Н. И. Стороженко Сонеты Шекспира в автобиографическом отношении

Вид материалаДокументы

Содержание


Реестрах Издателей
Подобный материал:

Н. И. Стороженко

Сонеты Шекспира в автобиографическом отношении


Транскрипция имен и названий в статье соответствует правилам XIX века

(Начало)

 

Милостивые государи!

    Поэтические произведения, по поводу которых я намерен беседовать с Вами сегодня, составляют интересную литературную загадку, над разрешением которой уже более столетия трудится наука. Несмотря на то, что загадка до сих пор продолжает упорно хранить свою тайну, энергия ученых не ослабевает, может быть оттого, что каждому из желающих разрешить ее по необходимости приходится заглянуть в бездонную, как море, душу Шекспира, пробыть хоть некоторое время в общении с нею и подслушать биение одного из благороднейших сердец, которое когда-либо билось в груди человека.
     В 1766 г. известный издатель сочинений Шекспира Джордж Стивенс так определил сумму сведений о жизни Шекспира, которыми обладала тогдашняя наука: «Все, что мы знаем, — говорит он, — с некоторой достоверностью о Шекспире, состоит в том, что он родился в Стрэтфорде-на-Эвоне, женился, отправился в Лондон, сначала был актером, потом писателем, писал стихотворения и пьесы для театра, наконец возвратился в Стрэтфорд, сделал духовное завещание и умер». С тех пор как Стивенс произнес эти горькие слова, прошло около полутораста лет. В этот большой промежуток времени наука не щадила ни трудов, ни энергии чтоб пополнить недостаточность наших сведений о Шекспире. Английские ученые перерыли все архивы, чтоб добыть какой-нибудь материал для биографии великого поэта. Действительно, им удалось найти несколько официальных документов о предках Шекспира, об его женитьбе, о быстром росте его материального благосостояния, выразившегося в покупке им в своем родном городке домов и земельных участков. Кроме того, они допросили современников Шекспира, людей знавших его лично, которые дали о великом поэте свои отзывы, в общем благоприятные для его нравственного характера, но всего этого оказалось слишком мало, чтоб составить себе понятие о Шекспире как о живом человеке.
     Даже общепринятый в наук способ освещать личность писателя его произведениями, оказывается очень мало применимым к Шекспиру, ибо драмы его отличаются необыкновенной объективностью, составляющею их высшее достоинство, и, хотя сквозь созданные им личности и характеры и просвечивает великая душа поэта, но уловить ее отличительные черты в большинстве случаев невозможно. При таком положении дела дошедшие до нас лирические стихотворения Шекспира в форме сонетов должны были бы оказать незаменяемую услугу, но, к сожалению, пользование этим материалом представляет большие трудности, а в некоторых отношениях может даже навести биографа на ложный путь. Дело в том, что самое происхождение сонетов облечено какой-то по сю пору неразгаданной тайной. Из отзыва о них современного Шекспиру критика можно заключить, что они первоначально не предназначались для печати, а ходили по рукам близких друзей поэта.1 Конечно, это последнее обстоятельство было плохой гарантией их тайны, ибо не более, как через год после отзыва Миреса, предприимчивому книгопродавцу Джегарду вздумалось поспекулировать на популярное имя Шекспира. Рассчитывая, что отзыв Миреса мог возбудить любопытство публики, Джегард взял два сонета Шекспира (138 и 144), присоединил к ним несколько стихотворений Томаса Гейвуда, Марло, Бэрнфильда и др.; составившемуся таким образом сборнику он дал заглавие Влюбленный Пилигрим (Passionate Pilgrim, L. 1599) и приписал его Шекспиру. Такие пиратские издания делались в те времена совершенно безнаказанно, ибо авторские права не были еще ограждены заколом. Зная это, Шекспир и не думал протестовать против самого факта, но, по свидетельству Гейвуда,2 был только недоволен тем, что ему были приписаны стихотворения других поэтов. Воровская проделка Джеггарда имеет важное значение в истории вопроса о сонетах Шекспира, ибо ею устанавливается факт, что в и сонеты 138 и 144 уже существовали, а так как они составляют часть целой группы сонетов, то отсюда можно заключить, что тогда уже существовала и вся труппа. С тех пор в продолжение целых десяти лет мы ничего не слышим о сонетах Шекспира. В 1609 г. выходит в свет первое издание их (Editio Princeps), очевидно тоже без ведома автора и со следующим загадочным посвящением:
     «Единственному творцу (или вдохновителю) нижеследующих сонетов Мистеру В. Г. желает всякого счастия и бессмертия, предвещанного нашим вековечным поэтом, преданный издатель Т. Т.».3
     Имя издателя скоро было разгадано. В Реестрах Издателей (Registers of Stationers Company) издателем сонетов назван некто Томас Торп, но кто скрывается под инициалами В. Г., как понимать слово Begetter — этом до сих пор ведутся споры.4 Сонеты Шекспира не пользовались такой популярностью, как его поэмы. Этим объясняется тот факт, что второе издание их вышло только в 1640 г. Главное отличие этого издания от Editio Princeps состоит в том, что порядок, в котором следуют сонеты друг за другом, совершенно изменен — доказательство того, что в ХVII в. еще не видели в сонетах нечто целое и не делили их на две части, неравные по количеству и различные по содержанию. Не лишена интереса литературная история сонетов, история их толкования.
     В ХVIII в. преобладал весьма невысокий взгляд на сонеты Шекспира. Древнейший биограф поэта Роу не высказывает никакого мнения об их достоинстве и даже не уверен — принадлежат ли они ему или нет? Гильдон, перепечатавший их в 1710 г., ограничивается замечанием, что в них воспевается возлюбленная Шекспира; с этим соглашается и следующий издатель сонетов Сьюэлл, так что до Мэлона господствовало мнение, что героиней сонетов была женщина. Мэлон впервые высказал мнение, поддержанное его друзьями Тируитом, Фармером и Стивенсом, что первые 126 сонетов обращены к мужчине и что только в остальных 26 воспевается женщина. Относительно таинственного W. Н. голоса разделились. Фармер думал, что это начальные буквы имени Вилльяма Гарта, племянника поэта, а Тируит выдвинул гипотезу о каком-то малоизвестном музыканте Томасе Гогсе. Как низко ценились тогда сонеты даже знатоками Шекспира, видно из того, что Стивенс не захотел включить их в изданное им полное собрание произведений Шекспира и утверждал, что разве посредством особого акта парламента можно заставить публику читать эту смесь аффектации, педантизма и бессмыслицы. Если мы присоединим к этому мнение Чальмерса, что особа, воспеваемая в сонетах, есть никто иной, как королева Елисавета, то будем иметь все, что высказывалось учеными прошлого века о сонетах Шекспира. В начале ХIX столетия начинается сильная реакция против взглядов Стивенса. Первый оценивший поэтическое и автобиографическое значение сонетов Шекспира был знаменитый поэт Вордсворт.
     В 1815 г. в предисловии к изданию своих стихотворений он так выразился о сонетах: Существует небольшая книжка стихотворений, в которых Шекспир выражает от своего имени свои собственные чувства. Не трудно понять, почему издатель произведений Шекспира Джордж Стивенс остался равнодушным к их красотам, хотя в других произведениях Шекспира трудно найти более счастливое выражение поэтических чувств». Позднее в одном из своих собственных сонетов Вордсворт прекрасно оценил автобиографическое значение сонетов вообще и в заключение прибавил, что этим ключом отпирается сердце поэта (with this key Shakespeare unlocked his heart). Около того же времени вопрос о сонетах подвергается тщательному исследованию в сочинении Натана Дрэка Шекспир и его время (Shakspeare and his Times, London, 1817). Здесь Дрэк впервые высказал свою догадку, что лицо, воспеваемое в первых 126 сонетах и скрытое под буквами W. Н. Торпова посвящения, был никто иной, как покровитель Шекспира молодой лорд Саутамптон, которому Шекспир посвятил свои поэмы. Догадку свою он основывает на доказательствах как внешних, так и внутренних. Внешнее доказательство — это настойчивый и неоднократно повторяемый в первых 17 сонетах совет Шекспира своему другу жениться, а известно, что около 1594 молодой лорд был влюблен в фрейлину Елисаветы, прекрасную мисс Вернон, что эта любовь возбудила сильное негодование в королеве, по желанию которой свадьба дважды откладывалась. При таком положении дела со стороны Шекспира было вполне дружеским поступком ободрять впавшего в немилость друга и укреплять в нем желание жениться. Внутреннее доказательство состоит, по мы Дрэка, в восторженно-любовном тоне сонетов, обращенных к неизвестному высокопоставленному другу и поразительно напоминающих не менее восторженный тон посвящений Саутамптону поэм Шекспира. Если в посвящении Лукреции Шекспир пишет своему другу и покровителю, что любовь его безгранична и что все, чтоб он ни написал, принадлежит лорду, то в 26 сонете поэт называет друга Lord of my love (властелином своей любви) и, посылая ему какое то из своих произведений, прибавляет, что, делая это, он исполняет только долг вассала своему сюзерену. Общий вывод Дрэка тот, что сонеты Шекспира, за немногими исключениями, автобиографического характера и писаны поэтом в различные эпохи его жизни. В 1821 г. известный друг Джонсона Босвелл в своем издании сочинений Шекспира горячо защищал сонеты от нападок Стивенса и восхищался их юношеским жаром. В 1818 г. некто Брайт додумался до гипотезы, что героем сонетов был друг и покровитель Шекспира Вилльям Герберт, впоследствии Лорд Пемброк, которому товарищи Шекспира, актеры Геминдж и Конделль посвятили изданное ими полное собрание его сочинений, Editio Princeps (London, 1623). Гипотеза эта получила более или менее научную обработку в статьях Бодена (Gentlemen's Magazine за 1832 г.). Отправляясь от инициалов W. Н. (William Herbert?) и сопоставляя известные факты жизни Пемброка с свидетельством сонетов, Боден приходит к заключению, что лорд Пемброк имеет наиболее прав считаться героем сонетов. В пемброковскую гипотезу раньше других уверовал и Галлам (в своем Introduction to the Literature of Europe in ХV ХVI and ХVII century. L. 1837-39). Возмущенный до глубины души отсутствием собственного достоинства в великом поэте, который не только признавал хорошим все, что ни делал молодой лорд, но в своем раболепии дошел до того, что без всякой борьбы уступил ему свою возлюбленную, Галлам выразился в том смысле, что для чести Шекспира было бы лучше, если бы сонеты совсем не были написаны. Более систематическому изучению сонеты Шекспира подверглись в сочинении Эрмитэджа Броуна Shakspeare's Autobiographical Poems. London, 1838). Отправляясь от мысли, вскользь высказанной Кольриджем, что сонеты Шекспира суть автобиографические поэмы в форме сонетов, играющих здесь роль стансов, Броун разделил их на шесть автобиографических поэм: в первой, заключающей в себе первые 26 сонетов, поэт убеждает своего юного друга жениться; во второй (от 27-55) прощает друга, отбившего у него возлюбленную, третья поэма (от 56-78) состоит из жалоб на холодность друга; четвертая (от 78-101) полна сетований о том, что друг предпочитает ему других поэтов; в пятой (от 102-126) поэт извиняется перед другом в долгом молчании и непостоянстве и, наконец, в шестой (от 127-152) поэт обращается уже не к другу, а к возлюбленной и осыпает ее упреками за неверность. Некоторые соображения Броуна бесспорно остроумны, но им не достает твердой опоры фактов. Что до героя сонетов, то Броун сильно склоняется в пользу Пемброка. По следам Броуна пошел французский переводчик сонетов Франсуа Виктор Гюго (сын великого поэта) с тем, впрочем, различием, что он заменяет Пемброка Саутамптоном. Посредством своеобразной аранжировки сонетов Гюго извлекает из них целый роман с завязкой и развязкой: страстной любовью Шекспира к бездушной кокетке, изменой с ее стороны и окончательным разрывом со стороны поэта. Главными представителями автобиографического толкования сонетов являются немецкие критики Гервинус и Ульрици в их известных сочинениях о Шекспире. По мнению Гервинуса,5 если существует какая-нибудь связь между произведениями Шекспира и его жизнью, то ее можно искать только в сонетах, потому что это единственное произведение, которое доставляет нам непосредственный доступ в его внутреннюю жизнь. Он горячо восстает против взгляда на сонеты, как на стихотворения, описывающие в условной форме вымышленные отношения. «Если сонеты Шекспира — говорит он — и отличаются чем-нибудь от других сонетов, то именно в тех местах, где они выражают горячую жизнь, где мощное биение глубоко взволнованного сердца пробивается сквозь все оболочки стихотворного формализма». Относительно лица, воспеваемого в сонетах, которому Торп посвятил их издание, Гервинус вместе с Дрэком думает, что этим лицом скорее всего мог быть лорд Саутамптон. От общей характеристики сонетов Гервинус переходит к их детальному рассмотрению, причем предлагает свое собственное деление их на восемь групп и в заключение утверждает, что сонеты Шекспира представляют собою психологически последовательную нераздельную нить событий, которые не могли никоим образом тянуться более трех лет, и что стало быть весь цикл их был закончен в три года. Подобного же автобиографического толкования держится другой знаменитый немецкий критик Ульрици.6 Сказавши, что из драм Шекспира нельзя без особой натяжки выводить заключения об его личности, Ульрици замечает, что в автобиографическом отношении сонеты Шекспира гораздо важнее его драм, ибо в них мы находим многочисленные следы той борьбы и усилий, с помощью которых Шекспир достиг нравственной высоты, видим, как росла его внутренняя жизнь, как то поднималась, то опускалась его душа на волнах его богатой внутренней жизни, слышим, как он призывает свою обуреваемую враждебными силами душу на борьбу с плотскими страстями, как он хочет отвратить ее от сладострастия, изображая его в самых непривлекательных красках. Видя в сонетах отражение реальных событий, называя их стихотворениями на случай (Gelegenheitsgedichten) в высшем смысле этого слова, Ульрици видит и в последних сонетах (от 127-152), где описываются отношения поэта к смуглой кокетке, не игру поэтической фантазии, но действительный факт. «Если — говорит он — первые сонеты отражают в себе действительные отношения к другу, то на каком основании можно отказать в этом последним сонетам?» В вопросе о герое сонетов Ульрици не высказывает решительного мнения, но все-таки более склоняется на сторону Пемброка. За автобиографическое толкование сонетов стоят также в большей или меньшей степени Фридрих Крейссиг,7 Мэссон,8 Мельхиор Мейр в своей статье о сонетах Шекспира,9 Пэльгрэв,10 Гедеке,11 Герман Исаак,12 Фэрнивалль,13 Свинборн,14 Дауден,15 Шарп,16 а в новейшее время Тайлер,17 Брандес18 и автор только что вышедшего стихотворного перевода сонетов на французский язык Анри.19
     Наряду с личной или автобиографической теорией сонетов существует теория безличная, представители которой утверждают, что между сонетами Шекспира и фактами его жизни нет никакой связи, что сонеты суть либо стихотворения, написанные на вымышленные темы и облеченные в модную форму сонетов, либо стихотворения аллегорического характера, посредством которых поэт проводил свои идеи; некоторые же доходят до того, что утверждают, что своими сонетами Шекспир хотел пародировать и поднять на смех современных ему сочинителей сонетов. Первый очерк безличной теории можно найти у Чарльза Найта.20 По мнению этого ученого, сонеты Шекспира суть чистейшие плоды его поэтической фантазии и только за весьма немногими из них он признает автобиографическое значение. Считая принятый в Editio Princeps порядок сонетов совершенно произвольным и лишенным всякой системы, он, подобно Мэлону, делит их на две неравные группы, из которых меньшая заключает в себе любовные сонеты, обращенные к женщине, а большая — сонеты, в которых описываются отношения поэта к его высокопоставленному другу. Но хотя друг и возлюбленная могли быть лицами действительно существовавшими, описания воображаемой любви и ревности отливаются здесь в модные формы итальянской лирики, как в Amoretti Спенсера и выражаются от лица самого поэта. Исключением из этого общего правила Найт считает сонет 111, в котором Шекспир высказывает недовольство своей актерской профессией, сонеты от 29-32, дышащие такою искренностью и задушевностью, что их непременно нужно отвести к личным, равно как и группу сонетов от 76-81, в которых описываются события, по всей вероятности, имевшие место в жизни поэта. По следам Найта пошли известные издатели произведений Шекспира Говард Стаунтон и Александр Дейс. Первый из них еще в 1861 г. высказал мысль, что сонеты Шекспира суть ничто иное как поэтические вымыслы, а последний так выразился о сонетах Шекспира: «Неоднократное чтение их почти убедило меня, что большинство их написано в искусственном тоне в разное время и по разным поводам для удовольствия или по внушению близких друзей Шекспира. Я не отрицаю, что один или два из них (напр. 110-111) отражают в себе личные чувства Шекспира, но утверждаю, что попадающиеся в сонетах намеки не следует слишком поспешно объяснять обстоятельствами личной жизни Шекспира». — Осторожный взгляд Дейса, впервые высказанный в 1864 г., лег в основу появившейся в следующем году статьи Делиуса,21 который подтверждает его подробным разбором отдельных сонетов. По словам Делиуса, видеть в сонетах Шекспира что-либо реальное или личное нельзя уже потому, что в силу господствовавшей в то время поэтической теории темой сонета могла быть только утонченная галантность со всему ее остроумно придуманными модуляциями, что образцом для Шекспира был Даниэль, которому он подражал не только во внешней структуре сонета, но и во внутренней — в ходе идей, в языке в употреблении метафор и антитез. Невозможность автобиографического толкования сонетов доказывается, по мнению Делиуса, еще тем, что некоторые из них только варьируют темы, затронутые в поэме Венера и Адонис и в комедии Два веронца. Рассмотрев с указанных точек зрения сонеты Шекспира, отметив массу встречающихся в них противоречий и повторений одних и тех же мотивов, Делиус приходит к заключению, что в сонетах Шекспира нет ничего автобиографического, что они изображают ряд душевных состояний, пережитых поэтом, но пережитых только в воображении. Ту же способность переноситься во всякое данное состояние, которое Шекспир обнаруживает в своих драмах, он обнаруживает и здесь. Он рисует нам картины ревности, любви, дружбы, но это не та ревность, любовь и дружба, которая волновала его собственное сердце. Впрочем даже Делиус не отрицает автобиографического значения некоторых сонетов, например, тех, где Шекспир высказывает недовольство своей профессией. Статья Делиуса при своем появлении произвела сильное впечатление. Взгляды его были прежде всего усвоены немецкими переводчиками сонетов Боденштедтом и Гильдемейстером и известным шекспирологом Карлом Эльце. Впрочем не было недостатка и в возражениях. Жене в своей книге о Шекспире22 удивляется, что такой известный ученый как Делиус высказывает вполне ошибочный взгляд на происхождение и сущность лирического стихотворения в противоположность драматическому. «Как несомненно то, что в речах и действиях драматических характеров Шекспира не всегда выражаются принципы самого поэта, также верно то, что сонеты дышат личностью самого поэта. Здесь слышны и самообвинения за необузданную страсть и скорбные размышления о задаче настоящей жизни, об общественных недугах, о преходящем и вечном, об отверженном звании актера — словом, обо всем, что волновало сердце Шекспира как человека». В значительной степени поколебал теорию Делиуса Герман Исаак, прекрасно выяснивший меру влияния Дэниэля на Шекспира.23
     Почти одновременно с теориями автобиографической и безличной зародилась и пошла своим путем довольно курьезная теория, видевшая в сонетах Шекспира аллегории и толковавшая их с аллегорической точки зрения. Главными представителями этой теории являются Джон Герод и Ричард Симпсон, по следам которых пошли главным образом американские критики. Первый из них24 уверяет, что сонеты Шекспира, подобно сонетам Данте и Петрарки, представляют собою в аллегорической форме изложение религиозных воззрений поэта.
     Шекспир был апостолом протестантизма и пользовался всяким случаем, чтобы пропагандировать свои протестантские убеждения. Так, в первых сонетах он отстаивает законные права человеческой природы и выказывает решительный протест против безбрачия, а в последних сонетах он под видом развратной и бездушной кокетки изображает католическую церковь. Симпсон25 видит в сонетах аллегорию другого рода; по его мнению, в сонетах изложена любовная философия Шекспира, его взгляд на отношение любви идеальной, платонической к любви чувственной, которую он олицетворяет в смуглой даме последних сонетов. К продуктам аллегорической теории нужно отнести также сочинение Барншторфа Ключ к сонетам Шекспира.26 Ключ состоит в том, что в основе их лежит аллегория, под покровом которой Шекспир говорит ни о ком другом, как о самом себе, всюду противопоставляя себя своему двойнику. Все это автор выводит из загадочного Торпова посвящения, уверяя, что под буквами W. Н. нужно разуметь William Himself (т. е. Вилльям самому себе), а друг, воспеваемый Шекспиром и убеждающий его жениться, это никто иной как поэтический гений самого Шекспира. Несмотря на странность основной мысли, тогда же опровергнутой Боденштедтом, книжка Барншторфа была переведена на английский язык и нашла себе подражателя в лице Карпфа,27 который ведет дело дальше и доказывает, что в сонетах Шекспир раскрывает приемы своей творческой деятельности, что, усвоив себе принципы философии Аристотеля, он старается проводить эти принципы в своих произведениях.28 Новую и оригинальную попытку объяснения сонетов встречаем мы в книге Джеральда Массея,29 вызвавшей при своем появлении в свет большую сенсацию. Хотя основная мысль Массея была задолго до него вскользь высказана Г-жой Джемисон, но, не подкрепленная никакими доказательствами, она скоро была забыта, так что теория Массея всем показалась оригинальной и пикантной новинкой. Некоторое время даже казалось, что долго искомый ключ к сонетам Шекспира наконец найден, что посредством него откроется доступ ко всем тайнам, связанным с возникновением и изданием сонетов. Но эти ожидания не оправдались. Призраки, вызванные Массеем, не выдержали грубого прикосновения критики и поспешно бежали с поля битвы, не успев доказать своих прав на реальность. Несмотря на это разочарование, в истории вопроса о сонетах Шекспира труд Массея занимает такое важное место, что пройти его молчанием невозможно. Сущность взглядов автора состоит в следующем: он предлагает разделить сонеты на две большие группы: 1) личные, обращенные к лорду Саутамптону и выражающие личные чувства поэта к его высокопоставленному другу и 2) драматические, писанные Шекспиром по просьбе или по заказу других лиц. В числе последних сонетов есть не мало написанных Шекспиром от имени Саутамптопа и посланных этим последним его невесте, мисс Вернон; есть несколько сонетов, написанных от имени мисс Вернон к ее кузине и сопернице лэди Рич, которую она ревновала к своему возлюбленному и ответы последней. Из этой гипотезы следует, что Шекспир в своих сонетах был в большинстве случаев не более как истолкователем страсти друг к другу различных лиц, которые поверяли ему свои самые задушевные тайны, а он писал за одного, отвечал за другого и делал это так искусно, что все остались довольны друг другом. Во всем этом, впрочем, нет ничего невероятного, ибо обычай поручать поэтам писать от их имени стихотворения к различным красавицам был сильно распространен в среде тогдашних английских аристократов, но Массею следовало бы также доказать, что не только мужчины, но и женщины прибегали к этому средству и делали посторонних поверенными своих любовных радостей и страданий. Мало сослаться на то, что подобный обычай практиковался в то время; нужно было доказать, что Шекспир в том случае не отставал от других, что он также торговал пером, обмакнутым, по выражению Гервинуса, в кровь его собственного сердца. Всего этого не мог доказать Массей и потому его сочинение, при всей своей учености, остается не более как блестящей гипотезой, только взволновавшей публику, но нисколько не решившей вопроса о происхождении сонетов. Тем не менее теория Массея не прошла бесследно в науке; у него явились последователи в лице немецкого переводчика сонетов Гельбке, который в своем переводе следует аранжировке сонетов, рекомендованной Массеем, и в лице Фрица Крауса, высказавшего в пользу гипотезы Массея несколько остроумных соображений.30
     В заключение нужно сказать несколько слов об оригинальном взгляде на сонеты Шекспира, как на стихотворения сатирического характера, в которых Шекспир хотел осмеять господствовавший в его время модный искусственный стиль сонетов. Родоначальником этого взгляда был фанатический последователь Пэмброковской гипотезы Генри Броун,31 утверждавший, что большинство сонетов представляют собою ничто иное как остроумные пародии на тогдашние модные сонеты Драйтона и Дэвиса. Положительное же их содержание есть символическое изображение союза или брака юного героя сонетов с шекспировскою музой. Отвергнутая строгой критикой,32 теория Броуна нашла себе убежденного последователя в лице Минто, который, впрочем, считает преследующими сатирические цели только 24 сонета, а остальные истолковывает в автобиографическом смысле, причем он, подобно Броуну, признает героем сонетов лорда Пемброка.
     Последним крупным вкладом в обширную литературу сонетов является новое издание их, сделанное Тайлером33 и снабженное обширным вступительным этюдом, в котором автор касается многих связанных с сонетами Шекспира вопросов и приводит новые доказательства в пользу Пемброковской гипотезы. Совершенной новинкой в его работе является утверждение, что героиней последних сонетов была фрейлина Елисаветы Мэри Фиттон, пикантная брюнетка, бывшая в связи с Пемброком. Гипотеза Тайлера, равно как и приводимые им доказательства в пользу Пемброка были опровергнуты новейшим биографом Шекспира Сиднеем Ли,34 которому Тайлер возражал в отдельной брошюре,35 так что этот спор грозит сделаться хронической болезнью Шекспировской критики.
     Предложенный мною краткий очерк литературы о сонетах уполномочивает на следующие выводы: 1) при настоящем состоянии наших сведений нет возможности определить, кто был высокопоставленный друг и покровитель Шекспира, которому он обещал бессмертие в своих стихах; 2) равным образом нельзя определить, кто была героиня последних сонетов, бездушная кокетка, самым недостойным образом игравшая сердцем поэта и в конце концов ему изменившая; 3) хронология отдельных сонетов не установлена и все попытки установить ее до сих пор терпят крушение и 4) большинство заключающихся в сонетах современных намеков либо совсем не разгаданы, либо объяснены ошибочно. Последнее происходило главным образом оттого, что сторонники Саутамптоновской гипотезы старались сопоставлять их с известными фактами жизни Саутамптона, а сторонники противоположной гипотезы — с фактами из жизни Пемброка, причем обе стороны прибегали к натяжкам, окончательно подрывавшим кредит к них объяснениям. Но если во всех названных пунктах критика до сих пор терпела фиаско, зато она прочно утвердила положение, что значительное количество сонетов несомненно автобиографического характера, что в основе их лежат реальные факты и реальные настроения и что взятые в целом они представляют собою драгоценный материал для характеристики внутренней жизни Шекспира в ранний период его деятельности.36 В пользу такого истолкования сонетов говорит еще то обстоятельство, что их автобиографический характер был раньше всего угадан поэтами, которые сразу сумели выделить истинное чувство из традиционных поэтических украшений и услышать сквозь оболочку искусственной поэтической формы трепетание живого сердца поэта. Еще в 1787 г., когда в Англии не было и речи об автобиографическом значении сонетов, Гёте писал, что в них нет ни одной буквы, которая не была бы пережита, перечувствована и выстрадана. Несколько позднее к такому же заключению пришел совершенно самостоятельно Вордсворт, за которым последовали Кольридж, Платен, Свинборн, Теннисон, Виктор Гюго и др. Из поэтов, сколько известно, только один Роберт Броунинг видит в сонетах не более как плоды поэтической фантазии Шекспира, но его мнению нельзя придавать большого значения в виду известной черты его характера — желания всюду плыть против течения.

Примечания


1 Вот подлинные слова Миреса: «Как душа Эвфорба продолжала жить в Пифагоре, так исполненный грации и остроумия дух Овидия ожил в медоточивом Шекспире. Доказательством этого служат его Венера и Адонис, его Лукреция и его сладостные (sugred) сонеты, известные его близким друзьям». (Palladis Tamia, London, 1598).
2 Shakespeare’s Century of Prayse. I vol. p. 99: «so the author (т. е. Shakespeare) I know much offended with M. Iaggard, that (altogether unknowne to him) presumed to make so bold with his name». [Н. И. Стороженко цитирует свидетельство Томаса Хейвуда: «так как автор (т. е. Шекспир) весьма обижен на м-ра Джаггарда, который (будучи совсем ему незнаком) решил так вольно обойтись с его именем»].
3 To the onlie begetter of these insuing Sonnets, M-r W. H. all happinesse and that eternitie promised by our everliving poet wisheth the wellwishing adventurer in setting forth. T. T.
4 В Introduction к вышедшему в 1898 г. французскому стихотворному переводу сонетов Шекспира переводчик их, Fernand Henry, излагает всю историю вопроса о значении слова begetter.
5 Сочинение его переведено на русский язык Тимофеевым. СПб. 1877. 4 тома.
6 Shakespeare’s Dramatische Kunst (первое издание) в 1839 г.
7 В своих Vorlesungen uber Shakspeare, Berlin, 1858; в своей статье Shakespeare’s Lyrische Gedichte в Preus. Iahrbucher B. ХIII и ХIV и в своих Shakspeare Fragen. Leipzig 1871.
8 Essays on English Poets. London 1856.
9 Deutsches Museum за 1862 г.
10 См. его издание Songs and Sonnets of W. Shakspeare, London 1865.
11 Uber Sonette Schakspeare в Deutsche Rundschau 1877, Marz.
12 В своих статьях о сонетах Ш., помещенных в Archiv fur das Studium der neueren Sprachen und Literaturen за 1878 и 1879. См также его статью Shakspeares Selbst Bekenntnisse (Preus. Jahr. за 1884 г.).
13 в Introduction к его изданию Leopold Shakspeare.
14 Fortnightly Review, 1880. l’ December.
15 В его книге о Шекспире и в его издании сонетов, London 1886.
16 The Songs, Poems and Sonnets of Shakespeare. L. 1886.
17 Sh’s Sonnets, London 1890 г.
18 в его сочинении о Шекспире, переведенном на русский язык. М. 1899.
19 Les sonnets de Shakspeare, trad. en Sonnets francais. Paris 1899 г.
20 Shakspeare’s Studies, London, 1850.
21 Shakspeare Jahrbuch. Band. I.
22 Шекспир, его жизнь и сочинения, перевод под редакцией А. Н. Веселовского, Москва, 1877; стр. 66-68.
23 Shakspeare Jahrbuch. B. XVII.
24 Shakespeares’s Inner Life, London, 1865.
25 Philosophy of Shakespeare’s Sonnets. L. 1869.
26 Schlussel zu Shakespeare’s Sonetten. Bremen. 1866.
27 Die Idee Shakespeare und deren Verwirklichung. Hamburg. 1869.
28 См. обстоятельный разбор этой книги, сделанный Ульрици. (Shakespeare Jahrbuch. V Band.).
29 Shakespeare and his private friends. London. 1866.
30 В своей статье Die schwarze Schone der Shakespeare-Sonetten, помещенной в Shakspeare Jahrbuch. B. XVI.
31 The Sonnets of Shakespeare solved etc. London. 1870.
32 См. разбор книги Броуна в VI т. Shakspeare Jahrbuch. Статья принадлежит Ульрици.
33 Shakspeare Sonnets, edited with Notes and Introduction by Thomas Tyler. London 1890.
34 Life of W. Shakspeare. London 1898.
35 The Herbert Fitton Theory of Shakspeare’s Sonnets, a Reply. London 1898.
36 В 104 сонете говорится, что Шекспир впервые встретился с своим другом три года назад. Если принять в соображение свидетельство Миреса, что уже в 1598 г. сонеты Шекспира ходили по рукам друзей поэта, то эту встречу и тесно связанное с ней возникновение сонетов нужно отнести к началу девяностых годов, т. е. к периоду поэм, ранних комедий и пьес в роде Тита Андроника и Перикла. Не даром в 16 сонете Шекспир употребляет выражение: мое неопытное перо (my pupil pen).