В холодную пору, в местности, скорее привычной к жаре, чем к холоду, к плоской поверхности более, чем к горе, младенец родился в пещере, чтоб мир спасти…

Вид материалаДокументы

Содержание


Работу смотрите по указанной ссылке
Подобный материал:
1   2   3
Часть пруда скрывали верхушки ольхи,
Но часть было видно отлично отсюда
Сквозь гнезда грачей и деревьев верхи.

(Рифма требует питерского произношения: «верьхи»). Заснеженный пруд в зарослях ольхи, чёрные, опустевшие гнёзда грачей – всё это так по-русски! Надо заметить, что поэт не смешивает российский и иерусалимский хронотопы в одном предложении, они всегда разделены. Но здесь их (предложения) связывают однокоренные слова «пруд» - «запруда», и образуется нерасторжимая связь времён и пространств:

Как шли вдоль запруды ослы и верблюды,
Могли хорошо разглядеть пастухи.
- Пойдемте со всеми, поклонимся чуду, -
Сказали они, запахнув кожухи.

И мы уже сомневаемся в менталитете пастухов, желающих поклониться Христу: евреи ли они, как в Библии, или русские, судя по одежде – доха, кожух. Так лаконично с помощью художественных деталей Пастернак даёт нам понять, что Иисус – бог простых людей независимо от их национальности. Линеарное движение по дороге к пещере замедленно («от шарканья», «брели») и разветвлено:

И кто-то с навьюженной снежной гряды
Все время незримо входил в их ряды.
Причём ряды идущих на поклон не только пополнялись, но и:

По яркой поляне листами слюды
Вели за хибарку босые следы.
На эти следы, как на пламя огарка,
Ворчали овчарки при свете звезды.

Что это за хибарка? Почему следы поэт сравнивает именно с огарком? Какова роль уменьшительно-ласкательных суффиксов? В чем причина беспокойства собак? Традиционно в литературе образ дороги имеет значение жизненного пути, но здесь, вероятно, подразумевается ещё и путь к вере. Реалистическое описание шествия дано на фоне морозной ночи, походившей на сказку. Сказка предполагает волшебство, но чудесного Пастернак старательно избегает. Хронотоп рассвета изображён в серых тонах, автор использует анафору и сравнения:

Светало. Означились кедров стволы.
Средь серой, как пепел, предутренней мглы
Светало. Рассвет, как пылинки золы,
Последние звезды сметал с небосвода.

Эти сумрак и мгла символичны. Сияет лишь Младенец, и скоро Он разгонит светом истины мглу в сознании человечества. «Отверстье скалы» служит границей открытого пространства мира и замкнутого пространства пещеры. Пересечь эту границу Мария позволит только избранным. Пространство сужается до яслей с Младенцем. Но одному из волхвов дано почувствовать звезду Рождества, и вслед за ним взгляд наш возносится к небу – символу бога и подлинной меры жизни.

Иосиф Бродский, как и В.Соловьёв, сопрягает прошлое и настоящее, причем идёт от современности в глубь веков. Приметы настоящего – спички, щели в полу, полотенце. Прошлое надо представить, т.е. понять, осознать. Он ведёт читателя от внутренних ощущений холода и голода через зрительные образы пещеры, огня, животных, Марии, Иосифа, свёртка с Младенцем, через «караванов движенье к пещере» к «огромному впотьмах расстоянью» - всему божьему миру. Хронотоп расширяется от одного современного человека до бесконечности вселенной и истории. И открытое пространство ставит нас перед духовным открытием Узнавания.

Палитра изобразительных средств у каждого из поэтов, прикоснувшихся к теме Рождества, очень разнообразна.

Для создания звукового образа, подкрепляющего словесный образ, В.Соловьёв, Б.Пастернак и И.Бродский применяют звукопись. Например, у Пастернака звенящий мороз звучит в повторе сонорных согласных, завывание ветра – в повторяющихся гласных звуках:

Стояла зима.
Дул ветер из степи.
И холодно было Младенцу в вертепе
На склоне холма.


Доху отряхнув от постельной трухи
И зернышек проса…

Благодаря аллитерации, мы слышим шелест, который издают пастухи, отряхивая сено с одежды.

Или вот вслушайтесь в рычание собак:

как на пламя огарка,
Ворчали овчарки при свете звезды.

Баюкающий напев колыбельной доносит до нас ассонанс:

Как месяца луч в углубленье дупла.
Ему заменяли овчинную шубу
Ослиные губы и ноздри вола.

Вдали было поле в снегу и погост,

Антитеза, изображающая звезду Рождества, сопровождается и противопоставлением звуков:


Ограды, надгробья,
Оглобля в сугробе,
И небо над кладбищем, полное звезд.
А рядом, неведомая перед тем,
Застенчивей плошки
В оконце сторожки
Мерцала звезда по пути в Вифлеем.

В. Соловьёв также использует ассонанс:

И Слово вновь в душе твоей родилось,
Рожденное над яслями давно.

Кроме того, настойчиво повторяющийся звук «р» несёт в себе громогласную радость.

У Бродского мы слышим неблагозвучные звуки движущихся караванов, а в последних строках отчётливо различим колокольный звон: «огромном» – «бездомный» – «в бездомном».
Уменьшительно-ласкательные суффиксы как средство выразительности использует Б.Пастернак. Однокоренные слова участвуют в создании образов в стихотворениях А.Фета, В.Соловьёва, Б.Пастернака.

Все поэты, кроме Бродского, прибегают к высокой книжной лексике для изображения библейских событий. Б.Пастернак использует также стилистически сниженные, просторечные слова и выражения.

Глаголы-синонимы со значением движения встречаются в стихах А.Хомякова, Б.Пастернака. Антонимы, в том числе контекстные, - в произведениях В.Соловьёва, Б.Пастернака.

Лексический повтор есть у всех поэтов, кроме А.Хомякова.

Большинство тропов и их функции были указаны выше. К их перечню можно добавить метафоры «чело…каравана» (Хомяков), «твердь зыбкая» в значении «небо» (Фет); оксиморон «домашние звери» (Пастернак); метонимию: «Ему заменяли овчинную шубу Ослиные губы и ноздри вола» (Он же); перифразу «Человеческий Сын» (Бродский).

Ряды однородных членов как фигура речи встречаются во всех пяти стихотворениях. Бродский использует вставные конструкции.

На антитезе строят свои стихотворения В.Соловьёв, Б.Пастернак.

Анафору используют все авторы, за исключением А.Фета.

Любопытно сравнить анализируемые стихотворения по строфичности. «Поэтический словарь» А.Квятковского определяет строфу как «высшую метрическую меру», или «м е т р и ч е с к и й ц и к л». «Строфичность придаёт стихотворному произведению композиционную целостность, внутреннюю тематическую законченность и метрическое единство. Являясь архитектонической художественной формой поэтического произведения, строфа играет исключительную роль в выразительности стиха и помогает в раскрытии внутреннего содержания стихотворения» (Там же).

Стихотворения поэтов 19 века (Хомякова и Фета) разделены на четверостишья с перекрёстной рифмой, стихи в строфах объединены общей мыслью.

Стихотворения поэтов Серебряного века Соловьёва, Пастернака и поэта 20 века Бродского на строфы не разделены. Хотя у Соловьёва такое деление возможно и в некоторых изданиях встречается. Но, на мой взгляд, собранные вместе строки создают эффект единства прошлого и настоящего: приход на землю Бога в образе человека навечно связал «ту ночь» и «здесь и теперь».

Сложная архитектоника текста «Рождественской звезды» даже не предполагает членения. Ни силуэт ели, ни сращение еврейского и русского миров не были бы возможны при делении на строфы.

Связь дня сегодняшнего и древней евангельской ночи для И.Бродского также несомненна, и он отвергает строфичность. Более того, он не использует прописные буквы в начале стихов, оставляя их только вначале предложений. Поэтому вид стихотворения становится очень необычным, похожим на прозу. Эта особенность позволяет еще сильнее выделить анафору «Представь», так как все другие слова кроме имен и слов, относящихся к Богу, написаны с маленькой буквы. Этот интимный («на ты») приказ настойчиво зовёт погрузиться в глубину веков, ощутить, прожить, прочувствовать сокровенное значение Рождественской ночи.

Стихотворения А.Хомякова и А.Фета написаны хореем, рифма смешанная, перекрёстная. В.Соловьёв также использует смешанные, перекрёстные рифмы и двусложный размер, но ямб, а не хорей. Поэты 20 века прибегают к амфибрахию: трехсложные размеры по звучанию ближе к интонациям живой разговорной речи, а сверхзадачей Пастернака и Бродского как раз и является показать Христа простым, близким, человечным. От страха перед милующим и карающим сверхсуществом - Богом люди на протяжении веков идут к мысли о Боге внутри нас, всё более и более очеловечивая Его.

У Бродского парные, женские рифмы во всём стихотворении создают четкий, подчёркнуто мерный ритм.

«Рождественская ночь» имеет сложный рисунок рифмовки.

Первые восемь четверостиший с опоясывающей рифмой. Причём первое состоит из трёх простых предложений. Каждое из следующих трёх и седьмое представляют собой законченные предложения. Пятое и шестое четверостишья объединены в одно бессоюзное предложение.

Затем идёт «пятистишие» с перекрёстной и опоясывающей рифмой: дары – малорослей – с горы – поры – после. Зачем же «сбивает» поэт заданный вначале ритм?

Картины грядущего вполне могли бы быть нарисованы десятым и одиннадцатым четверостишьями с опоясывающей смешанной рифмой, но автор «вклинивает» строку: «Всё злей и свирепей дул ветер из степи» - в описания будущих празднований Рождества, да ещё окружает её четырьмя многоточиями, чтобы выделить не только сменой опоясывающей рифмы на перекрёстную, но и знаками препинания как изобразительными средствами.

В следующем, с перекрёстной рифмой, «семистишии» сопрягаются иерусалимские и российские топонимы. Средняя (четвёртая) строка имеет внутреннюю рифму: Как шли вдоль запруды ослы и верблюды.

Затем – два «пятистишия» с опоясывающей рифмой и перекрёстной «кодой», а также с внутренней рифмой в последних двух стихах:

жарко.
слюды

следы.
На эти следы, как на пламя огарка,
Ворчали овчарки при свете звезды.
сказку,

гряды

ряды.
Собаки брели, озираясь с опаской,
И жались к подпаску, и ждали беды.

Четверостишие с перекрёстной рифмой предваряет «шестистишие», в котором рифмуются 1-я и 6-я, 2-я и 4-я, 3-я и 5-я строки. Потом идёт «пятистишие», но уже с другим, не прежним, способом рифмовки: 1-я и 5-я, 2-я и 3-я и 4-я.

Затем следует четверостишие с опоясывающей рифмой, причём его 1-я строка рифмуется с последним стихом предыдущего пятистишия. Потом – четверостишие с перекрёстной рифмой. И завершает стихотворение шестистишие, в котором рифмуются 1-я, 3-я и 5-я; 2-я, 4-я и 6-я строки.

Таким образом, выявляется, что чёткое, размеренное деление на четверостишия с опоясывающей рифмой характерно только для первой части текста, своим силуэтом напоминающей рождественскую ель. Затем Пастернак словно экспериментирует с разным количеством стихов и разными способами рифмовки в единице метрического цикла, почти не повторяясь. Возможно, так он передаёт взволнованность, живую, страстную веру: не ровное пламя газовой горелки, но порывистый трепет живого огня.

Светлый праздник Рождества… Звёзды, сияющие с небес… Ежегодное ожидание чуда. Праздник, являющийся нам в детстве и остающийся чудесным на всю жизнь. Праздник, который не может оставить равнодушным, будит мысль, чувства. В стихах русских поэтов разных эпох мы можем проследить, как менялось восприятие древнего библейского события. Но неизменным оставалось ощущение значимости этой даты, величия свершившегося.


№8 Королёва Ю.

^ Работу смотрите по указанной ссылке:

ссылка скрыта

№9 Шалова В.

Работу смотрите по указанной ссылке:

ссылка скрыта

10 Сальникова А.

Сопоставительный анализ стихотворений А.Хомякова «В эту ночь земля была в волненьи…», А.Фета «Ночь тиха…», В.Соловьева «Святая ночь», Б.Пастернака «Рождественская звезда» и И.Бродского «Представь, чиркнув спичкой…»

Рождество… Этот светлый праздник несет радость каждому в дом, и неважно кто ты: католик или православный. Этот сказочный день наполняет сердца всех людей теплотой, радостью и светом уже более двух тысяч лет. Именно тогда родился Иисус Христос, история эта с тех пор обросла многими легендами. По одной из них, Мария и Иосиф (родители Христа) отправились в город Вифлеем из-за переписи населения, но ночь застала их по пути. Не нашедшие приюта, они остановились на ночлег в пещере (впоследствии Пещера Рождества), которая использовалась в качестве хлева для укрытия скота от непогоды. Там-то и появился на свет Иисус. После его рождения в пещеру стали приходить люди и животные. Первыми пришли поклониться пастухи, которым явился ангел, извещая об этом событии. Затем пришли волхвы, их привела в пещеру чудесная звезда, явившаяся на небе. Они преподнесли Христу дары – золото, ладан и смирну. Но не всех это событие обрадовало: царь Иудеи Ирод, узнав о рождении Христа, приказал убить всех младенцев в возрасте до 2 лет. Однако Иисус чудом был спасен от смерти: ангел явился Иосифу и повелел бежать в Египет вместе со своей семьей, где в дальнейшем и жили они до смерти Ирода. Эти события не оставили никого равнодушным, к этой теме обращались многие поэты, писатели, историки и просто обычные люди, ведь это история нашей веры, становления Христианства. И в преддверии этого волшебного праздника попробуем взглянуть на его историю глазами разных поэтов.

Все авторы пишут об одном событии – рождении Христа, и для каждого, несомненно, оно является священным событием. А.Хомяков, следуя евангельскому сюжету, описывает события, происходящие в эту ночь. Она принесла людям «благоволенье, наступленье мира на земле». Обращение Хомякова к этой теме не случайно, ведь он был религиозным философом, поэтом, славянофилом. Учение о Церкви сочеталось у него с элементами философского романтизма, он говорил, что «вся лестница получает свою характеристику от высшей степени – веры». А самым значимым событием для нашей веры является рождение Христа. Значимость этого события, восхищение им подчеркиваются и выбранным стихотворным размером – хореем. Таким же размером пишет и А.Фет, по-своему рассказывая эту историю. Автор использует больше высокой лексики и историзмов: очи, твердь, взор, лик, злато, – опять же для обозначения святости этого праздника. Стихотворение органично вписывается в творчество А.Фета, ведь он был крупнейшим представителем плеяды поэтов (Майков, Щербина и др.), которые выступали под лозунгом «чистого искусства». Он был поэтом «вечных ценностей», «абсолютной красоты», может быть, поэтому стихотворение его более высокое. Творчество А.Фета повлияло еще на одного поэта-философа – В.Соловьева. Он пишет уже не просто об истории Рождества, а о вере в целом, о вечной проблеме добра и зла, сущности, вечности человека: «Бессильно зло; мы вечны; с нами Бог». А стихотворение Б.Пастернака показывает не только рождение Христа, но и рождение Чуда на русской почве. Идея его проста и гениальна одновременно: приход каждого человека в этот мир, его рождение – это Чудо. Поэт донес до читателей чувство, побуждающее постигать чудо жизни. В творчестве же И.Бродского тема Рождества из всех библейско-евангельских сюжетов представлена наиболее обширно. Можно говорить даже об определенном рождественском лейтмотиве («Рождество», «Бегство в Египет», «Колыбельная», «В Рождество все немного волхвы…»). Рождество органично входит составным элементом в поэтическое мироощущение Бродского, выполняя совершенно определенную функцию. Поворотом для открытия темы рождества, по признанию самого поэта, послужило не религиозное чувство, а эстетическое. Это стихотворение написано в эмиграции, может бать, поэтому здесь присутствует мотив итальянской живописи: пещера, животные, цари… Не правда ли, знакомая картина? Похожий пейзаж встречается и у Пастернака: «Стояла зима», «домашние звери стояли в пещере», «и три звездочета спешили на зов»… Обращение автора именно к такому пейзажу тоже не случайно, ведь он был сыном художника, был хорошо знаком с живописью. Вынашивая идею создания стихотворения, он часто упоминал картину Питера Брейгеля старшего «Поклонение волхвов». Вся площадь картины заполнена зимним пейзажем со снегом и четкими силуэтами голых деревьев, с множеством фигурок суетящихся людей, и только где-то в нижнем левом углу – волхвы, поклоняющиеся Младенцу. Пастернак говорил: «Хотелось написать русское поклонение волхвов, как у голландцев, с морозом, волками и темным еловым лесом» (из дневника). У него это вполне получилось, стихотворение даже перекликается с картиной Питера Брейгеля младшего, где на переднем плане – четкие силуэты деревьев, сквозь ветви которых («Сквозь…деревьев верхи») видны дали, горы, замерзшие водоемы («Часть пруда скрывали верхушки ольхи») и фигурки людей; а также с картиной «Охотники в снегу» Питера Брейгеля старшего, где открывается вид с горы, покрытой снегом, по которому вместе с охотниками бредут собаки, одна из них оглянулась (и в стихотворении читаем: «Собаки брели, озираясь с опаской»). Но пейзаж у Пастернака получился не Вифлеемский, а русский. Его можно увидеть из окна дома поэта в Переделкино.

Каков же пейзаж в других стихотворениях? У А.Хомякова он похож на предыдущие, ведь описывали авторы один сюжет. Но в стихотворении «В эту ночь Земля была в волненьи…» этот пейзаж очень яркий и сверкающий: блеск звезды ослепил; не гасли факелы, мигая и чадя; несмотря на «полуночную мглу», слышится пение птиц. Даже пещеру, казалось бы, темную и мрачную, не обошел свет. В этом выражается надежда лирического героя, а возможно, и самого автора на лучшее будущее. Его пейзаж также очень живой из-за метафор (олицетворений) («Земля была в волненьи…», «блеск ослепил») и преобладания живых существ: львицы, верблюды, слоны, цари, ягнята, птицы… Да и могло ли быть по-другому, когда рождается сама вера? Поэтому светел пейзаж и у А.Фета, но свет больше употребляется не в прямом значении, а в переносном, метафоричном: ясли светят взору, озарен Марии лик. А улыбка матери («Очи матери с улыбкой // В ясли тихие глядят») разве не самое светлое, что может быть? Еще более метафоричен пейзаж у В.Соловьева, он уходит от описания каких-то конкретных деталей, упоминая их лишь вскользь. И свет здесь приобретает обратный оттенок: огонь – «злой», лазурный шатер тоже не излучает свет и тепло, как это было в предыдущих стихотворениях, единственный источник света – Бог. Но есть один неизменный элемент пейзажа во всех произведениях – ночь. Причем, ночь не символ тьмы и нечистой силы, как мы привыкли видеть ее во многих произведениях, а символ света, доброты, чистоты. Оксюморон «светлая ночь» становится понятным, когда мы узнаем, что рождается Иисус Христос, поэтому все вокруг озаряется, наполняются светом и теплом не только внешние объекты, но и все живое.

Еще один общий элемент пейзажа – это пустыня. Пустыня – идеальный символ единения времени и пространства, символ, где снимаются все их противоречия. В пустыне время отдыхает, так как достигает своей цели – небытия. Пустыня – это небытие, а небытие – это ад.

Пустыня, окружающая человека, есть своеобразное воплощение мироощущения Бродского. Это мироощущение переносится и на Рождество. Рождество, таким образом, оказывается одновременно и сошествием в ад, тот есть сразу – «без смерти крестной». Но если нет смерти, то нет и воскресения. Нет воскресения – нет и спасения. Вот откуда безрадостность поздних рождественских стихов И.Бродского. Есть вера в Рожденного, но нет веры в воскресшего, то есть победившего ад и смерть. Именно здесь проявляется «тупиковость» мироощущения и мировоззрения поэта. То, что ад – тупик, это очевидно. Рай для Бродского тоже тупик. Поэтому в стихотворении и звучит эта монотонная холодность амфибрахия.

Время у Бродского смешалось с пространством. Здесь вроде бы и прошедшее, ведь события, о которых говорит автор, происходили очень давно. И настоящее, выражающееся в диалоге автора с читателем, обращении к нему: «Представь, чиркнув спичкой…», оно звучит рефреном неоднократно: «Представь, чиркнув спичкой, ту полночь в пещере…», «Представь, что Господь в Человеческом Сыне…», обращая нас снова и снова к той давней истории. И из-за этого нет ощущения давности события. Поэтому в замкнутом пространстве сквозь «щели в полу» и окружающую посуду проступает то огромное пространство, которое можно сравнить с бесконечностью («…на огромном впотьмах расстояньи…»). В стихотворении А.Хомякова повествуется история, поэтому используются глаголы прошедшего времени: была, ослепил, наблюдали, двигались, ехали… С пространством же автор мастерски играет: сначала оно безгранично большое и вертикальное (упоминается вся Земля: горы, селенья, города, пустыни, сады), кажется, будто ты осматриваешь все вокруг с огромной высоты… Затем начинает сужаться, становится точечным: пещера, ясли. И, наконец, упирается в самое главное в этой картине – Дитя. И если до его появления мы смотрим сверху вниз, то при приближении образа Младенца взгляд начинает подниматься вверх: «Устремивши взоры в небосклон…», появление птиц тоже говорит о поднятом вверх взгляде. А симплока «в эту ночь…была в волненьи» еще раз обращает внимание читателя на самое главное, подчеркивает всю важность события, произошедшего в эту ночь: вся тварь, вся земля «была в волненьи».

Художественное время в произведении А.Фета отличается от предыдущего. Здесь уже не повествуется давняя история, а, скорее, как у И.Бродского, предлагается читателю принять участие в происходящем. Это подтверждает использование глаголов настоящего времени: дрожат, глядят, славят, светят… А использование особой формы глагола «вот пропели», опять же указывает на произошедшее только что действие. Пространство тоже не однозначно. Оно вроде замкнуто (здесь только мать и ее дитя), но в то же время над ними небо, горят звезды («И над ним горит высоко // Та звезда далеких стран…»).

Совсем другое время и пространство в стихотворении В.Соловьева. Если в произведениях остальных авторов время было достаточно статично, то у Соловьева оно несется с огромной скоростью: от той далекой ночи мы переносимся в современность: «Во тьму веков та ночь уж отступила…», «И многое уж невозможно ныне…». Такая динамика подчеркивается и стихотворным размерам ямбом – очень экспрессивным и выразительным. Пространство тоже пронизывает все времена, все века, оно огромное, уходящее вглубь столетий. Оно не ограничивается только нашей землей, это – вселенское пространство («Не за пределами бесчисленных миров…). Это единство времени и пространства неслучайно, ведь проблема, которую ставит автор, заключается в прерывании связи между поколениями: выразительный метафоричный эпитет «тьма веков», краткое прилагательное невозможно (ныне), метафоры «уснувшая память веков», «поток шумных жизненных тревог» - все говорит о несовершенстве современного мира. Но есть нечто, связывающее все во все времена: «Несокрушимо временем оно» - рождение Христа, новой веры, новой жизни. Нас объединяет то, что мы (здесь идет обращение Соловьева к читателям) владеем тайной: «Бессильно зло, мы вечны, с нами Бог».

Такое же переплетение реальностей, пространства мы встречаем и у Б.Пастернака. Он наглядно показывает это смешение прошлого и настоящего: «Все великолепье цветной мишуры…//…Все злей и свирепей дул ветер из степи…//…Все яблоки, все золотые шары». Анафора («Все мысли веков… Все будущее галерей… Все шалости фей…») еще больше усиливает этот контраст: происходит как бы вклинивание изображения, пространства, наложение одного на другое. Но, несмотря на огромную ширь пространства, все равно оно изобилует деталями, поэтому и получается такая зримая картина событий. Она максимально приближена к быту, к восприятию любого человека. Это обытовление происходит за счет обрастания сюжета деталями, реалиями повседневности, поэтому в стихотворении так много прозаизмов, лексических единиц с нарочито сниженной стилистической окраской: «запахнув кожухи», «вели за хибарку босые следы». Даже образ Звезды Рождества, символизирующий рождение новой жизни, отсчет нового времени, упрощен, что выражается в использовании «сельскохозяйственных» тропов: «Она пламенела, как стог, в стороне // От неба и Бога, // Как отблеск поджога, // Как хутор в огне и пожар на гумне. Она возвышалась горящей скирдой // Соломы и сена…». Пастернак уравнивает божественные и земные события, переплетая между собой небо и землю. «Посредниками» неба здесь являются ангелы, высшие силы: «босые следы ангелов». Есть и пространственное сплетение: то оно узкое (толпа, разговор Марии с ангелами – это точечное пространство), то широкое, но при этом достигаемое для близкого рассмотрения: процессия звездочетов и каравана видна с широкого обзора, но в то же время четко, без воздушной дымки, если видно и сбрую осликов, и их мелкие шажки. Все это: и пространство, реальности, и простой язык, и изобразительно-выразительные средства, приглашающие нас присутствовать в этом событии, - сделано для того, чтобы показать, как и у Соловьева, единство всего в этом мире. Среди обыденности и суеты рождается Чудо, которое и объединяет всех.

А где может родиться это Чудо? Только в тишине, поэтому она является неотъемлемым элементом во всех стихотворениях. У А.Хомякова, несмотря на присутствие множества живых существ, никто не смеет произнести ни звука: «Двигались бесшумно колесницы...", даже само стихотворение звучит, как колыбельная, благодаря аллитерации звука [л], только пение птиц нарушает эту тишину, но вместе с их пением возвещается по всей земле благоволенье и мир. Такая же тишина и у А.Фета, только выражается немного по-другому: через лексический повтор слова тихий («ночь тиха», «ясли тихие», «тихо светят») и аллитерацию звука [ш] («Ни ушей, ни взоров лишних…И за ангелами в вышних…»). У В.Соловьева звуков почти совсем нет, только лишь упоминание, что «в тишине родился «С нами Бог!». Отчасти это связано с бесконечным пространством, автор рисует не конкретные образы, а абстрактные, поэтому звуки совсем исчезают. Другие звуки у Пастернака и Бродского. Пастернак, следуя своей конкретике, вводит диалог Марии с ангелами, опять же для сближения земного и небесного. А И.Бродский ведет диалог с читателем. Рисуется картинка комнаты, где все пусто и тихо. Но стоит лишь представить события далеких дней, чиркнуть спичкой (она является проводником между прошлым и настоящим), как все наполняется жизнью и звуками: «скрип поклажи», «бренчание ботал». Не может рождение Чуда произойти в безжизненном пространстве.

Рождение Христа – одно из самых главных событий в жизни каждого человека во все времена. Оно объединяет людей разных профессий, социальных кругов, национальностей. Этот праздник каждый год собирает вместе всех близких людей, поэтому тема рождества всегда была и будет востребована поэтами и писателями. На примере этих стихотворений мы увидели, что у каждого автора свое понимание веры, своя интерпретация истории Рождества, но остались неизменными величие, святость и огромное значение этого события для всех.


Сайты

.ru/homyakov.php">
1september.ru/articles/501169/

eferat.com/Интермедиальные_связи_стихотворений_БЛ_Пастернака_Рождественская_звезда_и_Магдалина_с_произведениями

lomonosov-msu.ru›Материалы конференции›24-23.pdf

dia.org/wiki/Бродский,_Иосиф_Александрович