Geum.ru

Реферат II-III глав книги Н. Павлова-Сильванского «Феодализм в Древней Руси»

Вид материалаРеферат

Содержание


I. Основы феодализма.
II. Раздробление верховной власти.
Подобный материал:
1   2   3   4
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Феодальные основы удельного порядка.

^ I. Основы феодализма.

§ 23. Три начала феодализма.

В наиболее общей форме феодализм характеризуется, в его противоположении позднейшему государственному строю, как система господства частного или гражданского права. В эпоху феодализма, говорил Чичерин, развивая мысль Вайца, «общественною связью служило либо имущественное начало, вотчинное право землевладельцев, либо свободный договор, либо личное порабощение одного лица другим». Эти отношения, это «частное право сделалось основанием всего быта». «Понятия о постоянной принадлежности к обществу, как к единому целому, о государственном подданстве, вовсе не было: вместо государя и подданных мы видим только лиц, вступающих между собою в свободные обязательства».

За отсутствием государственной власти, лица соединяются в частные союзы для взаимной защиты и помощи. «Они заключают между собою, – замечает Эсмен, – настоящий Общественный договор, Contrat social, в том именно смысле, какой Руссо придавал этим словам, хотя и не в тех условиях, какие он себе представлял»5.

Эта характеристика феодализма, как системы частных союзов, союзов гражданских, действительно, обобщает основные стороны феодализма, так как она приложима не только к вассальным и ленным отношениям, не только к феодальному режиму, но и к сеньериальному, – но она не может быть признана достаточной, как формула слишком общая, слишком удаленная от исторической действительности. Ее главное значение заключается в противоположении феодальных частно-правовых начал началам государственным, в характеристике резкого коренного различия этих двух порядков.

В феодальном порядке, характеризуемом в общих чертах, как режим частного права, при ближайшем рассмотрении выясняются историками две основные черты: 1) разделение страны на множество независимых и полунезависимых владений и 2) об'единение этих владений договорными вассальными связями. В этих двух чертах проявляется действие двух противоположных сил: 1) сил раз'единяющих, центробежных, которые особенно могущественны в первый период феодальной эпохи, доводя разъединение страны иногда до полной анархии, и 2) сил объединяющих, центростремительных, которые связывают распадающуюся на мелкие части страну цепью договорных союзов защиты и вассальной службы, и получают перевес над началами разъединения во второй период феодализма, являющийся ступенью к новому прочному государственному порядку.

Главною, первою чертою феодализма следует признать раздробление верховной власти или тесное слияние верховной власти с землевладением. Это раздробление власти выражается прежде всего в основном учреждении феодального строя, в крупном землевладении, с его особыми, свойственными этой эпохе началами, т. е. в сеньерии-боярщине.

Основное свойство сеньерии, как указано выше (§ 18), состоит в том, что владелец ее соединяет частные права собственника земли с некоторыми государственными правами на лиц, живущих на его земле. Если, с одной стороны, каждое крупное имение в феодальную эпоху пользуется некоторыми государственными правами, то, с другой стороны, и те истинно-государственные начала, которые рано проявляются в наиболее крупных имениях княжествах, зародышах будущих территориальных государств, тесно сливаются с началами частного права. С этой точки зрения, Гизо, в числе трех основных начал феодализма поставил: «тесное слияние верховной власти с (земельной) собственностью (la fusion de la souverainete avec de la propriety), иначе говоря, присвоение собственнику земли в отношениях всех, живущих на его земле, всех или почти всех прав, образующих то, что мы называем верховной властью, и принадлежащих в наше время единственно правительству, власти общественной»6.

Это главная, основная черта феодализма, но не единственная. Страна, раздробленная на множество независимых и полунезависимых владений, связывается до некоторой степени в одно целое переплетающейся сетью вассальных договоров между этими владениями. Рядом с «тесным слиянием верховной власти и землевладения», Гизо указывает другую основную черту феодализма в «иерархической организации феодального общения» (rorganisation hierarchique de l'association feodale) или в «иерархической системе учреждений законодательных, судебных, военных, которые связывали вместе владельцев феодов и образовывали из них единое общество». Эту же основную черту феодализма, рядом с «разделением территории на крупные домены» или «сеньерии, похожие на маленькие государства», определяет Фюстель де-Куланж в следующих словах: «Сеньеры не все одинаково зависят от короля, но и одни от других... Всякий держит свою землю от другого, ему подчинен в силу этого. Отсюда – вся иерархия вассалов и сюзеренов, восходящая до короля»7.

Рядом с этими двумя основными сторонами феодализма, рядом 1) с раздроблением территории на домены-сеньерии и 2) с объединением их вассальной иерархией, Гизо и Фюстель де-Куланж указывают и даже выдвигают на первое место еще третью черту – условность землевладения вообще, приравнивая к условно-землевладельческому феоду другие поземельные отношения феодальной эпохи. Гизо так определяет эту черту феодализма, «особое свойство земельной собственности»: «собственность действительная, полная, наследственная и, однако, полученная от высшего, налагающая на владельца, под угрозой отнятия ее, некоторые личные обязательства, наконец, лишенная той совершенной независимости, которая в наши дни составляет ее отличительное свойство». При феодальном порядке – говорит Фюстель де-Куланж, иначе формулируя то же положение: «земля находится в такого рода обладании, что владелец ее не есть, собственно говоря, ее собственник... Пользование землею условно, т.-е. подчинено или оброкам, или службам, словом, известным обязанностям, и неисполнение этих обязанностей влечет за собою утрату владения».

Эта всеобщая, всеопределяющая «условность землевладения» – такое же широкое обобщение и столь же отдаленное от действительности, как указанное выше определение феодализма, как системы гражданского права. <…>

Выясняя существо отношений, мы должны выделить из мнимо единообразной феодальной сети все фиктивно феодальные договоры. Прежде всего необходимо провести резкую разграничительную черту между настоящими феодами, или благородными и феодами людскими (roturier), которые противополагались одни другим уже первыми феодальными теоретиками. Эти людские феоды представляли собою пожалования хозяйственным слугам, промышленникам и ремесленникам, какого-либо угодья, рыбной ловли, виноградника, мельницы, с обязательством, платить часть дохода натурой или деньгами господину. Эти мнимые феоды очень условно приравнивались к настоящим феодам, так как юридически не имели с ними ничего общего, будучи обыкновенным оброчным держанием или арендным договором.

Из собственно феодальных договоров необходимо выделить также феод-должность (fief-office) и феод-деньги (fief- argent), особенно последний. Часто встречающиеся в XIII веке феоды-деньги, состоявшие из денежной пенсии, ежегодной ренты, резко отличаются от настоящего феода – земли. Под видом феода мы имеем здесь дело с денежной платой за службу или с договором найма; такие, часто встречающиеся с XIII века, сделки с вассалами, превращающие их в наемное войско, знаменуют собою уже переход от собственно феодальных порядков к порядкам новой государственной эпохи. <…>


§ 24. Две категории феодов.

Основная черта феода – землевладение под условием службы. Владеет ли вассал землею лично, владеет ли он ею потомственно (как у нас позднее помещик), или почти как собственник (вотчинник), он всегда обязан нести с земли службу, главным образом, службу военную, и теряет землю, в случае нарушения этого обязательства. Это основное условие феодального договора на практике, однако, во многих случаях имело совершенно фиктивное значение. Под единообразной сетью феодальных договоров вскрываются глубоко различные отношения, являющиеся в данном случае следствием борьбы двух противоположных начал средневекового строя.

По общему правилу феодал владел своим феодом под условием службы, и мы знаем, что у феодалов действительно иногда отбирались их земли, в случае нарушения ими договора о службе. Но рядом с этим мы знаем множество случаев, когда феодалы, разрывая договор, не теряют земли-феода, но вместе со своей землей переходят от одного сюзерена к другому. Феодальное право в теории легко примиряло эти два противоположные начала. Вассал лишается земли за нарушение своих обязанностей или за преступления, и в XIII веке – говорит Виолле – «вассал теряет еще свой феод с величайшею легкостью». Но «если вассал легко теряет свой феод, то и, наоборот, сюзерен, со своей стороны, подвергается опасности потерять сюзеренитет, если он относится бесчестно к своему человеку». «Разрыв феодальной связи» в этом случае «не что иное, как потеря сеньером господином сюзеренной власти на служащий ему феод»8.

Здесь, с одной стороны, строгая «условность землевладения», с другой – свободная коммендация феодала вместе со своим феодом. Таковы два противоположных начала, сталкивавшиеся в области поземельно-феодальных отношений, обыкновенно недостаточно отчетливо выделяемые в общих определениях феодализма. С одной стороны, феодальная условность землевладения, – с другой, древняя, сохранявшая свою силу, свободная коммендация лица с землею.

С этой точки зрения все феодальные договоры должны быть разделены на две категории, резко отличающиеся по существу, несмотря на внешнее единообразие феодального контракта. В одной категории этих договоров условность землевладения имеет реальное значение, потому что в основе их лежит действительное пожалование земли под условием службы. В другой же категории обусловленность землевладения службой имеет совершенно фиктивное значение, потому что в них составляющее основу договора пожалование земли – чистая фикция; в них собственник земли передает свою вотчину-алод в обладание сеньера и затем получает ее обратно, но уже в условное владение. Такою фикциею пожалование земли было в отношении не только алодиальных собственников, но и тех землевладельцев, которые раньше состояли уже в вассальной зависимости и заключали новый феодальный договор с другим сюзереном.

Феоды первой категории, состоявшие из реально выделенных вассалам участков земли под условием службы, в большинстве случаев были очень похожи на старые бенефиции. <…> С такими мелкими феодалами сеньер, конечно, не стеснялся и отнимал у них свою, пожалованную им, землю, как только они чем-либо нарушали условия службы. <…> От владельцев таких мелких феодов, легко теряемых ими подобно бенефициям, резко отличаются все крупнейшие феодалы-графы, и те феодалы, которые, владея не особенно значительными по размерам сеньериями, успели, однако, прочно их освоить, опираясь на давние, наследственные – «вотчинные» права. Такие крупнейшие феодалы и некоторые мелкие свободно переходят от одного сюзерена к другому вместе со своими землями. К этим землям их как-то даже мало подходит название феод, условное владение, – столь прочно они ими освоены. Их отношения к сюзеренам больше подходят под понятие вассальной зависимости, чем «феодальной», в точном значении термина, хотя их владения по общей теории феодализма также назывались «феодами».

В XII веке несколько вассалов французского короля порывают свою зависимость от него, открыто приносят оммаж английскому королю и, вместе с тем, передают в его обладание все свои земли. В начале следующего столетия они отлагаются от английского короля и тем самым лишают его, Иоанна Безземельного, всех его французских владений. <…>

При такой свободной коммендации лица с землей, феодала со своим феодом, этот феод теряет совершенно характер условного владения. Наоборот, он является с характером безусловной собственности; права собственника феода в отношении его земли не ограничиваются только областью частного права, но простираются и дальше в область права публичного, так как феодал не только может передавать по наследству, дарить, продавать и т. д. свою землю, но он может передать ее из верховного обладания французского короля в обладание английского короля и, наоборот, как и из-под своего рода территориального обладания одного графа он может передать свою землю в обладание другого, резко разрывая исстари сложившиеся, но очень слабые тогда, территориальные связи. <…>

Далеко не все феодалы имели возможность свободно переходить со своим феодом от одного сюзерена к другому. Для большинства феодалов их феоды на деле, как и в теории, действительно были условною собственностью. Но рядом с такими феодами-бенефициями (fief-benefice) существовали феоды с указанным характером полной, безусловной, алодиальной собственности, которые можно было бы назвать взаимно противоречивыми терминами – феодами-алодами (fief-alleu). Такими fief-alleu были все крупнейшие феодальные владения, феоды-сеньерии, для которых феодальный договор с сюзереном был чистой фикцией.

И эта-то категория феодов является наиболее характерной для первой половины феодальной эпохи, до XII – XIII века, когда преобладал процесс раздробления страны, основной процесс феодализации. К концу же средневековья, когда новые государственные территориальные начала усиливаются, свободная коммендация феодалов с феодами все более и более стесняется, пока новые территориальные государи не кладут ей конец, закрепляя силою теоретическую условность феодального землевладения. <…>

Комендация феодала с феодом получает особенное значение в новой теории феодализма, которая в основу феодального порядка кладет крупное землевладение, сеньерию. Когда собственник сеньерии заключает феодальный договор с сюзереном, когда он подчиняется ему со своей землей, признает себя его человеком за свою землю, его земля, его сеньерия не становится на деле феодом, условным, легко от'емлемым владением. Превращаясь теоретически в феод, она остается полной собственностью сеньера. В феодальном договоре между владельцами двух сеньерии реальное значение имеют только обещания службы, с одной стороны, и защиты – с другой, т.-е. вассальная связь. «Феод», как таковой, если принять во внимание его фиктивное значение по отношению к сеньериям, не может быть признан главною, всеопределяющею чертою феодализма, основною клеточкою ткани феодального организма, по выражению Эсмена. Такою клеточкою был не феод, а сеньерия.


^ II. Раздробление верховной власти.

§ 25. Малые сеньерии. Сеньериальное право и иммунитет.

Верховная государственная власть разбилась в феодальную эпоху, как упавший стеклянный купол, на тысячи мелких осколхов, но эти осколки очень неравномерно распределились между крупными и мелкими доменами-сеньериями. Все сеньерии стали похожи на государства, но далеко не в равной степени; одни из них, немногие, были очень близки к государствам, другие же только похожи чертами отдаленного сходства.

Барон, владелец небольшой сеньерии, далеко не государь в современном значении термина, потому, что власть его лишена важнейших свойств верховного властвования. Он отнюдь не самостоятельный государь в своих отношениях к соседним владениям, потому что он связан всецело феодальным контрактом, обязывающим его верно служить сюзерену. Он далеко не самостоятельный государь и в отношении внутреннего управления своим имением, потому, что здесь также территориальная связь имения с княжеством его сюзерена налагает на него известные обязательства подчинения. Низший сеньер обладает очень ограниченною властью, как глава имения-государства, потому что ему не хватает не только внешней, но и внутренней самостоятельности, независимости, составляющей главный признак истинного суверенитета.

И, тем не менее, лично будучи связанным по рукам и ногам, ограниченным государем, сеньер-землевладелец является властным государем в отношении к населению его имений, потому что он совмещает в своем лице частного собственника имения, и судью, и управителя. Как бы сеньер-землевладелец ни был связан обязательствами по отношению к территориальному князю, этот князь не может в феодальное время осуществлять свою власть в отношении населения частного имения иначе, как чрез посредство собственника этого имения. Чтобы привести в свой высший суд преступника, скрывающегося в какой-либо подвластной ему сеньерии, князь должен обратиться к посредству сеньера, потому что по общему правилу княжеские власти не имеют права в'езда в частные имения. Власть сеньера по своему об'ему равняется власти местного управителя, подчиненного высшей власти, исполнителя ее велений. Но эта власть сеньера существенно отличается от власти управителя, потому что сеньер – не чиновник, всецело зависящий от господина, а собственник, которому соединение собственности с властью управителя придает особый вес и силу. <…>

. Существо иммунитета, так же как сеньериального права или «самосуда» феодальной эпохи, состоит в том, что собственник, сеньер заслоняет собою людей своей земли от представителей государственой власти. Государственные чиновники не имеют права входа в сеньерию. Они могут обращаться к людям сеньерии, например, требовать их в суд, но не иначе, как через посредство собственника имения, обращаясь с соответствующим требованием к нему или к его агентам-приказчикам. Свобода от «входа судей» (ad introitu judicum), весь иммунитет заключается, по замечанию Фюстель де-Куланжа, в этих трех словах. И к этому же основному началу сводится и вся власть сеньера вотчинника средней руки в феодальную эпоху. <…>


§ 26. Иммунитет в Удельной Руси.

Существование в Удельной Руси этого сеньериального права, в об'еме древнего иммунитета, выясняется вполне, документально, путем детального сравнения иммунитетных дипломов с жалованными льготными грамотами. Мы находим в этих грамотах то же самое основное постановление, как и в западных дипломах, обеспечивающее неприкосновенность вотчины и ее населения для княжеских властей, immunitas, ограждающее ее неприступной стеной от агентов правительства, как в современных нам некоторых автономных учреждениях. «Да не осмелится ни один общий судья вступать в эти владения» – так постановляли французские короли в своих дипломах. И то же самое, в столь же категорических выражениях говорят наши князья в своих жалованных грамотах: «А волостели мои в околицу его (игумена) не в'езжают»; или «а наместники мои и волостели и их тиуни не в'езжают» или «не всылают» к таким-то вотчинникам, «ни к их людем ни по что».

Наши грамоты, точно также как западные дипломы, особенно настаивают на этом главном постановлении и затем указывают все проистекающие из него следствия полной иммунитетности, автономности частного имения, не оставляя места для сомнений, что в тех и других грамотах идет речь об одном и том же институте. У нас и на западе одинаково по этим грамотам частному собственнику предоставляются: 1) исполнительная судебная власть, 2) право суда на всех людей, живущих в имении, 3) право сбора с них налогов и пошлин. Эти постановления встречаются у нас с небольшими вариантами в сотнях жалованных грамот. В наиболее краткой формулировке они выражены, например, в следующих словах жалованной грамоты, данной Кирилло-Белозерскому монастырю около 1400 года. «Людям» игумена Кирилла – говорит Белозерский князь – 1) «ненадобе моя дань, ни иная, никоторая пошлина; 2) волостели мои к тем людям не всылают ни по что, ни судят, 3) а тех людей ведает и судит игумен Кирило сам».

К порядкам, создававшимся на основании таких категорических определений наших жалованных грамот, вполне приложима следующая характеристика иммунитета, написанная Ф. де-Куланжем по западным дипломам: «Частный собственник, лишив власти государственного чиновника, стал безусловным господином над своими землями. По отношению к людям свободным и рабам, живущим на его земле, он уже не только собственник, он становится тем, чем раньше был граф: в его руках – все, что принадлежало государственной власти. Он – единственный глава, единственный судья, как и единственный покровитель. Люди его земли не имеют иного правительства над собою. Конечно, по отношению к королю он остается подданным, или, говоря точнее, верным; но у себя дома он сам – король». И наши исследователи, изучавшие наши жалованные грамоты независимо от западных иммунитетных дипломов, еще в 50 годах приходили буквально к тем же выводам. Так, Милютин утверждал, что следствием жалованных грамот было у нас «образование из каждой монастырской или церковной вотчины особого полунезависимого и замкнутого в себе мира, государства в государстве». Так, Неволин писал, что «на основании жалованных грамот поземельный владелец получал многие права державной власти и становился в своей вотчине как бы князем». <…>

Согласно воззрениям некоторых немецких и французских историков, иммунитет, как учреждение, не был созданием королей, не возник впервые из иммунитетных дипломов, а был исконной принадлежностью крупного землевладения9. <…>

По некоторым нашим грамотам иммунитетная судебная привилегия составляет не предмет особого пожалования, а как бы естественный, необходимый придаток к передаче права собственности на землю. Села даются «с судом и со всеми пошлинами». В этих грамотах так же, как в западных «иммунитет, говоря словами Флака, является как простое пользование правом собственности». В первой половине XV века один Белозерский боярин, жалуясь, что Кирилловский монастырь «отнимает» у него «от суда да от дани» деревню, принадлежавшую к его вотчине Кистеме, ссылался, в подтверждение своих прав на нее, не на пожалование, не на княжескую грамоту, а на старину: «а та деревня исстарины тянет судом и данью к нам». <…>

Этот вотчинный сеньериальный суд ограничивается у нас, судя по отражению его в жалованных грамотах, к концу удельного периода, по мере усиления территориальной государственной власти великих князей. Раньше всего и наиболее последовательно он ограничивается в московском великом княжестве, где раньше и прочнее, чем в других княжествах, соперничавших с ним, утверждаются государственные начала. Это точно выясняется сравнением жалованных грамот разных княжеств: московского, тверского, рязанского, угличского, белозерского и других. Во второй половине XV века почти всюду право суда дается «опричь одного душегубьства»; в XVI же веке – уже за исключением всех уголовных дел: «опричь татьбы, разбоя и душегубства».