наружный роговой чехол с приятной податливостью и изяществом; первоначально покрывая еще маленький стержень, он должен при росте последнего вытягиваться вместе с ним, в связи с чем возникает кольце- и чешуеобразная структура чехла. Таковая исчезает, когда стержень снова начинает заостряться; роговой чехол все больше концентрируется, пока, наконец, выдаваясь самостоятельно над стержнем как консолидированное органическое существо, он не достигает завершения.

Раз культура дошла до этого, то нет ничего естественнее, что селянин, при прочей красивой форме животных, требует правильного образования рогов. Так как этот обычный красивый рост рогов часто вырождается, и рога тянутся неровно, назад и даже вниз, то надо по возможности это неприятное для знатоков и любителей развитие их предупредить.

Как это можно сделать, я мог заметить во время моего последнего пребывания в Эгеришском округе; разведение рогатого скота как важнейшего животного для тамошнего земледелия всегда было значительным, и все еще хорошо ведется, особенно в некоторых местностях.

Если случится, что у этих животных рост рогов окажется болезненным или неправильным и будет угрожать владельцу ложным их направлением, то пользуются, чтобы это головное украшение достигло наивысшей красоты, машиной, с помощью которой рога обуздываются — это употребительное выражение для обозначения такой операции.

Об этой машине довольно сказать следующее: она из железа, по также может быть деревянной; железная состоит из двух колец, соединенных с помощью цепи и тугого шарнира; посредством винта кольца могут быть сближены и раздвинуты; эти кольца, обтянутые чем-нибудь мягким, надеваются на рога и, путем подвинчивания или отпускания их, росту дается желательное направление. В Иенском музее можно видеть такой инструмент.