Конкурс «Лесков и Орловский край» 2011 год Автор: Грезева Наталья Сергеевна

Вид материалаКонкурс

Содержание


2. Основная часть
Подобный материал:





Конкурс «Лесков и Орловский край» - 2011 год


Автор: Грезева Наталья Сергеевна


МОУ В-Ольшанская средняя общеобразовательная школа

Ученица 8 класса


Тема:

«Детство и юность Н.С.Лескова

на Орловщине»


Руководитель:

Дорофеева Галина Витальевна-

заместитель директора

по воспитательной работе

МОУ В-Ольшанская средняя

общеобразовательная средняя школа

Адрес:

303753 Орловская область

Должанский район,

село Вышнее Ольшаное,

улица Школьная, дом 34

Телефон 8-920-811-78-09






План


  1. Введение. Интерес к творчеству писателя-земляка.
  2. Основная часть.

* Род Лесковых.

* Жизнь и учеба Н.Лескова в доме М.А.Страхова в селе

Горохово Орловского уезда.

* Первое знакомство с городом Орлом.

* Орловская гимназия.

* Знакомство с городом Орлом продолжается.

* «Предел правильному продолжению учености».
  1. Послесловие…
  2. Библиография.




1. Введение. Интерес к творчеству писателя-земляка.


Меня всегда интересовала жизнь, творческая судьба Николая Семеновича Лескова – человека, написавшего об Орловском крае – моей малой родине такие замечательные слова: Орел «вспоил на своих мелких водах столько русских литераторов, сколько не поставил их на пользу родине никакой другой город».

Каждый раз, когда их читаешь, в душе возникает невероятное чувство гордости за свою землю, начинаешь осознавать насколько богата талантливыми людьми Орловщина. Что заставило сказать подобное об Орловской земле человека, который в 18 лет оставил её: уехал в Киев, а затем долгие годы жил в Петербурге. Именно там складывается его литературная деятельность, приходит слава и известность.

Писатель страстной души, «нетерпящего», по выражению сына писателя, характера, Лесков был «безмерен» в своей любви и ненависти. И эта «безмерность» сказалась на идейном и художественном своеобразии его произведений. В какой же обстановке сформировался характер Лескова?

Чтобы найти ответы на это, мне пришлось обратиться к произведениям самого Лескова, где встречается много автобиографических моментов, рассказывающих о его детских и юношеских годах на Орловщине «почти всегда с творческой вольностью». Н.С.Лесков никогда не вел дневниковых записей, давал, как писал его сын, «скупые и малоговорящие схемки своей жизни, проходившие в печать». Лишь в 1885 году он решился написать «Автобиографическую заметку». Я опираюсь, конечно же, на эту работу Н.Лескова, на воспоминания о своем отце Андрея Лескова, который в своем труде приводит много семейных документов, писем.

Большим подспорьем для моей работы стал исследовательский труд Е.Ашихминой «Орловское детство Лескова».


2. Основная часть

Николай Семенович Лесков родился 4 февраля 1831 года в селе Горохове, Орловского уезда. «Род наш собственно происходит из духовенства... Мой дед священник Дмитрий Лесков и его отец, дед и прадед, все были священниками в селе Лесках, которое находится в Карачевском, или Трубчевском, уезде, Орловской губернии. От этого села Лески и вышла наша родовая фамилия…Отец мой, Семен Дмитриевич Лесков, «не пошел в попы», а пресек свою духовную карьеру тотчас же по окончании курса наук в Севской семинарии»,— писал Лесков в «Автобиографической заметке». Дед выгоняет из дома непослушного и упрямого сына. В той же самой автобиографической заметке Н.Лесков пишет: «…отец мой бежал в Орел с сорока копейками меди, которые подала ему его мать». Вскоре род Лесковых в селе Лесках пресекся, но зато появился Лесков в орловском приказничестве.

Первое время отец Н.Лескова зарабатывал на жизнь учительством в дворянских семьях. Вскоре из учителей он поступил на службу делопроизводителем дворянской опеки. Некоторое время Семен Дмитриевич работал в Петербурге, на Кавказе. В Орел он вернулся в 1830 году, где вскоре и женился. Работал Семен Дмитриевич заседателем от дворянства в орловской уголовной палате, отличался умом и твердостью убеждений, неподкупностью. Поэтому у него было много врагов и недоброжелателей, а семья испытывала постоянные финансовый затруднения. Пришлось продать дом в Орле и купить маленький хутор Панино в Кромском уезде, «…где была водяная мельница с толчеёю, сад, два двора крестьян и около 40 десятин земли».

Мать писателя – Марья Петровна была дочерью обедневшего московского дворянина. Её влияние на Николая было не так значительным, как влияние бабушки и няни Любови Онисимовны – бывшей крепостной актрисы графа Каменского. Мальчик свою няню очень любил. Её трагическая судьба нашла своё отражение в рассказах Лескова «Тупейный художник» и «Юдоль».

До восьмилетнего возраста Николай жил и учился в доме М.А.Страхова в селе Горохово Орловского уезда. Последний был женат на тетке Лескова Наталье Петровне и отличался деспотическим, жестоким отношением не только к крепостным, но и к членам своей семьи, особенно к своей жене, которую сильно ревновал. Несмотря на жуткие впечатления от проживания в этом доме, Н.Лесков, будучи уже взрослым человеком и уже состоявшимся и известным писателем, был признателен этой семье: «… это послужило мне в ползу; я был хорошо выдержан, то есть умел себя вести в обществе прилично, не дичился людей и имел пристойные манеры». Вряд ли он мог получить подобное воспитание и образование в родном доме, когда отец должен был сам работать на поле, вести хозяйство, а дохода оно давало только 200-300 рублей в год, на которые должны были жить 9 человек.

Здесь же в доме Страховых Николаю Лескову впервые пришлось почувствовать «уколы самолюбия и гордости». В этом он видел большое сходство с отцом. Дело в том, что мальчик был одарен большими способностями, чем его двоюродные братья. Это злило и раздражало его тетю. Николая очень оскорбило и обидело, когда на семейном совете в присутствии многих гостей ему вручили за успехи в учебе похвальный лист. Оказалось, что против него была затеяна злая шутка: вместо похвального листа ему дали «объявление об оподелькоде». Многие из семьи Страховых об этом знали. По прошествии многих лет этот эпизод казался Николаю Семеновичу Лескову смешным, но тогда, как писал автор «Автобиографической заметки», «Эта шутка возмутила мою детскую душу, и я не спал всю ночь, поминутно вскакивая и спрашивая, «за что, за что меня обидели?»

Он не мог больше оставаться в этом доме, и вскоре родители забрали сына в Панино. «В деревне я жил на полной свободе, которой пользовался, как хотел. Сверстниками моими были крестьянские дети, с которыми я жил и сживался душа в душу. Простонародный был я знал до мельчайших подробностей и до мельчайших же оттенков понимал, как к нему относятся из большого барского дома, из нашего «мелкопоместного курничка», из постоялого двора и с поповки…Народ просто надо знать, как самую свою жизнь, не штудируя её, а живучи ею. Я, слава богу, так и знал его, то есть народ, - знал с детства и без всяких натуг и стараний», - писал по прошествии многих лет Николай Семенович о своих детских впечатлениях, позволявших создавать очень реалистичные картины жизни простых людей в своих произведениях.

Но так как нужно было учиться дальше, Николая вскоре отвезли в Орел и определили в первый класс Орловской гимназии. Мальчик уже бывал в городе и раньше, когда здесь работал его отец. Дом Лесковых находился на 3-й Дворянской (ныне Октябрьской) улице.

Сначала маленький Лесков обитает в ареале своей улицы и ее недалеких окрестностей. Без няньки или под ее присмотром Николаша обживает район современного Дворянского гнезда.

Первые орловские места обитания - это дом и двор. Потом сады. Через садовую калитку, проделанную в заборе, виден выгон, где пасутся коровы. Выгон находится «на узкой полосе, отделявшей наши сады заборами от оврага». Туда, за сады, за заборы ему ходить запрещено. За выгоном и оврагом в недалекой Солдатской слободе (часть современной улицы Новикова, параллельная Октябрьской улице), «по утрам шла солдатская муштра и палочный бой». В Солдатскую слободу Николашу не пускают («Смотри! Боже упаси!»), за учениями рекрутов он наблюдает издали. Николаша жалеет солдат и плачет, когда их бьют.

С «берегового обрыва над рекою Орликом» раскрываются для него заорлицкие дали. «Место здесь довольно красиво. Тогда, до пожаров, это был край настоящего города. Вправо, за Орлик, шли мелкие хибары слободы, которая примыкала к коренной части, оканчивающейся церковью Василия Великого» («Несмертельный Голован»). Слобода называлась Пушкарной. Жители дворянского района в буквальном смысле слова смотрели на нее сверху: с обитателями слободы их ничто не связывало.

Друзей из сверстников поблизости нет, малыши не в счет, и собеседниками мальчика становятся взрослые. Будущие персонажи его произведений живут где-то совсем рядом на высоком орличном берегу. Прототип Голована был, видимо, одним из людей, оказывавших Лесковым хозяйственные услуги. Впоследствии Николай Семенович фотографически точно опишет нависавший над Орликом Голованов двор и окрестности вокруг него. А ещё в «Несмертельном Головане» будет приведена, якобы, дневниковая запись его бабушки Акилины Васильевны Алферьевой о том, как 26 мая 1835 года сорвавшаяся с цепи бешеная собака Рябка бросилась «на грудцы Анне», державшей на руках Николушку, то есть будущего автора этого произведения, и как нежданно появившийся легендарный Голован схватил эту Рябку за горло, бросил в погребное творило и спас тем дитя от неминуемой гибели». Дальше говорится: «Дитя это был я, и как бы точны ни были доказательства, я, однако, помню это происшествие». У сына Николая Лескова, который написал книгу о своем отце, возникло справедливое сомнение относительно этого случая. Дело в том, что Николаю к этому времени было уже четыре с половиной года. Но я все-таки склонна верить этому факту из биографии Лескова, так как многое, что мы не способны запомнить из раннего детства в силу своего возраста, у нас в голове откладывается благодаря несколько раз повторенным рассказам взрослых людей. И мы по прошествии многих лет это воспринимаем как своё собственное воспоминание.

С кем-то из взрослых, а, может быть, в милой компании сестрицы, братца и няньки Николаша постепенно знакомится с городом. Определенно когда-то отправлялись, если и не «гулять на кладбище к Троице» («Тупейный художник»), то, по крайней мере, навещать кого-то из близких, покоившихся там. По пути к кладбищу справа тянулась огороженная «чрезвычайно длинным полуразвалившимся забором» усадьба графа Каменского, которая занимала весь квартал. От Троицкого кладбища хорошо просматривался театр, его «огромное серое деревянное здание с фальшивыми окнами, намалеванными сажей и охрой». Усадьбу Каменского Лесков не без оснований называл «проклятой». Мучения крепостных актрис всему городу были известны.

Улица Верхняя Дворянская и ее обитатели, Троица, собор Бориса и Глеба, к которому Лесковы числились приходом, городской парк, Ока с ее хлебной пристанью, за жизнью которой так интересно было наблюдать с высокой горы, домашние разговоры о чиновниках-соседях, о губернаторе и военных людях, об архиереях и священниках, о прислуге и варке варенья, о сорте муки, о балаганах на масленицу, о кулачных и петушиных боях; поговорки, словесные штучки, орловские песни - все запоминал Николаша, во все вслушивался, во всё вникал. Потом это орловское богатство навеки сохранится в самом золотом фонде родной литературы.

Орловцы навечно останутся на страницах лесковской прозы. Мы знаем, как в отличие от Тургенева, Лесков любил вставлять в свои описания реально существовавших лиц и даже помещать их в рассказы под подлинными фамилиями. Документальность Лескова позволяют нам представить себе в Орле целый ряд удивительных личностей – и медника Антона, забиравшегося каждую ночь на крышу со своим самодельным телескопом и садившегося там «как кот около трубы» для наблюдения за «зодиями», и добросердечного купца Ивана Ивановича Андросова, который во время «поветрий» давал желающим медицинские рекомендации из книги «Прохладный вертоград», где было очень понятно сказано: «А где бывает мор, и в те места не надобе ходить, а отходите прочь». Другие указания знаменитого российского списка вызывали недоумение жителей, и это было к лучшему, потому что никто не знал, как их осуществить.

Когда Николаше пришла пора поступать в гимназию, дом в Орле был уже продан, и в августе 1841 года мальчику недорого сняли комнату «с двумя окнами на Оку» и полным пансионом - «обед, чай и прислуга». Это был идеальный вариант. Да и гимназия близко - по берегу пройти, мост перейти.

Город Орел в это время представлял собой довольно грустное зрелище. В конце июня того же года в городе случился грандиозный пожар, уничтоживший целые кварталы. Следы пожара, печальные погорельцы, бесконечный стук топоров встретили 10-летнего Лескова после долгого отсутствия в городе. Пепелища 1841 года и пожар 1843-го запомнились мальчику навсегда. Мотивы «прогорелого» города то и дело врываются в его рассказы. Пожары им называются «знаменитыми орловскими истребительными». Елецкие купцы в «Грабеже» смеются, что наш с вами Орел «не то город, не то пожарище».

Мальчик остался один в незнакомом ему месте, с чужими людьми. В первый год он очень скучает, но учится хорошо и исправно посещает занятия, так как боялся наказаний, которые практиковались в то время в этом учебном заведении.

У «руля» гимназии стояли директор гимназии Александр Яковлевич Кронеберг и инспектор гимназии Петр Андреевич Азбукин. Отдавая распоряжения и указания, умеренно поощряя и примерно наказывая гимназистов, оба не подозревали, что вот-вот станут литературными героями, войдя в описания одного из своих воспитанников, причем далеко не с самыми лестными характеристиками.

Как известно, бытовая сторона образования в гимназии была далека от иделов просвещения. Известно горькое описание Лесковым тесноты классных комнат, их духоты, антисанитарного состояния уборных и тяжело переносившихся морально физических наказаний гимназистов. В гимназии применялись розги. В «Житие одной бабы» Лесков напишет, как инспектор гимназии П.А. Азбукин, не отделявший от себя сторожа Леонова, «приглашая ученика «в канцелярию», говорил обыкновенно: «Пойдем, мы с Леоновым восписуем тя». С подлинной фамилией Лесков оставил нам на память еще одного исполнителя наказаний - сторожа Кухтина:

«Как грозный исполин.

Шагал там с розгами Кухтин».

В этом же произведении он признается, как боялся своего «Училища». Мальчик Миша, пишет он, теперь «Училища» не боится, как мы его боялись. Рассказывает, что у них уже не бьют учеников».

Личность Азбукина, одного из главных персонажей тогдашней гимназии, была, разумеется, неоднозначной. Вряд ли гимназисты знали, например, что их инспектор - главный редактор «Орловских губернских ведомостей» (с 1838), член-корреспондент туристического отделения «Совета Министров внутренних дел» (с 1836), первый орловский библиограф, один из первых археологов и первый музейный работник (подготовил некую «выставку произведений и музей» (1836), за свои успехи в образовании и общественной работе (создал первое «Статистическое описание губернии» (1836)) уже был награжден двумя бриллиантовыми перстнями, не считая разного уровня благодарностей и «признательностей». В 1845 году он станет членом Русского географического общества первого состава. Но в глазах гимназической детворы Азбукин предстоял в виде официальной карающей длани. Таким он и остался в лесковских воспоминаниях.

Лесков в своих воспоминаниях нелестно отзывался об Орловской гимназии и многих её учителях, по моему мнению, лишь потому, что получал не очень высокие оценки за свои знания.

Учителей, добрым словом упомянутых Лесковым, не так уж много. Первым в этом списке стоит его законоучитель Ефимий Андреевич Остромысленский, прототип Туберозова и тот самый отец Ефим, о котором в «Грабеже» Лесков напишет, что тот «был из духовных магистров, и если проповедь постарается, никак ее не постигнешь». Помимо высоких профессиональных качеств, отец Ефим был добр до бесконечности и любил пошутить, что всегда так ценят дети. Образ умного, знающего, доброго и находчивого Остромысленского остался и в других произведениях Н.Лескова, таких как: «Запечатленный ангел» и «Соборяне».

Среди лучших учителей Лесков также называет Валериана Варфоломеевича Бернатовича. О нем он вспоминает в некрологе, посвященном своему однокласснику и крупному физику Константину Краевичу. Андрей Лесков – сын Николая Семеновича Лескова - считает некролог холодноватым, но окончание его стоит повторить: «…учителя в средних заведениях имели нравственное влияние на своих воспитанников, а в Орловской гимназии был в числе других учителей человек необыкновенной прямоты и чистоты, Валериан Варфоломеевич Бернатович, которого ученики его поминали и благодарили всю жизнь за то, что он умел дать их характерам известную крепость».

Елена Ашихмина в своей работе «Орловское детство Лескова» считает, что отыскать орловских героев писателя времен его гимназической юности можно в романе «Некуда».

На третий год обучения Николаю была снята другая комната. Дом «у Никития» находился недалеко от гимназии. У хозяйки был сын, немного постарше Николая, который учился в той же гимназии. Родители надеялись, что Никишенька будет помогать в учебе их сыну. Но оказалось, что Никишенька не настолько увлечен науками, как это могло показаться родственникам Н.Лескова. Да и сам Николай подрос, обвыкся в гимназии и уже не так боялся наказаний, как раньше. Начались гуляния по городу.

Оказалось, в нем столько всего нужно было посмотреть! Сначала открылась бурная жизнь «на задах» огородов. В Орле они были соединены вместе, чтобы дома смотрели окнами на улицу. «Угородцы» отделялись друг от друга чисто символически, и соседи свободно наведывались друг к другу. Коллективистский принцип жизни на угородцах видится тем интереснее, что уличные ворота обыкновенно имели крепкие запоры, а окна - неизбежные ставни, обязательно закрываемые по вечерам.

Помимо огурцов, капусты, свеклы, морковки и зелени на «угородцах» росли и непременные «ягодные кусты» - смородина черная, белая, малина и крыжовник. Из всего этого великолепия в медных тазах, вытащенных на улицу, на открытом огне варилось варенье, в том числе и из всех ягод сразу. Называлось «ералаш». Яблонь вблизи домов было почти не видать. Любили черемуху и боярышник. Тем не менее, яблоки из барских садов продавались на рынках, их закупали и мочили на зиму. Лесков пишет о яблоках, «моченых в поспе», то есть в рассоле для мочки яблок из отвара отрубей. «Угородцы» украшались разноцветьем шиповника. Калина-малина всякая, ягодки в решете, скамеечки у ворот, на заборе кот сидит - стороннему наблюдателю вроде бы, милые, тихие картинки открывались.

Однако на «угородцах» развертывались такие драмы, какие могла срежиссировать только сама жизнь. Лесков вспоминает, как старику, который в летний день «пошел отдохнуть под куст черной смородины, - нетерпеливая невестка влила в ухо кипящий сургуч... Я помню как его хоронили...Ухо у него отвалилось...Потом ее на Ильинке палач терзал».

Это вообще было целое потрясение - Ильинка! Знаменитая базарная площадь на месте сквера Танкистов. Здесь продавалось все, что можно было продать: зерно, мука, одежда, посуда, книжки, конская сбруя, пироги, баранки, сбитень и прочее. Тут же офени выставляли иконы, написанные самодеятельными художниками. Их завязывали в стопки мочальными веревками. За образа на Ильинке просили много дешевле, чем в церкви. Странные, однако, бывали тут некоторые иконы! Например, Святой Христофор- покровитель лошадей, писался с головой коня. В церкви такие иконы, разумеется, не продавались и при священниках, идущих мимо, офени их прятали.

На масленицу на Ильинке покупались блины, которые поглощались тут же, и знаменитые орловские булки, называемые «прощениками» Длинные эти булки потом резались, сушились и употреблялись в пост. «Вкусу в них не полагалось решительно никакого, и они во весь пост составляли для нас с Никишею сущее наказание» Подгородние орловские жители с удовольствием покупали окрашенные шафраном маленькие желтые баранки, надевали их снизками на шею и в таком виде везли свои веселые гостинцы в деревню. На Благовещенье на Ильинке выпускали птиц («на волю птичку выпускаю при светлом празднике весны»), на Крещенье неподалеку отсюда, под Богоявленье делалась прорубь («иордань»), в которую орловцы бесстрашно погружались в рассамые морозы; тут сотнями продавались яйца к Пасхе, здесь, бывало, пускали воздушных змеев и т.д. Ильинка была отдельной школой жизни, подчас экстремальной. В николаевское время на площади стоял эшафот и совершались прилюдные наказания арестованных. Смотреть на это было тяжело.

Вправо от моста начиналась хлебная пристань с ее особым миром - с барками, стругами, паузками. Орловская речная флотилия грузилась и отплывала по весне, а летом возвращалась домой из дальних странствий; запах смолы, реки, мечтанья о далеких берегах; торжественное начало навигации, которую открывал сам генерал-губернатор Петр Иванович Трубецкой. Трудно было в этот день благонравно просидеть за уроками! (К примеру, 11 апреля 1844 года, с руководителями административных подразделений П.И.Трубецкой прибыл на пристань, чтобы лично проводить Орловскую флотилию в плавание. Весь город тогда собрался на правом окском берегу, и неизвестно, присутствовал ли в тот день на уроках третьеклассник Николай Лесков?) Где только не бывал тогда Николаша. Соблазны обступали гимназиста со всех сторон. Сам Лесков об этом времени писал: «Так с материальной стороны, нам было очень хорошо, но зато не было нам никакого нравственного воспитания, а порчи было множество». Итак, в последние годы своего обучения он больше времени проводит на улицах Орла.

Несмотря на то, что родители его, быть может, не без помощи богатой тети, ежегодно платят огромную по тогдашней цене денег, сумму в 600 рублей, или около 171 рубля серебром, за право учения, которым первенец упорно не пользуется. Дело закончилось тем, что осенью 1846 года Николай отказывается от переэкзаменовки в четвертый класс и получает жалкую «путевку в жизнь» -справку об окончании трех классов. На горе отцу и матери, на еще большее себе, ставится крест на дальнейшем школьном образовании. Впоследствии Лесков писал: был положен «предел правильному продолжению учености». «Об этом в тайне сердца своего он потом не раз горько пожалеет», - писал Андрей Лесков.

Сыну всегда было интересно узнать, почему отец не стал дальше учиться. Но в семье Лесковых было заведено не спрашивать о том, о чем сам Николай Семенович не хотел говорить. Незадолго до смерти бабушки Андрей Лесков спросил у неё, в чем тут было дело. Она без тени прощения или забвения давней обиды, жестко отрезала: «Не хотел учиться!»

Отсутствие солидного образовательного диплома болезненно уязвляло Лескова всю жизнь. И чем сильнее кровоточила эта рана, тем горячее хотелось убедить и себя и других, что это результат не личного своеволия, а драматически сложившихся обстоятельств: смерти отца, гибели всего состояния семьи в орловском пожаре. Однако среди родных жило иное объяснение, да и факты говорили обратное. Семен Дмитриевич умирает через два года после выхода старшего сына из гимназии. Оба знаменитых пожара не совпадают с гимназическими годами Лескова: первый был в июле 1841 года, второй в мае 1848 года, когда его уже два года не было в гимназии.

Сторицею покрывает он потом свой дипломный изъян огромной начитанностью, но отсутствие полноценного диплома вредит всегда, везде, во всем. В поздние годы Н.Лесков говорил: «Я нигде не кончил курса, но не могу сказать, чтобы я не учился, так как до седых волос не расстаюсь с книгой». Много читал он и когда учился в Орловской гимназии, посещая дом А.Н.Зиновьевой, у которой была огромная библиотека.

Андрей Лесков считает, будь родители рядом, живи он в своем доме под контролем достаточно жесткой матери, все могло бы быть иначе.

Потеряв гимназическую позицию, подросток оказался в трудном положении: что делать, куда идти? Широкие пути, открывавшиеся тогда университетом, закрылись. Приходится искать какого-то устройства в Орле или в Кромах. Хорошо, что у отца остались старые связи.

Много пришлось хлебнуть горького на родной Орловщине, и в душе всегда мечталось со временем уйти из неё. В 1846 году Орел не сулил ничего. Но так или иначе надо было куда-то поступить. Приходилось идти, куда брали. После двух-трех месяцев, в которые Семен Дмитриевич успел списаться кое с кем из старых сослуживцев, Николая Семеновича удается пристроить в уголовную палату в роли вольнонаемного служителя, одним из писцов. Обычаи и нравы здесь царили зловещие и темные… Но они же с беспощадной суровостью обогатят память, опыт и палитру будущего бытописателя, беллетриста. Много чудесного в этой области мог слышать Лесков раньше от своего отца. Теперь он будет узнавать уже сам, лично, непосредственно из «дел». Несомненно, что пребывание в орловском судилище привило Лескову незаурядный, как бы профессиональный , интерес к криминалистике.

Когда Н.Лескову исполнилось шестнадцать лет, появилась возможность быть зачисленным на государственную службу. 30 июня 1847 года Николай Семенович «вступил в Орловскую палату суда и причислен Орловским губернским правлением ко 2-му разряду канцелярских служителей». А 28 июля 1848 года Н.С.Лесков был причислен «к первому разряду канцелярских служителей». В том же месяце он теряет отца. Смерть последнего ничем не сказывается на судьбе старшего сына, да и семьи. Николай Семенович продолжает служить в Орле. Мать привычно хозяйствует в Панине.

Семнадцати с половиной лет, 27 сентября 1848 года, Лесков становится помощником столоначальника Орловской уголовной палаты. Но данная работа не по душе Николаю Лескову, тем более он хочет оставить «чертов город»: так много пришлось хлебнуть горького на родной Орловщине. В начале 1850 года он переезжает в Киев к дяде. С Орлом было покончено «навечно».


3. Послесловие…


Работая над данной темой, я во многом обогатила свой интеллект, словно совершила экскурс в «лесковский Орел». Передо мной чередою проходили узенькие улочки старинного города, по которым гулял Лесков-гимназист, величаво возвышались православные орловские храмы, рядом с которыми, благоговейно крестясь, проходил будущий писатель. Я будто воочию видела людей, встретившихся на его пути, слышала своеобразный орловский говор, видела деревенскую усадьбу Лесковых с её бытом, традициями, укладом. Пытаясь понять психологию мальчика-подростка, я во многом узнавала и себя, ибо меняются лишь времена, а человек остается человеком с его русской мятущейся и ранимой душой, его вечным поиском себя и истины.

Н.С.Лесков, прожив первые 18 лет жизни на Орловщине, пройдя здесь свои первые «житейские университеты», постоянно обращался в своем творчестве к «орловским записям и памятям»: на протяжении всей жизни многими нитями был связан со своим родным краем. Изъездив почти всю Русь «от Черного моря до Белого и от Брод до Красного Яру», побывав на севере европейской России и знойных украинских степях, Лесков до мозга костей оставался орловцем, увековечив названия орловских мест и имена орловцев на страницах своих произведений. Поражает, как, живя в Петербурге, Лесков хорошо помнил Орел, его улицы и переулки, соборы, монастыри и маленькие церкви, базары и площади, присутственные учреждения и дворянские городские усадьбы, главные улицы города и окраинные слободки, а самое главное – орловские были и небылицы, удивительные происшествия и народные предания, действительные события и их художественную интерпретацию различными повествователями.

Орловские впечатления легли в основу многих рассказов и повестей Н.С.Лескова. Здесь он познакомился и с многочисленными образами подлинно русских людей – «чудаков», ставших впоследствии положительными героями его произведений. Эти люди до конца жизни писателя поддерживали в нем неугасимую веру в светлое будущее народа-исполина. И, наконец, родина дала ему чудесный язык, сделала его мастером русского слова. Именно поэтому, а не только формально – по месту рождения - Орловщина считает Лескова «своим» писателем.

Уже известным писателем Николай Семенович с большой теплотой будет отзываться о малой родине, вскормившей его талант, будет гордиться, что родился на Орловщине.


Библиография

  1. Н.С.Лесков «Повести и рассказы» - Москва, «Детская литература»,

1972 г.

2. Н.С.Лесков «Автобиографические заметки» - Собрание сочинений в 11 томах, т. 11 – Москва, ГИХЛ, 1958 г.

3. Е.Ашихмина «Орловское детство Лескова» - Сб. «И прошлого мы слышим голоса», Орел, 2008 г. (дополненное)