Школьный тур олимпиады по литературе Задания

Вид материалаДокументы

Содержание


Историко-культурный комментарий текста
Подобный материал:
1   2   3   4

x x x



В вагоне-ресторане, оставшемся под сводами дремучего ночного вокзала,

лакеи убирали, подметали, складывали скатерти. Лужин, кончив работу, вышел

на площадку и встал в пройме двери, опираясь боком на косяк. На вокзале было

темно и пустынно. Поодаль сквозь матовое облако дыма влажной звездою лучился

фонарь. Чуть блестели потоки рельс. И почему его так встревожило лицо той

старухи,-- он понять не мог. Все остальное было ясно,-- только вот это

слепое пятно мешало.

Рыжий, востроносый Макс вышел на площадку тоже. Подметал. В углу

заметил золотой луч. Нагнулся. Кольцо. Спрятал в жилетный карман. Юрко

огляделся, не видел ли кто. Спина Лужина в пройме двери была неподвижна.

Макс осторожно вынул кольцо; при смутном свете разглядел прописное слово и

цифры, вырезанные снутри. Подумал: "По-китайски...". А на самом деле было:

"1 августа 1915 г. Алексей". Сунул кольцо обратно в карман. Спина Лужина

двинулась. Он не торопясь сошел вниз. Прошел наискось через темную платформу

к соседнему полотну -- покойной, свободной походкой, словно прогуливался.

Сквозной поезд влетал в вокзал. Лужин дошел до края платформы и легко

спрыгнул. Угольная пыль хрустнула под каблуком.

И в тот же миг одним жадным скоком нагрянул паровоз. Макс, не понимая,

видел издали, как промахнули сплошной полосой освещенные окна.


^ Историко-культурный комментарий текста

9 класс

А.С. Грибоедов «Горе от ума»

Репетилов

   Не место объяснять теперь и недосуг,

   Но государственное дело:

   Оно, вот видишь, не созрело,

   Нельзя же вдруг.

   Что за люди! mon cher! Без дальних я историй

   Скажу тебе: во-первых, князь Григорий!!

   Чудак единственный! нас со смеху морит!

   Век с англичанами, вся английская складка,

   И так же он сквозь зубы говорит,

   И так же коротко обстрижен для порядка.

   Ты не знаком? о! познакомься с ним.

   Другой - Воркулов Евдоким;

   Ты не слыхал, как он поет? о! диво!

   Послушай, милый, особливо

   Есть у него любимое одно:

   "А! нон лашьяр ми, но, но, но". *

   Еще у нас два брата:

   Левон и Боринька, чудесные ребята!

   Об них не знаешь что сказать;

   Но если гения прикажете назвать:

   Удушьев Ипполит Маркелыч!!!

   Ты сочинения его

   Читал ли что-нибудь? хоть мелочь?

   Прочти, братец, да он не пишет ничего;

   Вот эдаких людей бы сечь-то,

   И приговаривать: писать, писать, писать;

   В журналах можешь ты, однако, отыскать

   Его отрывок, взгляд и нечто.

   Об чем бишь нечто? - обо всем;

   Все знает, мы его на черный день пасем.

   Но голова у нас, какой в России нету,

   Не надо называть, узнаешь по портрету:

   Ночной разбойник, дуэлист,

   В Камчатку сослан был, вернулся алеутом,

   И крепко на руку нечист;

   Да умный человек не может быть не плутом.

   Когда ж об честности высокой говорит,

   Каким-то демоном внушаем:

   Глаза в крови, лицо горит,

   Сам плачет, и мы все рыдаем.

   Вот люди, есть ли им подобные? Навряд...

   Ну, между ими я, конечно, зауряд *,

   Немножко поотстал, ленив, подумать ужас!

   Однако ж я, когда, умишком понатужась,

   Засяду, часу не сижу,

   И как-то невзначай, вдруг каламбур * рожу.

   Другие у меня мысль эту же подцепят

   И вшестером, глядь, водевильчик * слепят,

   Другие шестеро на музыку кладут,

   Другие хлопают, когда его дают.

   Брат, смейся, а что любо, любо:

   Способностями Бог меня не наградил,

   Дал сердце доброе, вот чем я людям мил,

   Совру - простят...

  

10 класс

Л.Н. Толстой «Война и мир»

Но прежде, чем он договорил это слово, князь Андрей, чувствуя также слезы стыда, злобы и восторга, подступавшие ему к горлу, уже двинулся вперед, чтобы исполнить то, чего от него ждал Кутузов и к чему он так давно готовился. Он толкнул лошадь, обскакал Кутузова, и, подъехав к упавшему знамени, спрыгнул, сам не помня как, с лошади и поднял знамя.

   -- Ребята, вперед! -- крикнул он детски-пронзительно. Лошадь, почувствовав себя на свободе, фыркая и задрав хвост, маленькой и гордой рысцой побежала из рядов батальона. Только что князь Андрей схватил древко знамени, как в то же мгновение десять пуль прожужжали мимо его, но он был цел, хотя несколько солдат упало около него.

   -- Ура! -- закричал князь Андрей и побежал вперед с несомненной уверенностью, что весь батальон побежит за ним. И действительно, он пробежал один только несколько шагов. Тронулся один, другой солдат и весь батальон с криком "ура" побежал вперед.

   Никто из знавших князя Андрея не поверил бы теперь, глядя на его бодрый решительный бег и счастливое лицо, что это был тот самый князь Болконский, который с такою усталостью волочил свои ноги и речи по петербургским гостиным, а это был именно он, настоящий он, испытавший в эту минуту высшее наслаждение, испытанное им в жизни. Унтер-офицер батальона, подбежав, взял колебавшееся в руках князя знамя, но тотчас же был убит. Князь Андрей опять подхватил знамя и, положив его через плечо, бежал вперед, не давая перегонять себя солдатам. Князь Андрей уже был в двадцати шагах от орудия, он бежал вперед с своим батальоном под сильнейшим огнем французов, обегая падавших вокруг него, но и тут, в эту минуту, он не думал о том, что ему предстояло, а невольно яркими красками отпечатывались только в его воображении все окружающие впечатления. Он до мельчайшей подробности видел и помнил фигуру и лицо рыжего артиллериста, тянущего с одной стороны банник, тогда как французский солдат тянул его к себе за другую сторону. Немного подальше солдата, посередине четырех орудий, он видел стоявшего с виноватым и сконфуженным видом того самого Тушина, который так поразил его под Шенграбеном. Тушин, видимо, не понимал значения минуты а, как бы забавляясь комизмом своего положения, улыбался глупою, жалкою улыбкой, точно такою же, какою он улыбался, стоя без сапог в деревне Грунте у маркитанта перед дежурным штаб-офицером, и глядел на подходивших к нему французов с угрожающе перевешенными ружьями. "Неужели убьют его, -- подумал князь Андрей, -- прежде, чем мы успеем подбежать?" Но это было последнее, что видел и думал князь Андрей. Вдруг, как бы со всего размаха крепкой палкой, кто-то из ближайших солдат ударил его в левый бок. Немного это больно было, а главное, неприятно, потому что боль эта отвлекла его от столь интересных в это время наблюдений. Но вот странное дело: ноги его попадают в какую-то яму, подкашиваются, и он падает. И вдруг ничего нет, кроме неба -- высокого неба с ползущими по нем серыми облаками -- ничего, кроме высокого неба. "Как же я не видал прежде этого высокого неба? -- подумал князь Андрей. -- Я бы иначе думал тогда. Ничего нет, кроме высокого неба, но того даже нету, ничего нет, кроме тишины, молчания и успокоения".

   Когда упал князь Андрей, батальон опять смешался и побежал назад, увеличивая смятение задних. Толпа набежала на императоров и их свиту, увлекая их за собой на ту сторону высот Працена. Никто не мог не только остановить этого бегства, но даже и узнать от бегущих причину его. В свите императоров этот панический страх, усиленный еще более передачею и неизвестностью, дошел до такой степени, что в пять минут от всей этой блестящей свиты императоров при Александре не осталось никого, кроме его лейб-медика Вилье и берейтора Эне.


11 класс

А.А. Ахматова «Реквием»

Опять поминальный приблизился час.

Я вижу, я слышу, я чувствую вас:


И ту, что едва до окна довели,

И ту, что родимой не топчет земли,


И ту, что красивой тряхнув головой,

Сказала: "Сюда прихожу, как домой".


Хотелось бы всех поименно назвать,

Да отняли список, и негде узнать.


Для них соткала я широкий покров

Из бедных, у них же подслушанных слов.


О них вспоминаю всегда и везде,

О них не забуду и в новой беде,


И если зажмут мой измученный рот,

Которым кричит стомильонный народ,


Пусть так же они поминают меня

В канун моего поминального дня.


А если когда-нибудь в этой стране

Воздвигнуть задумают памятник мне,


Согласье на это даю торжество,

Но только с условьем - не ставить его


Ни около моря, где я родилась:

Последняя с морем разорвана связь,


Ни в царском саду у заветного пня,

Где тень безутешная ищет меня,


А здесь, где стояла я триста часов

И где для меня не открыли засов.


Затем, что и в смерти блаженной боюсь

Забыть громыхание черных марусь,


Забыть, как постылая хлопала дверь

И выла старуха, как раненый зверь.


И пусть с неподвижных и бронзовых век

Как слезы, струится подтаявший снег,


И голубь тюремный пусть гулит вдали,

И тихо идут по Неве корабли.