Хранитель

Вид материала

Документы

Содержание Xviii—xix. — Le Opere di Galileo Galilei, Edizione Nazione An Introduction to the Study of Experimental Medicine The Natural History of a Savant Примеч. автора. History of Physic Autobiography of Herbert Spencer Collected Papers The UnconsciousBefore Freud

Подобный материал:

• Художник В. Бондарь Перумов Н. Д. П 26 Война мага. Том Конец игры. Часть вторая: Цикл, 6887.91kb.
• Г. Н. Кондакова Главный хранитель музейных фондов, 4056.71kb.
• Елене Георгиевне Боннэр исполнилось 85 лет. Елена Боннэр является одним из основателей, 1282.61kb.
• Реферат: Семья хранитель и носитель духовности, 174.32kb.
• Добро и зло: нравственные ориентиры человеческого бытия, 113.1kb.
• Обзор книжных коллекций фонда редких книг библиотеки музея-заповедника «Бородинское, 86kb.
• Т. Белина Посвящается Джин Флорес, сотруднице Организации Объединенных Наций, которая, 2693.54kb.
• Правила игры 6 Что такое пкм? 10 Волшебный компот, 2407.26kb.
• «Здесь люди подтверждают судьбы, стажи, Порою даже даты позабыв, Решить проблемы позволяет, 23.52kb.
• Творческие коллективы показали программы в номинациях: «Российская деревня хранитель, 759.95kb.

52

«физикалревю» и «Аапрофизикал джорнал», — примерно от 60% до 70% ссылок относятся к публикациям, появляющимся за предшествующие пять лет, в гуманитарных науках — представленных такими журнала­ми как «Американ хисторикал ревю», «Арт Бюллетин» и «Джорнал ов Истетикс энд арт критисизм», — соответствующие цифры колеблют­ся от 10% до 20%. Между ними социальные науки — представленные такими журналами, как «Американ социолоджи кал ревю», Американ джорнал ов социолоджи» и «Бритиш джорнал ов сайколоджи», — где от 30% до 50% ссылок относятся к публикациям предшествующих пяти лет⁵*. Другие исследования ссылок подтверждают, что эти данные ти­пичны в общих чертах.

В одном отношении социология принимает ориентацию и прак­тику естественных наук. Исследование движется от рубежей, установ­ленных кумулятивной работой прошлых поколений; социология, имен­но в этом отношении, отличается исторической близорукостью, узос­тью кругозора и плодотворности. Но в другом отношении социология сохраняет свое родство с гуманитарными науками. Она не желает от­казаться от личного знакомства с классическими произведениями со­циологии и предсоциологии как от неотъемлемой части работы соци­олога qua социолога. Каждый современный социолог с претензией на социологическую грамотность непосредственно и многократно встре­чался с работами основателей: Конта, Маркса и Спенсера, Дюркгей-ма, Вебера, Зиммеля и Парето, Самнера, Кули и Веблена и других та­лантливых людей, оставивших неизгладимый след в современной со­циологии. Поскольку я тоже обращался к наследию прошлого, даже до того, как нашел этому разумное обоснование, и поскольку отчасти и сейчас не желаю отказаться от общения с классиками, это может по­служить достаточным основанием для размышления о характере и при­чинах этого нежелания.

⁵⁸ Я благодарен Дереку Дж. де Солла Прайсу за то, что получил доступ к его еще не опубликованным данным, основанным на 154 подшивках журналов в различных областях науки. Огромное количество упоминаний включает: Р.Е. Burton and R.W. Keebler, «'Half-life' of some scientific and technical literatures», American Documentation, •960, 11,18—22; R.N. Broadus, «An analysis of literature cited in the American Sociological Review», American Sociological Review», июнь 1952, 17, 355—356, и «A citation study for sociology», The American Sociologist, февраль 1967, 2,19—20; Charles E. Osgood and Louis V. Xhignesse, «Characteristics of bibliographical coverage in psychological journals published ш 1950 and 1960». Institute of Communications Research, University of Illinois, март 1963. В Дифференцированных исследованиях ссылок необходимо, конечно, различать ссыл­ки на исследования и на «необработанные данные», т.е. исторические документы, стихотворения и другую литературу далекого прошлого, которые критически заново оценивают гуманитарии. — Примеч. автора.

53

Эрудиция и оригинальность

Влечение социологов к работам своих предшественников не оку­тано тайной. Во многом социологическую теорию, представленную новыми членами этого прославленного генеалогического древа, от­личает непосредственная связь с прошлым, и современная теория отчасти откликается на многие до сих пор не решенные проблемы, выделенные предшественниками.

Однако интерес к классическим произведениям прошлого так­же вызвал интеллектуально дегенеративные тенденции в истории идей, Первая из них — это слепое благоговение почти перед каж­дым высказыванием блистательных предков. Оно не раз звучало в самоотверженном, но в целом бесплодном для науки толковании комментатора. На этот обычай как раз и ссылается Уайтхед в эпиг­рафе к данной главе: «Наука, которая не торопится забыть своих ос­нователей, обречена». Вторая дегенеративная форма — это превра­щение в банальность. Ведь один из способов превратить истину в заезженный и все более сомнительный штамп — это чтобы ее часто повторяли, желательно в неосознанно искаженном виде, те, кто ее не понимает. (Примером является часто высказываемое предполо­жение, что Дюркгейм отводил огромное место насилию в обществен­ной жизни, развив концепцию «принуждения» как одной из харак­теристик социальных фактов.) Превращение в банальность — от­личное средство истощить истину, выжав из нее все соки.

Короче говоря, изучение классических произведений может быть или прискорбно бесполезным, или удивительно полезным. Все зави­сит от того, какую форму принимает это изучение: бесплодного про­стого толкования классики и превращения истины в банальность или активного развития и разработки теоретических наметок авторитет­ных предшественников. Огромная пропасть разделяет эти два подхо­да и обусловливает двойственное отношение ученых к постоянному чтению первоисточников.

У этой двойственности есть исторические и психологические кор­ни. Со времени зарождения современной науки доказывалось, что ученым надо знать работу предшественников, чтобы исходить из того, что уже сделано, и отдать должное тем, кто этого заслуживает. Даже самый ярый проповедник антисхоластики Фрэнсис Бэкон считал это само собой разумеющимся: «Когда человек, готовясь и приступая к какому-либо исследованию, прежде всего отыскивает и изучает ска­занное об этом другими, затем он прибавляет свои соображения и по­средством усиленной работы разума возбуждает свой дух и как бы

54

призывает его открыть свои прорицания»⁵⁹. С тех пор такая практи­ка закрепилась в требованиях к научным статьям: в них должен быть обзор теории и исследований, имеющих отношение к рассматрива­емым проблемам. Логическое обоснование этого и понятно, и зна­комо: незнание прежних работ часто обрекает ученого на открытие того, что уже известно. Вот как Сорокин изложил это для нашей об­ласти знаний:

Не зная, что конкретная теория была давно разработана или что кон­кретная проблема тщательно изучена многими предшественниками, со­циолог вполне может потратить время и силы на открытие новой социо­логической Америки, когда ее уже давно открыли. Вместо того чтобы с удобствами пересечь научную Атлантику за короткий период времени, необходимый для изучения достигнутого ранее, такой социолог вынуж­ден перенести все испытания Колумба лишь для того, чтобы обнаружить уже после напрасной траты времени и сил, что его открытие давно сдела­но и все испытания были впустую. Обнаружить такое — трагедия для уче­ного и пустая трата ценного для общества и социологии дарования⁶⁰.

Ту же картину не раз отмечали и в других областях науки. Гени­альный физик Кларк Максвелл (проявлявший огромный, хотя и не профессиональный интерес к социологии того времени) заметил на заре своей научной карьеры: «Я читаю старые книги по оптике и на­хожу в них много такого, что гораздо лучше, чем новое. Зарубежные математики сейчас сами открывают методы, хорошо известные в Кем­бридже еще в 1720 году, но ныне забытые»⁶¹.

Так как политика и отчасти практика поиска предшествующей литературы давно стали правилом в науке, научные исследования перестали нуждаться в каком-нибудь другом документальном подтвер­ждении. Но противоположная тенденция, не получившая официаль­ного признания, но все же часто проявляющаяся на практике, требу­ет обширного документального подтверждения, если мы хотим по­нять двойственное отношение ученых к эрудиции.

Примерно на протяжении последних четырех столетий выдающи­еся ученые мужи предупреждали о возможных опасностях эрудиции. Исторические корни этого отношения кроются в неприятии схолас­тического подхода комментатора и толкователя. Так, у Галилея зву­чит громкий призыв:

⁵⁹ Фрэнсис Бэкон Веруламский. Новый органон. — Л.: Соцэкгиз, 1935. — Афо­
ризм LXXXII, с.149. — Примеч. автора.

⁶⁰ Sorokin, Contemporary Sociological Theories^ XVIII—XIX. — Примеч. автора.

⁶¹ Lewis Campbell and William Garnett, The Life of James Clerk Maxwell (London:
Macmillan and Co., 1884), 162. — Примеч. автора.

55

...человеку не стать философом, если его все время будет волновать написанное другими, и он никогда не посмотрит своими глазами на тво­рения природы, пытаясь распознать в ней уже известные истины и ис­следовать некоторые из бессчетного числа тех, которые еще предстоит открыть. Так, я считаю, философом никогда не станешь, а будешь всего лишь учеником других философов и знатоком их работ⁶².

Уилльям Харви вторит ему (выразительностью сказанного глубо­ко поразив Кларка Максвелла, тоже испытывавшего противоречивые чувства к эрудиции):

Все те, кто читает авторов, а не выводит сам посредством своего ума истинные утверждения о вещах (выражая свое авторское понимание), воспринимают не истинные идеи, а лишь обманчивые идолы и фанто­мы; тем самым они создают себе некие тени и химеры, и вся их теория и размышления (которые они зовут наукой) есть не что иное, как сны на­яву и фантазии больного воображения⁶³.

Со временем эту двойственность по отношению к эрудиции не­которые превратили в выбор между ученостью и творческой научной работой. К концу семнадцатого века Темпль, апологет древних мыс­лителей, знавший о естественных науках лишь понаслышке, был го­тов высмеять современных авторов, которые не хотели ограничиваться древней мудростью:

Окажись эти рассуждения верными, я уж тогда не знаю, на какие преимущества могут претендовать современные Знания по сравнению с теми знаниями, которые мы получаем от Древних. В этом случае люди скорее многое потеряют, а не приобретут, возможно, они ослабят Силу и Развитие своего Гения, сдерживая его и формируя на основе чужого, бу­дут меньше иметь собственных знаний, удовольствовавшись знаниями тех, кто был раньше... К тому же, кто знает, а вдруг ученость ослабит Твор­ческое начало в человеке, имеющем огромные преимущества от Приро­ды и Рождения, вдруг весомость и количество идей и понятий у такого множества других людей подавят его собственные или затруднят их дви­жение и пульсацию, из которых и возникают все открытия⁶⁴.

То, что Темпль от полного незнания ученых считал смешным, было всерьез воспринято великими учеными позже. Их двойствен­ное отношение к эрудиции было выражено недвусмысленно. Напри-

⁶² ^ Le Opere di Galileo Galilei, Edizione Nazione (Firenze: Tipographia di G. Barbera,
1892), III, i. 395. — Примеч. автора.

⁶³ Campbell and Gavnett, op. cit., 277. — Примеч. автора.

⁶⁴ Sir William Temple's, Essays on Ancient and Modern Learning, изданные J.E. Spingarn
(Oxford: Clarendon Press, 1909), 18. — Примеч. автора.

56

мер, Клод Бернар допускает, что человек науки должен знать работу своих предшественников. Но, продолжает он, чтение даже такой «по­лезной научной литературы... не должно заходить слишком далеко, чтобы не иссушить ум и не задушить изобретательность и научное творчество. Какую пользу можем мы извлечь, выкапывая источенные червями теории или результаты наблюдений, полученные без долж­ных методов исследования?». Словом, «неправильно понятая эруди­ция была и до сих пор является одной из главных преград на пути развития экспериментальной науки»⁶⁵.

Такая широта ума, как у Бернара, явно позволяла относительно легко справиться с этим двойственным отношением, остановившись на выборочном чтении работ, непосредственно относящихся к соб­ственной экспериментальной и теоретической работе. Математик Литтлвуд, подобно самому Бернару, решил эту проблему, обратив­шись сначала к своим собственным идеям, а потом проверив их по предшествующей литературе, прежде чем опубликовать свои резуль­таты⁶⁶. Тем самым Бернар и Литтлвуд «замкнули цикл», вернувшись к практике, которую отстаивали светила в науке задолго до них⁶⁷.

⁶⁵ Claude Bernard, ^ An Introduction to the Study of Experimental Medicine (New York:
Henry Schuman, 1949; впервые опубликовано в 1865 г.), 145, 141. — Примеч. автора.

⁶⁶ J.E. Littlewood, A Mathematician's Miscellany (London, Methuen Publishing Co.,
1953), 82—83. «Это, конечно, хороший способ — и я часто прибегал к нему — начи­
нать, не слишком погружаясь в существующую литературу» (курсив мой). Charles
Richet, ^ The Natural History of a Savant, trans by Sir Oliver Lodge (New York: George H.
DornCo., 1927), 43—44, формулирует этот способ так: «Информированный человек...
может знать слишком много о том, что напечатано другими, и не сохранить ориги­
нальность своего подхода. Наверно, было бы лучше никогда не публиковать резуль­
таты эксперимента, тщательно не изучив соответствующую библиографию, и все же
лучше не отягощать себя слишком большими знаниями перед проведением экспери­
мента». — ^ Примеч. автора.

" Д-р И. Бернар в письме Джону Коллинзу 3 апреля 1671 г.: «Книги и экспери­менты хороши в сочетании друг с другом, но, взятые отдельно, страдают недостатка­ми, поскольку работу человека неосведомленного невольно предвосхитят труды древ­них, а начитанного вводит в заблуждение вымысел вместо науки». Stephen Peter Rigaud, ed. Correspondence of Scientific Men of the 17th Century (Oxford: at the University Press, •841), 1,158. О взаимосвязи эрудиции и личных наблюдений см. также высказывание врача XVII—XVIII веков Джона Фрейнда: «Каждый врач хочет и должен делать зак­лючения, исходя из своей врачебной практики; но он сможет высказать лучшее суж­дение и дать более справедливое заключение, сравнивая то, что читает и что видит. Когда я говорю, что и то, и другое стало бы более плодотворным и совершенным благодаря поиску и изучению мнений и методов тех, кто жил раньше, не стоит счи­тать мои слова оскорблением для интеллекта любого человека, особенно учитывая то обстоятельство, что ему никто не мешает самому рассуждать и он не обязан вдаваться ^в понятия автора больше, чем сочтет разумным и применимым к практике. Поэтому не надо опасаться, что чтение скажется на его природной сообразительности, какова

57

Другие преодолевают свое двойственное отношение к эрудиции главным образом тем, что отказываются от всякой попытки сделать хорошее знание предшествующей литературы необходимым услови­ем продвижения в своей собственной работе. В социальных науках есть свой ряд примеров такого приспособления к ситуации. Давным-давно Вико готов был с радостью процитировать замечание Гоббса, что если б он прочитал так же много, как другие, то и знал бы так же мало⁶⁸. Герберт Спенсер — о котором можно сказать, что никто до него не писал так много, зная столь мало о том, что уже написано по такому же широкому кругу вопросов, — превратил и свое неприятие авторитетов по отношению к авторитетам, и свою болезнь (у него от чтения кружилась голова) в философию исследования, не предпола­гавшую знакомство с работами предшественников⁶⁹. И Фрейд тоже неоднократно и вполне осознанно в своих клинических исследова­ниях и в своей теории не считал нужным обращаться к предшествую­щим работам. Как он однажды выразился: «Я на самом деле очень мало знаком со своими предшественниками. Если мы когда-нибудь встретимся в мире ином, они меня, конечно, заклеймят плагиатором. Но это такое удовольствие исследовать что-то самому, а не читать об этом литературу». И еще: «В последние годы я отказал себе в огромном удовольствии читать работы Ницше из тех соображений, чтобы моей работе над впечатлениями, полученными в ходе психоанализа, не ме­шали никакие ожидания, полученные извне. Так что мне нужно быть готовым — и я с радостью готов — отказаться от всех притязаний на при­оритет во многих случаях, когда тщательное психоаналитическое ис­следование может лишь подтвердить истины, которые этот философ постиг интуитивно»⁷⁰.

Заметим, что именно основоположнику социологии удалось дове­сти этот способ адаптации к конфликту между эрудицией и творчеством до абсурда. В течение двенадцати лет, посвященных написанию «Кур­са позитивной философии», Конт следовал «принципу умственной

бы она ни была, сбивая с пути и вводя в заблуждение. ^ History of Physic (London: 1725— 1726), I, 292. — Примеч. автора.

⁶⁸ The Autobiography of Giambatista Vico. Перевод Max Harold Fisch and Thomas
Goddard Bergin (Ithaca, New York: Great Seal Books, 1963). — Примеч. автора.

⁶⁹ ^ Autobiography of Herbert Spencer (New York: D. Appleton & Co., 1904). — Примеч.
автора.

⁷⁰ Первое замечание — из письма Фрейда к Пфистеру, 12 июля, 1909 г.; второе —
из его «Истории психоаналитического движения», ^ Collected Papers, I, 297. Фрейд не
зря предвидел, что позднее откопают всякого рода предвидения его работ; см. под­
борку как давних, так и недавних «предвидений» в Lancelot Law Whyte ^ The Unconscious
Before Freud (New York: Basic Books, Inc., 1960). — Примеч. автора.

58

гигиены» — он очистил свои мозг от всего, кроме собственных идей, с помощью простого способа: не читая ничего, что хотя бы отдаленно относилось к его теме. Он с гордостью писал об этом А.Б. Джонсону: «Что касается меня, я не читал ничего, кроме великих поэтов, древних и современных. Умственная гигиена действует на меня чрезвычайно благотворно, особенно способствуя сохранению оригинальности свой­ственных только мне рассуждений»⁷¹. Таким образом, мы видим, как Конт проводит окончательное — и в своей крайности абсурдное — раз­граничение истории и систематики социологии. Как историк науки он пытался воссоздать ее развитие, довольно обстоятельно познакомив­шись с трудами классиков, тогда как в качестве зачинателя позитивис­тской системы социологической теории он преднамеренно игнориро­вал непосредственно предшествующие ему идеи — в том числе и идеи своего бывшего наставника Сен-Симона, — чтобы добиться специфи­чески понимаемой им оригинальности своих суждений.

Как мы уже видели, исторически повторяющееся противостоя­ние эрудиции и творчества — это проблема, которую еще предстоит решить. С семнадцатого века ученые предупреждали, что эрудиция часто толкает на чисто схоластические толкования прежних трудов вместо нового эмпирического исследования и что сильное увлечение прежними идеями сковывает творчество, лишая мышление гибкос­ти. Но, несмотря на эти опасности, великие ученые смогли соеди­нить эрудицию и творческий поиск ради продвижения науки, либо читая лишь самые последние исследования по своей проблеме, кото­рые, по-видимому, вбирают в себя соответствующие накопленные в прошлом знания, либо изучая более далекие источники только после завершения своего исследования. Однако экстремальные попытки освободиться от предшествующих идей — как это сделал Конт — мо­гут переродиться в осознанное пренебрежение всей существенной теорией прошлого и в искусственное разделение истории и система­тики теории.

Функции классической теории

Даже основоположнику нельзя позволить исказить исследуемую нами фундаментальную разницу между подлинной историей и сис­тематикой социологической теории, поскольку различие, подчерки­ваемое нами, мало, если вообще похоже на разграничение, сделанное

Письмо было адресовано Александру Брайану Джонсону и напечатано в новом издании его замечательного «Трактата о языке» [Treatise on Language/, ed. by. David Rymn (Berkeley University of California Press, 1959), 5—6. — Примеч. автора.

59

Контом. Истинная история социологической теории должна пред­ставлять собой нечто большее, чем хронологически упорядоченный набор критических обзоров определенных доктрин. Она должна за­ниматься взаимодействием теории и таких вопросов, как социальное происхождение и статусы ее представителей, меняющаяся социальная организация социологии, изменения идей в результате их распрост­ранения, и их связи с окружающей социальной и культурной струк­турой. Теперь мы хотим обрисовать некоторые отличительные функ­ции систематики теорий, основываясь при этом на классических фор­мулировках социологической теории.

Ситуация в естественных и биологических науках продолжает зна­чительно отличаться от ситуации в социальных науках и социологии в частности. Хотя физику как таковому нет необходимости с головой уходить в Prinicipia Ньютона или биологу как таковому читать и пере­читывать «Происхождение видов» Дарвина, то у социолога кактаково-го скорее, чем у историка социологии, есть достаточные основания изу­чать работы Вебера, Дюркгейма, Зиммеляи, коли на то пошло, иногда возвращаться к работам Гоббса, Руссо, Кондорсе или Сен-Симона.

Причина этого различия была изучена здесь детально. Данные говорят о том, что в целом естествознание больше, чем социальные науки, преуспело в извлечении соответствующих накопленных ранее сведений и во включении их в последующие формулировки. В социо­логии случаи забвения классических формулировок из-за такого вклю­чения встречаются пока редко. В результате не извлеченную никем ра­нее информацию все еще можно успешно использовать как новую отправную точку и современное применение прошлой теории весьма разнообразно, о чем свидетельствует диапазон функций, которые вы­полняют ссылки на классическую теорию.

Иногда цель ссылки состоит в том, чтобы просто прокомменти­ровать классиков или привлечь авторитетный источник и тем самым придать весомость теперешним идеям. Цитата приводится для того, чтобы отразить элементы родства между собственными идеями и иде­ями предшественников. Многим социологам доводилось пережить удар по самолюбию, когда они обнаруживали, что самостоятельно сделанное ими открытие поневоле оказывается повторным и что, более того, язык этого классического предоткрытия, давно исчез­нувшего из поля зрения, настолько живой, выразительный или на­столько содержательный, что их собственное открытие становится всего лишь второстепенным. Раздираемые противоположными чув­ствами — переживая, что их опередили, и наслаждаясь красотой пре­жней формулировки, они цитируют классическую идею.

Лишь немногим отличаются от таких ссылок на классические тру­ды те заметки, которые делает читатель, переполненный своими соб-