Последняя империя ХХ века

Вид материала

Документы

Содержание 1. Военное превосходство 3. Технологический уровень 4. Союзы и коалиции. Азиатско-Тихоокеанский регион

Подобный материал:

• Лучшие книги XX века. Последняя опись перед распродажей, 1143.78kb.
• Центр города. Субботний вечер. ХХ век, 7762.72kb.
• Урок истории в 9 классе по теме «Российская империя на рубеже веков и ее место в мире», 44.38kb.
• Тема: Павел I: реформатор или самодур… Тип урока, 268.44kb.
• Тест Российская империя в начале, 2194.32kb.
• М. Л. Спивак\ А. Белый На склоне Серебряного века Последняя осень Андрея Белого: Дневник, 736.18kb.
• Формирование и функционирование старообрядческих сообществ Центрально-Черноземного, 921.61kb.
• Французская колониальная империя, 380.67kb.
• Баян в современном ансамбле: образные и тембровые поиски отечественных композиторов, 301.93kb.
• Д. Ливен Империя: Российская империя и её соперники, 620.26kb.

ПОСЛЕДНЯЯ ИМПЕРИЯ ХХ ВЕКА


Э.А.Азроянц


Все труды человека — для рта его,

а душа его не насыщается.

Екклесиаст

В возникшем после неожиданно успешной нейтрализации своего восточного оппонента вакууме силы (действие=противодействию) как-то иначе обозначилась конфигурация главного героя — Соединенных Штатов Америки.

Претензии на глобальное лидерство, о котором так много говорилось, превратились в реальность, подкрепленную могуществом единственной сверхдержавы. Этому есть соответствующие объяснения. США, являясь признанным лидером Запада, выдержали бремя и выиграли тихую войну великого противостояния. Это стало возможным, поскольку США обладают самым мощным экономическим и военным потенциалом, прямо или косвенно контролируют большинство международных институтов, оказывают серьезное влияние на целый ряд государств и регионов Мира, задают вектор движения во многих значимых областях науки и техники. Стремление к стратегическому лидерству хорошо произрастает из амбициозных национальных чувств американцев, исторически всегда считающих США «особой» страной.

Действительно, в течение одного столетия Америка из относительно изолированной страны Нового света поднялась до высот сверхдержавы, не имеющей себе равных по потенциалу, размаху интересов и степени влияния. Для характеристики этого феномена и достаточной глубины его понимания понятие «сверхдержава» даже с добавлением «единственная» не обеспечивает всей полноты картины.

Не случайно З.Бжезинскому «глобальное господство Америки в некотором отношении напоминает прежние империи»¹. Он пользуется этим определением скорее как метафорой, чем научной категорией, характерной для нового состояния или тенденций. Обычно господин Бжезинский в своих выступлениях откровенно радикален, а здесь он не сумел разглядеть ничего более серьезного, чем свою любовь к эффектным и бодрящим национальную гордость сравнениям. Тем не менее, как ни странно, а попал он буквально в десятку.

В самом деле, Соединенные Штаты Америки при внимательном рассмотрении являют собой не только сверхдержаву, но по целому ряду признаков могут характеризоваться не просто как империя, но империя нового типа. С одной стороны, это последняя империя XX века, а с другой – первая и новая империя XXI века.


Американский век


Поистине, провидение бережет

пьяниц, дураков и американцев.

Бисмарк


В современной истории мировая власть базируется на пяти «китах»: военной силе, определяемой потенциалом и глобальными возможностями развертывания и контроля; экономическом потенциале как движущей силе мирового развития; уровне технологий, обеспечивающем абсолютное лидерство в передовых областях науки и техники, а также доминирование в создаваемых международных институтах, союзах и коалициях, носящих наднациональный характер, и, наконец, культуре, обладающей притягательной силой и порождающей стремление к подражанию.

Совокупность этих факторов позволяет оценивать государство как сверхдержаву и говорить о ее системообразующей роли в формировании того или иного миропорядка. По всем этим параметрам США в настоящий момент не имеют себе равных. Проиллюстрируем кратко каждую из приведенных позиций.

1. Военное превосходство. На долю США приходится примерно одна треть мировых военных расходов. На это тратится 4% ВВП (ближайшие союзники расходуют от своего ВВП соответственно: Франция и Англия – по 3,1%, Германия – 1,7%). США стоят во главе системы военно-политических союзов, доля которых в мировых военных расходах превышает 60%. Америка имеет общемировую сеть военных баз, флотов, систему спутников и ПРО, обеспечивающих глобальные возможности развертывания и защиты. Кроме того, США финансируют свыше 60% всех НИОКР военного назначения.

С позиций единственной сверхдержавы США принимают на себя ответственность за безопасность и объявляют себя гарантом стабильности в мире. Выдвигая эти лозунги со стороны НАТО, США практически подвергают девальвации функции ООН.

Определенный интерес представляет сопоставление военного потенциала НАТО как самого крупного военно-политического союза со вторым по военной мощи государством – Россией, тем более, что сам союз возник в свое время как ответ на вызов СССР (см. таблицу²). При этом доля США по основным типам военной техники в потенциале НАТО составляет примерно одну третью часть.

Военная техника	1989 г.		1999 г.
	НАТО в Европе	СССР	НАТО* в Европе	Россия
Танки	25 000	41 000	14 000	9 000**
Боевые самолеты	5 900	6 000	6 500	1 600
Артиллерия	20 000	50 000	14 000	4 500

* Без Польши, Венгрии, Чехии.

** В сухопутных войсках (только типа Т-90, Т-80, Т-72).

Более подробно уровень военных потенциалов НАТО и ОВД на последние годы их противостояния представлен в следующей таблице³.


По состоянию на 1 июня 1988 г.

Виды военной техники	НАТО в Европе			ОВД в Европе
	Всего	в т.ч. США		Всего	в т.ч. СССР
		единиц	в %		единиц	в %
Боевые самолеты фронтовой авиалинии	7 130	1 960	27,5	7 876	5 955	75,6
Боевые вертолеты	5 270	2 130	41,4	2 785	2 200	79,0
Пусковые установки тактических ракет	136	36	26,5	1 608	12 21	75,9
Танки	30 690	69 80	22,7	5 9470	41 580	69,9
Реактивные системы залпового огня	57 060	3520	6,2	71 560	50 275	70,3
Подводные лодки (кроме ПЛ со стра-тегическими балли-стическими ракетами)	200	57	28,5	228	220	96,5
Крупные надводные корабли	499	173	34,7	102	101	99,0

Проекция силы для США – глобальный охват, делающий необходимым такие проявления военного могущества, как тотальное слежение со спутников, электронная насыщенность вооруженных сил, электронная разведка по всем азимутам плюс 12 авианосных групп и новое поколение авиационной техники; короче, все то, что в американской специальной литературе называют «SR + 4С» (слежение, разведка плюс командование, контроль, оценка, компьютеризация). По уровню военного могущества США поднялись на огромную высоту и свой военный рост отнюдь не связывают только с участием в Североатлантическом союзе⁴.

2. Экономика. США получает самый большой внутренний валовой продукт в мире (четвертую часть мирового ВВП). Уже более восьми лет в стране наблюдается устойчивый экономический рост, в 1988 г. произведенный ВВП оценивался в 8,5 трлн. долларов. Впервые за последние 25 лет безработица достигла показателя ниже 5%, а инфляция, также впервые, но уже за 30 лет, опустилась до 1,6%. Преодолен бюджетный дефицит, и в 1998 г. бюджет исполнен с профицитом более чем 700 млрд. долларов. По данным К. Вальтуха⁵, в США 80% населения в той или иной форме является соучастником коллективного капитала. Порядка 70% работников создают прибавочной стоимости меньше, чем получают из общественных фондов, и, таким образом, являются частичными иждивенцами наиболее квалифицированной части общества.

Экономика за последние годы претерпела принципиальные изменения и модернизацию. США продолжают углублять и расширять свое лидерство в использовании новейших технологий. Упор делается на гибкое, диверсифицированное и мелкосерийное производство шести основных типов техники: это роботы, станки с ЧПУ, гибкие автоматизированные системы автоматического проектирования, ЭВМ и обрабатывающие центры. Растет уровень наукоемких производств. Сохраняется значительное преимущество в области информационных технологий, имеющих ключевое значение в развитии экономики. Быстро развивается информационная инфраструктура. Сегодня в США находится 41% всех компьютеров мира (на 1000 человек приходится 350 компьютеров). Около 90% всех доходов создается корпоративными экономическими структурами.

Статус мощной экономической державы, отсутствие на ее территории более чем на протяжении целого века военных конфликтов создают своеобразный «оазис» устойчивости, снижающий степень риска и привлекающий к нему иностранные инвестиции. Самый свежий пример: в период финансового кризиса в Юго-Восточной Азии с развивающихся рынков в США перетекло более 700 млрд. долларов.

Военным фактором экономического роста можно назвать долгосрочную сырьевую политику США, которая стабильно и в достаточном количестве обеспечивает производство дешевым сырьем из-за рубежа и позволяет экономить национальные ресурсы. Так, например, энергетическая политика, истоки которой уходят к временам второй мировой войны, позволила практически заморозить собственную добычу нефти и взять ее под контроль в ряде зарубежных стран. В последнее десятилетие под жестким контролем находятся почти все значительные месторождения урана, основные рудные источники цветных и черных металлов, а также химического сырья. При этом США по существу контролируют мировые рынки минерального сырья, в чем на собственном опыте сумела убедиться Россия.

У американской экономики есть еще одна характерная черта, серьезно влияющая на уровень ее эффективности, и она кроется в особенностях истории США. Сошлюсь на мнение В.А.Кременюка, который утверждает следующее: «Какие бы комментарии по поводу источников американского могущества ни делали отдельные политики, никак нельзя пренебречь тем фактом, что созданная десятилетиями упорных усилий благостная картина “богатой и счастливой” Америки, удаленной от очагов войн и конфликтов двумя океанами и традициями свободы и демократии, призывающей человечество на цоколе статуи Свободы прийти и утешиться в этом “храме”, сыграла огромную роль в качестве рекламного щита, зазывающего в США свободные капиталы, неудовлетворенную энергию, непризнанные таланты. Столетиями, начиная с XVII в., плыли в США все, кому по разным причинам надоел или был противопоказан Старый Свет. Перебирались деньги и технология, рабочие руки и творческие таланты. Во времена европейских кризисов, будь то наполеоновские или мировые войны, преследования евреев нацистами или погромщиками, аграрное перенаселение или что-то еще, поток эмигрантов в США, везущих туда не только свои семьи, но и таланты, знания, деньги, разбухал, превращался в громадный прилив»⁶.

И завершает эту картину мнение Гэбриела Колко, который известен своей радикальной критикой американской внешней политики и в свое время обращал внимание на то, что экономические успехи США объясняются не столько какими-то особенностями американского экономического гения, сколько уничтожением европейскими державами своей экономики в ходе многочисленных войн, включая две мировые. Этот процесс продолжается и в наши дни, меняются только доноры. Европу заменяют Азия, Африка, Южная Америка. Как точно подметил цитируемый выше автор, «свои самые мощные и продуктивные мозги они заимствовали из Европы, Индии, Китая».

Подтверждение этого тезиса мы находим и в высказываниях З.Бжезинского: «Американские политические институты и свободная рыночная экономика создали беспрецедентные возможности для амбициозных и не имеющих предрассудков изобретателей, осуществление личных устремлений которых не сковывалось архаичными привилегиями или жесткими социальными иерархическими требованиями. Короче говоря, национальная культура уникальным образом благоприятствовала экономическому росту, привлекая и быстро ассимилируя наиболее талантливых людей из-за рубежа, она облегчала экспансию национального могущества»⁷.

3. Технологический уровень. Существенной тенденцией американской экономики является заметное повышение уровня ее наукоемкости. Этому способствуют правильно выбранные приоритеты, увеличение расходов на НИОКР.

По опубликованным данным⁸, общий объем НИОКР в США составил 2,6% ВВП; это почти половина от аналогичных расходов всех развитых стран мира. Меняется структура НИОКР, их привязанность к перспективным наукоемким отраслям. Например, за период 1983-1993 гг. доля НИОКР в сфере услуг возросла с 5 до 26%. Абсолютными лидерами остаются авиакосмическая промышленность, обработка информации, электроника, биотехнологии, робототехника, программирование.

В наукоемких производствах сосредоточена основная масса венчурного капитала с высоким уровнем доходности, а компании, занятые высокими технологиями и наукоемкой продукцией, достигают темпов роста, более чем в 2 раза превышающих средний уровень.

США являются мировым лидером и по уровню передовых технологий, и по охвату ими отраслей производства, и по масштабам экспорта наукоемкой продукции. Например, в мировом авиакосмическом производстве на долю США приходится 55% объема продаж, в производстве медикаментов и биопрепаратов – 30%, в производстве оборудования средств связи – 25%.

Особой индустрией, пронизывающей своей продукцией все виды деятельности, является быстро развивающаяся информационная инфраструктура, которая становится необходимым элементом на любом «этаже» общества: политическом, экономическом, социальном, бытовом, культурном и т.п. Эта инфраструктура базируется на развивающейся высокими темпами индустрии обработки информации: производство ЭВМ, программных продуктов, средств связи и периферийного оборудования.

Производятся информационные сети, далеко выходящие за рамки компании, отдельных институтов и национальных границ. Примером такой системы служит сеть Интернет, пользователями которой являются десятки миллионов физических и юридических лиц.

Информационные технологии принципиально модернизировали сферу услуг, которая всегда являлась предметом гордости американцев. Достаточно сказать, что сфера услуг – это три четверти американской экономики. В конце 90-х годов в ней было сосредоточено 75% всего занятого населения, 72% основных производственных фондов, создавалось 75% ВВП⁹.

Международные институты. В 1997 г. был опубликован доклад «Стратегия национальной безопасности США в следующем столетии». Вот несколько строк из этого доклада: «Мы можем и мы должны использовать лидирующую роль США для придания нужного направления интеграционным тенденциям в мире, внесения коррективов в существующие политические и экономические институты и структуры безопасности, а также для формирования новых организаций, которые могут создать условия, необходимые для продвижения наших интересов и ценностей».

Глобальное превосходство, которое необходимо США для продвижения своих интересов, базируется на сложной системе союзов и коалиций, которая все больше и больше опутывает весь мир. Эта сеть, архитектура которой носит явно выраженный глобальный характер, имеет эгоистические цели. Вместе с тем такой подход обусловлен тенденциями мирового развития и является реальным поиском инструментов в решении таких фундаментальных международных задач, как борьба за рынки сбыта, контроль над источниками сырья, использование выгод международного разделения труда и неравномерного развития, доминирование на финансовых рынках и ряд других.

4. Союзы и коалиции. Современной американской сети международных институтов уже более полувека, и сегодня ее глобальная архитектура имеет достаточно завершенный характер и ощутимую эффективность. В этой сети можно выделить условно три этажа: первый, состоящий из союзов и коалиций, достаточно четко ориентированный в геополитической и геоэкономической топологии; второй – это континентальные группы зависимых стран, связанных с США двусторонними военно-политическими и экономическими отношениями; третий – «зависший» над национальными территориями и не имеющий границ, представленный сетью подконтрольных специализированных международных организаций.

Базисную основу сети (первый этаж), привязывающую ее экономические и политические контуры жизненного пространства мира к геостратегическим, составляют союзы и коалиции. Контуры Атлантики контролируются:

• Организацией Североатлантического договора (НАТО), обеспечивающей США возможность быть главным действующим лицом в европейских делах;

• Организацией американских государств (ОАГ), пережившей серьезный кризис, но уцелевшей и к настоящему времени достаточно окрепшей;

• Соглашением о североамериканской зоне свободной торговли (НАФТА);

по контуру же Азиатско-тихоокеанского региона контроль осуществляется:

• Форумом Азиатско-тихоокеанского экономического сотрудничества (АТЭС);

• Ассоциацией государств Юго-Восточной Азии (АСЕАН);

• Планом Коломбо.

И, наконец, «пояс», соединяющий два этажа, – Организация экономического сотрудничества и развития (ОЭСР).

Второй этаж заполняет некоторые геостратегические «бреши» и сгущает сеть за счет союзников, нейтралов, тесно связанных экономически, и дружественных стран, по существу и тесноте связей мало отличающихся от союзников. Вот его примерная структура в региональном плане:

Средиземноморье (союзники) – Марокко, Тунис, Саудовская Аравия, Израиль, Иордания;

• Европа (нейтралы) – Швеция, Финляндия, Ирландия, Австрия, Швейцария, Словения, Хорватия, Македония;
  
• Африка (дружественные страны) – Конго (Заир), Нигерия, Зимбабве, Южно-Африканская Республика.
  
• Азиатско-Тихоокеанский регион (союзники) – Япония, Республика Корея, Австралия, Филиппины, Новая Зеландия.
  

На территории бывшего Советского Союза настойчиво внедряются различные, материально поддерживаемые США конструкции «сотрудничества», типа программы НАТО «Партнерство во имя мира». Подбираются «ключи» к сотрудничеству со странами СНГ, определенными США как стратегически важные: Украина, Азербайджан, Узбекистан.

Третий этаж как бы цементирует (связывает) всеобъемлющими финансово-правовыми функциями всю конструкцию, с одной стороны, а с другой – создает механизмы эффективного управления ею. Среди этих международных институтов, часть из которых функционирует даже под эгидой ООН, в первую очередь следует назвать:

· Международный валютный фонд;

· Всемирный банк, группу которого составляют Международный банк реконструкции и развития, Международная ассоциация развития, Международная финансовая корпорация и Многостороннее агентство по инвестиционным гарантиям;

· Всемирная торговая организация, базирующаяся на многосторонних межправительственных соглашениях:

� Генеральное соглашение по торговле и тарифам,

� Генеральное соглашение по торговым услугам,

� Соглашение по торговым аспектам и инвестиционной деятельности;

· Соглашение по торговым аспектам прав интеллектуальной собственности;

· Парижский клуб, неформально объединяющий государства-кредиторы;

· Лондонский клуб – объединение крупнейших коммерческих банков-кредиторов;

· Всемирная организация труда.

5. Культура. Ее роль и значение могут стать предметом специального более подробного рассмотрения. Здесь же мы хотели бы подчеркнуть лишь одну особенность. Вряд ли можно и нужно оспаривать притягательность американской культуры и широкое стремление подражать ей. Важно, с одной стороны, понять причины этого явления, а с другой – обратить внимание, что определения «притягательная», «подражание» не несут на себе знака морально-этической оценки. Никто не говорит, хорошо это или плохо. В лучшем случае, откровенные политики и ученые повторяют, например, слова З.Бжезинского: «…В области культуры, несмотря на ее некоторую примитивность, Америка пользуется не имеющей себе равных притягательностью, особенно среди молодежи всего мира, – все это обеспечивает Соединенным Штатам политическое влияние, близкого которому не имеет ни одно государство мира»¹⁰.

Честно говоря, чтобы сразу не втягиваться в полемику, да и учитывая тот момент, который мы отметили в начале данного пункта, ограничимся просто небольшой серией цитат, в основном из американских источников. Начнем с наиболее откровенного и агрессивного апологета американизма З.Бжезинского: «Культурное превосходство является недооцененным аспектом американской глобальной мощи. Что бы ни думали некоторые о своих эстетических ценностях, американская массовая культура излучает магнитное притяжение, особенно для молодежи во всем мире. Ее привлекательность, вероятно, берет свое начало в жизнелюбивом качестве жизни, которое она проповедует, но ее привлекательность во всем мире неоспорима. Американские телевизионные программы и фильмы занимают почти три четверти мирового рынка. Американская популярная музыка также занимает господствующее положение, и увлечениям американцев, привычкам в еде и даже в одежде все больше подражают во всем мире. Язык Internet – английский, и подавляющая часть глобальной компьютерной “болтовни” – также из Америки и влияет на содержание глобальных разговоров. Наконец, Америка превратилась в Мекку для тех, кто стремится получить современное образование…»¹¹.

Но уже в конце исследования, практически в его заключении восторженный оптимизм З.Бжезинского тускнеет, и возникает совсем иной настрой: «Вообще говоря, культурные изменения в США также могут оказаться неблагоприятными для постоянного применения действительно имперской власти за рубежом. <…> Доминирующая в стране культура больше тяготеет к массовым развлечениям, в которых господствуют гедонистские мотивы и темы ухода от социальных проблем. <…> К тому же и США <…> оказалось трудно совладать с культурными последствиями социального гедонизма и резким падением в обществе центральной роли ценностей, основанных на религиозных чувствах»¹².

Френсис Фукуяма, провозгласивший на весь мир о конце истории как результате глобальной победы либерализма, походя, отмечает его внутреннюю пустоту¹³.

Джордж Сорос в своей книге «Кризис мирового капитализма» характеризует другую сторону американской культуры: «Уже нет необходимости говорить во всеуслышание о моральных принципах, отличных от своекорыстия. Успехом восхищаются больше всего. Политики получают признание за то, что были избраны, а не за принципы, которые они исповедуют. О деловых людях судят по их благосостоянию, а не по их честности и неподкупности или вкладу их предприятия в социальное и экономическое благополучие. “Хорошо” было заменено на “эффективно”, и эта замена упростила достижение успеха без учета того, что такое хорошо. Не надо и говорить, что именно в этом я вижу мрачную угрозу стабильности нашего общества»¹⁴.

Теперь слово первым людям Америки – президенту и его супруге. Выступая 1 июня 1999 г. в Белом Доме, Клинтон привел некоторые данные тридцатилетних исследований. К 18 годам средний американец просматривает 40 тысяч игровых убийств и 200 тысяч драматургических актов насилия. Первая леди, реагируя на трагедию в Литтлтоне, обращает к обществу риторический вопрос: «Какие же ценности мы пропагандируем, если ребенок, войдя в магазин, находит видеоигры, в которых успех участников зависит от того, скольких ты способен убить, сколько объектов подорвать». Эта озабоченность послужила причиной объявленного президентом решения начать официальное расследование деятельности американской индустрии развлечений.

Глава католической церкви – папа римский Иоанн Павел II в XI энциклике «Евангелие жизни» (март 1995 г.) подверг анафемической критике современную западную цивилизацию, радикально-агрессивным крылом которой является американская культура, представив ее как рассадник специфической культуры смерти, где «…демократия стала всего лишь мифом и прикрытием безнравственности».

А вот точка зрения Патриарха Московского и всея Руси Алексия II: «Идеология, претендующая сегодня на господство и универсальность в международных отношениях, стремится также сделать нравственность уделом исключительно частной жизни человека, до предела сужая ее общественное измерение. Такие явления, как супружеская неверность, внебрачные связи, половые отклонения, порнография, пропаганда насилия, наркомания и алкоголизм, объявляются нормой общественной жизни на том основании, что они лежат исключительно в сфере ответственности человека перед самим собой и не затрагивают напрямую интересов физического благополучия других индивидуумов.

Не будем говорить об очевидной связи этих явлений со многими социально опасными явлениями: преступностью, разрушением семьи, эпидемиями заболеваний, передаваемых половым путем. Существует и более серьезная проблема – вступление упомянутых пороков в противоречие с вековыми нравственными нормами, которые, по убеждению многих, если не большинства, установлены свыше и потому имеют безусловный приоритет перед любыми человеческими законами и решениями»¹⁵.

И в завершение еще две оценки наших соотечественников, достаточно разные, но не лишенные определенных оснований. Бывший диссидент, вернувшийся на Родину, но много лет проживший в лоне западной культуры, пишет: «…Превращение западного общества в постиндустриальное означает фактически превращение его в ожиревший социальный организм с высочайшей степенью паразитарности. Со временем это неизбежно скажется на его способности самосохранения самым негативным образом»¹⁶.

Сотрудник ИМЭМО РАН В.А.Красильщиков однозначно критически оценивает перспективы США: «Американцы не имеют той многовековой культурной почвы, которая всегда играла важную роль в стабилизации западноевропейских обществ. Америка вряд ли сможет освободиться от неудержимого стремления к увеличению потребления, от коммерциализации всех сторон жизни. А потому Америке не суждено занять сколько-нибудь достойное место в будущем мире»¹⁷.

Итак, рассмотрев все пять факторов, составляющих потенциал власти, можно сделать вывод, что утверждение «США — единственная сверхдержава» — выглядит достаточно убедительно, но одновременно и предполагает постановку следующего вопроса — о роли самих США в международной системе, которая, естественно, должна быть центральной и системообразующей.

Становление империи нового типа


Ретроспективное отступление. Империя и империализм – два тесно связанных, но и достаточно разных понятия, которые причудливо уже второй раз пересекаются в истории. Первая их встреча относится к концу XIX века, когда в 60–70-ые годы капитализм прошел предельный пункт развития свободной конкуренции, и на арену стали выходить монопольные организационные структуры. К концу XIX века возникает финансовый капитал, и банки становятся организациями универсального типа. В этот период финансовый капитал, по определению Р.Гильфердинга, был капиталом, находящимся в распоряжении банков и применяемым в промышленности.

Возникновение монополий, диктующих цены и подавляющих конкуренцию финансового капитала, которому становилось тесно в метрополиях и который рвался через их границы, активизировало (катализировало) процессы политического и экономического раздела мира. Этому способствовал также тот факт, что практически все развитые страны по существу были колониальными империями. Таким образом, древнее понятие «империя», оплодотворенное новыми процессами, связанными с господством финансового капитала, подарило миру новое явление – империализм.

Это явление достаточно широко освещено в трудах английского экономиста Дж.Гобсона, австрийского марксиста Р.Гильфердинга, немецкого профессора Шульца-Геверинца, социал-демократа К.Каутского, основателя русского марксизма В.И.Ленина и многих других.

Если империя представляет тип государственного устройства, в основе которого лежит территориальная экспансия и прямое военно-политическое насилие, то империализм – это экономическая конструкция нового времени, дополняющая собой военно-политическую мощь империи экономической экспансией и зависимостью, которая имеет хотя и опосредованный характер, но тем не менее зачастую более эффективна, чем прямое насилие. Кредитор прочнее связан с должником, чем продавец и покупатель, а тем более победитель и побежденный.

Соединение в начале XX века гигантских сил монопольной экономики и государственной власти породило два главных направления общественно-экономического развития: государственно-монополистический капитализм (ГМК) и государственно-монополистический социализм (ГМС). Каждое из этих двух направлений тут же продемонстрировало на исторических примерах свои крайние формы: ГМК – фашистские диктатуры, ГМС – диктатуры сталинского типа.

ГМС в этой крайности проявил свою ограниченность и с какого-то этапа — неэффективность. Агрессивность надстройки по отношению к экономике, выражающаяся в диктате своей воли вопреки реализму конъюнктуры, воздействует на процессы и механизмы воспроизводства как своеобразный и достаточно сильный ингибитор, создающий тромбы на пути свободного движения капиталов, индивидуальных интересов и деформирующий тем самым естественную цикличность развития. Именно этим можно объяснять и то, что для всех без исключения стран бывшего социалистического лагеря тоталитарные системы стали фактом.

Исторический опыт показывает, что тоталитаризм является той крайностью, на которую обрекается общество, не сумевшее удержаться в фарватере магистрального исторического потока. Здесь, как никогда, важны опыт и умение на нем учиться, чтобы избежать чужих ошибок и не умножить собственных.

Капитализм, умея учиться у истории, выработал механизмы борьбы с монополизмом и сохранения рыночных конкурентных структур, что позволило во многом избежать прогнозируемой учеными тоталитарной монополизации экономики. Эти обстоятельства создали и соответствующую среду, в которой экстремальный путь (фашизм) не стал обязательной стратегией развития большинства капиталистических стран.

Этими же свойствами объясняются значительно более ранние сроки кризиса тоталитаризма в капиталистических странах (1945-1970 гг.), чем в социалистических (1983-1990 гг.). В таком же соотношении находятся периоды вхождения различных стран в структурный кризис.

Выход из первой мировой войны и связанных с ней экономических и социально-политических катаклизмов (1914-1920 гг.) порождает буржуазный реформизм, который в 20–30-х гг. становится стратегической линией, доминирующей в ведущих капиталистических странах.

Выход из кризиса 1929-1933 гг. инициирует государственную политику борьбы с монополизмом и поддержки рынка, выработку методов регулирования социальных отношений в условиях рыночной экономики. Опыт посрамил прямолинейность научного прогноза о замене конкурентного рынка монопольным, о всеобъемлемости загнивающего и паразитирующего империализма как этапа непосредственной подготовки социалистической революции.

Выход из второй мировой войны (1939-1945 гг.) завершился возникновением системы индустриально-парламентарного капитализма, идеологией смешанной экономики, освоением методов планирования, вплоть до государственного уровня, усилением роли государства в перераспределении доходов и создании системы социальной защиты.

Социализм учился на основе не опыта, а идеологии, пренебрегая опытом, он пытался реализовать свои теоретические конструкции даже вопреки логике истории.

В 1917-1918 гг., сломав буржуазную систему, восставшие массы под руководством большевиков в жестокой борьбе создали в стране систему военного коммунизма. Банкротство этой модели коммунизма проявилось довольно быстро. Но вопреки очевидности, правящая партия силой оружия не просто поддерживала, а углубляла «коммунистические преобразования». Экономический крах и народные восстания буквально вынудили искать иную альтернативу.

Ею стала НЭП. В истории возник уникальный процесс развития капитализма и коммунизма, движущихся навстречу друг другу с разных сторон. Классический капитализм XIX века начал свой путь к социализации через различные модели реформизма, вмешательства государства и общественных организаций в социально-экономические отношения. А, с другой стороны, «классический» (военный) коммунизм, наоборот, «возвращался» к капитализму – капитализировался через многоукладность, включая частное предпринимательство и госкапитализм, реанимацию рынка и товарно-денежных отношений.

Выход из экономического кризиса конца 20-х г. логично виделся в углублении политики НЭПа, однако здравый смысл вновь стал жертвой идеологической догмы. Был взят курс на коллективизацию и полное огосударствление экономики. Коллективизация и индустриализация ликвидировали многоукладность экономики.

Ирония истории состоит в том, что буржуазная система, опираясь на опыт и здравый смысл, смогла избежать того, что прогнозировал для империализма В.И.Ленин. Зато по этому пути пошли мы, называя возникающие монополизацию и тоталитаризм строительством социализма. Превратив общенародную собственность в государственную, под коммунистическими лозунгами мы двигались, сами не замечая того, по дороге социал-империализма. В результате ту систему, которую мы построили, можно с полным основанием назвать государственно-монополистическим социализмом.

Когда нужно было ломать старые структуры, осуществлять первичную стадию индустриализации, создавая значительные энергетические, металлургические и машиностроительные мощности, изыскивать для этого собственные источники, централизованное плановое управление экономикой казалось на первых порах достаточно эффективным. Но это – система экстенсивной экономики, система, пожирающая ресурсы – трудовые, финансовые, природные.

Главная черта ГМС заключена в том, что экономика становится продолжением, а точнее, приложением к политике. Власть и собственность сливаются в единый конгломерат, воспроизводя с завидным постоянством условия и одновременно результат своего деформированного существования: тоталитаризм, бюрократию, монополизм, директивность управления, товарный дефицит и социальное нивелирование (однородность).

Новые явления конца XIX века – концентрация производства, монополии, финансовый капитал – внесли существенные коррективы в экономические процессы, общим итогом которых стал грандиозный экономический кризис. Холодный душ кризиса остудил горячие головы и заставил их задуматься над возможными последствиями, которые стоят за монополизацией экономики. Монополизм несет смерть капитализму, убивая его стержень – свободную конкуренцию и цены.

Началась эпоха антимонопольного правотворчества, которая продолжается и сегодня. Схваченный «за горло» в рамках национальных экономик, монополизм нашел себе новую свободную нишу – он вырвался в «стратосферу» экономики, в ее международный океан. Юрисдикция национальных государств здесь бессильна, международное право еще не создано. Начался бурный процесс формирования транснациональных компаний, международных банков и других финансовых структур. В эту же наднациональную область устремляется финансовый рынок, которому стало тесно в объятиях производства. Финансовый капитал становится самодостаточным, и потому энергично обустраивает свой собственный рынок. Прорыв в телекоммуникационных и информационных технологиях был своевременным и самым ценным подарком финансовому рынку. Всемирная коммуникационная сеть соединила в реальном времени все финансовые рынки мира.

Вторая мировая война послужила спусковым крючком процесса национально-освободительной борьбы. Сложилась в какой-то мере парадоксальная ситуация. С одной стороны, развитые страны, все громче проповедующие свои идеалы буржуазной демократии и либерализма, с другой – их облик колониальных империй, выпадающий за рамки официальной идеологии. Компромисс подсказали жизнь и опыт США, которые практически были единственной неколониальной капиталистической державой. Жизнь показала, что появились новые экономические рычаги, которые позволяют перевести зависимость в более цивилизованные формы.

США встали на этот путь первыми. Со времен второй мировой войны они хорошо освоили роль спасителей мира. Для разоренной войной Европы и Азии американская гуманитарная помощь стала основой рождения мифа о великодушной и богатой Америке. («План Маршалла» для Европы, поддержка Японии, последующие программы для стран Центральной и Южной Америки, Азии, Африки, Восточной Европы). В целом за период 1946-1994 гг. помощь США зарубежным странам составила 440 млрд. долл.¹⁸

Итогом, устанавливающим баланс по отношению к этой «благотворительности», стали возросший приток в США финансовых и природных ресурсов, интеллектуального капитала, рабочих руки и, самое главное, – рост авторитета Соединенных Штатов и степени зависимости от них других стран. Кроме того, действовала еще и долговая удавка, которую можно было затягивать в любом удобном случае.

Одновременно с этим США продуманно и энергично начали обустраивать наднациональное пространство, исходя из интересов своего «дома». Как мы показали раньше, была создана внушительная сеть международных институтов, фактически подконтрольных США, обеспечивающих эффективное проведение их национальных интересов. Превосходство крупных американских компаний над более мелкими европейскими и азиатскими позволило заокеанским функционерам стать несгибаемыми защитниками свободной конкуренции на мировых рынках. Эта позиция поддерживала имидж защитников классической чистоты буржуазного строя и заставила соперников играть по более удобным для американцев правилам. Имелось в виду, что в обстановке свободной конкуренции американские игроки, обладая большим производственным и финансовым потенциалом, получали лучшие шансы для подавления своих конкурентов в личной схватке.

Что такое империя? В классическом ее понимании – это государство, имеющее колониальные владения. Но мы знаем, что в 70-ые годы завершился распад колониальных империй; колонии, как категория политическая, исчезли с лица земли (де-юре). И, тем не менее, обратим внимание на основные факторы, определяющие характер этого долгожителя истории и ее важнейшего персонажа.

Империи представляли собой иерархию вассальных и зависимых от метрополий государств, протекторатов и колоний. Все народы за границами империй – варвары.

Потенциал, на котором базировалась империя, – это военная мощь и организация управления ею. Единственный способ возникновения империй – территориальная экспансия.

К механизмам и факторам, сохраняющим империю, принадлежат: насилие военное, правовое, экономическое, религиозное; коммуникации, позволяющие быстро реагировать на события; высокий статус метрополии и ее культурное превосходство.

Попробуем идентифицировать эти факторы в условиях современной истории и, в частности, применительно к США. Во-первых, практически в прошлое ушла политика прямой военной экспансии с целью захвата и удержания территорий. Изменился характер силовых механизмов: от непосредственно силовых к опосредованным технологиям навязывания своей воли и правил игры. Мир покрыла паутина корпораций, организаций, союзов, коммуникаций. Управлять миром и укреплять в нем свою власть стало надежней и эффективней путем контроля над этими сетями, чем путем контроля над территориями.

Во-вторых, изменилась конфигурация иерархии. В имперскую систему теперь входят не колонии, протектораты и доминанты, а страны, формирующие две группы по уровню своей зависимости от метрополии: с господствующим доминированием метрополии и с ее доминирующим политическим влиянием. Кроме того, на все эти группы государств наброшена сеть, отдельные нити которой собираются в центре иерархии (метрополии). Применительно к США в зону геополитического господства можно отнести все Западное полушарие, почти всю Европу (без России), Турцию, Египет, Саудовскую Аравию, Японию, Австралию и Новую Зеландию. В сферу доминирующего политического влияния попадают Центральная и Южная Америка, юг Африки, Пакистан, Юго-Восточная Азия.

В-третьих, военная мощь. В этом смысле США обладают самым крупным военным потенциалом; осуществляют контроль над всем мировым океаном; обладают реальными военными возможностями для берегового контроля силами морского десанта; сканируют всю планету средствами космического наблюдения и слежения. Кроме того, они осуществляют свое непосредственное присутствие на Западе и Востоке Евразии, полностью контролируют Персидский залив и Средиземное море.

В-четвертых, высокий статус метрополии. Можно привести две аналогии с известными постулатами времен Римской империи: «я гражданин Рима» легко переводится на современный лад как «я гражданин США», а лозунг «хлеба и зрелищ» свободно обслуживает американская массовая индустрия удовольствий – культура общества потребления. О культуре необходим разговор отдельный и более подробный, поэтому здесь отметим лишь одну сторону американской массовой культуры – ее притягательность и, если так можно сказать, модность. И, наконец, тезис о том, что все, кто проживает за рамками Римской империи, – варвары, интерпретирован в понятие свободного и несвободного мира. Свободный мир – это буржуазная демократия и либеральная экономика, все остальное – современные варвары, несвободный мир, который требует «заботы» свободных, продвинутых стран. Очевидно, что Меккой свободного мира является Америка.

В-пятых, арсенал методов сохранения имперской власти. Он более других факторов претерпел изменения. Это даже не столько изменения, сколько расширение арсенала возможных механизмов воздействия. Наряду с сохранением старого, как мир, прямого воздействия силой возникли, как их называют, более цивилизованные рычаги:

– согласительные процедуры и компромиссы в рамках международных институтов;

– кооптация как продуманная и достаточно продолжительная процедура «привязывания» к своему курсу (пример Германии, Японии, Восточной Европы, да и России¹⁹);

– использование подконтрольных международных институтов в формах косвенного воздействия;

– процедуры совместного принятия решений по принципу русской поговорки: «пришел со своим мнением, а вышел с мнением начальства»;

– культурная агрессия и обработка общественного мнения;

– блокада, эмбарго, закрытие рынков, квотирование, отказ в кредитах, долговые обязательства и т.п.

И в заключение следует подчеркнуть, что все эти рычаги и механизмы стали эффективной реальностью только на почве гигантского прорыва в области телерадиокоммуникаций, компьютерных технологий и средств транспорта.

Таким образом, мы можем утверждать, что все родовые признаки империи сохранены, изменились акценты, и расширился инструментарий интеграции. США в современном мире достигли того качества, которое присуще имперской метрополии. Это новая модификация имперской структуры, базирующей свой интеграционный механизм на собственной мощи и международной сетевой паутине, сепарации с ее помощью субъектов этой системы на орбитах, близких к центру, по степени экономической зависимости и культурной однородности.

США являются империей нового типа и по масштабам влияния, и по механизмам функционирования, и по структуре организации. Ее в какой-то мере можно назвать виртуальной империей. Имперская политика и ее центральный тезис о глобальном лидерстве висят на одном единственном «нерве» – американском национальном интересе. «…Эта власть происходит в конце концов из единого источника, а именно: Вашингтон, округ Колумбия. И именно здесь должны вестись политические игры в сфере власти, причем по внутренним правилам Америки»²⁰.

Имперские амбиции единственной сверхдержавы в стойком императиве – нет ничего выше интересов США, без «фигового листа» либерально-демократических ценностей, означают перекрой мира «по-американски». Это тотально доминирующая модель американоцентричного мирового порядка (см. прилагаемую карту-схему).