Cols=2 gutter=483> удк 316. 6 Ббк 88. 5 С 69

Вид материала

Документы

Содержание Традиционные проблемы и новые подходы Общение: традиционные

Подобный материал:

• Cols=2 gutter=197> удк 159. 922. 1 Ббк 88. 53 Ктк 017 л 50 Лесли, 11955.51kb.
• Cols=2 gutter=403> ббк 36. 87 К 38 удк 663. 252(075), 9212.73kb.
• Cols=2 gutter=490> ббк 65. 290-5 Ф32, 558.99kb.
• Cols=2 gutter=94> ббк 67. 5ІЯ73 Рекомендовано Міністерством освіти І науки України, 3493.7kb.
• Врамках программы «Прометей» Павлодар Кереку 2009 удк 316(038) ббк 81. 2Англ-4+60., 1211.12kb.
• Сборник статей молодых ученых Таганрог, 2009 удк 316. 77: 001. 8 Ббк 74. 580., 4329.03kb.
• Рекомендации по формированию трудовых коллективов удк 316. 334. 22+658. 3 Ббк 60. 561., 2600.12kb.
• В. И. Глазко В. Ф. Чешко «опасное знание» в «обществе риска» (век генетики и биотехнологии), 13324.37kb.
• Cols=2 gutter=47> пбоюл кошмак, 159.62kb.
• Cols=3 gutter=38> Список улиц г. Пскова, 135.43kb.

53

[Markus, Nurius, 1986]. Очевидно, что «возможных Я» может быть та­кое же неограниченное количество, как и рабочих «Я-концепций»; также понятно, что они могут быть как негативными, так и позитив­ными. В общем виде «возможные Я» — это наши воображаемые пред­ставления о том, чем мы можем стать в будущем (как «хорошие», так и «плохие»). В полном соответствии с характерным для нашего време­ни вниманием социальных психологов, работающих в личностной проблематике, к мотивационным основам «Я» исследователи отмеча­ют мотивирующую функцию как позитивных, так и негативных «воз­можных Я»: образ себя успешного в будущем или представление о себе как о потенциальном неудачнике «творят» реальный успех или неудачу (что, впрочем, давно известно психологии как феномен «са­моосуществляющегося пророчества»).

Идея самоконструирования (и, следовательно, наличие доминан­ты потенциальности в современных социально-психологических кон­цепциях личности) распространяется и на исследования тех иденти­фикационных структур, которые традиционно считались четко задан­ными, а именно социальной идентичности. В определенной степени это связано с тем, что социальные самоопределения личности (отра­жаемые в концепте социальной идентичности) феноменологически проявляются через наблюдаемые паттерны «решения проблем». В ито­ге сегодня в структуру «социального Я» включаются как прошлые, реализованные социальные самохарактеристики, так и прогнозируе­мые, будущие социальные выборы.

Примером подобного подхода является, например, концепция «возможной социальной идентичности» М. Синнирелла [Cinnirella, 1998]. Согласно данному автору, процесс построения человеком ре­пертуара своих «возможных Я» неотделим от оценки степени той ве­роятности, с которой эти «возможности» будут реализовываться. При этом, как правило, человек исходит из оценки возможностей своей коммуникации, существующих у него образов своего ближайшего окружения, которое может «работать» как pro, так и contra различных «возможных Я». Таким образом, всегда существует своего рода «соци­альная подкладка» наших «возможных Я», и, следовательно, стано­вится необходимым прояснить взаимосвязь между групповыми про­цессами и созданием «возможного Я»-репертуара.

Согласно Синнирелла, желание реализовать персональный полюс «возможного Я» актуализирует у человека представления о возмож­ных стратегиях достижения определенной социальной идентичности, и, наоборот, представления о необходимости реализации социально­го полюса «возможного Я» могут изменить содержание персональных самохарактеристик. В итоге взятое в своей мотивирующей функции персональное «возможное Я» влияет на большинство элементов дос-54

тигнутой социальной идентичности, а возможные социальные иден­тичности — на содержание актуальных представлений о себе.

Внутренняя связь социального и персонального полюсов возмож­ных идентификационных структур выражается также и в том, что для осмысления их содержания человек использует сходные стратегии. Их направленность, по мнению Синнирелла, определяют два фактора: 1) общие закономерности атрибутивных процессов: как и потенци­альная «осуществляемость» негативных «возможных Я», возникнове­ние нежелательных возможных социальных идентичностей будет при­писываться внешним обстоятельствам; 2) общая для когнитивных теорий идея согласованности различных когниций: социальные груп­пы создают разделяемые их членами «истории жизни группы», объ­единяющие прошлое, настоящее и будущее группы в согласованное представление, так и «возможное Я» отдельного человека, состоящее из «личных историй», имеет некоторую внутреннюю согласованность.

Что касается динамики социальных «возможных Я», то, опираясь на известное положение концепций А. Тэшфела и Дж. Тернера о стрем­лении к поддержанию позитивной социальной идентичности, М. Син­нирелла постулирует наличие у человека желания поддерживать поло­жительные образы прошлого и будущего «своей» группы, сохраняя тем самым определенное позитивное содержание социального полю­са «возможных Я».

Таким образом, можно видеть, что своего рода общей линией в развитии исследовательских подходов к анализу различных аспектов идентификационных структур личности стал все больший переход от представлений об их содержательной и функциональной определен­ности к идеям их динамической изменчивости и неопределенности.

Подводя итог вышесказанному, можно сделать вывод, что разви­тие проблематики личности в социальной психологии всегда оказы­валось тесно связанным с существующими вариациями понимания социальности в целом. Постепенное смещение ее трактовок от «жест­ких», внешних, ролевых к более «размытым», социокультурно задан­ным, множественным обусловливало и соответствующую динамику представлений о личности как социальном субъекте. Для социальной психологии это выражается в наличии фактически трех равноправных логик анализа «неуловимой» личности нашего времени: понимания ее неопределенности, во-первых, как следствия объективных измене­ний всей социальной реальности, идущих в том же направлении, во-вторых, как следствия парадигмальных изменений в самой социаль­ной психологии, все более смещающих фокус исследовательского интереса к анализу перемен, и, в-третьих, как отражения объектив­ных изменений личности самого нашего современника, все более те­ряющего свою социальную определенность и заданность.

55

Литература

Абельс X. Интеракция, идентификация, презентация (введение в интер-претативную социологию). СПб., 1999.

Андреева Г. М. Психология социального познания. М., 2000.

Андреева Г. М., Богомолова Н. И., Петровская Л. А. Зарубежная социальная психология XX столетия. М., 2001.

Анциферова Л. И. Личность в трудных жизненных условиях: переосмысли­вание, преобразование и психологическая защита//Психологический журнал. Т. 15.1994. № 1. С. 3-18.

Асмолов А. Г. Культурно-историческая психология и конструирование ми­ров. М.; Воронеж, 1996.

Бандура А. Теория социального научения. М., 2000.

Белинская Е. П., Тихомандрицкая О. А. Социальная психология личности. М, 2001.

Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. М., 1995.

Кон И. С. Социологическая психология. М., 1999.

Краус Г. Новые социально-психологические концепции больных маниакаль­но-депрессивным психозом//Вопросы психиатрии. 1996. № 6. С. 56—69.

Кричевский Р. Л., Дубовская Е. М. Социальная психология малой группы. М., 2001.

Леонтьев Д. А. Психология свободы: к постановке проблемы самодетер­минации личности//Психол. журнал. Т. 21. 2000. № 1. С. 3-18.

Мамардашвили М. К. Как я понимаю философию. М. 1992.

Banaji M. R., Prentice D. A. The Self in Social Context//Annual Review of Psychology. 1994. Vol. 45. P. 297-332.

Baumeister R. F. Identity: Cultural change and the struggle for self. Oxford, 1986.

Beauvois J. -L., Dubois N., Doise W. La construction sociale de la personne. Grenoble, 1999.

Beauvois J.-L. Les composantes collectives de la persorme//Beauvois J.-L., Dubois N., Doise W. La construction sociale de la personne. Grenoble, 1999. P. 5—18.

Castells M. The Information Age: economy, society and culture. N.Y., 1998.

Guimond S. Le multiculturalisme comme politique de gestion de la diversite culturelle//Beauvois J.-L., Dubois N., Doise W. La construction sociale de la personne. Grenoble, 1999. P. 173-183.

Markus H. R., Nurius P. Possible selves//American Psychologist. 1986. Vol. 41. P. 954-969.

Shotter J. The ephemeral identity: transitory personalities in an era of postmodernism. L., 1987.

Swann W. B. To be adored or to be known: the interplay of self-enhancement and self-verification//Handbook of motivation and cognition. N.Y., 1990.

Vandenplas-Holper С Piaget, Kohlberg et les «post-kohlbergiens»: plus d'un demi-siecle de recherches concernant le developpement moral// Beauvois J.-L., Dubois N., Doise W. La construction sociale de la personne. Grenoble, 1999. P. 21-43.

Часть II

ТРАДИЦИОННЫЕ ПРОБЛЕМЫ И НОВЫЕ ПОДХОДЫ

Вторая часть — традиционные проблемы и новые подходы — содер­жит ответ на поставленный выше вопрос о том, как соотнести устояв­шиеся принципы и подходы с новым, «стучащимся в дверь» материа­лом. Хорошо известно, что существует достаточно прочно оформив­шийся спектр «сквозных» проблем социальной психологии, включаемых в ее структуру, повторяющийся в разных школах и направлениях. Здесь нет необходимости перечислять все эти проблемы и важно лишь под­черкнуть, что их набор сохраняет свое значение как важнейших ком­понентов в структуре социальной психологии как науки. Все традици­онно включаемые в эту структуру проблемы остаются важными на­правлениями фундаментальных исследований, и изменения в мире ни в коей мере не означают утраты ими права на существование, в том числе и в учебниках по данной дисциплине.

Речь идет о другом: в изменяющемся мире многие из разрабатыва­емых направлений требуют наполнения новым содержанием и его осмыслением. Это участь всех наук, имеющих дело с исследованием общества или отдельных его фрагментов. Достаточно привести лишь некоторые примеры.

В традиционной для социальной психологии проблеме общения возникают такие, например, вопросы, как толерантность в диалоге или новые грани в содержании и свойствах стереотипов. Даже харак­теристики хорошо проработанной в исследованиях малой группы при­обретают специфические черты, связанные, например, с процессами командообразования. Особый акцент требуется, по-видимому, и в области психологии организаций в связи с возникновением их новых форм. Тем более необходима тщательная проработка проблем психо­логии больших социальных групп, ибо сами эти группы или утрачи­вают, или, напротив, приобретают новое значение.

Ряд новых поворотов можно усмотреть и в проблематике личнос­ти. Так, решение абсолютно традиционной для социальной психоло­гии проблемы социальных установок требует сегодня, кроме общего анализа механизмов их возникновения, как минимум, «учета» тех но-вых реальных условий, в рамках которых осуществляется процесс их изменения. Так же обстоит дело с изучением социализации, способов конструирования человеком образа социального мира и др.

Следовательно, необходимо и специальное исследование нового состояния каждой из традиционных проблем, и акцентирование но­вых моментов при изучении курса социальной психологии студента-

59

ми. Вторая часть книги содержит как раз изложение тех изменений, которые происходят в традиционных областях социально-психологи­ческого знания в условиях социальных трансформаций. Материал, предложенный здесь, сконцентрирован вокруг основных разделов со­циальной психологии: общения и взаимодействия (главы 1-2), пси­хологии больших и малых групп (главы 3—5), социальной психологии личности (главы 6—7). В качестве заключения предлагается глава об особенностях построения рядовым человеком картины изменяюще­гося мира, что в известном смысле является итогом всего материала, представленного в данной части книги.

ОБЩЕНИЕ: ТРАДИЦИОННЫЕ

ИССЛЕДОВАНИЯ И НОВАЯ

ПРОБЛЕМАТИКА

Проблема общения, наряду с проблемами личности и группы, является одной из базовых проблем социальной психологии. Как и проблема личности, проблема общения имеет междисциплинарный характер. Кроме того, общение, как и личность, представляет собой, с одной стороны, категорию психологической науки, а с другой — оно является обиходным понятием с точки зрения современного че­ловека, употребляемым в самых разных контекстах человеческой жиз­недеятельности.

Указанные обстоятельства можно рассматривать как трудности в разработке проблематики общения, а можно, наоборот, — как допол­нительные ресурсы для такой работы. В любом случае стоит учитывать взаимопроникновение научного и обыденного контекстов рассмотре­ния проблемы общения. Это взаимопроникновение характеризует прежде всего область прикладных исследований общения в социальной психо­логии и область социально-психологической практики.

Все это делает проблему общения «вплетенной» в контекст реаль­ной жизни общества и каждого отдельного человека. Изменения, про­исходящие в мире на рубеже XX и XXI вв., не могут не оказать влия­ния на исследование этой проблематики и на расстановку в ней но­вых акцентов.

В социальной психологии принято выделять три уровня общения — межличностный, внутригрупповой и межгрупповой. При этом наиболее часто предметом теоретического анализа и эмпирического изучения становится межличностное общение, или общение в диаде, которое фактически и рассматривается как синоним понятия общения, если не делается специальных уточнений.

В отличие от категории личности, психологическая категория об­щения является специфически российской, исторически связанной с философской традицией марксизма и с теорией деятельности, разра­ботанной в психологии на ее основе. Эта традиция лежит в основе Многих исследований общения, проведенных в том числе и в соци­альной психологии [см., например: Леонтьев А. А., 1997а; Общение и оптимизация совместной деятельности, 1987].

61

Для отечественной культурной традиции характерен в то же время нравственный аспект в рассмотрении общения, нашедший отражение в работах о. Павла Флоренского, определявшего человеческое познание как «живое нравственное общение личностей» [цит. по: Леонтьев А. А., 19976, с. 271—272], а также в письмах физиолога А. А. Ухтомского, рас­пространившего свое учение о доминанте и на сферу человеческого общения [Ухтомский, 1996]. Этот нравственный аспект в рассмотрении общения утверждается прежде всего в гуманистической традиции в пси­хологии [см., например: Психология с человеческим лицом... 1997] и оказывает большое влияние на практику психологической и социаль­но-психологической помощи людям (подробнее об этом см. в главе 19).

Таким образом, в отечественной психологии проблема общения традиционно решается не изолированно, а в контексте культуры в широком смысле слова, и это, безусловно, обогащает психологичес­кий анализ общения, но в то же время делает сложным выделение «чистых» конкретно-научных ракурсов рассмотрения этой проблемы, и, в частности, ее социально-психологического аспекта.

Обращение к истории психологической науки показывает, что «сам факт межличностного общения на протяжении десятилетий оста­вался парадоксально незамеченным ею. Развитие психологических представлений о человеке протекало, можно сказать, под знаком «не­распознанного диалога»». «Об этом свидетельствует, в первую оче­редь, позднее рождение социальной психологии — по существу един­ственной психологической дисциплины, в которой исследование об­щения является изначальной и основной функцией» [Хараш, 1979. С. 32, 33]. В то же время «в самой социальной психологии... прочно утвердилась традиция исследования "общения без обращения"». Это означает, что традиционно изучаются различные социально-психо­логические феномены, «составляющие условие и продукт процесса общения как такового, его промежуточные "опорные пункты"» — межиндивидуальные отношения, социометрические позиции, совпа­дение—несовпадение мнений, целей, ценностей, норм, стереотипов, социальных установок и т.д. и т.п., тогда как сам диалогический пласт межличностных взаимодействий, где именно и свершается «таинство» групповой интеграции и дифференциации, выносится за рамки эм­пирического исследования и становится объектом чисто умозритель­ных суждений» [там же].

Отечественная социальная психология, имея в качестве культур­ного образца западную социальную психологию, с одной стороны, и опираясь на идеи отечественной психологии, с другой, оказалась пе­ред непростой задачей увязать между собой эти две разные традиции. Попытка соотнести отечественную и западную традиции в подходе к анализу общения в социальной психологии через выделение в его

структуре коммуникативной, интерактивной и социально-перцептивной сторон [Андреева, 1996] оказалась очень продуктивной, поскольку в результате преодолевался разрыв между указанными традициями и появлялась возможность «наводить мосты» между ними. Общение в этом подходе рассматривается как способ связи (обмен информаци­ей) между действующими (взаимодействующими) индивидами, стре­мящимися к достижению взаимопонимания (воспринимающими друг друга определенным образом). При этом подчеркивается несводимость понятия общения к каждому из трех выделенных в нем компонентов. Вместе с тем такой подход позволяет при анализе целостного процес­са общения учесть разработку каждого из компонентов в отдельности.

Направления исследований общения, сложившиеся в отечествен­ной психологии в течение трех последних десятилетий, можно услов­но разделить на собственно социально-психологические направления и направления, связанные с другими областями психологической на­уки. К последним относятся: 1) изучение трансформации психических процессов в условиях общения; 2) психолингвистические исследования общения; 3) онтогенетические исследования общения; 4) изучение обще­ния в контексте обучения и воспитания.

Необходимо дать их краткую характеристику, поскольку все они так или иначе связаны с изучением проблемы общения в социальной психологии.

1. Трансформация психических процессов в условиях общения иссле­дуется в рамках общей психологии с ее попытками поиска новых перс­пектив в изучении человеческой психики. Традиционно общая психо­логия исследовала психические процессы отдельного индивида, и вопрос о том, как данные процессы изменяются в ситуации общения индивида с другими людьми, стал естественным продолжением раз­вития экспериментальной общей психологии [Ломов, 1975]. Наиболее подробно изучалось влияние общения на такие психические процес­сы, как восприятие (зрительное и слуховое), память и мышление [см., например: Проблема общения в психологии, 1981].

Начало этой традиции в отечественной психологии положили еще в 20-е годы прошлого века экспериментальные исследования В. М. Бех­терева, создателя коллективной рефлексологии. Бехтерев разработал принцип сравнительного анализа психических процессов индивида в условиях изолированной деятельности и в условиях его общения с другими людьми. Осуществив серию экспериментов по индивидуаль­ному и совместному выполнению заданий на восприятие, выявление различий и сходства объектов, решение творческих задач и некоторых других, Бехтерев экспериментально доказал, что группа влияет на индивида позитивно, при этом «слабые» испытуемые получают от групповой работы больше, чем «сильные» [Бехтерев, 1994].

63

Таким образом, в экспериментах В. М. Бехтерева организовыва­лось собственно внутригрупповое общение, связанное с деятельнос­тью группы, что является крайне важным для последующего анализа проблемы общения в социальной психологии.

Особое место в рамках описываемого общепсихологического на­правления изучения влияния общения на протекание психических процессов занимают исследования психических процессов человека в специфической ситуации диадического общения — общения человека с компьютером. Эта ситуация в современной социальной психологии рассматривается шире и обозначается как общение людей между со­бой, опосредованное компьютером, что придает проблеме современ­ное звучание (см. главу 12).

2. Психолингвистические исследования общения — направление исследований общения, преимущественно связанное с психолингвис­тикой, предмет которой определяется как «соотношение личности со структурой и функциями речевой деятельности, с одной стороны, и языком как главной образующей образа мира, с другой» [Леонть­ев А. А., 19976. С. 19]. Поскольку психолингвистика имеет непосред­ственное отношение к общению, «весьма близкой ей психологичес­кой дисциплиной является социальная психология и психология общения как часть последней» [там же. С. 21]. Три линии психолингвистических исследований общения отчетливо демонстрируют связь психолингви­стики с социальной психологией.

В рамках первой линии разработаны, в частности, схема анализа коммуникативной структуры речи (текста) [Ушакова и др., 1989] и метод интент-анализа выступлений в политической дискуссии [Ушако­ва и др., 1990], использующиеся в современных прикладных исследо­ваниях общения в социальной психологии.

Вторая линия представлена в рамках особой дисциплины — линг-восоциопсихологии, или семиосоциопсихологии, рассматриваемой как раздел социальной психологии общения [Дридзе, 1980]. В качестве еди­ницы общения здесь выделяется текст (сообщение), анализируются место коммуникативной деятельности человека среди других видов общественной деятельности и место текстов в структуре социальной коммуникации. Предметом специального рассмотрения является «эф­фект смысловых ножниц», определяемый как «возникновение "семи­отического вакуума"», вызванного несовпадением смысловых "фоку­сов" речи в процессе общения» [там же. С. 181]. Важным моментом подхода является разработка возможных путей преодоления этого эф­фекта, что представляет большой интерес для общественной практи­ки. Лингвосоциопсихология, по мнению А. А. Леонтьева, является стыковой наукой второго поколения, сам факт появления которой -

признак научного прогресса.

Третья линия исследований осуществляется в рамках психосеман­тики и, пожалуй, наиболее интенсивно развивается в последние годы [Артемьева, 1999; Петренко, 1988; Шмелев, 1983]. В русле этой линии проведено множество экспериментальных работ с помощью большого класса психосемантических методов (первым из которых был метод се­мантического дифференциала Ч. Осгуда). В экспериментах реконструи­ровались индивидуальные и групповые субъективные семантические пространства, а также семантические структуры межличностного вос­приятия, измерялась когнитивная сложность личности, изучались эт­нические стереотипы и эффективность речевого коммуникативного воздействия.

Психосемантические методы используются также в исследовани­ях психотерапевтического общения. Кроме того, в последние годы предпринимаются попытки на основании результатов психосеманти­ческих исследований прогнозировать реальное поведение человека в общении. В частности, с помощью методов визуальной психосеманти­ки через реконструкцию семантических пространств межличностного восприятия изучались установки коммуникативного поведения лич­ности, а именно установки личности в кооперативно-конфликтном взаимодействии, и на основании полученных результатов строился прогноз коммуникативных стратегий и реального поведения испыту­емых в конфликтных ситуациях [Джерелиевская, 2000]. Предпринята также попытка использовать психосемантический подход в качестве «единого концептуального языка, способного стать средством описа­ния феноменов общения, объяснения их механизмов и основных за­кономерностей, внесения преобразований в содержание и протека­ние общения» [Доценко, 1998. С. 5].

В психосемантических исследованиях последних лет этот акцент на рассмотрении проблем реального человеческого общения связан с потребностями анализировать общение в условиях социальных ситуа­ций, которые порождены в том числе и происходящими социальны­ми изменениями.