9. Русский романтизм в контексте европейского романтизма

Вид материала

Поэма

Содержание Хронологическое деление приблизительно такое Расцвет романтизма Уже после “южных поэм” Итак, “байронизм” Пушкина

Подобный материал:

• М. Е. Салтыков-Щедрин «История одного города». А. С. Пушкин «Маленькие трагедии», 23.66kb.
• Временные границы романтизма, 34.08kb.
• Общая характеристика раннего немецкого романтизма. Школы, идеи, образы, 1533.6kb.
• Семинары курса «История зарубежной литературы xix» Группы фсс-3, фжб-3, 92.17kb.
• Немецкий романтизм. Общая характеристика. Специфика романтизма гофмана: новелла "золотой, 229.67kb.
• «Золотой горшок», 20.02kb.
• И Д. Антисери западная философия от истоков до наших дней Книга, 10577.52kb.
• Теория литературы. Романтизм, 25.97kb.
• Реферат предмет: культурология, 846.71kb.
• Поэзия В. А. Жуковского, 36.31kb.

9. Русский романтизм в контексте европейского романтизма

13. Русская романтическая поэма в западноевропейском контексте


Друзья! Ниже вы найдете два моих вопроса в одном (о русском романтизме в контексте западноевропейского и о русской романтической поэме в том же контексте). Объединила я их в один ответ не от лени и не от недостатка времени, как вы могли подумать, а по иным причинам. Во-первых, здесь много общей информации о романтизме, которая будет уместна и там, и там; во-вторых, всем нам очевидно, что о рус. романтизме в контексте европейского можно написать десяток монографий и что на экзамене нужно говорить лишь об одном аспекте. Этим аспектом и будет романтическая поэма, тем более что это наиболее яркий и показательный пример и большая часть исследований посвящена именно ей. Да и Самородницкая, сверившись со списком лит-ры, сказала на консультации, что вопросы фактически дублируются и разговора о романтической поэме будет достаточно. Ну и, наконец, никто не мешает вам привести личные примеры из французского или немецкого романтизма


Сам термин романтизм, как пишет Манн в очерке в “Истории всемирной лит-ры”, на русской почве впервые появляется в 1816 году в предисловии Вяземского (который вообще был знатный апологет романтизма) к “Сочинениям” В. А. Озерова.¹ Вяземского у нас отчего-то в программе нет, но именно ему, как мне кажется, принадлежит одна из ведущих ролей осмысления романтизма в критике (ну и стишки он тоже пописывал), который воспринимался не как частный случай, а как символ и воплощение новой поэтики вообще (в противовес классицистической и др.). См. его рецензии на “южные поэмы” Пушкина, особенно о “Кавказском пленнике”.

Еще Манн выделяет трактат некоего О. М. Сомова (критик, журналист, член Вольн. общ-ва любителей словесности, наук и художеств) “О романтической поэзии” 1823 года. Первые две части – это пересказ мадам де Сталь “О Германии”, последняя – разговор о необходимости романтизма как национальной и самобытной поэзии и единства.

Ну а вообще, в те годы критика только о нем и спорила.


Хронологическое деление приблизительно такое:

Предромантизм: начальный этап романтизма – в первую очередь, Жуковский и Батюшков. Еще 1810-е; здесь смешанный тип, так как романтические мотивы (субъективизм, погруженность во внутренний мир, отчуждение от суетного света, монологичность, медитация и соотнесение себя с миром природы; эпикурейство Батюшкова; двоемирие в балладах Жуковского) здесь частенько вписаны в устоявшиеся жанровые формы: идиллии, элегии – это античная, а значит, и классицистическая традиция. Баллады – тоже определенная традиция, хоть и принципиально иная. О романтической поэзии я подробнее напишу в отдельном вопросе!

Расцвет романтизма: ½-конец 1820-х. Безусловно, жанр романтической/байронической поэмы. Из нашего списка это, в первую очередь, “южные поэмы” Пушкина (“Кавказский пленник” 1822, “Бахчисарайский фонтан” 1824, “Цыганы” 1824) плюс “Войнаровский” Рылеева, 1825. Еще из важных романтических поэм можно упомянуть “Чернеца” Козлова, 1825, “Борского” А. И. Подолинского, 1829, ну а вообще, по Жирмунскому (“Байрон и Пушкин”), с 1822 (“Кавказский пленник”) по 1842 (выход посмертного собр. соч. Лермонтова) отдельными изданиями вышло еще 85 романтических поэмы различных авторов плюс еще 120 в журналах и альманахах.

Уже после “южных поэм”: здесь сложно с конечной границей, потому что, с одной стороны, романтическая поэзия была поднята на знамена эпигонами и все писали, писали, писали аж до 1848, и это было уже массовой литературой. С другой стороны, был Лермонтов, чьи поэмы (“Мцыри” 1839-40; “Демон”, 7-ая редакция – 1839) безусловно, пропитаны Байроном, но написаны значительно позже романтического бума и вне критическо-журнальной рефлексии 1820-х. И наконец, романтическая поэма начала трансформироваться практически сразу, и у самого Пушкина и, к примеру, у Баратынского, чьи “Эда” 1825, “Бал” и “Наложница”, 1831, написаны в тот же период, но уже с переставленными акцентами (об этом подробнее ниже).


Итак, “байронизм” Пушкина:

(На основе книги Жирмунского “Байрон и Пушкин”; сравниваются “южные поэмы” АСП и “восточные поэмы” ДГБ 1812-1816: “Корсар”, “Гяур” и др.). Биографическая справка: читает Пушкин Байрона, что любопытно, во французском переводе Пишо, так как еще недостаточно хорошо знает английский.

а) АСП заимствовал у ДГБ новую композиционную форму лирической поэмы. В старой, антично-классицистической поэме-эпопее – недопустимость смешения литературных видов; медленное и последовательное повествование со множеством подробностей; объективный тон с невозможностью личных авторских эмоций; сюжет возвышенный и героический (национальные войны); высокий слог и особый размер.

У ДГБ: новеллистические сюжеты; действие строится вокруг одного героя; внутренний, а не внешний конфликт (любовь); динамический процесс отчуждения. Синкретизм жанров, драматическое начало: внезапность начала действия, отрывочность и недосказанность, обилие монологов; иножанровые вкрапления (песни у АСП). Лирическая манера повествования: вопросы, восклицания, отступления автора; отождествление автора с героем вследствие эмоционального участия автора. Короткий лирический размер; строфические тирады свободной конструкции.

Все это справедливо и для АСП и для Рылеева; кроме того, наши в своих поэмах тяготели к монтажу различных элементов, а именно, не только внутренние иножанровые вставки, но и обрамляющие собственно поэму тексты: эпиграф, посвящение (это есть и у ДГБ), историческая справка, авторские примечания, поясняющие этнографические детали, в “Бахчисарайском фонтане” это отрывок из Путешествия по Тавриде Муравьева-Апостола плюс отрывок из письма АСП. Особенно отличился здесь Рылеев, у него даже две исторические справки в начале, написанные Бестужевым и Корниловичем, о Войнаровском и Мазепе. Функцию этого можно объяснять по-разному, например, как “диалогизацию” текста. Это очень важно! Об этом говорит Лотман, сравнивая “южные поэмы” с пушкинскими примечаниями к ним. В случае с “Войнаровским” это совсем очевидно, так как исторические справки и текст поэмы противоположным образом интерпретируют Мазепу: у историка он циничный и вероломный, а в поэме он бьется за свободу Малороссии.² Ну, можно еще здесь сказать и об “углублении в национальную самобытность”, так как в том же “Войнаровском” комментируются этнографические сибирские реалии (что позитивно оценивается критиками – интерес к Сибири и мощные картины ее).

б) Сюжетная схема. У ДГБ сюжетная схема повторяется, как пишет Жирмунский, из поэмы в поэму: герой-изгнанник, возлюбленная-красавица, антагонист героя, герой стремится преодолеть внешние препятствия и отдаться чувству, и все внешнее действие функционально лишь как “отраженная характеристика” героя, его поступков и души. У АСП наиболее близок к этой схеме “Пленник”, но тоже не все так гладко, так как внимание обращается и на внутренний мир черкешенки (к тому же, она совершает романтическое самоубийство от любви в пучинах вод Кавказа), она не является чисто функциональной фигурой. То же и в “Цыганах”: с одной стороны, конфликт чувств в душе Алеко и убийство из ревности, с другой стороны, нельзя это описать байроновской схемой, здесь вовлекается куда более широкий круг нравственных проблем, противопоставление “дикой воли” и цивилизации и тд.

У Рылеева сюжетная схема вовсе не байроновская, любовь там скорее как элемент, а сам автор в предисловии провозглашает: “Я не поэт, а гражданин”. Сюжет, если вы не читали поэму, там такой: историк Миллер (да-да, тот самый, настоящий Миллер) бродит по сибирской глуши в своих нелегких разысканьях и встречается с отшельником. Описание отшельника с точки зрения округи: мрачный, отчужденный и тд. Они разговаривают, Миллер узнает, что отшельник (как вы уже догадались, это ссыльный Войнаровский) умен и образован и по-французски говорит. Войнаровский приводит Миллера в хижину и повествует о своей судьбе: он был в чести и славе и был любимцем Мазепы, он в бою пал, его подобрала и выходила простая кубанская красавица, они жили долго и счастливо, началась заварушка со шведами и изменой Мазепы, его сослали, он живет, страдает от невозможности бороться за свободу “Украйны” и угасает. Его кубанская красавица через много лет отыскивает его в Сибири, они живут вместе счастливой семьей, но страждут из-за покоренной Россией родины, потом казачка умирает от тягот суровой Сибири (это все рассказ героя). Конец поэмы – Миллер узнает о помиловании Войнаровского, спешит к нему, но находит лишь хладный труп на могильном холмике супруги. Вуаля. Понятно, что байронические мотивы и темы остались, но сюжет совсем иной.

в) Жирмунский говорит о таких общих композиционных признаках поэм ДГБ и АСП как “вершинность, отрывочность, недосказанность”. По-моему, это все понятно. Нет экспозиций и предысторий (например, Гирей сразу же сидит грустный); монтируются только “вершинные”, ключевые эпизоды (в “Цыганах”, да и везде). Недосказанность! Нигде не объясняется, отчего герой “Кавказского пленника” бежал на Кавказ искать свободы, это мы потом уже догадываемся, что из-за несчастной любви. Очень уклончиво говорится о смерти Марии в “Фонтане”, и можно догадаться, что ее зарезала из ревности Зарема, уже после краткой информации о казни самой Заремы. И так далее; у ДГБ тоже самое: неясно происхождение Гяура или Конрада, неясно, куда исчез Конрад…

г) Собственно байронические темы и мотивы. Здесь, я думаю, все прозрачно. Экзотичность места действия (“южные”³ и “восточные” поэмы); романтические и драматические коллизии (убийства, побег из плена; “Братья-разбойники”; похищения у ДГБ); накал страстей. Оппозиция героя и внешнего мира. Противопоставление “воли” и свободы цивилизации и свету, от которых бежит герой (“Пленник”, “Цыганы”). Тайны в прошлом, бегство. Кстати, как пишет Манн, русская романтическая поэма “заземляет” мотивировки бегства героя: если у ДГБ это фатальное, судьба, то у наших это измена друзей или возлюбленной (“Пленник”; Арсений в “Бале” Баратынского) или преступление (Алеко). Типичная внешность романтического героя (и героини): красота, внешняя отчужденность, но биение страстей внутри; “высокое чело”, по которому ходят тяжелые думы – вообще общее место, бледность и тд. Презрение к опасностям (намек на многочисленные дуэли героя “Пленника”; Гирей). Важная тема – соотнесение внутреннего мира героя с миром природной стихии, см. Конрада в море у ДГБ или хрестоматийный пример из “Пленника”:

Когда, с глухим сливаясь гулом,

Предтеча бури, гром гремел,

Как часто пленник над аулом,

Недвижим на горе сидел!

У ног его вздымались тучи,

В степи взвивался прах летучий

…

А пленник, с горной вышины,

Один, за тучей громовою,

Возврата солнечного ждал,

недосягаемый грозою,

И бури немощному вою

С какой-то радостью внимал.

И так далее. Обо всех этих темах и мотивах вообще можно очень долго рассказывать, приплести сюда “Мцыри”, к примеру.

Что касается более мелких структурных элементов текста, то, как отмечают и Жирмунский, и Манн, излюбленный прием всех романтических поэм – это лирические вопросы, предваряющие рассказ о герое. Ср. в “Фонтане” о Гирее: “Что движет гордою душою? Какою мыслей занят он?”. У Рылеева это целый пассаж: “Но кто…[описание Войнаровского]?”

Рассказывая обо всех этих романтических темах и мотивах, нужно сказать, что в русских поэмах эти темы и мотивы уже не сосредотачиваются вокруг единого героя, а расходятся по персонажам. Например, Гирей, который, на мой взгляд, не является совсем уж классическим байроническим типажом, но см. описание его поведения уже после гибели Марии (“Таится пламень безотрадный… Он часто в сечах роковых/ Подъемлет саблю и с размаха/ Недвижим остается вдруг,/ Глядит с безумием вокруг”). Плюс перенесение каких-то признаков и страстей на женские образы, см. Зарему и черкешенку. Важно: соотношение героя и автора. Если герои ДГБ вызывали ассоциации и смешение их с самим автором (ср. и название “байронический”), то с русскими такого уже не провернешь, и Пушкина с Гиреем объединять не будешь.


В общем, мне кажется, этого должно хватить для ответа. Если что, можно еще рассказать о методологическом аспекте проблемы, о котором подробно пишет Жирмунский в “Байроне и Пушкине”. Книжка 1924 года, программная, Жирмунский – младший ученик формалистов. Речь идет о принципиальности разграничения прямых заимствований Пушкина (и Рылеева, скажу к слову) из поэм Байрона (их не мало, в книжке см. стр. 178-180, там есть полный перечень), влияния идей и личности Байрона на идеи и личность Пушкина и литературного влияния Байрона на Пушкина. Соответственно, о заимствованиях можно подробно не говорить, так как с ними все ясно; личностно-идейный же подход предшественников-пушкинистов Жирмунский резко критикует, и неоднократно декларирует, что речь должна идти именно о влиянии литературном, текстов на тексты. Что я и попыталась вам показать. Засим откланиваюсь, ваша НН.


P. S. Ах, да! Баратынский! Как уже было сказано, здесь немножко другая история. Кратко: есть романтические элементы, но в измененном виде. Например, в “Эде” нет страсти героя-мужчины, а есть имитация ее романтических признаков. По сюжету, гусар соблазняет юную, невинную, пылко в него влюбленную Эду, и в процессе соблазнения описывает натуральнейшее романтическое переживание: “Я волю дал любви несчастной/ И погубил, доверясь ей,/… Всю красоту грядущих дней”; “Бегу отселе…”; поминает злой рок – жестокую волю Эдиного отца. Но все это лишь имитация, герой прямо называется “хитрецом”. И мотивировка его блужданий по свету, его встреча и разлука с Эдой – бытовая: он гусар, он служит, соответственно, это быт, а не его свободная воля. И напротив, другие романтические темы переносятся Баратынским на Эду: эмоциональные обращения к ней и сопереживания автора, близость ее к природной стихии, именно она “преступает роковую черту” – нарушает запрет отца.

В “Бале” же, с одной стороны, есть Арсений с типичной судьбой романтического героя (несчастная любовь и измена друга, бегство, возвращение, отчужденность от света) с типичным байроническим “челом” и думами. С другой стороны, не менее яркой является героиня поэмы Нина: в ней бушуют страсти, она тоже описывает как роковая красавица, и она совершает романтическое самоубийство.

Что касается “Наложницы/Цыганки”, то она стоит через слэш и, следовательно, необязательна. Но я готова поведать о ней все по первому вашему желанию. Кратко, это история а ля “Фонтан”, но в петербургском антураже, и погибает в конце герой, а не соперница.


P. P. S. И вообще, господа, Жирмунский, разругивая предшествующие исследования, приводит фразу одного из горе-пушкинистов: мол, влияние ДГБ на АСП обнаруживается еще и в том, что “Он был знаком, между прочим, и с гречанкой, которая целовалась с Байроном…” Мне кажется, это многое объясняет