Индустриальная революция

Вид материалаДокументы

Содержание


Модернизация России
Подобный материал:
1   ...   7   8   9   10   11   12   13   14   ...   20

Модернизация России



«В восточной [Крымской] войне мы сходились с ними [с европейцами] начистоту и под конец решились признаться в превосходстве их цивилизации, в том, что нам нужно многому еще учиться у них. И, как только кончилась война, мы и принялись за дело; тысячи народу хлынули за границу, внешняя торговля усилилась с понижением тарифа, иностранцы явились к нам строить железные дороги, от нас поехали молодые люди в иностранные университеты, в литературе явились целые периодические издания, посвященные переводам замечательнейших иностранных произведений, в университетах предполагаются курсы общей литературы, английского и французского судопроизводства и пр.» (Николай Добролюбов, публицист)


«На заре железнодорожного строительства в России существовало немало противников введения нового вида транспорта. Они выдвигали самые разнообразные доводы, в том числе пугали опасностью демократизации страны. Одни говорили, что под влиянием железных дорог будет нарушена размеренная жизнь империи и внесена нежелательная динамика в общественные процессы. Другим казалось сомнительным, с точки зрения здравого смысла, что две проложенные по земле полоски железа вызовут прогресс земледельческого производства, рост старых и рождение новых городов. То ли дело соответствующие тогдашнему уровню экономики дешевые водные пути!» (Игорь Слепнев, историк)


«Ведь вот стерла же она [цивилизация] с лица земли русскую бойкую, «необгонимую» тройку, тройку, в которой Гоголь олицетворял всю Россию, всю ее будущность, тройку, воспевавшуюся поэтами, олицетворявшую в себе и русскую душу («то раздолье удалое, то сердечная тоска») и русскую природу; все, начиная с этой природы, вьюги, зимы, сугробов, продолжая бубенчиками, колокольчиками и кончая ямщиком, с его «буйными криками», – все здесь чисто русское, самобытное, поэтическое… Каким бы буйным смехом ответил этот удалец-ямщик лет двадцать пять тому назад, если бы ему сказали, что будет время, когда исчезнут эти чудные кони в наборной сбруе, эти бубенчики с малиновым звоном, исчезнет этот ямщик со всем его репертуаром криков, уханий, песен и удальства и что вместо всего этого будет ходить по земле какой-то коробок вроде стряпущей печки и без лошадей и будет из него валить дым и свист… А коробок пришел, ходит, обогнал необгонимую» (Глеб Успенский, писатель-«народник)


[Железные дороги] «лишь подстрекают к частым передвижениям безо всякой нужды и таким образом увеличивают непостоянство духа нашей эпохи» (граф Е. Канкрин, министр финансов, 40 гг. XIX в.)


«...Что сказать тебе о чугунке и не знаю, потому что слишком уж много хочется сказать. Тут, брат, все новость – чудо-юдо морское, да и только. Ни по каким описаниям и рисункам не доберешься до того, что дается понятию при взгляде; дело не в одном пониманье механизма, который для меня наполовину и теперь не понятен, но и во впечатлении, какое производит он в первый раз. Меня морозом подрало по коже, когда я сел в вагон, и машина, послушная звонку, тронулась сперва медленно, а потом все более и более ускоряла и, наконец, понеслась так, что трудно было рассмотреть мелькавшие мимо предметы. И при этой быстроте (до 30 верст в час) не тряхнет: колеса катятся по рельсам ровно, без толчков. В вагоне говор: знакомятся на живую нитку, курят, болтают, закусывают, спят – все что угодно; машина спокойно тащит за собой целую деревню вагонов, только по временам фыркая, как лошадь, или же оглушая продолжительным свистом, очень похожим на ржанье здоровой лошади: это выпускают из нее пар. И при этом обольстительно прислушаться, как неумолкаемо идет ее механическая работа: рычаги ворочают и колеса стучат по чугунным рельсам, ну, словом, есть от чего морозу пробежать по телу, не от страха – он и на ум никому не придет, когда сидишь в вагоне, а просто от восторга» (из письма к другу восемнадцатилетнего юноши25, 1961 г.)


«Мысли человека, едущего верхом, отличаются от мыслей, которые ему приходят, когда он идет пешком. Разница эта еще значительнее, когда он путешествует по железной дороге. Ассоциации, идеи и смена впечатлений настолько убыстряются, что мысли вертятся в мозгу со скоростью вагонных колес» (Жюль Верн французский писатель)


«Феклуша. Последние времена, матушка Марфа Игнатьевна, последние, по всем приметам последние. Еще у вас в городе рай и тишина, а по другим городам так просто содом, матушка: шум, беготня, езда беспрестанная... огненного змия стали запрягать: все, видишь, для-ради скорости.

Кабанова. Слышала я, милая.

Феклуша. А я, матушка, так своими глазами видела; конечно, другие от суеты не видят ничего, так он им машиной показывается, они машиной и называют, а я видела, как он лапами-то вот так (растопыривает пальцы) делает. Ну и стон, которые люди хорошей жизни, так слышат. ...

Тяжелые времена, матушка Марфа Игнатьевна, тяжелые. Уж и время-то стало в умаление приходить. ...Умные люди замечают, что у нас и время-то короче становится. Бывало, лето и зима-то тянутся-тянутся, не дождешься, когда кончатся; а нынче и не увидишь, как пролетят. Дни-то и часы все те же как будто остались; а время-то, за наши грехи, все короче и короче делается».

(из пьесы Александра Островского «Гроза», 1860 г.)


«Славно колесить по кастильским проселкам!… Если бы однажды ночью они исчезли, были кем-то злодейски похищены, ошеломленная Испания стала бы бесформенной, развалилась на комья… Бежит себе беззаботно грунтовая дорога и вдруг – щелк! – перерезается железной. Дело минутное, но слишком уж болезненное, слишком хирургическое. Двойная инъекция железа пронизывает грунтовое тело насквозь. Никогда уж у бедного проселка не заживет это место, и приходится наложить на него лубки переезда и кому-то дежурить возле больного. Издалека порой видна окровавленная повязка, которой машет дежурный в знак опасности» (Хосе Ортега-и-Гассет, испанский философ, 1915г.)


«Что же будет, ежели паче чаяния эта ядовитая цивилизация вломится в наши палестины хотя бы в виде парового плуга? Ведь он уже выдуман, проклятый, ведь уж какой-нибудь практический немец, в расчете на то, что Россия страна земледельческая, наверное выдумывает такие в этом плуге усовершенствования, благодаря которым цена ему будет весьма доступная для небогатых земледельцев… Все, начиная с самых, по-видимому, священнейших основ, должно если не рухнуть, то значительно пошатнуться и во всяком случае положить начало разрушению…» (Глеб Успенский, писатель-«народник»)