Дождливым, осенним субботним вечером мы, старые друзья, собрались по нами заведенной давней традиции в уютной квартире семьи художников

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4 5

24 августа - среда

Солнце!

Манхейм. В 15 часов за нами заезжает Танечка (подруга Сони – врач), и мы едем в Хейдельберг посетить непосредственно замок, который мы ранее из-за непогоды посетить не смогли. Еще до нашего отъезда Сонечка, заговорщицки подмигивая, сказала мне: « Я тебя в Хейдельберге познакомлю с одним мужичком – препротивнейший тип, однако, а сожительница его полька Анна – художница, и баба вообще мерзкая и авантюрная. Постарайся охмурить данного субъекта ради моего удовольствия». «Бу сделано» - сказала я утвердительно и приготовилась к встрече.

В Хейдельберге поднимаемся на машине по узким мощеным улочкам высоко в гору, прямо к замку. Мы с Соней выходим из машины, и подходим к мужчине довольно поношенного вида: в мятых брюках, давно не чищеных ботинках, слегка сутулого. Он стоит у импровизированной стойки с дешевыми картинками – пейзажами Хейдельберга. «Тонн» - представился мужчина и приветливо, я бы даже сказала приятно, улыбнулся. «Это мой друг Тонн по фамилии Доктор – он здесь самый главный над обслуживающим персоналом» - сказала Соня и подмигнула, давая мне понять, что это тот самый мужичок, приговоренный к охмурению. Тут же откуда-то сбоку, из дверей сувенирного магазинчика вывалилась огромная (не так огромная, как нескладная) фигура высокой, плоской женщины с широкими мужскими плечами. «Анна Симонович – художница» - представилась она, и я поняла, что бедный Тонн приторговывает туристам ее дешевые помазки. Я, как могла, широко улыбнулась, выпросила одну картинку, и мы с Сонечкой и Тонном (Танечка сразу уехала по делам) направились в замок. Тонн начинал мне все больше нравиться, т.к. во-первых, купил нам билеты, а во-вторых, тут же попросил местного фотографа сфотографировать нас втроем, нежно нас обнял, и мы с Сонечкой получили прелестную фотографию уже по выходе из замка. Тонн к тому же оказался голландцем, и я уже начинала его тихо любить, т.к. само упоминание о Голландии, цветах, аукционе, тюльпанах и т.д. нежной болью отозвалось в моем сердце профессиональной цветочницы.

Мы с Сонечкой двинулись в замок и вскоре оказались в древней аптеке, в которой сохранились старинные причиндалы: лечебные порошки из трав, костей, камней и т.д., колбы, мензурки и какие-то агрегаты очень похожие на самогонные аппараты (замок-то начали строить в XIY веке, достраивали новые владельцы в XV, XVI, XVII веках, но тайну самогоноварения, видимо, передавали из века в век, из уст в уста). Да, сохранились в замке и громадные бочки (одна на 40 с чем-то тысяч литров, а другая на более чем 200 тысяч литров), куда местные жители сливали молодое вино с местных виноградников, а потом устраивали пышные гуляния. Умели, однако, люди в старину и вкусное вино делать, и красиво пить его же.

Вышли из замка, нафотографировались с Сонечкой в фас и в профиль, и тут Сонечка говорит, что Тонн приглашает нас в гости к своему другу – поляку, который живет тут же, в Хейдельберге.

К 18 часам мы подходим к Тонну, к этому времени они с Анной прикрыли сувенирную лавочку, и складывали «произведения искусства» в свою машину и в машину подъехавшей к ним знакомой – Габриэллы. У Габриэллы в Манхейме своя переводческая фирма, она полька и тоже приглашена в гости.

Мы с Соней едем на машине Габриэллы («Ей 54 года, у нее взрослый сын и молодой муж, она недавно сделала подтяжку лица и уменьшила грудь» - быстро, тихим шепотом поведала мне Соня). Габриэлла – маленькая, полненькая брюнеточка, с голубыми глазками – действительно выглядит гораздо моложе своих лет. Петляем, кружим по узеньким горным улочкам Хейдельберга – сам городок расположен как бы в долине, а домики его жителей стоят на горных склонах террасами - все в зелени и цветах. Наконец находим нужный адрес. Подъезжаем. Вскоре за нами подгребают и Тонн с Анной. Навстречу нам выходит сам хозяин – поляк Зигфрид Клоновский – пианист и дирижер самодеятельного оркестра. На вид ему лет 70 ( оказалось 62 ), он невысокий, худенький, в белом костюме и черной футболке. Приветливо приглашает нас в дом – ну, очень не дешевый: 3-х уровневый, с балконом, садом и роскошным видом на горы и реку внизу. Хозяйка – Бригитта – ростиком еще меньше своего мужа, худенькая блондиночка с довольно внушительным горбатым шнобелем. Приглашают к столу – угощение, по нашим понятиям, более, чем скромное: салат и что-то вроде пиццы, молодое вино красное и белое, пиво. Пью исключительно белое кисловатое столовое вино. Обстановка непринужденная, никто по-русски, кроме нас с Соней, ни бельмеса. Памятуя пожелание Сонечки, начинаю потихоньку выпускать перья (по одному): то неожиданно встречаю Тонна одного на веранде, то нечаянно в разговоре дотрагиваюсь до его руки – в общем охмурение началось. Все немного захмелели. И меня хмель не обошел стороной, и мне так нестерпимо захотелось петь (счас петь буду! ), что прямо дрожь по телу. Тут публика очень удачно попросила нас спеть что-нибудь о Петербурге ( попросили, конечно, Соню – она профессиональная певица), Но я не стала ждать, когда меня начнут упрашивать, и запела песню моего брата «Радуга» ( в ней есть слова о Питере). За ней еще и еще - мне аплодируют, я в ударе. Сонечка несколько обомлела от моих рулад и запела, в отличие от меня, красивым оперным сопрано что-то классическое. Зрители в восторге. Хозяин на радостях мечет на стол белое марочное вино бутылку за бутылкой. На столе уже Рислинг какого-то лохматого года выпуска – вкус, скажу я вам, специфический...

А время идет… Начинаются танцы. Я сижу рядом с Тонном на диване, он нежно поглаживает мою руку – подтянулся, помолодел, даже брюки местами разгладились. Анна (а она и не жена ему вовсе, а просто ушлая сожительница) сидит напротив, и я все время чувствую ее зорко – невидимый взгляд из-за поблескивающих очков (помните нежный взгляд Берии в фильме Ч. Абуладзе «Покаяние»?). Но руку, тем не менее, не отнимаю…

Все танцуют. Хозяин разыгрался не на шутку, не выпускает из объятий пухленькую Габриэллу, резво выделывая ногами па 60-х. Тонн приглашает меня. Горят свечи, томный полумрак…Медленная музыка. Тонн обнимает меня и нежно целует в губы (Анны поблизости нет). «Дезерт» - шепчет он, имея в виду сладость невинного поцелуя. Готов! Знай наших!

Зигфрид выпускает Габриэллу из объятий где-то около 12-ти ночи. Мы уже устали, хочется домой, но Габриэлла, которая обещала отвезти нас в Манхейм, счастлива и, видимо, совсем не торопится к молодому мужу, хотя он периодически звонит ей на мобильник и просит поторопиться. Но вот, наконец, выходим, Я, прощаясь, в приливе жалости к бедной терпеливой Бригитте, обзываю ее Габриэллой, но она не обижается, целует меня, и мы с ней трогательно прощаемся. Тонн не забывает при расставании опять нежно, украдкой поцеловать меня в губы. Сладкоежка, однако!

Все разъезжаются.

25 августа - четверг

Дождь, холодина!

Вчера я наслушалась Сонечкиного прекрасного пения (а Сонечка, к слову будет сказано, окончила вокальное отделение Ленинградской консерватории им. Римского-Корсакова у прекрасной оперной певицы, профессора Г. Ковалевой), и пообещала ей придти на ее занятия с учениками ( занимается она с ними каждый день)

Идем к 11 часам в музыкальную школу, расположенную неподалеку. Нас в вестибюле встречает Ева – стройная блондинка с приветливым лицом, Идем в класс, начинается распевка. Ева очень старается, но петь ей тяжело – у нее, оказывается, больные легкие. (Немецкие врачи, такие же бездарные, как у нас, практически отказались от ее лечения, и она стала заниматься пением, чтобы разработать легкие). «Ей было гораздо хуже – говорит Соня – и пение сейчас ее единственное лекарство». Ева поет арию Адели из оперетты И. Штрауса «Летучая мышь». (Да, нет, нет куража Светланы Кудзи (в прошлом прекрасной опереточной дивы), которая несколько лет назад исполнила эту арию во время концерта в Малом зале филармонии с оркестром под управлением Канторова, и исполнила так блестяще, что зал более 5 минут аплодировал ей стоя. Вот это была Адель!).

Ева старательно поет. «А Вы похожи на куклу Барби» - сказала я ей и это было искренне, т.к. она действительно была очень хороша собой. Ева вспыхнула, нежный румянец разлился по ее ланитам – она стала еще приятнее лицом, но, к сожалению, не голосом. Сонечка занималась с ней азартно, пела вместе с ней и за нее, на себе показывая как и откуда должен идти звук – прикладывала ее руку к своей груди, животу, спине и т.д. Так прошло около часа. Урок закончен. Соня дает Еве задание на следующее занятие, и мы идем в другое здание на урок со следующей ученицей – Хулькар. (Она узбечка, а поскольку я тоже узбечка по рождению, то я испытала к этой девушке почти родственные чувства). «Хулькар моя надежда – сказала Соня – я готовлю ее к конкурсу вокалистов в Италии в октябре месяце». Хулькар - высокая брюнетка, крепкая, с красивой пышной грудью. Но, к сожалению, она сильно простужена, у нее бронхит и петь ей трудно, но все равно чувствуется, что у нее сильный голос и большой исполнительский потенциал. Она старается, поет – Соня с ней. Сонечка работает с огромной отдачей, на пределе, очень профессионально, грамотно и умно. Прошло более часа. Соня дает задание Хулькар. Мы с ней нежно прощаемся и идем в магазин за харчем, т.к. завтра утром я еду ПАРИЖ!

Пишу, а самой не верится…Что-то необыкновенно чудное происходит со мной нынче… Спасибо тебе, Сонечка!

Ода коту Василию

(лирическое отступление от повествования )

Когда 11 августа Ростик привез нас с Сонечкой из аэропорта домой, в Манхейм, дверь нам открыл черный, тощий, неухоженный, с грустными желтыми глазами кот Василий. У меня от жалости к нему заныло под ложечкой, и я про себя невольно подумала, как это Соня и Ростик не видят, какой он больной и несчастный. А когда он тут же повел нас на кухню, я с ужасом заметила, что задние ножки-то он подтаскивает и задом-то повихливает. Тут я не выдержала: «А возили ли вы его к врачу?» - как можно вежливее спросила я, когда мы сели поужинать. «Конечно возили и неоднократно – он ведь только с балкона падал 5 раз, а вообще-то он был толстый и пушистый», и показывают мне фото – действительно толстый и пушистый. От былой красоты не осталось и следа. Вообщем, я от жалости не знала, куда его посадить и чем угостить. Он, подлец, ( почему «подлец» – ниже ) сразу учуял мою жалость и нежность к нему и стал теребить и дергать меня когтем, требуя лакомств одно за другим. «Он у нас по-большому ходит в ванну» – предупредила меня Сонечка. «Молодец – говорю – не он первый, не он последний». Да, по-большому он действительно ходил в ванну, а вот писал он, негодяй, везде: в ванной, в прихожей (очень любил под мой чемодан и туфли ), в комнате Ростика, в гостиной и т.д. При чем он пил и писал не переставая – попьет – пописает, попьет – пописает… Вскоре Сонечка и я его откормили так, что щечки у него округлились, шерсть заблестела, а глазки повеселели. Пищу он требовал у каждого входящего – я еле-еле от него отбивалась. А какой он был блестящий вор! («кот-ворюга» по Паустовскому). Он воровал все, что плохо, а особенно, что хорошо лежит: открывал холодильник, крышки кастрюль, п/э упаковки. В общем, редкий подлец! (см. выше) Сонечка все ему прощала: «Ведь ему уже 16 лет, и его очень любил Володя» и каждое утро мыла всю записанную Василием квартиру, а он, лежа в непринужденной позе, каждый раз следил своими наглыми желтыми глазами, тщательно ли она убрала все его испражнения и не пора ли ему пойти попить…

Будь здоров, Василий, и какай в ванну!

P.S. Недавно я узнала, что кот Василий ушел из жизни… Но где-то за несколько дней до смерти он открыл холодильник, украл целую курицу и сожрал ее почти всю. Достойная смерть кота-ворюги!

26 августа - пятница

9-15 утра. Манхейм. Встречаю автобус на Париж в уже до боли знакомом месте. Автобус приходит, слегка опоздав на полчасика. Ба, те же водители-немцы, с которыми ездили в Вену! Они моей радости при виде них не поняли (по-русски они ни бельмеса) и, естественно, радостью не ответили, но меня узнали – догадалась по улыбке. Ждем автобус, на котором должен приехать гид. Я жду с нетерпением и каким-то даже приятным волнением. Подъезжает автобус. Из него выходит Володя, (гид по Вене) и еще какой-то пожилой мужчина в очках и с бумагами в руках. Володя приветливо машет рукой, садится обратно в только что приехавший автобус и уезжает на глазах у удивленной публики (публика – это я). Пожилой мужчина проверил наличие туристов по списку и представился: «Всеволод Казакевич – ваш гид», затем подошел ко мне: «Вы Зоя?» «Нет – говорю – Алина» «А то Володя просил извиниться перед Зоей – обещал поехать с ней гидом в Париж, но внезапно произошла подмена, и он поехал с другой группой в другое место». Видать, он еще и какую-то Зою обнадежил, а, может быть, просто забыл мое имя… Обидно, однако…Все мужики – козлы! (Это, конечно, сугубо личное наблюдение).

Едем в Париж. Дорога прекрасная – автобан! Дремлем… Дремлет и гид. «Пересекли границу, мы во Франции», – вдруг сказал он, смачно зевая, и где-то часа через три, уже подъезжая к Парижу, мы услышали от него еще одну фразу: «Проезжаем город … здесь производят шампанские вина». И все… Просто болтун какой-то.

Ехали долго, особенно долго по Парижу – дорога к нашему отелю «Меркурий» оказалась наполовину разрытой, для движения была оставлена всего одна полоса, и мы около часа преодолевали расстояние менее 1 км. Устали… Но вот, наконец, и гостиница, перед ней конная статуя, наверное, Меркурий! Входим. Очень симпатично: просторный холл, над ним высокий стеклянный купол, по середине офис, ресторан, кафе, а по обеим сторонам окна выходящих в холл номеров. Да, в автобусе я сидела рядом с симпатичной пожилой дамой, но она ехала с мужем и дочерью, и поэтому в номер меня разместили с молодой девушкой Женей, которую я заприметила еще в Манхейме. Дверь в номер открывалась карточкой, мы прилично помучились, но открыли. Оказывается, эти карточки имеют одну неприятную особенность – часто разряжаться. Мы в этом имели счастье убедиться уже на следующий день – безрезультатно дергались около дверей минут 20, пока нам, тупым, не подсказали опытные люди, что нужно в офисе зарядить карточку и тем самым прекратить мучения. Мы так и сделали…

Номер симпатичный, уютный. У нас с Женей есть часа полтора свободного времени до автобусной прогулки по вечернему Парижу. Принимаю душ, 15 минут лежу пластом в полной прострации. Встаю, мы пьем чай с бутиками и в дорогу…

20 часов. Уже стемнело. Довольно быстро доезжаем до центра – все сверкает: великолепные дворцы, роскошные дворцы, парки и Эйфелева башня – символ Парижа. Захватывает дух от нереальности происходящего. Это СОН ! Я в ПАРИЖЕ !

Воистину, пути Господни неисповедимы !

Подъезжаем к смотровой площадке у Эйфелевой башни – время около 21 часа. Толпа народа, все смотрят вверх – и вдруг вся башня вспыхивает тысячами бегущих огней – в толпе восхищенный стон… Это красочное зрелище длиться 10 минут, огни гаснут и остается красивая подсветка. Оказывается, эта иллюминация была подготовлена к смене веков и была включена ровно в полночь с 2000 на 2001 год. С тех пор ее включают каждый день в 21, 22 и 23 часа на 10 минут.

Возвращаемся в гостиницу. Пытаюсь заснуть. В номере душновато, окно открыто прямо в холл. Внизу в ресторане шумно гуляет подвыпившая компания – слышна музыка, громкий смех, звон бокалов. Хочется встать, подойти к окну и громко крикнуть: «Дайте спать, наконец, уже поздно, завтра на работу!», но я удерживаю себя в кровати, долго ворочаюсь, и усталость берет свое…

27 августа – суббота

Подъем в 7-30. Завтрак в 8 часов. Спускаемся в столовую для туристов, смотрим на завтрак – ну, очень французский: булочка, круассан, маслице, конфитюрчик и кофе. Хорошо догадались взять с собой бутики с сыром, а то до обеда с такой насыщенной программой и таким «ненасыщенным» завтраком вряд ли дотянешь. А программа на день такая: пешеходная экскурсия «Незабываемый Париж» (те же дворцы и парки – только днем), Монмартр, посещение церкви Сакре-Кер на Монмартре, затем едем в современный квартал Парижа – Дефанс, потом в Латинский квартал, предпринимаем подъем на Эйфелеву башню и уже глубоко вечером прогуляемся на катере по Сене.

Доезжаем до центра довольно быстро – суббота, и парижане или в отпуске, или стараются выехать на выходные «на пленер» (повадки те же). Дворцы и площади выглядят иначе, чем вечером – как бы сбросили вечерний наряд и оделись в повседневное, очень изящное платье. Гид по ходу автобуса быстро произносит с детства знакомые названия: Нотр-Дам, Бастилия, Лувр, Елисейские поля, Люксембургский сад, Опера, Пале-Рояль, Триумфальная арка, музей Родена. Вот проезжаем под мостом, где у 13-й опоры погибла принцесса Диана (тайна ее гибели до сих пор не раскрыта. Собираются эксгумировать труп и подвергнуть останки Дианы дополнительным исследованиям. Да, убили ее – так уверенно думают все, кто ее знал и любил). Вот памятник генералу Де Голлю (я помню, когда он приезжал в Ленинград – тогда за ночь замостили проспект рядом с моим домом, где он должен был утром проехать из аэропорта. Добрая ему память…). Вот памятник Жанне Д’Арк – да это наша Инна Чурикова на коне! (как жаль, что не удалось ей сняться в полнометражном фильме о Жанне – ведь так прекрасно она сыграла ее в фильме Глеба Панфилова «Начало»). А вот и Нотр-Дам (съемки фильма «Собор Парижской Богоматери» происходили на натуре с прекрасными актерами Джиной Лоллобриджидой и Энтони Куинном в главных ролях, и фигура горбатого, глухого Квазимодо, прыгающего на громадный колокол, чтобы сыграть мелодию для своей любимой – самый незабываемый кадр из этого киношедевра).

Проезжаем мимо Мэрии. Мэр Парижа – «голубой» и Париж, к сожалению, «голубеет», а заодно и «чернеет» с невероятной быстротой. Мужики-красавцы любят исключительно друг друга, а несчастным белым женщинам ничего другого не остается, как бросаться в «черные» объятия (благо в Париже их пруд-пруди: африканцы, арабы, турки и т.д. Оказывается французское правительство создало такие благоприятные условия для проживания эмигрантов, что они, практически не работая, живут как в раю – пользуются социальными благами и размножаются как кролики. Ну, и как Вам видится будущее Франции? В черно-голубых тонах? Очень похоже…)

«А недавно площадь перед Мэрией была засыпана песком в несколько сантиметров, и здесь происходили игры в волейбол на песке» – рассказывает гид Сева – «А зимой здесь заливают каток для парижан». Вот это да! (представляю личико нашей Валентины Матвиенко, если Исаакиевскую площадь перед Мэрией зимой превратить в каток, и счастливые петербуржцы будут скользить на коньках мимо остолбеневших «слуг народа»! Зрелище не для слабых!

Перед нами конная статуя короля Генриха IV (Наваррского) – тут же вспоминается фильм «Королева Марго» (невероятно развратная и похотливая королева, не погнушавшаяся переспать в девичестве даже со своими тремя братьями).

Вандомская площадь. В центре Вандомская колонна, увенчанная статуей Наполеона I – сразу вспоминается фильм С. Бондарчука «Война и мир» – Наполеон (Владислав Стржельчик) в Москве ждет полпредов города с ключами. Ждет… Ан никаких ключей от Москвы не видать тебе, французский завоеватель – лучше сожжем ее, но врагу не отдадим. И сожгли ведь…

Театр Мольера «Комеди Франсез» (спектакль «Мольер» в театре на Таганке. Мольер – Юрий Любимов. Трагическая жизнь классика и смерть на сцене. Мольер действительно умер на сцене во время спектакля «Мнимый больной»).

Площадь Согласия. На ней во времена Французской Революции была установлена гильотина, от ножа которой покатились прекрасные головы короля Людовика VI, королевы Марии-Антуанетты, Дантона, Робеспьера и еще более тысячи человек. В общем, головы славных парижан только успевали подхватывать родные и близкие. Вот такое, брат, согласие…

Люксембургский сад – Джо Дассен.

«Мулен Руж» - улица Плас Пигаль (перед глазами фильм «Мулен Руж» с Николь Кидман в главной роли. Смотришь фильм и невольно начинаешь сочувствовать тяжелой хизни примадонны-балерины в окружении похотливых баронов с их опостылевшими бриллиантами. Сочувствовать могу, понять не получается…).

Подъезжаем к Монмартру. Перед нами высокая, роскошная, белая, мраморная лестница с белоснежной церковью на вершине – Монмартрский холм и знаменитая церковь Сакре-Кер. Вверх можно подняться пешком по лестнице, а можно на фуникулере. Я выбираю, естественно, фуникулер (подъем продолжается секунды три, но ножки-то не казенные)… Гуляем по Монмартру – улочки мощеные вверх-вниз, вверх-вниз. Подворачиваю слегка не казенную ножку и гуляю дальше, чуть-чуть прихрамывая. Проходим мимо разнообразных особнячков – у каждого своя история, в основном, связанная с жизнью того или иного художника. Бесчисленные кафе и ресторанчики, магазины и магазинчики. Много зелени, цветов. Чудно!

В начале одной из улочек стоит памятник – бюст какой-то женщине с длинными волосами – подхожу поближе, читаю табличку: Далида. И сразу вижу, как сейчас, прекрасную блондинку с роскошной фигурой, очень артистично поющую эстрадные песни на лучших площадках Парижа. Узнаю от гида, что ушла она из жизни по собственной инициативе из-за трагического разрыва с любимым по его инициативе…

Проголодалась… (время, однако, обеденное – 14-20). Покупаю у подозрительно улыбчивого продавца горячий блин с сыром и ветчиной аж за 4 евро. И вскоре мои опасения по поводу невидимой связи качества блина с лучезарной улыбкой продавца оправдались – меня замучила страшная изжога. Изжога, блин, изжога, блин, изжога!!! Срочно запила этот ужас бесконечным количеством воды – слегка полегчало.

В центре Монмартрского холма старинная площадь, на которой работают (пишут маслом, рисуют акварелью, карандашом и т.д.) художники со всего света: молодые, старые, белые и не очень – в общем, всех мастей и калибров. Я оторвалась от турстада, брожу, смотрю, фотографирую (на картинах некоторых художников рядом с ценой висит бумажка с просьбой не фотографировать – деликатно обхожу – не хотите, не надо…)

Хожу эдак я одна, а внутри ощущение такого счастья, что не хватает слов, чтобы выразить это состояние – состояние внутреннего блаженства…

Но вернемся к художникам…Цены на картины довольно высокие – от 50 евро и гораздо выше. Что-то приобрести, к сожалению, нет финвозможностей… Так что смотрю и впитываю, смотрю и впитываю… Есть работы очень достойные, но, в основном, все творчество ориентировано на потребу бесчисленных туристов.

У меня остается немного времени до сбора группы. Вхожу с трепетом в церковь Сакре-Кер – красота. Строго запрещено фотографировать, а жаль – огромная мозаика фигуры Иисуса Христа с апостолами потрясает. Слева от входа несколько горок с зажженными свечами, ставлю свечку, молюсь о здравии и о упокоении родных и близких.

Господи, милостив буди мне грешной!

Но время неумолимо и надо спускаться с лестницы, к сожалению, пешком, а ножка-то ноет… Даю ножкам установку и, грациозно подскакивая, (со стороны это, наверное, выглядело не так грациозно) достигаю подножия холма, где кишмя-кишат чернокожие «дистрибьюторы», нагло навязывая всем разнообразные сувениры. Довольно резко отказываюсь по-русски – однако поняли и отцепились. Поджидаю группу и стадом за гидом к автобусу.

В автобусе жалуюсь соседке Иде на ноющую боль в ноге. «А у Вас троксевазин с собой?» - спрашивает она. (О, у меня с собой не только троксевазин, но и мази с ядами всех змей Средней и вообще не Средней Азии: наятокс (с ядом кобры), ревматин (с ядом гюрзы) и т.д. и т.п. В общем, от змеи змеи не ищут…) «Так ведь троксевазин исключительно от гематом» – говорю я с убеждением. «Я физкультурный врач – травматолог уже 25 лет и знаю, что говорю – от растяжений только троксевазин!» - сказала Ида тоном, не терпящим возражений, Я сникла и, в дальнейшем, при нашем общении меня не покидало к ней чувство глубокого уважения.

А вот и Дефанс – современный центр деловой жизни, которой в самом Париже стало чрезвычайно тесно из-за нескончаемого потока желающих начать, продолжить или окончательно закончить свое дело именно здесь. Центр начали строить в 1955 году, и все его здания как бы возвышаются над громадной смотровой площадкой, предназначенной для пешеходов и владельцев авто, т.к. именно под ней останавливается весь транспорт, и находится огромный гараж – гостиница. От смотровой площадки вниз к Сене ведет довольно крутая длинная лестница. Правда, на площадке вскоре пришлось ставить высокое защитное сооружение. А то несчастных «деловых людей» при скорости ветра более 11 метров в секунду как пушинок сдувало то в Сену, то наоборот… Деловые здания (в основном небоскребы) построены архитекторами из разных стран мира как в современном стиле, так и в смелых, нетрадиционных формах – в виде поднятого большого пальца (по-моему, руки), в виде опрокинутой раковины, напоминающей унитаз и т.д. Есть здесь и братья – близнецы, скопированные с небоскребов, разрушенных 11 сентября 2002 года в США.

Я, наслаждаясь безветрием, вдоволь насмотрелась на Дефанс со смотровой площадки, т.к. грациозно соскакивать еще с одной лестницы у меня что-то не хватило духу.

Едем в гостиницу. Уже около 18 часов, а в 20 часов нас ждет Эйфелева башня (пишу, а у самой дух захватывает). Вбегаю в номер (слава Богу, карточка сразу сработала), быстро в душ, после душа намазываю больную лапу троксевазином, ложусь в последнюю позу Тутанхамона и 20 минут меня, простите, нет… Встаю, Жени еще нет, Ставлю чайничек заветный, достаю харчик, завариваю «змеиный» (из пакетиков) супчик на двоих. Появляется Женя – она, оказывается, ходила в супермаркет пополнить запасы провизии и купила несъедобную ветчину в нарезке, черствый хлеб и противно – приторные йогурты. От супчика она отказалась. И не надо! Схлебала оный сама, заела бутиком и овощами. А несъедобные парижские яства я гордо проигнорировала. Переодеваюсь. Предусмотрительно беру с собой и джемперок, и курточку.

20 часов. Подъезжаем к Эйфелевой башне. Народу тьма – тьмущая и все хотят подняться поскорее наверх. К счастью, для тургрупп есть отдельный загон и здесь гораздо меньше страждущих. Подходим к самому подножию башни, ждем лифта. Смотрю вверх – чудовищно впечатляющая металлическая громадина вся в тросах, заклепках и громадных крутящихся колесах, по которым скользят те самые тросы. А весу в ней 7 тонн и высоты 320 метров – вот такое, брат, ажурное сооруженьице. И это чудище с одной стороны заглатывает в лифт с сотню-другую, а с другой стороны брезгливо выплевывает такое же количество обалдевших от счастья туристов.

Поднимаемся на 2-й уровень – это 115 м, выходим на смотровую площадку. Еще светло и внизу открывается взору прекрасная панорама Парижа, а за башней зеленеют газоны Марсова поля, где когда-то был военный плац, а теперь прекрасный парк. В бары и рестораны, расположенные тут же на 2-м уровне, демонстративно не заходим – мол, нам они и внизу поднадоели (если спросят, конечно).

Спускаемся тем же Макаром - на лифте. Стемнело, До 22 часов, т.е. до прогулки по Сене, есть свободное время, и группа разбегается за дешевыми и не очень сувенирами.

Я выхожу на мост Иены через Сену (да, конные статуи в начале и в конце этого моста подозрительно напоминают наш Аничков мост), долго смотрю на прекрасные очертания символа Парижа – она уже подсвечена и от того кажется очень легкой и воздушной. И вот 21 час, и башня вся вспыхивает от потрясающей иллюминации – она вся горит, переливается, играет огнями. (Я вчера вечером уже видела это незабываемое зрелище, но и сегодня мне не захотелось отказать себе в этом удовольствии). Чудо длится целых 10 минут…

Иду на пристань – она тут же внизу, нужно только спуститься с моста опять же по ступенькам. Но, ура! Ноге стало легче! Дай Бог здоровья врачу – травматологу Идочке! Легко и грациозно спускаюсь вниз. К пристани пришвартовано несколько плавучих ресторанов, к которым подтягивается нарядно одетая публика. Играет музыка, тепло горят фонари… Наш причал №3. Подхожу. Гид Севочка обрадовался мне, как родной – наша группа почти в полном составе сгрудилась в общей громадной очереди в ожидании прорыва на прогулочный катер. Да, если бы вы видели этот прогулочный катер! Помните фильм А. Германа «Проверки на дорогах», где несколько сот наших пленных погружены на баржу, и она медленно движется по реке с этим молчаливо-бритым грузом под залихватскую русскую музыку? Да, о чем это я… О катере… Так вот, наш прогулочный катер размером с ту огромную баржу, только частично крытая, с открытой верхней палубой и носовой частью, с креслами и гидом. А кто по-французски ни бельмеса, для того есть трубка с кнопочками-гидами. Наша «рашн» кнопочка №6. Медленно плывем вниз по Сене вдоль набережных, а слева то мэрия мелькнет, то Лувр бесконечно тянется, а справа, то Консьержери (самая старая парижская тюрьма, где коротали время до гильотины ранее мной упоминаемые Людовик XVI и Мария-Антуанетта), то Дворец Правосудия (а судьи кто?), то музей Д’Орсэ (бывший ж/д вокзал). А на набережных полно народа (ведь был субботний вечер): молодежь группами и по одной, а кто постарше просто танцуют парами под медленную музыку (и так захотелось летним теплым вечером поехать на набережную Невы, погулять, послушать музыку и станцевать медленное танго с прекрасным незнакомцем… Утопия, мать, утопия…)

А какие мосты! А как подсвечены! (недаром недавно наша губернатор воскликнула при народе: «Хочу подсвеченные мосты как в Париже!» Хотеть не вредно…). Проплываем под мостом Александра III – роскошный, со старинными фонарями, золочеными статуями, пилонами – самый красивый мост в Париже. Вот Новый мост (ну, совсем «новый», скроенный аж в 16 веке) – самый старый мост в Париже. Он арочный, напоминает балкон, и влюбленные парочки приходят сюда мириться после размолвок и вообще он превратился в излюбленное место встреч и прогулок парижан.

Катер-баржа довольно легко разворачивается, и мы плывем обратно к причалу у моста Йены, построенного еще Наполеоном I, к Эйфелевой башне и автобусу, который устал ждать нас – гуляк. Время 23-30. Садимся в автобус, устали… «А завтра с утра – молвит гид Сева – на выход в 9 часов с вещами и готовьтесь – вас ждут; Версаль, Музей Родена, Дом Инвалидов с гробницей Наполеона, Лувр и Триумфальная арка, и в 21-30 домой, в Германию» (кому домой, а кому отнюдь…) «Вот это программка, выдержать бы» – подумала я, а сама приглядываюсь к соседям по автобусу впереди и слева. Впереди ничего себе – муж с женой, а слева еще симпатичнее – мать с взрослым сыном (они из Израиля), ну и рядом Идочка. «А не испить ли нам завтра вечером перед отъездом бокал хорошего винца, да не откушать ли кусок хорошего мясца?» – предлагаю я приглянувшимся мне соавтобусникам. «Завтра увидим, завтра подумаем» – как-то без особого энтузиазма откликнулись мне оне. Я к гиду; «Севочка, а Вы как смотрите на мое предложение? Как Вам моя затея об поужинать компанией на прощание?» «Посмотрим завтра вечером, что-то я очень сомневаюсь» – сказал мудрый Сева и оказался таки прав.

Blog

Дождливым, осенним субботним вечером мы, старые друзья, собрались по нами заведенной давней традиции в уютной квартире семьи художников