С. А. Токарев История зарубежной этнографии. Учебное пособие

Вид материалаУчебное пособие

Содержание


Глава 3. карл маркс и фридрих энгельс, их роль в развитии этнографической науки
Ранние работы Маркса и Энгельса
Маркс, Энгельс и Морган
Основы исторического материализма и этнография
Маркс и Энгельс о первобытном обществе и его пережитках
Проблемы антропогенеза
Проблемы истории религии
Проблемы национальных движений
Влияние марксизма на развитие этнографии
Ранние последователи Маркса и Энгельса
Август Бебель
Поль Лафарг
Карл Каутский
Розы Люксембург
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   13
ГЛАВА 3. КАРЛ МАРКС И ФРИДРИХ ЭНГЕЛЬС, ИХ РОЛЬ В РАЗВИТИИ ЭТНОГРАФИЧЕСКОЙ НАУКИ

В своей замечательной статье “Три источника и три составных части марксизма”, опубликованной в 1913 В. И. Ленин высказал чрезвычайно важную мысль, важную для всего понимания исторического места марксизма. “История философии и история социальной науки,—писал В. И. Ленин,—показывают с полной ясностью, что в марксизме .нет ничего похожего на "сектантство" в смысле .какого-то замкнутого, закостенело учения, возникшего в стороне от столбовой дороги развития .мировой цивилизации. Напротив, вся гениальное Маркса состоит именно в том, что он дал ответы на вопросы, которые передовая мысль человечества уже поставила. Его учение возникло как прямое и непосредственное продолжение учения величайших представителе философии, политической экономии и социализма” Учение Маркса, писал В. И. Ленин дальше, “есть законный преемник лучшего, что создало человечество в XIX веке в лице немецкой философии, английской политической экономии, французского социализма” 2.

Тремя важнейшими идейными источниками и составными частями марксизма как научного мировоззрения В. И. Ленин называет .немецкую философию, английскую политическую экономию и французский социализм. Совершенно ясно, однако, что, выделяя эти главные идейные истоки марксизма, В. И. Ленин отнюдь не думал ограничить ими все связи марксизма и с современными ему и с предшествующими умственными течениями: мировая цивилизация”, даже в пределах одного IX в. и в одной Европе, этими тремя течениями, при всей их важности, вовсе не исчерпывалась.

Ведь хорошо известно, (например, как широко эрудированны были К. Маркс и Ф. Энгельс в исторической литературе, притом по самым различным- эпохам человеческой истории, и какие серьезные исторические исследования выходили из-под их пера. Известен и глубокий интерес обоих основоположников марксизма к успехам естественных наук, и солидные познания их в этой области. И естественнонаучная, и историческая эрудиция занимала видное место в формировании материалистического мировоззрения основоположников.

Этнографическая наука, в середине XIX- столетия только складывавшаяся, те занимала тогда еще заметного места среди прочих областей знания. И можно лишь подивиться тому, с каким вниманием относились К. Маркс и Ф. Энгельс к этой едва лишь зарождавшейся тогда науке, как серьезно следили они за ее первыми шагами. На этот важный факт надо обратить внимание, чтобы правильно понять и оценить, с одной стороны, степень влияния этнографических данных на развитие научного мировоззрения основоположников марксизма, а с другой стороны, значение их собственных работ для развития этнографии.

Очень поучительно проследить, как постепенно, по мере развития этнографической мысли —примерно от Бастиана до Моргана — расширялись, углублялись, уточнялись и взгляды основоположников марксизма по вопросам, связанным с этнографической проблематикой 1.

Ранние работы Маркса и Энгельса

В ранних работах Маркса и Энгельса - приблизительно до конца 1850-х годов — этнографический материал практически не фигурирует. Правда, судя по сохранившимся конспектам и выпискам, сделанным рукой Маркса, он не только внимательно читал, но и изучал, конспектировал различные сочинения более или менее этнографического .содержания: известную книгу де Бросса о фетишизме, Мейнерса — по историй религии, Беттингера — о мифологии, Гамильтона — о нравах жителей США, Миллара—о происхождении сословий, Пикеринга—о человеческих расах, и многое другое. Однако все эти сочинения давали Марксу мало поводов ссылаться на них.

Но в той мере, в какой данные этнографии все же привлекались Марксом и Энгельсом уже и в ранних работах, они служили для освещения не мелких и случайных, а коренных и принципиальных вопросов научного мировоззрения: сведения об отсталых, охотничих, пастушеских и других народах служили дополнительным фактическим материалом для историческое реконструкции ранних этапов развития человечества. Ссылки на данные этнографии встречаются в работах Маркса и Энгельса там, где речь идет об историческом развитии форм разделения труда, форм собственности, земельных отношений, об историческом месте общины, о ранних формах обмена, о возникновении рабства, о древних государствах, о происхождении религии и пр. Но до 70-х годов, точнее говоря, до открытий Моргана, в наука существовало ясного различения основных исторических периодов: доклассового (общинно-родового) и классового общественного устройства. Поэтому такого разграничения нет и в произведениях Маркса и Энгельса этих ранних годов.

В “Немецкой идеологии” (написанной совместно Марксом и Энгельсом в 1845—1846 гг.), где впервые широко поставлен вопрос о развитии материального производства как основе всего исторического процесса, об исторических формах разделения труда и формах собственности, ранние формы этих явлений описываются лишь суммарно, без конкретных примеров: авторы говорят о “племенной собственности” (Stammeseigentum) как о первой исторической форме собственности, соответствующей “неразвитой стадии производства, когда люди жили охотой и рыболовством, скотоводством или, самое большее, земледелием”; за этим следует вторая форма собственности — античная, и третья — феодальная (сословная) 4; говорится о связанном с этим развитии разделения труда, отделении города от деревни, о роли “сношений”, т. е. торгового и культурного обмена, и пр.

В “Манифесте Коммунистической партии” (1847) речь идет вообще только об истории классового, общества, о “борьбе классов” как содержании всей истории человечества; однако в позднейшем .примечании (1888) к этому месту текста Энгельс внес оговорку, что это относится лишь к “письменной” истории, которая только и известна была в годы написания “Манифеста”, потому что история первобытного, доклассового общества стала известна науке гораздо позже, после ряда этнографических исследований, особенно после работ Моргана 5.

"Экономические рукописи 1857 - 1859 годов"

В “Экономических рукописях 1857—1859 годов” Маркс уже гораздо подробнее рассматривает исторические формы собственности. Самая ранняя из них обозначена здесь как “азиатская форма собственности, связанная с господством “племенных” форм общественной жизни и с сельской общиной. Видимо, под понятием “азиатская собственность” Маркс разумел как древнейшие формы доклассового общественного быта, так и более поздние азиатские деспотические государства 6. В качестве фактических : примеров здесь фигурируют: древние Мексика, Перу, кельты, славяне, племена Индии, Греции, евреи, германцы, американские индейцы.

В Предисловии к изданной в те же годы работе “К критике политической экономии” (1859) Маркс вместо исторических экскурсов об эволюции собственности излагает в самом общем выражении свои мысли о зависимости всех сторон общественной жизни от “способа производства материальной жизни” и об общих стадиях, .исторического развития. Этнографических примеров в этой работе не приводится.

Очень интересно отметить быструю реакцию Маркса на появление первой же этнографической работы, претендующей на широко обобщающую концепцию,—книги Адольфа Бастиана “Человек в истории”. Это яркое подтверждение того, с каким вниманием Маркс следил за движением научной мысли. Его суждение об этом сочинении было резким, по вполне справедливым.

В I томе “Капитала” (1867), чисто экономическом исследовании, далеком от этнографических тем, Маркс однако, находит немало поводов сослаться для сопоставления на этнографический материал, и не только в общей форме (“охотничьи народы”, “дикари” и пр.), и на конкретные факты, например, на общинные формы быта в Индии -и других восточных странах, в Дунайских княжествах 7.

С 1860-х годов Маркс обнаруживает живой и pacтущий .интерес к России и к быту русского народа. Это вполне понятно, потому что бурные процессы буржуазного развития в пореформенной России, усиливающее обеднение крестьянства, кризис старых устоев деревенского быта—все это не могло не привлечь внимание мыслящих людей на Западе. Маркс начал даже изучать русский язык для того, чтобы читать в подлиннике русскую научную и публицистическую литературу. Он читал работы Чернышевского, Берви-Флеровского, Скалдина, Калачова, Даниельсона, Ковалевского и многих других 8. Вскоре он сделался прекрасным знатоком вопроса о русской общине и ее судьбах. В 1881 г. Mapкс по просьбе русских революционеров, переданной ему через Веру Засулич, в письме к ней изложил свое мнение о положении и о возможной судьбе крестьянок общины в России; само письмо было коротко, но подготовительные к нему черновики, показывающие, насколько серьезно относился Маркс к этому вопросу, заполнили свыше 20 страниц печатного текста 9.

В последние годы жизни Маркс продолжал изучать и общую этнографическую литературу; он читал сочинения Мэна, Тэйлора, Лёббока и др. 10

Даже в 1870-е годы этнография еще не заняла большого места в трудах основоположников марксизма. Хотя в “Анти-Дюринге” Энгельса (1878) и очень много говорится о первобытных и древних общинах, и говорится с таким знанием дела, которое явно основывалось прекрасном знании источников, в том числе, видимое этнографических (об Индии, славянских, кельтских, германских народах), но прямых ссылок на эти источники в книге нет. Работа Моргана, появившаяся за год перед тем, Энгельсу еще не была известна. 11

Маркс, Энгельс и Морган

Знакомство с книгой Л. Г. Mopгана “Древнее общество” явилось весьма существенным дополнением .к исторической концепции основоположников .марксизма. Учение Моргана о “древнем”, т. е. доклассовом, обществе как об обществе, построенном на родовых, кровнородственных связях, на первобытно-демократических основах, как раз заполнило недостающее звено в понимании исторического процесса. Вместо слишком широкого понятия “азиатский способ производства”, куда зачислялось и все то, что предшествовало греко-римской античности, и все народы и страны средневекового и нового Востока, появилось понятие “родовое общество”, охватывающее всю огромную эпоху доклассового общественного строя, но не классовые и государственные общества Востока. С появлением (самого понятия о доклассовом общественном устройстве все стало на свои места.

Почти год — до начала 1882 г. — изучал Маркс книгу Моргана. Сохранился сделанный его рукой подробнейший конспект, даже, собственно, не конспект, а обстоятельные выписки с критическими замечаниями и самостоятельными дополнениями из других этнографических и исторических источников 12. По свидетельству Энгельса, Маркс предполагал написать самостоятельное исследование по истории первобытного общества, опираясь и на труд Моргана, и на накопленные им самим ранее обширные этнографические познания. Этому не суждено было осуществиться — помешала смерть Маркса. Энгельс счел своим моральным долгом выполнить это как бы завещание своего друга. Так появилось на , свет одно из самых замечательных произведений марксистской классики — “Происхождение семьи, частной собственности и государства” (1884).

Как уже говорилось, и Маркс и Энгельс очень высоко оценивали значение открытий Моргана. Именно это побудило Энгельса в своей книге изложить очень подробно не только главные идеи и выводы американец ученого, но и множество отдельных его наблюдений конкретных фактов чисто этнографического свойства: австралийские брачные классы, и ирокезская родо-племенная структура, и разные типы номенклатур родства и многое другое. Но, разумеется, этим Энгельс не ограничился. Некоторые из выводов Моргана он изложил критически, а многое привнес от себя. Больше всего добавлений — в главах об античной Греции и Риме, о кельтах и германцах, а самое существенное—в важнейшей главе “Варварство и цивилизация”, где излагаются кардинальные проблемы исторического рубежа между доклассовым и классовым обществом: идеи этой главы целиком принадлежат Энгельсу. Анализ и краткое суммирование чрезвычайно сложного процесса разложения общинно-родовых отношений, развития частной собственности, общественных классов и государства составляет, пожалуй, самую важную часть книги и по глубине и ясности изложения остаются непревзойденными до сих пор.

Из других, более частных вопросов тематики книги Энгельс совершенно самостоятельно разработал вопрос об исторических судьбах семьи в новейшую эпоху. Он гораздо более выпукло показал зависимость эволюцию форм семьи от общего изменения исторических условий, яснее сказал о природе семьи в буржуазном обществ смелее поставил вопрос о неизбежном превращении нога мной семьи в ее будущем развитии в некую высшую форму. Кстати, уже в самом заглавии .книги Энгельс подчеркнул, что сознательно ставит семью в один ряд с такими институтами классового общества, как частная собственность и государство.

Сам Энгельс, однако, не считал свою задачу исчерпанной напечатанием этой книги. Он продолжал внимательно следить за развитием науки о первобытности, появлением новых этнографических, исследований и материалов. Яркое доказательство тому—пересмотрен и дополненное, четвертое издание книги “Происхождение семьи...”, вышедшее через семь лет после первого в 1891 г. За этот не такой уж большой промежуток времени Энгельс нашел немало нового, что он счел нужным включить в текст, и снабдил издание новым большим предисловием, содержащим, главным образом историографию проблем первобытной истории. Наиболее существенные дополнения текста Энгельс заимствовал из исследований М. Ковалевского (большая семья, сельская община) и—в виде особого приложения — Льва Штернберга (пережитки группового брака у гиляков). Он ссылается также на новые работы Летурно, Вестермарка и др.13

Основы исторического материализма и этнография

Из огромного богатства новых идей, введенных основоположниками марксизма в научное обращение, выделим здесь несколько наиболее важных для этнографической науки; большая часть этих идей имеет, правда, не меньшее значение и для других общественных наук.

Уже в самом начале своей общественно-литературной деятельности (в середине 40-х годов) Маркс и Энгельс четко сформулировали основное положение философского и исторического материализма — положение о примате общественного бытия над общественным сознанием. “Первая предпосылка всякой человеческой истории,—говорится в “Немецкой идеологии”, — это, конечно, существование живых человеческих “индивидов. Поэтому первый конкретный факт, который подлежит констатированию, — телесная организация этих индивидов, и обусловленное ею отношение их к остальной природе” 14. Иначе говоря, “люди должны иметь возможность жить, чтобы быть в состоянии “делать историю”. Но для жизни нужны прежде всего пища и питье, жилище, одежда и еще кое-что. Итак, первый исторический акт—это производство средств, необходимых для удовлетворения элементарных потребностей, производство самой .материальной жизни. Притом это такое историческое дело, такое основное условие всякой истории, которое (ныне так же, как и тысячи лет тому назад) должно выполняться ежедневно и ежечасно—уже для одного того, чтобы люди могли жить” . 15

Этот важнейший тезис исторического материализма о первичности .материального производства (а .отсюда и первичность связанных с ним производственных отношений между людьми) не следует понимать упрощенно и прямолинейно—как стремление всюду выпячивать “экономический фактор”. Сами основоположники марксизма против этого предостерегали (см., например, письмо; Энгельса Иосифу Блоху 21 сентября 1890 г.) 1. Тем не менее многие буржуазные ученые поняли марксизм именно как такой “экономический материализм” и поэтому .критиковали его, весьма невпопад, за “односторонность” (например, П. Милюков в “Очерках по истории культуры”).

Как вообще надо понимать самый термин “материальное производство” (“производство материальной жизни”) — основную категорию марксистского материалистического мировоззрения? Как ни странно, но вопрос этот вызвал разногласия даже в собственной марксистской среде, притом разногласия, затронувшие. одну из очень важных областей этнографической науки — изучение истории семьи .и брака. Относятся ли брачно-семейные и кровнородственные отношения к категории материального производства или же это есть “надстройка” над ним? Вопрос принципиальный и весьма существенный.

На этот вопрос самым прямым и недвусмысленным образом ответил сам Энгельс, в предисловии к первому изданию “Происхождения семьи...”. Вот его совершенно точная формулировка: .“Согласно материалистическому пониманию, определяющим моментом в .истории является в конечном счете производство и воспроизводство непосредственной жизни. Но само оно, опять-таки, бывает двоякого рода. С одной стороны—производство средств к жизни: предметов питания, одежды, жилища и необходимых для этого орудий; с другой—производство самого человека, продолжение рода. Общественные порядки, при которых живут люди определенной исторической эпохи и определенной страны, обусловливаются обоими видами производства: ступенью развития, с одной стороны — труда, с другой — семьи. Чем меньше развит труд, чем более ограничено количество его продуктов, а следовательно, и богатство общества, тем сильнее проявляется зависимость общественного строя от родовых связей”17.

Несмотря на ясность и, казалось бы, достаточную убедительность этой мысли, нашлись люди, которые самого Энгельса стали по этому поводу упрекать в недостаточной материалистичности. Так, Карл Каутский, считавшийся ортодоксальнейшим марксистом, заявил, что Энгельс отступил в данном случае от чисто материалистической точки зрения18. Несколько раньше тот же упрек в адрес Энгельса сделал русский социолог-народник Н. К. Михайловский, заявивший, что термин “производство самого человека” не согласуется-де с “основною формулою экономического материализма”. Но этот упрек очень убедительно отвел В. И. Ленин, указавший на непонимание Михайловским самой сути материалистического мировоззрения. Михайловский смешал его с тем же узким “экономическим материализмом”19. Странно, что, вопреки этому достаточно авторитетному разъяснению В. И. Ленина, и в советской марксистской литературе продолжались .колебания по вопросу о семье и ее отношении к .“материальному производству”: считать ли 'брачно-семейные (и кровнородственные) отношения принадлежащими к “производству материальной жизни или к сфере общественной “надстройки”? 20

Маркс и Энгельс о первобытном обществе и его пережитках

Для этнографии важнее всего высказывания Маркса и Энгельса о древнейших стадиях общественного развития. В ранних работах (“Немецкая идеология”, “Формы, предшествовавшие капиталистическому производству”) самая-первоначальная стадия человеческой истории именуется племенной: “племенная собственность” как первоначальная форма собственности. В Предисловии к “Критике политической экономии” фигурирует “азиатский” способ производства, характеризующийся, как видно из других высказываний Маркса и Энгельса, господством общинной земельной собственности. Однако в дальнейшем основоположники марксизма избегали пользоваться этим понятием, вероятно, из-за его неопределенности. Познакомившись с исследованиями Моргана, Маркс и Энгельс приняли его терминологию: периоды “дикости” и “варварства”, предшествующие эпохе “цивилизации и характеризуемые “родовым строем”, “родовой организацией общества”. В письме к В. Засулич фигурирует “архаическая” формация.

Но при всех различиях в терминах самая суть древнейшей эпохи человеческой истории понималась Mapксом и Энгельсом одинаково: это была эпоха коллективизма, общинности, отсутствия частной собственности”, общественных классов и оторванной от народа принудительной власти. Такое понимание ими сначала лишь смутно угадывалось, а позже стало твердым убеждением. Энгельс писал по этому поводу в своем письме к Каутскому 2 марта 1883 г., указывая на его, Каутского, непоследовательность: “Где существует общность, — будь то общность земли, или жен, или чего бы то ни было, — там она непременно является первобытной, перенесенной из животного мира. Все дальнейшее развитие заключается в постепенном отмирании этой первобытной общности; никогда и нигде мы не находим такого случая, чтобы из первоначального частного владения развивалась в качестве вторичного явления общность”21.

Интерес основоположников марксизма к ранним стадиям человеческой истории не был чисто познавательным интересом, отрешенным от практической жизни. Напротив, в их общественном и научном мировоззрении тесно связывались проблемы исторического прошлого с актуальными вопросами ориентировки в современной действительности, в конечном счете—с интересами грядущей социалистической революции. Более конкретно дело шло об оценке тех реликтов прошлого, которые сохранились в XIX в. преимущественно в отсталых странах об оценке их роли. Индийская община, русская крестьянская община, болгарская “родовая” община... Какую роль суждено сыграть этим и другим аналогичным институтам в будущей революционной борьбе?

Подобные вопросы ставились и предположительно решались не столько в печатных произведениях Маркса и Энгельса, сколько в их переписке между собой и с различными общественными деятелями. Естественно, что ответы на такие вопросы давались в чрезвычайно осторожной форме. Маркс и Энгельс не раз предостерегали от идеализации архаического общинного быта, будь то индийская или русская община, ибо эти общины, “там, где они продолжали существовать, соста1вляли .в течение тысячелетий основу самой грубой государственной формы. восточного деспотизма, от Индии до России” 22. Они предостерегали от взгляда на сельскую общину как на готовый зародыш грядущего-социализма или коммунизма. Энгельс, например, писал Н. Даниельсону, видному русскому народнику, что “в России развитие из первобытного аграрного коммунизма” к “более высокой социальной форме”, т. е. к настоящему коммунизму, было бы возможно только в том случае, если бы какая-то другая страна могла послужить в этом отношении “образцом” 23. Эти высказывания были серьезным ударом по романтическим иллюзиям русских народников.

Вместе с тем основоположники марксизма не исключали (возможности того, что при благоприятных исторических условиях и сельская община, если бы она сохранилась неразрушенной, могла бы сыграть свою положительную роль в социалистическом развитии. Такое же предположение делал Энгельс о болгарах, сохранивших у себя в то время “остатки родовых учреждений” (видимо, Энгельс имел в виду болгарскую “задругу”); он полагал, что если бы эти остатки сохранились у болгар, находящихся под турецкой властью, “до европейской революции”, то их “родовые учреждения явились бы великолепным отправным (пунктом для дальнейшего развития к коммунизму”. Так писал Энгельс Бернштейну в год политического кризиса в Болгарии (1886) 24.

Проблемы антропогенеза

Необычайная широта умственных и разнообразие научных интересов основоположников марксизма были таковы, что за пределами их эрудиции оставалось мало научных отраслей. Из круга вопросов, имеющих отношение к этнографии и затронутых в трудах Маркса и Энгельса, надо указать еще на несколько: проблемы антропогенеза, этнической истории истории религии, национального движения,

Как ни далеки, казалось бы, от задач освободительной борьбы рабочего класса вопросы происхождения человека, но Энгельс нашел идейную связь между тем и другим. Замыслив историческое исследование о “трех формах рабства”, он написал к нему (около 1876 г.) вводный очерк, .который был опубликован лишь посмертно, в 1896 г., под названием “Роль труда ,в процессе превращения обезьяны в человека” 25. Очерк этот, оставшийся недоработанным, был основан на фактических данных по палеонтологии, геологии, сравнительной анатомии, существовавших в то время. Но поразительно не только то, как глубоко сумел Энгельс осмыслить и обобщить эти данные с материалистической точки зрения, но и то, “что и в настоящее время, когда наука располагает неизмеримо более обильными и разнообразными фактическими данными, “трудовая” теория антропогенеза, развитая Энгельсом, отнюдь не устарела. Напротив, она вполне согласуется со всеми этими данными 26

Не меньше ценности для этнографической науки представляет собой исследование Энгельсом вопросов, ранней истории германских племен: “К истории древних германцев”, “Франкский период”, “Марка” и “Франкский диалект”. Эти работы, написанные в 1881—1882 гг., составляли отдельные части обширного цикла работ по истории Германии, которым Энгельс занимался многие годы и который, в свою очередь, был связан с задачей политической ориентировки в германских делах. Но и здесь нас поражают не только широта и глубина эрудиции Энгельса в чисто исторических вопросах и отличное знание им древних письменных источников, но и владение методами лингвистического анализа, знание германской диалектологии, всех фонетических соответствий и “законов”: последнее — особенно во “Франкском диалекте”. Новейшие диалектологические исследования нисколько не опровергают выводов Энгельса.

Проблемы истории религии

Большой принципиальный вклад внесен основоположниками марксизма в дело изучения религии и ее истории. Правда, собственно этнографическое исследование религии стояло в стороне от их интересов; однако и Маркс и Энгельс были всегда в курсе состояния этих .проблем в науке.

В одной из ранних работ (о “Передовице № 179 “Kolnische Zeitung”) Маркс высказывается — хотя и вскользь, но метко — о ранних формах верований — “фетишизме” и “обоготворении животных” 27. В середине XIX в. в науке получила господство мифологическая концепция происхождения религии, и основоположники марксизма ее хорошо знали. В “Анти-Дюринге” (1878) Энгельс коротко, но вполне ясно пишет об “олицетворении сил природы”, порождающем образы богов 28, а в “Людвиге Фейербахе...” (1886) высказывается о первобытной религии в духе анимистической теории Тейлора, в то время самой передовой в науке 29.

Но важнее всего для нас то принципиально новое, что внесено марксизмом в самое понимание религии, ее сущности, ее корней. Уже в самых ранних работах Маркса и Энгельса выражено понимание ими религии как одной из форм общественного сознания, в которой превратно отражена социальная действительность. В работе “К критике гегелевской философии права” Маркс пишет о религии как о “самосознании и самочувствовании человека, который или еще не обрел себя, или уже снова себя потерял”; там же сказано о религии как об “опиуме народа”30. В “Тезисах о Фейербахе” (1845) Маркс сжато и ясно формулирует задачу критики религии: недостаточно, говорит он, найти “земную основу” религии, как это пытался сделать Фейербах, недостаточно “сводить религиозный мир к его земной основе”; главная задача состоит в том, чтобы понять, почему эта земная основа порождает как бы свое удвоение, почему она “отделяет себя от самой себя и переносит себя в облака как некое самостоятельное царство”. А происходит это, подчеркивает Маркс, в силу “саморазорванности и самопротиворечнвости этой земной основы”31. Иначе говоря, корни всяких религиозных представлений — в противоречивости общественного бытия людей. Надо понять эту противоречивость и устранить ее; иными словами, надо “революционизировать” земную основу религии.

В этих сжатых словах — квинтэссенция марксистского взгляда на религию. Религия не есть нечто самостоятельное, она лишь ложное отражение реальной жизни людей. В другом месте Маркс употребляет выражение “восполнение” (Erganzung): надо понимать — восполнение недостаточных материальных сил человека фантастическими образами религии 32.

Религия, писал Энгельс в “Анти-Дюринге”, есть фантастическое отражение в головах людей тех внешних сил, которые господствуют над ними в их повседневно жизни, — отражение, в котором земные силы принимают форму неземных 33.

Такое понимание религии дает ключ к объяснению отдельных стадий и форм развития религии. В каждом случае эти стадии и формы детерминированы конкретными историческими условиями. Это одинаково верно и для ранних, доклассовых форм религии, и для сложных форм в .классовом обществе.

Очень глубоко и точно выразил эту мысль Mapкс применительно к религиям первобытнообщинного строю, когда он в I томе “Капитала” характеризовал, хотя вскользь, древние земледельческие общины на Восток “Условие их существования, —писал Маркс, — низкая ступень развития производительных сил труда и соответственная ограниченность отношений людей рамкам материального процесса производства жизни, а значит ограниченность всех их отношений друг к другу и природе. Эта действительная ограниченность отражается идеально в древних религиях, обожествляющих природу, и народных верованиях” 34.

Из того основного положения, что религия не ее самостоятельная субстанция, что в ней лишь отражает неразвитая, несовершенная, противоречивая “земная о нова”, вытекает и важнейший принцип практического отношения к религии: в отличие от прежних и новь буржуазных .атеистов-просветителей Маркс и Энгельс никогда не считали борьбу против религии самостоятельной задачей; для них разъяснение земных корней религии было подчинено более общей цели — великой задаче освобождения трудящихся от социального гнета.

Именно поэтому Маркс и Энгельс решительно осуждали крикливую антирелигиозную декламацию некоторых мелкобуржуазных радикалов-атеистов. Энгельс едко высмеивал, например, Эугена Дюринга и французских бланкистов, которые в своих утопических проектах будущего строя предлагали законодательно “запретить” всякую религию. Он вполне правильно указывал на то, что всякие попытки бороться с религией административными мерами могли бы привести только к ее укреплению. Незачем окружать церковь “ореолом мученичества” 35, ведь “преследования—наилучшее средство укрепить нежелательные убеждения”36.

Проблемы национальных движений

Прямое отношение к этнографии имеют, наконец, и те работы Маркса и Энгельса, которые касаются вопросов национальных движений в европейских и внеевропейских странах, ,а также и отдельные их мысли и высказывания по этим вопросам. Это главным образом публицистические журнальные статьи. Маркс и Энгельс очень внимательно следили за политическими -событиями во всех частях света и откликались на них статьями и обзорами, в которых всегда видна поразительная осведомленность авторов и в политических, и в экономических, и в национальных взаимоотношениях в различных странах. Особенное внимание посвящали они национальным движениям в Ирландии, в Италии, в западных и южных славянских странах, в Венгрии, а из внеевропейских стран — антиколониальной борьбе в Индии. Помимо журнальных статей представляют интерес и мысли, высказывавшиеся основоположниками марксизма в их переписке.

Особенно важно подчеркнуть тот метод, с которым они подходили к анализу и оценке тех или иных национальных движений, протекавших перед их глазами. Они никогда не рассматривали эти движения сами по себе, изолированно от общей политической или экономической обстановки в данной стране и от международных отношений; не отрывали их от общей перспективы освободительного революционного движения, от задач социалистического развития европейских, а частью и внеевропейских народов. Именно отсюда вытекали и те общи оценки, какие давали Маркс и Энгельс каждому отдельному эпизоду в национальных движениях.

Так, например, рассматривая ход национально-освободительного движения в Ирландии, Маркс и Энгельс очень ясно видели его корни: невыносимое положение ирландских крестьян, обреченных английскими колонизаторами на постоянные голодовки и массовую эмиграцию. Положению ирландского крестьянства как особенно яркому примеру пауперизма, связанного с капиталистическим накоплением, Маркс посвятил особый параграф в 23-й главе I тома “Капитала”. Этих. же проблем и oн и Энгельс касались в многочисленных статьях и других выступлениях по ирландскому вопросу. Большой интерес представляют статьи Ф. Энгельса “История Ирландии”, “Из фрагментов к работе “История Ирландии”, “Рукописи по истории Англии и Ирландии”, статья К. Маркса “Набросок доклада по ирландскому вопросу” 37.

Из внеевропейских стран наибольший интерес Маркса—и отчасти Энгельса—привлекала Индия. Хотя специально этой стране посвящены только газетные (очень многочисленные) статьи, но за этими статьями кроется многолетнее, самое внимательное изучение и истории современного политического, экономического и культурного состояния Индии. Об этом свидетельствуют хотя бы обширные “Хронологические выписки”, сделанные Марксом 38. Индия глубоко интересовала основоположника марксизма не только из-за сохранившихся там общинных порядков, но и в связи с историей колониальных захватов и антиколониальной борьбы населения Индий Здесь опять самое важное то, что Маркс в своих статьях прекрасно показал те социально-экономические силы, которые двигали британской колониальной политикой в Индии, — силы капитализма, которые в короткое время привели к разрушению самой основы тысячелетнего уклада индийского общества. Незамедлительным следствием хозяйничанья британского капитала в Индии было массовое вымирание, особенно в среде ремесленников.

Известно приводимое Марксом выражение одного из британских колониальных служащих о том, что “равнины Индии белеют костями хлопкоткачей” 39, погибших от наплыва английских фабричных тканей. “Гражданские войны, вторжения, перевороты, завоевания, голодные годы—все эти сменяющие друг друга бедствия, каким бы бесконечно сложным, бурным и разрушительным ни представлялось их действие на Индостан, затрагивали его лишь поверхностно, Англия же подорвала самую основу индийского общества, не обнаружив до сих пор никаких попыток его преобразовать” 40.

Вот почему те характеристики и оценки, которые давались основоположниками марксизма национальной борьбе в различных странах, были всегда совершенно конкретны. Они каждый раз относились к данной ситуации, а потому могли Меняться с изменением этой ситуации, никогда не претендуя на универсальность и нерушимость.

Влияние марксизма на развитие этнографии

Какое же влияние оказали труды и идеи основоположников марксизма на развитие этнографической науки в Западной Европе и в Америке? 41 Влияние это проявлялось по-разному в разные моменты и в различных странах.

Хотя само революционное учение марксизма принципиально враждебно всем течениям буржуазной науки и самому буржуазному мировоззрению (при всем разнообразии направлений и оттенков последнего), оно отнюдь не стояло в стороне от фарватера научной мысли цивилизованных стран и не могло не оказывать на нее влияние. И хотя работы основоположников марксизма не были посвящены (за несколькими исключениями) непосредственно этнографическим сюжетам, идейное воздействие их не могло не проявиться и в области, этнографии.

Оно сказалось в трех направлениях: 1) работы на этнографические темы непосредственных учеников и последователей Маркса и Энгельса, 2) заимствование марксистских идей прогрессивными буржуазными учеными конца XIX и начала XX-в., 3) влияние марксизма на взгляды и труды этнографов новейшего времени (с середины XX в.).

В этой главе мы ознакомимся только с первым направлением —наиболее прямым каналом влияния марксизма на этнографическую науку. Что же касается воздействия марксистских идей на буржуазных ученых — позитивистов, эволюционистов и др. в конце XIX в., а также отражения марксизма в работах новейших, современных нам авторов, то об этом речь будет идти в последующих главах.

Ранние последователи Маркса и Энгельса

Из ранних последователей и теоретиков марксизма мы коснемся четырех, у которых более заметен интерес к этнографической тематике: Август Бебель, Поль Лафарг, Карл Каутский и Роза .Люксембург.

Август Бебель (1840—1913). Без этнографического материала и без широких обобщений на историко-этнографическом уровне не могла бы быть написана знаменитая книга А. Бебеля “Женщина и социализм”. Хотя книга появилась за пять лет до труда Энгельса “Происхождение семьи...”, она по своему содержанию является как бы продолжением последнего. Не только первые главы книги, целиком построенные на этнографических данных, но и все ее содержание густо насыщено убедительным фактическим материалом и подчинено, в сущности,. большой историко-этнографической проблеме: проблеме корреляции биологического и социального во взаимоотношениях полов, проблеме исторических форм, которые принимало и принимает половое деление человечества.. Трактовка этой важнейшей проблемы с материалистических, марксистских позиций имеет огромное значение. Немудрено, что книга А. Бебеля, изданная впервые в 1879 г., вызвала целую бурю откликов (и положительных, и враждебных). Еще при жизни автора (скончался в 1913 г.) она выдержала 50 изданий в Германии и была переведена на 15 языков 42.

Поль Лафарг (11842—1911), видный французский социалист, верный последователь Маркса, известен и своими серьезными научными исследованиями, и острыми публицистическими памфлетами. Самый крупный теоретический труд Лафарга — “Происхождение и развитие

42 См.: Бебель А. Женщина и социализм. М., 1959, с. 35—36.

собственности” (1895) 43—посвященный автором Энгельсу, насыщен этнографическими данными.

Лафарг убедительно показывает процесс постепенного зарождения в недрах первобытного общества различных форм собственности и дальнейшее их развитие. “Существуют еще и в настоящее время дикари, не имеющие никакого понятия о земельной собственности, ни личной,, ни коллективной, и едва дошедшие до индивидуального владения предметами личного присвоения”. Даже личная собственность вначале ограничивалась “идеальными” предметами: это прежде всего имя человека как его неотъемлемая собственность; даже имена принадлежали, как показал Морган, первоначально роду, а не отдельной личности. “Первобытный человек не дошел еще до идеи личной собственности по той основной причине, что он не осознает своей индивидуальности, как личности отдельной от той кровной группы, среди которой он живет” 44. У первобытных народов нет еще семьи, а только род, и “род—всё”. Лафарг тщательно прослеживает черты этой первобытной коллективности— в жилище, в общих трапезах, в обычае гостеприимства и пр., а пережитки этих традиций сохранились даже у народов Европы почти до наших дней. Самая ранняя форма земельной собственности—это родовая собственность на охотничьи угодья. Пахотные угодья и домашние животные тоже вначале составляли родовую собственность.

“Коммунизм был колыбелью человеческого рода; цивилизация разрушила повсюду этот первобытный коммунизм, но его сохранившиеся следы и теперь еще, назло жадному дворянству и буржуазии, составляют общественное достояние (коммунальные угодья, les biens communaux)”.

Далее Лафарг подробно прослеживает судьбу древней коллективной собственности-, раздробление ее на семейные участки вместе с дроблением самого рода на семьи, возникновение крупной феодальной земельной собственности 45.

В небольших очерках о происхождении абстрактных понятий, идеи правосудия, идеи добра Лафарг очень удачно показывает, что все такие идеи прямо или косвенно зарождаются в человеческой общественной практике, а в дальнейшем развиваются и меняются под воздействием режима частной собственности. 46

Лафаргу принадлежит также целый ряд блестящих атеистических памфлетов и небольших этюдов. Ранние из них написаны в духе анархистского атеизма, более поздние—с марксистских позиций. Таковы его сочинения “Происхождение и эволюция понятия души”, “Миф об Адаме и Еве”, “Миф о непорочном зачатии”, “Обрезание, его социальное и религиозное значение” и ряд других.

Карл Каутский (1854—1938), пришедший к марксизму от дарвинизма и бюхнеровского вульгарного материализма (позднее допустивший серьезные искажения марксизма), в особенности интересовался вопросами теории народонаселения (демографией) и аграрным вопросом. Одна из его наиболее солидных теоретических работ — “Размножение и развитие в природе и в обществе” (1910) —посвящена научному опровержению мальтузианства и неомальтузианства, а также некоторых идей утопических социалистов. Автор последовательно отстаивает общую марксистскую точку зрения о неодинаковости “закона народонаселения” на разных ступенях общественного развития. Он широко использует при этом данные этнографии, стараясь вскрыть специфику условий “воспроизводства человека” (брак, семья, половое разделение труда, фертильность, количество детей, продолжительность жизни, половые и брачные ограничения, экзогамия и пр.) в каждую историческую эпоху, при разных формах хозяйственный деятельности 47. Попутно Каутский пытается внести поправку, и в мысль Энгельса о двух основных видах “материального производства” 48, но тут он неправ.

Из других работ Каутского интересна его популярная брошюра “Возникновение брака и семьи”, посвященная теме, уже много раз трактовавшейся в этнографической литературе. Каутский пытается в ней, но не слишком убедительно, согласовать взгляды Моргана относительно стадий эволюции брачно-семейных форм. Схема Каутского опирается на те же многократно всеми упоминаемые факты из быта отсталых и более развитых народов. Схема, однако, более оригинальна, чем убедительна. Древнейшей стадией Каутский считает “гетеризм”, однако не в бахофеновском смысле, а как систему “более или менее непрочных, легко расторжимых моногамных (?!) союзов”. За ней идет стадия “хищнического брака” (т. е. брак через похищение, Raubehe), который повлек за собой “общность жен” — пленниц, а позже — полигинию. Полигиния, в свою очередь, послужила причиной появления женского счета родства и системы материнских “кланов”, а затем — обычая экзогамии. Еще позже появляется “покупной брак” (Kaufehe) — форма брака, превращающая женщину, в конце. концов, в рабу мужчины—отца, мужа. Возникает патриархальная семья. Однако так было не везде: у других народов из того же первоначального “гетеризма” развилась через материнское право и укрепляющуюся частную собственность система “гинекократии” 49.

Каутский, таким образом, пытается снять многократно ставившийся вопрос о том, что древнее — “матриархат” или “патриархат”-: по его мнению, то и другое—не последовательные ступени развития, а параллельно, но у разных народов развивавшиеся формы.

Вообще концепция Каутского эклектична, ибо автор ее старался взять понемногу от каждого из своих предшественников. Он соединяет трудно согласуемые понятия: “гетеризм” при преобладании племенной общности и при отсутствии семьи и “моногамию”; жесткую детерминированность стадий развития и необязательность прохождения этих стадий 50. Энгельс неоднократно упрекал Каутского в непоследовательности. Пытаясь выдержать марксистскую точку зрения на историю семьи, Каутский фактически сбивается на заурядный эволюционизм с примесью экономического .материализма.

Очень широко и умело используется этнографический материал в трудах Розы Люксембург (1871—1919), горячей и убежденной революционерки, чьи теоретические взгляды в некоторых вопросах экономики и политики отступали, однако, от подлинного марксизма. Особенно обильно рассеяны этнографические данные в ее незаконченной и посмертно изданной работе “Введений в политическую экономию” 51. P. Люксембург подвергает здесь резкой и глубокой критике взгляды буржуазные ученых — К. Бюхера, Э. Гроссе — и сама набрасывает широкую картину исторического развития экономики начиная с первобытнокоммунистической общины и вплоть до современного ей капитализма.

Но в этой общей картине есть слабые места. Говоря о процессе разложения первобытной общины, Р. Люксембург придает, быть может, слишком большое и самостоятельное значение внешним по отношению к общине силам: межобщинному обмену и. завоеваниям. Получается местами чрезмерно упрощенная схема. Например, касаясь фактов завоевания одного народа с развитым земледельческим хозяйством другим народом, автор пишете что здесь “заложена уже была основа для эксплуатации этих земледельцев чужими завоевателями... И мы видим, как возникают подобные отношения в Перу, где один коммунистический (?) коллектив становится эксплуататором другого”. Именно в этом примере с государством инков Люксембург видит “ключ к пониманию целого ряда аналогичных образований в классической древности” 52. Ошибка Люксембург состояла здесь в том, что она приняла инков и покоренные ими народы за “коммунистические коллективы” и лишь во внешнем столкновении двух таких коллективов, а не во внутренних силах развития видела факторы разложения первобытного коммунизма.

Вероятно, здесь сказалась общая тенденция Розы Люксембург преувеличивать роль внешних сил развития за счет внутренних. Ведь хорошо известна и ее теория накопления капитала, согласно которой это накопление происходит только за счет внешней, “некапиталистической” среды; как только эта среда исчезнет, т. е. будет поглощена капиталистической системой, так, согласно взгляду Р. Люксембург, дальнейшее накопление капитала и само существование капиталистической системы станут невозможными 53.

Сноски

1 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 23, с. 40

2 Там же, с. 43.

3 Литература о связанных с этнографией взглядах и работах Маркса и Энгельса, особенно советская, довольно велика. См., например, из более широких обзоров: Марксизм и национальная проблема, сб. 1. Гиз Украины, 1923; Вопросы истории доклассового общества. - Сборник статей к 50-летию книги Энгельса "Продсхождение семьи, частной собственности и государства". М.-Л., 1936; Марксизм и буржуазная социология сегодня. Под ред. Ф. Константинова. М., 1964; Крывелев И. А. Маркс и некоторые проблемы этнографии. -"Советская этнография", 1968, № 2.

4 См.: Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. т. 3, с. 20-22.

5 См.: Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 4, с. 424.

6 См.: Маркс К. .и Энгельс Ф. Соч., т. 46, с. 462-504.

7 См.: Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 346 369-370, 3 . 442, 522-523; т. 25, ч. I, с. 366, 367.

8 См.: Крывелев И. А. Маркс и некоторые проблемы этнографии, с. 8.

9 См.: Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 19, с. 400-421.

10 См.: Крывелев И. А. Маркс и некоторые проблемы этнографии с. 9.

11 Книга Моргана, изданная в США в 1877 г., оставалась в Европе неизвестной. К. Маркс получил ее от своего русского друга максима Ковалевского в 1881 г. (год смерти Моргана) и познакомил с ней Энгельса.

12 См.: Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 45, с. 227-372.

13 См.: Ванников И. Н. Четвертое издание книги Энгельса "Происхождение семьи, частной собственности и государства". - Вопросы истории доклассового общества. М.-Л., 1936; Токарев. С. А. Энгельс и современная этнография. - "Известия Академии наук ; СССР". Серия истории и философии, т. III, 1946, № 1; Тартаковский Б. Г. Из истории создания и публикации работы Энгельса "Происхождение семьи, частной собственности и государства". - Из истории марксизма. Сборник статей к 140-летию со дня рождения Энгельса. М., 1961.

14 Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 19.

15 Там же, с. 26.

16 См.: Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 37, с. 394-396.

17 Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 25-26.

18 См.: Каутский К. Размножение и развитие в природе ;и в обществе, изд. 2-е. М., 1923, с. 101-102.

19 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. (1, с. 132-134.

20 См., например, редакционное предисловие к "Архиву Маркса и Энгельса", т. I, с. IV-V. Библиографию вопроса см.: Тер-Акопян Н. Б. К. Маркс и Ф. Энгельс о характере первичной общественной формации.-В кн.: Проблемы истории докапиталистических обществ, кн. I. М., 1968.

21 Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 35, с. 376.

22 Маркс К.. и Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 186.

23 См.: Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 39, с. 129.

24 См.: Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 36, с. 462.

25 См.: Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 486-499.

26 См.: Нестурх М. Ф. Происхождение человека, изд. 2-е. М., 1971.

27 См. Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 1, с. 98.

28 См. Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 328.

29 См. Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 282.

30 Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 1, с. 414, 415.

31 Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 2.

32 См.: Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 1, с. 414.

33 См.: Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 328.

34 Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 89-90.

35 Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 20, с- 330.

36 Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т, 18, с. 514.

37 См.: Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т 16; Архив Маркса и Энгельса, т. Х. М., 1948.

38 См.: Маркс К. Хронологические выписки по истории Индии. М., 1947.

39 Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 442.

40 Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 9, с. 131-132.

41 О влиянии марксизма на развитие русской этнографической науки см.: Токарев С. А. История русской этнографии М., 1966, с. 354-357, 429-431.

43 См.: Лафарг П. Происхождение и развитие собственности. М., 1925.

44 Лафарг П. Там же, с. 23, 24, 25.

45 См.: Лафарг П. Происхождение и развитие собственности, с. 26, 39-41, 48, 53-63, 83-126.

46 См.: Лафарг П. Происхождение идеи добра. СПб. (б. г.).

47 См.: Каутский К. Размножение и развитие в природе и в обществе, изд. 2-е. М., 1923.

48 См.: Каутский К. Указ. соч., с. 101—102.

49 См.: Каутский К. Возникновение брака и семьи, изд. 3-е. 1923, с. 11, 33, 44—45, 47, 51—52, 60—61, 71—73, 77—78, 79, 83, 87, 94.

50 См.: Каутский К. Размножение и развитые в природе и в обществе, с. 79, 94—95.

51 См.: Люксембург Р. Введение в политическую экономию, изд. 4-е. М, 1930.

52 Люксембург Р. Введение в политическую экономию, с. 14.

53 См.: Люксембург Р. Накопление капитала. М.—Л., 1934.