Четвертая

Вид материалаДокументы

Содержание


Выражение языком общественного сознания
Подобный материал:
1   ...   11   12   13   14   15   16   17   18   ...   34
^

ВЫРАЖЕНИЕ ЯЗЫКОМ ОБЩЕСТВЕННОГО СОЗНАНИЯ


Существенным признаком языка как общественного явления выступает его способность отражать и выражать общественное сознание. На первый взгляд, этот признак может показаться несу­щественным, поскольку другие явления, обслуживающие обще­ство, также могут отражать общественное сознание. Машины, об­служивающие общество, несомненно, в известной мере отража­ют общественное сознание, поскольку их создание немыслимо без учета и использования определенной суммы знаний, накопленных обществом. Базис и надстройка, обслуживающие обще<419>ство, также отражают общественное сознание. Однако отличи­тельное свойство языка состоит в том, что он по существу является единственным средством отра­жения и выражения общественного созна­ния в его полном объеме.

Необходимо отметить, что проблема отражения общественного сознания в языке часто обходится в специальных лингвистиче­ских работах, а также в курсах по общему языкознанию. Попытки ее решения в истории языкознания нередко приводили к грубым ошибкам вульгарно-социологического характера. Все это объ­ясняется нечеткостью определений сущности общественного соз­нания, которая нередко встречается в распространенных учебни­ках по диалектическому материализму и в работах популярного характера.

Марксизм учит, что общественное сознание является отражением общественного бытия. «Материализм, — замечает В. И. Ленин, — вообще признает объективно реальное бытие (материю), незави­симо от сознания, от ощущения, от опыта и т. д. человечества. Со­знание есть только отражение бытия, в лучшем случае приблизитель­но верное (адекватное, идеально точное) его отражение» [14, 346]. Нетрудно понять, что Ленин употребил термин «сознание» в широком смысле слова как отражение бытия в целом. В таком же широком смысле употребляли термин «сознание» Маркс и Энгельс: «Язык так же древен, как и сознание; язык есть практическое, существующее и для других людей, и лишь тем самым существую­щее также и для меня самого действительное сознание» [16, 29].

Несмотря на наличие четких определений сущности общест­венного сознания, которые мы находим в трудах классиков марксизма, в нашей специальной философской литературе существует немало расплывчатых определений этой важнейшей гносеологи­ческой категории. Общественное сознание сплошь и рядом сме­шивается с идеологией, с мышлением и т. п.1<420>

С удовлетворением можно отметить, что подобная нечеткость определений в нашей специальной философской и исторической литературе начинает преодолеваться. В более широком смысле общественное сознание включает не только идеологические формы, но и естественные науки — все познание (как общественное, так я естественное). Такое толкование содержания общественного сознания обосновывается тем, что идеи о жизни природы и идеи о жизни общества — это идеи не каких-то отдельных обособлен­ных индивидов, а общественные идеи, поскольку знание природы и общества постигается коллективными усилиями многих поколе­ний. Так, например, В. Ф. Зыбковец в своей книге «Дорелигиозная эпоха» дает следующие определения сознания вообще и об­щественного сознания в частности: «Сознание — это содержание мышления. Сознание есть общественная и личная практика людей в опосредованной, обобщенной отраженной форме, т. е. в форме понятий. Общественное сознание — живое отражение общест­венного бытия, общая характеристика уровня всего духовного развития человеческого общества в исторически определенный мо­мент». «Мировоззрение — общее осмысление бытия» [7, 119].

«В общественном сознании, замечает В. В. Журавлев, содер­жатся части, различающиеся по их отношению к идеологической надстройке общества. Одни элементы общественного сознания вхо­дят в надстройку (политические, правовые, философские, рели­гиозные и прочие взгляды), другие не входят (науки о природе и технические науки). Рассматриваемое с этой стороны обществен­ное сознание есть единство надстроечных и ненадстроечных сторон, классовых и неклассовых элементов» [9, 12].

В сборнике «Формы общественного сознания» дается специаль­ное разъяснение о роли различных идей по их отношению к бази­су и надстройке: «Общественное сознание, разделяясь по одной линии на общественную психологию и идеологию, по другой ли­нии разделяется на ряд форм. К ним относятся: политические идеи, правовые, моральные, художественные, религиозные, философ­ские. Эти формы сознания суть идеологические формы и входят в надстройку. Но не все вообще идеи входят в надстройку. Разу­меется, все без исключения идеи имеют свои корни в развитии производительных сил. Но, например, технические идеи отра­жают изменения производительных сил не так, как, скажем, пра­вовые идеи. Если первые отражают эти изменения непосредствен<421>но, то вторые отражают их опосредствованно, через изменения в экономических отношениях, и потому являются надстроечными [31, 19].

Произведя деление различных форм сознания на надстроеч­ные и ненадстроечные, следует иметь всегда в виду некоторую условность этого деления. В действительности все формы созна­ния могут в какой-то мере содержать в себе элементы надстроеч­ные и ненадстроечные. Естественные науки в своих наиболее об­щих выводах становятся неотъемлемой частью мировоззрения2.

Далее, все формы общественного сознания осуществляют не только социально-классовые, но и познавательные функции. А это значит, что они включают совокупность уже выработанных ранее исследовательских навыков, приемов, способов обработки фактического материала. Наконец, у любой из форм обществен­ного сознания имеется система уже устоявшихся понятий и ка­тегорий. Рассматриваемые как формы мысли, эти категории также не могут быть отнесены к классовой стороне общественного со­знания.

Более того, некоторые философы утверждают, что система на­учных знаний и различного рода идеологических форм не исчер­пывает всего содержания общественного сознания. Структура его сложнее. Общественное сознание включает в себя также сознание людей, возникающее в процессе их обычной, будничной практи­ки, — так называемое обыденное сознание3.

В целях создания полноты представления о сущности обще­ственного сознания было бы также полезно рассмотреть трактов­ку сущности сознания в психологии [34].

Психология рассматривает сознание как высшую, свойствен­ную только человеку и связанную с речью функцию мозга, заклю­чающуюся в обобщенном и абстрагированном обобщении дей­ствительности, в предварительном умственном построении действий и предвосхищении результатов деятельности, в самокон­троле и разумном регулировании поведения человека [34, 4—5].<422>

Под сознанием в психологии понимается весь духовный мир человека от элементарных ощущений до высших побуждений и сложной интеллектуальной деятельности. Для психологического подхода к сознанию характерно понимание его как процесса. Со­держание этого процесса заключается в осознании человеком внешнего мира и самого себя. В результате взаимодействия с ок­ружающей действительностью в процессе онтогенетического раз­вития, в ходе общения с другими людьми человек отражает эту действительность, получает знание о ней. В отличие от живот­ных, у которых знания сливаются с их жизнедеятельностью, че­ловек отделяет знания от того, что в них отражается, и от того, кто их отражает. Это отделение возможно в связи с тем, что в язы­ке объективируются результаты познавательной деятельности человека.

Совокупность знаний об окружающем, получаемая человеком непосредственно и в результате усвоения накопленного челове­чеством и закрепленного в языке, составляет необходимую пред­посылку осознания объективной действительности и возникнове­ния сознания как некоего специфического образования. Таким об­разом, знания составляют ядро сознания, его стержень.

Объективная действительность осознается не посредством ощу­щений. Эту функцию психологические явления выполняют, лишь включаясь в систему накопленных знаний, приобретенного опы­та, при соотнесении с тем, каким было взаимодействие человека с объективной действительностью.

Сознание — новое качество психологических процессов, воз­никающее у человека в связи с общественно организованной дея­тельностью людей, с их трудом [34, 5—6]. Способность человека к теоретическим обобщениям, выраженным в языке, делает воз­можным в значительной степени замену индивидуального челове­ческого опыта «опытом рода» — опытом предшествующих поко­лений людей4.

Благодаря общественному характеру языка, созданного обще­ством, мышление человека также приобретает общественный харак­тер. Каждый человек мыслит теми же категориями, какими мыслят окружающие его люди, пользуется теми же понятиями, какими<423> пользуются все говорящие на данном языке. Язык тем самым пре­вращается в одно из первейших условий существования об­щества.

Следует особо подчеркнуть, что не все содержание человече­ского опыта становится общественным достоянием. Для познания, для прогрессивной практики наиболее существенны те результа­ты мышления, которые верно отражают объективную действитель­ность. Можно предполагать, что на протяжении многовековой истории человечества, в процессе борьбы человека за существо­вание сознательно, а часто и совершенно стихийно, отбиралось и обобщалось то, что было жизненно необходимо и практически по­лезно.

Общественный характер мышления проявляется на каждом этапе социального развития, благодаря ему осуществляется также духовная связь между разными этапами5.

Было бы неправильно утверждать, что в общественной жизни людей существует только общественное сознание, общественное мышление и нет ничего индивидуального. В действительности об­щественное сознание создается, развивается и обогащается инди­видами. Духовное богатство общества, искусство, все, что накоп­лено наукой и техникой, существуют лишь через индивидуальное сознание. Сознание общества функционирует только через созна­ние отдельных, конкретных живых людей. Вся система идеальных отношений людей мертва, пока она не будет пережита чувствую­щим, думающим индивидом. Только в индивидуальном чувствен­но-практическом действии человека, только в его психике, в его восприятиях, представлениях, в его наглядно-непосредственных формах отражения происходит соотнесение всей общественной системы знаний с объективной действительностью. Через индиви­дуальное бытие личности общество познает, понимает и преобра­зует мир.

Мышление отражает объективную действительность на основе и через посредство практики. Практика общества неразрывно свя­зана с деятельностью личности, индивидуальной практикой.<224>

Практика опосредствует связь мышления с индивидуальной прак­тикой. Различные виды мышления находятся в зависимости от различных видов практики — индивидуальной (индивидуальное мышление), общественной (общечеловеческое мышление), практи­ки какой-то группы (групповое мышление). Индивидуальное, групповое и общечеловеческое мышление соотносятся как еди­ничное, особенно и всеобщее [23, 126]. Однако, будучи неразрывно связанными, индивидуальная и общественная практика относи­тельно самостоятельны6.

Было бы, конечно, наивно предполагать, что система материаль­ных средств языка представляет зеркальное отображение всего того, что находится в общественном сознании. Понятийная сфера всегда более мобильна, чем сфера средств материального выраже­ния. В разных языках можно найти немало приемов, конструкций и т. п., которые в настоящее время уже не имеют никакого логи­ческого обоснования, но тем не менее существуют в языке. Широко известным примером может служить факт сохранения в русском языке, как и во многих других языках, категории грамматическо­го рода у неодушевленных предметов. В настоящее время никто не в состоянии объяснить, почему река относится к женскому роду, а остров или берег — к мужскому. Можно допустить, что когда-то эти категории имели определенное логическое обоснование, но в настоящее время смысл его уже утратился.

Первое прош. вр. в марийском языке имеет две разновидно­сти — разновидность, не имеющую показателя љ, и разновидность с показателем љ, например лудым 'я читал' и ончи-ш-ым 'я смот­рел'. Когда-то показатель љ, по-видимому, имел какое-то специфи­ческое значение, которое со временем утратилось. Тем не менее показатель s сохраняется до настоящего времени.

«Язык... — справедливо замечает Г. О. Винокур, — обладает способностью сохранять свою раз возникшую материальную ор<425>ганизацию в качестве пережитка очень долгое время после того, как закончился породивший его этап культурного развития... Унасле­дованные от прошлого структуры очень легко приспособляются к новым условиям» [1, 246].

В связи с проблемой взаимоотношения языка и общественного сознания следовало бы указать на некоторые методологические извращения в решении данной проблемы.

Одно из таких извращений состоит в гипостазировании роли языка. Язык изображается как творец действительности, форми­рующий человеческое сознание. Типичным представителем этой теории является известный немецкий языковед первой трети XIX в. Вильгельм Гумбольдт7.

Язык, по Гумбольдту, заложен в природе самих людей и необ­ходим для развития их духовных сил и образования мировоззре­ния. Язык есть как бы внешнее проявление духа народа, язык народа есть его дух. Строение языков у разных народов различ­но, потому что различными являются и духовные особенности на­родов; язык, какую бы форму он ни принимал, всегда есть духов­ное воплощение индивидуально-народной жизни. Как предметы внешнего мира, так и возбуждаемая внутренними причинами дея­тельность одновременно воздействуют на человека множеством своих признаков. Но разум стремится к выявлению в предметах общего, он расчленяет и соединяет и свою высшую цель видит в об­разовании все более и более объемлющих единств. Посредством субъективной деятельности в мышлении образуется объект. Весь язык в целом находится между человеком и воздействующей на него внутренним и внешним образом природой. Так как восприятие и де­ятельность человека зависят от его представлений, то его отноше­ние к предметам целиком обусловлено языком [5].

Идеи Гумбольдта в значительной мере развивают современные неогумбольдтианцы, из которых наиболее видным представителем является Лео Вейсгербер [6; 43]. Так же, как и Гумбольдт, Вейсгербер объявляет язык мысленным «промежуточным миром» (Zwischenwelt), который есть результат взаимодействия мира вещей и мира сознания. По Вейсгерберу, язык является тем, что охваты­вает все явления, связывая их в единое целое. Никакая общность жизни не чужда языку. Язык сам создает окружающий мир. Язык есть образ, картина мира, мировоззрение народа (Weitbild). Раз­личие языков есть различие самих взглядов на мир, и, естествен­но, для людей различных национальностей мир выглядит различ­но. Слова не предполагают отдельные предметы как таковые, а упо­рядочивают многообразие предметов под определенным углом зрения. Все зависит от мировоззрения, от точки зрения на мир. Наиболее удачное определение языка, пишет Вейсгербер, гласит, что язык (немецкий, английский) — это процесс вербали<426>зации мира, осуществляемый языковым коллективом (немецким, английским). Язык классифицирует и упорядочивает материал, добытый в результате воздействия внешнего мира на наши орга­ны чувств, которые дают лишь искаженное, неадекватное пред­ставление о мире. Языковые приемы образуют языковый образ мира, понятийную сторону языка [6, 133].

В самой тесной связи со взглядами Вильгельма Гумбольдта и его последователей находится также так называемая гипотеза Сепира — Уорфа.

Язык, по мнению Э. Сепира, служит руководством к восприя­тию «социальной действительности». Факты свидетельствуют о том, что реальный мир в значительной мере бессознательно строится на языковых нормах данного общества. «Мы видим, слышим или иным образом воспринимаем действительность так, а не иначе потому, что языковые нормы нашего общества предрасполагают к определенному отбору интерпретаций...» «Мы никогда не в со­стоянии выйти за пределы форм отражения и способа передачи от­ношений, предопределенных формами нашей речи» [25, 177 и 186].

Эти же взгляды позднее развивались в работах Б. Уорфа. «Наш лингвистический детерминированный мыслительный мир не только соотносится с нашими культурными идеалами и установками, но захватывает даже наши, собственно, подсознательные действия в сферу своего влияния и придает им некоторые типические черты» [29, 219]. Ставя вопрос, что было первичным — нормы языка или нормы культуры, Уорф отвечает на него следующим образом: «В основном они развивались вместе, постоянно влияя друг на дру­га. Но в этом взаимовлиянии природа языка является тем факто­ром, который ограничивает свободу и гибкость этого взаимовлия­ния и направляет его развитие строго определенными путями» [29, 227].

Гносеологические корни теории В. Гумбольдта следует искать в философии Гегеля. Народный дух в теории Гумбольдта напоми­нает абсолютную идею Гегеля, которая обладает такой же актив­ной ролью. Весь мир, по Гегелю, представляет перевоплощение абсолютной идеи. Подобным же образом все в языке, по теории Гумбольдта, является перевоплощением и отражением народного Духа.

В теории Гумбольдта и его последователей, конечно, не все порочно. Континуум объективного мира в каждом языке действи­тельно членится по-разному. Можно даже допустить, что языко­вые формы действительно в известной мере оказывают какое-то регулирующее или иное влияние на процесс мышления, хотя эта проблема требует глубокого и всестороннего изучения. В целом, однако, взгляды Гумбольдта, Вейсгербера, Сепира и Уорфа не мо­гут быть приняты, так как они совершенно не учитывают многих важных положений, которые сводятся к следующему: 1) Источни­ком понятий являются предметы и явления окружающего мира.<427> Любой язык в своем генезисе является результатом отражения человеком окружающего мира, а не представляет самодовлеющей силы, творящей мир. 2) Язык приспособлен в значительной мере к особенностям физиологической организации человека, но эти особенности возникли в результате длительного приспособления живого организма к окружающему миру. 3) Неодинаковое члене­ние континуума окружающего мира возникает в период первич­ной номинации. Оно объясняется неодинаковостью ассоциаций и различиями языкового материала, сохранившегося от прежних эпох. Кроме того, оно может зависеть от влияния других языков и т.п. 4) В. Гумбольдт и его последователи не учитывают в язы­ках наличия такого явления, как комбинаторика различных языковых средств, что позволяет выразить любое понятие, не име­ющее выражения в том или ином языке. Вывод о том, что строй языка выражает специфическое мышление данного народа, сам по себе неправилен. 5) В настоящее время доказано, что формы и категории мышления являются одинаковыми у всех на­родов.

Сторонники психологического направления в языкознании, гипостазируя роль индивидуума, отказываются от понятия обще­народного языка. «Реальное бытие имеет язык каждого индиви­дуума, — утверждает акад. А. А. Шахматов. — Язык села, города, области, народа оказывается известною научною фикцией, средним выводом из известного количества индивидуальных языков» [32, 7]. Общая социальная основа языка, вытекающая из природы об­щественного сознания, в этом утверждении фактически отри­цается.

Существует значительное количество теорий психологического направления, крайне односторонне рассматривающих сущность человеческого языка. По мнению Г. Штейнталя, например, инди­видуальная психика является источником языка, а законы язы­кового развития — психологическими законами. Подобно Штейнталю, В. Вундт считал язык фактом психологии народов, или «этнической психологии». Основным двигателем языкового творче­ства, по К. Фосслеру, является языковый вкус — особая разно­видность художественного вкуса. Идеи Бенедетто Кроче во многих отношениях близки к фосслеровским. И для него язык является эстетическим феноменом. Основной, ключевой термин его концеп­ции — «выражение» (экспрессия). Всякое выражение в основе своей художественно. Отсюда лингвистика, как наука о выраже­нии, совпадает с эстетикой.

В другую крайность впадал Фердинанд де Соссюр [27]. Сос­сюр исходит из различения трех аспектов языка: языка-речи (lan­guage), языка как системы форм (langue) и индивидуального рече­вого акта — высказывания (parole). Язык (langue) есть система нормативно тождественных форм. Язык не является деятельностью говорящей личности, он — продукт, который личность пассивно<428> регистрирует. Высказывание (parole), наоборот, индивидуально. Система языка является внешним для всякого сознания фактом, от этого сознание не зависящим.

Критикуя Соссюра, В. В. Волошинов справедливо замечает, что сознание говорящего работает с языком вовсе не как с системой нормативно тождественных форм. Такая система является лишь абстракцией, полученной с громадным трудом, с определенной познавательной и практической установкой [2, 81]. Язык тесно переплетен с речью, инновация, вводимая индивидом, может глубоко затронуть систему языка.

В связи с вышеизложенным было бы уместно остановиться на некоторых методологических извращениях, допущенных в свое время Н. Я. Марром и его последователями. Речь идет о теории классовости языка и его надстроечном характере. Положение о классовом характере языка впервые было выдвинуто Н. Я. Мар­ром и в дальнейшем развивалось некоторыми его последователя­ми. Н. Я. Марр писал: «Нет языка, который не был бы классо­вым и, следовательно, нет мышления, которое не было бы классо­вым» [19, 91].

Сторонники теории классовости языка не учитывают, что язык не идеологический продукт, а способ выражения мыслей любого содержания. Категории, лежащие в основе системы материальных средств выражения связей между словами, абсолютно нейтральны по отношению к какой бы то ни было классовости. Значение аб­солютно преобладающего числа слов, входящих в словарный состав любого языка, идеологически нейтрально. Именно по этой причине язык оказывается в одинаковой степени пригодным как для выражения суждений сугубо идеологического характера, так и выражения суждений, лишенных идеологического характера. Это свойство целиком и полностью вытекает из особенности ком­муникативной функции языка — быть всеобщим средством об­щения. Язык по своей природе не является классовым и не может быть классовым. Известны случаи, когда отдельные диалекты как бы закрепляются за классами. Так, например, в царской России крестьянство выступало как носитель территориальных диалектов, тогда как высшая прослойка буржуазии пользовалась литературным языком. Аналогичное явление наблюдается и в на­стоящее время в ряде стран мира. Однако эти факты сами по себе ни в малейшей мере не опровергают тезиса о неклассовой природе языка, так как закрепление территориальных диалектов за клас­сом крестьянства было вызвано неимманентной классовой сущ­ностью языка. Оно совершилось в силу определенных историче­ских обстоятельств.

Так же несостоятельно утверждение Н. Я. Марра и некоторых его последователей о надстроечном характере языка. Н. Я. Марр вообще отождествлял развитие языка с развитием экономических формаций. «Смены мышления, — замечает в одной из своих работ<428> Н. Я. Марр, — это три системы построения звуковой речи, по совокупности вытекающие из различных систем хозяйства и им отвечающих социальных структур: 1) первобытного коммуниз­ма, со строем речи синтетическим с полисемантизмом слов, без различения основного и функционального значения; 2) обществен­ной структуры, основанной на выделении различных видов хо­зяйства с общественным разделением труда, т. е. с разделением общества по профессиям, расслоения единого общества на про­изводственно-технические группы, представляющие первобытную форму цехов, когда им сопутствовал строй речи, выделяющий ча­сти речи, а во фразе — различные предложения, в предложе­ниях — различные его части и т. п., и другие с различными функ­циональными словами, впоследствии обращающиеся в морфоло­гические элементы, с различением в словах основных значений и с нарастанием в них рядом с основным функционального смысла; 3) сословного или классового общества с техническим разделением труда, с морфологией флективного порядка» [18, 71].

Вышеприведенное мнение знаменует собой полное непони­мание особенностей исторического развития языков, незнание того, что возникновение грамматических форм или различие их языкового оформления причинно не связаны с особенностями экономической структуры общества. Марр также не понимал истинной природы общественного сознания, сводя все его состав­ные элементы к элементам классовым и надстроечным.

Диалектический материализм учит, что законы отражения но­сят объективный характер, т. е. действуют независимо от созна­тельных побуждений людей, независимо от того, знают или не знают люди эти законы8.

Этот тезис находится в полном соответствии с указанием К. Маркса, который рассматривал процесс мышления как «естественный процесс». «Так как процесс мышления сам вырастает из извест­ных условий, сам является естественным процессом, то действи­тельно постигающее мышление может быть лишь одним и тем же, отличаясь только по степени, в зависимости от зрелости разви­тия и, в частности, развития органа мышления. Все остальное вздор» [15, 209].<430>