Унас большой сегодня праздник, у нас в гостях прославленный автор чёрного романа, Жан-Кристоф Гранже, посетивший выставку Non-Fiction в Москве

Вид материалаДокументы

Содержание


Жан-Кристоф Гранже
Д.Б.: Но о некоторые критики пишут, что в романах вы вводите читателя в свой внутренний ад. Так ли это?Ж-К.Г.
Д.Б.: То есть, как я понимаю, для вас преступление – это патология?Ж-К.Г.
Д.Б.: По разным причинам.Ж-К.Г.
Ж-К.Г.: Те фильмы, которые были сняты по моим книгам, мне действительно нравятся «Багровые реки».Д.Б.
Д.Б.: Как по-вашему, какое злодейство больше впечатляет: описанное словами или показанное визуально?Ж-К.Г.
Д.Б.: Читаешь одно, а смотришь другое.Ж-К.Г.
Д.Б.: Как по-вашему, в какую сторону эволюционирует детектив? Становится он более жестоким или более интеллектуально изощрённым?
Д.Б.: Наверно, наркоз надо пробивать.Ж-К.Г.
Ж-К.Г.: Что ж, может, это и правильно…Д.Б.
Д.Б.: То есть это такая извращённая форма сексуальности?Ж-К.Г.
Д.Б.: Но это весьма трагическая музыка.Ж-К.Г.
Д.Б.: Кроме примет почерка, повторяющихся деталей.Ж-К.Г.
Подобный материал:
Дмитрий Быков: У нас большой сегодня праздник, у нас в гостях прославленный автор чёрного романа, Жан-Кристоф Гранже, посетивший выставку Non-Fiction в Москве. Нет нужды перечислять его широко известную в России прозу. Я бы упомянул, в первую очередь, «Пурпурные реки», известные у нас благодаря фильму. Само собой и «Империю Волка», и «Мизерере» читатель знает. На этот раз приехал ещё более весёлый роман – «Лес мертвецов», который представлен на ярмарке.

Жан-Кристоф, я начал бы с первого вопроса. В своё время Стивен Кинг сказал, что чем больше ужасного ты описываешь, тем больше ты отводишь от себя, это всё ужасное с тобой не случится, ты как бы выбрасываешь это из своей жизни, а потом вдруг в один прекрасный момент оно на тебя набрасывается, и важно уловить этот момент. Как вы думаете, когда вы пишите о страшном, вы выбрасываете это из своей жизни или, напротив, притягиваете?


^ Жан-Кристоф Гранже: Полагаю, что наоборот. Я для того это делаю, чтобы отбросить их от себя. Это некое такое очищение через писание от всего чёрного, ужасного и убийственного.


^ Д.Б.: Но о некоторые критики пишут, что в романах вы вводите читателя в свой внутренний ад. Так ли это?


Ж-К.Г.: Да, конечно. Но именно поэтому, чтобы они могли разделить этот ад со мной. Не таким одиноким себя чувствуешь с этими чёрными мыслями.


Д.Б.: Есть две концепции убийц. Одни считают, что все убийцы – психически больные; другие – что это абсолютно нормальные люди. Как полагаете вы? У вас убийцы, в основном, маньяки, люди с патологией психической. Но из «Банальности зла» мы знаем, что это всё самые обычные обыватели.


Ж-К.Г.: Я полагаю, что точка отправления всех моих книг это некое неприятие вообще жестокости, насилия. С детских лет я узнал для себя, что жестокость – это вообще свойство человека, я не смог её сразу принять. Полагаю, что мои книги как раз пишутся, чтобы выразить эту неприязнь, но, тем не менее, я вместо того, чтобы описывать эту «Банальность зла», которая происходит ежедневно, на войне, я предпочитаю описывать её в качестве некой чудовищности, делать из своих убийц некую квинсистенцию зла и дьявольщины.


^ Д.Б.: То есть, как я понимаю, для вас преступление – это патология?


Ж-К.Г.: Мне хотелось бы, чтобы это действительно была патология, но, к сожалению, известно, что, когда перед человеком открывается возможность совершать зло безнаказанно, в рамках войны или каких-то подобных происшествий, в нём возникают какие-то ужасные силы, они высвобождаются наружу. В моих книгах, которые можно назвать сказками для взрослых, убийца всегда представитель некой чёрной силы, некий дракон, которого рыцарь низвергает. Именно это я хотел подчеркнуть, потому что, говорят, что мои книги слишком чернушные, но именно потому они и чернушные, чтобы победа этого рыцаря была более ослепительна, очевидна.


Д.Б.: Большинство ваших убийц совершенно бескорыстные, они убивают не ради денег, не ради славы, а потому что такова их природа. Вы верите, что в мир это чаще всего так?


Ж-К.Г.: В чём я уверен и что я хочу разоблачить – некую форму чистого зла, когда единственной мотивацией убийцы является желание совершить зло, жестокость. Именно поэтому в моих книгах никогда не бывает преступлений с движущими мотивами, как, например, страсть или алчность. Мой герой – опять возвращаясь к этой идее – борется всегда с чистым злом, этим глубинным побуждением человека, которое воплощает мой убийца в желании разрушить что-то окружающее и уничтожить окружающих люде.


Д.Б.: Но, как мы понимаем, желание творить зло не возникает на пустом месте. Какие факторы человека к этому толкают: одиночество в детстве, забитость, - что вообще делает человека злодеем? У вас всегда предыстория героя в тени, она не показана.


Ж-К.Г.: Я не большой специалист по истинным убийцам, реальным убийцам, не знаю, много ли существует в мире примеров таких чистых злодеев, психопатов, которые с детства ещё эту черту несут. Наверно, здесь довольно много фрейдизма, можно найти это в психоанализе, и, наверно, зло – это всегда реакция на недостаток любви.


^ Д.Б.: По разным причинам.


Ж-К.Г.: Да, конечно. Я всё-таки пытаюсь быть оптимистом и надеюсь, что зло – не естественная черта человека, это ответ на какую-то внешнюю рану, травму.


Д.Б.: Известно, что большинство литераторов с ненавистью относятся к экранизациям. Ваше отношение к фильму Кассовитца и прочим фильмам?


Ж-К.Г.: У меня здесь позиция двойственная. Во-первых, я часто сам участвовал в написании сценариев и производстве фильма, видел, насколько это сложная работа, много разных точек зрения, которые сталкиваются в процессе, технические проблемы, денежные проблемы, проблемы с актёрами и так далее. В общем, то, что фильм выходит на экран – это всегда великое чудо. Какой-то великий режиссёр сказал, что сделать фильм – означает написать «Войну и мир» в автомобильчиках, которые сталкиваются между собой. Поэтому это очень сложно творчество, я-то ведь работаю сам по себе, в одиночестве, тихо, спокойно и никогда не сталкиваюсь с такими проблемами. А в кино постоянно кто-то приходит, начинает тебя грузить какими-то проблемами – это ужасно. Всё время что-то происходит. Поэтому я очень снисходительно отношусь к фильмам, вижу, насколько сложно их снимать. Сейчас я попробовал для себя новую методику, пытаюсь найти решение к этой кинопроблеме: я написал для оригинальных сценария непосредственно для кино. Кроме того я являюсь продюсером фильмов, поэтому априори здесь больше возможностей для каких-то решений, происходящих непосредственно от меня. Надеюсь, что результат будет ближе к моему произведению. Тем не менее, в кино столько всего непредвиденного, что невозможно всё предусмотреть. Часто с удивлением узнаёшь, что в каком-то фильме актёр подходит идеально для этой роли, а роль-то была написана не для него. Поэтому бывают и положительные неожиданности в кино.


Д.Б.: Мне хотелось бы знать, как вы оцениваете саму картину как фильм, как произведение искусства. «Пурпурные реки» без этого не стали бы бестселлером.


^ Ж-К.Г.: Те фильмы, которые были сняты по моим книгам, мне действительно нравятся «Багровые реки».


Д.Б.: Потому что это снимал всё-таки художник.


Ж-К.Г.: Именно. Фильм снят на прекрасном художественном уровне и имеет своё лицо как фильм. Полагаю, что Матьё Кассовитц как режиссёр сумел выразить то, что я пытался выразить в книге, то есть атмосферу горной жизни, одиночества.


^ Д.Б.: Как по-вашему, какое злодейство больше впечатляет: описанное словами или показанное визуально?


Ж-К.Г.: Знаете, в любом случае жестокость картины, который мы видим на экране, ужасна. При адаптации всегда есть некое естественное стремление поприжать этот ужас.


^ Д.Б.: Читаешь одно, а смотришь другое.


Ж-К.Г.: Совершенно верно. Поэтому в сценарии достаточно изобразить меньше жестоких сцен, чтобы в фильме они показались достаточно серьёзными.


^ Д.Б.: Как по-вашему, в какую сторону эволюционирует детектив? Становится он более жестоким или более интеллектуально изощрённым?


Ж-К.Г.: В принципе жестокость в детективе – некое техническое правило, если хотите, потому что читатель всё больше привыкает к таким вещам.


^ Д.Б.: Наверно, наркоз надо пробивать.


Ж-К.Г.: Именно. Чтобы кого-то напугать приходится бить под дых и всё дальше продвигаться в этом плане. Не знаю, куда уж мы дойдём, в конце концов, в этом крещендо, но всё-таки писатель всё больше привыкает к жестокости и через телевиденье, и через кино, это некая эволюция, которую остановить невозможно.


Д.Б.: Готовясь к этой встрече, я обсуждал ваши книги со школьниками, вы у них довольно популярны, и будет несколько вопросов, заданных от детей. Одна девушка, прочитавшая всё, что переведено, сказала, что в ваших книгах особенно жестоко достаётся женщинам. С чем это связано?


^ Ж-К.Г.: Что ж, может, это и правильно…


Д.Б.: Они это заслужили?


Ж-К.Г.: Нет, не в этом дело. Я не то, чтобы открыто описываю эту тематику, но в преступлениях серийных убийц всегда есть некая сексуальная составляющая, и смерть жертвы здесь замещает оргазм полового акта. Так что если только наш убийца не гомосексуалист, его жертвами чаще всего становятся женщины.


^ Д.Б.: То есть это такая извращённая форма сексуальности?


Ж-К.Г.: Да, совершенно извращённая.


Д.Б.: Ещё один парень поинтересовался, какую музыку вы слушаете? Судя по книгам, это должен быть панк или тяжёлый рок.


Ж-К.Г.: На самом деле я часто слушаю музыку, когда пишу, и слушаю действительно весьма тяжёлый рок. Но я слушаю очень много классической музыки и не нахожу связи между тем, что я слушаю и что выливается на бумагу. Я часто говорю, что, когда я описываю самые ужасные сцены, я слушаю, например, оперу Массне «Манон».


^ Д.Б.: Но это весьма трагическая музыка.


Ж-К.Г.: Да, действительно, трагическая, но некоторая часть моего мозга воспринимает эту музыку и пользуется ею. Но всё-таки атмосфера, которая создаётся музыкой, не всегда используется в написании. Иногда, чтобы сконцентрироваться получше, я слушаю киномузыку, тревожную, которая заставляет вас чего-то ожидать – это помогает мне сконцентрироваться. Мне это необходимо, потому что я привык так писать.


Д.Б.: Все детективы делятся на две категории. В одних преступления раскрываются силой интеллекта, а в других – благодаря случайности. У вас происходит ровно через раз. Как вы полагаете, что чаще помогает: случай или ум?


Ж-К.Г.: В реальности, несмотря на всю мифичность описания психологических портретов убийц – на сколько мне известно о реальных полицейских расследованиях – очень часто именно случайность и главным образом ошибки, которые допустил убийца. Если мы имеем дело с убийцей, который убивает ради удовольствия, полиции здесь особенно не за что ухватиться.


^ Д.Б.: Кроме примет почерка, повторяющихся деталей.


Ж-К.Г.: Да, действительно, по каким-то типичным чертам можно его поймать. Во Франции был очень известный убийца, убил очень много женщин, вся полиция гналась за ним, а в итоге его поймали на случайной проверке документов.


Д.Б.: Честертон утверждал, что в хорошем детективе не сыщик ищет преступника, а автор ищет бога. Случается ли вам с помощью детектива решать мировоззренческие проблемы, проблемы метафизические?


Ж-К.Г.: Не думаю, что я бы метафизические проблемы смог таким образом решить, но всё-таки, хотя часто говорят, что детективный роман – это не совсем литературный жанр, на самом деле то, что мы постоянно купаемся в смерти в ходе расследования, ищем мотивации убийц – достаточно метафизические часто – то здесь более высокие вещи раскрываются, чем принято считать в этой литературе. Я стараюсь писать такие романы, чтобы в мотивации убийцы было некое смешение каких-то высших соображений метафизических, почти религиозного характера, и соображений детских, личностных, связанных с сексуальными переживаниями. Так что убийца – это некая связь между самыми интимными и незаметными сторонами нашей жизни и какими-то более высокими вещами, как метафизика.