Geum.ru

Вопросы к экзамену по курсу «Введение в психологию»

Вид материалаВопросы к экзамену

Содержание


Социальной личностью
Два «рождения» личности по А.Н.Леонтьеву и их критерии +
Основные понятия и положения «неклассической» физиологии Н.А.Бернштейна +
Уровни построения движений по Н.А.Бернштейну +
Варианты решения психофизической и психофизиологической проблем в истории психологии +
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6
Представления о структуре личности концепции У.Джемса +

Считается, что в психологической науке первую общепризнан­ную (и до сих пор весьма популярную) теорию личности создал американский психолог В.Джемс [29]. Мы уже говорили о нем как родоначальнике американского функционализма, авторе важной для психологии метафоры «поток сознания». Теперь обратимся к еще одной стороне его многогранного творчества (кстати, не толь­ко психологического). Интроспективно обратившись к изучению переживания личностью самой себя, В.Джемс различает собствен­но личность (объект самопознания) и Я (субъект самопознания, познающий себя как личность). Объект самопознания называется им также эмпирическим Я (для его обозначения используется анг­лийское слово те), субъект самопознания называется «чистым Я» (для его обозначения используется английское слово I). Естествен­но, в реальности познающее Я и личность (познаваемое Я) неот­делимы друг от друга, их можно разделить лишь в абстракции. Эм­пирическое Я имеет, по В.Джемсу, следующую структуру: 1) фи­зическая личность, 2) социальная личность, 3) духовная личность. Каждая из «видов» личности отличается своими стремлениями к сохранению соответствующей инстанции.

К физической личности относятся не только телесная организа­ция человека, но также и одежда, ближайшее семейное окруже­ние — отец и мать, жена и дети (они также являются «частью нас самих», пишет В.Джемс, нам также стыдно за их дурные поступ­ки), наш дом, произведения нашего труда, деньги и пр. Мы стре­мимся к физическому самосохранению, равно как к сохранению того, что называем «своим» (жилища, денег и пр.).

Социальной личностью делают «признания нас личностью дру­гими людьми». У человека столько социальных личностей, во сколь­ко социальных групп он психологически включен. Мы можем ве­сти себя совсем иначе в компании друзей, чем в обществе началь­ника по работе, что может привести к дисгармонии в структуре социальной личности (хотя многие люди, выступая в разных со­циальных ипостасях, живут в гармонии сами с собой). Реально та или иная социальная личность обнаруживает себя в выполнении определенных норм и правил поведения, которое общество ожи­дает именно от этой социальной личности. Судья, например, на­ходит для себя бесчестным заниматься денежными операциями (именно этого и ожидает от него общество), все ждут от офицера храбрости в бою. Заботы о сохранении социальной личности за­ключаются в стремлении обратить на себя внимание, жажде люб­ви и дружбы других людей, стремлении к славе и гласности и т.д.

Духовная личность — это полное объединение отдельных состо­яний сознания, всех духовных свойств и способностей личности, ядром которого является чувство внутренней активности. Для ду­ховной личности характерно постоянное стремление к прогрессу (умственному, нравственному и духовному в узком смысле слова).

В.Джемс призывал каждого человека стремиться к гармонии (а не «соперничеству») разных сторон Я друг с другом, которую можно обеспечить развитием наиболее сильной его стороны, об­наруживаемой путем тщательного самоанализа. Это ведет к повы­шению самоуважения человека, которое не прямо зависит от его реальных успехов, а определяется формулой, в числителе кото­рой реальные успехи, а в знаменателе — притязания данного лица. Даже большой успех может огорчить человека, если он претендо­вал на большее, и наоборот. Каждый человек стремится к разным формам самоуважения, при этом позитивные устремления соци­альной личности заслуживают большего уважения, чем потреб­ности физической личности, стремления духовной личности дол­жны быть расценены выше, чем потребности социальной.

  1. Два «рождения» личности по А.Н.Леонтьеву и их критерии +

Личностью человека можно назвать лишь с определенного мо­мента его развития. Личность «рождается» в онтогенезе «дважды», говорил А. Н.Леонтьев. Первое рождение личности начинается (это не одномоментное событие) в возрасте около 3 лет и продолжает­ся фактически все дошкольное детство. Критерием произошедше­го рождения является принятие субъектом социальных норм и ценностей как мотивов своего собственного поведения. Внешне это проявляется, например, в способности ребенка «не взять» понравившийся ему предмет только потому, что «мама запретила его трогать». Даже когда его никто не видит, ребенок может хо­дить вокруг этого предмета, но трогать не будет. Значит, соци­альная норма, выступавшая внешним регулятором поведения ре­бенка (раньше ребенок не трогал предмет только в присутствии мамы или другого взрослого), теперь становится внутренней фор­мой регуляции.

Одним из внешних признаков начальной стадии процесса интериори-зации социальных норм является «феномен горькой конфеты» (получен­ный однажды в качестве побочного результата одного из экспериментов школы А.Н.Леонтьева). Ребенок-дошкольник, участвовавший в экспери­менте, должен был, не вставая с места, достать предмет со стола, стояв­шего довольно далеко от него. За успешное выполнение действия в этих условиях ребенку обещали дать конфету. Пока взрослый был в комнате, ребенок не вставал с места. Но тут взрослого якобы вызвали — и он ушел (на самом деле из соседней комнаты он наблюдал, что делает оставшийся один ребенок). Ребенок встал с места и взял тот предмет, который ему нужно было взять, по инструкции не вставая с места. Взрослый тут же вернулся в комнату и предложил обещанную конфету в качестве награды за выполненное действие. Ребенок, однако, сначала отказался от вознаг­раждения, а затем, когда взрослый стал настаивать, тихо заплакал.

Как объяснял этот феномен А. Н.Леонтьев? Действие ребенка объективно вписано в систему двух разных отношений ребенка к действительности. Одно отношение — отношение «ребенок—взрос­лый», второе — «ребенок—предмет». Как мы помним, любое от­ношение субъекта к объекту реализуется (существует) только в форме какой-либо деятельности субъекта, побуждаемой соответ­ствующим мотивом. Таким образом, мы имеем дело с тем, чтоодно и то же действие ребенка оказалось в разном отношении к двум значимым для него мотивам: очень хочется достать предмет (поскольку за него обещана награда), но социально одобряемым способом его взять нельзя (а ребенок в этом возрасте стремится соответствовать ожиданиям взрослого). Появление эксперимента­тора привело к переживанию ребенком конфликта мотивов, и полученная им конфета оказалась «горькой» по своему личност­ному смыслу. Таким образом, у данного ребенка начался процесс иерархизации мотивов, при этом все более и более значимым для него становится выполнение им социальной нормы.

Второе рождение личности, по А. Н.Леонтьеву, происходит в подростковом возрасте, когда ребенок, у которого сложилась уже в результате предшествующей деятельности определенная более или менее устойчивая иерархия мотивов, оказывается вдруг пе­ред необходимостью ее пересмотра. Это происходит потому, что все больше и больше расширяется круг социальных отношений, в которые входит ребенок, увеличивается число реализующих эти отношения видов деятельностей и возникают противоречия уже внутри круга соответствующих им социальных мотивов. Особенно отчетливо это впервые может обнаружиться в подростковом воз­расте, когда социально одобряемый родителями ребенка посту­пок (например, не пропускать ни одного урока) вдруг получает резко отрицательную оценку других учеников класса, ставших для подростка «значимыми другими». В этом возрасте ребенок начинает ставить перед собой глобальные вопросы о том, что такое добро, что такое зло, к чему следует стремиться и чего избегать, каковы должны быть жизненные идеалы и т.п. Естественно, это требует большой работы самосознания, особенности которой раскрыть в вводном курсе не представляется возможным. Завершим разговор о втором рождении личности выделением критерия этого рождения.

Таким критерием может быть первый в жизни самостоятель­ный и ответственный поступок. Обсуждая этот критерий, В. В. Пе­тухов и В. В. Столин еще больше сужают объем понятия «личность» и считают, что в подлинном смысле личностью может быть на­зван субъект, способный на подобного рода поступок. Согласно этой точке зрения, в результате «первого рождения» рождается не личность, а социальный индивид, который воспринимает соци­альную норму как значимый для него внутренний регулятор пове­дения, но при этом даже не задумывается о возможных альтерна­тивных социальных нормах. Социальный индивид может так и не превратиться в личность: ведь становление субъекта личностью пред­полагает повышение его ответственности и самостоятельности, ко­торое часто имеет своим следствием появление новых проблем для субъекта. Особой проблемой, например, может выступить появле­ние большей свободы деятельности, к которой субъект не привык (он привык к тому, чтобы все решали за него другие, а теперь надо решать самому) — и потому бежит от нее (одна из книг рассматри­вавшего эту проблему Э.Фромма так и называлась — «Бегство от свободы»). Тем более что индивид, решившись на поступок, все­гда рискует ошибиться и оказаться в проигрыше, выбрав не са­мую удачную стратегию поведения, потерпеть фиаско в борьбе с людьми, которые придерживаются иных систем ценностей.

  1. Основные понятия и положения «неклассической» физиологии Н.А.Бернштейна +
  1. Философской основой неклассической физиологии выступает диалектический, а не механистический механизм, как в классической физиологии.
  2. Неклассическая физиология в качестве основного принципа признает принцип активности в противовес принципу реактивности классической физиологии. Бернштейн утверждал, что именно своими движениями организм активно воздействует на окружающую среду, стремясь изменить её в потребном ему направлении. Он находил эту идею уже у Сеченова: “Наше время подтвердило тезис И.М. Сеченова, что мы «слушаем, а не слышим, смотрим, а не только видим”». Поэтому физиологию Бернштейна часто называют «физиологией активности».
  3. Неклассическая физиология представляет собой прежде всего физиологию человека, тогда как классическая была физиологией животных.
  4. Неклассическая физиология стремится изучать свой объект в естественных условиях его существования, тогда как классическая – в искусственных, лабораторных.
  5. Целостный подход неклассической физиологии противостоит принципу элементаризма классической. Для последней было характерно убеждение, что целое есть сумма своих частей, что организм представляет собой совокупность клеток, а всё поведение – цепь рефлексов. По Н.А. Бернштейну, движения – целостно организованные структуры, а рефлекс – не элемент действия, а элементарное действие, которое занимает подобающее место в общей системе действий организма в целом. Любое движение представляет собой не цепочку рефлексоподобных элементов, которые соединены механическим образом, а «непрерывный циклический процесс взаимодействия с переменчивыми условиями внешней или внутренней среды, развертывающийся и продолжающийся как целостный акт до его завершения по существу».
  6. Неклассическая физиология основывается на целевом детерминизме, не противопоставляя его причинному детерминизму классической физиологии, а подчиняя последний первому. Н.А. Бернштейн считал необходимым добавить к исследовательским вопросам физиолога «как» и «почему» вопрос «для чего». Согласно неклассической физиологии, важнейшим фактором, определяющим характеристики движения (в том числе его амплитуду), является двигательная задача, которая имеет свое физиологическое представительство, но поставлена перед субъектом его жизнью в мире объектов. (Пример – амплитуда движений раненой руки больного изменяется при решении им двигательных задач, имеющих различный смысл для человека).
  7. Неклассическая физиология подчеркивает немеханистичность, незеркальность отражения мозгом внешнего мира: «Мозг должен обладать в какой-то форме способностью «отражать» (по сути дела, конструировать) не ставшую ещё действительностью ситуацию непосредственно предстоящего, которую его биологические потребности побуждают его реализовать».
  8. Движение, даже самое элементарное, - всегда «живое» движение, которое строится «здесь и теперь», а не следует автоматически вслед за вызвавшим его стимулом. Каждый шаг отличается от другого.
  9. «Всеобщей и господствующей формой управления и регулирования в живых организмах является не рефлекторная дуга, а рефлекторное кольцо».


Задающий прибор посылает в прибор сличения нужное значение (Sw, сокращение слова «Sollwert» - должное значение) какого-либо параметра регулируемого органа (например, мышцы). Но проприорецептор воспринимает фактическое в данный момент значение (Iw, сокращение слова «Istwert» - наличное значение) данного параметра (например, мышца ещё не достаточно сократилась, чтобы рука могла взять тот или иной предмет). Если прибор сличения констатирует какое-либо отклонение Iw от Sw, т.е. w, происходит коррекция начавшегося движения и мышца получает соответствующую команда изменить свое положение. Затем цикл повторяется…



10) Формирование двигательных навыков происходит сложным поэтапным образом, и никогда одно и то же движение не является на самом деле тождественным предыдущему. Процесс построения движений имеет своим результатом превращение их в управляемую систему, что предполагает координацию движений.

На основе принципов неклассической физиологии Бернштейн и построил концепцию «уровней построения движений».

  1. Уровни построения движений по Н.А.Бернштейну +

Чем сложнее (точнее, осмысленнее, предметнее) двигательная задача, тем более высоким является «уровень построения движения» и тем более высокие уровни нервной системы принимают участие в решении этой задачи и реализации соответствующих движений.

Н.А. Бернштейн выделил и подробно описал пять основных уровней построения движений, обозначив их латинскими буква­ми А, В, С, D, Е. Самый древний в филогенетическом отношении — уровень А, который называется уровнем «палеокинетических регуляций», или руброспинальным, по названию анатомических «субстратов», ко­торые отвечают за построение движений на этом уровне: «крас­ное ядро» выступает «высшей» регулирующей инстанцией этого уровня построения движений, к которому имеют отношение и дру­гие подкорковые структуры. Система данных структур обеспечива­ет поступление и анализ проприоцептивной информации от мышц, удержание определенной позы, некоторые быстрые ритмические вибрационные движения (например, вибрато у скрипачей), а так­же ряд непроизвольных движений (дрожь от холода, вздрагивание, стучание зубами от страха). Уровень А у человека практически ни­когда не бывает ведущим уровнем построения движений.

Второй — уровень В — называется также уровнем «синергии и штампов», или таламо-паллидарным уровнем, поскольку его ана­томическим субстратом являются «зрительные бугры» и «бледные шары». Он отвечает за так называемые синергии, т.е. высокосла­женные движения всего тела, за ритмические и циклические дви­жения типа «ходьбы» у младенцев, «штампы» — например, сте­реотипные движения типа наклонов, приседаний. Этот уровень обеспечивает анализ информации о расположении отдельных ко­нечностей и мышц безотносительно к конкретным условиям осу­ществления соответствующих движений. Поэтому он отвечает, на­пример, за бег вообще (скажем, за бег на месте) как переменную работу различных групп мышц. Однако реальный бег совершается по какой-нибудь конкретной поверхности со своими неровностя­ми и препятствиями, и чтобы он стал возможным, необходимо подключение других, более высоких уровней построения движе­ний. Этот уровень отвечает также за автоматизацию различных дви­гательных навыков, выразительную мимику и эмоционально ок­рашенные пантомимические движения.

Уровень С, называемый уровнем пространственного поля, или пирамидно-стриальным, поскольку его анатомическим субстра­том выступают уже некоторые корковые структуры, образующие так называемые пирамидные и экстрапирамидные системы, обес­печивает ориентацию субъекта в пространстве. Движения, выпол­няемые на данном уровне, носят отчетливо целевой характер: они ведут откуда-то, куда-то и зачем-то. Соответственно они имеют начало, середину и конец. Таковы, к примеру, плавание, прыжки в длину, высоту, вольные акробатические упражнения, движения рук машинистки или пианиста по клавиатуре, движения наматы­вания, т.е. такие, где требуется учет «пространственного поля».

Еще более высоким уровнем является уровень D, называемый также теменно-премоторным, поскольку его анатомическим суб­стратом являются исключительно кортикальные структуры в те­мен но-премоторных областях. Он называется также уровнем пред-метных действий, поскольку обеспечивает взаимодействие с объек­тами в соответствии с их предметными значениями. Примеры дви­жений на этом уровне: питье из чашки, снятие шляпы, завязыва­ние галстука, изображение домика или человека. Если вспомнить структуру деятельности, по А.Н.Леонтьеву, то речь идет о вы­полнении именно действий, а не операций, т.е. цель действия, строящегося на этом уровне, может быть достигнута разными спо­собами (за осуществление операций отвечают другие уровни).

Наконец, уровень Е (Н.А. Бернштейн говорил, что этот уровень наименее изучен в физиологии активности, — возможно, это даже не один, а несколько уровней) отвечает за «ведущие в смысловом отношении координации речи и письма», которые объединены уже не предметом, а отвлеченным заданием или замыслом. Тако­вы, например, речевые и другие движения читающего лекцию преподавателя, танец балерины и т.п. Здесь речь уже идет о пере­даче научных знаний или замысла художника, что предполагает исключительно произвольный уровень регуляции разворачиваю­щихся действий. Анатомический субстрат движений данного уровня еще не вполне изучен, хотя Н.А.Бернштейн подчеркивал несом­ненное участие в произвольной регуляции движений лобных до­лей коры головного мозга, ссылаясь на работы А. Р.Лурия.

Как правило, в построении действий человека принимают уча­стие структуры всех уровней, хотя иногда более простые движения регулируются лишь низшими уровнями. В принципе одно и то же движение может строиться на различных уровнях, если включается в решение разных задач. Строго говоря, это движение не будет «од­ним и тем же» (как было показано выше, даже амплитуда движе­ний рук раненых бойцов увеличивается, если больной выполняет более значимую для него работу). Поэтому можно изменить харак­тер протекания движений, изменив его смысл для человека.

Из вышеизложенного явствует, что концепция неклассической физиологии Н.А. Бернштейна помогает подойти к диалектичес­кому решению психофизиологической проблемы. Анатомо-физио-логические структуры здесь всего лишь инструменты для реализа­ции задач деятельности субъекта. То, какие именно структуры уча­ствуют в обеспечении построения движений человека, зависит от того, какое место занимает это движение в структуре деятельнос­ти субъекта, какой смысл оно имеет для него. Образно говоря, мозг и нервная система в целом — инструмент, с помощью кото­рого человек «проигрывает мелодии своей жизни».

Мы не должны, однако, забывать, что устройство этого инст­румента также заслуживает своего изучения в психологии, по­скольку ни один из психических процессов, обеспечивающих ори­ентировку субъекта в мире и регуляцию его деятельности, невоз­можен без нормально работающего мозга. Естественно, патология мозговой деятельности приводит к ограничениям (иногда весьма существенным) в формировании адекватной деятельности субъек­та, подобно тому как поломанный или расстроенный инструмент не позволяет музыканту извлечь достойную музыку (хотя, впро­чем, Н. Паганини мог играть и на одной струне). Обратимся по­этому к некоторым аспектам работы головного мозга, изучаемым в психологии при решении разных задач, и в частности в связи с практическими запросами к нейропсихологии, одним из создате­лей которой был А.Р.Лурия.

  1. Варианты решения психофизической и психофизиологической проблем в истории психологии +

По Леонтьеву

«Соотношение психического и физиологического рассматривается во множестве психологических работ. В связи с учением о высшей нервной деятельности оно наиболее подробно теоретически освещено С. Л. Рубинштейном, который развивал мысль, что физиологическое и психическое — это одна и та же, а именно рефлекторная отражательная деятельность, но рассматриваемая в разных отношениях и что ее психологическое исследование является логическим продолжением ее физиологического исследования1. Рассмотрение этих положений, как и положений, выдвинутых другими авторами, выводит нас, однако, из намеченной плоскости анализа. Поэтому, воспроизводя некоторые из высказывавшихся ими положений, я ограничусь здесь только вопросом о месте физиологических функций в структуре предметной деятельности человека.
Напомню, что прежняя, субъективно-эмпирическая психология ограничивалась утверждением параллелизма психических и физиологических явлений. На этой основе и возникла та странная теория «психических теней», которая — в любом из ее вариантов,- по сути, означала собой отказ от решения проблемы. С известными оговорками это относится и к последующим теоретическим попыткам описать связь психологического и физиологического, основываясь на идее их морфности и интерпретации психических и физиологических структур посредством логических моделей2.
Другая альтернатива заключается в том, чтобы отказаться от прямого сопоставления психического и физиологического и продолжить анализ деятельности, распространив его на физиологические уровни. Для этого, однако, необходимо преодолеть обыденное противопоставление психологии и физиологии как изучающих разные «вещи».
Хотя мозговые функции и механизмы бесспорный предмет физиологии, но из этого вовсе не следует, что эти функции и механизмы остаются вне психологического исследования, что «кесарево должно быть отдано кесарю».
Эта удобная формула, спасая от физиологического редукционизма, вместе с тем вводит в пущий грех — в грех обособления психического от работы мозга. Действительные отношения, связывающие между собой психологию и физиологию, похожи скорее на отношения физиологии и биохимии: прогресс физиологии необходимо ведет к углублению физиологического анализа до уровня биохимических процессов; с другой стороны, только развитие физиологии (шире — биологии) порождает ту особую проблематику, которая составляет специфическую область биохимии.
Продолжая эту — совершенно условную, разумеется,- аналогию, можно сказать, что и психофизиологическая (высшая физиологическая) проблематика порождается развитием психологических знаний; что даже такое фундаментальное для физиологии понятие, как понятие условного рефлекса, родилось в «психических», как их первоначально назвал И. П. Павлов, опытах. Впоследствии, как известно, И. П. Павлов высказывался в том смысле, что психология на своем этапном приближении уясняет «общие конструкции психических образований, физиология же на своем этапе стремится продвинуть задачу дальше — понять их как особое взаимодействие физиологических явлений» 3. Таким образом, исследование движется не от физиологии к психологии, а от психологии к физиологии. «Прежде всего, — писал И. П. Павлов, — важно понять психологически, а потом уже переводить на физиологический язык»4.
Важнейшее обстоятельство заключается в том, что переход от анализа деятельности к анализу ее психофизиологических механизмов отвечает реальным переходам между ними. Сейчас мы уже не можем подходить к мозговым (психофизиологическим) механизмам иначе, как к продукту развития самой предметной деятельности. Нужно, однако, иметь в виду, что механизмы эти формируются в филогенезе и в условиях онтогенетического (особенно функционального) развития по-разному и, соответственно, выступают не одинаковым образом.
Филогенетически сложившиеся механизмы составляют готовые предпосылки деятельности и психического отражения. Например, процессы зрительного восприятия как бы записаны в особенностях устройства зрительной системы человека, но только в виртуальной форме — как их возможность. Однако последнее не освобождает психологическое исследование восприятия от проникновения в эти особенности. Дело в том, что мы вообще ничего не можем сказать о восприятии, не апеллируя к этим особенностям. Другой вопрос, делаем ли мы эти морфофизиологические особенности самостоятельным предметом изучения или исследуем их функционирование в структуре действий и операций. Различие в этих подходах тотчас же обнаруживается, как только мы сравниваем данные исследования, скажем, длительности зрительных послеобразов и данные исследования постэкспозиционной интеграции сенсорных зрительных элементов при решении разных персептивных задач.
Несколько иначе обстоит дело, когда формирование мозговых механизмов происходит в условиях функционального развития. В этих условиях данные механизмы выступают в виде складывающихся, так сказать, на наших глазах новых «подвижных физиологических органов» (А. А. Ухтомский), новых «функциональных систем» (П. К. Анохин).
У человека формирование специфических для него функциональных систем происходит в результате овладения им орудиями (средствами) и операциями. Эти системы представляют собой не что иное, как отложившиеся, овеществленные в мозге внешнедвигательные и умственные, например логические, операции. Но это не простая их «калька», а скорее их физиологическое иносказание. Для того чтобы это иносказание было прочитано, нужно пользоваться уже другим языком, другими единицами. Такими единицами являются мозговые функции, их ансамбли — функционально-физиологические системы.
Включение в исследование деятельности уровня мозговых (психофизиологических) функций позволяет охватить очень важные реальности, с изучения которых, собственно, и началось развитие экспериментальной психологии. Правда, первые работы, посвященные, как тогда говорили, «психическим функциям» — сенсорной, мнемической, избирательной, тонической, оказались, несмотря на значительность сделанного ими конкретного вклада, теоретически бесперспективными. Но это произошло именно потому, что функции исследовались в отвлечении от реализуемой или предметной деятельности субъекта, т. е. как проявления неких способностей — способностей души или мозга. Суть дела в том, что в обоих случаях они рассматривались не как порождаемые деятельностью, а как