Знания, из толерантной этносоциальной политики и геостратегической линии русского государства линии, охватывающей практически весь период существования России

Вид материалаДокументы

Содержание


Возникновение философии как проблема
Об авторах
Антипов Антон Александрович
Баранец Наталья Григорьевна
Барсегова Анна Эдуардовна
Буланенко Максим Евгеньевич
Векслер Елена Игоревна
Волошина Марина Андреевна
Гаспарян Ольга Леонидовна
Глущенко Екатерина Александровна
Давыдова Светлана Ильинична
Ершова Оксана Владимировна
Красотин Евгений Петрович
Крыжановская Анна Васильевна
Куликов Геннадий Петрович –
Леонтьев Юрий Алексеевич
Луценко Виктория Евгеньевна
Мальцев Александр Владимирович
Мулляр Лилия Анатольевна
Панченко Виктория Витальевна
...
Полное содержание
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6

Возникновение философии как проблема



Идеологические баталии прошлых столетий поутихли, но многие проблемы философского знания настолько важны и специфичны, что вызывают постоянный интерес исследователей. Проблема происхождения философии, еще со времен Пифагора и Аристотеля, осознается как нечто, требующее ясного и логически понятного решения. К середине XX века, формируются два противоположных подхода в толкования генезиса философского знания – мифогенный и гносеогенный.

Мифогенная концепция прямо связывает происхождение философии с Мифом и рассматривает ее как рационализированный, абстрактный миф. При мифогенном подходе справедливо подчеркивается то, что философия «наследует структурно-схематический состав мифомышления, и в этом смысле ее зарождение соединяет историческое и доисторическое сознание непрерывной линией преемственности» [1; С. 20].

Однако с точки зрения традиционной [2] философии этот взгляд имеет существенный недостаток. Рассматривая «тему философии как тему мифа и религии, а ее проблематику как религиозно-мифологическую» [3; С. 108], он фактически [4] лишает философию ее содержания, Кроме того, ассоциативное (метафорическое) и логическое (понятийное) мышление – это противоположные типы дискурса. Без промежуточного этапа исторический переход от одного к другому невозможен.

Гносеогенная концепция утверждает происхождение философии из развивающегося научного знания. Основная идея концепции кратко выражена В.У. Бабушкиным: «Возникновение философии – это, в сущности, процесс преодоления мифологического сознания научно-теоретическим мышлением» [5].

Понятно, что непосредственно из веры не возникает рациональное знание. Однако, «Миф» в себе самом содержал практические знания (навыки и умения), а также элементы эмпирического знания, имеющего прикладной, прагматический характер (лунарные циклы, связанные с астрономическими наблюдениями, или арифметические исчисления, связанные с содержанием определенного количества членов семьи, вооруженных людей и так далее). Поскольку здесь философии еще нет, постольку речь идет о знании, которое многие авторы называют наукой. В.У. Бабушкин совершенно согласен с мнением А.Н. Чанышева: «Факты показывают, что свои первые шаги наука совершает задолго до первых шагов философии, что возникновение науки предшествовало возникновению философии» [6].

Но в аргументации гносеогенного подхода есть слабая сторона. Как считает А.В. Семушкин такой взгляд на происхождение философии «оправдан, по-видимому, в одном и только одном случае: если философию всецело сводить к рационально-познавательной деятельности мышления» [1; С. 31].

Главными уязвимыми местами концепции «гносеологов» можно считать, во-первых, невозможность объяснить то, как из эмпирического, по сути практического знания, возникает умозрительное и, более того, элементарно-теоретическое знание [7]; во-вторых, вынужденный разрыв преемственности «между философским и дофилософским знанием и рассмотрение религиозно-мифологических элементов у досократиков как «пережитков» или досадных «родимых пятен» дофилософского сознания» [3; С. 108].

В середине ХХ века возникает третья, концепция, носящая синтетический характер. Ее выдвинули и обосновали А.Н. Чанышев и Ф.Х. Кессиди. А.Н. Чанышев полагает, что духовным источником философии выступает предфилософия – как «совокупность развитой мифологии, с одной стороны, и начатков некоторых наук (математика, астрономия, физика, медицина) – с другой» [8]. Это более приемлемая, на наш взгляд, точка зрения, но тоже уязвимая. Как отмечает А.В. Семушкин: «Основное затруднение возникает как раз тогда, когда миф и эмпирическое знание расцениваются в качестве равноправных и в причинном отношении равномощных источников философии» [1; С. 30].

Дело в том, что знание, предшествующее философии – это эмпирическое знание. Астрономия является результатом чистого наблюдения. По мнению Б. Ван-дер-Вардена, именно в первом, позднеассирийском периоде (1000–612 гг. до н. э.) были изучены неподвижные звезды; выделены, в виде зодиака, пути Луны, солнца и планет; систематические наблюдения позволяли предсказывать затмения; была вычислена продолжительность дня и всех фаз луны линейными методами [9]. Египетско-вавилонская математика (арифметика) носила чисто прикладной, практический характер: расчеты при землепользовании, строительстве ирригационных сооружений и общественных зданий, а так же расчеты зависимости количества питания от продолжительности пути и количества людей, связанные с военными нуждами [10; С. 115]. Даже в IV-III веках до н. э., когда уже имеют место элементы теоретической математики – эмпирический, чувственный аспект все еще присутствует. Это заметно у пифагорейцев: у них «точка уподобляется единице, линия – двойке, плоскость – тройке, тело – четверке» [11]. Медицина вообще представляла из себя смесь эмпирических навыков, наблюдений и магических действий; описаний гипократовского типа тогда не было [10; С. 107]. Даже, если принять концепцию Б.Л. Яшина о науке как смене двух интенциональностей, то есть о последовательной смене практической ее части – теоретической [12], и тогда возникает масса вопросов. Например, если практические, опытные знания первобытного человека были «истинными», то есть совпадали не с субъективными представлениями, а с реальными свойствами вещей, природными обстоятельствами, то любое знание (как разжечь костер из сырых дров, как попасть копьем в животное, как добыть огонь) можно называть наукой [13], – ведь ему можно научить.

Этот беглый обзор обнаруживает, что знания, идентифицируемые известными исследователями проблемы генезиса философии А.Н Чанышевым, Ф.Х. Кессиди, В.К. Шохиным, а также представителями «гносеологического» подхода, как важный элемент предфилософии, не имеют отношения к возникновению собственно философского знания. Очевидно, наука как элемент предфилософии не имеет отношения к предфилософии как непосредственному основанию философии.

Скорее всего, переход от опытного, чувственного знания к умозрительному, содержащему элементарные фрагменты [14] действительно научного знания, осуществлялся одновременно и параллельно со становлением философии. Она же выступала как созерцательное, не опирающееся на непосредственный опыт, но конструируемое при помощи воображения чисто умопостигаемое знание. Последнее же, как говорит Аристотель, является главным типом мышления, обращенным на «на высшее» [15; С. 310]. Мыслитель считает, что «науки об умозрительном (theōrētikai) – выше искусств творения (poiētikai)», <когда> «цель рассуждения – показать,… что так называемая мудрость, по общему мнению, занимается первыми причинами и началами» [15; С. 67].

Знание Древнего мира было синкретичным. Философия, собственно, и представляла собой это общее знание, поэтому философ являлся носителем и протонаучного и собственно философского знания одновременно. Однако сегодня не видеть предметного различия между математико-астрономическими исследованиями Фалеса и его философскими фрагментами, хотя бы и называемыми натурфилософией, невозможно. Умозрительность знаний была всеобщей характеристикой, как и его нерасчлененность, но, очевидно, что она не тождественна современному пониманию теоретического знания [16].

«Развитая мифология» как понятие неудовлетворительно и по другой причине. Это рационально, художественно обработанная мифология, которая представляет с одной стороны вполне развитую религию (политеизм антропоморфного типа, в отличие от аморфных и зооморфных первобытных верований), с другой стороны – это вполне свободное, независимое от сакральных условий и обстоятельств искусство. В нем миф существует не как реальность, происшедшая «во время оно», а как некоторое повествование, не имеющее ни святости, ни являющееся каноном, образцом поведения. Миф в политеизме является необходимым элементом, но не целостным мировоззрением, каковым он был в первобытном обществе. В искусстве миф вообще приобретает совершенно платоновское значение – рассказ, вымысел.

Сложность интерпретации генезиса философии заключается в совпадении ее зарождения с ее развитием. «Философский опыт, – пишет А.В. Семушкин в работе «У истоков европейской рациональности», – идентифицируется с единственным в своем роде опытом возникновения самой философии» [1; С. 7]. Но речь идет о его предпосылках, о причинах его возникновения, а не становления в трех регионах: Индии, Китае, Греции.

Основная проблематика философии: происхождение мира, его пространственная координация и субординация, появление человека, существование его души и прочие, менее значимые проблемы, – все это мифо-религиозное наследие, непосредственно перешедшее на понятийный философский уровень. А.Ф. Лосев показал, что смысл понятия «апейрон», введенного греческим натурфилософом Анаксимандром не только «бесформенное», «бесконечное» и «неопределенное», но и «божественное» [17]. Представления Аристотеля о «материи» очень хорошо коррелируются с его представлениями о первоначальном «хаосе», из которого все произошло в греческой религии. Анализ философских аспектов древних упанишад, а также ведических школ индийской, философии, возникших в недрах и на основе брахманизма, философии буддизма показывает, что эти явления формируются сразу как религиозная идеология. Это же можно отнести к философии «Дао дэ цзин» и «Лунь Юй» в Китае.

Любую развитую религию (кроме примитивной первобытной) или эпос можно вполне правомерно определять как n-кратно идеологизированную мифологию [18]. Это, правда, не дает нам основания для отождествления религии и мифологии, что характерно для «мифогенной» концепции. Если бы в качестве основания философии указывалась идеологизированная религия, то такая позиция была бы более предпочтительна, так как и искусство обязано своим появлением первобытным религиозным верованиям. Десятки тысяч лет повторялись религиозно-магические ритуалы моторного и звукового характера. Более ста тысяч лет существуют наскальная живопись и скульптура так же обеспечивающие обрядовую сторону как мифологии, так и более развитой религии [19]. Постепенно эта сторона деятельности человека приобретала эстетический характер и бóльшую независимость от мифо-религиозного ритуала. В эпоху мезолита (18 тыс. лет назад) искусство, продолжая обслуживать обрядовую сторону религиозных культов, приобретает и независимость. Особенно это касается украшений (бусы, ожерелья), которые изготавливаются из ракушек, кости.

Образы искусства, особенно «архетипы», а затем «типические образы» не только становятся символами [20], то есть приобретают возможность интерпретироваться различным образом, что невозможно не только в Мифе, но и в элементарном научном, например, математическом знании. Они, образовывая чувственно-эмоциональную систему, как «типическое», позволяют создавать «целостно-всеобщее», не менее целостное, чем сам миф, но мифом уже не являющееся. Искусство, таким образом, имеет значительно бóльшие возможности для выражения в системе образов отношения человека к миру, в котором он обитает и к другим людям, составляющим значительную часть этого мира. Это уже не чувственно-единичные смыслы событий, воспроизводящие действия сверхсуществ или предков в поступках мифологического человека, а смыслы, носящие кроме целостности еще и скрыто-разнообразный всеобщий характер. Как считает один из ведущих отечественных востоковедов А.И. Кобзев, – символ есть «репрезентативная абстракция, которая также лежит в основе всякой художественной типизации. Художественный образ всегда конкретен и уникален, но вместе с тем выступает в качестве представителя всего множества подобных ему явлений, индивидуально репрезентируя их. Индивид становится типом, а имя собственное – нарицательным, то есть общим, как наиболее характерным» [21].

Таким образом, кроме практических знаний, которые можно назвать почти практическими навыками, в этот период нет еще даже элементарных, чисто отвлеченных (абстрактно-всеобщих), а не просто умозрительных, то есть вымышленных знаний. В отличие от бессознательности архаического мифа, то есть мифа первобытных охотничьих общин, где мифология и есть первобытное мировоззрение, «мифы» Гильгамеша и Рамаяны, Гомера и Гесиода, – это уже осознанное, отрефлексированное в художественной форме, мировоззрение социально-неод­нородного общества. То есть, уже другой исторический тип мировоззрения. Недаром архаические мифы первобытных культур – австралийских аборигенов, новозеландских племен маори, некоторых племен малайского архипелага, или некоторых африканских племен, никогда не определяются с точки зрения литературных жанров. Однако «Сказание и Гильгамеше», «Рамаяна», гомеровские «Илиада», и «Одиссея», «Теогония» Гесиода рассматриваются как героический, исторический или мифологический эпос – один из древнейших родов и жанров мировой литературы. Именно в рамках этого исторического периода и происходит переход от одной всеобщности, выраженной в художественной форме, к другой всеобщности, выраженной в абстрактном понятии, что создавало возможность возникновения философии.

Таким образом, религия породившая совокупность проблем, и искусство создавшее тип как художественное всеобщее способствовали качественному развитию мышления, что, несомненно, выразилось в развитии языка [22]. Потому более предпочтительным представляется связывать происхождение философии именно с этими феноменами.


Примечания

  1. Семушкин А.В. У истоков европейской рациональности. М., 1996.
  2. Под традиционной имеется в виду рационалистическая философия, ведущая начало от Сократа и отождествляющая всеобщее с общезначимым, и, таким образом, отождествляющая философию с наукой. Нетрадиционная философия, начинающаяся с Протагора, субъективирует всеобщее (истину) и считается иррациональной.
  3. Кессиди Ф.Х. От мифа к логосу (Становление греческой философии). М., 1972.
  4. Фактически никто и никогда не лишал ни философию, ни религию, ни миф, в качестве форм мировоззрения, права и возможности видеть, осознавать, запечатлевать ту систему ценностей, которая бы содержательно соответствовала, или не соответствовала друг другу. Если посмотреть непредвзято на сами проблемы, – станет видно, что проблема происхождения мира (как бы она не рассматривалась), – одинакова: сущее = субстрат = материя = бог = дух = и любые мета- и зооморфные состояния.
  5. Бабушкин В.У. О природе философского знания. М., 1978. С. 16.
  6. Чанышев А.Н. Эгейская предфилософия. М., 1970. С. 142. Не существует еще «науки», ни в каком виде, ибо понятно, что речь идет не о знании как валять шерсть, как плавить медь, метать копье, декламировать Гомера и так далее, то есть, не о том чему можно научить практически. В VI веке до н. э. и, тем более, ранее не было, да и не могло быть научно-теоретического мышления, которое приводило к умопостигаемому и доказуемому (логически и практически) знанию. То знание, что имелось, уже довольно давно фигурирует в литературе как «преднаука» или «протонаука», что объясняется очевидной предметно-практической спецификой знания древнего мира.
  7. Декарт вынужден ввести понятие интеллектуальной интуиции, так как прекрасно понимает отсутствие какой-либо возможности рационально объяснить (логически вывести или обобщить) возникновение какого-либо теоретического конструкта (аксиом, например) непосредственно из конкретного опыта. Тем более, невозможно получить непосредственным выведением теоретический (умозрительный) постулат из эмпирического знания. Это аксиома современной логики и методологии научного знания.
  8. Чанышев А.Н. Начало философии. М., 1982. С. 49.
  9. Ван-дер-Варден Б. Пробуждающаяся наука. II. Рождение астрономии. М., 1991. С. 140.
  10. Дьяконов И.М. Научные представления на древнем Востоке // Очерки естественнонаучных знаний в древности. М., 1982.
  11. Асмус В.Ф. Античная философия. М., 1976. С. 132.
  12. Яшин Б.Л. Становление и развитие математической науки: фундаменталистский и нефундаменталистский подходы // Гуманитарные исследования. Вып. 7. Уссурийск, 2004. С. 11.
  13. Вязанию на спицах, рубке мяса, чтению стихов или теологическим доктринам можно научить, но едва ли это можно признать действительной наукой. Наука – это система дискурсивных, логически связанных друг с другом знаний, описывающих и объясняющих явления объективного мира.
  14. Элементарные в том смысле, что их совокупность не представляет системы, а выглядит как архипелаг в океане ненаучного знания.
  15. Аристотель. Метафизика // Соч.: В 4 т. М., 1976. Т. 1.
  16. «Теория», «теоретичность», в отличие от «умозрения», сегодня понимаются не просто как любое отвлеченное знание, но как знание принципиально доказуемое или опровергаемое любым доступным способом, в том числе и практическим, так как теология, мистика и прочее знание подобного типа прекрасно вписываются в понятие умозрение, являются формально похожим, но не теоретическим, с содержательной стороны, знанием. Критерии оценки, репрезентативности действительно теоретических знаний можно указать: простота, системность, доказуемость, наглядность, строгость и однозначность языка и тому подобное. Ни одно умозрительное в точном смысле этого слова знание (теология, например) не имеют такого системного набора общезначимых оснований. В основе чисто умозрительных, созерцательных (в аристотелевском смысле) знаний лежит личностное начало, – вера.
  17. А.Ф. Лосев вполне обоснованно предполагает, что понятие «божественное» было гораздо более понятно людям этого времени, чем понятия «бесформенное» или «неопределенное»; смысл этих понятий был чрезвычайно сложен для понимания, особенно простыми людьми.
  18. Дьяконов И.М. Архаические мифы Востока и Запада. М., 1990. С. 43-46.
  19. Первобытное искусство охватывает ряд ступеней палеолита: от мустье до мадлена.
  20. Довольно часто в отечественной литературе и в переводах термин «символическое» используется как «то, что означает», то есть как знак. Очевидно, что к Мифу такая символичность не приложима, так как он все фиксирует однозначным образом. Символическое отношение к миру дает понимание множества возможных смыслов события или вещи (Лосев А.Ф. Логика символа // Философия. Мифология. Культура. М., 1991. С 247-274), а это уже специфика искусства, то есть предфилософский период.
  21. Кобзев А.И. Учение о символах и числах в китайской классической философии. М., 1993. С. 354.
  22. Проблема формирования языковых средств обобщения, формирования абстрактных понятий в данной статье не рассматривается, так как представляет самостоятельную и сложную проблему.

ОБ АВТОРАХ




Ажимов Феликс Евгеньевич – канд. филос. наук, ст. преп. каф. философии Дальневосточного государственного университета (г. Владивосток)

Антипов Антон Александрович – канд. филол. наук, ст. преп. каф. философии Северного международного университета (г. Магадан)

Астахова Лариса Сергеевна – канд. соц. наук, доц. кафедры философии Казанского государственного университета им. В.И. Ульянова-Ленина (г. Казань, Республика Татарстан)

Баранец Наталья Григорьевна – докт. филос. наук, проф. каф. философии Ульяновского государственного университета (г. Ульяновск)

Барсегов Эдуард Владимирович – канд. филос. наук, зав. каф. изобразительного искусства Дальневосточного государственного технического университета (г. Владивосток)

Барсегова Анна Эдуардовна – аспир. каф. философии Дальневосточного государственного университета (г. Владивосток)

Биневский Александр Александрович – канд. филос. наук, проф. каф. философии Дальневосточного государственного университета (г. Владивосток)

Буланенко Максим Евгеньевич – стажер Университета им. Филиппа

(г. Марбург, Германия)

Варакина Галина Владиславовна – канд. культурологии, докторант Российского института культурологии (г. Москва)

Векслер Елена Игоревна – ассист., Уссурийский государственный педагогический институт (г. Уссурийск)

Винокуров Дмитрий Александрович – аспир. истор. факультета Башкирского государственного педагогического университета (г. Уфа, Республика Башкортостан)

Волошина Марина Андреевна – канд. филос. наук, ст. преп. каф. философии Дальневосточного государственного университета (г. Владивосток)

Воскресенская Марина Борисовна – канд. филос. наук, доц. каф. философии Костромского государственного университета (г. Кострома)

Гаспарян Ольга Леонидовна – канд. филос. наук, доц. каф. философии Дальневосточного государственного университета (г. Владивосток)

Гилёва Виктория Валерьевна – асп. каф. философии Дальневосточного государственного университета (г. Уссурийск)

Глущенко Екатерина Александровна – преп. Хабаровской духовой семинарии (г. Хабаровск)


Григорьев Борис Васильевич – докт. филос. наук, проф. каф. философии Дальневосточного государственного университета (г. Владивосток)

Давыдова Светлана Ильинична – канд. филос. наук, доц. каф. философии Хабаровского государственного гуманитарного университета (г. Хабаровск)

Доржиева Лариса Альбертовна – студ. Юридического факультета Бурятского государственного университета (г. Улан-Удэ, Республика Бурятия)

Ершова Оксана Владимировна – студ. Ульяновского государственного университета (г. Ульяновск)

Кимасов Андрей Васильевич – магистр философии, преп. Восточно-Казахстанского государственного технического университета им. Д. Серикбаева (г. Усть-Каменогорск, Республика Казахстан)

Красотин Евгений Петрович – зам. нач. по учебной работе Дальневосточного юридического колледжа ФСИН РФ (г. Уссурийск)

Кривенышева Елена Николаевна – асп. каф. философии для гуманитарных специальностей Мордовского государственного университета имени Н.П. Огарева (г. Саранск)

Крыжановская Анна Васильевна – ст. преп. каф. иностранных языков Тюменского государственного архитектурно-строительного университета (г. Тюмень)

Кудряшова Елена Викторовна – студ. Ульяновского государственного университета (г. Ульяновск)

Куликов Геннадий Петрович – канд. филос. наук, доц. каф. культурологии Дальневосточного государственного университета (г. Владивосток)

Леонидов Денис Владимирович – канд. филос. наук, ст. преп. каф. теологии и религиоведения Дальневосточного государственного университета (г. Владивосток)

Леонтьев Юрий Алексеевич – канд. филос. наук, доц. Хабаровского пограничного института ФСБ РФ (г. Хабаровск)

Лизунова Маргарита Викторовна – ст. преп. каф. философии Курганского государственного университета (г. Курган)

Луценко Виктория Евгеньевна – преп. Дальневосточного юридического колледжа ФСИН РФ (г. Уссурийск)

Мазур Юлия Евгеньевна – аспир. каф. политологии, культурологии и истории Уссурийского государственного педагогического института (г. Уссурийск)

Мальцев Александр Владимирович – асп. каф. философии Санкт-Петербургского государственного политехнического университета (г. Санкт-Петербург)

Модин Борис Петрович – канд. филос. наук, доц. каф. философии Дальневосточного государственного университета (г. Владивосток)

Мулляр Лилия Анатольевна – канд. филос. наук, ст. преп. Пятигорского филиала Северо-Кавказской академии государственной службы (г. Пятигорск)

Ожерельева Ольга Юрьевна – ст. преп. Пятигорского филиала Северо-Кавказской академии государственной службы (г. Пятигорск)

Панченко Виктория Витальевна – асс. каф. культурологии Дальневосточного государственного университета (г. Владивосток)

Пишун Сергей Викторович – докт. филос. наук, проф., зав. каф. философии Дальневосточного государственного университета (г. Владивосток)

Попов Юрий Петрович – канд. филос. наук, проф. каф. философии Дальневосточного государственного университета (г. Владивосток)

Рахвалова Валентина Константиновна – канд. филос. наук, доц. каф. философии Дальневосточного государственного университета (г. Владивосток)

Русанова Елена Алексеевна – соискатель каф. философии Курганского государственного университета (г. Курган)

Силантьева Маргарита Вениаминовна – докт. филос. наук, зав. каф. философии Государственной академии славянской культуры (г. Москва)

Скрынникова Наталья Владимировна – канд. филос. наук, доц. каф. иностранных языков Владивостокского филиала Российской таможенной академии (г. Владивосток)

Стах Лариса Владимировна – ассист. каф. теологии и религиоведения Дальневосточного государственного университета (г. Владивосток)

Степанова Инга Николаевна – канд. филос. наук, проф., зав. каф. философии Курганского государственного университета (г. Курган)

Степашко Лилия Анатольевна – докт. пед. наук, проф. каф. теории и методики профессионального образования Института педагогики и образования Дальневосточного государственного университета (г. Владивосток)

Фунтусов Владимир Степанович – канд. филос. наук, зав. каф. философии Дальневосточного государственного технического рыбохозяйственного университета (г. Владивосток)

Черникова Валентина Евгеньевна – докт. филос. наук, проф. каф. философии Ставропольского государственного университета (г. Ставрополь)

Честнейшин Николай Васильевич – канд. филос. наук, ст. преп. Северодвинского филиала Поморского государственного университета им. М.В. Ломоносова (г. Северодвинск)

Честнейшина Диана Анатольевна – ассист. Северодвинского филиала Поморского государственного университета им. М.В. Ломоносова (г. Северодвинск)

Шестакова Ирина Григорьевна – канд. филос. наук, доц. каф. философии и социальных наук Санкт-Петербургского университета государственной противопожарной службы МЧС РФ (г. Санкт-Петербург)

СОДЕРЖАНИЕ




ПРЕДИСЛОВИЕ ………………………….………………………………………… 3