Один на один Ник Перумов
| Вид материала | Документы |
СодержаниеИнтерлюдия iii Сброс фекалий категорически запрещен за нарушение расстрел на месте |
- Художник В. Бондарь Перумов Н. Д. П 26 Война мага. Том Конец игры. Часть вторая: Цикл, 6887.91kb.
- Ник Перумов Черное копье, 7848.51kb.
- На тему: учитель математики Халикова Наджия Исхаковна, 210.02kb.
- Задачи развития элементарных математических представлений у дошкольников, 242.94kb.
- Ник Перумов Война мага. Том 4: Конец игры, 9464.07kb.
- Ник Перумов Адамант Хенны, 5376.16kb.
- Індивідуальний навчальний план екстерна складається у трьох примірниках на основі навчального, 427.15kb.
- Формы государства, 35.82kb.
- Українська мова багата на синоніми (слова близькі за значенням). Урок І заняття, думати, 99.25kb.
- Английский язык один из германских языков (западногерманская группа), 281.44kb.
ИНТЕРЛЮДИЯ III
… Самое мудрое, что ты можешь сейчас делать, – это лежать и думать.
Сломанная нога, на удивление, срастается очень быстро. И не надо делать безразличный вид – ежу понятно, что это Дунина заслуга.
Уже на второй день Саня начал что-то понимать в Дунином мычании. Не очень, чтобы совсем, но… Элементарные вещи понять можно. К сожалению, ни на второй, ни на пятый день симпатичней наш местный Квазимодо не стал. Не привыкнуть к нему никак. Внезапно повернешься – как увидишь перед собой эту жуткую физиономию, так и вздрогнешь.
Времени теперь – навалом. Лежи себе, поплевывай, вкусности всякие уплетай. Нет, Саня, конечно, первое время пытался ковылять кое-как, но Дуня строго-настрого запретил. Что-то долго объяснял на своем коровьем языке, головой мотал, клешнями своими поводил – короче, смысл ясен: вам, больной, ходить не рекомендуется.
Пять раз в день Дуня поит Саню нечеловечески горьким отваром, а на ночь меняет повязку из жестких колючих листьев на ноге. Ухаживает. Да и рациончик в нашем лазарете – ничего себе, жаль только – в основном вегетарианский. Извини, это я вчерашних жуков вспомнил, которых Дуня на ужин поджарил. Спасибо. Я лучше – салат.
Смотри, какая странная штука выходит. Когда Саша сюда вернулся, Саня, со сломанной ногой и сильно покорябанной физиономией, уже несколько дней находился у Дуни. Послушно лежал на тюфяке, набитом душистой травой. Обе половинки Саши-Саниного “Я” с готовностью схлопнулись, снова вызвав неповторимое ощущение, нет, не раздвоенности, а… ах ты, елки-палки, и слов-то таких еще не придумали… в общем, хорошее ощущение. К тому же, покопавшись в памяти (у Сани, разумеется), Саша надыбал массу интересных и полезных подробностей.
Ну, то, что Девяткино твое пресловуто-любимое начисто с земли смело, это ты уж, наверное, догадался. Что с ребятами стало – неизвестно, потому как взрывная волна нас всех, словно котят, расшвыряла. Саня потом, где мог, искал, да разве со сломанной ногой далеко уйдешь? Нет, никого не нашел. Только к вечеру.. Чу? Стонет кто-то? Точно.
Кувалда Гризли лежал на краю веселенькой зеленой полянки. Места на нем живого не было. И вообще, одного взгляда достаточно, чтобы понять: помирать будет. А как Двоечника увидел – весь ажио перекосился. Не, от радости. Руки тянет, хрипит, глаз один кровью совсем залило – уж и запеклась вся коркой.
– Браток, – хрипит, – браток, не бросай меня, побудь хоть минуту, Христа ради… Помираю я… – И сразу, без перехода, будто перед ним священник какой, ка-ак начал на себя клепать… исповедоваться, значит.
Ох, часа три, наверное, говорил. Саня, кажись, и вздремнуть успел. Сидишь как дурак, всякую дребедень слушаешь… И неудобно и больно: не забывай, у Сани у самого – нога покалеченная и по лицу будто рашпилем пару раз прошлись… Ну, гляжу, вроде Кувалда успокаиваться стал, значит, к концу дело пошло. Не, пока еще не в смысле – помирать, а в смысле – грехи свои перечислять. Что? Не, особо не прислушивался. К чему мне про чужие гадости слушать? Своих бы не забыть. Вот, вот. А вот в самом конце вдруг интересное пошло. Он-то, видать, все по порядку рассказывает, в хронологической, как ты говоришь, последовательности:
– … взял грех на душу… Спрашивал ты меня, спрашивал, а я и не ответил…
Ну-ка, ну-ка, вот в этом месте, если можно, поподробней!
– Просили меня этого, вашего Командира, найти… просили… А как, говорят, найдешь, знак ему особый передай…
– Какой такой знак?
– А ты ж… не перебивай меня, мил человек, и так – из последних сил говорю… знак особый… хрендюлинку такую…
– Какую хрендюлинку?
– О-ох, ты не тревожь меня, говорю, не тревожь!.. Не знаю я… На гвоздик крохотный похоже. Только вместо шляпки – камешек беленький, ух и ярок камешек!.. Я его раз на солнышке достал – чуть не ослеп… – Тут Кувалда вдруг захрипел, засипел, как будто в горле у него что-то застряло.
– Эй! – кричу. – Эй, Кувалда, не умирай! Ты еще не все рассказал!
Нет, смотри-ка: отдышался. Продолжает, но уже гораздо тише, и паузы между словами длиннее:
– … слова нужные впоперед должон был сказать. Кто на те слова откликнется, тому и знак вручить…
– Какие слова? – ору, а сам понимаю, что не то, не то спрашиваю.
– … про… Юру Деревянного… – опять сипит, воздуха ему, видать, не хватает, – Нету такого… и не было никогда…
И правда, ни у кого, конечно, не хватило ума спросить у Паши-Базуки, возят ли они этого самого Деревянного. Тьфу ты, пропасть, да и опять – не о том!
– Кто передать просил? Кто Вомбата искал? – подожди, не ори так страшно, и не притворяйся: перед собой притворяешься. Ты уже понял, КТО искал. Главное же сейчас не это.
– … хр… хр… – ох, не успеет сказать, Кувалдушка, помрет… – женщина… хр… хр…
– Где она?! Где?! Отвечай, раздолбай старый, а то без покаяния помрешь!
– … хр… Дуню позови… хр… хр… пусть похоронит…
– Похороним, похороним, не боись. Ответь только: где она? Да не Дуня, а женщина эта?!
Не. Не слышит уже. Только хрипит и все Дуню своего зовет.
Полежал Кувалда так еще немного, помучился. Потом просипел что-то, на последнем выдохе, вроде как со всеми прощался, и кончился.
Саня полз до Цветника двое суток, несколько раз теряя направление. Ну уж, конечно, не только для того, чтобы предсмертную волю Кувалды выполнить. Цветник и Дуня – это был реальный шанс на спасение. Потому что нога уже сильно опухла и до гангрены оставалось чуть-чуть. Ни о каком Квадрате и речи не было. При страшном напряжении ВСЕХ душевных сил, Саня, правда, ЧУВСТВОВАЛ Квадрат где-то на северо-северо-западе. Но до него было… м-м-м… не меньше десяти – двенадцати километров, что в нынешнем состоянии равнялось бесконечности.
Саня так умаялся и так отчаялся за время этой своей ползучей дороги, что, увидев Дуню, мирно поливавшего цветы, разрыдался на месте. Но воля умирающего прежде всего! Перед тем как провалиться в сон, Саня несколько раз раздельно объяснил Дуне, что Кувалда умер и просил его похоронить со всеми почестями. Чего уж он там понял и чего на сей счет предпринял – неизвестно. Когда Саня проснулся, Дуня по-прежнему поливал цветы, как обычно напевая себе под нос.
А вот дальше хочешь – голову ломай, хочешь – сам придумывай.
Женщина просила передать Вомбату хрендюлинку. Он ту хрендюлинку взял и ушел. Значит, знал, куда идти. А я не знаю. Но очень хочу узнать.
Саша уж и у Дуни пытался выяснять. Без толку. Дуня, может, где-то в своих цветочках и очень хорошо соображает, но на вопросы складно отвечать не приучен. Попробовал поиграть с ним в обыкновенную отвечалку: только “да” и “нет”. Все равно ничего не вышло. Дуня, похоже, одновременно с этим играл в свою, непонятную игру, что-то вроде “МПС”, знаешь? В этой игре очень полезный ход – задавать нескольким играющим, особенно разнополым, подряд один и тот же вопрос. Первое время страшно удивляет, почему на однозначный вопрос нельзя получить однозначного ответа.
– Дуня, послушай, ты знаешь, откуда Кувалда пришел в последний раз? – Кивает. – А кого он искал – тоже знаешь? – Опять кивок. – Он Вомбата искал, Командира нашего? – Нет, головой мотает. Попробуй пойми. И вот так – уже неделю.
Правда, до Саши уже стало потихоньку доходить, что в этой игре главное – не сам вопрос, а его формулировка. Дуня – существо чрезвычайно заформализованное (во, словечко загнул!), поэтому отвечает всегда ТОЧНО на вопрос. Поэтому варианты типа: “Кувалда сделал то-то и то-то, потому-то и потому-то. Да?” – на сто процентов не проходят. Одно неверное слово в этой фразе, и Дуня радостно мотает головой: нет. Радостно не в смысле – злорадно. Просто ему эта игра очень нравится. Бедному уроду, наверное, за всю его жизнь столько внимания не уделяли.
Вечер восьмого дня Сашиного пребывания у Дуни. Милая пастораль. Справа закат, слева закладушки цветут, в кустах соловей кашляет. Мы сидим на лужайке с убогим Дуней и привычно играем в слова.
– Давай еще раз, Дунечка, – говорю я. – Откуда он мог прийти? Матокса? Табор? Усть-Вьюрт? Избы Теплые?
Дуня мотает головой и пускает слюни.
– Стругацкие Поля? Пуннус-Ярве? Серебряное Болото? Нет, радуется Дуня, не угадал! Я начинаю терять терпение:
– Может быть, ТЭЦ?! Или Карам'Д'уморт?! Третий Поселок Первых Мутантов?! – Это я уже ору. На ум почему-то приходит очень старый анекдот, который кончается добрым советом: да ты не выпендривайся, ты рукой покажи! Голос мой мягчеет, и я осторожно спрашиваю Дуню: – А ты сам – знаешь, где это находится?
– Да, да, – кивает Дуня, он знает.
– А показать направление можешь? – Понимает ли он, что такое направление?
– Могу, могу!
– Покажи…
Дуня встает и, не раздумывая, машет своей пятипалой клешней на юг.
Теперь как хочешь, так его и понимай. Может, он и правильно ответил, может, это я не по тому пути иду? Ну да, пришел Кувалда с юга. Так он, может, до этого… м-м-м… гулял, например! Вдоль ЛЭП бывшей, как мы, опоры сбивал. Или Пакость выгуливал… Кстати, попутный вопрос: куда после взрыва девалась Пакость? Не знаю, не видел.
Я вру, я специально себя успокаиваю. Я боюсь задать Дуне последний и решающий вопрос:
– Дуня, Кувалда пришел из Города?
Угадал! Угадал! Получите кепи и зонтик.
– Его послала женщина?
Горячо! Горячо! Дуня сейчас из штанов от радости выпрыгнет.
Я тоже.
Собираем все вместе и получаем: Света здесь. Она где-то в Городе. Она послала Кувалду Гризли – найти Вомбата. Паролем было упоминание Деревянного Юры, которого здесь отродясь не было, но которого они оба знают… Дурак ты, Самойлов. Если бы у тебя мозги чуть получше варили, всю сказку можно было еще вначале по-другому рассказать. Варили, варили… Кто же знал, что Света ушла в этот мир со мной? Естественно, никаких ассоциаций с Юрой у меня и не возникло. Здесь ведь тоже человеческие имена попадаются: Дима, например, Паша… Почему бы и не Юра тогда? И почему бы и не Деревянный? Это я теперь только понял, что имелся в виду заместитель Антонова, наш старый знакомый Юра-контрабандист. Ну и ну, Юрон, слава-то о тебе гляди куда докатилась!
Подумай, если бы ты сообразил это сразу и среагировал на пароль, ты бы уже давно знал, где Света. А может, уже и нашел ее.
Теперь ясно, куда делась бриллиантовая сережка?
– Спасибо, Дуня, спасибо. Ты очень хороший и добрый парень. Но мне надо идти. Я должен найти эту женщину. Не спрашивай, Дуня, ты не поймешь. Я люблю ее. И я должен ее отсюда вытащить. Прощай, друг, спасибо за все.
Вот мы и пошли. Мы с Саней.
Ох, да про тот разговор лучше и не спрашивать.
Ну да. Был у нас с Саней разговор. Был. На волоске от помешательства мы с ним висели. Потому как не может человек сам с собой ссориться. Да еще ТАК. И я его понимаю. Хотя тогда, в первый момент, страшно удивился. Мы ведь по большому счету – одно. Один человек со сложным двойственным характером, а не два, в одну личность засунутые… Мудрено, я понимаю. Мы и сами не сразу разобрались. Что странно, что странно? Ты вот, например, гадость какую-нибудь сделал… Погоди, погоди, я к примеру говорю. А потом ходишь и поедом себя ешь, ругаешь на чем свет стоит. Представил? Ну? Так ты что, после этого бежишь в психушку и кричишь, что у тебя – раздвоение личности? Вот. Каково же было мое удивление, когда, в ночь перед выходом, Саня мне вдруг заявляет, что я, дескать, тут совершенно чужой, и по какому, собственно, праву, я распоряжаюсь нашей судьбой, и в Город ему совершенно без надобности, и, вообще, он давно собирался на место взрыва идти – Команду свою искать… Ага.
Конечно, логично. Ну, а ты что бы делал на его месте? Рукой бы махнул? На друзей? То-то. Вот проблема. Казалось, еще минута – и башка просто-напросто лопнет от напряжения.
Саше пришлось изо всех сил напрячься, припомнить тщательнейшим образом все подробности своего прошлого (ах, нет, уже – ПОЗАпрошлого) путешествия сюда – все, что связано с Антоновым… Смотри, смотри, Санек, внимательно смотри, вот тебе вся моя память, на тарелочке. Вот тебе – бабушка мертвая, вот – Света, вот – карлик специальный, Алексей Иванович, а вот и сам Антонов, Вомбат по-вашему. Смотри и соображай: можем мы с тобой отвлекаться, пусть даже на такое святое дело, как поиски Команды? А? Ты – личность тонкая, нюансы разбираешь. Неужели ты не чувствуешь, КАКАЯ ДИКАЯ СИЛА за всем этим стоит? Чувствуешь? Тогда давай договоримся: больше этот разговор не начинать. А я тебе, в свою очередь, обещаю, даже, если хочешь, клянусь, – хотя зачем с самим собой в такие игрушки играть? – что, как только Свету найдем и убедимся, что она в безопасности, сразу же, – кому я врать буду? – сразу же Командой твоей займемся. Договорились?
Ну, вот. Последняя НАША трава сменилась потрескавшимся асфальтом, гаражи стеной стали. Их гаражи, не наши, это сразу видно. Город начинается. И мы здесь с Двоечником – в равных условиях, потому как ни он, ни я этого пресловутого Города не знаем. Никто его не знает. Наши туда не ходят. Вот Кувалда в Город ходил. Это точно. Зеленый – тоже. Ни у одного уже не спросишь. Хотя… стой, стой…
Саша даже присел на выгоревшую кочку.
Как-то раз, еще в Команде, Кувалда, пребывая в особенно благостном, а потому – в особенно разговорчивом настроении, принялся рассуждать о Городе. Подожди, подожди, надо хорошенько вспомнить…
Очень интересно с Саней “на душевном”, так сказать, уровне общаться. Хотя жить с такой нервной системой, как у него, это – кранты. Почему? Да он же полный психопат. Но при этом чувстви-ительный! И память имеет – феноменальную. Поэтому если что-то из жизни Команды вспомнить надо, ты только намекни, он тут же подхватит.
“Город, – говорил тогда Кувалда, прихлебывая чаек, – эт-то совсем не одно и то же самое… – Это он для затравки всякую ерунду нанизывает, внимание наше контролирует. – Там все ваши завычки и прикачки – пшик! Вот ты, скажем, в Город собрался идти, – тыкал он пальцем в недоумевающего Пургена. – Как оденешься?
– Ну… я не знаю… – растерянно бормотал Леня. – Потеплее.
Под дружный гогот всей Команды Гризли заворачивал изощреннейшее ругательство.
– … пня пнем! Глупость, от-то, ляпнул и радуешься! А ты-тко, вот лучше уши протри да умного человека послушай, авось и пригодится… помянешь старичка добрым словом… – Помяну, Гризли, обязательно помяну. Судя по тому, что я слышал краем уха в твоей исповеди, кроме меня, этого больше никто не сделает. – Горо-од, ребяты, он совсе-ем другой. Там-от выпендриваться, как вы, – он небрежным жестом обвел рукой сидящих мужиков, давая понять, что мы здесь – что-то вроде бродячего цирка, – нельзя. Вы там больше десяти минут не проживете… – Ну, вот и накаркал ты, дружище Гризли. Как раз и проверим, проживем или нет. – Перво-наперво, одежа. Серенька, незаметненька, чтоб ничего не гремело, не звенело, короче, ты понял уже, штоб ни чуточки не выделиться, не мелькать, одним словом. И шуму поменьше. Разговоры разговаривать – эт, только здесь у вас, на природах, позволяется… Я-т, думаешь, чего сюда шастаю? У меня и в Городе дел – выше крыши, верчусь все, верчусь, аки белка в колесе. А-а-а-т, здесь… Душо-ой отдыхаю, сердешный, оттягиваюсь… Вот хоть с вами, сел, да по кружечке чайку вытянул, да под разговорчик, под баечку… Оно и на душе спокойней, и сердцу – благость… А та-ам – не-ет… В Городе – иди молчком, гляди сучком. Там любой, кого встретишь, – только ворог, никаких там братьев-друзьев отродяся не было… Один по улице идет – разведчик. А двое – уже банда… Уноси ноги поскорей, не спрашивай ничего, там-от, на вопросы не отвечают… Если понравилось им что-то на тебе или в тебе – драться там, уговаривать не будут, убьют, не спросясь, возьмут, что хотели…”
Вот такая информация. Дальше, помнится, Кувалду увело в какие-то дебри. Прихотливая его логика вдруг, как обычно, совершила неожиданный скачок, и он принялся так же горячо и аргументирование разворачивать свою версию образования Близкой Топи – штуки на самом деле жутко капризной и совершенно необъяснимой.
Ну что ж, подводим итоги. Что удалось вспомнить и чем нам это может пригодиться?
Первое. Город опасен. Тонкая мысль, не каждый поймет.
Второе. В Город надо идти одетым как можно более незаметно. Несомненно, полезная информация. У нас настолько обширный гардероб, что мы уже просто измучились – каждое утро ломаем голову, что же сегодня надеть?
Третье. Жители Города очень агрессивны. Нужно защищаться. Это как раз не самая сложная проблема. Как нам кажется. Очень может быть, что мы и ошибаемся.
Саша представил себя входящим в Город – в старом пятнистом комбинезоне, с автоматом за спиной и мятой жестяной кружкой, болтающейся на рюкзаке. Не подскажете, где здесь живет женщина? Я ее очень ищу. Какая женщина? Не знаю.
Он поежился. Потом сильно и коротко выдохнул: “Фху!” – и пошел вперед.
Он прошагал не меньше полукилометра по улице пресловутого Города, не встретив ни одного человека. Окружающее ничем, насколько он помнил, не отличалось от реальных северных окраин Петербурга, только сильно запущенных и местами разрушенных. Поэтому с ориентацией и у них с Саней проблем пока не было. Еще бы узнать, куда идти и зачем, собственно, ориентироваться? Ни одного человека. Следуя логике жанра, можно было, конечно, предположить, что все это время за ними, – пардон, все время сбиваюсь! – за НИМ следят чьи-то внимательные глаза. Но здесь можно было доверять Саниным внутренним интуитивно-объективно-сканирующим (Саня скорчил недовольную гримасу) детекторам, которые однозначно утверждали: рядом людей нет. Я мог бы возразить: жители Города могут оказаться совершенно другими, недоступными нашему пониманию существами. “С чего вдруг?” – удивляется Саня. Не хватало еще, чтобы я разговаривал сам с собой.
Иногда на пути попадались очень странные штуки. Например, разрушенный дом. Нет, понятно, что целых домов здесь попросту не наблюдалось. Но чтобы ТАК разрушенный… Словно кто-то (кто?!) задался целью: в куче обломков не должно быть деталей крупнее спичечного коробка. Но и не мельче. И с задачей, надо сказать, справился блестяще. Бетон, дерево, стекло, даже обои – все лежит однородной кучей, аккуратно перемешанное.
Саша не стал приглядываться, потому что показалось – там НЕ ТОЛЬКО бетон, дерево и стекло…
Мы (ладно, провались все пропадом, пускай Я буду МЫ. Иногда бывает полезно отделять мысли, возникшие у Сани, от тех, что крутятся в моей цивилизованной башке. Вот. Сказал и опять сглупил. Башка-то у нас, как раз, общая) шли дальше. Солнце стояло необычно высоко… И для времени дня, и для наших, ленинградских широт. Сань, а у вас тут его как-нибудь называют, или просто – Город? Никак? Странно. Что ж Виталий Николаевич так неуважительно к родному городу отнесся? Скучно. Идти было просто-напросто скучно. Пыльно, жарко, практически нет зелени, звеняще-тихо. Стоп. Я не хочу туда идти. Мне там не нравится. Не знаю что. Тень от дома не нравится. Хорошо. Давай обойдем. Нет. И обходить не хочу. Давай свернем, вон в ту улицу. Нет. Там еще хуже. Так что же, так и будем здесь стоять? Да. Так и будем. Приглядевшись повнимательней, я понял, почему эта тень мне так не нравилась. Она лежала около дома, нагло и цинично нарушая законы оптики. Солнце было совсем в другой стороне, поэтому здесь лежать ей было ну уж никак нельзя.
Спектакль начался неожиданно, без анонсов и афиш.
Маленький серенький человечек выскочил откуда-то сбоку, – я, честно, не заметил, откуда, – и принялся деловито сворачивать напроказившую тень в рулон, словно пыльный ковер.
Прямо на Сашу, с другого конца улицы, побежали трое. Оружия при них не было, бежали они слаженно, с непроницаемыми лицами, словно занимаясь джоггингом. Саша, собственно, так и подумал, поэтому чуть посторонился, пропуская спортсменов.
Лишь в самый последний момент, – опять-таки благодаря Сане, – он сообразил, что, нет, бегут-то ребята как раз к нему и сейчас, через несколько долечек секунды, нападут и убьют, не меняя выражений на лицах.
Какой там автомат! Тебе же сказали: сообразил только в последний момент!
Ни Саша, ни Саня никогда особыми суперменами не были и драться не умели. Поэтому им не хватило времени, чтобы занять элементарно удобную стойку для защиты. Саша еще успел подумать, что Мишка Шестаков наверняка бы выкрутился даже из такой ситуации. И еще Саня успел подивиться и пожалеть, что у этой истории оказался такой странный и скорый конец…
Что-то произошло. Что-то произошло вокруг. Что-то странное и страшное случилось с окружающим миром.
Словно моргнуло исполинское веко.
Саша обнаружил себя, все еще ошарашенного неожиданным нападением, стоящим в пяти метрах левее, а ребят с каменными лицами – бегущими мимо.
Впрочем, они тут же остановились.
И обернулись.
Лица их уже не были столь непроницаемыми. На них ясно было написано сильнейшее недоумение. Как же это мы так промахнулись? Ведь были-то совсем рядом!
Впрочем, ребятами они оказались упорными.
И попробовали еще раз.
И еще.
С тем же эффектом.
Каждый раз неизвестная сила в последний момент убирала Сашу, словно шахматную фигуру, прямо у них из-под носа.
Трех попыток оказалось вполне достаточно. Нервы у них не выдержали, и с громкими криками и визгами, неожиданными для таких решительных с виду парней, они разбежались.
Саша остался один на пустой улице. “Кажется, в этот раз я не отрывал никаких лепестков и заклинаний не произносил, – подумал он, поражаясь своему спокойствию. – Что это было? Может, у них просто принято так встречать гостей? Показательные выступления лучших коллективов Города? Нет, вряд ли. Хотя впечатление производит сильное. Спасибо. Нам понравилось. Мы пошли дальше?”
Несколько сотен метров Саша пугался любого движения и звука, потом немного успокоился. Слева тянулись уцелевшие трамвайные пути. “Следующая остановка – улица Антонова, – съехидничал Саша. – И следующая”. Справа показался пустырь. Насколько я могу припомнить, в нашем, реальном, Питере на этом месте тоже домов нет. Что-то вроде скверика пытались разбить, да, кажется, не доделали. Дед бил-бил – не разбил, баба била-била – не разбила, а мышка бежала, хвостиком махнула… К чему это я?
Прямо посреди пустыря, немного боком к Саше, стоял снятый с колес кузов рефрижератора, на борту которого крупными черными буквами было написано:
^ СБРОС ФЕКАЛИЙ КАТЕГОРИЧЕСКИ ЗАПРЕЩЕН ЗА НАРУШЕНИЕ РАССТРЕЛ НА МЕСТЕ
Вместо ожидаемой подписи “администрация” стояли две буквы: ВД. Военная Дружина? Вонючка Доморощенный? Валерка Дрягин?
Из-за отсутствия знаков препинания информация производила какое-то чересчур будничное впечатление. Ну, запрещен… Ну, категорически… Ну, расстрел… Ты вначале поймай меня на этом самом месте, во время сброса, так сказать, фекалий… Саша даже подхихикнул немного, минуя строгую надпись.
Захотелось пить. На этот случай у него имелись завернутые в тряпочку специальные мелкие плоды, похожие на сушеную грушу. Дуня объяснил, что, если их жевать время от времени, можно сильно сэкономить на воде.
Плоды оказались жутко солеными, и Саша даже перепугался: не дай Бог, Дуня что-то перепутал и это вовсе не средство от жажды, а совсем наоборот – закуска к водке? Он уже было решил плюнуть на Дунины советы и попросту воспользоваться фляжкой, но тут с удивлением обнаружил, что пить уже не хочет. Что ж, отлично. Невкусно, но здорово.
Шагов через пятьсот захотелось есть.
Это от скуки, решил Саша. Можно и потерпеть. Чего это ты себе вообразил – попил, поел… Прилечь-поспать еще не хватает… Это тебе что – пикник на свежем воздухе? Барбекю с девочками? Иди вперед.
Еще через триста шагов в животе забурчало так, что Саша забеспокоился. В местной тишине эти звуки, кажется, разносились на всю округу. Ладно. Перекусим немного. И правда, неприлично идти по чужому горожу и так беспардонно бурчать животом. А может, это я для устрашения? Бармалея из себя изображаю? Бармалея? Ну-ну.
Выбрав максимально открытое место, с наилучшим обзором и как можно дальше от домов, он присел на край бетонной плиты и развернул пакет с едой.
“Я не думаю, что здесь проживает очень уж много людей. И в наших-то местах плотность населения – не больше двух человек на квадратный километр. А тут условия еще пожестче будут. Куда, интересно, Виталий Николаевич подевал пять с небольшим миллионов населения? Чего-то я трупов разложившихся на улицах не вижу… Кретин, тебе еще и трупов не хватает? Смотри, здесь и травы-то не осталось, один мох какой-то, короткошерстный”.
Саша с усилием проглотил кусок пресной лепешки и посмотрел на небо. Совсем как у нас. Оно и ясно, что с небом-то вытворить можно? “Кислотные дожди”, – выступил Саня. “Ах, не хвались, пацан, не хвались, у нас этого добра тоже навалом”. – “Да ну? И тоже – ветки обугливаются? И – ожог как минимум второй степени, если на кожу попадет?” – “Ну-у-у, не-е-ет, старина, не так круто, до такого, слава Богу, еще не дожили…” Легкий ветерок тихонько гнал по небу аккуратные белые тучки. Идиллия. Как есть – идиллия. Правда, тучки… Чего-то они слишком аккуратные…
Саша как раз собирался откусить очередной кусок лепешки, поэтому остался сидеть с открытым ртом.
Из-за крыши дальнего дома выползало облако в виде буквы N. Следом, так же медленно и печально, показалось О. NO, в смысле НЕТ? Или продолжение будет? Говорила мама: носи панамку, а то голову напечет! К тому времени, когда две оригинальные тучки проплывали над Сашиной головой, их очертания уже сильно нарушились и не производили впечатления жуткого небесного знамения. Все страньше и страньше…
Саша сделал еще одну попытку откусить лепешку, и опять неудачно.
– А-а-а!! – страшно заорали откуда-то сзади. – Беги! Беги, урод! Тебе говорю!! Беги!
Неуклюже обернувшись, Саша обнаружил живого и невредимого Кувалду Гризли, несущегося прямо к нему. Кувалда был дико напуган.
Какая встреча! Надолго к нам? У вас в Городе что – другого способа передвижения, кроме как бегом, нет?
Встреча прошла в теплой и дружественной обстановке. Гризли с разбега прыгнул на Сашу и повалил его. Так, в обнимку, они и скатились с бетонной плиты. Для привидения он был, на удивление, осязаем.
Саша шлепнулся лицом в пыль и сразу поперхнулся. Поэтому в первый момент не смог выразить всю радость по случаю нежданной встречи. Кувалда, в свою очередь, решил, похоже, не ограничиваться просто прыжком. Он схватил Сашу за шкирку и потащил за собой.
– Тьфу, тьфу, отпусти, придурок! – закричал Саша, кашляя и что было сил вырываясь. – Не хочу я с тобой. Кто тебя знает? Может, ты за мной явился? Из местной преисподней?
Но Кувалда уже отпустил ворот. Он стоял, глядя на Сашу с каким-то непонятным выражением, молчал и только громко сопел.
– Ты что на людей наскакиваешь? – грозно спросил Саша, направляясь к брошенному рюкзаку. Тот факт, что Гризли воскрес из мертвых, пока примем как данность.
Нет, ты смотри, этот кретин не успокаивается. Опять схватил Сашу за рукав, не пускает за рюкзаком.
– Пусти, сказал! – Саша размахнулся, чтобы хорошенько ему врезать.
– Это… нельзя… – сильно задыхаясь, выговорил Кувалда. – Сам смотри…
Ох ты ж, ежкин кот! Мда-а-а… За рюкзачком, похоже, мы сегодня не пойдем… И даже, могу вам сказать больше того, – попрощайтесь с ним навсегда. Потому что в данный момент нашим рюкзачком, вместе со всем его полезным и нужным содержимым, закусывает тот самый короткошерстный мох, который только что мирно лежал на земле. Теперь он двигался, то замирая, то конвульсивно вздрагивая. Словно кто-то с усилием тащил на себя толстое серо-зеленое одеяло. Одеяло наползало, укусила простыня. Вернусь отсюда – обязательно книжку-страшилку для детей напишу. Чтобы на ночь читать.
– Это… кто?.. – обалдело спросил Саша.
– Э-это – казучча, – объяснил Кувалда. Он уже вполне отдышался и стоял рядом, сочувственно наблюдая за утратой Сашиного имущества. – Дрянь редкостная… – Тут как будто щелкнул невидимый выключатель – Кувалда вернулся в привычный образ: – Я-т, што-о, я-т, шел, никого не трогал… смотрю – мужик знакомый, ты то есть… сидит, закусывает… а сзади, растудыть твою… погань така-ая ползеть… ну, думаю, ить, и пособить человеку надобно… кричу ему, кричу, а он-ть, и ухом не ведеть… ну, я, понятное дело – побежал… да-а, так, ишь, и бегун из меня што из гриба – топор… Вот и задохнулся маненько… Но, ить, главно дело – успе-ел…
Ну и что теперь прикажете делать? Смеяться или плакать? Стою посреди чужого, – чужее не бывает! – Города, без еды, без питья, без оружия… Ты что думаешь, эта самая казучча моим автоматом побрезговала? И куда теперь идти?
Саша от досады забился в угол сознания, а Саня сел на рельсы и заплакал.
– Э-э-э, рева-корова! Кто ж тута плаче-ет? Не дело, не дело… Подумать, невидаль какая – рюкзак съели… Так, ить, тут, давеча, на моих глазах как есть живого человека заглотило… и то – ничего… ты вот-ко лучше мокроту-то здесь не разводи, а расскажи, сердешный, куда-т, собрался? Кака така забота у тебя в Городе взялась? – Кувалда сидел на корточках, пытаясь заглянуть Сане в лицо. – Это-о неужто женщину ту ищешь?
– Да… – сквозь Санины слезы сказал Саша.
– О-о-о-т, дело-о-о… это хто ж тебе така будет? – Да… в общем… никто… – Прекрати ты всхлипывать, плакca!
– Это, того, дело поня-ятное… Значить, искать пошел? Хорошо-о-о, хорошо-о-о… и куда путь держишь?
– Не знаю…
– Тоже ясно-о…
Саша наконец вытер слезы и с любопытством посмотрел на Кувалду.
– Слушай, Гризли, а ты как это воскрес-то?
– Я воскрес? – ужасно удивился тот.
– Ты. Я сам видел, как ты умер. И Дуне еще передал, чтобы похоронил он тебя. Как ты просил.
Кувалда ужасно смутился. Он быстро и неразборчиво что-то забормотал, про какие-то ветки, про ошибку, про Дуню и еще что-то совсем уж невнятное. Из всего этого выходило, что и сам он толком ничего не знает, потому как умереть-то он, конечно, умер… Но потом, каким-то странным и непонятным образом, очнулся. Вот так.
Ладно, ребята, я согласен. Я не буду задавать лишних вопросов. То есть задавать, в принципе, буду, но постараюсь избегать именно “лишних”. Пусть. Пусть какой-то неведомый благодетель обращает в бегство местных гангстеров. Пусть воскресает Кувалда Гризли (которому я лично закрывал глаза!) и прибегает как раз вовремя, чтобы помешать симпампушке-казучче пообедать мной… Пусть. Пока это не мешает мне двигаться к моей цели, я буду молчать. Вот только что делать с навязчивой мыслью, будто кому-то ОЧЕНЬ НУЖНО, чтобы я благополучно прошел через Город?
Что характерно: Саня всю эту ситуацию воспринимает как должное. Ему, наверное, виднее. Это же – ЕГО мир.
– Кувалда… – гнусит в это время Саня. – Можно я с тобой пойду?
– Это, ишь, вопрос тонкий, поскоку, мил человек, я все в толк не возьму: это ть ты, кажись, за женщиной своей собирался… я-т просто так тут, прогуливаюсь…
Чтоб я так прогуливался.
Все, Саня, мы договорились. Хватит истерик.
– Значит, пойдешь со мной? – Гризли, похоже, и сам балдеет от смены нашего настроения. – Я, как ты видишь, остался без вещей…
– О-о-т, дело поправимое… поделюсь, чем Бог послал… одежи не жди, своей мало… Так что ходи пока в своей… – Кувалда с сомнением оглядел Сашин комбинезон. – А во-от хлебушка, там, лучку… всегда пожалуйста…
У Саши, кстати, до сих пор в кулаке зажат кусок злополучной лепешки. А вот аппетит – пропал. Не странно ли?
– Чего-то ты, Кувалда, заливаешь. – Саша хитро посмотрел на Гризли.
– Эт, чего ж я такого заливаю и куда? – удивился тот.
– Ты сам нам что говорил? В Город нужно идти как можно более незаметным. А сам?
Нет, правда. Кувалда не то что переодеться, он даже кепочки своей глумливой “The best of Minnesota” не снял.
– Э-э-э, т, паря, зря ты так, зря… вот ты сейчас глядишь хитро и думаешь, поймал Кувалду Гризли, лажу подловил… ан нет!., ошибаешься… Я, т, тогда правду говорил… истинный крест… потому как разницу надо понимать: кто вы – небрежный тычок в грудь Саше – а кто я – указательный палец назидательно поднят вверх.
– И в чем разница?
Саша слушал с интересом, но на всякий случай косился по сторонам – вдруг кто-то еще намеревается им закусить?
– Эт, как-т, в чем? Эт и жиктеру подпольному понятно – вы все, хипари да моднари, все в мауглев играете, по лесам да по болотам шастаете, много вас таких… А я, как-никак, Кувалда Гризли!
Вот как, оказывается. Кувалда Гризли! Это звучит гордо!
– А-а-а поскоку народ тут у нас серый, грамоте не обучен, думать да соображать особо не привыкший, так, ить, и не надо их лишний раз сердить да за ружье тянуть… пусть сразу видют, хто, ить, пришел… опять-таки – уважение окажуть…
– Выходит, ты здесь – фигура?
– Фигу-ура, фигу-ура…
– Слушай, фигура, тогда давай, пока время есть… (Есть? С чего я это взял? Да так, к слову пришлось. Не бери пример с Гризли, похоже, ты становишься болтуном.) Расскажи-ка мне все по порядку.
– По порядку? Коне-е-ешное дело – по порядку… – Для Кувалды больше кайфа нет, чем языком чесать.
– Это точно: по порядку, да сначала, да поподробней. Только не увлекайся. Я буду вопросы задавать, а ты отвечай. Покороче.
– Э-э-это, мил человек, как прикажешь… прикажешь покороче – буду покороче, а, ить, прикажешь с присказкой да прикраской – и так сделаем…
– Хорошо, хорошо. Давай сначала. Где ты видел ту женщину?
Странно, язык так ни разу не повернулся, чтобы вслух произнести имя Светы. Почему? Боюсь сглазить?
– Эт, так, это… у ВэДэ в подвале… Он ее как запоймал, так, ить, сразу в подвал посадил, самолично на ключ запер. А я, как на грех, с последнего раза крючары свои в том подвале забыл… от-то и вышло… Я в подвал – шасть, гляжу: баба, как есть живая. Не гейша там какая-то. Настоящая женщина… сидит, не плачет… глазищи – во! Видно, пужается. Меня увидала, в угол забилась… а потом – в ноги кинулась, помоги, говорит, добрый человек…
Несколько секунд Саша слушал молча: он просто онемел. Зато потом заорал во весь голос:
– Ты что, старый хрен, не мог сразу мне сказать, что она в плену?!
– И-и-и, не кричи, не нанятый… – спокойно ответил Кувалда, ничуть не пугаясь Сашиного крика. – А с чего, эт, я тебе должен был говорить?.. А? Хто ты ей? Слова заветные тебе были говорены? Хрендюлинку блестящу тебе с рук на руки передали? Э-э-э, паря, сиди на попе ровно, ты здеся все одно – с боку припека…
Сейчас я буду бить этого болтуна и наглеца. Я буду бить его долго и с удовольствием. Пока не выбью все, что он знает о Свете. А если он не скажет, я позабочусь, чтобы никакая сила больше не смогла его воскресить. И сам пойду искать.
Саша вскочил. Потом сел. Потом снова вскочил.
– Это-о, ты, браток, не гоношись, не гоношись. Сядем рядком да поговорим ладком. Вижу, задело тебя. Есть у тебя об ней забота… не боись, не боись… вижу… а человек ты вроде мирный… Вот и Дуня об тебе шибко переживал…
В общем, конечно, где-то он прав. Его попросили передать, он и передал, все в лучшем виде. Пароль? Отзыв. Получите. Распишитесь. При чем здесь я?
– Вставай, пошли, – скомандовал Саша.
– Эт, куда ж пошли? Што эт, так, с места срываться? Ни посидели, ни поговорили… Не пойду я…
– Я говорю: вставай.
– Куда вставай, чего вставай… куда спешим-то?
– К ВД пойдем. Что это вообще такое – ВД?
– От дает! – мелко захихикал Кувалда. – Меня жизни учит, а сам… сопля соплей… и чего я с тобой связался? Чует мое сердце… Одна морока мне с тобой предстоить… и-и-эх!
– Я спрашиваю, что такое ВД?
– Это, ть, перво-наперво, не што, а хто… Начальник наш местный, а ВэДэ, ить, это штоб покороче… Так-то он – Второй Диктатор… большо-ой человек… сурье-езна-ай…
Где-то в глубине сознания что-то тихо пискнул Саня, но Саша и прислушиваться не стал. Хватит на сегодня истерик.
– Ну, значит, к серьезному пойдем. Вставай, вставай.
– Э-э-э, не-е-ет… а поговорить? Мы ж разговоры разговаривать собиралися…
– По дороге договорим.
Кувалда послушно поднялся и поплелся за Сашей.
Со стороны это, наверное, выглядело мило: молодой человек в грязном пятнистом комбинезоне с испуганными глазами, без рюкзака и оружия, засунув руки в карманы, часто озираясь и вздрагивая, идет по пыльной улице. А рядом с ним ковыляет странного вида мужичонка в кепочке-бейсболке, со здоровенным вещмешком за плечами, и что-то бухтит себе под нос.
– Слушай, Кувалда, а что с Пакостью твоей стало? – спросил Саша.
– Эи-и-иэх, не спрашивай, соколик, не спрашивай… душу не береди… сгинула животина… как есть, пропала… Ни шерстинки не нашел… Вот, ть, незадача какая… А куда, ишь, мы идем, касатик?
– Как – куда? К ВД твоему.
– Так… это… а-а и откуды ты дорогу к нему знаешь, соколик?
– Я? Я никакой дороги не знаю. Я просто рядом с тобой иду. Я думал, ты ведешь.
Кувалда Гризли уставился на Сашу с нескрываемым удивлением:
– Я?
Видно, он и вправду сильно удивился, потому что молчал. Через несколько минут он огляделся, смачно плюнул в сторону и затянул:
– Э-это, ить, и как же я могу, вот тако-ко вот, по-простецки, знать, где их сиятельства сей день обитают? Кумекалкой-то своей кумекай немного… Чай, не по уши деревянный… Кумекалку-то свою заводи… пора, сердеш-ный мой, пора… Эт, тебе не на хуторе твоем бабочек ловить… Эт, мил человек, Го-о-ород… тут с понятием надо… с уважением…
– Ты опять свою бодягу затянул? – грозно начал Саша.
Кувалда его не слышал. Он с упоением отдался своему любимому занятию:
– … Это-о, не дело-о, не дело-о, паря, так на старика наскакивать. Ты ба лучше… не стоял ба стоймя… как истукан каменной, а сел ба в сторонке да послушал умного человека… меня то есть, потому как я дурного не скажу. А полезности от меня… много…
– Кувалда. – Саша подошел к нему вплотную. – Я шутить не люблю. Ты меня достал. Отвечай на вопросы коротко. А будешь сильно трендеть…
– … ить, и не пуга-ай, не пуга-ай, паря, пуганые мы…
– Я не пугаю.
Сомнительно, чтобы этот старый болтун оказался крепче, чем выглядит. А в таком случае, может, и стоит его треснуть хорошенько? Силу он, кажется, уважает. Как тогда сильно на него рыкнул Стармех. И что? Моментально заткнулся.
– Я не пугаю, – еще более спокойно повторил Саня, закатывая рукава.
Кувалда, не прекращая болтовни, подозрительно покосился на Сашины приготовления. Но только когда Саша замахнулся, отскочил в сторону и обиженно сказал:
– Ну-у-у, и чего так нервничать, чего так нервничать? Могу и помолчать… чуток…
– Помолчишь, это верно. Но вначале ответь мне по-человечески: где живет ваш этот ВД?
– А-а-а… – Поскольку рукава у Саши все еще были закатаны, Гризли ограничился короткой формулировкой: – А хрен его знает…
– Как это – хрен? Ты же сам у него был.
– Это-о… был, конечно… так ить он, болезный, в одном и том жа месте долго не живе-ет… А я, почитай, уж сколько деньков из Города ушел… Поди сыщи его теперича…
Странные у них тут диктаторы, ничего не скажешь.
– Он что у вас – бродяга?
– Это-о-о… а и бродяга… что ж с того? Зато и если кто каверзу каку надумает, так и не с ходу сыщет… опять же удобно…
– И как его тогда искать? Ну вот, например, если он мне сейчас понадобился?
– Эт-т, дело хитрое… перво-наперво надоть настроение евонное узнать…
– То есть? По радио, что ли, сводки передают?
– … эх, да штой-то ты все время ехидничашь? Язык твой поганый… Како тако радио? То ты мне голову морочишь? Тута всякий дурак тебе скажет: на небо надоть смотреть…
Саша сразу вспомнил сегодняшние надписи и спросил:
– Он что у вас – облаками с народом общается?
– О! – обрадовался Кувалда. – Дурак дурак, а сообразительный. Как же, как же, облаками… чего напишет, того и думай. А че сегодня было?
– NO, – ответил Саша, – “нет” значит по-английски.
– Не учи ученого, сами по-англицки разбираем… NO… – Он задумчиво почесал нос. – NO – это плохо, а в какой стороне видал, не помнишь?..
– Примерно там. – Саша махнул рукой на север.
Беседуя вот в таком интересном и познавательном ключе, наши герои незаметно дошли до здоровенной ямы. “Похоже на воронку, – подумал Саша. – А если так, нехило, видать, рвануло. И не очень давно, судя по свежим комьям земли. В общем, конечно, ничего особенного”. Единственное, что смутило Сашу, это был запах. И не просто запах – из ямы невыносимо несло тем самым, которое… категорически… за нарушение… ну, в общем, ты меня понял?
Кувалда равнодушно осмотрел воронку и стал обходить ее справа.
– Такое впечатление, что здесь недавно рвануло сортир, – задумчиво спросил-сказал Саша.
– Это не-е, сортир не так взрывается… – спокойно ответил Гризли, – эт, видать, колбасники опять напору прибавили… оно и треснуло…
Ясно? Вот так бы сразу и сказали. Все понятно. Колбасники. Напору прибавили. Саша даже не стал переспрашивать. Он вдруг почувствовал такую усталость, что ему уже было совершенно все равно, у кого там чего треснуло.
– Кувалда, – сказал он сонно, – у вас тут спать как и где ложатся? Есть на этот счет какие-нибудь правила?
Гризли резко остановился, глянул на небо, потом себе под ноги, потом сильно хлопнул себя же по голове:
– Ах, ить, калоша, как есть – калоша! Заболтался совсем, чайник дырява-ай! Давненько со мной такого… ить, и как же теперь… А все эти прогулки мне загородные… баловство одно… приходишь потом… малохольный весь… все из памяти вон… Ить, и што ж теперь… – И мелко затрусил обратно, наклонившись и что-то высматривая на дороге. Саша, стараясь не отставать, двигался следом.
Очень скоро принцип движения Кувалды стал ясен. Он находил в старом растрескавшемся асфальте люк, наклонялся к нему, кажется, даже нюхал и шел дальше. В некоторые люки Гризли стучал.
Местная традиция. Или ритуальные танцы. А может быть, он сейчас будет заниматься ремонтом того, что треснуло в результате халатности колбасников… У Саши слипались глаза.
Фу, черт! Как будто и вправду – слиплись. Вокруг наступила кромешная тьма.
– Кувалда!!! – закричал Саша не помня себя. И тут же услышал над ухом спокойный голос:
– Эт, орать-то здесь не надо… тишай, тишай, паря… двигай сюда…
Саша почувствовал, как его крепко взяли за руку и куда-то тянут. Вниз. Похоже на то, что мы спускаемся в люк.
Саша беспомощно глянул вверх, успел еще заметить крупные звезды на угольно-черном небе, оступился и упал… Крышка за ним закрылась с неприятным лязгающе-чавкающим звуком.
Он упал на что-то жесткое. Рядом кто-то двигался и сопел. Пахло застоявшейся водой и чем-то знакомо-вкусным. Далее Саша стал свидетелем странного диалога.
– Эт, того… двоих за жилет возьмешь? – Голос Кувалды.
– За два? – Чей-то глухой равнодушный голос.
– Побойся Бога, мила-ай…
– За один без ужина.
– Это, ить, может, тогда за два – с ужином и завтраком?
– Идет.
– Э-эх, кровопийцы…
Тут кто-то рядом зажег огонь, и Саша прищурился. Они находились в тесной комнатке. Кувалда сидел на лавке у стены с довольной физиономией. Невзрачного вида лысый мужичок пристраивал на столе масляный светильник.
– Где это мы? – спросил Саша.
– Это, не боись, друг, не боись… здеся не обидют…
Мужичок тем временем куда-то ушел, но очень скоро вернулся с двумя алюминиевыми мисками и поставил их на стол. Неописуемо прекрасный аромат еды моментально наполнил крошечное помещение. Саша испугался, что сейчас захлебнется слюной.
– Эт-то славно, славно, эт-то вовремя… – Приговаривая так, Кувалда быстренько придвинулся к столу – Ты, т, того, не зевай, паря, налетай… уплочено…
В миске оказалась горячая гречневая каша.
От жадности Саша сразу же сильно поперхнулся, после чего нечеловеческим усилием воли заставил себя есть помедленней. Мужичок появился снова через несколько минут, поставил две кружки, не меняя интонации, равнодушно сказал:
– Ешьте быстрее. Свет скоро унесу, – и вышел.
Ну, быстрее так быстрее. Каша была без масла и без соли, но тем не менее жутко вкусная. В кружках оказалась простая вода. Ровнехонько с последним Сашиным глотком появившийся мужичок исполнил свою угрозу и унес светильник-плошку.
– Это-о-о… хорошо-т ка-ак… – благостно протянул где-то в темноте Кувалда. – Все, паря, раскладывайся… почивать будем… О-а-а-о-у… – Послышался звук широкого зевка.
Саша стал покорно искать свою постель.
Жесткая лавка оказалась совсем рядом, и он тут же ударился об нее коленкой. Впрочем, и длина и ширина ее вполне позволяли разложить уставшее тело целиком. Саша лег, предвкушая, как сейчас провалится в глубокий здоровый сон. Фига с два! Давно уже, кажется, он не ощущал себя таким бодряком. Хотелось вскочить с лавки, сделать несколько пружинистых приседаний, может быть, даже поотжиматься от пола и идти дальше.
– Кувалда, – тихо позвал Саша. Но ответом ему был уже нарастающий храп.
Можно полежать и поразмышлять. С открытыми глазами или с закрытыми – все равно, потому что темень здесь… вот-вот, как у негра именно там.
Это и куда ж, интересно, меня занесло? Кому сказать – в жизни не поверят. А куда это вы направляетесь, молодой человек? Да вот, с Кувалдой Гризли ко Второму Диктатору идем, Светку Жукову вызволять… Каково звучит? То-то, сам балдею. И, как назло, Саня здесь – не помощник, сам ничего не знает, в уголок забился, высунуться боится. Да ничего, пробьемся. И все-таки очень специальный мир себе придумал господин Антонов. Вот, например, казучча. Да даже и Бог с ней, с этой казуччей, таких хищных одеял в современной фантастике – в каждой второй книжке. Гораздо интересней поразмышлять об оригинале ВД, который категорически запрещает сваливать фекалии, а сам и постоянного места жительства не имеет… Или о том, как он умудряется писать облаками… Или почему он пишет по-английски…
… Почему этот ублюдок так упорно и с таким удовольствием напихивает в свою дрянную речь столько английских слов? Вомбат сидел на пороге разрушенного дома и докуривал предпоследнюю сигарету. На завтра останется ровно одна. Что делать потом – хоть на стену лезь. Этот клоун, называющий себя Вторым Диктатором, не курит! Называющий… Господи, какая чудовищная каверза! Где-то, когда-то, случайно, мельком в списке декораций упомянул этого Второго Диктатора… Никто и не думал никогда – идти в этот Город. Было придумано: Город. Есть такой. Там, далеко. Опасный и непознанный. Ну, казалось бы, и фиг с ним… Господи, ведь это же мой мир, я его сам придумал и сотворил! Откуда в нем взялась вся эта нечисть и гадость? И каждая, прошу заметить, – со своими повадками и гримасами. Претендующий на оригинальность мир, выуженный из темных закоулков моего сознания… Этот Второй Диктатор (а почему, интересно, не дуче или фюрер?) даже не удосужился приставить ко мне охрану. Наглость, достойная лучшего применения. Он прекрасно понимает, что без НЕЕ я никуда не денусь. Конечно, не денусь… Булкин, Булкин… Кто бы мог ожидать от тебя такой самоотверженности? Спокойно, дружище, не дрейфь. И не жди от меня, пожалуйста, несусветных подвигов. Я не собираюсь изображать из себя дебильную смесь Ван-Дамма со Сталлоне и пытаться голыми руками раскидывать твою охрану. Мы скоро выберемся отсюда. Ты даже не представляешь, КУДА мы выберемся… Мне ОБЕЩАЛИ… Только бы этот неврастеник не подвел, не разнюнился в последний момент. Держись, Пончик. Охотно верю, что тебе не слишком комфортно. Но вот отсутствие сексуальных посягательств я тебе гарантирую. Об этом я, оказывается, уже заранее позаботился. Если глянуть поподробнее, интересный, знаете ли, экзерсис получается. Сильно меня, видно, достал род людской… Здесь, оказывается, нет ни одного самца, способного на соитие. А в качестве особо изощренной издевки – специально выделена каста, из низших, – гейши. С очень смазанными признаками пола и настолько презираемая, что им даже не разрешают стричься и бриться. А в местных антисанитарных условиях этот запрет превращает несчастных гейш в ходячие питомники для насекомых-паразитов. Душераздирающее зрелище. При этом поют – заслушаешься. Слезу у ВД вышибают стабильно. Естественно, что Булкин на этом фоне оказался просто подарком небес, несмотря на некоторые метаморфозы внешности. За которые, кстати, категорически отказываюсь нести ответственность… И все-таки ВД этот – любопытный тип. Этакая свалка моих подавленных и побежденных комплексов, густо унавоженная обидами и несправедливостями. Но рожа у него… Преотвратная. Даже неудобно как-то…
…Мерзейшая физиономия этого диктатора преследует меня даже во сне! Жутко. Просто жутко. Когда я его увидела в первый раз, думала, на месте умру от омерзения. Нет. Не умерла. Теперь сижу на этом грязном диване в убогой захламленной комнатенке и прислушиваюсь к голосам за дверью. Сегодняшнюю тюрьму можно назвать даже уютной. Еще бы пыли поменьше… Нет, эти лысые идиоты порядок наводить не умеют, лучше и не просить. Пробовали уже. Они, кажется, вообще ничего не умеют, кроме как стоять, выпятив животы и вытаращив глаза. Вот это у них здорово получается. Руки так и чешутся – подойти и треснуть с размаху по такому вот выпяченному пузу… Видно, такое же желание они пробуждают и у ВД, потому что бьет он своих охранников почем зря и каждую минуту. Одно хорошо. Слава Богу, ни за жизнь, ни за честь свою здесь беспокоиться не надо. Нам предоставлен режим всеобщего обожания. Это теперь ясно. Не то что вначале… Первое время, – о, Господи, вспомнишь, аж жаром обдает! Три ночи первых вовсе не спала, с неослабеваемым ужасом ожидая, что вот-вот откроется дверь и этот омерзительный ВД вползет к ней… Да, да, именно вползет, оставив свою дребезжащую инвалидную коляску на пороге. Нет. Ничего подобного не случилось. Ни в первую ночь, ни во вторую. Даже, знаете ли, удивление брало: зачем же тогда хватали и запирали? Не говоря уж о том, что взгляды этот ВД бросает на меня совершенно однозначные. Что ж, будем надеяться, что и дальше не тронут. Наверное, меня оставили на изысканный десерт или берегут, как жертвенную овцу для какого-нибудь местного очень религиозного праздника… Черт их всех тут разберет. Ой, мам, мамочка, и куда ж это я попала?
За дверью тошнотворно громко и хлюпко храпит охранник. Почему они все здесь бритые наголо? Бритые… Какая гнусная насмешка. Бритый, солнышко, где ты? Приходи сюда и убей их всех! Не странно ли, что на помощь я зову Бритого? А как же Виталий? Виталий… Это самая интересная подробность. Он здесь. Не падайте в обморок, мадам. Ну да. Здесь. Я его видела. Не могу точно сказать, ему ли я обязана своим нынешним положением, но для себя он расстарался. Открою страшную тайну: там, у нас, – в смысле, в нормальном мире, еще при жизни, – фигура у нашего Виталеньки была… Обыкновенная, так скажем. Зато теперь! Ах, не подумайте чего плохого – наше врожденное чувство меры и вкус нам и здесь не изменили. Ну, чуть-чуть подбородок покрепче. И плечи – пошире. И бицепсы – поубедительней… Вот такой красавец теперь здесь прохаживается. Да, он получил мое послание – этот старый болтун в кепке не подвел – и явился на зов. Тусуется теперь где-то здесь, с ВД этим поганым треплется по-свойски. Бред. А я сижу взаперти, каждый день вынуждена за обедом лицезреть рожу ВД. Этот урод почему-то предпочитает принимать пищу только в моем присутствии. Хорошо хоть, не из моих рук. И так килограммов на десять уже похудела из-за этих обедов. И ему еще мало! Со всеми возможными почестями я должна сопровождать этого уродского диктатора во всех его поездках. А я танков с детства боюсь! Что за дебильный мир! Мне, оказывается, по большому блату выдают по полведра воды в день. На все про все. У них тут с водой напряженка. Рядовые служащие, оказывается, получают всего по две кружки. Хочешь еще? Только за дополнительную плату. Это все мне ВД лично объяснил. Хоть я и не спрашивала. Делать мне больше нечего, как со всякими придурками разговаривать. Даже если они себя диктаторами величают… Сижу тихо, вопросов не задаю. Вот поэтому я до сих пор и не знаю, почему, черт побери, здесь ночь наступает, как будто кто-то разом отключает большой рубильник…
“… И почему так мгновенно наступает ночь? – Саша ворочался на жесткой лавке. – Судя по тому, как суетился Кувалда, оставаться ночью на поверхности здесь не рекомендуется. Видимо, небезопасно. Верю. Верю сразу. Спорить не буду. Спросить можно? Вот сейчас мы – где? Вроде на друзей Кувалдиных не похоже, друзья себя так не ведут. Больше всего это смахивает на гостиницу. Люксы и полулюксы с полупансионом. Чем, интересно, здесь расплачиваются? Как там сказал Гризли? Двоих за жилет? Двое – это, понятное дело, мы. А жилет? Это – который без рукавов? Или – который “лучше для мужчины нет”?”
Саша незаметно уснул. Приснился ему хороший, весело-трескучий костер. И Команда. Все сидели вокруг костра, ели гречневую кашу с тушенкой и слушали Пургена. Леня, жестикулируя ложкой, в лицах рассказывал, как в прошлом году они с Цукошей воровали в Таборе спасжилеты. Сон был добрый и смешной. Наверное, Саня постарался.
Нас утро встречает прохладой, нас, чем-то там, встречает река. Кудрявая, что ж ты не рада?.. А вот с кудрявыми здесь, похоже, туго. Мужик, принесший завтрак, тоже оказался совершенно лысым. Поставив кружки, буркнул:
– Ешьте и сваливайте живо. Мы закрываемся.
Очень культурные ребята.
Быстро проглотили лепешки и запили их горячей жидкостью. Не чай, видно, что-то на травах заваренное. И все. Не успели оглянуться – опять стоим посреди улицы, и Кувалда бухтит себе под нос:
– Это-о, ить, жулье такое… крохоборы прокляты-ыя… так твою и разэтак… Два жилета содрали, а ни отдыха, ни толку… Хоть бы гейшу позвали, жмотье… Это, ить, здеся завсегда так, не то что в старых кварталах… Тама народ солидный, к людям уважение понимает… а ту-ут – содрать сдерут, а сервису не дождешься…
– Ага, – поддакнул Саша, – и каша была несоленая. Кувалда крякнул и уставился на Сашу, как на идиота.
– Эт, того, паря, ты тут из себя барина не строй, не строй… Зажирели вы там у себя на болотах, зажлобились… Соли ему подавай… Ишь, господин какой… Вот придешь к ВД в гости, он-тко тебе на радостях, премию пропи-ишет, тогда и будешь – соль, ить, ложками хавать да кофеем запивать…
Своеобразное у них тут представление о роскоши: много соли и много кофе. Интересно, а какую такую гейшу он имел в виду?
– Ну, и куда направимся? – Саша бодро вертел головой, пропустив мимо ушей тираду Кувалды.
– Ишь ты, быстрый какой… никуды не пойдем… тута сидеть будем, на небо смотреть… настроениев ждать…
Ага. Ясно. ВД сообщит народу о своем расположении (или НЕрасположении) посредством облаков.
– Эт, того, паря, ты вот сюда садись да в тую сторону гляди… а я сюда поворочуся…
Вот так и сели. Таким вот сидячим тянитолкаем. Сидим. В небо пялимся. Облаков ждем. А вот если ветер, например, в другую сторону подует? Так можно век на одном месте просидеть, ничего не узнать… Саша затосковал от такого занятия очень быстро. А Кувалда, похоже, и вообще – закемарил, так как замолчал. Нет уж, так и с тоски помрешь.
– Эй, Кувалда, – Саша легонько пихнул его локтем, – а ты сам-то у этого ВД чего делал? В Городе чем занимаешься?
Гризли вздрогнул, просыпаясь, но заговорил моментально:
– А-а-а… Это-о, ить, дело сурьезное… – Он немного поерзал на месте, в предвкушении долгого разговора. – Работа, ишь, в основном, сезонная… Пестряков, там, мочить али помидорам костьши перебивать… – Звучало жутковато-интригующе, но Саша решил не уточнять, каким именно образом мочат пестряков. – … А, ить, у ВД я в законе, в законе… в прошлом разе, как я уходить-то собрался, их сиятельство мне самолично грамоту вручили… от оно как…
– И где ж эта грамота?
– Дык, на сахар выменял, у лоткарей…
– А-а-а, врешь ты все, Кувалда! – развеселился Саша. – Сам говорил, что у тебя диабет!
– Ну-у, тко, ну-у, тко… Пойма-ал, пойма-ал, егоза ты шершавая… Ох и ехиднай ты парень, ох и ехидна-ай… подковыриста-ай… Все, ишь, подкузьмить старика норовишь, поддеть. И не вру я вовсе, привычки такой не имею. Ну да, диабет… Зачем же врать-то? Про здоровье врать – самому можно беду накликать… мда-а… конешно, диабет… так я сахарок-то обратно на диколон выменял, иначе никак было…
Диколон – это на его варварском языке, видимо, одеколон. Трудно следить за его мыслью, трудненько. И почему он все время называет ВД сиятельством? Это что – титул диктатора? Полный ералаш. Ну тебя на фиг, вместе с твоим диабетом.
– Ладно, ладно, Кувалда, не отвлекайся. Ты про ВД рассказывал. За что он тебе грамоту вручил?
– Оно-тко, мда-а… за удовольствие, моральное, так сказать, удовлетворение, за него… а это-о-о, того… слизней я для него рогатых дрессирую… от-то, дурныя животныя! А ихнему сиятельству очень нравятся, особенно когда по-писаному ходют. Хе-хе. Я давно уж намастрячился: палочку об ихнюю самку потру, а потом веду у самца перед носом, то бишь, перед рогами…
Черт возьми, я, кажется, совсем запутался. Чье сиятельство? Чья самка? Чьи рога? Кувалда меж тем радостно хихикал, предаваясь воспоминаниям:
– … носов-то у них отродясь не бывало… Ну, а он-то, дурень-этот, запах чует, у него от энтого запаха последнюю кумекалку отшибает… вот он и ползет…
Что-то случилось с небом. Как будто тот самый местный распорядитель, ведающий здесь светом, малость перепутал и нажал на своем пульте кнопку “сумерки”. Саша, потихоньку привыкающий к местным причудам, почти не испугался. Он не стал вскакивать и орать. Он просто осторожно и медленно поднял голову. А-а, ерунда, просто птицы.
– Обыкновенные раздетыши, – сообщил из своего уголка Саня. – Правда, необычно много. Никогда столько сразу не видел.
Почти сразу же где-то недалеко загремели выстрелы.
– Это-о-о их сиятельство охотиться изволят… – благодушно заметил Кувалда.
– Бред, – не унимался Саня. – Кто ж на раздетышей охотится?
– А тебе-то не все ли равно?
Птицы быстро пролетели. И тут же, слева, из-за дома появилась первая буква. О! Кажется, начинается. Саша сильно толкнул Кувалду локтем:
– Эй, смотри! – и вскочил. – Идем! Гризли медленно обернулся:
– Ага… Пошло-поехало…
– Ну, что ты расселся? Вставай, пошли, по дороге дочитаем!
– Э-э, т, парень, не торопись, остынь, остынь, говорю… Как это – идем, когда мы и настроениев его не знаем?..
– Да плевать мне двадцать раз на его настроения!
– Э-э-э, не-ет, не пойду я… что я – враг себе? Да ты погодь, погодь, торопыга… – Кувалда замолчал, глядя вверх.
Очередная резиденция ВД явно была где-то недалеко. Буквы не успевали расплыться. Над головами Саши и Кувалды Гризли через все синее-синее, абсолютно не питерское небо тянулась длинная, в девять слов, облачная фраза. Ее непечатность можно было сравнить только с ее безграмотностью. В чрезвычайно сильных выражениях ВД сообщал миру о том, как ему надоела его жизнь.
Сказать, что Саша покраснел до корней волос, – значит сильно погрешить против истины. Ничего сильно выдающегося во взгляде ВД на жизнь не было. Так, довольно ординарное мнение. Стармех (наш стармех, корабельный) гораздо красочней реагировал, например, на пролитый во время шторма ему на брюки горячий борщ. Саша с сомнением глядел на плывущий по небу образчик ненормативной лексики. Трудно представить, что человек, пребывающий в таком настроении, способен оказать кому-либо радушный прием. Даже Кувалда молчал, подавленный силой небесных слов.
Ты можешь сидеть здесь и дальше. Слушать, развесив уши, истории про помидорные костыли. Или, разинув рот, смотреть на матерящиеся тучки. Ах, простите, у нашего ВД плохое настроение! Прячьтесь в норки, закройте глазки лапками. А ты не подумал, что где-то там, недалеко, кстати, в лапах этого любителя рогатых слизней находится Света?
Саша резко встал.
– Вот что, Кувалда, все оружие, которое у тебя есть, я забираю с собой. – Он старался, чтобы голос его звучал как можно тверже. Откуда-то послышался странный нарастающий гул.
Гризли рассеянно кивнул. Он смотрел уже не на небо, а куда-то мимо Саши.
– Я забираю оружие и ухожу! – громче повторил Саша.
Кувалда опять покивал и даже подтолкнул свой мешок в его сторону. Никакого оружия Саша достать не успел. Да и вряд ли Кувалда держал у себя в мешке противотанковую мину. Потому как это единственное, что могло бы сейчас пригодиться.
Из-за угла медленно выполз и уже разворачивался в их направлении обшарпанный грязный танк. Справа и слева от него тяжело бежали человек по десять крупных лысых мужиков. Все они громко сопели, почти заглушая рев мотора. Один из них толкал перед собой дребезжащую инвалидную коляску. Одним словом, шуму эта процессия производила – почище бродячего цирка. В довершение картинки стоит указать, что из люка механика-водителя выглядывало женское лицо, запачканное и бледное. А на башне, болтая ногами, сидел Виталий Антонов.
– Прибыли… – с непонятной интонацией сказал Кувалда Гризли.
Танк прополз мимо, затормозил, остановился, попятился. Все маневры вместе с ним выполняли лысые сопящие бегуны, поэтому со стороны все это сильно напоминало выгуливание больного слона. Теперь этот слон – простите, танк – стоял прямо напротив Саши и Кувалды.
Антонов (или лучше называть его по-местному – Вомбатом?) постучал по броне. Женское лицо из люка тут же исчезло, на его месте появилась опухшая физиономия мрачного вида.
– Он? – осведомилась физиономия.
– Он, – подтвердил Вомбат.
– Берем, – скомандовал опухший и снова скрылся.
Саша не успел ничего сообразить, как вдруг один из сопровождающих спокойно и очень по-деловому подошел к нему и сильно треснул дубинкой по голове…
… Дальше ничего не помню, потому что отрубился капитально. Очнулся в каком-то огромном помещении, лежа на полу, но на чем-то мягком.
– Ах ты, урод! – громко кричал над ухом чей-то пронзительный, срывающийся на визг голос. – А если он вообще не очнется? Что я тогда буду делать? Нет, я тебя спрашиваю: что мне прикажешь тогда делать, а? – Затем послышались звуки ударов. Саша повернул голову.
Картинки из серии: “Сюр в нашей жизни”.
Препротивного вида безногий калека, сидя в инвалидной коляске, со всей мочи лупил резиновой дубинкой по животу здоровенного бугая. В огромном зале, похожем на бывший кинотеатр, стоял полумрак. Но опухшее лицо из танка и своего обидчика Саша узнал сразу.
– Ы-ы-ы… – мычал лысый, выпучивая глаза.
– Я тебе покажу: ы-ы-ы! Я приказывал: взять, а не убивать! Ясно тебе, кретин? Ясно, спрашиваю? А то сейчас поподробнее объясню разницу!
– Ы-ы-ы…
Дубинка не оставляла на жирном пузе никаких следов, но от боли по вискам лысого лился ручьями пот.
“Полежим-ка мы пока так, поосмотримся. Не будем рыпаться. В своем уголке чего-то уж слишком активно зашевелился Саня. Подожди, паря, как сказал бы Кувалда, погодь, погодь, не до тебя сейчас. Коли дельное что есть – говори, а истерики твои пока подождут”.
В зале находилось еще пятеро. Тоже лысые, тоже жирные. Странно. Если товарищ ВД, по словам Гризли, не имеет постоянной резиденции, а все время путешествует на танке с таким эскортом, фигуры у этого эскорта должны быть немного постройнее… Еще интересней оказалось тут со светом. На полу стоят не меньше двух десятков бутылок, вроде как из-под шампанского, и светятся мягким зеленоватым светом. Очень красиво, но не слишком светло. Почему я подумал про кинотеатр? Потому что помещение большое и окон нет. Как, впрочем, и экрана и стульев. Саня, не шебуршись, дай для начала хоть кому-то одному сосредоточиться. Странно, это все очень странно. У тебя не создалось впечатления, что не только ты искал ВД, но и он жаждал вашей встречи? А навел, между прочим, Антонов, ябеда противная. Зачем это я им понадобился? Я или Саня? И что со Светой? Где она? Вот этот инвалид безногий – это что, и есть их сиятельство ВД? Ну, и кто здесь готов порадовать нас ответами на вопросы?
Саша пошевелился и сел. Голова почти не болела, так, маленько покруживалась.
Избиение тут же прекратилось. Калека шустро подъехал к Саше и внимательно посмотрел ему в глаза. Взгляд был смелый, цепкий и совершенно не злой. Можно даже сказать, что Саше он понравился. Хотя в целом лицо производило неприятное впечатление. Нездоровая отечность, сильно вырезанные носогубные складки, глубокие морщины и сероватая кожа. В литературе это называется: на его лице были написаны все пороки человечества. Только глаза… Да, глаза были хорошие. Что-то в них мелькнуло неидентифицируемое и тут же погасло. Совсем. Взгляд полностью потерял выражение. И хорошее и плохое. Так мог смотреть застекленный буфет или выключенный телевизор.
– Ты – Двоечник? – спросил калека тусклым голосом, совершенно не похожим на тот, которым только что распекал слугу.
– А ты – ВД? – вопросом на вопрос ответил Саша. Чего уж, тут не до вежливости. Сам ты двоечник, придурок.
Не меняя выражения, вернее его отсутствия, ВД отъехал от Саши и что-то тихо и коротко скомандовал. Один из лысых тут же сорвался с места и резво куда-то убежал.
“Сиди и не рыпайся, Саня, ничего страшного пока не присходит. Зачем ты понадобился ВД? Я не знаю. Ну, не людоед же он, право слово… Двоечниками, наверное, не питается. Шучу, шучу, извини, больше не буду”.
За дверями послышался сильный шум, в котором ясно слышался женский голос:
– … не смей меня трогать! – И действующих лиц прибавилось. В зал, ехидно улыбаясь, вошел Антонов-Вомбат, за ним – женщина. Лицо ее, то самое, запачканное, которое Саша видел в танке, было уже чистым, но по-прежнему очень бледным. Крепкая, даже можно сказать, коренастая фигура, мускулистые крупные руки, непослушные, соломенного цвета короткие волосы… Войдя, она остановилась почти у дверей и замерла в какой-то неестественной, неловкой и совершенно не женственной позе. Длинное, до полу, платье, – в полумраке показалось, что оно сделано из тонкой замши или кожи, – обтягивало неплохую, но опять-таки крепковатую для женщины фигуру.
– Прибыли по вашему распоряжению, – с шутовским полупоклоном сообщил Антонов голосом дежурного Арлекина. Женщина быстро глянула на него…
Этот поворот головы… Гордая линия шеи…
Саша сел, где стоял.
Это была Света.
Господи, кто ж над ней так расстарался? За что? Из королев – в доярки?
– Светило… – выдохнул он, не помня себя. Женщина недоуменно посмотрела на него. Нахмурилась. Не узнала. Неуверенно спросила:
– Самойлов?..
– Хватит любезничать, – прервал процесс взаимного неузнавания Антонов. – Давайте о деле поговорим. У всех присутствующих, насколько я понимаю, есть в не