Geum.ru

Д. А. Леонтьев (отв редактор), Е. С. Мазур, А. И. Сосланд

Вид материалаДокументы
В.Каган (Даллас, США)
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9

В.Каган (Даллас, США)



ОДИНОЧЕСТВО И ПСИХОТЕРАПИЯ


К одиночеству, взывая о помощи, лепятся эпитеты: беспомощный, несчастный, подавленный, безысходный, покинутый, отчаявшийся, отчужденный, затерянный, тревожный, ужасный, тоскливый, смертельный ... Одиночество - одноочество: один-ок - одно око - лишающий мир объемности взгляд на мир. И “Я одинок, как последний глаз у идущего к слепым человека” (В. Маяковский) – одиночество одноокого и в мире глядящих на мир двумя глазами, и в мире слепых.

Одиночество в человеческой жизни присутствует всегда, но далеко не всегда принимается в его полноте и многогранности. Психолог, работая с чувством одиночества, делает это преимущественно в ключе его преодоления либо направляет усилия на совладание с состояниями, вызванными внезапным или хроническим одиночеством. Одиночество и уединение противопоставляют как негативное и позитивное, травмирующее и успокаивающее, навязанное и свободное. Ресурсы одиночества при этом остаются не-увиденными, не-востребованными и, в конечном итоге, не-понятыми в том смысле, что одиночество не-принято (как заметила М. Цветаева, принятие и есть понимание, и что не принято - то не понято).

Между тем, в одеждах одиночества («Одиночество – это когда человек переживает себя больше, чем окружающее» – И. Хакамада) всегда выступает Одиночество. О нём в «Затмении Бога» писал М. Бубер: «Всякая религиозная действительность начинается с того, что библейская религия называет Страх Божий, т.е. с того, что бытие от рождения до смерти делается непостижимым и тревожным, с поглощения таинственным всего казавшегося надёжным. <...> Тот, кто начинает с любви, не испытав сначала страха, любит кумира, которого сотворил себе сам, но не действительного Бога, который страшен и непостижим. <...> То, что верующий, прошедший через врата страха, получает указания и руководство в отношении конкретной ситуационной связности своего бытия, означает именно следующее: что он перед лицом Бога выдерживает действительность своей проживаемой жизни ...». Совсем в другой системе мировоззрения, но по существу о том же говорит Дон Хуан, выводя Кастанеду на путь воина, пролегающий в безмолвии через принятие своего одиночества. Т.е., я вдруг открываю, что я перед бесконечной и непостижимой тайной один, когда даже те, кого я люблю, как говорят, больше себя, и в ком я «растворён» или с кем «сплавлен», не могут перед этой тайной встать рядом со мной, но каждый стоит в своём одиночестве перед ней. Это тяжкий путь от одиночества к Одиночеству, от порабощённости к свободе, которая суть личная, персональная, не-переложенная ни на кого и ни на что вне меня самого ответственность. Иными словами, за комплиментарными декларациями уникальности каждого человека скрывается его особость как об-особленность, единичность и единственность, его единение с миром как диалог одиночества с тайной, его совладание с жизнью как единоличная проблема. А без этого и свободы нет, ибо свобода одного возможна и вне свободы, но свобода без свободы одного невозможна. И эта свобода одного измеряется принятостью человеком своего Одиночества. Но принимать его - самая трудная в жизни работа. Куда легче сбиться в компанию, группу, толпу и начать войну против “других”: взглядов на искусство или способы планирования семьи, национальностей или рас, партий или религий - да всего, чего угодно, лишь бы без остатка растворить Страх Божий в тварном мирском единстве, а с чем и кем - не так уж важно. И здесь - в мире насилия, войн, ксенофобии - психология уже не властна, она рекрутируется в ряды воинства, ее одевают в “испанский сапог” идеологии или просто выхолащивают.

Стало быть, мы можем говорить, как минимум, о двух одиночествах. Одиночество как переживание инсайта персональности своего диалога с тайной мира - диалога Твари и Творца, Абсолюта и преходящей Единичности. И одиночество как вынужденность, понуждённость в явном мире тварной жизни - прерывающее тварную соединённость с другими. Вот тут-то как раз - предельный выбор свободы экзистенциального выбора.

«Одиночество, - заметил Иосиф Бродский, - это человек в квадрате». Человек замкнутый и возведённый. Замкнутый в возведённость и возведённый в замкнутость. Но не выведенный из мира и не замкнувшийся в мирке. Напротив, одиночество в отличие от уединения наполнено страхом и ужасом необычайной и ничем уже не защищённой открытости одновременно вовне и внутрь себя - открытости тому, чему нет названия, что несказуемо, непредставимо, невообразимо и, вместе с тем, более реально, чем привычная реальность. Более чем условно можно сказать - открытости угадываемому за существованием бытию, в котором, собственно, никаких границ между внешним и внутренним, кроме тебя самого, не существует, ибо ты и есть эта самая граница.

Одиночество - тайна, к которой неудержимо тянет ..., пока в неё не попадаешь и не ощущаешь всем существом то, с чем вне её рассудок мирит магическими и непонятными словами-заклинаниями - универсум, бесконечность, вечность, бог, либидо, мортидо ... Но здесь, в реальной жизни, они не работают. Здесь ты так предельно не один, что твоё одиночество - единственный способ пережить свою растворённость и, стало быть, бесследную затерянность в мире.

Эта мучительность одиночества открывает новые зрения и прозрения, если хватает мужества выдержать направленный на тебя взгляд. Но хватает или не хватает, оказаться под этим взглядом - значит испытать самую сердцевинную суть того, что Абрахам Маслоу назвал pick experience, и без чего никакая экзистенция не возможна.

Психиатр и психолог, видящие в человеке “носителя мозга, психики или черт характера” легко транскрибируют всё сказанное в свои понятия и термины. Что ж, к встрече с Одиночеством можно придти разными путями, в том числе и через переживания болезненные - как в смысле причиняемой ими душевной боли, так и в смысле их природы.. Но путь, каков бы он ни был, еще не сама встреча. По нему даже толпой можно двинуться. Но в момент встречи человек предельно одинок или ... встреча не состоялась. Собственно говоря, одиночество - не факт, но переживание - оказывается единственно надёжным знаком встречи человека с экзистенцией, во время которой происходит (или не происходит) инсайт индивидуации, самоопределения, обретания самости и смыслов, которые не даются раз и навсегда обретением как приобретением.

И тогда прежде, чем я стану собеседником для другого человека, прежде, чем он сможет стать собеседником для меня, и для того, чтобы беседа наша состоялась как диалог, а не два переплетающихся или параллельных монолога, я должен принять его одиночество - это экзистенциальное Alter Ego его идентичности. Но для этого я должен принимать своё одиночество и вступать в диалог с ним.

Воспринимая одиночество только как «терапевтическую мишень», психотерапевт и клиент остаются обречёнными на борьбу с масками, призраками одиночества вместо конструктивного диалога с самим одиночеством. Ибо душа взывает о помощи лишь тогда, когда она одинока - перед лицом переживания, проблемы, симптома, тайны мира ..., и степень этого одиночества становится непереносимой. И помощь нужна для принятия одиночества и открытия в себе способности к диалогу с ним.


Бубер М. Два образа веры. Москва:Республика, 1995

Московичи С. Век толп. Москва: Центр психологии и психотерапии, 1996

Maslow A. Toward a Psychology of Being. Princeton, N.J.:D.Van Nostrand, 1968


Байметов В.А. (Ижевск)


Психология жизненного пути: от топографии событий к построению смысла.и.


Ретроспективное представление жизненного пути человека ("бойцы вспоминают минувшие дни...")легко сводится к конечной последовательности событий, каждое из которых имеет определенное субъективное значение и "цену". Этот подход лежит, в частности, в основе такого известного метода как каузометрия А.Кроника. Однако, на наш взгляд, ретроспективный анализ жизненного пути может выявить лишь общую логику построения маршрута, но не позволяет понять собственно психологические механизмы его построения. Тем более, что эта логика может быть задана и внешними по отношению к личности факторами.

Проблема жизненного самоопределения в данном случае легко укладывается в топографическую метафору: будущее представляется как ряд возможных альтернативных маршрутов к заранее определенной цели, а собственно самоопределение состоит в прокладывании оптимального маршрута.

Однако, такое сведение жизненного пути до уровня арифметической задачки (из пункта А в пукт Б ..) вызывает у меня как у исследователя определенное "экзистенциальное" сопротивление. Хочется верить, что смысл жизни состоит не в достижении какого-либо состояния, не важно в каких понятиях оно описывается, а в собственно проживании каждого момента, что и придает ему смысл и делает событием.

Именно представление о жизненном пути как о деятельности по осмыслению окружающего мира и своего места в нем позволяет перейти от топографического описания событий к изучению и формированию механизмов жизненного самоопределения, понимаемого не как выбор из заданных альтернатив, а как осмысленное построение своего уникального жизненного пути.