Geum.ru

Вихрева Мария, лауреат премии имени И. Акулова 2006 г

Вид материалаДокументы

Содержание


Поэзия Пугачёва Людмила, лауреат премии имени И.Акулова 2007г.
Посвящается О.Ларионовой
Моим будущим врагам
Бал маргариты
Подобный материал:
Проза

Вихрева Мария, лауреат премии имени И. Акулова 2006 г.


Сто одиннадцать школьных лет.

Звездное небо Уральской истории было бы не так богато и прекрасно, если бы на нем не сверкала яркая звезда со скромным именем Ирбит.

Но Ирбит своим прошлым выделяется даже из истории Урала.

История Ирбита - отражение истории российской. Это история мятежей и царских милостей, торжественных молебнов и отчаянных гульбищ, степенных седобородых купцов и простых ремесленников, звонких монет и черствого хлеба…

Ирбит – уникальный город. Его улицы всё ещё хранят следы прошлого, которое невозможно вернуть, но в которое можно погрузиться. Прислушайтесь – и в шуме современного города вы услышите отголоски весёлой ярмарки, в порывах ветра – разудалые крики ямщиков и ржанье лошадей, а в низком зимнем небе отразятся купола церквей и соборов Ирбита…

Ирбитские улицы видели многое. Я хочу рассказать об одном из ирбитских сокровищ. Эта жемчужина – моя первая школа, памятник архитектуры конца XIX века. Школа, которой в этом году исполнится сто одиннадцать лет.

…Я стою около актового зала и любуюсь богатой лепниной на потолке. Перевожу взгляд на лестницу и огромные оконные проемы, заставленные цветами. Интересно, а думали ли строители, какая судьба будет у их детища? Опершись о перила лестницы, я размышляю о прошлом школы.

Ясным майским днем 1893 года, когда уже летнее солнце играло на золотых крестах священников, а пыльные сапоги приминали еще хрупкую молоденькую траву, на пустопорожнем месте на углу улиц Николаевской и Старой, после торжественного молебна с иконами и хоругвями, началась закладка здания Высшего Ирбитского городского училища. Собравшаяся богатая толпа щедро усыпала фундамент золотыми и серебряными монетами. В краеугольный камень здания была вмурована медная доска с надписью “1893 года мая 25 дня”.

Через два года строительство было законченно. Благодарные ученики и сегодня помнят имена людей, которые возводили прекрасное здание. Проект училища подготовил архитектор И. К. Бахарев, а воплотил его в жизнь строитель-архитектор С. С. Козлов. Подрядчиком-строителем был “первейший каменщик” Ирбита Иван Фёдорович Торопов. Торопов умел изготовлять особый фигурный кирпич, владел искусством кладки и шлифовки стен. Именно его мастерство поражает ирбитчан и гостей города. Многие здания города украшены его узорами, и ни один из них не повторяется, каждое строение уникально по красоте, набору элементов “каменного кружева”.

Вот и училище вышло на славу. Двухэтажное, кирпичное, оно не кажется массивным, а стремится ввысь. Кружевную лёгкость каменному фасаду придают разнообразные геометрические элементы, архитектурные обломы, валики, полочки с выкруткой, чередующиеся с напусками кирпича. Ажурные карнизы, тёсаные колонки, обрамляющие оконные проёмы, узорные решётки придают зданию торжественность, праздничный настрой.

Внутри здание также поражает своей красотой, кажется, что попадаешь в настоящий Храм Науки. Это впечатление создает роскошная гранитная лестница с чугунными литыми перилами, высокие оконные проёмы, красивые лепные потолки, большие окна, просторные коридоры и великолепный зал.

В верхнем этаже здания поместилось городское училище, в нижнем – церковно-приходское. …Архиерей в парадном темно-синем облачении легкой походкой вошел в зал. Его встретил пением хор. Ученики, выстроенные ровными шеренгами, пели молитву. “Мир вам, дети мои!” Архиерей с тускло поблескивающим крестом на груди благословлял подходивших к нему учеников и каждому дарил металлический крестик. Бывал в училище и губернатор. Также купечество проводило во время ярмарки добровольный сбор в пользу училища, одновременно устраивался бал – маскарад и вещевая лотерея в пользу нуждающихся учеников.

…“Преблагий Господи! Ниспошли нам благодать духа твоего святого…”. Машинально осеняя себя крестом, Матвей со страхом косился на Ивана Алексеевича, преподавателя арифметики. Урока Матвей не знал - ведь началась ярмарка. Вчера, едва наколов дров для печи, он со своей Главной улицы убежал с приятелем Павлушей на Черный рынок – посмотреть лошадей. Мальчишек завораживала красота и грациозность этих благородных животных…

Но городское училище просуществовало недолго. В 1907 году трёхклассное училище было преобразовано в Ирбитскую мужскую гимназию. В докладе Ирбитской уездной земской управы за 1909 год (№22-й п.1) говорится: “Гимназия открыта 8 сентября 1907 года в составе 2х младших классов и в течение первого учебного года существовала в качестве частного учебного заведения, на местные средства, а с 1-го июля 1908 года, на основании Высочайшего повеления, последовавшего в 6 день июля того года, содержание ее принято на средства казны…. ”.

На форменных фуражках гимназистов красовалась кокарда с буквами “ИГ” – Ирбитская гимназия. Теперь уже гимназисты воздавали должное творению умелых мастеров, построивших светлое и нарядное здание. Вероятно, уже тогда степенные преподаватели замечали, какое отнюдь не положительное действие оказывали на юные головы огромные окна…

Первым директором гимназии стал Константин Александрович Белавин. С портрета на первом этаже на сегодняшних школьников строго и немного печально смотрит немолодой человек с бородкой по тогдашней моде, в пенсне. Разночинец по происхождению, отличный ученый, Белавин понимал необходимость образования. Много сил потратил он ради процветания Ирбитской гимназии. В 1908 году гимназия уже имела библиотеку, большая часть которой была пожертвована Московской городской думой, был приобретен 161 предмет наглядных пособий. С пособиями начала века двадцатого сегодня работают дети века двадцать первого… В 1910 году гимназии стараниями К. А. Белавина выделили 8 тысяч рублей на оборудование физического кабинета, что позволило оснастить его учебными приборами из Франции, Германии, Москвы и Киева. На старинных приборах, которые исправно несут службу и сегодня, отчетливо видны волнующие названия: Кельн, Гамбург… Во дворе гимназии находилась метеостанция, наблюдения проводились три раза в сутки, и утром показатели приборов шифрованной телеграммой посылали в Петербургскую физическую метеорологическую обсерваторию.

Двадцатый век – тяжелое время в истории России. Не пощадило оно и Ирбитскую гимназию. Во время первой мировой войны, в 1915 году, в здании расположилась воинская часть, а классы разместились в двух наемных квартирах. Директор гимназии К. А. Белавин велел замуровать двери в физический кабинет. Также как и училище, гимназия просуществовала недолго: прогремела революция, началась гражданская война. И когда после освобождения Ирбита от белогвардейцев классическая гимназия была преобразована в школу второй ступени с девятилетним образованием, физкабинет оказался кстати. В 1924 году за добросовестное и самоотверженное служение народному образованию Белавину было присвоено звание Героя Труда.

Затем настала череда преобразований: менялись преподавательский и руководящий составы, в 1930 году школа стала фабрично-заводской семилеткой, в 1932 году она снова девятилетка.

…Пятнадцатого июля 1932 года двадцативосьмилетний Георгий Петрович Мордяшов, мой прадед, подошел к Ирбитской средней школе № 1. Кто же знал, что он проработает здесь 31 год преподавателем рисования и черчения? А этот июльский день стал днем основания целой учительской династии. Дочери Георгия Петровича, Вера и Виктория, пошли по стопам отца и стали учителями русского языка и литературы в родной первой школе. А внучки, в свою очередь, стали работать математиками – одна в школе № 1, другая в Ирбитском мототехникуме. Общий стаж работы династии - 134 года. Правнучка Георгия Петровича, Вика Милькова, оканчивает Педагогический институт.

В 1933 году школа становится средней школой № 1 с законченным десятилетним образованием, а уже в 1934 году ей было присвоено звание образцовой. Через некоторое время школа получила имя пролетарского писателя Максима Горького.

…Над школой с тоскливыми криками кружит темный голубь. От жалобных стонов птицы сжимается сердце… Мирная жизнь ушла в прошлое. Не все поняли ужас Первой Мировой войны, и грянула Вторая Мировая. Наступил 1941 год. На борьбу с гитлеровской нечистью поднялась вся страна. Не осталась в стороне и Ирбитская школа. 7 июня 41 года на выпускном вечере 46 юношей и девушек получили аттестаты. Многие ученики и учителя сразу ушли на фронт, а в здании школы разместился госпиталь. В кабинете литературы находилась операционная, – здесь проводил операции Дмитрий Мальгин. Несмотря на трудные испытания, школа не прекращала свою работу: ребята учились в другом здании в две смены и помогали взрослым нести тяжелое бремя войны. Они ухаживали за ранеными, собирали лекарственные растения, помогали колхозам, рыли котлован под фундамент диатомитового комбината, собирали теплые вещи, отправляли посылки на фронт.

За помощь фронту школе была направлена правительственная телеграмма за подписью Сталина.

Война была победно завершена, но в родную школу на вечер встречи так и не вернулись 32 юноши-выпускника. Они пали смертью храбрых, отдав свои жизни за мирное небо над старинной школой, за то, чтобы и сегодня в ней звучал детский смех. Школа продолжает учить добру, а на втором этаже появилась мраморная плита с именами тех, кто уже никогда не пройдет по ее светлым коридорам.

Школа выстояла. Она смогла подняться и стать одной из лучших в области. Пятидесятые - восьмидесятые годы – годы расцвета школы. Клуб Юных друзей мира, школьный драматический театр, кружок изобразительного искусства, университет искусств, химическое общество были известны далеко за пределами города.

…“ Только ведь мне и нужно было, увидеть тебя. …Ну, будет с меня! Теперь Бог с тобой, поезжай”. – “ Только одного и надо у Бога просить, чтоб она умерла поскорее, чтобы ей не мучиться долго! Прощай!”. Низкий, рыдающий голос Катерины – Эммы Киселевой – раздавался с высокого берега Волги. Рядом с ней стоял, виновато потупившись, Саша Дубских – Борис. В школьном театре - спектакль, премьера… Театр под руководством учителя русского языка и литературы Шипицыной Веры Георгиевны просуществовал с 1959 по 1987 годы. Сменилось четыре поколения артистов.

Резко звенит звонок, и я возвращаюсь в класс. Потоки солнца заливают кабинет литературы. Повернув голову, улыбаюсь портрету на стене – Вера Георгиевна, моя баба Вера, улыбается мне в ответ. Сразу вспоминаю, что вчера бабушка рассказывала о школьном театре – как Миша Пермяков, директор, кассир и актер, отказывался дать девочкам денег на бумагу и краски. “Миша, ты же с билетов выручил!?” - “Потом пригодятся, грим надо покупать. А бумагу и краски на свои купите!”…

Конечно, за сто с лишним лет школа изменилась. Но, меняясь, она оставалась прежней. Все тот же устремленный ввысь облик, та же, что и век назад, внутренняя архитектура - светлые, уютные классы, необычная для нашего времени лепка высоких потолков, парадная лестница, подсвечники, кованые перила, актовый зал… и детские голоса. Сто одиннадцать лет, невзирая ни на что, приходят сюда ребята… Приходят, чтобы учиться – учиться и жить.

История Ирбитской школы продолжается.

…За окном вечереет, а я еще только ухожу из школы. Спускаюсь по темной лестнице. Кажется, что попала в прошлое… Здесь когда-то гимназисты на спор катались по перилам лестницы, ходили преподаватели в мундирах и с бакенбардами (их портреты сейчас висят на стенах), на гранитные ступени спадали шелковые рясы священников. Прохожу под высоким сводом, смотрю на старинный колокол в оконной нише – раньше он висел во дворе, его обязанностью было сзывать учеников на общий сбор. Теперь колокол служит школьным звонком, когда отключают электричество.

Перейдя дорогу, как всегда, оборачиваюсь на школу. Над моей школой кружит стая голубей. Внезапно от стаи отделяется белый комок и залетает под арку фасада…


Поэзия

Пугачёва Людмила, лауреат премии имени И.Акулова 2007г.

СОФИ

Гости целуют матери руку,

Приятель семьи обнимает отца,

А Софи украдкой зевает от скуки

И сбившийся локон отводит с лица.


В ухоженных пальчиках – веер бумажный,

В глазах полусонных – сплошная тоска,

Среди старых стен, среди стёкол витражных

Секретов твой взгляд никогда не искал.


Окна твои между небом и садом,

Софи надменно глядит свысока:

Жалкие люди – кто там и кто рядом,

Софи-принцесса от них далека.


Редкие гости и смех, и слезинка.

Книксен, улыбка и веера взмах,

Хрупкий фарфор, статуэтка, картинка –

«Ах, что за прелесть!» - у всех на устах.


Только однажды, в толпе восхищённой

Кто-то тебе бросил злые слова,

И потонуло в волне возмущенья:

«Софи прелестна, но Софи мертва!»


Вздрогнула, вспыхнула? Нет, и не ждите!

Софи всегда неизменно мила.

Как же мертва? Что за чушь? Посмотрите:

Пульс и румянец, ничем не больна.


Софи сидит в полутёмном покое,

Плавится в чашке кофейной луна,

Софи во мраке уютно, покойно…

Софи, ты знаешь, что вечно одна?


Софи, дитя, ты не знала, забыла?

Сердце хоть бьётся, но всё ж – изо льда.

Всеми любима, сама – не любила

И не полюбишь, увы, никогда.


Софи спала – прилетали виверны,

Крыльями тихо касались окна,

Грустно вздыхали: «В драконов не верит,

Софи прелестна, но нам не нужна».


И улетали в волшебные страны,

И забирали кого-то с собой,

И уносили за океаны…

Милая Софи, что будет с тобой?


Ты проживёшь много лет, не меняясь,

Не совершая ни зла, ни добра,


Не фантазируя, не удивляясь,

Вечно себе оставаясь верна.


Годы промчатся, и Софи не станет,

Софи исчезнет, рассыплется в прах,

В памяти образ твой тихо растает –

Место найдётся ль душе в небесах?


***

Сегодня в этом что-то сдвинулось,

И, как пророк, всё зная наперёд,

Душа с земли на небо перекинулась,

Дорога снова вдаль меня зовёт,

За горизонт, в туман седой молочный,

За синий гребень призрачных лесов.

Подкрался незаметно час полночный –

Вот новый груз на чаше тех весов,

Что отвечают за покой Вселенной.

Передо мной – виденья давних снов,

Я мысленно у грани измеренья…

Но в окнах зажигаются огни,

И сад у дома шепчет мне призывно;

На свете нет милей родной земли.

Пусть рок путей зовёт меня надрывно,

Сегодня я хочу увидеть дом,

Такой спокойный, разморённый летом,

На пять минут хотя бы, а потом

Пусть облаками крыш коснётся небо.


***

Небо чистой блещет синевой,

Не весна ещё, а пахнет талой,

Быстротечной радостной водой,

От реки недвижной и усталой,

Мирно спящей будто целый год.

До чего ж морозы надоели!

А ручьи же – озорной народ,

Им близки звенящие капели.

Подо льдами толстыми и снегом

Ждёт весны вода неторопливо,

Чтоб в живом ликующем разбеге

Ей свободной стать и говорливой.

Пусть зима велела ей молчать,

До поры река в своих оковах;

Пусть крепка холодная печать,

Ей к весне не избежать раскола.


МЕЧТАТЕЛИ

Нет, не влюбляются в мечту –

Ей поклоняются и слепо

Идут туда, куда ведут

Нас грёзы…Кажется нелепым

То, чем мечтатели живут:

Вдали от солнечного света

Забьются в угол неприметный

Под монотонный шум дождя –

Вот так рождаются поэты!

Они с тоской на мир глядят,

Но до поры. Пусть им признанья

И не дано, но мгла уйдёт,

И, руки отогрев дыханьем,

Мечты сияньем топят лёд

Презренья и непониманья.


ХРАНИТЕЛЯМ

Вот и конец. А, может быть, начало

Неблизкого, но лёгкого пути.

Мне маленького мира стало мало.

Душа пуста – теперь могу уйти.

Мой путеводный луч остался с ними:

С моим леском над крошечной рекой,

С друзьями, что прощали и любили,

С моей мечтой, надеждой и тоской.

Пусть он и будет там – он им нужнее,

Осенний дождь мне только как укор

Остался лишь один, но нет нежнее

На свете, чем печальный разговор

Последнего дождя с холодным ветром.

А я всё тот, но всё же не такой.

За серебром дождя, пока чужим мне светом,

Наверное, я встречу свой покой.


КРЫЛЬЯ

Как странно, но мне кажется порою,

Как будто за плечами два крыла,

Как будто я взлечу, как будто взмою,

Земля мне будет боле не мила.

Ни разу в жизни не видала моря

Вживую и не чувствовала брызг

Солёного зелёного прибоя.

Я часто избегаю риск,

Пугает высота, о самолётах

Мне неприятна самая и мысль.

Но как в мечтах моих, где всё возможно,

Свобода в небе мне дана,

Как на земле, где всё так сложно,

Я в клетке жить обречена.

Моё спасенье – море, небо

И крылья – их я чувствую тепло;

Прохладу, лёгкость взять мне где бы,

Лететь туда, где так светло…

Но крылья мы имеем лишь в мечтах,

Что воплотились в быстрых самолётах -

Исполнились мечты, но, забывая страх,

Неметаллических желаю я полётов.


Посвящается О.Ларионовой

Я видела во сне, как на ладонях

Держали два седые короля

Не разберёшь, Вселенную иль город,

Седые свои головы склоняя.


Малютка-мир, их маленькая сказка,

Творенье мудрых царственных умов.

Обман – улыбки старцев, только маска,

Жестоких лики скрывшая богов.


А крошка-мир, окутанный дремотой,

В забытье сладком и не знал о том,

Что за небес сиреневой тенётой

В большой Вселенной царствовало зло.


Что тот мирок – красивая ловушка,

Владыки её бережно хранят.

Молюсь я только, чтобы той игрушкой

Не стала наша бедная Земля.


МЕТЕОР

Я смотрю на ночное небо

Очень долго – глаза заболели.

Звёзды нежатся в синей постели,

Там, где смертный ни разу не был.


Вот одна не сдержалась – упала,

Прочертила путь яркой стрелой,

Я желания не загадала –

Только бы не остаться одной.


Метеор – это только песчинка,

Это крошка космической пыли.

В атмосфере сгорела пылинка,

Но душа её в стебли полыни

Покатилась худышкой-девчонкой,

И не маленькой, и не большою,

Расцарапав колени, ручонки,

Прилегла на траву головою,


А трава превратилась в осколки

Тех желаний, что неисполнимы.

Разметались кудряшки девчонки,

Потонули в безмолвья трясине.


Полетела та звёздочка в бездну…

Почему? Может, звёзды обидели?

Может быть, я во сне это видела,

Одному только Богу известно.


Мир устроен так, что взмах крыла бабочки способен вызвать бурю на другом конце света

Теория Хаоса

МОИМ БУДУЩИМ ВРАГАМ

Я знаю точно, что не умру

Ни завтра и ни послезавтра,

И новую встречу зарю,

И не уйду безвозвратно.

И что бы мне там ни желали,

Это – удел не мой.

Ну что ж – поднимайте бокалы

За нездоровье вечно живой!


Мне не нужно ни ада, ни рая,

Льдинки звёзд я увижу не раз,

Всё смеюсь – лучше слёз! – и играю,

Жаль, меня не поймёте сейчас.

И кем бы меня не считали,

Это – удел не мой.

Эй, вы! Поднимайте бокалы

За нездоровье вечно живой!


Я у порога недавно

Видела ангелов чёрных,

Мне рано – меня не прощали,

Пусть забирают прощённых.

И как бы меня не звали,

Это – удел не мой.

Пусть поднимают бокалы

За нездоровье вечно живой!


Жизнь не крутила сначала,

Зря – ошибаюсь вновь.

Я слёзы уже проливала,

Пора бы пролить и кровь.

Видимо, я не знала,

Что же такое – боль

Эй, вы? Поднимайте бокалы

За упокой.


И музыкой грянут поминки,

И хлынет напиток алый,

И пьяная речь – без запинки,

А ИМ, как всегда – мало.

Но нет, не разорваны вены,

Мой мир, остаюсь с тобой.

Так пейте ж за воскресенье

Отныне навеки живой!


СЛЁЗЫ

Схвачены холодом

в лёгкое кружево

игл хрустальных.

Звёзды

тают безропотно

по приказанию

помнящих тайну.

Тело

среди мёртвого города,

смято, изломано,

брошено разумом.

Тему,

музыку холода,

флейта запомнила,

ветер подсказывал.

Пела

голосом сорванным

песню финальную

для хэппи-энда;

Верю:

всё будет здорово,

только вот жалко –

не будет рассвета.


КОРАБЛИ

Уходили корабли –

Пути их не пересекаются.

Далеко, на самый край земли,

Корабли сегодня отправляются.


Уходили до зари,

Покуда тучи не сгущаются,

Под светом утренней звезды

Уходят и не возвращаются.


На палубах огни

В тумане тихо растворяются,

И разминаются пути,

И в океане не встречаются.


Как солнце, далеки,

Они, как ветер, всё скитаются,

Им светят звёзды-маяки,

Они в туманах не теряются.


Забыли корабли,

Что кто-то в гавани останется,

Фрегаты в пламенной дали –

Он в серой пыли задыхается.


* * *

Те, кто встречался с дневной совой,

Здравствуйте! Я – полночный жаворонок,

Странно-нелепая, как зимой

Тёплый, но слишком немодный валенок.


Зачем я? С бездной из серых глаз,

Хлещущей кровью артерий разорванных;

Букет палых листьев – невнятных фраз,

Вместо цветов, бесцельно сорванных?


Рвётся на волю моё проклятие,

В маленьком теле заключённое,

Может, мне место на распятии

Или в веках, среди прокажённых?


Мне бы немного пожить как все,

Но на бумаге тушью чёрной

Пусть не элегия или сонет –

Что-то хоть малость стихотворное


Капелька крови на листе белом,

Словно в пустыне бескрайней скиталец.

Нет, я не думала резать вены!

Просто пером уколола палец.


* * *

Смысл всего – в любви,

Путь – очищенье,

Раз для тебя – не так,

Значит, не понял жизнь.


Сладкие, сладкие сны,

Счастье в забвении,

Ранний уход во мрак,

В сумерках гибнет мысль.


А в последнюю ночь

Души рвутся ввысь,

Они мечтают в рай,

Да только рая нет.


Есть лишь чистилище,

Оно – наша жизнь,

Тьма лишь когда – за грань,

Там угасает свет.


Может быть, это бред,

Может – спасенье…

Скажешь: зачем добро,

Если не будет ада?

Скоро найдёшь ответ,

А повезёт – прозренье,

Всего, что жадно брал,

Тебе не будет надо.


ЛЮДИ

Люди ходили по земле,

Люди просили небо:

«Небо, забери нас к себе!»

Небо отвечало снегом.


Люди с красными глазами,

С руками, обагренными кровью,

Люди со злыми сердцами,

Люди с искусственной кровью.


Люди поднимались на камни,

Срывались с самого неба,

Думали – красиво, печально,

А получалось – нелепо.


БАЛ МАРГАРИТЫ

Она танцует, едва касаясь

Снега и пламени каблучком.

Ей ничего, ничего не осталось,

Кроме любви, и печальным цветком

Среди демонов и самоубийц,

Среди грехом изувеченных лиц,

Одна, словно роза в руке оборванца,

Маргарита.


В зрачках у неё луна утонула,

Она позабыла дома смущенье,

С ума не сошла и навек не уснула

И, чтоб прикоснуться губами к колену,

Пожертвует нежить прощеньем –

Королева весны в восхищенье,

С любовью и боль не заставит прощаться,

Маргарита.


Вспыхнуло адское пламя,

Готово принять в объятья,

Расставлены совесть и память,

Забыто, забыто распятье,

Брошено в пропасть, где лёд и кровь,

Брошено в пропасть кошмарных снов…

В живых ни тебе, ни ему не остаться,

Маргарита!

Что говорил тебе дьявол,

Вспомни его наказ,

Став королевой бала,

Можешь отдать приказ.

Ты получила великую власть,

Только бы с ног до конца не упасть,

Сил не осталось для танца,

Маргарита…