Юридический институт (Санкт-Петербург)

Вид материалаДокументы

Содержание


Тихомиров Л.А.
Свщм. Иоанн (Восторгов)
Подобный материал:
1   ...   12   13   14   15   16   17   18   19   20
§ 4. Суд, его значение и место в государстве

Нам осталось рассмотреть последнюю функцию государст­ва, которую не может исполнить за него никто другой - отправ­ление правосудия или суд. С самого начала хотелось бы избе­жать тех ошибок, которые очень распространены в широкой сре­де и навеяны не всегда верным пониманием природы государства и самой судебной функции, помноженным на тот негативный опыт, какой демонстрируют нынешние системы су­доустройства и судопроизводства.

Обычный взгляд на суд заключается в том, что это - учре­ждение, где на основе закона разрешаются споры между гражда­нами, а также определяется вина лица в совершении определен­ного противоправного деяния и устанавливается мера его нака­зания. Но помимо граждан и государство является частым гостем судебных учреждений: или в лице прокуроров, поддерживающих обвинение либо участвующих в том или ином гражданско-правовом споре для обеспечения законности, или в качестве от­ветчика по делам об оспаривании актов органов государственной власти, нарушающих права и интересы граждан.

Для обеспечения беспристрастности суда, для точного ис­полнения закона в отношении любого лица, вне зависимости от его социального положения, блюдя идею равенства всех лиц пе­ред законом, теоретики светского государства давно сошлись на едином мнении о необходимости отделения суда от верховной власти. По-видимому, они считают, что верховная власть и так слишком могущественна, чтобы давать ей в подчинение еще и суд. Теория разделения властей, основы которой были заложены еще Ш.Л. Монтескье (1689 - 1755), где суду надлежало «следить» за государством (правительством) - как бы оно чего не натворило - основывается на чисто рациональном понимании права как во­ли народа, выраженной в форме закона. То есть на том признании, что народная воля является основой верховной власти, игнорируя христианское понимание власти как данной Богом.

Помимо этого, в данных рассуждениях без труда обнару­живается уже знакомая нам нелепая и вздорная идея ограниче­ния верховной власти правом. В результате судебная система в современных государствах давно уже превратилась в закрытую

281

корпорацию, живущую по своим законам. Как народ не имеет по светским политическим теориям реального отношения к вопро­сам управления государством, так никакого отношения он не имеет и к вопросу отправления правосудия348.

Уже на этой стадии рассмотрения невольно возникает не­сколько вопросов, на которые светская наука права не может дать удовлетворительных ответов. В первую очередь, государст­во понимается в одностороннем смысле, как правительство, ап­парат управления, которому якобы противостоит и все общество, и представительные органы государственной власти. Но это -чистое заблуждение, как мы выяснили выше. Повторимся, что представительные органы власти невозможно строго разграни­чить по компетенции от органов управления (исполнительной власти), равно как и «общество» от «государства». Даже если бы мы могли разделить эти функции точно и «навсегда» на бумаге, еще не значит, что они разделились бы в действительности. И разве может быть верховная власть отделена от власти управи-тельной? Такого мы нигде не встретим, кроме как в теоретиче­ских раскладах идеологов либерально-демократической доктри­ны, где говорится, что верховная власть есть власть народа, а власть управительная ей подчинена. Написать можно все, что угодно. Но все всегда знали, что реально руководит страной не тот, кто обозначен на бумаге, а кто имеет в своем подчинении аппарат управления, чей приказ будет исполнен и кто с высоты своего положения никому не подчинен.

Мы видим, что даже при самом оптимистичном раскладе теория разделения властей не может обосновать их равенства и

348 Под участием народа нельзя понимать ни наших народных заседа­телей, ни присяжных. Первые не случайно назывались еще при СССР «кивка­ми», поскольку их роль была, как правило, номинальной: кивать судье. Бывали и исключения, но, в основном, когда в заседатели попадали бывшие судьи. Так, положительный эффект создавался за счет фактического ограничения круга лиц, которые могут быть задействованы в судебной системе. Присяж­ные, во-первых, привлекаются далеко не по всем категориям дел. Во-вторых, они - не судят, а определяют виновность человека, исходя из своих субъек­тивных восприятий и набора доказательств, представляемых им в суде. Внеш­нее - очень эффектно, включая пламенные речи адвокатов. А по оценкам спе­циалистов - именно в судах присяжных наиболее часты ошибки: обвинения невиновных лиц и реабилитация настоящих преступников.

взаимоограничения. Власть по управлению государством всегда остается верховной, а «народная» - назови ее хоть представи­тельной, хоть общественной - может лишь пытаться контроли­ровать и фрондировать (по мере возможностей) с ней. Стать вер­ховной власть общественная не может ни при каких обстоятель­ствах. Настоящая верховная власть в известные моменты олицетворяет собой все государство. Поэтому, по логике про­тивников христианской государственности, получается, что суд является органом государства и государству же противостоит! Это все равно, что любой орган управления был бы государст­венным, и - одновременно - противостоял ему. Понятно, что та­кой орган не просуществовал бы и одного дня, как явление бе­зумное.

Если мы приходим к выводу о том, что отправление право­судия является одной из функций государства как организован­ного общества, то и «независимость» суда от государства, т.е. от общества, выглядит нелепым требованием, противоречащим природе политических отношений.

Помимо того негативного явления - выделения судебного сословия в замкнутую и самодостаточную корпорацию, которое проявляется всегда при неправильной организации государст­венной жизни (ранее мы говорили об этом на примере управлен­ческого чиновничества), - возникают ситуации, неприемлемые с точки зрения здравого смысла и государственных интересов. Приведем один из примеров. Как указывалось выше, правовая деятельность государства, т.е. стремление к наиболее полной и совершенной реализации правового идеала, всегда натыкается на такое естественное препятствие, как несовершенство любого за­конодательного акта, и его противоречие (как акта, отжившего свой век, но еще не отмененного) требованиям жизни и свободе личности. Кто в этой ситуации может принять на себя смелость руководствоваться не буквой закона, а его духом и совестью? Сам суд? Нам часто говорят: «да» и приводят в пример слова, присутствующие почти во всех законодательствах мира: «Судья должен руководствоваться законом, практикой и совестью». Но это справедливо далеко не всегда и зачастую может вылиться в фарисейство, формализм.


282

283

Во-первых, конкретный судья или даже вся судебная сис­тема в целом не знает всех жизненных перипетий и всей про­блематики государственной жизни в силу естественных причин -они занимаются только правоприменительной практикой, но не управлением государством. Поэтому их рецепты по разрешению определенного рода ситуаций почти всегда будут недостаточно глубокими, не учитывающими всех аспектов проблемы, идущи­ми наперекор интересам всего общества в целом.

Во-вторых, вопрос понимания справедливости как нрав­ственной категории мы в этом случае должны отдать в руки де­сятков, а то и сотен тысяч судей, что, очевидно, приведет к множественности толкований, практической неопределенно­сти и подрыву самой веры в абсолютность Правды349. И дело не только в том, что судьи могут быть христианами или нехристиа­нами, а то, что такой силы опережающего законодательство действия у них нет изначально. Это - гораздо выше самых сме­лых предположений о компетенции суда. По сути, это означало бы отдать верховную власть судебному учреждению, поскольку именно верховная власть, в русской государственности всегда легитимная и персонифицированная, и является той нравствен­ной силой, которая сплачивает собой общество, направляет его.

В-третьих, судебные учреждения есть только один из ви­дов органов государства, подчиненных верховной власти, даю­щей им закон и определяющую их компетенцию (в данном слу­чае неважно, говорим мы о монархической форме правления или республиканской). Может ли орган государства, подчиненный верховной власти, ограничивать ее и судить ее действия в тех случаях, когда она восполняет закон или даже нарушает? Мы невольно возвращаемся к вопросу о законодательном ограниче­нии верховной власти, рассмотренный нами ранее. Напомним, что в любом случае эта идея не может найти своего обоснования, поскольку отрицается суверенитет (независимость) верховной власти, что противоречит уже всякой логике.

Передача всех полномочий от государства в руки общества означает одно: мы получим олигархический абсолютизм, не-

сравнимый ни с какими страхами перед всемогуществом верхов­ной власти самого плохого государства.350 Самое любопытное, что даже передав все полномочия государства обществу - а это естественное следствие идеи отрицания суверенитета верховной власти перед судом и законом - мы не решим поставленной про­блемы. И в этом случае суду вменяется оценка общественной (вместо государственной) власти и ее подсудность ему. Во имя кого тогда все это? Формальной нормы несовершенного закона? Бумажной справедливости?

В-четвертых, говоря о невозможности строгого разграни­чения функций органов государственной власти, мы невольно пропустили суд, и необоснованно. Разве суд не осуществляет участие в законотворчестве и не выступает как законодатель, толкуя закон, придавая ему подчас новое содержание в зависи­мости от политической ситуации в обществе? И разве суд не осуществляет в целом ряде случаев административную дея­тельность! Например: при принудительном исполнении судеб­ных решений в ходе исполнительного производства (отнесение исполнительного производства к судебной функции заложено в законодательствах многих стран мира и по сей день, что очень удобно и вполне естественно). В то же время мы не можем не признать, что и верховная власть (по причинам, которые мы укажем ниже) осуществляет правосудие, хотя бы в виде амни­стирования заключенных и осужденных, в актах помилования. Если же толковать отправление правосудия как деятельность по разрешению споров и урегулированию конфликтных ситуаций на основе закона, и даже - привлечение к ответственности ви­новных лиц в административном, т.е. внесудебном порядке, то и органы управления в известной степени осуществляют правосу­дие. Например, привлекая к дисциплинарной ответственности виновного сотрудника, за нарушение правил дорожного движе­ния, проживания, уборки территорий, проводя служебное рас­следование о причинении незначительного материального вреда, подвергая гражданина административному наказанию за появле­ние в нетрезвом виде в общественном месте и т.п.


349 На эти последствия справедливо указывал И.А. Покровский (1868 -1920) (См., напр.: Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. М, 1998. С.102). 284

Об этом писал еще Б.Н. Чичерин (См., напр.: Чичерин Б.Н. Собст­венность и государство. В 2 т. Т.1. М., 1882. C.XIX, XX).

285

Впрочем, в реальной жизни идеи выделения судебной сис­темы в отдельную, ни от кого не зависимую власть, так и остают­ся чисто теоретическими, иначе мы наблюдали бы перманентный процесс саморазрушения государств, доверившихся смелой и без­ответственной мысли теоретиков права. Суд, основанный на по­добных идейных предпосылках, оказывается, как правило, полно­стью подчиненным верховной власти. Либо, если верховная власть слаба, суд начинает политику узурпации и мешает верхов­ной власти (по своим узкокорыстным, чиновно-сословным при­чинам) осуществлять полное и нормальное, бесконфликтное ру­ководство страной351. Становясь самодостаточной и укрепляясь на слабости верховной власти, судебная корпорация начинает тор­говлю за получение особых льгот, поблажек, которыми не обла­дают другие сословия и социальные группы общества. Впрочем, как правило, это судебное бесшабашничанье заканчивается на ре­гиональном уровне. На общегосударственном уровне верховная власть не позволяет делать из себя козла отпущения, даже если действительно неправа. То есть в любом случае настоящего пра­восудия не получается.

Не случайно, в последнее время «независимость» судеб­ной власти от власти верховной перестали выводить из теории разделения властей, в силу ее полной несостоятельности. За ос­нову взята идея о необходимости в государстве органа, который бы поддерживал равновесие между законодательной и исполни­тельной властями, являясь, за счет своей надзорной функции,

351 Приведем несколько примеров. 1963-й год, в США обсуждается во­прос о продаже зерна СССР. Все эксперты склоняются к мысли, что это дол­госрочные, выгодные для Америки каналы сбыта сельхозпродукции. Но встает вопрос об эмбарго, наложенном США на торговлю с СССР после Карибского кризиса. Однако, поскольку выгода очевидна, президент Джон Кеннеди звонит своему брату Бобу - верховному толкователю законов, и через полчаса появ­ляется решение о том, что именно к СССР и к «зерну» это общее «нельзя» не имеет никакого отношения (См.: Черниченко Ю. Кто виноват или Что делать? // Знамя. №5. 1989. С. 148-149). Впрочем, деятельность нашего Конституцион­ного Суда и Верховного Суда не менее «оперативна» и «податлива» в случае необходимости. Можно вспомнить хотя бы ситуации с отстранением В.Ф. Жи­риновского от участия в выборах Президента России в 2000 г. и последующим возвратом к числу участников «гонки», отдельные аспекты выборов губерна­тора Курской области в этом же году. 286

независимым от них352. В результате, как считают теоретики это­го направления, обеспечивается не только господство права над государством, но также соблюдение интересов и свобод лично­сти. «Мы - одна из рук власти, и наша роль состоит в том, чтобы обеспечивать, чтобы ее другие руки действовали в рамках права. Чтобы обеспечить господство права над государственной вла­стью, поскольку право выше всех нас», - говорят они353.

Нетрудно между тем понять, что перед нами - лишь ослаб­ленные формы теории разделения властей и идеи господства пра­ва. Поэтому те аргументы, которые мы высказывали в доказатель­ство их несостоятельности, вполне применимы и здесь. Более того, нельзя не отметить, что как толкователь закона, а следовательно, и самой нравственной идеи права, Истины, суд в предложенной нам теории принимает на себя роль Церкви. Понятно, что такая замена совершенно не состоятельна. Не хватает малого: признать судеб­ные должности священническими, а судей - хранителями и за­щитниками Истины. В том, что они единственные, кто служат «богине правосудия», теоретики «независимого суда» уже не со­мневаются. Но разве защита Истины не может быть осуществлена иными способами, в том числе военным? Ведь армия тоже защи­щает и Церковь, и государство, и нацию, но никто не говорит, что она должна противостоять верховной власти, «ограничивать» ее или быть «независимой» от нее.

Одним словом, все предложенные системы, имеющие в своей основе идею выделения суда в особую инстанцию, если не возвышающуюся, то, по крайней мере, равную верховной вла­сти, явно неудовлетворительны. Нетрудно обнаружить их общим признаком формальное, неживое восприятие нравственных ка­тегорий Правды, совести либо усеченное понимание права и го­сударства. По своему духу светская точка зрения на существо суда ничем не отличается от языческого, дохристианского его понимания. Результаты бюрократизации и формализма суда, ко­торому либо еще неведомы христианские начала жизни, либо уже утрачены, преобладание буквы над духом и самодостаточ­ность судей поражали современников издавна. Уже Христос ре-

352 См. об этом книгу нынешнего Председателя Верховного суда Израи­
ля Аарона Баррака (Баррак А. Судейское усмотрение. М., 1999. С.269-272).

353 Там же. С.304.

287

комендовал мириться с соперником до суда. «Мирись с соперни­ком своим скорее, пока ты еще на пути с ним, чтобы соперник не отдал тебя судье, а судья не отдал бы тебя слуге, и не ввергли тебя в темницу. Истинно говорю тебе: ты не выйдешь оттуда, пока не отдашь до последнего Кондрата»354 (т.е. копейки). За редким исключением эти оценки повторят и сейчас многие, «по­павшие» в суд.

Для того, чтобы понять настоящее место и значение су­дебной системы в государстве, нужно вспомнить естественный источник судебной власти. Это - не закон писаный, который может быть изменен и который устанавливает компетенцию суда (можно подумать, что если бы такого закона не было, то не воз­никало бы и необходимости творить правосудие). Этим качест­вом обладает единственно сама верховная власть, которая по своему положению единоличного и самодержавного монарха обязана охранять Правду. Очень хорошо понимал эту функцию верховной власти Л.А.Тихомиров. По его справедливому мне­нию, основанному на онтологическом изучении вопроса и исто­рических форм судопроизводства, верховная власть традиционно понималась и как власть судебная355. И это решение есть единст­венно верное.

Например, в Древней Руси высшим судьей являлся князь, поставленный Богом «на казнь злым и добрым на помилова­ние». С усложнением государственного быта, когда государь уже не мог чисто физически единолично осуществлять правосудие, появляется особый институт посадников, наместников и тиунов, решавших судебные дела от имени государя. Но в любом случае государь оставался последней судебной инстанцией. А дея­тельность по осуществлению правосудия рассматривалась как обычная царская деятельность, осуществляемая на общих прин­ципах организации управления государством. Впрочем, деятель­ность государств Западной Европы - а уже тем более Востока -демонстрирует нам ту же самую устойчивую форму. Всегда монарх или верховный правитель является верховным судьей, которому подчинена вся судебная система страны. Даже в странах демо-

кратической формы правления эта идея до конца не иссякает и проявляется в праве помилования, которым безальтернативно обладает президент. В США, где штаты представляют собой как бы отдельные суверенные государства, таким правом обладают и губернаторы штатов. Казалось бы, такая ситуация невозможна, если мы последовательно проводим идею «независимости» су­дебной власти, но она, тем не менее, существует.

Данное обстоятельство заставляет нас призадуматься. Если судебная деятельность качественно не отличается ничем от других функций верховной власти, то, очевидно, ее место в государстве, равно как и порядок формирования, не могут от­личаться от общеустановленного. То есть порядок и способ формирования судебной системы должны быть аналогичны всем другим органам государственного управления356. Похожи и проблемы, которых мы должны избежать. В первую очередь, следует иметь в виду опасность корпоратизации суда, обособ­ление его от жизни общества. И хотя, как правило, эти стрем­ления не переходит выше личного материального интереса (су­дебная система не имеет стольких силовых и административ­ных возможностей, как любой другой орган государства), опасность сильна тем, что ради него (своего личного интереса) иной судебный чиновник готов нарушить справедливость и пойти на должностное преступление.

Опасность бюрократизации суда и возникающая возмож­ность разлагающего действия на общественную нравственность чреваты чрезвычайными для общества последствиями. В этом отношении судебная система стоит особняком от всех иных ор­ганов государственной власти. Это хорошо понимали и чувство­вали еще ветхозаветные евреи. «Если судья произносит решение, не согласное с истиной, то он удаляет величие Бога от Израиля. Но если он судит согласно с истиной, хотя бы только в течение одного часа, то он как бы укрепляет весь мир, ибо в суде именно выражается присутствие Бога в Израиле»357.

Говоря об отправлении правосудия, нельзя забывать, что одна из главнейших ее целей - обеспечение Правды и сохране-


354 Матф. 5, 25, 26.

355 ^ Тихомиров Л.А. Царский суд в России // Апология Веры и Монархии.

С.258-259. 288

356 См предыдущий параграф. 3"Священномученик Иоанн (Восторгов). Суд над Иисусом Христом с юридической точки зрения // Сочинения. Т.4. СПб., 1995. С.13.

19 Заказ №105 289

ние свободы, жизни и чести человека, достигается лишь после полномасштабного распространения христианства. Постепенно отходят в прошлое человеческие жертвоприношения, массовые казни преступников, суровые виды наказаний358. Например, уже древнееврейское правосудие делало все для возможности оправ­дания подсудимого, основав свое судопроизводство на 4-х ос­новных принципах: 1) точность в обвинении; 2) гласность в раз­бирательстве; 3) полной свободы подсудимого; 4) установления гарантий против ошибок и клеветы свидетелей359. Но был еще и главный принцип, письменно выраженный в ветхозаветном за­конодательстве: «Синедрион (т.е. судебный орган. -А.В.\ раз в 7 лет осуждающий человека на смерть, не есть судилище, а есть бойня»360. Не случайно, правосудие осуществлялось народным органом, формируемым из самых уважаемых членов общества361. Помимо этого, как уже указывалось выше, судьи, избираемые народом, также рассматривали несложные судебные споры.

Но абсолютное значение - в идейном плане - суда было достигнуто только в христианстве. Оно, признавая не земное царство, но Царствие Небесное, не отрекается тем не менее от суда, хотя и признает его ограниченность. Правда от неправды может быть окончательно отделена только на Судилище Хри­стовом, Который и явился для суда над миром. «На суд пришел Я в мир сей», - говорит Христос . «Отец дал Сыну власть про­изводить и суд»363. «Много имею судить о вас»364. Земной суд, где царствует мнимая, буквенная справедливость, отвергается. Особенно, если учесть состав суда, не всегда состоящий из нравственных людей. «Брат с братом судится, и притом перед неверными. И то уже весьма унизительно для вас, что вы имее­те тяжбы между собой. Для чего вам лучше не оставаться оби-

358 См. об этом исследования известного юриста А.Ф. Кистяковского
(1833-1885) (Кистяковский А.Ф. Исследование о смертной казни. Тула, 2000.
С.183-185).

359 ^ Свщм. Иоанн (Восторгов) Суд над Иисусом Христом с юридической
точки зрения. С.15.