Geum.ru

Александр Мень. История религии. Том 4

Вид материалаДокументы

Содержание


Провидение или рок? эсхил
Перед лицом неведомого. софокл
Подобный материал:
1   ...   23   24   25   26   27   28   29   30   ...   65

ПРИМЕЧАНИЯ



Глава десятая

^ ПРОВИДЕНИЕ ИЛИ РОК? ЭСХИЛ


1. Эсхил. Прометей, 96. Цит. по переводу С. Соловьева и В. Нилендера.

2. Там же, 360.

3. Там же, 30.

4. Там же, 1090.

5. Эсхил. Орестея. Агамемнон, 170-177. Цит. по пер. С. Апта.

6. Там же, 1486-1489.

7. Трудный вопрос о целостном религиозном миросозерцании Эсхила

рассмотрен в работе Е. Кагарова "Эсхил как религиозный мыслитель" (Киев,

1908).

8. Эсхил. Орестея. Жертва у гроба, 583.

9. Эсхил. Орестея. Агамемнон, 754.

10. Эсхил. Орестея. Жертва у гроба, 936.


Глава одиннадцатая

^ ПЕРЕД ЛИЦОМ НЕВЕДОМОГО. СОФОКЛ

Афины, V в.


Нам мнится: мир осиротелый

Неотразимый Рок настиг -

И мы в борьбе с природой целой

Покинуты на нас самих.

Ф. Тютчев


У младшего современника Эсхила - Софокла (497-406) - вера в

человеческое начало выражена еще сильнее. Кажется, что он преодолел

пессимизм старых греческих поэтов. Гордо и уверенно звучит панегирик Софокла

в честь человеческого гения. Это настоящий символ веры "гуманизма":


В мире много сил великих,

Но сильнее человека

Нет в природе ничего.

Мчится он, непобедимый,

По волнам седого моря,

Сквозь ревущий ураган...


Покорение стихий поднимает смертных на самую вершину природного мира;

не существует преград для разума и энергии людей:


Создал речь и вольной мыслью

Овладел, подобной ветру,

И законы начертал,

И нашел приют под кровлей

От губительных морозов,

Бурь осенних и дождей.

Злой недуг он побеждает

И грядущее предвидит

Многоумный человек (1).


Сама жизнь Софокла могла повлиять на формирование такого взгляда на

роль и могущество человека. Баловень судьбы, красавец, атлет, музыкант,

Софокл был богат, здоров, окружен поклонниками. Когда Эсхил вместе с воинами

возвращался после Саламинской битвы, Софокл шел впереди процессии юношей,

встречавших победителей. Это символично: Эсхил сражается, а Софокл поет и

пляшет.

В атмосфере Периклова века Софокл проникся мыслью о величии

человеческой личности. В своей драме "Антигона" он изобразил девушку,

которую не сломили угрозы тирана. (Именно в "Антигоне" находится приведенный

гимн в честь человека.)

Но прошла молодость, закатилась звезда Перикла. Анаксагор был изгнан,

Аспазия - тоже; Геродот скитался на чужбине. Летом 432 года Спарта напала на

Афины, началась Пелопоннесская война. И тут как бы сами боги обратились

против города Паллады: вспыхнула чума, которая посеяла панику и

деморализовала афинян. В 429 году эпидемия унесла и Перикла. Он умер в

расцвете сил, не осуществив и половины своих замыслов. Пришло непонятное и

грозное, беспощадно разрушая все планы и мечты людей. А ведь так недавно

казалось, что свободная жизнь в свободном цивилизованном обществе ведет к

окончательному триумфу человека, к спасению от всех мировых зол!

Безоблачному оптимизму Софокла приходит конец. Он больше не может, как

Эсхил, верить в Провидение, Справедливость и гражданские идеалы - все это

рухнуло перед лицом Неведомых сил. Под непосредственным впечатлением смерти

Перикла Софокл пишет драму "Царь Эдип", которая отразила перемену в его

мыслях и чувствах.

x x x




Трагедия воскрешает одно из древних фиванских сказаний (2). В Фивах

свирепствует мор. Отчаявшиеся люди приходят к своему царю Эдипу, прося

спасти их; ведь Эдип - великий герой и защитник народа, его избрали монархом

после того, как он победил кровожадного Сфинкса, разгадав его загадки.

Эдип посылает вопросить оракула и получает ответ, что бедствие навлек

живущий в Фивах убийца прежнего царя, Лая. Но кто этот человек? Эдип

клянется, что разыщет его, и уверенно берется за дело: он вызывает старого

прорицателя-слепца Тиресия и умоляет его открыть имя преступника. И вот

тут-то начинает надвигаться неотвратимое...

Софокл настраивает зрителя на ожидание подкрадывающейся беды. То, что

сюжет ему известен, не умаляет напряжения. Напротив. С дрожью предугадывая

развязку, зритель испытывает жуткое наслаждение от каждой случайно

оброненной фразы и темного намека. Кажется, вот одно слово, один шаг - и все

останется в тайне, но нет - это всего лишь короткая передышка, и Рок снова

продолжает свое наступление.

Тиресий колеблется, он не хочет открывать имя убийцы, царь настаивает,

приходя в раздражение и ярость. Тогда пророк осторожно намекает, что в самом

Эдипе есть "кое-что достойное укора". Но властитель глух ко всем

предостережениям: он неотступно требует ответа и наконец получает его:


Заставлю же тебя

Я приговор свой собственный исполнить:

Беги от нас, не говори ни с кем -

Ты кровью землю осквернил, ты проклят!


Эдип поражен, но ни на секунду не сомневается, что пророк лжет. Это

заговор! Тогда Тиресий удаляется, всенародно объявив, что Эдип - убийца

своего отца и муж своей матери. Настороженный царь останавливает слепца:


Эдип. Слова твои загадочны.

Тиресий. Умеешь ты хитрые загадки разрешать.

Эдип. Над счастьем ли Эдипа ты смеешься?

Тиресий. То счастие тебя погубит.


Гнев царя обращается на брата жены, Креонта: это его происки, он хочет

завладеть престолом. Но в дело вмешивается царица Иокаста. Она смеется над

пророчеством: ведь Лаю было предсказано, что он падет от руки сына, и

поэтому он приказал бросить ребенка в лесу связанным. Убит же Лай был вовсе

не сыном, а разбойником на перекрестке дорог. Можно ли после этого верить

оракулам?

Упоминание о перекрестке заставляет Эдипа вздрогнуть; он начинает

торопливо расспрашивать: как выглядел Лай, как совершилось убийство. И

каждый ответ наполняет его ужасом. Невероятная догадка закрадывается ему в

душу. Страх овладевает и царицей.

Эдип велит найти последнего свидетеля - старого слугу Лая, которому

приказали умертвить младенца-царевича. А сам тем временем рассказывает

Иокасте, как до прибытия в Фивы он встретил на перекрестке дерзкого старика

на колеснице, который не хотел уступить ему дорогу. Старик хлестнул Эдипа

плетью, а тот в приступе ярости поверг наглеца наземь и без труда

расправился с его рабами. Что если этот убитый старик и Лай - одно лицо? Но

все же Эдип продолжает еще надеяться. Быть может, это ошибка, совпадение? Он

готов ухватиться за любую возможность. Иокаста утешает его, напоминая, что

сын ее и Лая погиб еще в младенчестве.

Теперь ждут старого пастуха. А тем временем речитатив хора звучит как

погребальная песнь:


Гордость рождает тиранов,

И многих, насытив безумьем,

Выше, все выше ведет их

К обрыву в пропасть (3).


Зритель уже готов к катастрофе. Перед ним Эдип - мечущийся, страдающий,

страстно желающий доказать себе свою невиновность. Между тем он уже обречен.

На мгновение тучи рассеиваются. Из Коринфа прибывает вестник, который

сообщает, что умер Полиб - отец Эдипа. В несчастном царе снова оживает

надежда. Он объясняет гонцу, что бежал из Коринфа, потому что ему было

предсказано, что он убьет отца и женится на матери. Но раз царь Полиб умер

своей смертью, то бояться нечего! Правда, еще жива мать... Но тут вестник,

думая утешить царя, открывает ему тайну: Эдип не родной сын коринфской четы

- он был найден ребенком в лесу и усыновлен Полибом... От надежд не остается

почти ничего. Окончательно уничтожит их старый пастух, готовый уже предстать

перед Эдипом.

Напрасно Иокаста умоляет мужа прекратить расспросы: в ослеплении он как

бы забывает об опасности, которая может крыться в признании очевидца. Он

надменно заявляет, что не стыдится низкого происхождения:


Но знаю: в том, что я - дитя Судьбы,

Всем радости дарящей, нет позора.

Судьба мне мать, и время мне отец:

Они Эдипа сделали великим

Из малого. Я родился от них

И не боюсь узнать мое рожденье!


Увы! Это последние слова Эдипа-царя, больше он не будет говорить как

власть имеющий. Сейчас он узнает, какая "мать" ему Судьба, и родится новый

Эдип: Эдип-преступник, Эдип - человек, искалеченный Судьбой.

Угрозами вырвано признание у пастуха. Да, он, Эдип, был сыном Лая, тем

самым, которого тот решился умертвить, боясь исполнения пророчества.

"Горе, горе! Я проклят",- кричит обезумевший царь. Но Судьба готовит

еще один удар: Иокаста повесилась во дворце. С воплем врывается Эдип в

спальню жены-матери и застежками ее пояса выкалывает себе глаза: он не хочет

больше видеть ни людей, ни солнца, он просит увести его, спрятать:


Ночь беспредельная,

Неотвратимая! Тьма несказанная,

Смерти подобная!

Еще в ней ярче образы кровавые,

Еще сильнее боль воспоминанья!


Аполлон отомстил за пренебрежение к его пророчеству. О, зачем не был

Эдип убит ребенком? Зачем чужая жалость спасла его? Он - сын, он - и муж,

дети его - его братья. "Нет, нет! Нельзя об этом говорить... Из людей не

вынес бы никто моих страданий".

Весь этот кошмар отцеубийства и кровосмешения усугубляется для него

мыслью о скверне, влекущей за собой проклятие. Но он сам казнил себя.

В последних сценах трагедии перед зрителем уже не гордый и вспыльчивый

властелин, а согбенный слепец, погруженный в тихую скорбь. Он уходит из

города как зачумленный. А хор говорит о тщете человеческого счастья, о

непрочности жребия смертных, о всевластии Судьбы, которую не может

преодолеть никто, даже победитель Сфинкса.