Типология композитов в эрзянском и немецком языках 10. 02. 02. Языки народов Российской Федерации (финно-угорские и самодийские)

Вид материалаАвтореферат

Содержание


Общая характеристика работы
Актуальность темы.
Цель и задачи исследования
Объект исследования
Источники исследования
Методы исследования
Теоретическая и практическая значимость
Апробация работы
Структура и объем диссертации
Основные положения
Содержание работы
Полносложными соединениями
Детерминативные композиты
Копулятивные композиты
Посессивными композитами
Подобный материал:

На правах рукописи


КУКУШКИНА ЕЛЕНА АЛЕКСЕЕВНА


ТИПОЛОГИЯ КОМПОЗИТОВ

В ЭРЗЯНСКОМ И НЕМЕЦКОМ ЯЗЫКАХ


10.02.02. – Языки народов Российской Федерации

(финно-угорские и самодийские)


АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание учёной степени

кандидата филологических наук


Саранск – 2007

Работа выполнена в отделе языкознания

ГУ «Научно-исследовательский институт гуманитарных наук

при Правительстве Республики Мордовия»


Научный руководитель: доктор филологических наук

профессор М. В. Мосин


Официальные оппоненты: доктор филологических наук

профессор Л.П. Водясова


кандидат филологических наук

доцент Г.И. Денисова


Ведущее учреждение: ГОУ ВПО «Марийский государственный университет»


Защита состоится 25 мая 2007 г. в 10 ч. 00 м. на заседании диссертационного совета Д 212.117.09 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора филологических наук при Мордовском государственном университете им. Н. П. Огарева

по адресу: 430000, г. Саранск, ул. Большевистская, 68, ауд. 403.


С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке

Мордовского государственного университета им. Н. П. Огарева.


Автореферат разослан 23 апреля 2007 г.


Учёный секретарь

диссертационного совета

кандидат филологических наук доцент А. М. Гребнева

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ


Настоящее диссертационное исследование является продолжением исследований в области сравнительного словообразования и представляет собой первое специальное самостоятельное исследование типологии композитов в эрзянском и немецком языках.


Актуальность темы. Необходимость обращения к данной теме обусловлена как теоретическими, так и практическими потребностями.

Интерес к сравнительно-сопоставительному и типологическому исследованию в современном языкознании, ясно обозначившийся в последние десятилетия, очень велик. Проблемы и методы сравнительно-типологического анализа актуальны как для языков, входящих в одну и ту же генетическую группу, так и для языков, генетически между собой не связанных. Совершенно справедливыми являются размышления по этому поводу И. А. Бодуэна де Куртенэ, который писал: «... мы можем сравнить языки совершенно независимо от их родства, от всяких исторических связей между ними. Мы постоянно находим одинаковые свойства, одинаковые изменения, одинаковые исторические процессы и перерождения в языках, чуждых друг другу и исторически, и географически. С этой точки зрения мы можем сравнить развитие языков романских с развитием языков новоиндийских и т. д. Везде мы наткнемся на вопросы о причине сходств и различий в строе языка и в эволюционном процессе на той и другой почве. Подобного рода сравнение языков служит основанием для самых обширных лингвистических обобщений как в области фонетики, так и в области морфологии языка, так и, наконец, в области семасиологии, или науки о значении слов и выражений». [Бодуэн де Куртенэ 1963: 245].

Актуальность данного исследования проявляется в применении методов типологического анализа как в структуре, так и в семантике именных композитов эрзянского и немецкого языков – генеалогически и типологически различных языков, входящих в культурно-исторические общности носителей, которые в прошлом не имели между собой ничего общего.

Выбор темы и ее актуальность обусловлены также происходящими преобразованиями в области преподавания иностранных языков в средней общеобразовательной и высшей школах, направленными на учет особенностей родного языка адресата. Как известно, изучение любого языка наиболее эффективно в сравнении с результатами параллельного изучения фактов родного языка учащегося. Сравнение двух или нескольких языковых систем на синхронном уровне раскрывает индивидуальные особенности конкретного языка и, вместе с тем, черты, общие с другим языком; позволяет выявить наиболее существенные расхождения в языковых структурах в целом и на отдельных уровнях, классифицировать их, систематизировать и в результате выработать оптимальные рекомендации к практическому овладению изучаемым языком или языками.

Исходя из вышесказанного, актуальность темы исследования определяется уровнем современного языкознания, настоятельными требованиями школьной и вузовской практики, слабой разработанностью проблемы.

Цель и задачи исследования. Основная цель работы заключается в сравнительно-типологическом изучении и описании композитов в эрзянском и немецком языках.

В соответствии с поставленной целью предполагается решение следующих задач:

– выявление критериев разграничения сложного слова и словосочетания в исследуемых языках;

– установление и теоретическое обоснование мотивов композитообразования и композитоупотребления;

– сопоставительный анализ структурных типов композитов и закономерностей их употребления в эрзянском и немецком языках;

– характеристика семантического своеобразия именных композитов в исследуемых языках;

– определение межъязыковых эквивалентов и компенсаторных механизмов в сферах различия.

Объект исследования. Объектом исследования являются именные композиты и их употребление в эрзянском и немецком языках.

Научная новизна диссертации заключается в том, что избранный объект исследования до настоящего времени не был предметом специального изучения. В настоящей работе впервые делается попытка сопоставительного описания именных композитов в эрзянском и немецком языках в структурно-семантическом аспекте: рассматриваются механизмы словосложения эрзянского и немецкого языков, выявляются тождества и различия, анализируется семантическое наполнение композитов.

Источники исследования. Поставленная проблема исследована на материале художественных произведений мордовских и немецких писателей, а также лексикографических источников.

Теоретической основой работы послужили труды отечественных и зарубежных лингвистов по общим и частным вопросам финно-угорского и индоевропейского языкознания (Шестакова 1952; Степанова 1953, 1959, 1966, 1968, 1979, 1984; Бубрих 1955; Смирницкий 1956, 1970; Левковская 1960; Щерба 1962; Вашунин 1963, 1974, 1982, 1990; Кубрякова 1965, 1972, 1977, 1981; Келин 1968; Потиха 1970; Виноградов 1972; Мешков 1976, 1985, 1986; Цыганкин 1975, 1977, 1981, 2006; Сакиева 1977; Деваев 1978; Мосин 1989, 1999; Файзуллина 1997; Трямкина 2000; Беспалова 2002; Макарова 2004; Henzen 1965; Fleischer 1974; Jung 1996 и др.).

Методы исследования. В процессе работы над диссертацией применялись следующие основные методы: 1) описательный (сплошная выборка примеров композитообразования из художественных произведений мордовских и немецких писателей, а также из имеющихся лексикографических источников; классификация и систематизация фактического материала по определённым критериям); 2) сопоставительно-типологический, выявляющий особенности функционирования исследуемого явления в рассматриваемых языках.

Теоретическая и практическая значимость диссертации заключается в том, что её результаты должны способствовать дальнейшим изысканиям в исследуемой области.

Основные положения и фактический материал диссертации могут найти применение в практике вузовского и школьного преподавания эрзянского и немецкого языков, при разработке спецкурсов и спецсеминаров, содержание которых связано с вопросами лексикологии и словообразования, а также при создании учебной и учебно-методической литературы для вузов и школ. Кроме того, результаты исследования имеют непосредственное отношение к методике обучения иностранным языкам: выявление и осознание типологически существенных структурных и семантических различий именных композитов поможет преодолеть трудности, неизбежно возникающие при изучении иностранных языков, в частности немецкого. Обращение к родному языку, сопоставление, опора на сходства и своевременное указание на различия полезны как в плане осмысления учебного материала, так и в плане предупреждения и профилактики многих типичных ошибок, связанных с языковой интерференцией.

Апробация работы проходила в отделе языкознания ГУ «НИИ гуманитарных наук при Правительстве Республики Мордовия». Основные положения и результаты исследования излагались и обсуждались на Рябовских научных чтениях ГУ «НИИГН при Правительстве Республики Мордовия» (Саранск, 2004 – 2006 гг.), Международной научной конференции «Актуальные вопросы восточных финно-угорских языков» (Саранск, 25 – 27 октября 2005 г.), Всероссийской научно-практической конференции «Мордовская филология в контексте культуры» (Саранск, 23 – 24 марта 2006 г.).

По теме диссертации опубликовано четыре статьи.

Структура и объем диссертации. Работа состоит из введения, трех глав, заключения, списка использованной литературы и приложения.

Диссертационное исследование изложено на 192 страницах.

Основные положения, выносимые на защиту.

1. Композитообразование – диалектически противоречивое лингвистическое явление, которое, являясь с древнейших времен преобладающим способом словопроизводства, занимает ведущее место в системе словообразования как эрзянского, так и немецкого языков. Композитообразование является одним из основных направлений развития словарного состава языка, так как именно в области композитообразования особенно наглядно выступают внутренние законы развития языка, отражается динамика языка и его существенные черты, а также наиболее наглядно проявляется разноструктурность исследуемых языков.

2. При выделении композита в языке и речи необходимо учитывать совокупность всех признаков как с позиции семантико-ономасиологического, так и с позиции формально-структурного подходов.

3. Композит – это структурно-семантическое образование, отличающееся семантической, морфологической и акцентной цельнооформленностью, номинативной целостностью, смысловой завершённостью, синтаксической неделимостью.

4. В исследуемых языках, несмотря на их генеалогические различия, для образования и употребления композитов служат универсальные мотивы.

5. И эрзянские, и немецкие композиты разнообразны по значению, стилистической окраске и употреблению.


СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

В данной работе на основе универсально-дифференциального исследовательского подхода были отождествлены механизмы композитообразования эрзянского и немецкого языков как в структурной, так и в семантической областях, а также рассмотрены тенденции развития именных композитов в указанных языках и выявлены те области словосложения, которые присущи либо только эрзянскому, либо только немецкому языкам.

Во введении содержится обоснование темы диссертации, определяются и раскрываются цель и задачи, научная новизна, теоретическая и практическая значимость работы, указываются методы и источники исследования.

В первой главе диссертации «Понятие композитообразования в эрзянском и немецком языках» дано понятие типологии, представлены материалы по истории вопроса, выявлена степень научной разработанности исследуемого явления в индоевропейской и финно-угорской лингвистике, определены критерии композитообразования в эрзянском и немецком языках, рассмотрена область функционирования композитов в обоих языках в соотношении с другими способами словообразования, установлены мотивы образования и употребления композитов.

Типология (от греч. týpos «отпечаток, форма, образец» и logos «слово, учение») – это сравнительное изучение структурных и функциональных свойств языков независимо от характера генетических отношений между ними. Типология – один из двух аспектов изучения языка наряду со сравнительно-историческим (генетическим) аспектом, от которого она отличается онтологически (по сущностным характеристикам предмета исследования) и эпистемологически (по совокупности принципов и приёмов исследования): в типологии понятие соответствия не является обязательно двуплановым (в форме и значении) и может ограничиваться только формой или только значением сопоставляемых единиц. Типология базируется на исследованиях отдельных языков и тесно смыкается с общим языкознанием, используя разработанные в нём концепции структуры и функции языка.

Основания классификации в типологии могут быть различны, что обусловлено разной трактовкой понятия «типология». Так, большинство учёных под типологией понимают выявление изоморфных явлений, общих для всех языков, и установление признаков, присущих части языков, что в итоге подводит к построению общей теории языка. Кроме такого общего значения в термин «типология» вкладывается и более частное значение, подразумевающее характеристику строя отдельного языка или его отдельных микросистем.

Обзор обширной литературы о композитообразовании даёт представление о сложности и многоаспектности рассматриваемой проблемы. Композитообразование – диалектически противоречивое лингвистическое явление, по-разному трактуемое в работах российских и зарубежных лингвистов. Многие аспекты этой проблемы не нашли окончательного разрешения до сих пор. В частности, остаётся открытым вопрос о статусе сложного слова. Проблематичными в современной лингвистике являются осмысление природы сложного слова, определение его положения как лексической единицы, выделение критериев отграничения сложного слова от других объектов лингвистического анализа.

Среди всего многообразия концепций, представленных в лингвистической литературе при определении сложного слова, можно выделить две основные тенденции: формально-грамматическую (морфологический подход) и логико-семантическую (синтаксический подход). С указанными трактовками связана терминологическая разница в обозначении способа образования сложных слов (одни учёные употребляют термин «основосложение», другие – «словосложение»). Мы поддерживаем точку зрения большинства учёных, отождествляющих основосложение и словосложение (Ф. Ф. Фортунатов [Фортунатов 1957: 174–175], Д. В. Цыганкин [Цыганкин 1981: 60] и др.), и используем в работе оба указанных термина. Однако, на наш взгляд, термин «основосложение» является наиболее точным, так как при соединении в сложных словах любое слово выступает в качестве основы или корня, теряя свою словесную цельнооформленность, свою лексемность.

Термин «композит», употребляемый в данной работе, применяется нами в качестве гиперонимного (родового) термина, обозначающего сложное слово безотносительно к способу его образования.

Исследование позволило выявить два подхода к разграничению сложных слов и словосочетаний: семантический и формально-структурный. Анализ различных точек зрения на проблему разграничения сложного слова и его синтаксической трансформы показал, что для большинства композитологов, как финно-угорских, так и индоевропейских, более важными для решения этого вопроса являются формальные признаки. По нашему мнению, здесь важно принимать во внимание неоднородность сложных слов, одна часть которых создается в номинативных целях, а другая в целях синтаксического удобства, что ведет к различию между самими сложными словами. Следовательно, при выделении сложного слова в языке и речи необходимо учитывать совокупность всех признаков как с позиции семантико-ономасиологического, так и с позиции формально-структурного подходов.

Таким образом, к критериям дифференциации сложного слова и соответствующего свободного словосочетания относятся: 1) семантическая цельнооформленность; 2) номинативная целостность; 3) характер смыслового содержания композита: а) раздельнонаправленность; б) типизированность; в) кумулятивность; г) идиоматичность; 4) морфологическая цельнооформленность; 5) акцентная цельнооформленность; 6) непроницаемость, невозможность разделения компонентов сложного слова третьим словом; 7) невозможность свободного изменения последовательности непосредственных компонентов; 8) отнесение к той или иной части речи; 9) синтаксическая неделимость; 10) тип связи между компонентами композита: а) предикативная; б) атрибутивная; в) обстоятельственная; г) объектная; 11) возможность образования по определенным структурно-семантическим моделям; 12) прагматический критерий.

Учитывая, что характер образования новых слов и численность способов словообразования в различных языках зависят от структуры и внутренних законов развития каждого языка, мы сочли необходимым провести сравнительный анализ и описание словообразовательных систем эрзянского и немецкого языков, что позволило выявить ряд общеязыковых и специфических черт, характерных для словообразования данных языков.

Так, к основным способам образования новых слов в эрзянском языке относятся безаффиксное, суффиксальное, полуаффиксальное словопроизводство и словосложение, в немецком языке – безаффиксное и аффиксальное производство слов, словосложение, образование сложнопроизводных слов, образование сложносокращенных и усеченных слов.

Исследование показало, что композитообразование, являясь с древнейших времен преобладающим способом словопроизводства, занимает ведущее место в системе словообразования как эрзянского, так и немецкого языков. Именно в области композитообразования особенно наглядно выступают внутренние законы развития языка, отражается динамика языка и его существенные черты, а также наиболее наглядно проявляется разноструктурность исследуемых языков.

В обоих языках, несмотря на их генеалогические различия, для образования и употребления композитов служат универсальные мотивы: 1) языковая экономия (экономия языковых средств); 2) моносемизация лексических единиц; 3) избежание омонимии; 4) процесс номинации. В то же время исследование мотивов композитообразования выявило в изучаемых языках одно различие: образование композитных серий в современном немецком языке является неоспоримым фактом, а современный эрзянский язык, напротив, менее способен к созданию композитных рядов.

Разнообразие типов сложных существительных, обилие их структурных, грамматических, семантических и стилистических особенностей, многообразие словообразовательных моделей затрудняют их классификацию. Поэтому в лингвистической литературе применяют различные типы классификаций, для которых характерно смешение всевозможных принципов.

Мы считаем, что наиболее целесообразно классифицировать композиты исходя из двух принципов: а) по структурно-генетическому типу; б) по типу синтаксико-семантической связи между компонентами сложного слова.

Во второй главе диссертации «Структурно-генетическая классификация композитов» даётся характеристика композитов, основанная, с одной стороны, на генезисе исследуемых моделей, с другой – на структуре их компонентов. Таким образом, классификация является структурной, так как учитывает морфологическую структуру как самих соединений, так и их компонентов, и в то же время – генетической, основанной на принципе происхождения словообразовательных моделей.

Согласно указанной классификации, в эрзянском и в немецком языках различаются: 1) полносложные соединения; 2) неполносложные соединения; 3) сдвиги.

Полносложными соединениями являются существительные, представляющие собой простое сложение основ, при котором компоненты композита полностью сохраняют свой звуковой состав или подвергаются какому-либо фонетическому изменению. В зависимости от глубины и характера изменения компонентов, а также от степени слияния последних полносложные композиты в рассматриваемых языках можно разделить на несколько подтипов:

1) композиты, в которых сочетаемые компоненты сращиваются без изменения, например: э. azorava «хозяйка» (azor «хозяин» и ava «женщина»): Алкукс азоравакс тейнесь кудосонть Лидия Петровна, ней – Евгения Тарасовна. [Куторкин 1969: 290]. «Настоящей хозяйкой в доме была Лидия Петровна, теперь же – Евгения Тарасовна»; нем. das Landhaus «дача, загородный дом» (das Land «земля, деревня» и das Haus «дом»): … schritt ein Mann durch die Porta Pia und wanderte den Fahrweg zwischen den Landhäusern hin. [Гейзе 2000: 8]. «… мужчина шагал через Порта Пиа и брёл по проезжей дороге между загородными домами»;

2) композиты, в составе которых один из компонентов может быть видоизменённым под воздействием прогрессивной ассимиляции (встречается только в эрзянском языке, в немецком языке подобное явление не наблюдается), например: э. jon[d]ol «молния» (jon «хороший» и tol «огонь»): Таня капшазь варштась цёранть лангс, сельмензэ кивчкадсть ёндол ладсо. [Абрамов 1980: 26]. «Таня быстро взглянула на парня, глаза [её] вспыхнули, как молния»; tol[b]an'd'a «костер» (tol «огонь» и pan'd'a «грядка»): … Павел Иванович маризе прянзо беряньстэ: палозь палсь потмозо, мерят, тозонь верьгедсь толбандя. [Доронин 1993: 15]. «… Павел Иванович чувствовал себя плохо: горело нутро, словно там вспыхнул костёр»;

3) композиты, в составе которых один из компонентов может быть видоизменённым в результате диерезы или гаплологии, например: э. pokšt'a «дед, предок» (pokš «большой», «старший», «главный» и at'a «старик», «муж»): Грозноень пингстэ уш покштянок сюпавдо сюпавольть. [Доронин 1996: 93]. «Наши предки уже при Грозном были очень богаты»; s'el'ved' «слеза» (s'el'me «глаз» и ved' «вода»): Эрьва празь сельведензэ [Танянь] кисэ сон [Феликс] апак арсе нейке максовлизе эрямонзо. [Абрамов 1980: 121]. «За каждую её [Тани] упавшую слезу он [Феликс], не думая, сейчас же отдал бы свою жизнь»; нем. das Erdgeschoss «первый этаж» (die Erdе «земля» и das Geschoss «этаж, ярус»): … erschien er ein wenig zu spät in dem groβen Speisesaal im Erdgeschoss des Seitenflügels… [Манн 2005: 78]. «… он появился немного поздно в большой столовой на первом этаже здания…»;

4) композиты, в составе которых сращены фонетически видоизменённые основы, утратившие связь со своим первичным статусом, например: э. ur'va «сноха» (ur'e «раб» и ava «женщина»): Зярдо Наталь ушодыль мирденть мурнеме, ававтось а пшкадиль цёранть кисэ, кирдиль урьвань ёнксонть. [Абрамов 1980: 26]. «Когда Наталья начинала бранить мужа, свекровь не заступалась за сына, поддерживала сноху»; нем. der Nachbar «сосед» (mhd nächgebür «близко живущий»);

5) композиты, в которых один из компонентов утратил своё значение и не может употребляться в качестве самостоятельного слова, например: э. kakžal’a «деверь» (значение первого компонента kakž утратилось, al’a «мужчина, юноша»): Вансы [Федосья Прокопьевна], марязденть какжалянть чамась седеяк чополгадсь, ладсезь поладсь… [Доронин 1996: 104]. «Смотрит [Федосья Прокопьевна], от услышанного лицо деверя ещё больше потемнело, успокаивая, добавила…»; нем. die Brombeere «ежевика» (1-й компонент mhd bräme «терновник»); die Demut «смирение, покорность» (1-й компонент ahd dio «слуга»).

Неполносложными соединениями следует считать такие сложные существительные, первый компонент которых соединяется со вторым при помощи особого соединительного элемента. В эрзянском языке соединительный элемент как таковой между конституентами композита отсутствует, но, учитывая, что большинство немецких соединительных элементов: -(e)s-; -e(n)-; -e-; -(e)r- и др. – восходят к модели генитивных соединений, нам представляется возможным отнести к неполносложным соединениям эрзянские композиты, а также составные наименования, первый компонент которых имеет форму генитива, например: э. čin'čaramo «головка подсолнуха, подсолнечник» (či «солнце» и čaramo «вращение»): Сон [Вася] озадо аштесь столь экшсэ ды чулгонесь чиньчарамо видьмеде. [Абрамов 1980: 173]. «Он [Вася] сидел за столом и щёлкал семечки подсолнуха»; c'okan'z'uro «кочедык (лапотное шило)» (c'oka «кисть, бахрома» и s'uro «рог»): Ленгесь менчевсь-тонгоневсь, цёканзюрось моразь морась. [Доронин 1996: 118]. «Лыко извивалось-обвивалось, шило пело»; vardon' s'uro «белемниты (отряд вымерших морских головоногих моллюсков, известных под названием «чертов палец»)» (vardo «враг, черт» и s'uro «рог»); varakan' pal «клевер» (varaka «ворона» и pal «кусок»), ver'en' pot'i «пиявка» (ver' «кровь» и pot'ic'a «сосущий») и т. п.

В отличие от эрзянского языка, в немецком языке при образовании композитов широко используются различные соединительные элементы (Bindeelement): -(e)s-: das Tageslicht «дневной свет» (der Tag «день» + -es и das Licht «свет»): Als er erwachte, brach helles Tageslicht durch die Spalten des Ladens, daβ eine sonnige Dämmerung um ihn war. [Гейзе, 2005: 27]. «Когда он проснулся, яркий дневной свет проходил через ставни, так что вокруг него была солнечная дымка»; die Handelsstadt «торговый город» (der Handel «торговля»+ s и die Stadt «город»): Das graue Giebelhaus, in dem Johannes Friedemann aufwuchs, lag am nördlichen Tore der alten, kaum mittelgroβen Handelsstadt. [Манн 2005: 133]. «Серый дом с фронтоном, в котором вырос Иоганн Фридеманн, лежал у северных ворот старого, не очень большого торгового города»; -e(n)-: das Brillenglas «стекло (для очков), линза» (die Brille «очки» + n и das Glas «стекло»): … deutlich sah ich seine groβen grauen Augen mit den leise zitternden Pupillen hinter den dicken Brillengläsern. [Бёлль 2003: 59]. «… ясно я увидел его большие серые глаза с тихо дрожащими зрачками за толстыми стёклами очков»; -e-: der Pferdedieb «конокрад» (das Pferd «лошадь» + e и der Dieb «вор»): Ich bringe Ihnen hier einen Pferdedieb, einen ausgesprochenen Lumpen, Herr Borgalewski, den Sie mit Ihren sаuberen Messern erst ein biβchen kitzeln müssen… [Бёлль 2003: 25]. «Я привёл Вам конокрада, отъявленного негодяя, г-н Боргалевский, которого Вы должны немного пощекотать своим ножиком…»; -(e)r-: die Mitternacht «полночь» (die Mitte «центр» + r и die Nacht «ночь»): … und ich taumele gegen Mitternacht heim, suche Geld aus meinen Taschen zusammen… [Бёлль 2003: 201]. «… в полночь я бреду домой, выискиваю деньги в моих карманах».

Сдвиги отличаются от полносложных и неполносложных существительных тем, что их компоненты оформлены так же, как компоненты словосочетания (или предложения), согласно действующим морфолого-синтаксическим нормам языка. Однако в отличие от словосочетаний они имеют единую словообразующую основу и объединены общим централизующим ударением. К сдвигам относятся соединения типа: э. penčt'-vakant «посуда» (penč «ложка» и vakan «чашка», ср.: penčt' di vakant), at'at-babat «супруги» (at'a «старик» и baba «старуха», ср.: at'at di babat), sukst-unžat «насекомые» (suks «червь» и unža «жук», ср.: sukst di unžat); нем. Elsaß-Lothringen «Эльзас-Лотарингия (геогр. назв.)», ср.: Elsaß und Lothringen; Blindekuh «жмурки (игра)», ср.: eine blinde Kuh «одна слепая корова»; Das Rührmichnichtan «недотрога обыкновенная (растен.)», ср.: rühr mich nicht an «не трогай меня».

Исследования внешней формы именных композитов двух неродственных языков обнаружили различия в морфемном строении сложных слов, вызванные тем, что сопоставляемые языки изначально разноструктурны: эрзянский язык относится к агглютинативным языкам, а немецкий – к флективным, хотя в нем наблюдаются, как показали наши исследования, и черты агглютинативности. Так, наиболее продуктивными как в эрзянском, так и немецком языках являются двусоставные образования, элементы которых имеют самостоятельное значение, например: э. modakudo «землянка» (moda «земля» и kudo «дом»): Ошсонть аштема таркакс теезельть кавто модакудот, алкинеть, кувакат. [Абрамов 1988: 393]. «В городе для убежища были сделаны две землянки, низкие, длинные»; нем. das Handwerk «ремесло, промысел» (die Hand «рука» и das Werk «дело, труд»): Von Beruf ist er, glaube ich, Schuster, aber das tut nichts zur Sache er versteht jedes Handwerk. [Remarque 2004: 30]. «По профессии он, кажется, сапожник, но дело не в этом, он знает все ремёсла».

Многосоставные (многочленные) композиты, представляющие собой усложненный тип определительных сложных существительных, в эрзянском языке встречаются нечасто, в современном немецком языке, напротив, получили широкое распространение. Простейшим видом многосоставных композитов являются слова, состоящие из трех основ. Многочленный композит, как и двучленный, состоит из двух частей: определителя и основного слова, причём и в эрзянском, и в немецком языках наиболее часто встречаются многосоставные композиты, в которых определительную функцию выполняют анлаутные компоненты, например: э. in'azorava «царица» (in'e «большой, великий», azor «хозяин» и ava «женщина», букв.: «женщинавеликая хозяйка»); ken'er'epakar' «локоть» (ked' «рука», n'er' «остриё» и pakar' «кость», букв.: «кость острия руки»); нем. die Gartenerdbeere «клубника» (der Garten «сад», die Erde «земля» и die Beere «ягода»), der Regenbogen-glanz «сияние радуги» (der Regen «дождь», der Bogen «дуга» и der Glanz «сияние, блеск»).

Основные типы морфем в анализируемых языках совпадают. В зависимости от расположения по отношению к корневой морфеме аффиксальные морфемы занимают одинаковые позиции, но по способу соединения компонентов именные композиты двух языков различаются: в эрзянском языке два корня непосредственно примыкают друг к другу, а в немецком языке кроме примыкания наблюдается еще наличие так называемых соединительных элементов, или интерфиксов.

Работа также позволила выявить в словообразовательных архитектониках эрзянского языка особую роль полуаффиксации, посредством которой формируются словообразовательные ряды, сближающиеся то с чистыми сложениями, то с аффиксальными производными. Аффиксоиды, или полуаффиксы, образуются в результате лексических изменений в последнем члене композита, например: э. pel' (-bel') «средство для достижения какой-то цели»: Сонензэ [Пургазнэнь] эзь вечкеве те симемапелесь [кумысэсь]. [Абрамов 1988: 160]. «Ему [Пургазу] не понравился этот напиток [кумыс]»; či «отвлечённость, абстрактность»: kuratnači «аккуратность» (kuratna «аккуратный»): Оно сисем одоният, вачказь ровнасто, эсест сэрьсэст ды куратначисэст каштансто ваныть весень лангс верде алов. [Мартынов 1967: 165]. «Вон семь стогов, сложены ровно, своей высотой и аккуратностью гордо смотрят на всех сверху вниз»; kemeči «надёжность, крепость, выдержка» (keme «надёжный, крепкий»): Седейшкава кенярдан лиятнень изнявксост кис, бути эряви, невтьса малав цёрань кемечинть. [ЭП 2007]. «От души радуюсь успехам других, если надо, проявлю почти мужскую выдержку»; pulo (-bulo) «выступающая часть, мыс»: vir'pulo «полоска леса» (vir' «лес»): Апокшке вирьпулынеть вастневсть ансяк тия-тува. [Абрамов 1988: 409]. «Небольшие полоски леса попадались только кое-где»; и др.

Степень побледнения (делексикализации) полуаффиксов неодинакова, в зависимости от чего мы можем судить о близости данного полуаффикса к чистому аффиксу или к корневой морфеме. Так, на наш взгляд, степень делексикализации словообразовательного элемента mar' «плод, растение» гораздо ниже, чем у других аффиксоидов, в результате чего он максимально приближен к корневой морфеме, например: modamar' «картофель» (moda «земля»): Марькат модамарькс кевери мельганзо. [Куторкин 1969: 46]. «Марька как картофелина катится за ним».

Таким образом, на уровне словообразовательных моделей в двух сравниваемых языках преобладает область универсального. С другой стороны, результаты анализа показывают, что в немецком языке имеется больше возможностей для комбинаторики компонентов именных композитов, чем в эрзянском языке.

Третья глава диссертации «Синтаксико-семантическая классификация композитов» посвящена характеристике исследуемых моделей с точки зрения синтаксико-семантической связи между конституентами композита.

Согласно указанной классификации, как в эрзянском, так и в немецком языках выделяются композиты: 1) детерминативные (подчинительные), или определительные; 2) копулятивные (сочинительные); 3) посессивные, или бахуврихи.

Детерминативные композиты в исследуемых языках характеризуются следующими особенностями: 1) оба компонента сложного слова связаны между собой способом подчинения: первый компонент уточняет, определяет, конкретизирует второй, причем зависимое слово всегда предшествует главному, определяющему: э. vir'ava «богиня, покровительница леса» (vir' «лес» и ava «женщина»); нем. der Schweiβtropfen «капля пота» (der Schweiβ «пот» и der Tropfen «капля»);

2) обе составные части находятся в тесном единстве и в строгом порядке, нарушение которого привело бы к распаду сложного слова или к изменению значения сочетающихся слов: э. s'el'ved' «слеза» (s'el'me «глаз» и ved' «вода», букв.: «глазная вода») – ved's'el'me «ямка с подпочвенной водой», букв.: «водяной глаз»; нем. das Zuchttier «племенное животное» (die Zucht «разведение, выращивание» и das Tier «животное»), но die Tierzucht «животноводство»;

3) одни композиты образуются путем простого слияния слов без оформления компонентов, компоненты других сложных слов при слиянии в одно целое принимают определенные формы: э. ved'kev «мельница» (ved' «вода» и kev «камень»); нем. das Abendbrot «ужин» (der Abend «вечер» и das Brot «хлеб»);

4) каждый компонент детерминативного композита по своей семантике значительно уже, чем при его самостоятельном употреблении;

5) в эрзянских сложных словах ударение может падать на любой слог первого или второго компонента; в немецком языке сложные слова характеризуются единым централизирующим (главным) ударением при наличии второстепенных: главное ударение в детерминативных композитах падает на ударный слог первого компонента, второстепенное ударение несет ударный слог второго компонента.

В зависимости от того, какая часть речи выступает в качестве первого компонента, детерминативные композиты в сопоставляемых языках делятся на следующие группы:

1) композиты, первый компонент которых – существительное: э. vir'ava «богиня, покровительница леса» (vir' «лес» и ava «женщина»): Надянь прясто те шкастонь ливтясть вирьавадо ды понав овтодо бабанзо ёвкстнэяк. [Коломасов 1956: 120]. «Из головы Нади в это время вылетели и сказки бабушки о покровительнице леса и лохматом медведе»; нем. der Holzsessel «деревянное кресло» (der Holz «дерево» и der Sessel «кресло»), das Segeltuch «парусина» (das Segel «парус» и das Tuch «платок»): … saβ der kleine Johannes oft auf einem niedrigen Holzsessel und knackte Nüsse, während Frau Friedemann und die drei nun schon erwachsenen Schwestern in einem Zelt aus grauem Segeltuch beisammen waren. [Манн 2005: 134]. «Маленький Иоганн часто сидел на низком деревянном кресле и грыз орехи, в то время как госпожа Фридеманн и три взрослые сестры были вместе в палатке из серой парусины»;

2) композиты, первый компонент которых – прилагательное: э. in'eved' «море» (in'e «большой, великий» и ved' «вода»): Ве книгась ульнесь менельсэ тештнеде, омбоцесь мастортнэде ды иневедтнеде, колмоцесэнть сёрмадозельть арабонь ёвтнемат, ёвкст ды вечкемадо морот. [Абрамов 1988: 203]. «Одна книга была о звёздах на небе; вторая – о странах и морях, в третьей были написаны арабские рассказы, сказки и песни о любви»; нем. das Frühjahr «весна» (früh «ранний» и das Jahr «год»): Dieser brave alte Palazzo, im Frühjahr wollen sie ihn niederreiβen… [Гейзе 2000: 14]. «Этот славный старый дворец, весной они хотят его разрушить…»;

3) композиты, первый компонент которых – числительное; э. kolmo pil'ge «таган (треножник)», kolmo pr'aso «змей (трёхглавый)», kolmo s'uroso «вилы (трёхрогие)». [ВБТВ: 60 – 61]; нем. der Einsiedler «отшельник, анархист» (ein «один» и der Siedler «поселенец»): Was hättest du mit dem Grübler, dem Einsiedler anfangen wollen? [Гейзе 2000: 97]. «Что бы ты хотела начать с мечтателем, с отшельником?»;

4) композиты, первый компонент которых – местоимение: э. tombal'ks «место по ту сторону (чего-либо)» (tona «указат. мест. тот» и pel'ks «часть»): Равонь томбальде Пахомонь самось радовавтызе весе Гарузовонь семиянть. [Абрамов 1957: 6]. «Возвращение Пахома с того берега Волги обрадовало всю семью Гарузовых»; нем. die Ichsucht «эгоизм, себялюбие» (ich «я» и die Sucht «страсть»): Denn tiefer noch als diese Ichsucht lebte das Bewusstsein, sich dennoch bei alldem im Dienste vor irgendetwas Hohem, ohne Verdienst freilich, sondern unter einer Notwendigkeit, uneigennützig zu verzehren und aufzuopfen. [Манн 2005: 130]. «Ещё глубже, чем этот эгоизм, жило сознание служить чему-то высокому, правда без заслуг, но при необходимости не изводясь и не жертвуя бескорыстно»;

5) композиты, первый компонент которых – причастие: э. s'ukpr'a «привет, поклон» (s'ukic'a «кланяющийся» и pr'a «голова»): Зярс тон [Наста] тия лытыть, тонь мирдесь уш, поди, кудов сась ды учи тонь. Ëвтак тензэ монь пельде сюкпря. [Коломасов 1956: 197]. «Пока ты [Настя] тут слонялась, твой муж, поди, давно домой пришел и ждет тебя. Передай от меня ему привет»; нем. der Schwiegersohn «зять» (schwieg «умолкнувший» + er и der Sohn «сын»): Aber er war fast siebzig, wollte sich nun zur Ruhe setzen, das Geschäft seinem Schwiegersohn übergeben. [Бёлль 2003: 153]. «Но когда ему было почти семьдесят, он хотел уйти на покой, чтобы передать дело [магазин] своему зятю»;

6) композиты, первый компонент которых – наречие или предлог: э. ver'epe «верхний конец (об улице в деревне)» (ver'e «наверху» и pe «конец»): Захар пурдась проулкав ды усад пень янга тусь верепенть пелев. [Абрамов 1957: 37]. «Захар свернул в переулок и по тропинке позади огородов пошел в сторону верхнего конца»; нем. das Wiedersehen «свидание, встреча» (wieder «опять, снова» и das Sehen «зрение»): … er ersprang natürlich nicht die Freude des Wiedersehens mit dem roten, hinterlistigen Schlauch… [Майринк 2005: 176]. «… он подпрыгнул, конечно, не от радости встречи с рыжим, коварным хитрецом…»; der Unterstand «блиндаж, убежище» (unter «под» и der Stand «место, положение»): Der Unterstand bebt, die Nacht ist ein Brüllen und Blitzen. [Remarque 2004: 21]. «Блиндаж дрожит, ночь ревёт и мечет молнии»;

7) композиты, первый компонент которых – глагол: нем. das Spielzeug «игрушка» (spiеlen «играть» / das Spiel «игра» и das Zeug «вещи»): Ihr seid gewissenlos und selbstsüchtig wie alle Männer, und mag die Welt zugrunde gehen, wenn Ihr nur Euer Spielzeug habt [Гейзе 2000: 164] «Вы бессовестный и эгоистичный, как все мужчины, и пусть мир разрушится, если Вы будете иметь Вашу игрушку».

Рассмотрев представленные модели, мы пришли к выводу, что как в эрзянском, так и в немецком языках наиболее продуктивными являются модели «существительное + существительное», «прилагательное + существительное». Модели «наречие + существительное», «числительное + существительное», «местоимение + существительное» в обоих языках малопродуктивны. Модель «глагольная основа + существительное» продуктивна в немецком языке и непродуктивна в эрзянском языке. Модель «предлог + существительное» характерна только для немецкого композитообразования (известно, что предлог как часть речи отсутствует в эрзянской грамматике). Модели «существительное + причастие», «существительное + прилагательное» малопродуктивны и свойственны лишь эрзянскому языку.

И эрзянские, и немецкие детерминативные композиты разнообразны по значению, стилистической окраске и употреблению. Находясь почти во всех тематических группах лексики (под тематическими группами мы понимаем объединения слов, которые основываются на классификации предметов и явлений действительности), композиты отражают различные стороны жизни и деятельности человека, окружающей природы, поэтому точно распределить их по семантическим группам не представляется возможным. Выделим лишь наиболее крупные группы: 1) человек и общество: э. azorava «хозяйка» (azor «хозяин» и ava «женщина»): Кухнянь кенкшстэнть появась те шкастонть азоравась, коськаня бабине, сормсевезь чамазо тапардазь пацясо. [Коломасов 1956: 58]. «Из-за кухонной двери появилась в это время хозяйка, сухощавая старушка, морщинистое лицо [её] обвязано платком»; нем. der Hauslehrer «домашний учитель» (das Haus «дом» и der Lehrer «учитель»): Mein Hauslehrer pflegte mit rotem Tintenstift zu zensieren. [Бёлль 2003: 185]. «Мой домашний учитель имел привычку ставить отметки красным чернильным карандашом»; 2) природа и животный мир: э. pic’ipalaks «крапива» (pic’i «жгучий» и palaks «крапива»): Сон [Серёга] мольсь пиципалакстнэнень ды пильгсэ пстидинзе сынст. [Мартынов 1967: 27]. «Он [Серёга] подошёл к зарослям крапивы и ногой пнул их»; ved'pača «норка» (ved' «вода» и pača «зверь»): Перькаст [венчтнень] кирнявтнесть милень кувалмосо калт, пижнесть ведьпачат. [Доронин 1996: 42]. «Вокруг них [лодок] прыгали длиной с милю рыбы, кричали выдры; нем. der Jagdhund «охотничья собака» (die Jagd «охота» и der Hund «собака»): Der alte Jagdhund zog den Schwanz ein, richtete die halbblinden, milchigglänzenden Augen unverwandt auf seinen wahnsinnigen Herrn und öffnete rund das Mаul… [Майринк 2005: 165]. «Старая охотничья собака поджала хвост, пристально уставила полуслепые молочные глаза на своего безумного хозяина и открыла пасть…»; der Ahornbaum «клён» (der Ahorn «клён» и der Baum «дерево»): … mir dann erst recht das Heimweh kommen könnte nach unserem Landhause, wo die alten Ahornbäume vor den Ferstern stehn und hinter dem Garten das verschneite Feld liegt… [Гейзе 2000: 22]. «… только сейчас я мог бы тосковать по нашему загородному дому, где старые клёны стоят перед окнами, а позади сада распростёрлось заснеженное поле…»; 3) материальная и духовная культура: э. štatol «свеча» (šta «воск» и tol «огонь»): Атясь тейсь весе ташто койтнень коряс: эрьва кемень иетнень, конатнень эринзе сон, тештинзе палыця штатолсо. [Коломасов 1956: 57]. «Старик делал все по старым обычаям: каждые десять лет, прожитые им, отмечал горящими свечами»; нем. der Gänsebraten «жареный гусь» (die Gаns «гусь» + e и der Braten «жаркое»): Was meinst du zu Gänsebraten? [Remarque 2004: 70]. «Что ты скажешь насчёт жареного гуся?» Каждая из этих больших групп распадается, в свою очередь, на более мелкие тематические группы. Композиты указанных тематических групп, имеющие не только структурные, но и семантические соответствия в двух языках, являются, несомненно, языковой универсалией.

Копулятивные композиты в обоих языках образуются путем соединения двух и более грамматически равноценных существительных, обозначающих в совокупности единое понятие с собирательным или обобщённым значением: э. t'et'at-avat «родители» (t'et'a «отец» и ava «мать»): Миколь кассь тетявтомо-ававтомо, эйкакшонь кудосо. [Доронин 1993: 26]. «Николай рос без родителей, в детдоме»; нем. die Mohrrübe «морковь» (die Mohre «морковь» и die Rübe «репа, свекла»): Zwei Mann sind seit dem Morgen auf den Feldern und suchen Kartoffeln, Mohrrübe und junge Erbsen. [Remarque 2004: 170]. «Двоих мы с утра отправили в поле искать картошку, морковь и молодой горох». В эрзянском языке копулятивные композиты представлены парными словами, образование которых является одним из наиболее древних и удобных способов создания новых слов, свойственных финно-угорским языкам.

Копулятивным композитам присущи морфологические и семантические признаки, отличающие их от других сложных слов сочинительного типа. По своей структуре сложносочиненные композиты и в эрзянском, и в немецком языках образуются из существительных: э. ked't'-pil'gt' «конечности» (ked' «рука» и pil'ge «нога»), sukst-unžat «насекомые» (suks «червь» и unža «жук»); нем. die Gastfreundschaft «гостеприимство» (der Gast «гость» и die Freundschaft «дружба»), die Strumpfhose «колготки» (der Strumpf «чулок» и die Hose «брюки»); в эрзянском языке встречаются также слова, образованные из субстантивированных прилагательных: э. sir'en'ek-odnek «и старые, и молодые», pokšnek-v'išk'in'en'ek «и старые, и малые».

Признаками семантической классификации сложных существительных сочинительного типа являются: 1) близость значений компонентов; 2) объем значения сложного слова по отношению к объему значений компонентов; 3) употребление компонентов в прямом или переносном значении. Копулятивные композиты могут обозначать наименования лиц по какому-либо признаку или собирательное название лиц, находящихся в родственных отношениях; способны сужать свою семантику до значения одного из компонентов, либо их семантика складывается из суммы значений составляющих их компонентов. Компоненты одних слов имеют вещественное значение, в других же словах одна из частей или сразу обе самостоятельно не употребляются. Некоторые сложные существительные переосмысливаются и приобретают переносное значение.

Исследование показало, что в немецком языке копулятивные образования функционируют менее активно, чем в эрзянском языке.

Посессивными композитами, или бахуврихи, называют продуктивные экзоцентрические метонимические композиты с опорным компонентом, обозначающим часть целого (pars pro toto). Важная характеристика бахуврихи – это признак двуплановости номинации, основанный на двух типах предикации – качества и атрибуции, которая свидетельствует об ассиметрии их плана содержания и плана выражения.

В эрзянском языке широко используются трехчленные посессивные конструкции, а для немецкого языка характерны двухчленные посессивные композиты: э. pokš s'el'me t'ejt'er' «большеглазая девушка», kel'ej sakalo loman' «человек с широкой бородой»; нем. der Geizkragen «скряга», das Nashorn «носорог».

Важнейшими свойствами слов типа бахуврихи является эмоционально-циничная или грубая экспрессивность, презрительно-пренебрежительная или шутливая образность, которые достигаются за счет семантического усложнения словообразовательного акта метафорическими и метонимическими переносами значений сочетающихся основ э. pr'an' šnyc'a c'ora «хвастун», ojm'en' m'iic'a «(человек), продавший душу», kičker'e pil'ge «кривоногий», pondakš pr'a at'a «дед с лохматой головой», čavo pr'a «пустоголовый», нем. der Bärenhäuter «лежебока, бездельник», der Brausekopf «вспыльчивый человек», der Geifermaul «злюка», der Lügenmaul «врун», der Schnattermaul «болтун, трещотка», der Dummbart «дуралей, олух», der Dummkopf «дурак, болван».

Большинство посессивных композитов эрзянского языка находят структурно-семантические соответствия в немецком языке, но языки по-разному организуют информацию и по-разному связывают ее с материальными явлениями.

Императивные имена (Imperativnamen), представляющие собой благодаря своей специфической стилистической окраске семантически замкнутую группу слов, характерны только для немецкого языка: das Vergiβmeinnicht «незабудка», das Rührmichnichtan «недотрога (раст.)», der Springinsfeld «ветрогон, шалун» и т. д. Компоненты императивных имен, не связанные между собой ни определительными, ни сочинительными отношениями, представляют собой субстантивацию предложения в повелительной форме: нем. das Taugenichts «бездельник, шалопай»: … du bist ein Bärenhäuter und Taugenichts, daβ du nicht einmal nachfragst, wie es unserem Sor Carlo geht. [Гейзе 2000: 42]. « ты бездельник и шалопай, ты ни разу не спросил, как идут дела у нашего г-на Карло».

В Заключении подводятся итоги исследования, излагаются основные выводы и обобщения, сделанные на основе изученного материала.

Анализ композитообразования в двух генеалогически и типологически неродственных языках – эрзянском и немецком – позволил раскрыть как индивидуальные особенности каждого языка, так и их универсальные черты, причём материал диссертации позволяет сделать бесспорный вывод о преобладании универсального над дифференциальным в исследуемой области.

В приложении в алфавитном порядке приводятся эрзянские композиты, относящиеся к различным тематическим группам, и их структурно-семантические соответствия в немецком языке.


Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

Кукушкина, Е. А. Копулятивные композиты в эрзянском и немецком языках / Е. А. Кукушкина // Од вий : сб. науч. ст. аспирантов и докторантов / отв. ред. и сост. Г. А. Куршева; НИИГН при Правительстве РМ. – Саранск, 2006. – Вып. 2. – С. 143 – 145 с.

Кукушкина, Е. А. Детерминативные композиты эрзянского и немецкого языков / Е. А. Кукушкина // Финно-угристика. 7: актуальные вопросы восточных финно-угорских языков : материалы Междунар. науч. конф. «Актуальные вопросы восточных финно-угорских языков», посвящ. 80-летию проф. Цыганкина Д. В. (г. Саранск, 25 – 27 октября 2005 г.) / Морд. гос. ун-т им. Н. П. Огарёва; Межрегион. науч. центр финно-угроведения; сектор филологии и журналистики. – Саранск, 2007. – С. 168 – 172.

Кукушкина, Е. А. Критерии разграничения именных композитов и именных словосочетаний в эрзянском и немецком языках / Е. А. Кукушкина // Интеграция образования. – 2006. – № 4. – С. 204 – 206.

Кукушкина, Е. А. Мотивы образования и употребления композитов в эрзянском и немецком языках / Е. А. Кукушкина // Язык – Система. Культура – Личность : межвуз. сб. науч. тр. (материалы Всерос. науч.-практ. конф. «Мордовская филология в контексте культуры» / отв. ред. д. ф. н. проф. С. М. Колесникова. – М. : МГОУ, 2006. – С. 24 – 27.