Исправников В. О

Вид материала

Документы

Содержание 2.Есть ли средний класс в России?

Подобный материал:

• Уриновский Евгений Исавович, Исполнительный директор ооу «экоэкс», 356.72kb.

Таблица 3

Социальные структуры России

на основании самоидентификации населения

Социальные статусы	Статусные позиции	Численные значения социальных структур ( в %)
		17-ти стран Европы и Сев. Америки 1992г.		России в начале рыночных реформ 1992 г.		России до финансового кризиса 1998 г.		России после финансового кризиса 1998 г.
		Вел. по позиции	Общая вел. соц. статуса	Вел. по позиции	Общая вел. соц. статуса	Вел. по позиции	Общая вел. соц. статуса	Вел. по позиции	Общая вел. соц. статуса
Верхний слой Среднего класса	1(высшая)	0,8	7,5	0,4	2,8	0,0	3,3		1,0-1,5
	2	1,0		0,5		0,5
	3	5,7		1,9		2,8
Средний класс	4	12,5	58,9	5,9	48,8	4,3	24,0		16,0-18,0
	5	28.3		25,3		7,3
	6	18,1		17,6		12,4
Нижний слой среднего класса	7	13,5	23,5	17,3	30,4	16,3	37,2
	8	10,0		13,1		20,9
Низший класс (бедные)	9	5,5	10,1	9,2	18,0	21,4	35,5		80,5-83,0
	10(низшая)	4,6		8,8		14,1

Опуская анализ приведенных в таблице 4 показателей, обратим внимание только на сумму статусных позиций 4,5 и 6, представляющих средний класс. Мы видим, что ее величина составляет в 1992 г., в начале рыночных реформ 48,8%. Такое количество населения причислило себя в то время к среднему классу. Это по сути косвенное признание наличия среднего класса в Советском Союзе и его величина соизмерима с величиной среднего класса в 17-ти странах Европы и Северной Америки (58,9%). Если же рассматривать средний класс вместе с верхним и нижним его слоями, то суммарная численность становится уже 82% (в странах Европы и Северной Америки – 89,9% ), и уже не столь одиозной представляется оценка величины среднего класса в СССР, которую дал бывший министр труда и социального развития правительства России С.В.Калашников в газете «Московский комсомолец» 2 октября 1998г.: «Средний класс по определению есть в любом обществе. Только в Советском Союзе он был таким огромным, что составлял 98% всего населения: 1 % составляли бомжи и 1% – члены политбюро и цеховики»⁵⁶. Это, разумеется, не серьезно, но… есть одно небольшое замечание, сделанное Л.А.Беляевой в своем выступлении при обсуждении проблем среднего класса на Ученом совете РНИС и НП 4 марта 1999г.⁵⁷ Она тогда сказала: «В начале 90-х годов, с изменением ситуации в связи с началом экономических реформ, в общественном сознании сложились устойчивые представления о том, что приватизация, разгосударствление собственности довольно-таки быстро создадут базу для формирования среднего класса. В связи с этими представлениями в 1991-1994г.г.г появились исследования, в которых высказывался оптимистический взгляд на проблему появления среднего класса в России. Но при этом как-то негласно получилось, что практически все говорили только о мелких и средних собственниках, а эти «новые средние» в расчет фактически не принимались и в текстах даже не упоминались. Все говорили только о собственниках. На мой взгляд, желание поскорее генерировать средний класс в обществе сыграло плохую шутку не только с самим обществом, но и с исследователями, поскольку искусственное генерирование было связано, в первую очередь, с искусственным умыслом тех экспертов, которые были приближены к власти, занимались идеологической обработкой общественного мнения и создавали определенную завесу, которая мешала понять настоящее положение среднего класса в российском обществе. Как ни странно, это продолжалось довольно долго. Только последние два-три года (1996-1997г.г.) позиция изменилась и стали внимательно смотреть, что формируется, что реально может быть отнесено к среднему классу в нашем обществе. Не случайно, все 90-е годы эмпирических исследований по среднему классу, особенно по репрезентативным выборкам, в России… не проводилось».


В-шестых, к особенностям формирования среднего класса следует отнести наличие в нашей стране достигшей критических величин «теневой» составляющей экономики. Госкомстат оценивает ее в размере почти 25%, правоохранительные органы 45-50%, а опираясь на ряд косвенных показателей, можно утверждать, что этот процент еще выше, т.е. что РФ уже вполне может «тягаться» с латиноамериканскими государствами – признанными чемпионами по «затененею» экономики (свыше 60%)⁵⁸. В то же время доля нелегально сектора в ВВП западных стран официальной оценивается в 5-10%.

К настоящему времени, отмечают некоторые исследователи⁵⁹ теневые процессы приобрели системных характер. Они пронизывают все сферы российского общества: политическую систему, социальную сферу, экономику, правоохранительные органы, повседневную жизнь людей. Но опасность «теневизации» не только в ее системности. Сегодня теневые процессы в России институционализировались, то есть стали устойчивыми, стабильными, вошли «в плоть общества». Теневые субъекты оказывают все большее влияние на развитие экономики и политики.

В послании президента Федеральному собранию по сути признается, что государство оказалось столь слабым, что не только «сдало» экономику криминалу, но и де факто перестало выполнять свои функции по обеспечению социальной безопасности общества. В послании говорится: «У нас формируется своего рода «теневая юстиция» … граждане, потерявшие надежду добиться справедливости в суде, ищут другие, далеко не правовые, «ходы» и «выходы». И подчас убеждаются, что незаконным путем имеют шанс добиться часто справедливого решения». Бывшему вице-премьеру Б.Немцову принадлежит откровение: «Правоохранительные органы служат инструментом выяснения отношений между финансово-политическими группировками»⁶⁰. Широкую известность получило публичное признание Председателя Верховного суда В.Лебедева: «Судебные решения исполняют криминальные структуры».

«Чтобы «средний класс» стабилизировал общество и государство, служил движущей силой рыночных и демократических преобразований, он должен заниматься своей экономической деятельностью легально, причем не по принуждению, а согласно собственным социально-этическим ценностям и психологическим нормам. Те же ценности и нормы, которые создает незаконная или полузаконная экономическая деятельность, нельзя назвать ни свободными, ни соответствующими западному понятию «среднего класса», – считает А.И.Ситников⁶¹.

Теневая экономика помимо огромного экономического и морального урона, который она наносит государству, несет в себе и большой политический ущерб, уводя из легального среднего класса в «тень» значительную долю населения. Теневые субъекты оказывают все больше влияние на развитие экономики и политики. Они стали серьезным препятствием на пути формирования среднего класса в России.

Если рассматривать средний класс как средний слой общества, то это определение, как мы указывали в начале нашей работы, восходящее к Аристотелю, не так уж бессмысленно, как может показаться. Количественная характеристика того слоя общества, которое занимает срединное положение, имеет огромное значение с точки зрения стабильности этого общества. Это своего рода балласт устойчивости, который не позволяет обществу опрокинуться под влиянием экстремальных тенденций, поддерживает нашу точку зрения А.Г.Здравомыслов⁶². Естественно, переходя из легальной экономики в нелегальную, представители среднего класса уже не могут считаться таковыми, так как они перестают отвечать требованиям среднего класса в социально-экономическом и морально-этическом отношении. Отсюда выявляется настоятельная необходимость разработки и реализации особой концепции государственной политики в отношении теневой экономики в России, принятия назревших изменений в условия и принципы хозяйствования, при внесении которых становятся правомерными и эффективными радикальные шаги по легализации определенной части теневого капитала и его интеграции в легитимную экономику. Но это может быть вынужденная мера, которая основывается на том, что вконец ослабленное государство не в состоянии одержать победу в схватке с теневым капиталом, а за силовой его возврат надо заплатить также слишком большую цену,– даже то, что будет найдено (если будет найдено), может быть возвращено с 30% убытком на поиски и компенсацию судебных издержек. Но подробнее об этом – несколько позже.


В-седьмых, особенностью проводимых в России реформ, связанных с формированием среднего класса, является недостаточное внимание к его проблемам со стороны государства.

Еще раз подчеркнем, что средний класс в странах с нормальной рыночной экономикой оформился под влиянием успехов, достигнутых, прежде всего, в экономической сфере. Капиталистические страны Запада, как это было показано выше, шли к началу формирования среднего класса долгим путем – столетиями, и само его формирование осуществляли не в одночасье, а на протяжении более века. Отечественные же реформаторы посчитали, что проведенные ими реформы чуть ли не автоматически приведут к появлению масштабного среднего класса. Рождение среднего класса, видимо, представлялось процессом, само собой разумеющимся и не требующим принятия специальных мер. Очевидными мерами в «помощи родам» были: приватизация (распределение) социалистической собственности, реинституция, ликвидация коллективного сельского хозяйства, массовое создание малых предприятий.

Многие исследователи, а среди них и известные ученые, отмечали, что приступая к демонтажу плановой экономики, новые власти имели весьма расплывчатое представление о том, к чему и как в конечном счете следует перейти. Слишком внезапно распались казавшиеся прочными общественные структуры, чтобы можно было заранее продумать концепцию и взвесить последствия наступающих перемен. Реформаторы, не имевшие опыта государственного управления и инициировавшие преобразования, предполагали, что по численности и влиятельности появившийся средний класс будет сопоставим с тем, которой существует в западных странах и что он будет служить основой экономической и политической стабильности в стране. В средних слоях реформаторы хотели бы видеть своих сторонников, опору⁶³.

Архитекторы реформ в России… не очень задумывались поначалу и над тем, что в мире существует множество разновидностей демократии и рыночной экономики, что далеко не все из них создают условия для подлинного социально-экономического прогресса. Они, как правило, не задавались вопросом, какой тип государственного устройства и рыночной экономики более всего мог бы соответствовать специфике нашей страны, ее историческом традициям и менталитету населения.

Американская модель многим из них представлялась идеальной. Именно на нее предлагали ориентироваться МВФ и ВБ, и, в конечном счете, Россия стала под нее подстраиваться.

Теперь, в свете приобретенного опыта, можно с большей определенностью судить, был ли сделанный выбор оптимальным и существовали ли другие, не принятые во внимание, модели общественной трансформации⁶⁴.

Молодые реформаторы, плохо знающие Россию, выросшие на идеалах Запада, окруженные тысячами советников из западных стран, последовательно и скрупулезно выполняли «советы» своих учителей. Продолжают выполнять их и в настоящее время, когда уже всем стало очевидным, что осуществляемые реформы завели экономику страны в тупик. Зарубежные идеологи проводимых в России реформ, видя их крушение, начали намекать на то, что их советы, которые привели к экономическому «чуду» в странах Юго-Восточной Азии, наткнулись в России на серьезные проблемы, т.к. их рекомендациям власти следовали недостаточно точно, и что в связи с этим в провале реформ они не повинны. Так, один из них – старший вице-президент и главный экономист Всемирного банка Дж. Стиглиц бросает упрек нашим властям, и указывает на то, чего власти не сумели создать в стране для «процветания» экономики. Он отмечает: «Исследование показало, что поразительные успехи, достигнутые в этих странах (странах ЮВА – наше примечание), были обусловлены не только макроэкономической стабилизацией или приватизацией. При отсутствии надежной финансовой системы, в создании и поддержании которой велика роль государства, очень сложно мобилизовать сбережения населения или эффективно распределять финансовые ресурсы. Если экономика неконкурентоспособна, весь выигрыш от свободной торговли и приватизации будет растрачен из-за рентоориентированного поведения, а не направлен на создание общественного богатства. Если же государственные инвестиции в человеческий капитал и передачу технологий окажутся недостаточными, рынок не сможет восполнить их нехватку»⁶⁵. Между прочим, Стиглиц подчеркивает важную роль государства, в частности, в финансовой сфере. Но вместе с тем, он настаивает на том, что надо следовать концепции Вашингтонского консенсуса, что для успешной экономической деятельности требуются либерализация торговли, макроэкономическая стабилизация и рыночное ценообразование. Как только правительство решит эти проблемы, то есть «уйдет с дороги» (его выражение), частные рынки эффективно распределят ресурсы и будут стимулировать экономический рост на здоровой основе. Но, как мы видим, у нас в России эти предсказания не сбываются. Одновременно Стиглиц предупреждает, что политику, поддерживаемую Вашингтонским консенсусом, вряд ли можно считать комплексной, иногда же она способна дезориентировать. А далее, откровенно заявляет, что необходимо скромно признать, осознать, что у рождающегося пост-вашингтонского консенсуса нет ответов на все вопросы⁶⁶. В общем, надо думать своей головой, а не смотреть в рот разным советникам.

Небезызвестный господин Сакс, несколько лет являвшийся экономическим советником президента Ельцина, один из авторов «реформ», на вопрос корреспондента: «Не испытываете ли вы теперь чувство вины за то, что преобразования по вашим рецептам провалились?», ответил так: «Это чувство горечь, но не вина. То, что я наблюдаю теперь в России, – экономическая катастрофа, равной которой еще не было…»⁶⁷. Нет, чувства вины он не испытывает..

Американский экономист и социолог Торстен Веблен еще в первой половине прошлого века в своих работах «Противоречие капитализма – противоречие между бизнесом и индустрией» и «Абсентеистская собственность и предпринимательство в новое время» (1923 г.) указал на главное противоречие капитализма как противоречие между «бизнесом» и «индустрией». Под индустрией Веблен понимал сферу материального производства (основанную на машинной технологии), а под бизнесом – сферу обращения (биржевые спекуляции, торговлю, кредит). Представители индустрии заинтересованы в развитии и совершенствовании производства. Представители же бизнеса ориентированы исключительно на прибыль и производство, как таковое, их не волнует. Господство финансистов основано на абсентеистской, т.е. «отсутствующей» собственности, которая является фиктивным капиталом (различного рода ценные бумаги). Эта собственность приносит огромные спекулятивные доходы. В результате расширяется рынок ценных бумаг, растет абсентеистская собственность, которая является основой существования финансовой олигархии и которая во много раз превосходит стоимость материальных активов корпораций.

В результате противоречия между «бизнесом» и «индустрией» обостряются, т.к. финансовая олигархия получает все большую часть своих доходов за счет операций с фиктивным капиталом, а не за счет роста производства, повышения его эффективности.

Можно с полным основанием утверждать, что отечественные реформаторы взяли на вооружение идеологию «бизнеса» и практически не развивают реальный сектор экономики, чем усугубляется нынешнее экономическое и финансовое состояние страны.

В связи с этой идеологией (она у нас известна под именем «монетаризма») в конце 80-х – начале 90-х годов главное внимание было сосредоточено на проблеме развития предпринимательства, а не трансформации социалистического общества и формирования среднего класса непосредственно на базе социальных «компонентов» уходившего строя.⁶⁸

Власти предержащие определенно отмежевались от любых здравых предложений по выводу страны из кризиса, поступающих от многих здравомыслящих ученых, политиков, предпринимателей, в пользу ускоренной капитализации в русле безудержной либеральной экономики. Они не хотят не только госкапитализма и «неонэпа», но и вообще выносят государство за рамки экономики. Вместе с тем, доля государственной собственности в наше время в Германии, Австрии и Франции составляет 45-47%, в Бельгии и Нидерландах 50-54%, в Швеции – 60%, в Швейцарии – 65% и эта доля имеет тенденцию к росту. На фоне «достижений» последних десяти лет по созданию дикого «рынка» в России опыт западных стран и применения там классических капиталистических методов кризисного менеджмента экономики выглядят прямо-таки образцом взвешенности и гуманизма. Однако учителями наших «рыночников», по всему видно, стали отнюдь не просвещенные предприниматели и экономисты.

«На наших глазах при полном сохранении формальных процедур демократии государство стало превращаться в некое самодавлеющее образование, не связанное почти никакими обязательствами перед гражданами, – отмечает М.К.Горшков⁶⁹.– Взаимодействие государства и общества уже не отличает единая логика. Более того, каждое из них как бы живет своею жизнью, соприкасаясь друг с другом лишь эпизодически, на время какой-либо очередной политической и экономической кампании, будь то выборы или массированное изъятие налогов».

Самоустранение государства в момент экономического кризиса гибельно для любой экономики, а для нашей из-за глубины кризиса, особенно.

Что такое экономический кризис? Это коллапс управляющих процессов в экономике. Из этого состояния все страны, в зависимости от глубины каждого кризиса, выходят с помощью силы государства.

Придуманной для нас «рыночной экономики» нет ни в Китае, нет и во Вьетнаме, хотя эти страны находятся в состоянии стремительного экономического прогресса. Та «рыночная экономика», которая насаждается у нас в России, мы уже это отмечали, не имеет ничего общего с подлинным рынком. Здесь мы вынуждены согласиться с господином Саксом: наша страна переживает экономическую катастрофу, равной которой еще не было…

В последнее время в печати все чаще упоминается термин «мобилизационная экономика». Этот термин не нов.

В мировой практике мобилизационная экономика уже не единожды использовалась. Она дает возможность государству в короткий срок преодолеть отставание в экономическом развитии. Мобилизационная экономика основывается на системе регулирования экономической деятельности, которая позволяет обеспечить максимально полное использование имеющихся производственных ресурсов.

В историческом контексте разними условиями было продиктовано использование мобилизационной экономики для решения различных задач. Так, в 1934 году с целью преодоления США Великой депрессии антикризисные мероприятия Ф. Рузвельта дали прирост ВВП США 25% и сокращение безработицы на 4 млн. человек. Методы Рузвельта были именно антикризисными – жесткими, административными, мобилизационными. Была укреплена денежно–банковская система, 2000 банков при этом ликвидированы, а золотые доллары принудительно обменены на бумажные. Все это делалось под страхом жесточайших уголовных наказаний. Проводились мероприятия по чистке общества от преступности, очень смахивающие на массовые расправы с бандитствующими элементами. Стабилизация цен осуществлялась путем гибкого, но бесцеремонно административного фиксирования цен на большой перечень товаров методами дотирования и дополнительного налогообложения. Выход США из великого кризиса осуществлялся при беспощадном подавлении рыночных механизмов. Милитаризация Германии при Гитлере осуществлялась не по законам рыночной экономики. Олигархам германской экономики было просто приказано действовать в соответствии с гитлеровскими хозяйственными планами. Мобилизационную экономику использовали японцы для завоевания лидерства на мировой арене. Потрясающие экономические успехи НЭПа в нашей стране достигнуты в условиях сочетания свободной торговли, диктаторской роли государства в экономике и созданного именно тогда Госплана. Нельзя забывать, что беспрецедентных в истории успехов в деле социально-экономического, научно-технического, образовательного и культурного прогресса добился Советский Союз в условиях плановой, а отнюдь не рыночной экономики. 14% ежегодного прироста гражданской продукции и 39% прироста военной промышленности – показатели, которые ни одна страна в мире никогда не могла превзойти.

Россия сегодня переживает глобальных кризис, по сравнению с которым Великая депрессия в США представляется просто полосой невезения. Наше государство не только обязано вмешаться во все стороны социально-экономического пространства, где царствует беззаконие и хозяйничают преступники, где подавлены все тенденции, кроме двух: превращение России в сырьевой придаток, а наших граждан – в обслуживающий персонал западных стран. Государство должно вступить в это пространство с решимостью взяться за лечение страны от экономических недугов с применением ли мобилизационной экономики, или другого какого-либо эффективного механизма, способного быстро вывести нашу экономику из того коллапса, в который ввели ее «реформы». На этот счет имеется несколько вариантов повышения роли государства в проходящих процессах. Без этого она вряд ли родит долгожданный и здоровой «средний класс».

Противопоставление государства и рынка – недопустимо. В современной экономике никакой рынок не может нормально функционировать, если государство не создает для этого условия. Особенно это относится к России с ее климатом, расстояниями и объективной структурой экономики.

Ныне очевидно, что без восстановления роли государства в национальной экономике возрождение разоренного хозяйства потребует десятилетий. Не менее очевидно и то, что без мощного рыночного сектора и свободы частного предпринимательства сделать это вообще не удастся⁷⁰.


2.Есть ли средний класс в России?

В предыдущем разделе были рассмотрены некоторые, на наш взгляд, важные особенности формирования современного российского среднего класса. Они явились следствием исторического развития государства не только последнего, предреформенного периода, но и более отдаленного времени, наложившего на наше Отечество свои отпечатки и выработавшего у его народа тот менталитет, который дал основание поэту сказать: «Умом Россию не понять, Аршином общим не измерить…»

Сегодня провал реформ стал очевиден, очевидны и неоправдавшиеся надежды на скорое формирование мощного отечественного среднего класса. Появилась настоятельная потребность понять: в чем же причины этого провала? «Почему, – по выражению Н.Е.Тихоновой, – попытки насадить в нашей стране «семена» западных моделей экономического развития дали удивительные «плоды», которые вырастают из этих «семян»? Почему реалии российской жизни оказались совсем другими, нежели обещались реформаторами? Проблема видится сегодня не в том, что каждое из посеянных «семян» дало на российской «почве» совсем не то растение, какое из него ожидали получить. Проблема в том, что посадив березовую рощу, мы вдруг оказались в зарослях камышей».

Причем сам факт, что мы оказались совсем не там, где рассчитывали быть, уже ни у кого не вызывает сомнений. Просто одни винят в этом сами «семена», другие – тех, кто их растил, а третьи пытаются разобраться, не в самой ли «почве» тут дело. И не случайно в последние годы появляется много материалов, авторы которых пытаются через призму разных подходов осмыслить специфику этой самой российской «почвы». Причем делается это методами различных наук – и психологии, и экономики, и культурологии, и социологии, и истории, и ряда других наук⁷¹, что свидетельствует о действительном назревании проблемы. К настоящему времени появилось огромное число работ о «российском менталитете», но, к сожалению, пока нет обобщающих, фундаментальных работ, где данная проблема была бы раскрыта систематически и комплексно⁷².

Рассматривая особенности формирования среднего класса в современной России, мы тем самым уже давали понять, что принадлежим к тем исследователям, для которых вопрос: «Есть ли средний класс в России?» – решенный. Для них его существование не вызывает каких-либо сомнений (Л.А.Беляева, Л.Г.Бызов, Т.И.Заславская, А.Г. Здравомыслов, В.В.Петухов и др.).

В то же время имеется ряд экспертов, которые считают, что в нашей стране среднего класса нет или, в лучшем случае, он находится в «зарождающемся», «эмбриональном» состоянии (Е.Я.Виттенберг, А.И.Ситников, В.И. Умов и др.).

К ним относится и Институт экономики РАН. На состоявшейся в мае 1998 г. научно-практической конференции «Социальные приоритеты и механизмы экономических преобразований в России» в докладе ИЭ РАН, обобщившем результаты многолетних научных исследований проблем социальной политики, отмечается, что средний класс в принятом понимании в настоящее время в России отсутствует. В городах существует прослойка (по разным оценкам от 9 до 14 % населения), которая условно может быть отнесена к среднему классу. В основной своей части она неустойчива, не имеет существенной собственности и в силу слабости своего положения не способна оказывать влияния на экономическое развитие⁷³.

Некоторые ученые (Е.Я. Виттенберг, А.И.Ситников и др.) подчеркивают, что в России в силу ее исторической специфики никогда не было и сегодня нет среднего класса в его развитой форме. То есть он есть, но у него отсутствуют многие, по их мнению, весьма существенные черты. Отсутствие в нашей стране на протяжении длительного времени социально-экономической и политической стабильности не создавало благоприятной среды для формирования среднего класса. «В этом смысле в России существовал некий порочный круг. С одной стороны, для формирования среднего класса нужна была определенная стабильность, а с другой – отсутствие или малочисленность среднего класса порождали и порождают социально-политическую нестабильность. Хорошо известно, что именно немногочисленность среднего класса явилась одной из причин Октябрьской революции», – напоминает Е.Я.Виттенберг⁷⁴, а А.И. Ситников⁷⁵ дополняет: «Проблема состоит в том, что у нас нет экономики и государства для «среднего класса». В этих обстоятельствах потенциальный «средний класс» может либо покидать страну, либо инициировать серьезные общественные потрясения». Все это так.

И все же преобладает мнение, что в России средний класс существует. Наиболее часто встречающиеся подходы к определению среднего класса в России, с известными упрощениями, выразил А.Ю.Чепуренко⁷⁶: «Средний класс фактически отождествляется со средними слоями как сугубо статистическое понятие: совокупность лиц с душевым доходом (вариант – с текущим потреблением) в интервале между прожиточным минимумом (бедные и «новые бедные») и практически неограниченными финансовыми возможностями («новые богатые»). Представителям подобного подхода задавать вопрос о том, есть ли в России средний класс, и какова его специфика, бессмысленно, поскольку они считают, что раз в любом обществе и всегда есть «низы» и «верхи», то между ними всегда имеется и более или менее обширная «середина». Их интересует единственный вопрос, насколько велика эта «середина».

К сегодняшнему времени накоплена достаточно большая эмпирическая база по изучению среднего класса в России, как отдельными исследователями, так и крупными научными коллективами. К последним можно отнести Российский независимый институт социальных и национальных проблем, Всероссийский центр изучения общественного мнения, Институт социально-экономических проблем народонаселения, Бюро экономического анализа и многие другие. Все они, так или иначе, признают наличие в современной России среднего класса.

Вместе с тем, отмечает В.Петухов, в современной социологической литературе даются разные трактовки среднего класса – в зависимости от того, что служит основой для такой стратификации. В глазах социалистов и либералов, традиционно стоящих на позициях первых двух классов (рабочего класса и буржуазии), выражающих их интересы, эта стратификация выглядит по-разному, а соответственно, и их представления о среднем классе отличаются друг от друга⁷⁷. Свое видение среднего класса имеют и нынешние социал-демократы, которые отводят ему место посредине между классом рабочих и капиталистов. Представителями этого среднего класса они считают работников умственного труда⁷⁸.

Различные представления о среднем классе имеют не только политики, но и сами исследователи этого феномена, не говоря уже о простых гражданах. Отсутствие более или менее общепринятых понятий затрудняет разговор о среднем классе и его различных аспектах «на одном языке», идентифицировать полученные результаты. Отсутствие унификации в этом вопросе создает сложности и в классификации современного российского общества и в построении структуры среднего класса.

На недостающую четкость в терминологии при изучении проблематики среднего класса указывает Г.А.Здравомыслов⁷⁹: «Одни авторы говорят о среднем классе (РНИС и НП), или, по крайней мере, о «протоклассе» (Т.И.Заславская), другие – о средних слоях (В.И.Ильин), третьи употребляют вперемежку и тот, и другой термины (Л.А.Беляева)».

В настоящее время, возможно, уже наступил тот период, когда следует более активно взяться за решение проблемы принятия каких-то единых, признаваемых большинством исследователей, определений самого среднего класса, его структур, принятие в конечном итоге каких-то единых методологий выделения его социально-экономических параметров и их анализа. Тем более что, как нам известно, подобные работы ведутся⁸⁰.

Разумеется, следует учитывать молодость и динамичность среднего класса, что он еще не является законченной, сформировавшейся стратой. Общеизвестно, что само понятие среднего класса не стоит на месте, развивается, наполняется новым содержанием, изменяется состав критериев для его определения, и что со временем потребуется соответствующая корректировка. Поэтому вначале эти определения должны носить временный характер и «опробироваться» на практике. Кроме того, за этот период необходимо будет добиться определенного согласия среди самих исследователей среднего класса. Не исключено, что эту работу целесообразно проводить совместно с разработчиками государственных социальных стандартов в части, касающейся среднего класса⁸¹.

Можно привести немало примеров, когда отдельные аналитики предлагают, в частности, свои варианты определения понятия «средний класс». Среди них есть такие:

«Средний класс это слой населения, обладающий уровнем образования и квалификацией, которые позволяют получать легальный доход, необходимый для осуществления долгосрочной жизненной стратегии, обеспечивающей возможность вертикальной мобильности и рост рыночных расходов» (Д.Е.Рыбалов. Средний класс России: тенденции и перспективы развития. М., Российская экономическая академия, 1999 г.);

«Средний класс – это социальная группа, занимающая промежуточное положение между элитой и классом наемных работников в структуре современного общества» (выдержка из популярного учебника для вузов) и «Средний класс – это такой класс, который эксплуатирует низший класс и эксплуатируется высшим, элитным классом» (выдержка из защищенной диссертации) (Е.А. Ануфриев. Примеры определения среднего класса, доложенные в выступлении на Всероссийской научной конференции «Социально-политическая стабильность в Российской Федерации и формирование среднего класса», 13-14 февраля 2001, МГУ);

«В странах с развитой рыночной экономикой и демократическим политическим строем под средним классом подразумевают ту часть общества, которая занимает «средние» – между «верхами» и «низами» – статусные позиции, составляя наибольшую по численности социальную группу, и выполняет ряд функций, важнейшими из которых являются функции социального стабилизатора общества и источника воспроизводства квалифицированной рабочей силы». (Средний класс в современном российском обществе. М. РОССПЭН, 1999, с.78.)

Отсутствие единого подхода к проблемам идентификации российского среднего класса и конкретным социально-экономическим аспектам его жизнедеятельности приводит к представлениям о границах и составе среднего класса, которые не могут нас удовлетворить. В настоящее время по различным оценкам средний класс в России составляет от 15 до 60-70% населения страны⁸². Такой огромный разброс подрывает доверие к публикуемым результатам.

Практически каждый исследователь, например, количественного состава среднего класса разрабатывает свою собственную методику, приводящую иногда к поразительным результатам. Оказывается, по итогам некоторых исследований, мы уже догнали и даже перегнали передовые западные страны по числу представителей среднего класса в нашем обществе (70%).

Г.А.Здравомыслов приводит в своей работе⁸³примеры количественных оценок российского среднего класса некоторыми отечественными исследователями, которые также сильно разнятся между собой.

Как уже отмечалось, по данным РНИС и НП на конец 1998г. доля среднего класса в составе занятого населения определялись примерно в 18%⁸⁴.

Т.И.Заславская и Р.Г.Громова оценивают долю «срединного слоя» в 16-18% представителей выборочной совокупности по результатам исследования на 1997 г. При этом 66% они относят к «базовому слою», который в некоторых отношениях также совпадает со средним классом⁸⁵.

З.Т.Голенкова и Е.Д.Игитханян утверждают, что средний слой, именно слой, а не класс, составляет у нас 6,5% населения. Информационной базой здесь послужили данные социологического исследования, проведенного Институтом социологии РАН в 1996г⁸⁶.

Л.А.Беляева выделяет две различные группы: «идеальный средний класс» – наиболее приближен к среднему классу западных стран (3,4%) и «российский средний класс» – является средним по российским критериям (6%) выборочной совокупности, полученной в ходе всероссийского исследования, проведенного в 1998г.⁸⁷.

Л.А.Хахулина опирается на исследования ВЦИОМ. По ее данным, к «субъективному среднему классу» в 1991г. относили себя 18% респондентов, в 1996 – 39%, в 1997г. 38%, а в 1998г. – 42%⁸⁸.

«Как можно заметить, – отмечает Г.А.Здравомыслов, – приведенные выше данные расходятся между собой, и порой весьма существенно. На наш взгляд, эти расхождения объясняются, во-первых, разным пониманием границ среднего класса, и, во-вторых, различием методик, используемых при организации исследования. Это касается как процедуры обеспечения выборочной совокупности, так и содержания используемых анкет или опросников иного рода, а также отбора самих вопросов, на основе которых получается искомая группировка.

В настоящее время уже сложились определенные традиции изучения среднего класса, основные направления его выделения, определился набор важнейших признаков, по которым он может быть идентифицирован. Преобладавший в начале критериальный подход, исходящий из наличия какого-либо главного признака, например, денежного дохода населения⁸⁹, сменяется попытками построить идентификационное пространство⁹⁰. Данное направление предусматривает создание различного рода многомерных конструкций, включающих различные варианты основных идентификационных признаков, которые затем агрегируются. В качестве таких агрегатов обычно рассматриваются: уровень материального благосостояния; профессионально-квалификационный статус; потенциал социальной мобильности; стиль жизни, политическое участие; самоидентификация.

Как видим, разработанное в зарубежной социологии понятие среднего класса используется и в отечественных исследованиях, но… «Почва», на которую падают западные «семена», не совсем та, точнее, совсем не та, и она дает не те «плоды». В сегодняшней России развитию среднего класса мешают политические катаклизмы, финансовые кризисы, неразумная политика государства и многое другое.

В связи с этим Е.Я. Виттенберг отмечает⁹¹ ряд характеристик среднего класса, которые или отсутствуют у наших соотечественников, или существенно отличаются от соответствующих характеристик представителей среднего класса развитых капиталистических стран Запада. К ним он, например, относит:

отсутствие экономической самостоятельности (представители среднего класса в России находятся в сильной зависимости от власти, от произвола чиновников, от законодателей и т.д.);

несоответствие российского среднего класса высоким западным стандартам по уровню доходов;

отсутствие соответствующего стиля жизни из-за низкого уровня доходов и нестабильности в их получении;

отсутствие осознания собственных интересов, своих политических партий, осмысленного тяготения к центризму;

отсутствие в полной мере сформированной системы духовных ценностей, укоренившихся идеалов прав человека, свободы, индивидуализма, частной собственности, религии;

отсутствие законопослушания, являющегося, важнейшей чертой западного среднего класса (в экономической сфере между государством и средним классом у нас в России идет острая борьба и в этом виновато само государство, которое принуждает представителей среднего класса нарушать нормативные акты из-за их невыполнимости).

В силу различных причин, считает Е.Я.Виттенберг, для определения среднего класса не могут быть применены в полной мере и критерии самоидентификации, широко используемой в западной социологии, прежде всего потому, что в нашей науке еще, по сути дела не определены критерии среднего класса. Поэтому сегодня, отмечает он, гражданам не с кем себя идентифицировать. Кроме того, у граждан может быть по этой причине завышенная или заниженная самооценка.

Средние классы западного типа не являются внутренне едиными. Внутри них имеются, впрочем, как и у нас в России, профессиональные, региональные, поколенческие и другие различия. Однако стратификационные критерии здесь увязаны друг с другом. Более высокому уровню доходов соответствует и более высокий социальный статус, что находит предельно сфокусированное выражение в социальном самосознании, а личная самооценка обычно согласуется с объективными данными и мнением окружающих.

В России же использование различных критериев социальной идентификации дает статистически значимые расхождения. И это не простая случайность, а отражение какой-то специфической социальной закономерности (иная «почва»). Специфика российской ситуации по сравнению с обычной практикой западных стран, утверждает А.Л.Андреев⁹², состоит в том, что «материальный» критерий (критерий прагматичности понятого успеха – «умения жить») и «идеалистический» критерий – по стоимости человеческого капитала (критерий среднего класса «по личному достоинству», оценка того, чем является тот или иной человек «на самом деле», какова его «истинная ценность») взаимно не конвертируются, а используются независимо друг от друга. Получается не интегрированная статусная шкала (как на Западе), а как бы две раздельные оценочные шкалы и соответственно два типа социальных иерархий.

Сопоставление данных различных исследований указывает на то, что эти две подгруппы, выделенные в составе российского среднего класса, не образуют единой интегральной социокультурной среды. Они так сильно отличаются друг от друга по своему общему мироощущению, что социальный диалог между ними представляется трудно реализуемым, вследствие чего российский средний класс остается до конца не консолидированным.

А.Л.Андреев допускает даже возможность, полагаясь на эту ценностную несовместимость и отсутствие пригодного для взаимопонимания социального диалога, существования в современном российском обществе двух различных средних классов.

Одновременно, на то, что российский средний класс не является единой группой, а есть совокупность разнородных социальных групп указывают Л.Григорьев и Т.Малева⁹³, при этом они ссылаются на многочисленные социологические исследования. Однако другие ученые, в частности, Е.Авраамова и Л. Овчарова⁹⁴, считают, что это попытка найти выход из наметившейся методологической «ловушки» препятствует рассмотрению среднего класса как социально-экономической целостности.

Множественность методик и значительные расхождения в оценках величины и внутренней структуры российского среднего класса обусловлены не только индивидуальными предпочтениями социологов или такими универсальными (наблюдаемыми во всех странах) особенностями среднего класса, как гетерогенность и «размытость» его границ. Сложность идентификации среднего класса в сегодняшней России во многом усугубляется явлениями, характерными для переходных обществ: незрелостью социальной структуры и значительными нарушениями связей между критериальными характеристиками социальных слоев, включая и деформацию традиционной цепочки «образование – профессиональный статус – доход – самоидентификация».

В частности, Т.Космарская отмечает⁹⁵, что несовершенность российской статистики доходов населения, не позволяющая применять апробированные методики стратификации общества, на самом деле отражает более сущностные и глубинные противоречия отечественной экономики. И главная проблема – огромные масштабы теневого сектора, что обусловлено переходным характером экономических взаимоотношений российского общества. На сегодняшний день скрытые от налоговой службы и государственной статистики формы доходов могут считаться преобладающими, а данные официальной статистики об уровне доходов населения и степени дифференциации доходов не отражают реальных процессов, происходящих в обществе.

В аналитическом докладе по материалам всероссийского социологического исследования⁹⁶, проведенного РНИС и НП, отмечается, что в западной социологии обычно применяется два критерия определения класса – субъективный и объективный. Субъективный основан на принципе «самоидентификации», то есть исходит из мнений самих членов общества относительно того, к какому социальному слою (классу, страте) они принадлежат, или из самозачисления индивида в тот или иной класс. Объективный критерий, используемый социологами, основан на признаках, не зависящих от мнения индивида. Таких признаков в сущности два: характер деятельности (труда) и величина доходов. Второй объективный показатель – доход – более точен, но его труднее зафиксировать в количественном отношении, поскольку необходимо учитывать не только как-то поддающиеся исчислению первичные доходы, включая заработную плату, предпринимательский доход и ренту, но и социальные трансферты, льготы и прочее.

Особую сложность представляет определение уровня дохода в нынешнем российском обществе, где пока сохраняются государственные дотации (на жилье, общественный транспорт и т.п.), существенно искажающие картину, и наличиствует крупномасштабная теневая экономика. Вследствие этих причин уровень реальных денежных доходов россиян, особенно относительно состоятельных слоев общества, значительно превышает официально декларируемые данные.

В принципе, противоречия между обоими критериями выделения среднего класса нет, поскольку на больших выборочных совокупностях, особенно в устойчивых, стабильно функционирующих общественных системах, значимых расхождений между объективным местом той или иной группы в общественном разделении труда, определяемым главным образом размером дохода, и самооценкой своего социального статуса не наблюдается. Но так ли это в российском обществе, находящемся в процессе системной трансформации? Очевидно, что несовершенство статистики доходов и имущественного состояния граждан, неустойчивость и интенсивная хаотичная динамика размеров доходов у значительных групп населения приводит к тому, что объективный критерий выделения среднего класса может быть использован только в качестве уточняющего, дополняющего данные, полученные методом самозачисления опрошенных в те или иные социальные слои и классы.

В то же время мы напомним предупреждение Е.А. Виттенберга в отношении применения критерия самоидентификации для определения среднего класса и приведем пример самозачисления, с которым нас познакомили Е.М.Авраамова и В.Л.Космарский: «…В исследовании ИСЭПН РАН (автор и интервьюер – О.Александрова), проведенном осенью 2000 года, в качестве респондентов выступили читатели газет «Московские новости» и «Известия». Это обстоятельство, а также то, что 80% опрошенных отнесли себя к среднему классу, дает представление об оценках и ожиданиях рефлексирующей части населения…»⁹⁷.

Достоверность результатов, получаемых на основе самоидентификации, беспокоит и самих исследователей. Так, Н.Е.Тихонова отмечает⁹⁸, что при всей наглядности моделей социальной структуры России и динамики этой структуры, получаемых на базе самооценок россиянами своего социального статуса, принципиальное значение для их использования имеет вопрос о том, насколько оправдано принятие за основу анализа социальной структуры субъективных самооценок? Несовершенство попыток построить модель социальной структуры только на базе статистических данных, связанное с огромным теневым сектором экономики, общеизвестно. Ее волнует вопрос: не будет ли еще более произвольна и далека от истины стратификационная модель российского общества, построенная на субъективных оценках и самооценках респондентов?

Теневая экономика, таким образом, оказывает двойное негативное воздействие на выявление среднего класса в России, одновременно влияя на субъективный критерий («самоидентификацию») и на объективный критерий (величину доходов).

Сказанное подтверждает трудности, с которыми сталкиваются исследователи среднего класса в современном российском обществе, чтобы получить результаты, по возможности максимально приближенные к реальным. В то же время вырисовывается образ отечественного среднего класса и похожий внешне на западного «одноклассника», и во многом внутренне несхожий с ним.

Итак, наряду с особенностями формирования класса в современной России, т.е. условиями, в которых рождается и развивается молодой российский средний класс, мы наблюдаем также, что и сам он по своим характеристикам существенно отличается от своих «братьев по классу» в развитых капиталистических странах и что находится он с ними не в близком родстве.

Преодолимы или нет эти отличия? Насколько значимы они для судьбы нашего среднего класса? Нужно ли ему стремиться стать аналогом западному среднему классу, и если – да, то в чем? И еще много вопросов напрашивается в связи с исследованием проблемы среднего класса.

Рассмотрим некоторые характеристики российского среднего класса и их отличия от соответствующих характеристик среднего класса в западных странах в вышеперечисленной Е.Я.Виттенбергом последовательности.


Отсутствие экономической самостоятельности.

Как известно, самостоятельная экономическая деятельность в нашей стране была разрешена принятием Закона о кооперативах в СССР. Дальнейшее развитие она получила в 1992 году либерализацией цен и резким ослаблением государственного регулирования экономики. Именно в этот период происходит бурное развитие малого предпринимательства⁹⁹.

Абсолютное большинство сегодняшних демократов видят представителей среднего класса в малом бизнесе. Развитие малого предпринимательства поэтому объявляется главным направлением развития реформ и важнейшим путем формирования отечественного среднего класса.

За 1991-1993 г.г. количество малых предприятий возросло в России с 268 тысяч до 865 тысяч, а среднемесячная численность занятых – с 5,4 млн. до 8,6 млн. человек. Доля малого предпринимательства в ВВП повысилась за этот период с 11,3 до 15,5%. Пиковой отметки в 897 тысяч число малых предприятий достигло в 1995 г. В дальнейшем этот пик так и не был превзойден. По данным Госкомстата России, на 1 октября 2000 г. количество зарегистрированных малых предприятий составило 875,5 тыс. или 27% общего числа предприятий и организаций, учитываемых Единым государственным регистром предприятий и организаций (ЕГРПО). Число занятых на них насчитывало 7,5 млн. человек, из которых списочный состав работников (без учета внешних совместителей и работающих по договорам гражданско-правового характера) включал 6,5 млн. человек. В общем количестве замещенных рабочих мест всех категорий предприятий составил 14,8%. В 1999 г. доля товаров, работ и услуг, произведенных малыми предприятиями, в ВВП России составляла 9,5%. Численность индивидуальных предпринимателей на начало 2000г., по данным МНС России, находилась на уровне 4 млн. человек. По оценкам, на доходы от малого предпринимательства живут 20% россиян¹⁰⁰.

В странах с развитой рыночной экономикой малое предпринимательство, как известно способствует решению важных социально-экономических задач. К ним относятся, в частности: насыщение рынка товарами и услугами; формирование рыночной структуры экономики и конкурентной среды; демонополизация; занятость и самозанятость; экономический рост и увеличение налоговых поступлений; наконец, формирование среднего класса и т.д. В силу своей многочисленности работники малых предприятий на Западе составляют основу среднего класса. Именно эти цели ставились при выработке государственной политики в отношении малого предпринимательства и в России.

В качестве основного фактора развития малого бизнеса часто называют государственную поддержку. Однако, заложенные в Федеральной программе государственной поддержки малого предпринимательства на 1998-1999 г.г. параметры не были достигнуты. Так, намечалось довести количество малых предприятий до 900-950 тыс., а долю в ВВП – до 13-14%. Но на начало 2000г. в российской экономике насчитывалось только 890,6 тыс. малых предприятий, производящих 9,5% ВВП (хотя еще в 1997 г., когда указанная программа утверждалась Правительством РФ, эта цифра достигала 12,0%). Нынешний уровень развития малого предпринимательства в стране остается очень скромным, особенно в сравнении с западными странами: Россия далеко отстает от них по вышеперечисленным показателям (см. таблицу 4)¹⁰¹.