Класс глаголов интеллектуальной деятельности как формально-содержательный элемент идиостиля (на материале русскоязычных стихотворений и. Бродского)

Вид материалаАвтореферат диссертации

Содержание


Общая характеристика работы
Объектом исследования
Цель исследования
Методы исследования.
Научная новизна
Теоретическая значимость
Практическая значимость
На защиту выносятся следующие основные положения
Структура работы
Основное содержание работы
Главе 1. «Теоретические проблемы исследования лексики ментальной сферы в современной лингвистике»
1.1. «Спорные проблемы исследования семантики лексики ментальной сферы в современной лингвистике»
1.2. «Принципы анализа глаголов интеллектуальной деятельности в поэтическом тексте»
2.2. Глаголы понимания.
2.3. Глаголы познания.
2.4. Глаголы мышления.
2.5. Глаголы сравнения и сопоставления.
2.6. Глаголы выбора и определения.
2.7. Глаголы решения.
2.8. Глаголы воображения и предположения.
...
Полное содержание
Подобный материал:


На правах рукописи


УСАЧЕВА Анастасия Сергеевна


КЛАСС ГЛАГОЛОВ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

КАК ФОРМАЛЬНО-СОДЕРЖАТЕЛЬНЫЙ ЭЛЕМЕНТ ИДИОСТИЛЯ

(НА МАТЕРИАЛЕ РУССКОЯЗЫЧНЫХ СТИХОТВОРЕНИЙ

И. БРОДСКОГО)


Специальность 10.02.01 –

русский язык


Автореферат

диссертации на соискание ученой степени

кандидата филологических наук


Саратов – 2007

Работа выполнена на кафедре теории, истории языка и прикладной лингвистики государственного образовательного учреждения

высшего профессионального образования

«Саратовский государственный университет им. Н.Г. Чернышевского»


Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор

Балашова Любовь Викторовна


Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

Тарасова Ирина Анатольевна


кандидат филологических наук, доцент

Чумак Оксана Сергеевна


Ведущая организация: ГОУ ВПО «Санкт-Петербургский государственный университет»


Защита состоится «7» ноября 2007 г. в 18.00 час. на заседании диссертационного совета Д 212.243.02 в Саратовском государственном университете им. Н.Г. Чернышевского (410012, г. Саратов, ул. Астраханская, 83) в XI корпусе.


С диссертацией можно ознакомиться в Зональной научной библиотеке Саратовского государственного университета им. Н.Г. Чернышевского.


Автореферат разослан «5» октября 2007 г.


Ученый секретарь

диссертационного совета

кандидат филологических наук,

профессор Ю.Н. Борисов

Общая характеристика работы

Одним из центральных объектов внимания когнитивной лингвистики является человеческое сознание и проблема получения данных о толковании мира говорящим – и о самом говорящем – через язык. В связи с этим особые методологические перспективы, способствующие расширению представления о способах реализации авторского сознания в художественном и, в частности, поэтическом тексте (Л.О. Бутакова, Е.И. Диброва), получило изучение идиостиля. В настоящее время оно может быть охарактеризовано стремлением к эффективному совмещению когнитивного, коммуникативного, стилистического, психолингвистического и некоторых других аспектов (И.А. Тарасова).

Исходя из того, что воплощенный в художественном тексте вариант организации мира «центрируется» некоторым набором словесных знаков, которые, в свою очередь, составляют основу представления о многомерном воплощении авторского «Я» и дают возможность хотя бы приблизительной реконструкции ментального мира (Н.К. Рябцева, С.Г. Воркачев), непротиворечивым будет сделать заключение об особой значимости разностороннего лингвопоэтического анализа класса ментальных глаголов (глаголов интеллектуальной деятельности).

Актуальность данного исследования обусловливается тем, что оно позволяет внести существенный вклад как в общую теорию поэтики с ее вниманием к нестандартным семантическим отношениям (О.Е. Беспалова, М.Б. Борисова, В.А. Маслова и др.), так и в формирование новых комплексных методов исследования художественного текста, направленных, в том числе, на прояснение «характера соотношения лексических составов общего и поэтического языка» (Л.Л. Шестакова). Предлагаемый в диссертации подход связан также с антропологизмом современной научной лингвистической парадигмы, в рамках которой функционирование лексики ментальной сферы является одной из ключевых исследовательских проблем (В.З. Демьянков, И.Б. Шатуновский).

На этом фоне самостоятельный характер приобретает изучение особенностей идиостиля и различных типов экспликации смыслового поля автора, в связи с чем единичность обращений к наследию одного из самых сложных поэтов XX века в когнитивном и лингвостилистическом аспекте (В. Полухина, Ю. Пярли, Д. Ахапкин, З.Ю. Петрова, О.В. Орлова, И.Е. Цегельник) делает описание специфики функционирования глаголов интеллектуальной деятельности в творчестве Бродского особенно актуальным. Кроме того, применительно к поэзии, являющей собой уникальное единство мыслительной, духовной и вербальной видов деятельности, до настоящего времени данное описание в установленном объеме не осуществлялось.

Вышесказанное позволяет сделать заключение о тесной связи анализа глаголов с развитием современной теории идиостиля, понимаемого нами, вслед за И.А. Тарасовой, как «система средств выражения, которая соотносит внутренний мир поэта <…> с художественным миром текста, творимым поэтическим языком» (Тарасова 2004).

Направляющими при определении состава и численности класса, а также при выборе толкований для каждой его единицы служат данные Малого Академического Словаря (МАС), словаря-справочника «Лексико-семантические группы русских глаголов» (ЛСГРГ), «Нового объяснительного словаря синонимов русского языка» (НОССРЯ-1, НОССРЯ-2) и, в первую очередь, «Толкового идеографического словаря русских глаголов» (ТСРГ).

Объектом исследования является функционирование класса глаголов интеллектуальной деятельности во всех поэтических русскоязычных текстах И. Бродского, предметом исследования – лингвостилистические особенности представителей данного класса.

Цель исследования заключается в выявлении особенностей словесно-художественного воплощения глаголов интеллектуальной деятельности в творчестве Бродского и установлении способов реализации данной концептуальной области смыслов.

Для достижения поставленной цели необходимо решить следующие задачи:
  1. Используя метод сплошной выборки, систематизировать контексты лексической презентации членов класса глаголов интеллектуальной деятельности в поэтических текстах.
  2. Методом компонентного и контекстуального анализа установить у глаголов как у сложных семантических знаков проявления реализации семантических признаков.
  3. Выявить сходства и различия общеязыковых данных с данными о функционировании глаголов в конкретных поэтических текстах.
  4. Определить семантические и художественные особенности функционирования глаголов интеллектуальной деятельности в поэзии И. Бродского.

Материалом исследования является русскоязычная лирика И. Бродского (более 570 произведений разных жанров). Проанализировано около 1700 значимых контекстов.

Методы исследования. Цель и задачи работы обусловили комплексную методику анализа материала, включающую статистический, семантико-стилистический, компонентный, контекстологический и когнитивный анализ.

Научная новизна исследования определяется его тесной связью с лингвистическими направлениями изучения художественного текста и заключается в следующем:
  1. Впервые дано теоретическое и практическое обоснование целесообразности методики комплексного анализа класса глаголов интеллектуальной деятельности в поэтических текстах.
  2. Подробно рассмотрено языковое воплощение указанных глаголов в творчестве Бродского и дано их семантико-стилистическое описание.
  3. На уровне лексической реализации и в семантическом аспекте установлена взаимосвязь различных групп глаголов интеллектуальной деятельности.
  4. Намечены перспективы для более обширного концептуального описания поэтических текстов. В частности, созданы необходимые предпосылки для детального анализа глагольной лексики с точки зрения реализации образных моделей.

Теоретическая значимость работы состоит в том, что проведенное исследование уточняет некоторые аспекты организации сложного поэтического текста и способствует развитию антропоцентричного понятийного аппарата; доказывает значимость комплексного анализа класса глаголов интеллектуальной деятельности для разработки теории идиостиля; систематизирует основные формальные и содержательные особенности соответствующего континуума; определяет взаимосвязи и различия между общеязыковым и индивидуально-авторским на уровне минимального комбинирования смыслов. Класс глаголов интеллектуальной деятельности понимается как моделируемое языковыми средствами когнитивное единство различных сторон художественного текста в их поверхностном и глубинном аспектах.

Практическая значимость исследования состоит в возможности использования фактического материала и результатов анализа в курсе истории русского литературного языка, лексикологии, семантики, спецкурсов по лингвистическому анализу художественного текста и идиостилю И. Бродского, в спецкурсе по авторской лексикографии.

Апробация. Основные положения диссертации обсуждались на XXXIV и XXXV Международных филологических конференциях в СПбГУ (Петербург, 2005, 2006), на Международной филологической конференции в ПИ СГУ (Саратов, 2006), на Международной конференции молодых филологов (Таллин, 2006), на филологических конференциях молодых ученых в СГУ (Саратов, 2005, 2006).

Результаты работы обсуждались на заседаниях кафедры теории, истории языка и прикладной лингвистики Саратовского государственного университета им. Н.Г. Чернышевского.

Основное содержание исследования отражено в десяти публикациях, в том числе в издании, включенном в список изданий, рекомендованных ВАК.

На защиту выносятся следующие основные положения:

1. Анализ класса глаголов интеллектуальной деятельности способствует более глубокому осмыслению взаимосвязи структурных и смысловых примет индивидуальной творческой манеры, так как подразумевает расширение центрального, лексического, аспекта исследования в направлении учета разнообразных языковых и ключевых идейно-эстетических особенностей текста в их совокупности.

2. Глаголы интеллектуальной деятельности обладают особой значимостью для словесного творчества И. Бродского. В текстах поэта обнаруживает себя исключительное разнообразие указанного типа лексики. При этом явственно прослеживается и, таким образом, подтверждается общеязыковая закономерность: базовые глаголы в большинстве своем высокочастотны и формируют ядерный пласт, дифференцирующие находятся на периферии словоупотребления.

3. Представительный и чрезвычайно разработанный класс глаголов интеллектуальной деятельности в творчестве И. Бродского составляет одну из характерных черт идиостиля автора. Лингвопоэтическая специфика его произведений заключается в «когнитивной насыщенности» текстов и выражается в консолидации близких и / или противопоставленных единиц класса в пределах ближайшего словесного окружения; в зависимости методичности актуализации определенного набора семантических признаков – основных и / или потенциальных – от характера глагольной ситуации; в закрепленности за рядом глаголов индивидуально-авторского ассоциативно-образного фона; в активной тенденции к внутритекстовой интерпретации отдельных представителей класса.

4. Языковое поведение глаголов интеллектуальной деятельности в поэтических текстах И. Бродского обусловливается целенаправленным углублением во внутренние механизмы языка и использованием именно «нормативных», устойчивых, тривиальных его элементов при сохранении индивидуально-авторского своеобразия.

Структура работы: диссертация состоит из введения, двух глав, включающих соответственно два и десять параграфов, заключения, списка источников и использованной литературы, содержащей 244 работы, словарей и принятых сокращений.


Основное содержание работы

Во Введении содержится обоснование актуальности темы диссертации, мотивируется выбор объекта, предмета и методологии исследования, определяются цели и задачи работы, оценивается научная новизна, теоретическая и практическая значимость, формулируются положения, выносимые на защиту.

В Главе 1. «Теоретические проблемы исследования лексики ментальной сферы в современной лингвистике», состоящей из двух параграфов, определяются приоритетные теоретические направления, в которых проводится настоящее исследование.

В параграфе 1.1. «Спорные проблемы исследования семантики лексики ментальной сферы в современной лингвистике» представлен обзор основных дискуссионных аспектов изучения особенностей глаголов интеллектуальной деятельности. Рассматриваются позиции таких авторов, как Ю.Д. Апресян, Н.Д. Арутюнова, А.И. Варшавская, Л.М. Васильев, В.Г. Гак, М.А. Дмитровская, Анна А. Зализняк, Е.Р. Иоанесян, Е.С. Кубрякова, Э.В. Кузнецова, Г.И. Кустова, О.А. Митрофанова, Е.В. Падучева, Н.Н. Перцовой, З.Д. Попова, Н.К. Рябцева, О.Н. Селиверстова, И.А. Стернин, А.П. Чудинов, И.Б. Шатуновский, Н.Ю. Шведова, Н.М. Шишкина и др.

Отмечается, что в русском языке данные глаголы представляют собой весьма неоднородный класс. Неоднородность их во многом объясняется соотносенностью со спецификой определенного способа познания мира (Арутюнова 1980, Гак 1985) и затрагивает ряд многоаспектных проблем собственно лингвистического плана.

Указывается, что многие исследователи подчеркивают невозможность определения и – более того – описания средствами имеющегося метаязыка те или иные оттенки значения, возникающие в результате взаимовлияния глагола и его контекстного окружения. Множественные переходные случаи, наблюдаемые в тексте, находятся в ведении ученых, развивающих теорию семантического синкретизма-семантической диффузности. Данная теория постулирует важность анализа языка художественной литературы с его неожиданными семантическими эффектами (Введенская 1985).

К выработке четких критериев различения отдельных значений и контекстных вариантов приблизилась Анна А. Зализняк. Ей принадлежит систематизация и разработка данных положений под общей установкой определения типов некаламбурного совмещения значений. Исследовательница отмечает, что не представляется проблематичным установить, какие именно значения совмещаются. Гораздо труднее (если, в некоторых случаях, вообще возможно) выбрать одно из них в качестве доминирующего и описать эффект их совмещения. Анна А. Зализняк предлагает выделять 3 вида подобных совмещений / объединений (впоследствии уточняется, что все они являются проявлениями синкретизма): 1. Склеивание; 2. Сплав; 3. Мерцание (осцилляция) (Зализняк 2006).

Таким образом, следует признать справедливым расширенное понимание многозначности, поскольку возможности употребления слова практически неисчислимы (что следует из возможностей познания и смыслопорождения). Необходимо, кроме того, учитывать, что глагол ориентирован не только в направлении предложения, но и в направлении ситуации, чьей семантической моделью он является (Кустова 2004) (развивая понятие ситуации в аспекте многозначности, Г.И. Кустова соотносит исходное значение с некой «прототипической ситуацией», а связь значений – с незафиксированными в нем импликациями).

Отдельного внимания заслуживает высказываемая в рамках теории динамических семантических моделей идея о том, что изменение значения связано с характером функционирования ряда строевых компонентов (таких как каузация, начинательность, отрицание, оценка, модальность, «знание», «контакт»), повторяющихся в значениях большого числа слов и в некоторых случаях выполняющих тематическую функцию, а обнаружение семантических связей сопряжено с интерпретацией выражаемой глаголом ситуации, фокусом внимания и акцентировкой компонентов (Падучева 2004).

В параграфе 1.2. «Принципы анализа глаголов интеллектуальной деятельности в поэтическом тексте» уточняется ряд теоретических и методологических вопросов в аспекте анализа поэтического текста. Так, значимым при описании класса глаголов целесообразно полагать учет многосубъектной коммуникативной перспективы текста. Теоретическими основаниями для выделения типов реализации указанной перспективы являются работы (Виноградов 1972, Ермакова 2003, Зиновьева 1987, Золотова 1982, Золян 1988, Ковтунова 1982, Левин 1998, Падучева 1996, Сапожникова 1998, Степанов 1981 и др.).

Анализ класса связан также с проблемой необходимого и достаточного для прояснения семантики глаголов контекста (Бочарова 1986, Гальперин 1977, Москальская 1981, Смолина 1982, Торсуева 2000) и его отношениями со словом в сфере их двустороннего влияния. Учет этих аспектов имеет прямое отношение к постижению семантических нюансов и позволяет выборочно проводить эквивалентную замену в рамках отрезка текста на основе учета реальных связей языка (Гинзбург, Пробст 1981).

Расширение объема концептуально-содержательной информации о глаголах интеллектуальной деятельности в поэтическом тексте зависит и от привлечения данных аспектуального и лексико-грамматического характера (Авилова 1976, Бондарко 1986, Вепрева 1978, Гловинская 1982, Дешериева 1976, Морозова 1984, Реферовская 1983, Шелякин 1983).

Синтаксический аспект анализа ряда глаголов будет связан и с местоположением предикатов в тексте (Арутюнова 1976, Зализняк, Падучева 1987, Ильенко 1985, Ковтунова 1976, Ляпон 1986, Мецлер 1984, Падучева 1996), так как выбор конкретной вводной единицы опосредован оценкой и осмыслением.

Итак, на основе учета вышеизложенных аспектов основными шагами исследования предлагается считать следующие:

1) соответствующие группы глаголов структурируются в статистическом и лексико-семантическом направлениях; анализируется семная структура слова, по результатам анализа внутри группы вычленяются семантически близкие слова;

2) анализируются общеязыковые и индивидуально-авторские синонимы (синонимичные сочетания), условия нейтрализации семантических различий;

3) по ассоциативно-семантическому и тематическому принципам систематизируются типовые контексты, в которых манифестируются те или иные значения; устанавливаются особенности лексической и синтаксической сочетаемости глаголов;

4) определяется характер семантического взаимодействия как внутри групп, так и между ними; выявляются основные лингвопоэтические тенденции функционирования глаголов интеллектуальной деятельности и их контекстуального взаимовлияния.


В Главе 2. «Основные особенности функционирования глаголов интеллектуальной деятельности в поэзии И. Бродского», согласно структуре ТСРГ, параграф 2.1. содержит анализ глаголов восприятия (более 760 контекстов), выявивший статистически несущественный, но, тем не менее, приоритет (112 и 126 соответственно) перед основным с точки зрения развития ментальных значений (а также с позиций устройства внеязыковой реальности) глаголом видеть глагола глядеть. Ситуация глядеть с традиционным актантом окно (исторически прямо связанным с идеей восприятия, зрения) обладает в текстах поэта следующими основными особенностями: а) в минимальном контексте окно выполняет роль «мнимой преграды», или заместителя некоего набора объектов. У поэта глядеть в окно в большинстве случаев предваряет тот или иной визуально-описательный фрагмент, в котором объекты восприятия имеют преимущественно пространственно-физический характер; б) у глядеть с его пространственной сферой приложения смыслов в одном из текстов наблюдается не свойственная глаголу состояния экспликация цели: В этой маленькой комнате все по-старому: / аквариум с рыбкою – все убранство. / И рыбка плавает, глядя в сторону, / чтоб увеличить собой пространство; в) окказионально глядеть перекликается с ‘жить’, восстанавливаемым из синонимичных рассматривать (нормативно) и любоваться (контекстуально): «Пролитую слезу / из будущего привезу, / вставлю ее в колечко. / Будешь глядеть одна, / надевай его на / безымянный, конечно»; г) глядеть не только участвует в формировании художественного образа-олицетворения (глядит зима во все глаза), но и посредством логического «вскрытия» ситуации сводит, как это характерно для поэтики И. Бродского, идею визуально-перцептивного действия к амбивалентности: Сидишь, обдумывая строчку, / и, пригорюнясь, / глядишь в невидимую точку: почти что юность.

Глагол видеть с частотным рангом 2 отличают такие особенности: а) «природный» инструмент видетьглаз, глаза. В текстах этот участник ситуации переосмысляется поэтом с позиций вербализации самой сути когнитивного механизма зрительного восприятия. Так, кольцевое двойное восприятие словесно оформляется по традиционно-поэтической апелляции к образу глаз возлюбленной, следствием чего становится многоуровневая, перцептивно-насыщенная метафора разлуки: Из ваших глаз пустившись в дальний путь, / все норовлю – воистину вдали! / – увидеть вас, хотя назад взглянуть / мешает закругление земли; б) одна из форм взаимодействия между единицами группы – рефлексия по поводу способностей восприятия и разности между их типами, доминирования одного над другим: Здесь было нечто большее. Я просто / увидел, что она мне говорит. / (Заметьте, не услышал, но увидел!). / Поймите, предо мной был человек. / Он говорил, дышал и шевелился. / Я не хотел считать все это ложью, / да и не мог.

Почти в половине контекстов смотреть употреблено как императив, за которым следует определенное ассоциативно-смысловое сопровождение. В частности, эта перцептивная деятельность может служить интенцией к размышлениям: Смотри на мокрое барокко и снова думай о себе; Смотри в окно и думай понемногу: / во всем твоя, одна твоя вина, / и хорошо. Спасибо. Слава Богу. Индивидуальное восприятие стремится раздвинуть собственные границы путем выхода в пространство мыслимого, воображаемого через максимально лишенные примет (и потому уникальные) объекты: Стоя на берегу / моря, морща чело, / присматриваясь к воде, / я радуюсь, что могу / разглядывать то, чего / в галактике нет нигде.

Стилистически маркированные предикаты, в которых акцентирована работа органов зрения (таращиться (9), уставиться (7)), не вынесены на частотную периферию, более того – у таращиться наблюдается своеобразная последовательность в контекстуальном окружении: сниженный глагол неоднократно взаимодействует с именами из области мифологии: Он таращится вниз / и сжимает в руке виноградную кисть, / словно бог Дионис; Дождливые и ветреные дни / таращатся с Олимпа на четверг; Так в феврале мы, рты раскрыв, / таращились в окно на звездных Рыб и т.п. Маркированность, присущая созерцать (8), так же сознательно обыгрывается: Я созерцал лесистые края / и небо с реактивною полоской; Подросток в желтой куртке<…>созерцает грязь / проезжей части.

Суммирующее перцептивное значение чувствовать (28) имеет отношение, во-первых, к типу восприятия, во-вторых, к возможной реакции на него и, в-третьих, к локализации чувства, возникшего в результате контакта с внешним объектом / раздражителем. Чувствовать – это изначально не внутреннее состояние, однако оно может быть подвергнуто ментальному контролю и зависеть от воображения / знакомых по опыту представлений: Представь, чиркнув спичкой, тот вечер в пещере, / используй, чтоб холод почувствовать, щели / в полу, чтоб почувствовать голод – посуду, / а что до пустыни – пустыня повсюду. Показательно, что чувство может быть локализовано именно в мозге, воспринимаемом как центр работы мысли: Мозг чувствует, как башня небоскреба, / в которой не общаются жильцы.

2.2. Глаголы понимания. Среди особенностей понимать (73) выделены: а) понимать и чувствовать контекстуально отождествляются: Поймешь, быть может, на мгновенье, / густую штору теребя, / во тьме великое стремленье / нести куда-нибудь тебя; б) реализация значения ‘Постигать (постигнуть) смысл речи на чужом языке’ (6) происходит внутри весьма необычных образов-ситуаций, когда само понятие «чужой язык» всякий раз оказывается осмысленным заново. Это и обыкновенная звучащая человеческая речь (Я говорю, а ты меня не слышишь. / Не крикнешь, нет, и слова не напишешь, / ты мертвых глаз теперь не поднимаешь / и мой, живой, язык не понимаешь), и Язык как орган системы пищеварения и одновременно как воплощенное творчество (<…>и без костей язык, до внятных звуков лаком, / судьбу благодарит кириллицыным знаком. / На то она судьба, чтоб понимать на всяком / наречьи), и звуки, издаваемые насекомыми (Я понимаю только жужжание мух / на восточных базарах!). В поэтическом мире Бродского границы ‘чужого языка’ довольно широки, и потому даже его непонимание не становится препятствием для коммуникации, при том что не понимать ни слова на местном наречьи может быть истолковано как эвфемистическое именование ситуации чуждости, иррациональности, нереальности: С другой стороны, кудрявый и толстощекий, / ты [Вертумн] казался ровесником. И, хотя ты не понимал / ни слова на местном наречьи, мы как-то разговорились; в) третье значение ‘Постигать (постичь) в ком-либо близкие себе мысли, взгляды’ встретилось, что показательно, всего один раз. Между тем, в нем актуализуется соединение нетривиальных и отчасти взаимоисключающих значений ‘быть снисходительным’-‘хорошо относиться’: Враги поймут, глупцы простят, / а кто заучит роль, / тот страстотерпец, тот солдат, / солдат, мертвец, король; г) понимать играет роль ключа к аудио-визуальной метафоре, выстраиваемой по принципу нагнетания перцептивных примет: Пусть слышится устриц хруст, / пусть топорщится куст. / И пусть тебе помогает / страсть, достигшая уст, / понять без помощи слов, / как пена морских валов, / достигая земли, / рождает гребни вдали.

Для следующего по частоте глагола осознавать (6) вершиной толкования является ‘истина’, а точнее – ее признание. Между тем у Бродского осознавать получает не столько возвышенные, сколько «обреченные» смыслы: осознают то, что нежелательно, но неизбежно: Выдыхая пары, вдыхая воздух, двери / хлопают во Флоренции. Одна ли, две ли / проживешь жизни, смотря по вере, / вечером в первой осознаешь: неправда, / что любовь движет звезды (Луну – подавно), / ибо она делит все вещи на два – / даже деньги во сне. Даже, в часы досуга, / мысли о смерти. Если бы звезды Юга / двигались ею, то – в стороны друг от друга. Кроме того, процесс осознавания концептуализуется как затрудненное, причиняющее увечья, но всякий раз неизбежное движение по универсальному «пути познания»: И низкий гений твой переломает ноги, / чтоб осознать в шестидесятый раз / итоги странствий, странные итоги.

2.3. Глаголы познания. В группе отсутствует ряд конкретизирующих глаголов с такими компонентами в значениях, которые связаны с идеей неоднократного приложения особого рода усилий с целью получения информации, знаний (выведывать, выпытывать, выспрашивать, докапываться, допытываться).

Знать (72/226) имеет разветвленную структуру значений, некоторые из которых в составе высказывания практически неразличимы. Однако установление причин, «размыкающих» конкретные признаковые манифестации, не является невозможным: а) контекстом не предполагается ясность для знать в отрывке, посвященном изложению основных жизненных добродетелей (названных способами, что обнаруживает их скрытую прагматичность), поскольку не ясно, получено ли знание извне (и тогда по-прежнему актуализуется синтез значений) или оно по природе свойственно человеку (и тогда знал нетривиально соотносится с действовал, жил (по), верил (в), проверил на себе, выстрадал и под.): Глупцы, придурки, умники, / послушайте меня, / как честностью прославиться / живя в добре и зле, / что сделать, чтоб понравиться / на небе и земле. / Я знал четыре способа<…>; б) отдельные контексты позволяют представить пути совмещения знать 2 и знать 4 (в котором знание подразумевает не только лишь субъекта-носителя информации, но субъекта уже самоосознающего, рефлексирующего, ср. признаки ‘сознавать’, ‘отдавать себе отчет’). Обращает на себя внимание тот факт, что именно в этих контекстах в роли субъектов выступают неодушевленные предметы (описанные, однако, с позиций их прямых технических и природных/физических особенностей): Не знает небесный снаряд, / пронзающий сферы подряд / (как пуля пронзает грудь), / куда устремляет путь; Только пепел знает, что значит сгореть дотла; в) тема старения, умирания сопровождается развитием системы когнитивных репрезентантов, которые не просто способны к взаимозаменяемости, но в которых предельно обнажены смысловые переклички и нюансы (ср. имеющееся в языке в глубине души я понимаю и гораздо менее обычное в душе/глубине души я знаю): Другие, кому уже / выпало что-то любить больше, чем жизнь, в душе / зная, что старость – это и есть вторая / жизнь, белеют на солнце, как мрамор, не загорая.

Одной из особенностей забывать (68 контекстов из 226, ранг 2) является то, что ситуация свершившегося забывания, то есть утраты способности, не вытесняет обратную (что можно было бы предположить, учитывая особый «бродский пессимизм»). Для поэта гораздо более важной оказывается, если можно так выразиться, «способность сохранения способности» не забывать (что подтверждается семантикой наречного слова): Не забывай никогда, / как хлещет в пристань вода / и как воздух упруг – / как спасательный круг. По Бродскому, такая способность находится не в прямом ведении интеллекта, а, скорее, связана с эмоциями, чувствами (перечисление образов восприятия подводит к распространенному номинату их особого вместилища, хранилища – сердца): Пусть же в сердце твоем / как рыба, бьется живьем / и трепещет обрывок / нашей жизни вдвоем.

В 11 из 17 контекстов третьего по частотности глагола – отличать ‘Узнавать (узнать) какой-либо предмет, явление и т.п., выделяя его по каким-либо признакам среди других, обычно однородных, однотипных’ – узнавания не происходит. Все эти контексты несут в себе отрицание, репрезентирующее принципиальную невозможность отличить друг от друга вещи не просто однородные, но подобные по самой своей сути. Неотличимость становится также развернутой метафорой творчества, письменности (чья обезличенность, по Бродскому, и является ее самой естественной формой): <…>остекленевший взор больше не отличает / оттиска собственной пятки в песке от пятки / Пятницы. Это и есть начало / письменности. Или – ее конец.

2.4. Глаголы мышления. Специфика базового глагола думать заключается, с одной стороны, в его абстрактности и недифференцированности, с другой – в принципиальной логико-понятийной значимости как ключевого номината когнитивной деятельности человека, способного обозначать не только процесс думания как таковой, но и выражать мнение. Словоупотребление лексико-семантических вариантов базового глагола группы согласуется у И. Бродского с означенной выше тенденцией: в его текстах на долю думать приходится более половины контекстов (97 из 146). Среди основных отличительных черт языкового поведения думать отмечаются: а) описываемое мыслительное состояние интерпретируется как принципиально наблюдаемое и подверженное целенаправленной коррекции: Глядя в широкую, плотную спину проводника, / думай, что смотришь в будущее; б) думать максимально сближается с мнением-оценкой, однако при этом подчеркивается изначальная способность крайне субъективного мнения к верификации и иллюстрируется сущностное различие мнения и знания: А я-то буду думать, / что не похожа на других!<…>Пока / мы думаем, что мы неповторимы, / мы ничего не знаем. Ужас, ужас; в) особенности ментальных состояний раскрываются в контрасте между фактом обычного предположения и убежденностью в чем-либо как высшей формой уверенности. Благодаря этому контрасту, а также целевой глагольной градации, создается эффект своеобразного «ментального напряжения»: Жилистый сорванец, / уличный херувим, / впившийся в леденец, / из рогатки в саду / целясь по воробью, / не думает – «попаду», / но убежден – «убью».

Невысокая частотность размышлять (9) и одновременно его специфичность предопределяют, однако, его отнесенность к значимому полю «бытийственности», в котором установление когнитивного статуса рефлексии развивает дополнительные смыслы ‘с удивлением’, ‘как о чем-то чужеродном / противоестественном’, ‘напряженно и вместе с тем безуспешно’: Человек размышляет о собственной жизни, как ночь о лампе.

Бродским двояко обыгрывается несвойственность обыденной речи глагола уподобляться (3): с одной стороны, глагол закономерно включается в тексты, которые соответствуют ему и в жанровом (трагедия), и в тематическом отношении; с другой – это соответствие относительно, так как поэт активно сталкивает в пределах одного контекста лексику различных стилевых пластов. Между тем в произведении «Из Эврипида» дан семантически наименее сложный вариант уподобления (оно устанавливается общим интерпретационным элементом земля в паре рушиться наземьуподобляясь сору): Горним вершинам рушиться наземь впору, / вместе с богами уподобляясь сору. Иначе организованы смыслы вокруг ментального предиката в примере Я не философ. Нет, я не солгу. / Я старый человек, а не философ<…>/ Я грустный человек, и я шучу / по-своему, отчасти уподобясь / замку. А уподобиться ключу / не позволяет лысина и совесть. В основе уподобления – функция того артефакта, которому себя уподобляют. По-видимому, ключ к этой метафоре содержится именно в ключе, чьи символические коннотации общеизвестны (в этом контексте они имеют отрицательную окраску, ср. лысина и дальнейшее Пусть те правдоискатели, что тут / не в силах удержаться от зевоты, / себе по попугаю заведут, / и те цедить им будут анекдоты). Уподобиться ключу – значит, претендовать на некое абсолютное знание, на знание истины (допустима подстановка сочетания ассоциировать себя с и акционального вести себя как). Функциональный перенос с ключа на замок позволяет трактовать последний как вместилище сомнений, философских вопросов и под.

2.5. Глаголы сравнения и сопоставления. Анализ продемонстрировал, что сравнивать (9/19) свойственно, в том числе, следующее: а) при ситуации, вербализованной глаголом сравнивать, главное – установить сходство, выявить общность (по всей видимости, это отображает специфику как единых механизмов формирования художественных значений, так и конкретного поэтического мировидения); б) в одном из контекстов автором-субъектом речи фактически приводится «логическая схема» сравнения человека с воздушным шаром (то есть, по сути, эксплицируется логика метафорического построения): Добро и Зло суть два кремня /<…>союз их искру / рождает на предмет огня. / Огонь же – рвется от земли, / от Зла, Добра и прочей швали, / почти всегда по вертикали, / как это мы узнать могли. / Я не скажу, что это – цель. / Еще сравнят с воздушным шаром. / Но нынче я охвачен жаром! / Мне сильно хочется отсель!

Стилистическая неоднородность и характер субъекта выдерживаются и в контексте для уподоблять (1): Мы с тобой – никто, ничто. / Эти горы – наших фраз / эхо, выросшее в сто, / двести, триста тысяч раз. / Снизить речь до хрипоты, / уподобить не впервой / наши ребра и хребты / ихней ломаной кривой.

2.6. Глаголы выбора и определения. Данная немногочисленная группа имеет отчетливый центр – глагол выбирать (24 контекста из 36). В поэтическом мире И. Бродского выбирают обычно из двух элементов; развернутые перечисления множества встречаются только дважды, причем оба – в раннем творчестве. В них «выбор из ряда» не есть нечто целенаправленное, продуманное – это выбор во многом необъяснимый, непредсказуемый, эмоциональный, о чем свидетельствуют многочисленные прилагательные и наречия (зрелый поэт, по мысли Бродского, должен свести употребление этих частей речи к минимуму или вовсе их избегать): Так выбирай светящийся подъезд, / или пластмассу театральных мест, / иль дом друзей, былое возлюбя; А что бы ты здесь выбрал для себя. / По переулкам, истово трубя, / нестись в автомобиле или вдруг / в знакомый дом, где счастливый твой друг / в прихожей пальцем радостно грозит / за милый неожиданный визит, / а может – с торопливостью дыша, / на хоры подниматься неспеша.

В языке для называния ситуации выбора из двух элементов в своем «крайнем» проявлении существует оборот выбрать из двух зол меньшее и его варианты. Как отмечает Е.В. Падучева, при употреблении НСВ меньшее зло (или большее) является не результатом, а критерием выбора. У Бродского мы находим фактическое совмещение семантических ролей участников за счет последующего пояснения: Взятый вне мяса, звук / не изнашивается в результате тренья / о разряженный воздух, но, близорук, из двух / зол выбирает большее: повторенье / некогда сказанного. Тема аномального с общепринятой точки зрения «максимализма» выбора в пользу большего из зол воспроизводится у Бродского еще один раз, причем на основе практически тождественной метонимии «человек – голос»: <…>из воспалившихся гортаней / туннель в психологическую даль, / свободную от наших очертаний. / И голосу, подробнее, чем взор, знакомому с ландшафтом неуспеха, / сподручней выбрать большее из зол / в расчете на чувствительное эхо. Разумеется, по двум наличествующим примерам судить о прямом соотношении невозможно, однако во втором контексте относительная отчетливость разграничения результата и критерия может быть связана с тем, что здесь имеет место не актуальное, а потенциальное значение вида.

Перенос глагола брать (6) из области физического действия в область интеллектуальную во многом осуществляется за счет общности целевой идеи присвоения (ср. компонент ‘необходимые для’). Однако у ментального значения результат действия в сфере непосредственного обладания уточнен и расширен до содержания, что эксплицировано обоими типами сем: ментальной ‘останавливаясь мысленно на чем-либо’ и сравнительной физической ‘словно схватывая что-либо нужное руками’. У Бродского лишь в одном случае из пяти СВ служит не выражению наглядности конкретного примера (рассматриваемого и / или приводимого), а, скорее, констатации причины выбора (на это влияет и личная форма): Генерал, скажу вам еще одно: / Генерал! Я взял вас для рифмы к слову / «умирал» – что было со мною, но / Бог до конца от зерна полову / не отделил, и сейчас ее / употреблять – вранье. Здесь мы можем наблюдать своеобразную игровую антилогику: использование выбранной рифмы возможно только после фактического умирания автора-субъекта речи, поэтому результат действия, описываемого глаголом выбора в СВ, в реальности текста «содержательно» не фиксируется.

2.7. Глаголы решения. Глаголы данной группы объединены типовой семантикой вывода / заключения, явившихся результатом процесса размышления, целенаправленных мыслительных усилий.

В ряде контекстов решить (11) не только получает окказиональные функциональные эквиваленты узнать / понять / разобраться и думать / считать / полагать, но и в известном смысле претерпевает «ослабление» родового волитивного параметра на фоне неопределенности самой ситуации (во втором примере усиливаемой не только отрицательной формой, но и двойственностью прочтения подчиненного оборота): Мать говорит Христу: – / Ты мой сын или мой / Бог? Ты прибит к кресту. / Как я пойду домой? / Как ступлю на порог, / не узнав, не решив: / ты мой сын или Бог? / То есть мертв или жив?

В рамках этой небольшой группы по тематическому принципу отдельно выделяются умножать / множить (8), перемножать (1) и делить (3), которые входят в константный математико-геометрический словарь поэта. Математические операции проводятся с небольшими, но наделенными общекультурными смыслами числами, наиболее «концептуальное» из которых – «2» и связанные с ним пара, пополам. Указание на конкретное количество частей, следующее за СВ делить, согласуется с прямо противоположной математике поэтической темой – темой языка, в которой поэт не мог не проявить компетентность: Так скорбим, но хороним, / переходим к делам, / чтобы смерть, как синоним, / разделить пополам.

2.8. Глаголы воображения и предположения. Доминирующими контекстами для представлять (21/82) у Бродского оказываются контексты, выражающие призыв, просьбу, повеление, рассчитанные на соучастие в создании этого изображения / воображаемого восприятия. Данная функция имеет свои частные проявления, среди которых особо выделяется реализация мощного текстообразующего потенциала глагола. Его «непрямая иллюстративность» характеризуется тем, что, будучи поставленным в начало стихотворения, он может присоединять, в принципе, любое диктуемое замыслом число последующих высказываний (инфинитивных, номинативных): Представь: имение в глуши, / полсотни душ, все тихо, мило; / прочесть стишки иль двинуть в рыло / равно приятно для души. / А девки! девки как одна. / Или одна на самом деле. / Прекрасна во поле, в постели / да и как Муза недурна. / Но это грезы<…> Бродский дважды использует эту семантико-синтаксическую «энергоемкость» глагола, выстраивая композицию текста в соответствии со спецификой представлять. В стихотворении «Новая жизнь» первые 6 строф (всего их 9) – это придаточные дополнительные и их пояснения, целиком аккумулированные неоднократным использованием глагола в повелительном наклонении: Представь, что война окончена, что воцарился мир. / Что ты еще отражаешься в зеркале<…>/ Что за окном не развалины города, а барокко / города<…>Что чугунная вязь, в чьих кружевах скучала / луна, в результате вынесла натиск мимозы<…>Что жизнь нужно начать сначала<…>/ Представь, что все это – правда. Представь, что ты говоришь / о себе, говоря о них, о лишнем, о постороннем. / Представь, что эпос кончается идиллией. Что слова – / обратное языку пламени<…>Поэтому ты уцелел<…>/ Представь, что чем искренней голос, тем меньше в нем слезы, / любви к чему бы то ни было, страха, страсти. / Представь, что порой по радио ты ловишь старый гимн. / Представь, что за каждой буквой здесь тоже плетется свита / букв. Фактически это представь и становится способом существования, «новой жизнью» человека в творимом им тексте. Таким образом, с точки зрения текстообразования представь выступает своего рода «активатором» приема нанизывания, который обеспечивает широкие возможности для излюбленного поэтом разветвленного синтаксиса.

Для поэта оказывается небезразличным то, что исходно связано с ситуацией ждать (6) ‘Воспринимать что-либо, строить какие-либо предположения, надеяться на что-либо’. Анализируя толкование в МАСе, Ю.Д. Апресян отмечает его семантическую «избыточность», то есть некорректность включения в толкование смысла ‘надеяться’; вершинным смыслом толкования исследователь полагает ‘считать’. Выяснилось при этом, что на концептуально-содержательном уровне «ожидание как надежда» в текстах поэта не осуществляется ни разу, напр.: Я учился там жить, / доходил от тоски / и раскрашивал дверь, / бегал к пруду, / ждал то, чего / теперь / не жду. Дополнение, выраженное местоимением, не содержит в себе информации о том, хорошим или плохим было ожидаемое; проясняет это отрицание, наиболее вероятный смысл которого – пессимистический: ‘не жду не потому что дождался, а потому что дождаться этого в принципе невозможно, так как [считаю, что] этого никогда не произойдет’. Обращает на себя внимание то, что выражаемый скепсис представляется не как эмоциональной вывод, а скорее как результат обобщающей мыслительной работы, следствием которой стало сознательное прекращение переживания состояния ожидания.

2.9. Глаголы определения. Они организуются в ярко выраженный центр и разнородную низкочастотную периферию. Предикат с рангом 1 – узнавать (23/150). Область называемой им ситуации – это область опыта и мнемонических способностей (соответственно, и область приложения мыслительных усилий). Вокруг ситуации узнавания в большинстве контекстов сосредоточена, что предсказуемо, лексика из поля восприятия, однако особое место отводится лицу как, во-первых, наиболее общему, родовому признаку, по которому может быть узнан кто-/что-либо, и, во-вторых, как метонимическому замещению человека (и субъекта) вообще: Но если время / узнает об итоге своих трудов / по расплывчатости воспоминаний, / то – думаю – и твое лицо / вполне способно собой украсить<…>на дне кармана / еще не потраченную копейку.

Для предиката находить (10) единой может быть признана идея обнаружения. Это общее положение детализуется за счет разности установок: у находить 1 (с ним коррелируют четвертое и пятое переносные значения основного в МАСе) группы определения в фокусе – сознательный, целенаправленный поиск, у находить 2 (а также находить из группы понимания, ср. компонент ‘интуиция’) – выражение мнения, сформированного во многом как бы исподволь, однако в соответствии с теми или иными особенностями характера, опыта, системы ценностей человека. Главная особенность находить 1 в текстах Бродского – его включенность в характерные для исследуемой поэтики развернутые математические метафоры с соответствующей лексикой, например, в такую, где найти привносит возможность обыгрывания многозначности слова угол: жизнь требует найти от нас / то, чем располагаем: угол.

Показательно, что следующий за узнавать по рангу глагол тесно связан с ним именно на уровне прототипической ситуации (восприятие, совместная работа мысли и органов чувств) – различать (22). Он входит также в группу восприятия и в целом реализует свое значение в сфере неких ‘примет’. В группе определения его значения более, если можно так выразиться, «интеллектуализованны» (впрочем, базой для ‘знаний’ различать 1 служит все то же восприятие), а уточнения, дифференцирующие различать 2 (‘среди других’), хотя и предполагают, по крайней мере, минимальное множество предметов или явлений, но оставляют исходную ситуацию незыблемой (в МАСе материал дается практически тождественным образом). У Бродского множество релевантно исключительно для различения произносимого – звуков, голосов.

В примерах, где актуализуется различать 1, наблюдается два рода «высвечивания» различных сторон значения: 1. собственно ‘знание’ (‘Определять (определить) что-либо знаниями’) проявляет себя в плане элементарных сведений о природе, вследствие чего различать выполняет функцию показателя «нормального» психического и физического состояния:<…>а зима / глядь и кончилась. Шум ледохода / и зеленый покров / различаю – и значит здоров (ср. Когда-то я знал на память все краски спектра. / Теперь различаю лишь белый, врача смутив); 2. раскрытие работы тех или иных органов чувств (‘с помощью других внешних чувств’). Таких примеров большинство (и всё труднее лица различать; никак не различить теней нерезких; различишь в тишине, как перо шуршит и др.), хотя некоторые из них трудно назвать совершенно стандартными, напр.: Жизнь моя затянулась. В речитативе вьюги / обострившийся слух различает невольно тему / оледенения. Всякое «во-саду-ли» / есть всего лишь застывшее «буги-вуги». Следующее за философским инициальным высказыванием и апеллирующее к слуховому восприятию, прямое значение различать становится, напротив, абстрактным и преобразуется до смысла ‘проникать умом’ и под. С точки зрения совмещения абстрактной и конкретной сферы, манифестируемой, в частности, особыми графическими средствами, также заслуживает внимания контекст <…>и все увидеть: от начал / до берега, где волны бьются. / Но если что и различал, / то значило: «нельзя вернуться».

Предикат отсчитывать (4) открывает относительно целостную группу из шести глаголов с приблизительно одинаковыми (хотя и низкими) показателями, которая объединена идеей счета. Удвоение пространственной приставки способствует расширению значения от собственно количественного (типа отсчитать сдачу) до обобщенного, когда сама операция (учитывая ее небезразличную для поэта семантику отделения, нарушения целого) мыслится не просто как одна из многих, но как неизбежная (ср. также заявленность лексики с пространственными смыслами): Ты знаешь, с наступленьем темноты / пытаюсь я прикидывать на глаз, / отсчитывая горе от версты, / пространство, разделяющее нас. Количественные показатели (кроме единиц меры упомянут и символичный ноль, «0») снабжаются буквенным «эквивалентом»: «Дорога в тысячу ли начинается с одного / шага» – гласит пословица. Жалко, что от него / не зависит дорога обратно, превосходящая многократно / тысячу ли. Особенно отсчитывая от «о». / Одна ли тысяча ли, две ли тысячи ли – / тысяча означает, что ты сейчас вдали / от родимого крова, и зараз бессмысленности со слова / перекидывается на цифры; особенно на нули.

2.10. Глаголы проверки. Неожиданным результатом анализа состава группы стало отсутствие в произведениях поэта глаголов, связанных с темой работы над текстом: выверять, править, редактировать. Данные справочника ЛСГРГ позволили также выделить в ее составе глагол усомниться (1 контекст). Впрочем, у Бродского даже при такой низкой разработанности группы самым частотным является глагол, базовый и для языка: проверять (6/18). Три его значения по ТСРГ принципиально не дополняют систему толкований МАСа, однако более четко и последовательно ее регламентируют (в частности, за счет единого для всех начального компонента ‘испытывать’ и разведения переносных значений). Тем не менее, в двух примерах контекстные условия аккумулируют в глаголе компоненты всех трех значений (подразумевается, конечно, не их алгебраическая сумма), что, с одной стороны, повышает «формальную» неопределенность его семантики, с другой – уточняет целевое содержание глагола, идущее в толкованиях после ‘чтобы’ и ‘для’. Объединяющая эти контексты неодушевленность субъекта, в отличие от конкретности или абстрактности ближайших языковых единиц, не оказывает решающего влияния на формирование предикативной семантики (имеет место и существенное смысловое взаимообогащение). В рамках строфы Стремясь предохранить мундир, / вернее – будущую зелень, / бутоны, тень, / он [шиповник] как бы проверяет мир; / но самый мир недостоверен / в столь хмурый день глагол соседствует с частицей-оператором как бы, вносящей в его значение приблизительность и дестабилизацию и выполняющей функцию сравнения. Главная же семантическая нагрузка в сочетании приходится на емкое слово мир (и его признак – недостоверность), которое предопределяет задействованность компонентов всех трех значений (‘соответствие чего-либо чему-либо’ / ‘подлинность’ / ‘выяснение качеств, свойств,..пригодности’) с актуализованным вторым.

Глагол инспектировать (1) и выражаемая им ситуация не случайно по-особому трактуются поэтом, находящимся на момент написания стихотворения в полуторагодовой северной ссылке. Лирический герой номинируется посредством использования названия должностей, в результате чего возникает яркий контраст между прямыми обязанностями и действительным положением дел (осуществленный на основе сем ‘смотреть’, ‘наблюдать’): Смотритель лесов, болот, / новый инспектор туч / (без права смотреть вперед) / инспектирует луч / солнца в вечерний час, / не закрывая глаз. Так инспектирует окказионально почти полностью переводится в план зрительного восприятия, лишаясь своих «административно-полицейских» компонентов.

В Заключении обобщаются основные результаты исследования класса глаголов интеллектуальной деятельности в творчестве И. Бродского.


Основное содержание диссертации отражено в следующих публикациях автора:

  1. Усачева А.С. О некоторых аспектах соотношения эмоционального и рационального в поэтических текстах И. Бродского // Диалектика рационального и эмоционального в искусстве слова: Сборник научных статей к 60-летию А.М. Буланова. – Волгоград, 2005. – С. 369-373.
  2. Усачева А.С. К экспликации ментальности в поэтическом тексте (на материале произведений И. Бродского) // Материалы XXXIV Международной филологической конференции. Вып. 6.: Русский язык и ментальность. Ч. 1, 2. – СПб., 2005. – С. 78-83.
  3. Усачева А.С. Языковая концептуализация мысли в поэзии И. Бродского // Материалы XXXV Международной филологической конференции. Вып. 13: Русский язык и ментальность. Ч. 3. – СПб., 2006. – С. 49-54.
  4. Усачева А.С. Слово «человек» в поэзии И. Бродского: некоторые семантические особенности // Новое в когнитивной лингвистике: Материалы I-й Международной научной конференции «Изменяющаяся Россия: новые парадигмы и новые решения в лингвистике». Серия «Концептуальные исследования». Вып. 8. – Кемерово, 2006. – С. 786-791.
  5. Усачева А.С. О текстообразующих функциях членов парадигмы Решения в поэтических текстах И. Бродского // Филологические этюды: Сборник научных статей молодых ученых. Вып. 9. Ч. 3. – Саратов, 2006. – С.60-63.
  6. Усачева А.С. О некоторых особенностях отображения ситуации понимания в поэтических текстах И. Бродского // Предложение и Слово: Межвузовский сборник научных трудов. – Саратов, 2006. – С. 407-412.
  7. Усачева А.С. Основные направления реализации индивидуально-авторской семантики слова «ум» в стихотворениях И. Бродского // Материалы Всероссийской научно-практической конференции «Живое слово разбудит уснувшую душу...». – Липецк, 2007. – С. 143-146.
  8. Усачева А.С. Парадигма мышления как одна из форм экспликации интеллектуальной деятельности в поэтическом тексте (на материале поэзии И. Бродского) // Studia Slavica VII: Сборник научных трудов молодых филологов. – Таллин, 2007. – С. 354-363.
  9. Усачева А.С. Полисемия глаголов интеллектуальной деятельности в поэтических текстах И. Бродского (на примере парадигмы Познания) // Филологические этюды: Сборник научных статей молодых ученых. Вып. 10. Ч. 3. – Саратов, 2007. – С.14-17.
  10. Усачева А.С. Глагол «знать» в поэтических текстах И. Бродского: некоторые наблюдения // Известия российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена. № 16 (40). Аспирантские тетради: Научный журнал. – СПб., 2007. – С. 280-285.