Валентина Дмитриевна Мельникова, возглавляющая Комитет Солдатских Матерей, который вступил в борьбу за агс с 1989 года, и сыграл важнейшую роль в аспекте лоббирования закон

Вид материала

Закон

Содержание Как все начиналось Валентина Дмитриевна Мельникова Валентина Мельникова (внутренние баталии) Сергей Сорокин («уклонисты по убеждениям» и их родители)

Подобный материал:

• Солдатские матери вступают, 69.33kb.
• Общественная Инициатива «Гражданин и Армия», 1129.11kb.
• Лицензирование туристской деятельности, 9.92kb.
• Вступил в силу закон о внесении изменений в Налоговый кодекс, 60.4kb.
• Комитет Совета Федерации по науке, культуре, образованию, здравоохранению и экологии., 106.62kb.
• Информационный бюллетень комитета солдатских матерей россии май 2007, 182.5kb.
• 16 августа 2004 года вступил в действие Федеральный закон «О коммерческой тайне», который, 146.99kb.
• Уважаемые коллеги!, 229.98kb.
• Уважаемые коллеги!, 228.91kb.
• Курсовая работа на тему: "Метрология наука о измерениях", 171.32kb.

ИСТОРИЯ АГС В РОССИИ: ОТ «УКЛОНИСТОВ ПО УБЕЖДЕНИЯМ» ДО «АЛЬТЕРНАТИВЩИКОВ».


Федеральный закон об альтернативной гражданской службе вступит в действие с первого января 2004 года. Факт того, что в России появился такой закон – явление само по себе долгожданное, но неоднозначное. Опытные правозащитники, которые боролись за «альтернативку» на протяжении долгих 12 лет, считают, что гораздо удобнее и легче было жить с отсутствием закона, и пользоваться только конституционным правом на АГС. Пользование принятого недавно закона правозащитниками и их подопечными из-за нерациональности и откровенно репрессивного характера было признано затруднительным.


КАК ВСЕ НАЧИНАЛОСЬ


Если рассматривать те исторические аспекты, которые из раздела политологии вот-вот норовят перейти в раздел новейшей истории, то есть не такие далекие 80-е, когда и развернулась затяжная борьба за конституционные права отказчиков, можно выделить несколько ярких имен, с которыми связаны наиболее громкие и показательные события. Николай Храмов - некогда активист московской группы «Доверие», а в настоящее время секретарь Антимилитаристской Радикальной Ассоциации и член Радикальной партии. В 1985 году был одним из первых, кто открыто заявил об отказе от военной службы по убеждениям. В марте 1989 года вступил в Радикальную партию и вместе с другими активистами образовал первую в Советском Союзе Радикальную ассоциацию «Мир и свобода». Валерий Васильевич Борщев, член Московской Хельсинской Группы, член Комиссии по правам человека при президенте РФ, председатель правления Фонда «Социальное партнерство».

Валентина Дмитриевна Мельникова, возглавляющая Комитет Солдатских Матерей, который вступил в борьбу за АГС с 1989 года, и сыграл важнейшую роль в аспекте лоббирования закона и непосредственно защите прав отказчиков по убеждениям. Сергей Егорович Сорокин, также с 89 года представляющий интересы отказчиков в суде и Елизавета Викторовна Джирикова, директор ГБЦ «Сострадание», сыгравшая важную роль в отработке механизма практической реализации АГС в Москве.


Николай Храмов (хронология):

В то время я был одним из первых, кто заявил о своем праве на альтернативную гражданскую службу. Я отказался идти в армию, следуя своим политическим антимилитаристским убеждениям. Это было в 85 году. Позже, 1988, это сделал Александр Пронозин, член Транснациональной Радикальной Партии. За ним последовал член Радикальной партии из Орска Олег Горшенин. Через некоторое время все отказчики стали получать уведомления о возбуждении против них уголовных дел.

В январе 90-го Федеральный совет Радикальной партии принял специальную резолюцию в поддержку отказчиков, призывающую Верховный Совет СССР незамедлительно принять закон о праве на отказ по убеждениям. В июне того же года по инициативе депутата Александра Калинина, члена Радикальной партии и КПСС, почти 70 депутатов Моссовета подписали обращение к Съезду народных депутатов РСФСР с призывом признать отказ от военной службы. Месяц спустя Калинин представил первый проект закона об альтернативной гражданской службе. На следующий день после этих событий на Старом Арбате состоялась демонстрация. Активисты Радикальной партии открыли кампанию по сбору подписей под обращением к Верховному Совету СССР и РСФСР на предмет реализации граждан права на АГС. За первые пять дней было собрано более полутысячи подписей. Спустя некоторое время впервые за всю историю московский городской сборный пункт по отправке призывников в войска на Угрешской улице оказался блокирован 150 демонстрантами, протестовавшими против «дедовщины» в армии и требовавшими немедленного признания права на «альтернативку». Эта ненасильственная блокада была организована вместе с Комитетом солдатских матерей и некоторых молодежными анархо-пацифистскими группами.

К июню 1991 года было собрано уже более десяти тысяч подписей под петицией к Верховному Совету СССР и РСФСР с призывом признать право на АГС. Среди подписавших петицию радикалов были Сергей Ковалев, Борис Стругацкий, Алесь Адамович, Нина Катерли и другие известные деятели культуры. В октябре Верховным Советом уже независимой России в рамках комитета ВС по делам молодежи была создана специальная рабочая группа по выработке проекта закона об альтернативной гражданской службе. В состав группы вошли два члена Радикальной партии – Александр Пронозин и Александр Калинин, представившие свой законопроект, разработанный радикалами еще в 1990 году.

Весной 1992 года Верховный Совет России принял поправку к 45-й статье Конституции, закрепившую право каждого гражданина на отказ от военной службы по убеждениям и замену ее альтернативной гражданской службой, а в декабре 93, как известно, на всероссийском референдуме была принята новая Конституция Российской Федерации. В своей статье №59, часть 3 за каждым гражданином, чьим убеждениям или вероисповеданию противоречит несение военной службы, было закреплено право на замену военной службы альтернативной.

В сентябре 94-го рабочей группой был составлен проект федерального закона об АГС. В группу вошли радикалы Мария Иванян и Калинин. Официально закон был представлен депутатами Евгением Малкиным (ДПР) и Виталием Савицким («Выбор России»).

Потом настал 95-й, Чечня и мы активно занялись этой проблемой. На какое-то время основной проблемой радикалов стала не борьба за закон об АГС, а прекращение войны в Чечне. В январе проводили демонстрации напротив посольства России в Италии, ездили в Ингушетию, каждый день, на протяжении недели посещая методично разрушаемый Грозный. Нашей целью был сбор объективной, достоверной информации о ситуации в Чечне для Европейского Парламента.

13 мая 95-го появилась Антимилитаристская Радикальная Ассоциация (АРА), автономная организация Партии, которая в качестве ближайших задач также избрала борьбу за скорейшее принятие закона об АГС. Меня избрали секретарем АРА.. Тогда же в мае делегация АРА попыталась попасть на прием к спикеру Госдумы Ивану Рыбкину для вручения ему собранных подписей граждан за принятие закона об АГС, но получила отказ. Ему был отправлен факс, длиною в 46 метров, содержащий первые две тысячи собранных подписей. В июне возникла необходимость организовать консультационный пункт для отказчиков от армии. Так же там стали проводиться еженедельные семинары для призывников и их родителей.

Потом стали происходить события, которые расценивались многими радикалами, как близкая победа: в начале мая Ельцин подписал указ, в соответствии с которым к 1 января 2000 года все вооруженные силы России должны комплектоваться на добровольной профессиональной основе. Мы тогда устроили сбор подписей в поддержку реализации этого указа.

30 декабря 96-го года я переоделся в костюм Деда Мороза и в присутствии журналистов раздавал на Красной площади брошюры с текстом Конституции, пока не был задержан доблестными стражами порядка.

В конце апреля активисты АРА с Александром Гордоном, ведущим «Нью-Йорк, Нью-Йорк» и «Частный Случай» на «ТВ-6 Москва», начали «кампанию гражданского повиновения», с целью побудить как можно больше молодых людей повиноваться Конституции, и тем самым добиться принятия закона об АГС. Кампания открылась трехдневной рок-акцией в ДК Горбунова. Там мы по традиции раздавали всем посетителям брошюры с текстом Конституции.

В сентябре АРА приступила к сбору подписей под обращением «Пять условий гражданского доверия». Вот эти пять условий: 1) освобождение от уголовной ответственности отказчиков от военной службы по убеждениям, 2) предоставление президентским указом отсрочки гражданам, желающим проходить АГС, 3) выполнение президентского указа о переходе на профессиональный уровень комплектования военных сил России, 4) сокращение срока службы по призыву до 12 месяцев, 5) сокращение военных расходов в федеральном бюджете до уровня, не превышающего совокупные расходы на здравоохранение и образование. К обращению присоединились Комитет солдатских матерей, объединение «Демократическая перспектива», движение «Молодежная солидарность» и ряд других организаций. А первого октября мы с коллегами организовали очень яркую акцию. Это был первый день осеннего призыва. Мы вышли на Красную площадь в майках с надписью «Призыв в армию? Спасибо, нет!», и в присутствии прессы легли на брусчатку, образовав телами цифры 59 и 3 – по номеру статьи в Конституции, гарантирующей право на АГС. Нас тут же задержала милиция.

В 98 году, в марте, активисты АРА начали операцию «Стикер в метро». Тогда не осталось ни одного вагона в метро, в котором нельзя было встретить наши стикеры. Практически весь 98 год АРА занималась тем, что собирала подписи, устраивала демонстрации, атаковала депутатов Госдумы письмами с призывом признать право на АГС. Нас тогда поддерживали Комитет солдатских матерей, «Яблоко», в частности Борщев, и «Российские регионы».

В 99-м году активисты АРА приняли решение перенести центр тяжести антимилитаристских инициатив на ближайшие месяцы с кампании за принятие закона об АГС на борьбу за отмену призыва и переход на полностью профессиональное (добровольное) комплектование вооруженных сил.

Далее основной задачей АРА стала проблема профессиональной армии в России и война в Чечне. Все, что лично я мог сделать, и что могли сделать мои коллеги в отношении продвижения АГС в России, я считаю, мы сделали.


Борщев Валерий Васильевич (организационный аспект).

На законодательном уровне я занялся этой проблемой еще тогда, когда был председателем Комиссии по свободе совести, милосердию, благотворительности и правам человека Моссовета. Наша комиссия включилась в работу в Верховном совете над этим законом. До этого, будучи диссидентом, я был тесно связан с пацифистским движением молодых людей, Коля Храмов их представлял, которых мы называли «мирниками». Это движение всегда уважалось, и мы, естественно, всегда поддерживали друг друга. И как только возникали какие-то гонения, мы объединяли свои усилия, оповещали общественность, придавали информацию гласности, сообщали BBC (би-би-си), «Голос Америки». А вот в начале 90-х годов мы уже перешли на законодательный уровень. Сама идея АГС быстро вошла в головы наших депутатов, и дальше становился вопрос о том, какой она должна быть. И уже тогда появился такая оговорка по Фрейду «альтернативная военная служба». Это не неграмотность, так и есть, потому что многие понимают альтернативную службу как службу в воинских частях. С этой позицией мы отчаянно боролись. И когда в 94 году я уже был депутатом Государственной Думы, наш комитет, Комитет делам ответственных религиозных организаций, занимался разработкой этого закона. Мы стали вкоренять и в сознание, и в проект, что служба должна проходить в социальной сфере и в сфере здравоохранения. Но все шло на началах неопределенных. Потом были мои поправки, где я настаивал, чтобы эта позиция стала более весомой и определенной, но в силу того, что разделение мнений все еще существовало относительно того, где должна проходить служба, мы выступали против этого закона. Сейчас такую позицию оцениваю, как наш максимализм. Ну, во-первых. Тогда было договорено, что служить 3 года, была только одна позиция: как добиться того, чтобы служить в социальной сфере и сфере здравоохранения, и только. Наверное, тогда нам нужно было идти на компромисс. На компромисс, на который мы потом уже пошли, во втором созыве Думы. Я тогда возглавлял рабочую группу вместе с Эдуардом Воробьевым. Я от Комитета по делам общественных и религиозных организаций, он – от Комитета по обороне. Мы с ним были два сопредседателя, два соруководителя. Тогда у нас были розовые представления о будущем, мы полагали, что процесс развития демократии будет поступательным и быстрым. Мы ошибались – времени у нас не было. Наступала уже подготовка реванша милитаристского лобби, а до этого был период, когда милитаристские силы были тихи, в Думе они не особо сильно активничали. К сожалению, к тому, что нужен компромисс, мы пришли лишь в 98 году. Но если бы мы тогда приняли тот компромисс, который мы приняли во втором созыве, может, сейчас бы был другой, более справедливый закон. Мы тогда не прогнозировали, что начнется откат демократии, и что милитаристское лобби окажется настолько сильным. В то время я уже занялся образованием нашего общества, пропагандой АГС, был избран президентом АРА. Мы проводили тогда конференции, привлекали опыт Германии, активно продвигали в Думе немецкий механизм прохождения АГС. И на тот момент я был единственным, кто предлагал принять немецкую модель альтернативной службы. Военные, конечно, давили, но я по-прежнему отстаивал немецкую модель. Ведь, если разобраться, Германия имеет много общего с Россией в отношении условий АГС: Германия также была сверх-милитаризированной страной, у нас похожий менталитет, такой же огромный вес военных. Тем не менее, они смогли найти пути рациональной реализации АГС, смогли выделить социальный сектор.

Поскольку, в первом созыве мы закон об АГС не приняли, то во втором мы с Воробьевым стали настаивать на том, что в механизм прохождения АГС стоит включить социальную сферу. Это была страшная рубка, страшная борьба. Тогда разговоров о том, какие должны быть сроки – не велись. Тогда действительно шел разговор по существу – именно, где служить. И это вопрос, я считаю, не столько АГС, и не столько вопрос призыва, это вопрос ценностей общества. Наше общество как было милитаристским, так оно им и осталось. И нечего пенять на генералов, нечего пенять на власть – таково наше общество. Когда я выступал на телевидении, защищая АГС, участвовал в передаче «Национальный интерес», мне там ведущий сказал: «За то, что вы защищаете АГС, вас называют предателем родины». Тогда я стал настаивать, что это не так и моя позиция истинно патриотическая: во-первых, она конституционная, - в Конституции сказано, что Россия – это социальное государство. Там не сказано, сто Россия – милитаристское государство. Правда, этого никогда не говорилось. Но Конституция предписывает и подчеркивает социальность нашего государства. Но эта статья не работает. Она не проникла в сознание общества. И все разговоры лишь о том, чтобы нас боялись, что все решать нужно силовым путем. Тяжелее всего мне было бороться с общественным мнением. Не с депутатами и не с властями. Тогда я настаивал, что идея АГС – истинно патриотическая, что в нашей стране сейчас в сфере здравоохранения, в сфере социальной поддержки общества – полная разруха. Истинный патриотизм – это спасать свой народ, а не убивать его. Как правильно сказал Солженицын однажды в нашей с ним беседе, как только он вернулся из Америки, что главная задача – это сбережение народа. Это, я считаю, и есть истинный патриотизм. Истинный патриотизм - лечить, помогать, спасать от смерти, а не убивать. И эти простые истины мне в поте лица приходилось доказывать в ответ на обвинения в непатриотизме, в том, что я разрушая армию, подрываю обороноспособность страны. Постепенно это стало закрадываться в голову. В то время у меня с последним министром обороны СССР маршалом Язовым, произошла интереснейшая дискуссия, которая дала толчок в организации АГС-эксперимена. Он уже даже не оспаривал, что альтернативная служба нужна, он сказал: «Знаете, для молодого человека унизительно работать санитаром». Тогда я, как председатель фонда «Социального Партнерства», в 98 году в Думе собрал представителей неправительственных организаций, депутатов, которым была важна проблема АГС, и предложил провести эксперимент по выработке механизма прохождения альтернативной службы в социальном секторе и здравоохранении. Идея эта, честно говоря, уже шла снизу, и зародилась в Питере. Там даже появилась такая программа, но им был нужен для ее реализации какой-то нормативный правительственный документ. Вот тогда мы собрали Думу и решили дать этому эксперименту старт. Там это не получилось – Питер потом почему-то заглох, но тогда вышла на первый план Пермь. Потом началось в Астрахани, потом в Карелии, потом в Нижнем Новгороде, потом во Владимире. То есть эксперимент пошел. До сих пор существуют споры о том, кто стал первым участником эксперимента – Пермь или нижний Новгород. На самом деле, первой была Пермь. Гурский вначале считал, что не стоит этим даже заниматься, что нужно блокировать закон, что и без закона неплохо живется. Это была ошибочная позиция очень многих правозащитных сил. Мы потеряли момент, когда мы могли принять демократичный закон, а потом пришло время, когда его было просто невозможно принять. В Москве эксперимент не удался. Московское правительство к этой идее отнеслось скептически.

Потом я занимался общественной защитой призывников в судах.

Добиваясь разрешения на проведения экспериментальной АГС, я стал работать с Питерской администрацией, писал письма в правительство, чтобы выдали мне нормативный акт. Его я в результате не получил, и мы в Социальном Партнерстве на свой страх и риск решили объединить те неправительственные, некоммерческие организации, которые хотели заниматься проблемой АГС и работать. И эксперимент пошел, и мы доказали, что ребята идут работать с беспризорниками, идут работать с инвалидами, идут работать со стариками, и что это не унизительно. И вот тогда в рабочей группе я стал опираться на эти факты. Жизнь показала, что эта позиция реальна и верна и что мы получим мощную социальную инвестицию в смысле кадров, и это только поможет обществу, укрепит его. Как раз это и есть исполнение долга перед отечеством. Отечество в опасности, когда разрушены больницы, когда умирают инвалиды и больные без ухода. Спасать их - это и есть защита отечества. Таким образом, наши «альтернативщики» занимаются делом, указанным в Конституции. Защита отечества – это не обязательно убивать и стрелять. Это и спасать, и лечить. Тогда мы ввели законопроект, где четко и ясно выразили позицию, что АГС проходит при социальной сфере и сфере здравоохранения. И за этот вариант проголосовали все. И тут мы пошли на компромисс. Мы дали право президенту 50% «альтернативщиков» посылать в военные части в качестве гражданского персонала, что бы позволило служащим АГС сокращать срок. Наш законопроект давал такую возможность. Единственное, что не было проговорено на рабочей группе, это то, что выбор должен осуществляться добровольно самим «альтернативщиком». Как сейчас помню, когда я делал доклад поэтому законопроекту, ситуация была агрессивная. Алексей Митрофанов, например, пока я выступал, все время кричал: «У-у-у-у-у-у!». В Думе же акустика, и он сознательно пытался мне навредить, добиться, чтобы никто ничего не услышал, чтобы я сбился. Это было смешно, но, тем не менее, в зале был такой гул. Доклад я сделал, не сбился. Было голосование. Тогда очень многие демократические представители не голосовали - не принимали закон. Военные говорили, что закон вообще не нужен. Они боялись закона. Было понятно, что закон все равно примут, но примут тогда, когда будет удобно милитаристским силам. Что сейчас и произошло. Потом «Социальное Партнерство» организовало ряд поездок, с целью изучить зарубежный опыт прохождения АГС. И мне очень тогда понравилась немецкая идея добровольного социального года, когда молодежь приглашается поработать в социальной сфере в течение года, и какой-то процент остается работать в социальной сфере. То есть такая стимуляция притока кадров в социальную сферу. Позже я приводил пример немецкого опыта, и это работало. Многие понимали, что это реальный выход. Если бы мы тогда объединили свои усилия, закон мог бы быть принят, - нужно было оказать какое-то давление на правительство с точки зрения обязательств. При условии принятия поправки о добровольном решении проходить службу в воинских частях в качестве гражданского персонала, это был нормальный закон. То, что против него тогда проголосовали все, было ошибкой. Если тогда все думали, что демократия быстрыми темпами разовьется и жить станет хорошо, то к 98 году стало понятно, что произойдет откат демократических сил. Просто не почувствовали время и тенденцию. Таким образом, закон не был принят, но мы продолжали эксперимент. Но время было проиграно.

Когда проходил Гражданский Форум, мы выдвинули одно единственное условие – это добровольная основа прохождения АГС в воинских частях. Хотя, можно было поставить и два условия – еще и срок уменьшить. И тогда правительство пошло на встречу: создали рабочую группу. Был я на этой рабочей группе. Правительство на тот момент сообразило, что законом об АГС не должно заниматься Министерство обороны, им должно заниматься Министерство соцтруда. Тогда я выступил с предложением сократить срок, а Иванов, министр обороны, ответил, что на это не пойдет. И тогда встал вопрос: а с каких это пор Министр обороны диктует, как должна проходить альтернативная гражданская служба. Касьянов поддерживал позицию Минобороны, и было понятно, что большинство придерживаются такого же мнения. Тогда Клебанов, представитель Минобороны, заверил нас, что моя поправка о добровольном прохождении службы в качестве гражданского персонала, обязательно учтется, но потом стало ясно, что Минобороны нас обмануло. И то, что правительство назначило главным по АГС Министерство социальной защите и труда, а они на все наши выступления и предложения отвечали, что нужно посоветоваться с Министерством обороны, говорило прежде всего о том, что они были не самостоятельны. Из этого было понятно, что это уже наш проигрыш и наше участие практически бессмысленно. Я считаю, что нужно было занимать более жесткую позицию, как занимал ее «Мемориал» в диалоге с правительством по поводу Чечни. И когда правительство перестало прислушиваться к мнению «Мемориала», «Мемориал» сказал, что вообще прекратит вести какие-либо переговоры.

Как был принят закон, самым характерным было то, что в Думе отказались засчитать ребятам из нижегородского эксперимента срок, как прохождение АГС. Президент не прав, говоря, что они нарушили закон. Не правда. Конституция дает право призывной комиссии давать направление на альтернативную службу. Не было механизма – это правда. Если Нижний Новгород создал этот механизм у себя – ради Бога! И этот ход со стороны Думы, я считаю, был просто местью. Просто отомстить, наказать. Они упились ненавистью к АГС и «альтернативщикам». Что мы имеем с этим законом? Мы имеем победу милитаристского лобби не только в парламентском влиянии, не только во влиянии в правительстве. Поэтому тот всплеск возмущения, который был на первом заседании правительства после доклада Квашнина, который нас несколько обнадежил, оказалось эпизодическим явлением, и мы имеем то, что Россия опять возвращается к милитаристским ценностям. Это очень тревожно. Понятно, что до нового состава Думы вряд ли удастся внести еще какие-то поправки. Тот диалог, который велся с правозащитными организациями до последнего времени нельзя допускать в принципе. Правозащитников просто использовали для обмана общественного мнения, создания иллюзий. Надо понимать, что идет жесткое давление и в ситуации с войной в Чечне, и в ситуации с призывом, и в ситуации, как реагирует Минобороны на проявление насилия в армии. Это бедствие. Настоящее бедствие. Минобороны не собирается исправлять армию. Они сейчас в упоении своей победой. Я думаю, что настало время серьезно разобраться и выработать жесткую тактику. Но вести диалог нужно только в том случае, если это действительно диалог, если стороны действительно слышат друг друга, когда предложения обсуждаются. Конечно, компромиссы неизбежны, но речь идет именно о взаимодействии, а о не прикрытии правозащитниками для того, чтобы показать, что ведется какая-то деятельность. Поэтому сейчас очень ответственный момент. Пацифистское движение в России было, есть, и будет, утверждение социальных ценностей общества – это конституционная позиция. Поэтому вопрос в том, что нужно определиться в позициях и дальше действовать. Борьба должна продолжаться.


Валентина Мельникова (внутренние баталии)

Мы включились в эти дела с АГС в 89 году. На тот момент осужденных за отказ от военной службы насчитывалось более двух тысяч человек. Причем, тогда была такая ситуация, что их осуждали, заключали в тюрьму на срок в два года, а по прошествии этого срока, их опять начинали призывать. Они опять отказывались, их опять осуждали, и так продолжалось, пока им не стукнет 27. Вот тогда была такая мясорубка. Для справки, в «Московских Новостях» в начале 90-го года была небольшая статья о том, что осужденных, находящихся в тюрьме по убеждениям, насчитывалось около 2,5 тысяч. К нам стали обращаться приверженцы различных религиозных конфессий, пасторы, с предложением как-то сотрудничать. Первый законопроект был тогда разработан русско-американской организацией и юристом из военной прокуратуры Анатолием Пчелинцевым. Мы принесли его в Верховный Совет СССР. Мы его принесли, а там ничего не понимают. Комитет по молодежи понимает, но ничего сказать не может. Нам тогда удалось добиться того, чтобы Верховный Совет официально запросил экспертов по вопросу АГС. И вот тогда, когда в январе 90-го года в Россию приехали представители Швеции консультировать наши власти в отношении альтернативной гражданской службы, давать рекомендации, началась наша сознательная законотворческая деятельность, борьба с Генштабом за право на АГС. Первую конференция Комитета солдатских матерей мы провели в апреле 90-го в Комитете по делам молодежи Верховного Совета СССР. Тогда вопрос права на АГС также был очень актуальным. Приезжали женщины из Прибалтики, из Украины за помощью и консультациями.

Первый раз законопроект об АГС попытались принять где-то в 90-м году. Но не получилось. Потом начался этот период межсезонья, межвластия, и где-то в 92-м законопроект опять всплыл в редакции Савицкого и Малкина. Он тоже был довольно приличным. Но вот позиция военных была абсолютно категорична. Они никак не могли принять этот законопроект, говорили, что он подорвет обороноспособность страны, и предложили сами свой проект, который оказался примерно таким же, какой вот сейчас приняли. Тогда мы провели совещание, это было в 93-м году, куда пригласили представителей министерства здравоохранения. И когда стали обсуждать тот проект, который предложили военные, очень хороший вопрос задали врачи. Кто будет обслуживать вашу трудовую армию? То есть, это клеймо на военном проекте поставили не мы, а санитарные врачи, поскольку они понимали, что предлагает другая структура, где люди будут скучены, где все будет по типу армии или тюрьмы, где все будут обезличены и отделены от общества. В 95-м году весной тот законопроект, который с помощью рабочих групп и совещаний был разработан, оказался неприемлем. И как следствие, у нас родился такой лозунг: «Лучше уж никакого закона, чем плохой закон». Тогда уже было понятно, что, в принципе, Конституция работает, и что схема, по которой мальчишки писали Президенту, «прошу подтвердить мое право», потом письма попадали в отдел писем, отдел писем отправлял в Министерство обороны, оттуда в военкомат, в военкомате всякую ерунду отвечали, эта схема все-таки работала. К тому же тогда шла война в Чечне, и ребята отказывались там воевать, так что в этом дурдоме схема работала. Тогда была очень интересная, очень показательная ситуация, когда с одной стороны мы говорили, что закон неприемлем и такой не нужен, с другой стороны военные говорили, что не хотят никакой АГС, и так получалось, что и правая сторона, и левая лоббировали его неприятие… Но вот помню, это год 93-92 был, когда один из законопроектов дошел до голосования. И депутаты за него проголосовали. И тогда встал тогдашний заместитель начальника генштаба и открытым текстом заявил, что вот вы сейчас голосуете, а принятие закона лучше отложить еще на лет десять. И с 95 года мы, как организация, закон об АГС не форсировали. Тогда еще война в Чечне показала, что говорить об альтернативной гражданской службе в той ситуации было бесполезно. Надо говорить о реформе армии об отмене призыва. Я понимаю, что Россия подписала договор с Советом Европы о том, что закон примет. Мы не отказываемся от участия в разработке закона, но и не настаиваем на том, чтобы закон обязательно принимался, потому что есть Конституция, которой можно пользоваться, и которая обязывает все суды признавать право каждого гражданина, чьим убеждениям противоречит несение воинской службы на замену ее альтернативной гражданской. А закон разрабатывать для этого совсем не обязательно. Ну и потом, я готова поспорить с кем угодно на ящик коньяку, что сейчас в России абсолютно здоровых и годных к службе в армии - нет. Поэтому снимается проблема АГС. Как только по здоровью мальчик признается не годным, сразу же снимается проблема альтернативной службы. И в 96-95 годах это стало особенно заметно. А вот эта последняя кампания – на самом деле начата неудачным образом, не в то время и не на ту тему. Надо было как-то прикрыть ребят, которые прошли суды у себя в регионах. Отчасти это лоббирование было вызвано тем, что многие зарубежные фонды стали усиленно спонсировать организации, которые занимались развитием борьбы за АГС. Брошюры стали печатать. И когда этих организаций стало достаточно много, появилась вроде как рабочая необходимость что-то еще делать. А что дальше? Здесь получилось так, что коллеги недооценили влияние военных. К сожалению, получилось то, о чем мы предупреждали. Когда страна воюет, когда начальник генерального штаба Квашнин, мало вероятно, что что-то получится.

Стоило работать над отменой призыва. Президент боится этой темы. Только ленивый в зарубежных правозащитных организациях не делал докладов о том, что в российской армии нарушаются права человека, преступления в Чечне и пр. А те ребята, которые, отказываются от армии по своим убеждениям – пускай пользуются Конституцией и уже проработанной схемой.


Сергей Сорокин («уклонисты по убеждениям» и их родители)

В проблеме борьбы за альтернативную гражданскую службу я с года 89-го. Двух сыновей своих не пустил в армию, используя статью Конституции о праве граждан на АГС. Старший у меня с 92-го проходил, как «альтернативщик», младший – с 99-го, но сейчас у него отсрочка по учебе. Если смотреть в истоки моей деятельности, то я достаточно много дел имел с теми ребятами, которые сбегали из армии, спасаясь от унижений и побоев. Они считались, разумеется, дезертирами, и автоматически попадали под статью. В то время, когда все в стране было сверхмилитаризированным, на таких ребят никто не смотрел, и слушать о том, как над ними издеваются в армии, не хотел. Такими ребятами занимался Комитет солдатских матерей. Но они не помогали им избежать армии. Договаривались о том, что ребят направят в другую часть, где им предстояло пройти практически то же самое, от чего они бежали. Беглецы укрывались у меня дома, у моих знакомых, у коллег, которым также была близка проблема реализации АГС в России. Причем, тогда такая ситуация была, что никто толком не понимал, как поступать, что думать при столкновении с претендентами на право проходить альтернативную службу, вместо военной. Не меньше озадачивались суды, которые понимали, что закона об альтернативной службе еще нет, но есть статья в Конституции, которая гарантирует право каждого гражданина, чьим убеждениям противоречит несение воинской службы, на замену ее альтернативной. Несовершенство законодательной системы позволяет практически каждому призывнику заявить о своем праве не служить по убеждениям, и быть оправданным в суде. Другое дело, что в начале 90-х суды в основном старались наказать очередного мальчишку за то, что добровольно идет, как предатель родины. Уголовных дел в отношении «альтернативщиков» со времен принятия Настоящей Конституции РФ было возбуждено не так уж и много. Еще меньше таких дел заканчивалось реальным осуждением. В случаях, если такое происходило, призывник обычно подавал на апелляцию, в очередной раз заявлял о своих убеждениях и боролся дальше, пока его ни оставляли в покое или ни закрывали дело за неимением состава преступления или изменением обстоятельств. Например, ставший широко известным, процесс по делу Дмитрия Неверовского, которого Обнинский суд осудил на два года лишения свободы, имел явную побочную окраску – как способ давления на Димину маму, которая является известным сильным правозащитником Обнинска и участвовала в выборах в Госдуму.

В 1995 году Генштаб издал специальную директиву, предписывающую военкоматам призывать «уклонистов по убеждениям» в МЧС, железнодорожные войска, в Спецстрой. Однако знающий свои права потенциальный новобранец мог избавиться и от такой службы, ведь она не являлась альтернативной гражданской, а все-таки требовала принятия присяги и соприкосновения с оружием.

Хорошо, когда ребята самостоятельно принимали решение бороться за свое право на АГС, когда за них не шли в военкоматы родители, или не заставляли идти на военную кафедру в ВУЗах. Мне иногда кажется, что только в России есть такое потрясающее недоверие к закону. Как будто его создали только лишь для того, чтоб его не соблюдать. Как и десять лет назад, при «совке», сейчас не верят в силу закона. Как и десять лет назад, ко мне приходит много мамаш, которые ни на грош не верят ни Конституции, ни всевозможным кодексам, ходят вместо своих мальчишек в военкоматы, к участковому, прокурору, на консультации, чуть ли не медкомиссию за них проходят. Укрывание своих сыновей должно вообще исключиться родителями из практики, поскольку ничего хорошего этим добиться просто невозможно. Парень должен сам идти к военкому, и открыто заявлять о своем праве. Эта ужасная и бездарнейшая ошибка особо трепетных и недоверчивых мамаш встречалась как десять лет назад, так и по сей день встречается. Есть закон, а есть дурная голова! Если взять школу, где есть мальчики и девочки, которые учатся на пятерки-четверки, а есть те, которые на двойки. Вот, почему так? Хотя у каждого есть учебник, есть расписание уроков. Почему происходит так, что мальчишкам по 18 - 19, а за них все родители бегают? Они уже достаточно взрослые люди, чтобы разбираться, доверять или не доверять. Они не разбираются только потому, что родители не позволяют им самим попробовать разобраться!

Как-то довелось выступить по радио в качестве правозащитника, борющегося за права отказчиков от армии. Я оставил тогда в редакции свой рабочий телефон. Следующие три дня не было ни минуты, чтобы я не слышал звонков. Было море отзывов. Я экстренным способом давал людям консультации о том, как добиться права на альтернативную гражданскую службу. Многие посчитали мое выступление пропагандистским. А почему нет? Одно время обсуждению этого вопроса отводились целые газетные полосы и телепередачи, а потом…он перестал быть актуальным. Вполне понятная ситуация. Разговоры разговорами, а армейский молох требовал все новых тысяч призывников. Сработал и психологический принцип. Разработкой законопроектов стали заниматься все, кому не лень, и чисто из популистских соображений. Призывники и их родители быстро почувствовали эту коньюктурность и смекнули, что «борцы» за их чад страшно далеки от этой проблемы. Сейчас вот дело сдвинулось с мертвой точки, и Президент подписал закон об альтернативной гражданской службе. Хотя, как всегда, суды представления не имеют, что делать: статья в Конституции есть, закон приняли, но в силу он еще не вступил.


Елизавета Джирикова (Генеральный директор Гуманитарно-благотворительного центра "Сострадание", почетный работник министерства труда России, член International Rehabilitation Counsel for victims of Torture).

До сих пор среди нас, сотрудников Гуманитарно-благотворительного центра "Сострадание", нет единодушия по вопросу - надо ли было нам ввязываться в борьбу за принятие Закона об альтернативной службе. Сама затея с так называемыми экспериментами по прохождению АГС на местном уровне многим кажется порочной - эксперименты-то ставятся над людьми. Имея 10-ти летний опыт организации труда агс-ников в социальной сфере, мы подходим к этому вопросу как профессионалы, исповедуя главный принцип такого труда - чтобы все стороны были довольны. При грамотном подходе это означает, что довольны должны быть подопечные, за которыми осуществляется уход, довольны и удовлетворены своим трудом должны быть сами альтернативные служащие, доволен должен быть менеджер, довольны родители своим отпрыском и вообще все, кого касается процесс - именно это является критерием успешности такой работы как забота и уход одного человека за другим. Так организован труд социальных работников в нашем центре, в число которых входят и немецкие АГС-ники. "Все что нам нужно - это любовь" - так назвали свой фильм о работе "сознательных отказчиков" пермяки. Это абсолютно верно по внутренней своей сути. Любовь как человеколюбие, "вчувствование" в страдание и боль другого, сопереживание и мук и радости с другим человеком - необходимое условие правильности поведения самого убежденного агс-ника и залог принятия верного решения его менеджером.

Можно предположить, что эти чувства руководили немецкими юношами, проходившими службу в нашем центре, когда они по личной инициативе организовали первый в России семинар "по выяснению ситуации и возможности альтернативной гражданской службы в России". Считаю необходимым напомнить их имена - Доминик Фетте, Штефан Шпруте, Тобиас Штюдеманн, и название немецкой организации, от которой они проходили службу в нашем центре - "Социальная служба по укреплению мира и взаимопонимания между народами". Тогда, в ноябре 1996 года, немцы впервые собрали вместе нас, ветеранов "агс-ного движения" - Валентину Мельникову, Николая Храмова, Сергея Сорокина, Валерия Васильевича Борщева - и я там была тоже. Надо сказать, смятение и нежелание заниматься "АГС в России для русских юношей" - посетили меня после этого семинара. Слишком много политики, неясность позиций, враждебность друг к другу - это было не для меня. Мои благородные репрессированные старушки, милые сентиментальные патронажки, добрейшие доктора - это был мой мир, где все были равны и все любили друг друга. "Мы вне политики и вне религий" - так мы говорили у себя в центре, так думали. Деятельность нашу поддерживал крупный американский фонд, мы были обеспечены зарплатой, оборудованием, медикаментами - и мы не думали о завтрашнем дне, о мире вокруг нас.

Гром грянул уже в 1997 - наши американские друзья переместили свой интерес в Африку. Нечем стало оплачивать труд патронажных сестер - и более 150 тяжелейших старух оказались брошенными. Вспоминаю свой шок от собственной бездумности, а строки писем наших подопечных - "не бросайте меня, умоляю", "я слепая, не могу приготовить себе покушать", "если Катя (патронажная сестра) уйдет - я вскорости умру" - это моя боль навсегда. Ведь это писали женщины, на долю которых выпали тяжелейшие страдания - десятилетия колымских лагерей, расстрелы любимых близких людей, отчуждение окружающих и одиночество после освобождения. Мы, центр "Сострадание", оказались пустыми декларантами, мы взяли на себя ответственность за жизнь и достоинство этих старух - и бросили их.

Проклятия сыпала я сама на свою голову и пыталась найти выход. А наши немецкие агс-ники все ходили и ходили к своим подопечным, оставшись единственными нашими патронажными сотрудниками. Именно тогда мы додумались до того, что только гарантированные государственная система может обеспечить достойную жизнь слабейшим. О нашей современной социальной государственной защите лучше распространяться не буду - ее организация была порочна с самого начала. В сфере, где "кадры решают все" - оказались люди абсолютно профнепригодные, не нашедшие себе места в новой экономике России - бывшие комсомольские и партийные чиновники 3-го разряда, завклубами и зав. красных уголков, неграмотные, с ущемленным самолюбием, с советскими плутократическими амбициями. За 10 лет тесного и непродуктивного взаимодействия с нашей соцзащитой я встретила всего 2-3 настоящих профессионалов, которые ничего не могли решить на своих должностях.

Сегодня я твердо уверена, альтернативная гражданская служба - панацея от бед "социалки". Мотивированные, сильные, добрые молодые специалисты - мужчины - это и спасение, и гражданский контроль за существующей государственной соцзащитой. Наш центр начинал эксперимент по организации труда "сознательных отказчиков" в центрах социальной защиты при районных управах, и исходя из причин, описанных мною в начале моего рассказа, мы твердо отказались от этого. То, что молодой человек может работать в социальной сфере - доказывать нечего, даже при преимущественно женском составе работающих все-таки мужчины есть и прекрасно справляются с обязанностями, а в сестринской сфере сейчас до половины - медбратья. Система отчетности и организации труда подробно разработана и опробована нами вместе с Комитетом по труду и занятости в рамках проекта по созданию рабочих мест для безработной молодежи - именно этот проект спас наш центр от позора и мы смогли насытить кадрами патронажную группу, продолжить оказание помощи нашим старухам .

Главная причина, по которой мы сознательно отказались от экспериментирования с агс-никами до принятия Федерального закона - это невозможность мотивировать юношей оказывать помощь другим людям, в то время как они сами нуждаются в поддержке. Притеснения военкоматов, унижение и насмешки со стороны чиновников социальной сферы, репрессии милиции - все это не дает парню получать удовлетворение от труда, требующего ежедневной самоотдачи и сопереживания. Бесконечные судебные тяжбы, во время которых прокуроры с садистскими замашками выпытывают подробности процесса гигиенических услуг для лежачих больных и потом утверждают, что такая работа не доказывает пацифистских убеждений - не служат на пользу молодому человеку, разрушают его психику. Более полусотни юношей обратилось к нам за содействием в сборе доказательств истинности убеждений на суде и мы на практике убедились, что фактически все они могут и достойны проходить альтернативную гражданскую службу. Для участия в судебном процессе мы привлекли лучших московских юристов, однако все равно судебное разбирательство превращалось в позорное судилище, после которого молодой человек не то, чтобы мог ухаживать за слабой старушкой - ему самому требовалась помощь психотерапевта и невропатолога.

Сегодня мы продолжаем помогать агс-никам, сменив в корне мотивацию причин, по которым мы это делаем. Мы считаем, что эти юноши - "новые диссиденты", подвергающиеся репрессиям за свои убеждения со стороны государства и поэтому, согласно миссии нашей организации, мы берем на себя обязательства по правовой, медицинской, психологической и социальной реабилитации таких граждан. Таким образом, юноши стали "бенефициарами" нашего центра, они сами нуждаются в помощи и могут рассчитывать на нее в Гуманитарно-благотворительном центре "Сострадание". Мы знаем, что после вступления Закона об АГС в силу, с 1 января 2004 года, в наших услугах еще будет нужда, так как права "сознательных отказчиков" в стране военной диктатуры будут ущемляться повсеместно - мы готовы к защите наших молодых граждан и торжественно обещаем, что принцип "все должны быть довольны" будет неукоснительно выполняться.

В ИТОГЕ

В итоге принятия закона об АГС создалась абсолютно не проработанная судами юридическая ситуация, когда, даже в условиях принятого закона достаточно остро стоит вопрос, что же делать сейчас с теми, кто выбрал не службу с оружием, а безоружное служение обществу: давать отсрочку, заводить уголовное дело или насильственно отправлять в армию. Многолетняя и во многом парадоксальная борьба с милитаризированным сознанием политиков и общества позволила добиться признания законным соблюдения прав человека, пускай даже соблюдения относительного. К сожалению, до сих пор в России бытует мнение, что гарант мощи и благополучия страны – это ее обороноспособность, а низкий уровень качества жизни граждан, насилие над личностью, высокая смертность и невысокий уровень рождаемости, что расценивается как болезнь общества – дела второстепенные и давно ставшие привычными.

Через несколько лет события 2002-го года, связанные с принятием закона об АГС, так же станут достоянием истории, пополнят хронологическую цепочку, но, по мнению правозащитных сил, деятельность в отношении принятия по-настоящему справедливого закона об альтернативной гражданской службе на этом не завершится.


Статья была создана нечеловеческими умственными усилиями Елены Луценко и Анатолия Пушкова.