Тезисы докладов в порядке выступлений по программе
| Вид материала | Тезисы |
- В сборнике представлены тезисы докладов и выступлений участников научно-практической, 1959.73kb.
- Тезисы докладов, принятые Оргкомитетом для опубликования в Материалах форума, 788.61kb.
- Тезисы докладов, принятые Оргкомитетом для опубликования в Материалах форума, 1066kb.
- Тезисы докладов, 4952.24kb.
- Тезисы докладов, 3726.96kb.
- Тезисы докладов, 1225.64kb.
- Тезисы докладов, 135.41kb.
- Правила оформления тезисов докладов Тезисы докладов предоставляются в электронном виде, 22.59kb.
- Лекция№4. Виды публикаций по результатам научных исследований. Руководство по написанию, 108.8kb.
- «Симпозиум по ядерной химии высоких энергий», 1692.86kb.
| Топография счастья: этнографические карты модерна 2-3 октября 2009 года ГМЗ «Царицыно» ул. Дольская, д.1 Москва Проезд до м. «Орехово», вход через главный вестибюль Большого Дворца | The topography of happiness: ethnographic contours of modernity 2-3 October 2009 Tsaritsyno Museum ul. Dol’skaia, 1 Moscow Nearest metro stop “Orekhovo”, entrance through the main lobby of the Grand Palace |
Тезисы докладов в порядке выступлений по программе
| 2 октября | 2 October |
| 10:30 -12:00 Вводная дискуссия | Key note discussion |
Топография счастья от Американской мечты до пост-социализма
Николай Ссорин-Чайков, Университет Кембриджа
Социальная антропология модерна до последнего времени исследовала главным образом его рационалистическую сторону, такую как политическая экономия, государственное и имперское управление, наука, медицина. Каков модерн как «империя чувств»? Каковы связи между эмоциональной палитрой модерна и его социальной организацией? Вводный доклад Николая Ссорина-Чайкова представляет собой попытку набросать видение модерна с этой точки зрения при помощи рассмотрения одной из его центральных категорий — счастья. Ведь именно модерн подчеркивает мирское счастье человека как смысл и основу существования общества («Право человека преследовать счастье неотьемлимо», согласно «Декларации независимости» США). Целью доклада является постановка следующих вопросов: Во-первых, каково место счастья в иконографии социального порядка модерна, таких как либеральные и социалистические утопии, и в тех модальностях модерна, которые созданы разочарованием в этих утопиях. Во-вторых, каким образом понятия и образы счастья, и связанные с ними образы социального порядка, путешествуют? Какова топография их культурного дрейфа, способы пересечения границ, адаптации в новых контекстах и, наоборот, переработки и перевода самих этих контекстов по своему образу и подобию? Наконец, в-третьих, целью доклада является введение в понятие «топография счастья» на перекрестке постсоциализма и всемирных культурных потоков, в переплетении различных культурных модальностей модерна.
| 12:00-12:15 Кофе брейк | Coffee break |
| 12:15-13:45 Утопии | Utopias |
Как утопия становится реальностью: «Строительство БАМа – самое счастливое время в моей жизни»
Елена Богданова, Центр Независимых Социологических исследований, СПб
Доклад представляет результаты биографического исследования «БАМовцы о БАМе: прошлое и настоящее последней стройки социализма», проведенного в 2006 – 2007 гг. На нарративном материале удалось выявить менее известный аспект коллективной памяти об одном из последних грандиозных проектов социализма, активно осуществлявшемся с 1974 до конца 1980-х годов. До сих пор в дискурсе социальных наук практически не была освещена сторона повседневности участников стройки, их восприятия события, эпохи, поколения, и самих себя. 20 биографических интервью представляют пласт позитивных воспоминаний об участии в строительстве и позволяют деконструировать и реконструировать те чувства, переживания и воспоминания, которые можно было бы назвать составляющими «БАМовского счастья».
Механизмы воспоминаний и конструирования повседневности в интервью обнаруживают много общего с классическими утопиями, важным составляющим элементом которых является локализация во времени и в пространстве. Пребывание на БАМе выделяется в особый этап жизни, тесно связанный с историей страны, и, вместе с тем, уникальный и позитивно вспоминаемый именно в силу территориальной удаленности и относительной оторванности БАМовского сообщества от жизни обычных советских граждан. В интервью эта дистанцированность выражается в противопоставлениях: «БАМ – Большая земля», «БАМ – Союз». Быт, досуг, работа, властные отношения, представляются в интервью через отличия от привычной советской повседневности. Быт и досуг обретают экзотический оттенок благодаря суровому климату, охоте, рыбалке, поездкам за границу, улучшенному (или наоборот, отсутствующему) снабжению товарами широкого потребления. Природа тайги в интервью сакрализируется, обретает чудодейственные и целебные свойства. Необходимость ежедневно преодолевать трудности и неудобства романтизируется и героизирует самих участников строительства. В отличии от скучных будней страны эпохи застоя, БАМ вспоминается как место, где кипит жизнь, где происходят главные события, где работают лучшие, получая заслуженное уважение и вознаграждение за свою работу.
Топография строительства БАМа оказывается важнейшей составляющей «БАМовского счастья». Материал исследования позволяет осмыслить этот конструкт коллективной памяти в контектсе советского общества и понять мотивацию, интересы и стремления советского человека, описать определенные механизмы памяти, в частности, ностальгической памяти, сопоставить воспоминания о жизни на БАМе с классическими утопиями.
Счастливое будущее антиутопии постсоциализма: топография воображения эвенов северо-востока Сибири
Ольга Ултургашева, Университет Кембриджа
Данный доклад представляет собой исследование рассказов о жизни в будущем эвенских детей из небольшого оленеводческого сообщества в Северо-Восточной Сибири. Рассматривается, какие социальные модели деревенские дети используют при составлении повествования, и как они осмысливают отчаяние и нужду настоящего времени. Взрослые ищут своеобразного бегства от бедности, неуплаченных зарплат и безработицы в алкогольной зависимости, что для детей выливается в сущий ад. В результате, для того, чтобы рассказать о своей жизни и о родителях, дети рассказывают об отношениях с идеализированными родителями. Возможно, что отклик детей на жизни их родителей – это также и образное приспособление для будущего восстановления семейного благополучия. В их рассказах, дети часто принимают на себя роль старшего, защищают своих родителей, показывая необыкновенно зрелое чувство ответственности. Таким образом, составляя свой отклик на неуспехи родителей, дети становятся активными создателями собственной повествовательной реальности.
| 13:45-16:00 Обед и посещение выставки «Топография счастья» | Lunch and «The Topography of Happiness» exhibition tour |
| 15:50 Кофе и чай перед сессией | Coffee and tea served before session |
| 16:00-18:00 Места (1): Свадьба | Places (1) Wedding |
Топография счастья: русская свадьба
Ольга Соснина, Музей Царицыно
Согласно французскому этнологу Арнольду Ван Геннепу, свадьба — это «обряд перехода», который сопровождается «переменой мест, состояния, социального положения и переходом в иную возрастную категорию». В данном докладе я предлагаю воспринять термин «переход» буквально и предложить топографическое прочтение этого обряда, которое следует пространственной организации выставки «Топография счастья: русская свадьба» — переходу из зала в зал, от одного сюжета выставки к другому, по анфиладе, которая, включая и реальный «мост счастья», образует круг – «обручальное кольцо» в свадебной символике.
Главный образ доклада и центральный раздел вытавки представляет собой «карту свадебных достопримечательностей России». В контексте обрядов перехода я предлагаю рассмотреть фотографии тех мест, которые по неписанному правилу посещают молодожены в день свадьбы для публичной репрезентации («дефиле», фото- и видеосъемка) своего счастья. Выбор этих мест нельзя назвать спонтанным. Он часто следует неписанному правилу – делать «как все», «как принято», «согласно традиции». Выставка показывает, как исторически изменчиво то, что принято «согласно традиции»: как появляются в ней «вечные огни», мемориалы и памятники, храмы, дворцы и парки, набережные, мосты и просто красивые природные ландшафты. В каждом из российских городов и деревень «свои» свадебные места –- от могилы Канта в Калининграде, Воробьевых гор в Москве и стрелки Васильевского острова или храма Спаса на Крови в Петербурге до «Тачанки-Ростовчанки» в Ростове-на-Дону и… далее по всей России.
Доклад предлагает своеобразное этнографическое искусствознание пространственной организации современной индустрии свадебного счастья. Я ставлю вопрос о языке особой и постоянно расширяющейся «райской»/гламурной атрибутики обряда: красоты дворцовой архитектуры и парков, дорогих цветов и кортежей, роскошных нарядов, в которых невеста предстает как сказочная принцесса.
Plus ça change…? [Чем больше меняется, тем меньше] Счастье, страдание и «трюк с быстрым переодеванием» в Индонезийской свадьбе
Ник Лонг, Университет Кембриджа
В городе Танжунг Пинанг в Индонезии, большинство невест и женихов не наслаждаются своей свадьбой. Согласно их рассказам, свадебный день тягостен, полон напряжения и одиночества. Причиной этому - смена платья, подобная широко известному цирковому трюку с быстрой сменой костюмов: пара фокусников на глазах у публики предстают в новом одеянии каждые несколько секунд. Индонезийские молодожены как фокусники должны переодеться в разные костюмы на протяжении свадьбы столько раз, сколько позволяют силы и финансовые возможности.
Подобный ритуал, чьи участники статичны, несчастливы и хмуры, вроде бы совсем непохож на "топографию счастья". Тем не менее, в данном докладе я демострирую, что именно на создание топографии счастья направлена смена платья. В докладе используются феминистская теория топографии (например Katz 2004) и теория потребительских связей Дуглас и Ишервуда (Douglas and Isherwood 1979). Быстрая смена костюмов - необходимое условие для создания свадебных альбомов, которые топографически соединяют контуры потребительства, социальных диспозиций и дизайна. В докладе рассматривается, как "счастье" появляется через чтение свадебных альбомов в определенных обстоятельствах жизни семьи, как и почему мои информанты отказывались от "романтического счастья", и какие парадоксы такого модерна (альтернативного по отношению к западному) проявляются в трюке с быстрым переодеванием.
Счастливый конец индийского кино
Рэйчел Дваер, Школа Востоковедения и Африканстики, Лондон
Индийское кино зачастую называют «шаблонным»: любовные истории, песни, танцы и счастливый конец. Но многие из наиболее популярных фильмов не заканчиваются счастливо: герой умирает от неразделенной любви (Mahal, 1949) или от любви и туберкулеза (Devdas, 1935, 1955 и 2002), мать вынуждена убить сына (Mother India, 1957), герой убит полицией (Deewaar, 1975) или в перестрелке (Sholay, 1975). Даже в фильмах романтического жанра, часто смерть первой любви заставляет героиню жениться на ком-то другом (Kal ho na ho, 2003), или же влюбленная пара воссоединяется только в зрелом возросте (Veer Zaara, 2004). Только романтический жанр требует концовки с формированием семейного союза.
Данный доклад рассматривает, почему многие все же утверждают, что индийское кино заканчивается счастливо, и предлагает пересмотреть понятие счастья. Обсуждаются три главных типа счастья: эмоциональное, моральное и счастье-суждение. Это счастье зрителя, зрители «чуствуют» его, удовлетворены соблюдением законов и рады поддержанию религии и традиций. Иначе говоря, канон мелодрамы предпочитает не счастье влюбленных, а концовку, где мир приведен в порядок.
В докладе счастье в конце фильма определено в двух топосах. Первый - воображаемый топос эмоций в фильме. В мелодраматическом каноне индийского кино эмоции создаются через персонажей, музыку, слова и, действительно, с использованием определенных топосов счастья в фильме, например живописных или «потребительских» мест. Второй топос - это вооброженное социальное зрителей: их образы мира по индийскому кино.
| 3 октября | 3 October |
| 10:30-12:00 Места (2): Дворец и город | Places (2): The palace and the city |
«В городе открыт Дворец Счастья»: Борьба за новую советскую обрядность времен Хрущева
Сергей Штырков, Европейский Университет, СПб
Советская идеологическая пропаганда хрущевского времени характеризовалась тотальным историческим оптимизмом. Счастливое коммунистическое будущее СССР представлялось неизбежным, а движение в этом направлении вполне очевидным. В этих условиях формировалась идея о том, что новому обществу понадобятся новые ритуалы. Вновь создаваемые советские светские ритуалы перехода позволят советскому человеку, участвующему в них, почуствовать причастность к реальности коммунистического будущего. И в этом будет заключаться коренное отличие новых ритуалов от религиозных церемоний, уводящих людей в мир иллюзий. Данный доклад посвещен рассмотрению одной из первоочередных задач этого проекта — созданию Дворцов Счастья как особых ритуальных локусов. Однако подобные сооружения не столько давали возможность обрести счастье в браке или рождении ребенка, сколько обязывали участников ритуала быть счастливыми людьми или хотя бы публично демонстрировать свое счастье.
Символический обмен с советским прошлым в «местах счастья и удовольствия»: художники Екатиринбурга в городской среде
Лариса Пискунова, Уральский гос. университет, Екатеринбург
Игорь Янков, Уральской гос. консерватория, Екатеринбург
Доклад посвящен выявлению и сопоставлению темпоральной структуры мест репрезентации счастья, характерных как для советского общества, так и постсоветского состояния социальности, вступающего в диалог со своим советским прошлым.
В качестве объекта анализа берутся «цитаты Советского», представленные в коммуникативных, потребительских и рекреационных практиках, которые маркируют топосы современности как счастливые через соотнесение с образами «советского счастья». Это специфические современные художественные практики, осуществляемые в Екатеринбурге и варианты игры с советским "счастьем" в городской рекламе и корпоративных праздниках
Места счастья и наслаждения можно рассмотреть по аналогии с местами памяти (Пьер Нора) как формы конденсирования и структурирования социального опыта и способы канализации социальной энергии. Конденсирование и канализация происходят в специфической логике символического обмена (Бодрийяр), связанного со структурой жертв и воздаяний, и риторического (иронического) оформления самих мест радости и счастья.
Специфика связи с советским опытом счастья в современных условиях опосредована особенностями функционирования механизмов передачи социального опыта в различных вариантах общества модерна (советского и постсоветского).
В модернизирующемся обществе обнаруживается невозможность простой, непосредственной коммуникации, связь с прошлым осуществляется через одновременное отчуждение от него и инверсию смыслов и чувств (В. Беньямин и Дж. Агамбен о специфике цитирования и характере традиции в современном обществе). В таких условиях цитата из «Советского» соучаствует в конструировании специфического мира уже «ушедшего» и одновременно никогда «не бывшего», но присутствующего в современности. В результате можно говорить о специфической темпоральности современных мест счастья, и ироничной моральной экономии их создания, и способах канализации энергии, что ведет к разнонаправленным стратегиям общения с прошлым и настоящим. Различные варианты объективации и обыгрывания связи с прошлым в современных «счастливых» контекстах цитирования «Советского» организуют формы как зависимости от прошлого, так и попытки преодолеть его или забыть.
| 12:00-12:15 Кофе брейк | Coffee break |
| 12:15-13:45 В деньгах счастье | In the money the happiness |
Суверенная волюта: локус золота, желания и счастья на Эгейском побережье
Сара Грин, Манчестерский Универститет
Споры на тему “могут ли деньги осчастливить человека” редко обращают внимание на способность некоторых видов денег пересекать границы и как создавать связи, так и разделять людей и места. Как и во многих других частях мира, золотые монеты были предпочитаемой валютой на побережье Эгейского моря. Данная форма золота представляла собой не просто деньги: ее использовали в ювелирных украшениях, в приданных, наследствах, хранили на случай тяжелых времен. Золотые монеты для многих были - а для некоторых и остаются - объектом желаний: они красивы, обладают историей, признаны в качестве подарка, в торговле и как символы статуса в разных странах. Это давало их обладателям более широкие возможности передвижения. Но золотые монеты также могли и прикреплять людей к месту в определенных социальных и торговых отношениях. В истории Эгейского побережья золотые монеты играли обе роли. Как объект торговли и обмена между семьями, они регулярно пересекали море между Митиленами (Лесбос, Греция) и Айваликом (Западная Анатолия, Турция). Но большое количество золотых также хранили и прятали, или же выставляли как украшения. Золотые играли центральную роль в путешествиях, торговле и социальных отношениях. В контраст современным формам кредита и бумажным деньгам, золотые, казалось, несли с собой возможные уверения или даже гарантии чего-то хошего, или по крайней мере, защиты от плохого.Годы политического напряжения между Грецией и Турцией потрепали старые связи, пересекавшие Эгейское море. И если использование золотых монет тоже постепенно исчезает, о них все еще рассказывают истории. Данный доклад представляет собой этнографическое исследование циркуляции валюты между Айваликом и Митиленами, и рассматривает, как золотые монеты как локус возможное счастья, и что поменялись в недавнем прошлом.
Автомобиль как воплощение мечты: советские и постсоветсие желания
Ростислав Кононенко, Высшая Школа Экономики, Москва
Счастье можно интерпретировать в контексте субъективного благополучия, включая когнитивные оценки (удовлетворенность жизнью) и эмоциональное удовольствие (настроение), причем как в отношении ощущений от жизни в целом, так и ее различных сфер (например, работа, потребление, семья) и аспектов (например, восприятие смысла жизни). Но счастье можно изучать и в перспективе социального конструктивизма – как продукт взаимодействия разных агентов и их интересов, включая личность, государство, рынок, профессионалов различного рода. Такое взаимодействие, в частности, осуществляется по поводу определения того, что же такое благополучие, по поводу репертуара желаний, образов мечты и счастья. Автомобиль исторически был символом прогресса капитализма, «американской мечтой», характерным знаком престижного потребления, метафорой мобильности и свободы, желанием-на-колёсах. В данном докладе автомобиль рассматривается в связи с конструктами «мечта», «предмет желаний», «счастье» в перспективе антропологии и социологии потребления не как «средство передвижения», но как «объект желания и движитель счастья» (Diekstra and Kroon, 1996). С опорой на идеи Р. Барта и Ж. Бодрийяра будет показано то, как воображаемый автомобиль-как-желание не только воплощает в языке рекламы мечты различных социальных групп, но и конструирует стили жизни. Формирование «автомобильности» как жизненного стиля в постсоветской действительности рассматривается как часть более широкого проекта самореализации и улучшения благополучия с опорой на идеи управленитета (М. Фуко). Будут представлены культурные коды дискурсивного управления желанием в советском контексте, с привлечением визуальных данных и публикаций релевантного периода, включая гендерную перспективу анализа. Обсуждая государственное управление желанием иметь автомобиль в СССР, мы развиваем идеи Л. Зигельбаума, обращаясь к метафорам, многие из которых сегодня уже забыты, а иные переосмысливаются и реконструируются в практиках символического потребления, в киноремейках и новой продукции масскульта. На материалах наблюдений и интервью с фанатами советских олдтаймеров будет проанализирован характер нового культа советского автомобиля-мечты.
| 13:45-14:45 Обед | Lunch |
| 14:45-16:45 Места (3): Самость и эмоции | Places (3): Self and emotions |
«Мы русские. Какой восторг!». Социолингвистика пространства и антропология эмоций»
Константин Богданов, Институт Русской Литературы, СПб/ Университет г. Констанц, Германия
В докладе речь пойдет о традиции и особенностях общественно-политического словоупотребления в русском языке XVIII-XX вв. понятия «восторг» и связанных с ним эмотивных высказываний со значением «этносоциального оптимизма» . В центре внимания – обстоятельства, предопределившие в истории русской культуры востребованность торжественного красноречия, выражающего себя (1) в терминах коллективного согласия, а также (2) в инерции вневербальных стереотипов эмоциональной коммуникации, способствующей воспроизведению (3) дейктических и, в частности, (4) пространственных маркеров социального (само)убеждения.
Топос Американской мечты на празднике успеха: семинары, сети, и сетевой маркетинг компании Amway
Дарья Терешина, Европейский Университет, СПб
Данный доклад посвящен сообществу сетевых дистрибьюторов одной из американских компаний (Amway), использующей для реализации своей продукции принципы сетевого (или многоуровневого) маркетинга (MLM). Основное внимание в докладе будет уделено особому типу мероприятий, ставших неотъемлемой частью функционирования сетевого бизнеса, - так называемым «семинарам выходного дня» (или «Уикенд-семинарам»), своеобразным «праздникам успеха», «праздникам мечты», объединяющих большинство членов дистрибьюторской сети на территории многотысячных концертных залов Москвы и Санкт-Петербурга с периодичностью два-три раза в год. На подобных семинарах репрезентации счастья и успеха обретают свое видимое, материальное воплощение в образе тех, кто уже стал их обладателем, а потому получил право на рассказ о собственной «истории успеха» перед многотысячной аудиторией благодарных слушателей. Организация пространства семинара с его четкой сегментацией присутствующих по критерию их принадлежности к определенной ступени статусной иерархии служит своеобразной микротопографией успеха, а желанное перемещение из одного сегмента в другой (например, из амфитеатра в партер) становится символическим выражением карьерного роста, приближающего дистрибьютора к заветной цели. Продвижение по статусной лестнице означает переход в новую социальную группу, осознающую себя единым целым через проведение границ по отношению к тем, кто находится на нижних ступенях иерархии. Пространство семинара устроено таким образом, что делает эти границы предельно очевидными и осмысленными, тем самым побуждая представителей высших уровней иерархии («лидеров») демонстрировать свою избранность, ассоциированную с принадлежностью к высшим классам, тогда как остальные участники семинара из постоянного наблюдения за поведением своих «лидеров», их манерой держать себя и услышанных со сцены «историй успеха» получают знание о том, как должен вести себя представитель высшего класса, к которому каждый из них мечтает принадлежать в обозримом будущем.
Счастливая личность на постсоветском телеэкране: места и способы производства
Юлия Лернер, Университет Бен Гуриона
В данном докладе рассматривается, как создается «счастливая самость» в современной России. До недавнего времени, «русская литература» и «коммунистическая идеология» служили локусами производства и артикуляции субъекта и его/ее возможного или невозможного счастья. Сегодня, «терапия» представляется вполне эффективным альтернативным локусом самосоздания. Новая, «терапевтическая» русская самость возникает из существующего поля дискурсов, моделей и технологий терапии в пост-советской России.
В литературе «терапевтическая самость» провозглашается как чуть ли не универсальное приложение к капитализму и современной культурной программе, которая поддерживает идеи рациональности, автономной личности и удаления человеческого страдания на пути к эмоциональному счастью. Литература на тему «эмоционального капитализма» показывает крепкие связи между современной рациональностью, экономикой капитализма и психологическими методами обращения с эмоциями (см. напр. Cushman, 1996; Hochschild, 1983; Illouz, 2007, 2008, Rieff, 1995). Для эмоционального капитализма центрально важна идея «терапевтической самости», продукт союза между психологическим дискурсом и общественным устройством капитализма. Эта модель самости не только поддерживается психологическим дискурсом и практикой терапии, но и такими культурными технологиями как электронные средства информации, масс-культура и литература по самосовершенствованию.
Кажется, что русская и позже советская культура восемнадцатого-двадцатого веков столкнулась с теми же проблемеми модерна, что и культура Западной Европы. Но русская культура нашла другие пути создания самости и жизни эмоций. В послевоенной Американской культуре психоанализ и психология по Фрейду стали основой формации культуры и межличностных отношений. В Советской России же отсутсвовали как общественное устройство капитализма, так и терапия по Фрейду – следовательно, отсутствовала и «терапевтическая самость».
В пост-советскую Россию были импортированы и культурная программа капитализма, и технологии и формы поп-психологической культуры. Они заметны как в массовой культуре, так и в психологии. В то же время литературные и идеалогические дискурсы потеряли свою традиционную роль как жизненные модели. Но присутствие созданной ими самости, а также отсутствие изначального элемента эмоционального капитализма, делают исследование пост-советской счастливой самости особенно занимательным. В докладе прослеживаются пути освоения и оспаривания новых моделей счастливой самости в пост-советском массовом дискурсе и практике. Будут рассмотрены манифестации этого процесса на сайтах интернет-знакомств, телевизионных передачах по популярной психологии, кинематографе, литературе и мастер-классах по самосовершенствованию.