Глава
| Вид материала | Документы |
- Узоры Древа Жизни Глава Десять Сфир в четырех мирах Глава 10. Пути на Древе Глава 11., 3700.54kb.
- Узоры Древа Жизни Глава Десять Сфир в четырех мирах Глава 10. Пути на Древе Глава 11., 5221.91kb.
- Гидденс Энтони Ускользающий мир, 1505.14kb.
- Психологическая энциклопедия психология человека, 12602.79kb.
- План. Введение Глава Методы и типы монетарного регулирования Глава Операции на открытом, 411.98kb.
- Альберт Эллис Глава 11. Милтон Эриксон Глава 12. «Миланская школа» Глава 13. Коротенькое, 3401.28kb.
- Автор Горбань Валерий (соsmoglot). Украина Парадигма мироздания. Содержание: Глава, 163.17kb.
- 1 Характеристика представителей семейства врановых, населяющих Республику Татарстан, 168.07kb.
- Предисловие переводчика 4 Глава Соображая духовное с духовным 6 Глава Церковь в кризисе, 5180.11kb.
- Институт экономики города градорегулирование основы регулирования градостроительной, 1546.55kb.
3.4 Конструктивная и деструктивная интертекстуальная стратегия (на примере творчества Т.Кибирова и В.Емелина) Использование «чужого слова», характерное для постмодернистской литературы, стало привычным явлением в современной литературе. Теоретики постмодернизма, говоря о «смерти автора», по сути, отрицают саму возможность творчества. Ролан Барт в эссе «Смерть автора» говорит об этом так: «Писатель …может лишь вечно подражать тому, что написано прежде и само писалось не впервые»189. Если же рассматривать интертекст как одно из слагаемых художественного мира, как прием или метод, то неизбежно встает вопрос о различении двух категорий: интертекстуальности и творческой неоригинальности (вторичности)190. Вопрос этот можно сформулировать так: до каких пор мы говорим об интертекстуальности, и где начинается вторичность? Очевидно, что речь здесь должна идти об авторской стратегии в работе с интертекстом. Чтобы ответить на этот вопрос применительно к творчеству одного поэта (Т.Кибирова), нужен второй пример, поэтому рассмотрим его в сравнении с другим современным поэтом, который тоже широко использует интертекст, но несколько иначе, чем Т.Кибиров. а) Двойник Кибирова Всеволод Емелин – поэт одного поколения с Т.Кибировым. Обращает на себя внимание сходство биографии этих поэтов191: он родился в 1959 г., на четыре года позже Т.Кибирова. О начале своей поэтической карьеры В.Емелин говорит в автобиографии так: «Стихи писал с 13 лет. Сначала под Блока, потом под Мандельштама. В общем, обычный ход. Ругал власть. Типа: "Россия-Мессия", "поруган бес – Христос Воскрес", "идут большевики, а мы примкнем штыки" и т. д»192. Т.Кибиров начал писать стихи примерно в том же возрасте, что отражено в стихотворении «Литературная секция»: Потому что далеко, далеко, Лет в пятнадцать попал в переплет: Фиолетовым пламенем Блока Запылала прыщавая плоть. (Сантименты, с. 336). Тематическое сходство раннего В.Емелина с ранним Т.Кибировым также представляется очевидным. Налицо и еще одно биографическое совпадение: увлечение Т.Кибирова А.Блоком было нами отмечено и проанализировано в главе 2. Есть еще одно любопытное биографическое совпадение: В.Емелин работал м.н.с. (младшим научным сотрудником) в Музее-усадьбе Мураново; Т.Кибиров, как мы помним, работал в Институте искусствоведения также младшим научным сотрудником. Однако сходство В.Емелина с Т.Кибировым не ограничивается биографическими совпадениями. В творчестве В.Емелина отражен тот же исторический период (1990 – 2000-е г.г.), однако гораздо подробнее. Выше мы отмечали, что кибировская поэзия не содержит прямых откликов на актуальные общественно-политические события. Единственный на сегодня сборник В.Емелина, напротив, композиционно выдержан в соответствии с хронологией наиболее значимых событий 1990 – 2000 годов. Начиная с «Песни ветерана защиты Белого дома 1991 года» (Емелин, с. 7), где дата и событие заявлены в заглавии, автор последовательно касается строительства Храма Христа Спасителя (Емелин, с. 47), смерти леди Дианы Спенсер (Емелин, с. 77), чеченской войны (Емелин, с. 119), 200-летия А.С.Пушкина (Емелин, с. 99) и терактов 11 сентября 2001 года (Емелин, с. 199, 203). Многие стихотворения соотнесены с конкретной датой, как «Песня об 11 сентября» (Емелин, с. 203), «Ода на выход Ж.-М. Ле Пенна во второй тур президентских выборов во Франции (По прочтении журнала “Неприкосновенный запас” № 2/22)» (Емелин, с. 219), или «20 апреля 2003 года» (Емелин, с.242). Ретроспективное с точки зрения композиции сборника обращение к похоронам Брежнева (после защиты Белого дома) в стихотворении «Последний гудок» (Емелин, с. 33) объясняется тем, что это событие автор осмысляет на основе опыта последующих событий. Сюжет стихотворения построен на параллельном описании последних лет Советского Союза и его дальнейшей судьбы: Шипели глушилки, молчали АЭС. Их время приходит взрываться. Гудели ракеты – им скоро под пресс, Защита страны, СС-20. (Емелин, с. 36). Нечто подобное мы видим и у Т.Кибирова: Но мчится сухогруз, суля Крушение, но пахнет йодом, Но Припяти мертвеют воды, Мертвеет Соколов-Скаля. (Сантименты, с.92). Трехстопный амфибрахий В.Емелина звучит более упруго и энергично, чем четырехстопный ямб Т.Кибирова, стихотворение которого стилизовано под «сонетную форму» (рифмовка AbbA / bAAb / AbbA / AbbAAA – похожая на сонет рифмовка и строфика, но 16 строк вместо 14). При этом мы видим в стихотворении Т.Кибирова традиционное для сонета чередование мужских и женских рифм, создающее в данном случае ощущение нервной спонтанности. В стихотворении В.Емелина, напротив, трехсложный размер без характерных для стихотворения Т.Кибирова спондеев вкупе с большим объемом текста (21 строфа) создает намек на эпическую интонацию. Эффект эпической завершенности, заданный преимущественным употреблением глаголов в форме прошедшего времени (не бил, хоронили, гудел и т.д.), усиливает кольцевая композиция: стихотворение В.Емелина заканчивается теми же словами, с которых начинается: «Не бил барабан перед смутным полком / когда мы вождя хоронили» (Емелин, с. 33,38). На уровне содержания все это указывает на то, что мнение В.Емелина по поводу судьбы СССР сформулировано более четко: у Т.Кибирова, как мы видели, до сих пор нет по этому вопросу однозначной позиции. Возможно, дело здесь в разном историческом опыте авторов: чувства Кибирова на момент написания стихотворения были противоречивы и не до конца оформлены (его стихотворение написано раньше, книга «Рождественская песнь квартиранта» датирована концом 1986 г.), в то время как позиция В.Емелина, чье стихотворение относится, по крайней мере, к концу 90-х, ясна и однозначна. Стихотворение В.Емелина заканчивается строфой, в которой автор говорит о своей грусти по ушедшей стране: С тех пор беспрерывно я плачу и пью, И вижу венки и медали. Не Брежнева тело, а юность мою Вы мокрой землей закидали. Я вижу огромный разрушенный дом И бюст на забытой могиле… (Емелин, с. 38). Т.Кибиров заканчивает свое стихотворение нравоучительно: Пока осквернена земля, Не переменится погода! (Сантименты, с. 92). Т.Кибиров воспринимает Советский Союз как оплот тоталитаризма, что предполагает идею о необходимости перемен. В творчестве В.Емелина нет антитоталитарной темы, Родина для него – СССР. Для Т.Кибирова, как мы видели, здесь всё сложнее, даже Россия для него – понятие скорее духовное, чем географическое. Однако следует отметить, что оба автора рассматривают в своих стихотворениях одну и ту же тему и приходят практически к одним выводам (тревожное предчувствие необходимых перемен – у Т.Кибирова, печальная констатация разрушительных перемен – у В.Емелина), хотя это и связано с разной авторской модальностью. Перестроечная и постперестроечная Россия вызывает у обоих авторов похожие чувства. Их наблюдения часто совпадают. При описании новой, рыночной реальности, оба поэта упоминают, например, одни и те же бренды: «Пью за систему бирж «Алиса» / И за тебя, РТСБ» (Емелин, с. 21), и «…сияют Инкомбанк, «Алиса», МММ / для коей нет проблем, час пробивает Рэм» (Кто куда, с. 220). Это сходство отражается даже в рифмах: так, рифма «компьютер – дистрибьютер193» присутствует в творчестве обоих авторов. Кибиров: А брокер с дилером и славный дистрибьютер Мне силятся продать Тойоту и компьютер. (Кто куда, с. 218). Емелин: Мой эксклюзивный дистрибьютер (Звучит-то как! Эх, вашу мать!). Постой, потом продашь компьютер, Позволь тебя поцеловать. (Емелин, с. 23). При этом в обоих стихотворениях присутствует образ поэта-неудачника, не сумевшего вписаться в рыночные отношения: именно так видят себя оба поэта. В.Емелин: Страна воскреснет с новой силой, Спасет ее капитализм. Жаль, что меня сведет в могилу До той поры алкоголизм. (Емелин, с. 21). Т.Кибиров: Карман мой пустотой пугает. Раньше фигой Он переполнен был, теперь… А что теперь? – Свобода! – как сказал Касторский Буба. Верь, Товарищ, верь – Она взошла! Она прекрасна! Ужасен лик ее. И жалобы напрасны. (Кто куда, с. 224). Необходимо сказать, что Т.Кибиров в итоге все-таки находит пути решения вставших перед его героем социальных проблем, а В.Емелин их даже не ищет. То, что поэты осмысляют одни и те же проблемы и приходят при этом к похожим выводам, а также их общее тяготение к большим поэтическим формам не могло не отразиться на жанровой системе. Например, и Т.Кибиров, и В.Емелин часто обращаются в своем творчестве к жанру баллады. В первом сборнике Т.Кибирова «Сантименты» три баллады: «Баллада о Деве Белого Плеса», «Баллада о солнечном ливне» и «Баллада об Андрюше Петрове». В первом сборнике В.Емелина также три баллады: «Баллада о белых колготках», «Баллада о белокурой пряди и автобусном круге» и «Баллада о большой любви». Рассмотрим подробнее «Балладу о белокурой пряди и автобусном круге» В.Емелина. Сходство ее с «Балладой об Андрюше Петрове» очевидно. Сюжет обеих баллад типичен для данного жанра. Мы приведем несколько параллельных цитат, показывающих, как в заданном жанровым каноном и логикой событий порядке оба поэта изображают идеализированный портрет героя:
и его романтических отношений с возлюбленной:
а также смерть героя при трагических обстоятельствах:
картину последующих событий, данную в лирико-драматическом ключе:
Надо отметить, что баллада В.Емелина ближе к жанру «жестокого» романса, так как ее сюжет описывает смерть всех персонажей, а также за счет употребления автором характерных для этого жанра постоянных эпитетов («словно саван, бледна» и т.п.). Тем не менее, общий хронотоп «окраины большого города» предполагает обращение обоих авторов к жанру «жестокого» городского романса, черты которого видны в сюжетосложении и образной системе обеих баллад. Единственное различие состоит в том, что баллада В.Емелина написана явно позднее (90-е г.г.), чем и объясняется появление в ней героя-скинхеда, исторически невозможное в балладе Т.Кибирова, написанной в 1988 г. Рассматривать это снижение образа героя как пародию на кибировскую балладу не позволяет тот факт, что обращение В.Емелина к скинхедству здесь не случайно: эта тема возникает у В.Емелина еще в нескольких стихотворениях («Скинхедский роман», «Колыбельная бедных», Емелин, с. 187, 63) и имеет биографические предпосылки. В поэме «Судьба моей жизни» В.Емелин говорит о своем сыне: Его вид даже страшен, Череп гладко побрит. Он еще за папашу Кой-кому отомстит. (Емелин, с. 170). Цель В.Емелина – не пародийное снижение кибировского образа, а создание самостоятельного поэтического образа типичного представителя современной молодежи. Таким образом, перед нами не пародия, а пример независимого обращения двух разных поэтов к одному жанровому канону. Мы видим, что в поэзии Т.Кибирова и В.Емелина есть безусловные черты сходства наряду с некоторыми различиями, обусловленными уникальностью личности и мировоззрения каждого из поэтов. Отмеченные расхождения не позволяют нам считать В.Емелина эпигоном Т.Кибирова: они касаются слишком важных моментов поэтики и мировоззрения. Во-первых, Т.Кибиров не является для В.Емелина поэтическим авторитетом, во-вторых, в поэзии В.Емелина нельзя обнаружить ни одной кибировской интертекстемы и, в-третьих, духовные ценности, которые исповедует В.Емелин, во многом противоположны ценностям и идеалам Т.Кибирова. Нет сомнений, что тематическое сходство поэзии В.Емелина и Т.Кибирова во многом продиктовано единством места и времени, то есть эпохи и страны. Однако биографические совпадения в массе своей предполагают наличие некого духовного родства между этими поэтами. Гипотеза эта представляется очевидной, однако она нуждается в проверке и доказательствах. b) Антипод Кибирова Ирония присуща поэзии В.Емелина в той же мере, как и поэзии Т.Кибирова. Так же, как и у Т.Кибирова, ирония В.Емелина не направлена на какие-то конкретные события, лица или явления: она присутствует как повествовательный модус. Оба поэта часто используют одни и те же средства создания комического, например, тавтологию на лексическом уровне (у Т.Кибирова: «…что / хотел бы я сказать рассказом этим»194, у В.Емелина: «…уходил Абдулла / на святой Газават»195), или контаминацию интертекстем, создающих стилистический контраст, например, сочетание классической цитаты с просторечным словом или выражением. У Т.Кибирова читаем: С холодным вниманьем посмотришь вокруг – какая параша, читатель и друг! (Кто куда, с. 350). У В.Емелина можно наблюдать тот же прием: Не ревет тревога, Не бегут менты. Подожди немного, Отдохнешь и ты. (Емелин, с. 71). Однако существует заметное отличие: Т.Кибиров, иронизируя над чем-либо, при этом обязательно утверждает нечто позитивное. В.Емелин просто иронизирует, не пытаясь дать положительной идеи или примера, то есть без позитивных интенций. В каком-то смысле, это ирония ради иронии. В творчестве Т.Кибирова мы не видим подобных примеров. Именно поэтому, как справедливо замечено в аннотации к единственному на данный момент сборнику стихов В.Емелина, «чувство юмора сохраняется автором даже там, где оно не рекомендовано пресловутой «политкорректностью». Иначе говоря, для иронии у В.Емелина не существует этических ограничений, поэтому поэт может иронизировать по поводу смерти принцессы Дианы, терактов 11 сентября 2001 г. и т.п. Т.Кибиров вообще не поднимает в своем творчестве этих тем, но на основании того, что поэт никогда не рассматривал трагических тем иронически, можно утверждать, что подобное осмысление данных событий для него не характерно. Видимо, у В.Емелина отсутствует некий нравственный императив, которым обладает Т.Кибиров. Императив этот связан с определенной системой ценностей, на которую опирается поэт в своей творческой практике при осмыслении реальности. Для Т.Кибирова, как мы отмечали, такой системой ценностей служит поэтическая традиция и христианство. В.Емелин воспринимает христианство в традициях дискурса «научного атеизма», усвоенного с советских времен (в стихотворениях «Стихотворение, написанное на работах по рытью котлована под “Школу оперного пения Галины Вишневской” на ул. Остоженка, там, где был сквер» и «Смерть ваххабита» он дает пародийный и крайне негативный образ священнослужителей), уважения к поэтической традиции он также не испытывает (в стихотворении «К 200-летию со дня рождения А.С.Пушкина» и в стихотворении «О Пушкине» можно наблюдать пародийный образ А.С.Пушкина). В.Емелин лишен, таким образом, духовной опоры и в Поэзии, и в Боге. Говоря об отсутствии у В.Емелина духовной связи с русской поэзией, следует отметить, что в поэзии этот автор ощущает себя аутсайдером: в автобиографии он говорит о своем поэтическом дебюте так: «Последнее время, совершенно неожиданно, стали мои тексты публиковать (децл)». Во-первых, дебют явно запоздал: в той же автобиографии В.Емелин сообщает, что стихи пишет с 13 лет. Во-вторых, обращает на себя внимание характерная лексика: Т.Кибиров тоже нередко употребляет просторечные выражения, но не в интервью. В-третьих, создаваемый в стихах В.Емелина образ поэта носит все черты маргинальности. Например, в стихотворении «Пейзаж после битвы (март 1992 года)» он выглядит так: С утра на небо вышло солнце, А мне с похмелья нелегко. Но я заначил два червонца На жигулевское пивко. Указ о смертном бое с пьянством Жить нам всем долго приказал. И я, с завидным постоянством, С утра за пивом на вокзал. (Емелин, с. 19). Хотя Т.Кибиров не является противником спиртных напитков, свое отношение к подобной коллизии он, как уже отмечалось, ясно высказал в стихотворении «Однажды зимней ночью…»: …смерть и опьянение противны (ну и страшны, конечно же, кто спорит), но главное – противны и тупы. (Кто куда, с. 384). Наконец, В.Емелин, в отличие от Т.Кибирова, не ощущает себя поэтом. В его стихах тема поэта и поэзии, занимающая столь важное место в творчестве Т.Кибирова, даже не рассматривается. Т.Кибиров, несмотря на пристрастие к обсценной лексике (которая не является редкостью в современной литературе, но никогда не станет литературной), вряд ли может быть признан маргиналом, как В.Емелин. В.Емелин не касается философских проблем, не размышляет о судьбах литературы – возможно, это происходит еще и от малого поэтического опыта. Однако следует отметить, что именно В.Емелин из всех современных поэтов наиболее близок к Т.Кибирову и по тематике, и по манере письма, которую прежде всего отличает иронический повествовательный модус и интертекстуальность. Критик Лев Пирогов в своей статье «Катулл в Японии. Русский постинтеллектуалист Всеволод Емелин как неведомый изгнанник соц-арта», отмечая сходство В.Емелина и Т.Кибирова, говорит: «С такой theme прямая дорога в тимуры-кибировцы. Но с Емелиным что-то не так. Какая-то червоточина не пускает его на соц-артистские пастбища. Для них он слишком, как ни странно это звучит, социален» 196. Социальная тематика, с которой начался наш разговор о В.Емелине, представлена в его творчестве более прямо, чем в творчестве Т.Кибирова. Это может быть обусловлено отмеченной нами разницей в целях, преследуемых авторами, а также в причинах, побудивших их обратиться к социальной тематике. Если Т.Кибировым движет неоднократно декларируемая им потребность «хоть что-то спасти» (Сантименты, с. 337), или «и сохранить, и спасти» (Кто куда, с. 154), то В. Емелин обращается к социальной тематике по причине биографического конфликта с реальностью, который можно охарактеризовать как социальную дезадаптацию, или затянувшийся поиск своего места в жизни. Это можно видеть на примере поэмы «Судьба моей жизни», а также стихотворений «После суицида», «Недежурный по апрелю», и «Слова песни из к/ф “Осень на Заречной улице”». Отсюда и деструктивный повествовательный модус, и ирония, и мировоззренческий пессимизм. Т.Кибиров, рассматривая бытовые проблемы, явившиеся следствием проблем социальных, и даже говоря о смерти, всегда приходит к мотиву надежды («мы скоро отдохнем», Кто куда, с. 225; «Не умру. И никто не умрет». Там же, с. 497). Герой В.Емелина описывает свое будущее так: Зарежут пьяные подростки, Иммунодефицит заест, Иль здесь, на этом перекрестке, Задавит белый Мерседес… (Емелин, с. 58). В стихотворениях «Ампул пустых частокол…», «Недежурный по апрелю» и «Песня барда» лирический герой В.Емелина изображает собственную смерть от алкоголизма. Все это характеризует авторское мировоззрение, как пессимистическое. Пессимизм является (наряду с иронией и интертекстуальностью) третьей важнейшей чертой повествовательного модуса поэта и принципиально отличает его от Т.Кибирова. Итак, иронический пессимизм, происходящий от ощущения безысходности, заданного маргинальным мировосприятием и отсутствием духовных авторитетов и ориентиров характеризуют мировоззрение В.Емелина. Это позволяет нам противопоставить данного поэта Т.Кибирову, исповедующему прямо противоположные убеждения. c) Интертекст в произведениях В.Емелина и Т.Кибирова. Творческая индивидуальность и интертекстуальность В.Емелин, как и Т.Кибиров, широко пользуется интертекстом. Как и Т.Кибиров, в качестве претекстов В.Емелин зачастую использует слова известных песен (чаще всего народных): «Ваххабит удалой, / Бедна сакля твоя, / Поселковым главой / Мы назначим тебя» (Емелин, с. 122), или «там ее злобные брокеры / спрятали, словно в тюрьму, / но в эти сакли высокие / хода нема никому» (Емелин, с. 158), – а также стихи советских поэтов, например, цитата из стихотворения Э.Багрицкого «Смерть пионерки», переосмысленная в контексте идеологии ультраправого молодежного движения: «Страх зрачки не сузит. / Нас бросала кровь / На шатры арбузников, / На щиты ментов <...> / <…>Возникай, содружество / Пламени и льда, / Закаляйся, мужество / Кельтского креста, / Чтоб душа горела бы, / Чтобы жгла дотла, / Чтобы сила белая / Землю обняла» (Емелин, с. 189). В отличие от Т.Кибирова, у В.Емелина почти нет классического интертекста – автор работает практически только с претекстами XX века, причем свои претексты В.Емелин обычно ищет не в литературе, а в СМИ или в фольклоре. Это отличает его от Т.Кибирова, чьи интертексты преимущественно литературны. Литературные претексты у В.Емелина осмысляются всегда пародийно и даже сатирически. Например, в стихотворении «Судьбы людские» пародийно осмыслена лермонтовская цитата: «Нога чечен пинать устала» (Емелин, с. 176). Как и у раннего Т.Кибирова, у него можно встретить стихотворения, практически целиком состоящие из цитат. Примером такого центона может служить стихотворение «Песня о Хорсте Весселе». Стихотворение это не имеет самостоятельного сюжета: сюжет и стихотворный размер (четырехстопный хорей) заимствован из народной песни «Из-за острова на стрежень». Герои стихотворения также интертекстуальны: это персонажи немецкой песенной культуры начала XX века, Хорст Вессель и Лили Марлен. Столкновение этих двух культурных претекстов, чья противоположность задана исторически, создает почву для пародийной контаминации, например: «Шпрее, Шпрее, мать родная, / Шпрее, Шпрее, Дойче Флюс» (Емелин, с. 64). Эта контаминация проявляется и в сюжете, например, кульминационная сцена претекста «и за борт ее бросает» выглядит так: «Он берет ее за шею, / Осторожно, как букет, / И швыряет прямо в Шпрее / Через низкий парапет» (Емелин, с. 63). Третий претекст, используемый поэтом в данном стихотворении, представляет русскую классическую литературу XX века. Он складывается из поэмы А.Блока «Двенадцать» и аллюзий на биографию В.Маяковского: образ Лили Марлен соотносится автором с образом Лили Брик («настоящая фамилья / не Марлен у ней, а Брик»). Перед нами хаотическое скопление аллюзий и цитат, связанных интертекстуальным (то есть условным) сюжетом (Емелин, с. 61):
Автор воспринимает все свои претексты и всех героев в равной степени иронично, при этом вопрос о причинах его иронии остается открытым. Когда Т.Кибиров иронически переосмысляет поэму «Двенадцать», причиной этого является авторское неприятие революции, а целью иронии – желание показать истинную сущность революционной романтики, состоящую, по мнению Т.Кибирова, в поэтизации насилия. Например, в стихотворении «К вопросу о романтизме» Т.Кибиров осмысляет блоковские цитаты, помещая их в библейский контекст с целью придания им инфернального оттенка («эх, эх, попляши, попляши, Саломея / сколь хочешь голов забирай, забирай») и доводя их до логического завершения, которое воплощается в попытке самоубийства героя. Этот исход вызывает у автора неприятие («и какая же пошлость / и глупость какая»), которое становится поводом для жизнеутверждающего финала («бокалы содвинем и песню споем»). В отличие от Т.Кибирова, использующего интертекст для выражения собственных мыслей, В.Емелин ограничивается созданием самодовлеющего комического эффекта. Практически невозможно установить его намерения при цитации, как и его отношение к той или иной интертекстеме, что всегда прослеживается у Т.Кибирова, у которого очевидно желание утверждать и пропагандировать какие-либо идеи и ценности. * * * Итак, границу между интертекстуальностью и творческой неоригинальностью, по нашему мнению, следует искать в принципах авторской работы с интертекстом. Мы предлагаем для этого различать «конструктивную» и «деструктивную» стратегии интертекстуальности. Если автор просто помещает интертекстему в несвойственный ей контекст, не выражая своего к ней отношения и не пытаясь с помощью цитаты донести до читателя какую-то собственную идею, отличную от идеи претекста, то можно, на наш взгляд, говорить о деструктивной стратегии, которая близка к творческой неоригинальности, так как является, по сути, повтором и контаминацией чужих слов и мыслей. Разумеется, значение цитаты, помещенной в другой контекст, неизбежно изменится197. Более того, как мы неоднократно наблюдали и у Т.Кибирова, и у В.Емелина, это помещение цитаты в другой контекст само по себе создает эффект комического. И, если автор не высказывает своего отношения к интертекстеме и не выходит в ее переосмыслении за рамки иронии, можно считать, что «автором» этой иронии выступает сам текст. Такой интертекст мы называем деструктивным, потому что роль автора в переосмыслении интертекстемы сводится в этом случае к разрушению старого контекста и механической замене его на новый. Выбор нового контекста ничем не мотивирован198, следовательно, такую замену контекста можно назвать механической. Конструктивной стратегией осмысления интертекста мы назовем, напротив, целенаправленное переосмысление интертекстемы с ярко выраженной авторской интенцией и модальностью. Интенция и модальность служат признаками авторского желания управлять смыслопорождением, возникающим при помещении цитаты в новый контекст. Авторская модальность указывает нам, что именно автор хотел бы изменить в претексте, авторская интенция указывает направление желательного автору изменения. В комплексе эти два фактора становятся механизмом управления смыслопорождением внутри текста. Такую стратегию работы с интертекстом мы назовем конструктивной. Авторская интенция при работе с интертекстом и авторская модальность по отношению к отдельным интертекстемам напрямую зависят от особенностей творческой индивидуальности писателя. Индивидуальность В.Емелина, как было показано выше, характеризуется, прежде всего, маргинальностью – в социальном, поэтическом, мировоззренческом аспекте. Поэтому у него нет и не может быть никаких позитивных идей и интенций, жизненная и гражданская позиция данного поэта строится на ироническом отрицании окружающего мира. Творческая индивидуальность Т.Кибирова, напротив, строится на религиозной мировоззренческой платформе: именно к духовным ценностям христианства обращается поэт в сложных ситуациях – для самоопределения в условиях отмеченного М.П.Абашевой «кризиса авторской идентичности»199 конца 1980-х – начала 1990-х, при осмыслении постмодернизма и проблемы смерти в стихах современного периода и т.д. Творческая индивидуальность Т.Кибирова в ценностном плане опирается на культурные традиции, связь с которыми устанавливается за счет соотнесения себя с литературой прошлого и на гуманистических идеалах поэта. Таким образом, несмотря на сходство биографий поэтов и использование ими некоторых общих приемов, интертекстуальные стратегии Т.Кибирова и В.Емелина противоположны вследствие различий, лежащих в области их творческой индивидуальности. Заключение Предпринятый нами анализ творческой индивидуальности Т.Кибирова, рассмотренной в интертекстуальном аспекте, позволяет сделать некоторые выводы как относительно своеобразия поэтики автора, так и относительно его мировоззрения, а также выделить ряд проблем в изучении творческого наследия поэта. Т.Кибирова традиционно причисляют к концептуалистам, хотя сам поэт неоднократно отрицал свою принадлежность к данному поэтическому течению. По нашему мнению, Т.Кибиров на раннем этапе своего творчества формально принадлежал к концептуалистам и до сих пор использует некоторые характерные для этого направления приемы. Однако в содержательном плане его творчество содержит ряд принципиальных отличий, не позволяющих отнести поэта к концептуалистам. Отличия эти относятся к содержательному уровню поэзии Т.Кибирова и состоят, главным образом, в ностальгической модальности, личном лиризме и конструктивном диалоге с претекстами. Дополнительным фактором, не позволяющим отнести Т.Кибирова к концептуалистам, служит его ироничное, преимущественно негативное отношение к постмодернизму, одним из направлений которого является и концептуализм. Наша гипотеза о том, что интертекстуальность служит средством выражения творческой индивидуальности Т.Кибирова, оказалась плодотворной. Хотя Т.Кибиров часто использует интертекст для концептуалистской игры с языками культуры, эта игра у него всегда служит средством выражения авторской модальности по отношению к претексту и всегда связана с определенной авторской интенцией, как правило, позитивной, то есть с желанием поэта донести до читателя какую-либо позитивную идею. Интертекстуальность помогает Т.Кибирову найти свое место в литературе путем установления отношений с претекстом, то есть с теми идеями и ценностями, которые выражает тот или иной претекст или его автор. Мы выделяем три основных источника кибировских интертекстов: это русская классическая литература XIX века, русский модернизм начала ХХ века и акмеизм. Мы рассматриваем также многие другие кибировские претексты, но не выделяем их как отдельные направления, так как Т.Кибиров не доходит при их переосмыслении до концептуального уровня, зачастую ограничиваясь иронией без идейного конфликта, или цитацией с нейтральной модальностью, так что выделить устойчивую авторскую модальность по отношению к данным претекстам не представляется возможным. На содержательном уровне интертекстуальность авторского сознания отражается в том, что, как было нами установлено, Т.Кибиров в большинстве случаев не пытается напрямую осмыслять те или иные явления культуры или объективной реальности, а предпочитает осмыслять уже существующие точки зрения на них различных авторов. Это вызвано, по нашему мнению, не отсутствием у Т.Кибирова способности к самостоятельному суждению, а нежеланием поэта игнорировать опыт предшественников. Так интертекстуальность придает суждениям поэта дополнительную глубину. Говоря об интертекстуальной стратегии Т.Кибирова, мы называем ее конструктивной, так как поэт в большинстве случаев стремится к концептуальному переосмыслению своих претекстов, что состоит в авторском стремлении управлять смыслопорождением, возникающим при использовании интертекста. Лиризм, с которым у Т.Кибирова связано осмысление окружающего мира и который мы выделяем в качестве основного отличия Т.Кибирова от писателей – постмодернистов, связан со стремлением поэта воспринимать любое явление прежде всего в индивидуально – личностном масштабе. Т.Кибиров избегает социологических и историософских обобщений, которые служат одной из причин его идейного конфликта с А.Блоком. Поэт осознает важность частной жизни и конкретной личности, которую он защищает в образе мещанства. С другой стороны, поэт стремится видеть в сиюминутном вечное, то есть рассматривать явления окружающего мира в соотнесении с ценностями культуры, литературы и религии. Это определяет его отношение к культурной традиции XIX века и неприятие модернизма (в частности, символизма и футуризма). Обобщения символистов представляются Т.Кибирову во многом надуманными и слишком отвлеченными, что служит причиной его иронической интерпретации произведений и образов В.Брюсова, А.Блока и др. Акмеисты, опиравшиеся на классические традиции и уделявшие большое внимание конкретным объектам предметного мира и обыденной жизни, близки Т.Кибирову и во многом повлияли на его эстетические представления и на индивидуальность поэта. На стилистическом уровне поэзия Т.Кибирова характеризуется сочетанием разговорной лексики и синтаксиса (влияние концептуализма) с литературными оборотами и возвышенной поэтической лексикой (влияние акмеизма). Во многом по причине «разговорности» стиля Т.Кибирова, и особенно благодаря использованию поэтом ненормативной лексики существует мнение, что творчество Т.Кибирова находится «вне литературы». При этом, как отмечали многие исследователи, Т.Кибиров прочно укоренен в литературе благодаря интертекстуальности, которая, по общему мнению, является главной чертой стиля Т.Кибирова. Очевидно, разговорная лексика служит средством, позволяющим поэту выйти за рамки эстетики и стиля своих претекстов. Сочетание стилистически разнородных интертекстем создает стилистическую эклектику и фрагментарность, в целом характерные для постмодернизма. Однако все разнообразные цитаты и аллюзии служат для выражения какой-либо авторской мысли, что уводит читателя от стилистического конфликта, который, не получая поддержки на содержательном уровне, практически сходит на нет. Стилистический, словесный эклектизм, таким образом, не разрушает, а обогащает индивидуальный стиль поэта. Цитатная манера обогащает видение Т.Кибирова за счет приобщения к чужому поэтическому опыту, а сочетание поэтической и просторечной лексики, помимо прочего, дает поэту возможность не уходить в постмодернистскую абстракцию внутритекстовой игры. Строфика Т.Кибирова характеризуется сочетанием классических и модернистских форм. Он часто употребляет катрен, обращается к сонету и сонетной форме, к октаве и терцине, однако многие критики отмечали, что на раннем этапе своего творчества поэт писал «группами строф». Стихотворения «Художнику Семену Файбисовичу», «Песня о Ленине», «Песнь о сервелате», «Игорю Померанцеву. Летние размышления о судьбах изящной словесности» написаны строфоидом (термин М.Гаспарова), поэма «Жизнь К.У.Черненко» не имеет строфического деления. Для современного творчества Т.Кибирова характерно тяготение к свободной строфе. Октавы, терцины, строфоиды и «группы строф» были связаны, очевидно, с желанием поэта структурировать большие поэтические тексты, появление которых у раннего Т.Кибирова было обусловлено обилием интертекстуальных ссылок. В дальнейшем, с ростом поэтического мастерства автора и уменьшением объема его произведений, потребность в больших строфах и четкой строфической организации текста отпала, и Т.Кибиров все чаще стал обращаться к белому стиху, не связанному четкой строфикой. Важнейшим стилеобразующим фактором в творчестве Т.Кибирова является ирония. Ирония Т.Кибирова в большинстве случаев не преследует целей критики или обличения, она не создает конфликта, поэтому мы соотносим кибировскую иронию со «светлой иронией» акмеистов. Сочетание иронии с глубоким личным лиризмом создает своеобразную модальность, характерную именно для Т.Кибирова, во многом формирующую его идиостиль. Ирония у Т.Кибирова, как и у постмодернистов, вызвана осознанием невозможности в современных условиях сказать «свое» слово, поэтому она практически всегда связана с интертекстом и легко переходит в самоиронию. Однако, в отличие от постмодернистов, Т.Кибиров постоянно ищет способ избавления от иронии, находя его в возвышенных духовных ценностях христианства или в искренних человеческих чувствах, например, в отцовской любви. Работая с интертекстом, Т.Кибиров постоянно стремится находить в «чужих» словах «свое» содержание, ясно прописывая свои интенции и модальность по отношению к каждой интертекстеме. Следовательно, несмотря на «цитатную манеру письма», его можно считать оригинальным поэтом. На уровне художественной формы нельзя выявить его предпочтение к какому-либо поэту или к какой-либо поэтической школе. Декларируемые им духовные ценности являются глубоко личными, индивидуальными и, вместе с тем, общепоэтическими и не позволяют соотнести его с какой-либо группой. Отношение Т.Кибирова к современным поэтическим течениям также весьма неоднозначно. Следовательно, Т.Кибирова можно считать самостоятельным поэтом. Несмотря на использование поэтом постмодернистских приемов и его формальное сходство с некоторыми поэтами-постмодернистами, Т.Кибиров стремится приспособить постмодернистское письмо для выражения нравственных идеалов и этических ценностей, иронически трактуемых постмодернизмом. Это позволяет нам говорить о нахождении поэтом своего выхода из «постмодернистского тупика». Из сказанного видно, что Т.Кибиров является одним из наиболее интересных современных российских поэтов, а его творчество заслуживает самого серьезного литературоведческого изучения. Перспективы исследования творчества Т.Кибирова связаны прежде всего с возможностью появления новых стихов поэта. Хотя поэт не публикует новых произведений с 2002 года, в интервью он нередко упоминает стихи, работа над которыми еще не закончена. Публикация этих стихов позволит говорить о направлении дальнейших творческих поисков Т.Кибирова, а трехлетний период молчания, не связанный с какими-либо внешними причинами (проблем с публикацией, как мы знаем, у Т.Кибирова нет), дает основания предполагать, что новые стихи поэта будут радикально отличаться от старых. Если наше предположение верно, то можно будет говорить о новом творческом периоде у Т.Кибирова. Нам представляется перспективным изучение творчества Т.Кибирова в жанровом аспекте. Интерес представляют процессы, происходящие сегодня в жанровой системе, в том числе и у Т.Кибирова. Отход поэта от больших поэтических форм и сам Т.Кибиров, и критики объясняют причинами психологического характера, установление же литературных причин этого процесса – также задача будущего исследования. Стиль Т.Кибирова, как мы увидели, достаточно своеобразен и при этом вполне характерен для современной русской поэзии, поэтому он может стать объектом отдельного исследования. В области интертекстуальности, характерной для творчества Т.Кибирова, нами рассмотрены только наиболее авторитетные претексты. Между тем, эта сфера гораздо шире: влияние таких авторов, как М.Ю.Лермонтов, С.А.Есенин, Н.А.Некрасов, В.В.Маяковский, А.А.Фет и Ф.И.Тютчев, безусловно, может составить самостоятельное направление в будущем исследовании. Заслуживает более детального изучения и занимающая большое место в раннем творчестве Т.Кибирова советская литература и культура (в частности, песенная), которая была рассмотрена нами преимущественно при характеристике социальных аспектов, важных для понимания творческой индивидуальности поэта. Творчество Т.Кибирова представляется нам одной из интереснейших вех в изучении русской литературы конца ХХ – начала XXI века. СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ I. 1. Блок А. Лирика. Театр. М.: Правда, 1982. С. 230 – 235. 2. Блок А.А. Стихотворения и поэмы, М.: Художественная литература, 1984. 3. Емелин В. Стихотворения. М.: Ультра. Культура, 2003. 4. Запоев Т.Ю. Символический образ Китая в творчестве В.Г.Белинского // Дальний Восток и Центральная Азия. М.: Наука, 1985. С. 148. 5. Кибиров Т. Баллада о солнечном ливне; Баллада о деве белого плеса // Огонек. 1991. № 1. С. 9. 6. Кибиров Т. Буран; Послание художнику Семену Файбисовичу // Граждане ночи. М. СП «Вся Москва», 1990-1991. Т. 2. С. 37 – 55. 7. Кибиров Т. Возвращение из Шилькова в Коньково (педагогическая поэма) // Дружба народов. 1997. № 1. C. 3 – 12. 8. Кибиров Т. Воскресенье // Дружба народов. 1991. № 6. С. 56 – 63. 9. Кибиров Т. Дачный сезон // Дружба народов. 1994. № 4. С. 4 – 7. 10. Кибиров Т. Двадцать сонетов к Саше Запоевой // Знамя. 1995. С. 3 – 5. 11. Кибиров Т. Диптих; Отпуск, Июль, Август, Сентябрь; «В блаженном столбняке…»; «Наконец мы дождались рассвета…»; Идиллия; Из Андрея Шенье; У дороги чибис // Лит. Осетия. 1988. № 72. С. 51 – 59. 12. Кибиров Т. Жизнь Константина Устиновича Черненко// Родник. 1990. № 2. С. 18 – 20. 13. Кибиров Т. «За все, за все, особенно за то, что…»; «Читатель, прочти вот про это…» // Общая газета. 1996. № 50. С. 10. 14. Кибиров Т. «Иди, куда влечет тебя свободный ум...» // Знамя. 1999. № 6. С. 174 – 175. 15. Кибиров Т. Из книги «Сквозь прощальные слезы» (Лирическая интермедия); Из поэмы «Песни стиляги» (III. Ветер перемен) // Театральная жизнь. 1988. № 18. С. 31 – 32. 16. Кибиров Т. Из книги «Сквозь прощальные слезы» (Вступление. Гл. II. Гл. IV); Из поэмы «Песни стиляги» (Ветер перемен); Смерть Черненко; Речь товарища К.У.Черненко на юбилейном пленуме правления Союза писателей СССР 25 сентября 1984 года; Плач по товарищу Константину Устиновичу Черненко (Из цикла «По пути в Еммаус») // Личное дело №. Альманах / Сост. Лев Рубинштейн. М.: В/О «Союзтеатр», 1991. С. 47 – 57; 187 – 197. 17. Кибиров Т. Из поэмы «Дитя карнавала»; Из поэмы «Лесная школа»; «Серо-буро-малиновый вечер…»; «Далеко ль до беды?..» // Молодая поэзия 89. Стихи. Статьи. Тексты. М.: Советский писатель, 1989. С. 360 – 370. 18. Кибиров Т. Из поэмы «Жизнь Константина Устиновича Черненко» // Синтаксис. 1988. № 22. С. 205 – 207. 19. Кибиров Т. Из сборника «Своевременная книга. (1937; Смерть); Из сборника «Общие места» («Спой мне песню про все, что угодно»); Из сборника «Лирико-дидактические поэмы» (Летний вечер); Из сборника «Новогодняя песнь квартиранта» (Рождественские аллегории) // Понедельник. Семь поэтов самиздата / Сост. Д.А.Пригов. М.: Прометей, 1990. С. 113 – 125. 20. Кибиров Т. Из цикла «Нотации» // Неприкосновенный запас. 1999. № 4 (6). С. 2 – 6. 21. Кибиров Т. Из цикла «Прямая речь» // Огонек. 1990. № 8. С. 21-22. 22. Кибиров Т. Из цикла «Прямая речь» («Попытка осиновый кол пронести в мавзолей...») // Час Пик. 1991. № 4 (49). 28 янв. С. 6. 23. Кибиров Т. Историко-литературный триптих. Стихи // Дружба народов. 1999. № 6. С. 5. 24. Кибиров Т. Исторический романс // Арион. Журнал поэзии. 1996. № 2. С. 21 – 30. 25. Кибиров Т. Календарь. Владикавказ: Ир, 1991. 26. Кибиров Т. Когда был Ленин маленьким // Русская альтернативная поэтика. М.: МГУ, 1990. С. 87 – 93. 27. Кибиров Т. Когда был Ленин маленьким. Стихи 1984 – 1985. СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха и Mitkilibris, 1995. 28. Кибиров Т. «Кто куда, а я – в Россию…» М.: Время, 2001. 29. Кибиров Т. Л.С. Рубинштейну (отрывки) // Атмода. 1989. 21 августа. С. 5. 30. Кибиров Т. Лесная школа. Поэма // Континент. 1988. № 56. С. 7 – 15. 31. Кибиров Т. «Мы просто гибнем и живем» // Знамя. 1994. № 10. С. 14 – 16. 32. Кибиров Т. Нищая нежность. Стихи // Знамя. 2000. № 10. С. 3 – 6. 33. Кибиров Т. Новые стихи // Знамя. 1999. № 4. С. 3 – 6. 34. Кибиров Т. Общие места // Задушевная беседа: Лит. сборник. М.: Самиздат, 1986. С. 42 – 73. 35. Кибиров Т. Парафразис. Книга стихов. СПб.: Пушкинский фонд, 1997. 36. Кибиров Т. Пироскаф. Стихи // Знамя. 2002. № 6. С. 70 – 74. 37. Кибиров Т. «По первой, не чокаясь…» Стихи // Знамя. № 1. 2002. С. 3 – 4. 38. Кибиров Т. Послание Л.С. Рубинштейну // Час Пик. 1990. № 34. 17 сент. С. 5. 39. Кибиров Т. Послание Ленке и другие сочинения (Сереже Гандлевскому. О некоторых аспектах нынешней социокультурной ситуации; Усадьба; Послание Ленке; Денису Новикову. Заговор; Литературная секция) // Синтаксис. 1990. № 29. С. 183 – 207. 40. Кибиров Т. Русская песня // Юность. 1991. № 11. С. 76 – 77. 41. Кибиров Т. Русская песня. Вступление // Юность. 1988. № 9. С. 71 – 72. 42. Кибиров Т. Сантименты. Восемь книг. Белгород: Риск, 1994. 43. Кибиров Т. Сереже Гандлевскому. О некоторых аспектах нынешней социокультурной ситуации // Новый мир. 1991. № 6. С. 107 – 109. 44. Кибиров Т. Сестре Саше; Иллюстрации к роману «Негодный» // Дарьял. 1991. № 1. С. 23. 45. Кибиров Т. Солнцедар // Сегодня. 1994. 1 окт. С. 5. 46. Кибиров Т. Сортиры. Поэма // Литературное обозрение. 1991. № 11. С. 107 – 112. 47. Кибиров Т. Стихи. М.: Время, 2005. 48. Кибиров Т. Стихи о любви. Альбом – портрет. М.: Цикады, 1993. 49. Кибиров Т. «Хорошо бы сложить стихи...» Стихи // Дружба народов. 1999. № 9. С. 63 – 65. 50. Кибиров Т. «Щекою прижавшись к шинели отца…»; Вокализ // Панорама. Лос-Анджелес, 1995. № 733. С. ЗЗ. 51. Кибиров Т. Эклога // Соло. 1990. № 1. С. 60. 52. Кибиров Т. Элеонора // Эрос, сын Афродиты. М.: Московский рабочий, 1991. С. 57 – 68. 53. Кибиров Т. 1937-й // День поэзии 1988. М.: Советский писатель, 1988. С. 163. 54. Поэты-концептуалисты: избранное. Дмитрий Александрович Пригов, Лев Рубинштейн, Тимур Кибиров. М.: ЗАО МК-Периодика, 2002. 55. Пушкин А.С. Евгений Онегин. М.: Художественная литература, 1984. II. 56. Абашева М.П. Литература в поисках лица (русская проза в конце XX века: становление авторской идентичности). Пермь: Изд-во Пермского университета, 2001. – 320 с. 57. Абашева М.П. Русская проза в конце XX века: становление авторской идентичности. Диссертация на соискание ученой степени доктора филологических наук. Пермь, 2001. – 409 с. 58. Айзенберг М. Взгляд на свободного художника. М.: Гендальф, 1997. С. 97 – 99. 59. Айзенберг М. Власть тьмы кавычек // Знамя. 1997. № 2. С. 216 – 217. 60. Аристотель. Поэтика; Риторика. СПб.: Азбука, 2000. – 348 с. 61. Архангельский А. «…Был всесилен вот этот язык!»: почти все Тимура Кибирова // Литературная газета. 1993. № 27. С. 4. 62. Бавильский Д. Сентиментальное путешествие, или Тимур Кибиров: стихи только о любви // Контакт. 1996. № 24. 24-30 июня. С. 8 – 9. 63. Барковская Н.В. Поэзия «серебряного века». Екатеринбург: Урал. гос. пед. ин-т, 1993. – 173 с. 64. Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. М.: Прогресс; Универс, 1994. – 616 с. 65. Бахтин М.М. Проблема содержания, материала и формы в словесном художественном творчестве // Бахтин М. Вопросы литературы и эстетики. М.: Наука, 1975. – 502 с. 66. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. М.: Советская Россия, 1979. – 320 с. 67. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1979. – 424 с. 68. Беньямин В. Московский дневник. (Рец.) // Итоги. 1997. № 45. С.78. 69. Бердяев Н.А. Душа России // Русская идея. Харьков: АСТ; Фолио, 1999. – 400 с. 70. Блум Х. Страх влияния. Карта перечитывания / Пер. с англ. С.А.Никитина. Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 1998. – 352 с. 71. Богданова О.В. Постмодернизм в контексте современной русской литературы (60-е – 90-е годы ХХ века – начало ХХI века). СПб.: Филол. ф-т. С.-Петерб. ун-та, 2004. –716 с. 72. Богомолов Н.А. От Пушкина до Кибирова: статьи о русской литературе, преимущественно о поэзии. М.: Новое литературное обозрение, 2004. – 624 с. 73. Борхес Х.Л. Вавилонская библиотека // Борхес Х.Л. Письмена Бога. М.: Республика, 1992. С. 217. 74. Быховская И.М. Аксиология // < arod.ru/kulturology.html>. 75. Веселовский А.Н. Историческая поэтика. М.: Высшая школа, 1989. – 404 с. 76. Виноградов В.В. Стилистика. Теория поэтической речи. Поэтика. М.: Высшая школа, 1963. – 255 с. 77. Вихавайнен Т. Внутренний враг. Борьба с мещанством как моральная миссия русской интеллигенции. СПб.: Наука, 2004. – 416 с. 78. Волошинов В.Н. Марксизм и философия языка // М.М.Бахтин (под маской). Фрейдизм. Формальный метод в литературоведении. Марксизм и философия языка. Статьи. М.: Лабиринт, 2000. С. 445 – 514. 79. Гандлевский С. Сочинения Тимура Кибирова. Сантименты. Белгород: Риск, 1994. С. 5 – 10. 80. Гаспаров М.Л. О русской поэзии: анализы, интерпретации, характеристики. СПб.: Азбука, 2001. – 480 с. 81. Гаспаров М.Л. Пародия // Литературный энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1987. С. 268. 82. Гачев Г.Д. Содержательность художественных форм. Эпос. Лирика. Театр. М.: Просвещение, 1968. – 303 с. 83. Геронян А. Опьянение от свободы? // Советская молодежь. 1989. 3 янв. С. З. 84. Гинзбург Л.Я. О старом и новом: статьи и очерки. Л.: Советский писатель, 1982. – 423 с. 85. Гудиев Г. Читая Тимура Кибирова // Эхо. 1995. № 3. С. 2. 86. Гумилев Н.С. Жизнь стиха // Н.Гумилев. В огненном столпе. М.: Просвещение, 1991. С. 302 – 303. 87. Гурджибекова И. Стихи наголо! // Кавказ. 1994. № 2. С. 23. 88. Деррида Ж. О грамматологии. М.: Ad Marginem, 2000. – 512 c. 89. Долголакова В. Функции реминисценции в поэзии Т. Кибирова // Актуальные проблемы филологии и ее преподавания. Саратов, 1996. Ч. I. С. 55 – 56. 90. Есаулов И.А. Пасхальность русской словесности. М.: Кругъ, 2004. – 560с. 91. Жирмунский В.М. Поэтика русской поэзии. СПб.: Азбука-классика, 2001. – 496 с. 92. Золотоносов М. Логомахия: Знакомство с Тимуром Кибировым. Маленькая диссертация // Юность. 1991. № 5. С. 78 – 81. 93. Зорин А. «Альманах» – взгляд из зала // Личное дело №. М.: В/О «Союзтеатр», 1991. С. 259 – 263. 94. Зорин А. Ворованный воздух // Московские новости. 1992. № 3. 19 янв. С. 3. 95. Зорин А. Музыка языка и семеро поэтов. Заметки о группе «Альманах» // Дружба народов. 1990. № 4. С. 240 – 249. 96. Зубова Л. Прошлое, настоящее и будущее в поэтике Тимура Кибирова // Литературное обозрение. 1998. № 1. С. 24 – 28. 97. Иванова И. Пейзаж после битвы // Знамя. 1993. № 9. С. 189 – 192. 98. Ильин И.П. Постмодернизм. Словарь терминов. М.: INTRADA, 2001.– 384 с. 99. Ильин И.П. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. М.: INTRADA, 1996. – 253 с. 100. Илюшин А.А. Русское стихосложение (уч. для вузов). М.: Высшая школа, 2004. – 240 с. 101. Илюшин А.А. «Ярость праведных...» // Русская альтернативная поэтика. М.: МГУ, 1990. С. 95. 102. Карпенко Л. Нежность, какая свирепая нежность // Сев. Осетия. 1994. 29 янв. С. 8. 103. Квятковский А. П. Словарь поэтических терминов. М.: Гос. изд-во иностранных и национальных словарей, 1940. – 238 с. 104. Кибиров Т. Заметки о книге Сергея Кабалоти // Лит. Осетия. 1990. № 74. С. 61 – 65. 105. Кибиров Т. «Я только и делаю, что потакаю своим слабостям» // Сегодня. 1995. 14 янв. С. 12. 106. Колобаева Л.А. Русский символизм. М.: Изд-во Моск. ун-та, 2000. – 296 с. 107. Коржавин Н. Один вечер с Тимуром Кибировым // Бостонский курьер. 1996. № 58. С. 3. 108. Кристева Ю. Избранные труды: Разрушение поэтики. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2004. – 656 с. 109. Кузнецова И. Правила игры // Вопросы литературы. 1996. Вып. 4. С. 214 – 225. 110. Кузьмина Н.А. Интертекст и его роль в процессах эволюции поэтического языка. Екатеринбург-Омск: Издательство Уральского университета, 1999. – 268 с. 111. Кулакова М. «И замысел мой дик – играть ноктюрн на пионерском горне» // Новый мир. 1994. № 9. С. 232 – 238. 112. Куллэ В., Натаров Е. Тимур Кибиров. Избранная библиография // Литературное обозрение. 1998. № 1. С. 40 – 43. 113. Курицын В. Недержание имиджа // Вестник новой литературы. 1994. № 7. С. 205-206. 114. Курицын В. Три дебюта Тимура Кибирова в 1997 году // Литературное обозрение. 1998. № 1. С. 37 – 39. 115. Курицын В. Чьи тексты чтит всяк сущий здесь славист? // Лит. газета. 1995. № 45. С. 4. 116. Левин А. О влиянии солнечной активности на современную русскую поэзию // |