В. В. Дранишников Проблема создания национальной школы

Вид материалаДокументы
Н.И. Ливадний
Подобный материал:
1   ...   16   17   18   19   20   21   22   23   ...   33

Литература




1. Государственный архив Мурманской области. Ф. 90, оп. 1, ед. хр. 106.

2. Киселев А.А., Киселева Т.А. История Мурманской области (1917-1992 гг.). – Мурманск: МОНМЦСО, 1994.

3. Киселев А.А. Родное Заполярье. Очерки истории Мурманской области (1917-1972 гг.). – Мурманск: Мурманское кн. изд-во, 1974.

4. Кузнецов В. Неизвестный Мурман. Хроника (Мурманская область. 1900-2000 гг.). – Мурманск, 2001.

5. Литвин Л.Н. Общественное дошкольное воспитание в РСФСР. 1917-1940 гг. – Мурманск: МГПИ, 1992.

6. Население города Мурманска в начале 1926 г. – Мурманск: Изд-во губстатбюро, 1926. – С.3-10.

Н.И. Ливадний



МНОГОГРАННЫЙ

ТАЛАНТ

(о С.Н.Дащинском)


Дащинский Станислав Наумович родился 23 апреля 1938 г. в деревне Волковщина Могилевской области, белорус. На Кольском полуострове с 1956 г. Строил Оленегорский ГОК. Работал в газетах «Мончегорский рабочий», «Ловозерская правда», «Шахтер Арктики» (Шпицберген), «Заполярный труд» (Кольский район), «Рыбный Мурман», «Мурманский вестник». Окончил МГПИ (1967 г.) Кандидат исторических наук (1977 г.). Редактор и составитель «Книги памяти», «Энциклопедии Кольского края». Автор многих публикаций, среди которых «Кола» и «Ловозеро» (в соавторстве с И.Ф.Ушаковым), «Победу решает минута отваги», «Советские партизаны в Финской Лапландии», «Побратимы Александра Матросова», «Мурманск – город-герой», «Подветренные острова», «Дом бабки Захарьихи», «Волковщина».


Познакомился я со Станиславом Наумовичем Дащинским давно, в далекие теперь уже 70-е годы прошлого века. Знакомство произошло при следующих обстоятельствах. В обком КПСС поступила жалоба от педколлектива одной из школ Кольского района. Я в то время работал инструктором отдела науки и учебных заведений вышеназванного комитета, и мне поручили рассмотреть существо этой жалобы, разобраться и подготовить официальный ответ. Я позвонил в Кольский комитет КПСС секретарю по идеологии, и мы договорились о встрече.

В условленный день и час я вошел в более чем скромный, но чистый кабинет третьего секретаря райкома КПСС. Встретил меня среднего роста мужчина с извиняющейся улыбкой на молодом приятном лице. И эта улыбка, и негромкий, располагающий к открытости и откровенности голос, неторопливые и, что важно, несуетные рассуждения меня подкупили. И мы как-то быстро нашли взаимопонимание.

Станислав Наумович рассказал мне о проблемах этой школы, о тех шагах, которые предпринимает районное руководство по оздоровлению обстановки в ней, о нерешенности многих вопросов, исход которых – увы! – не зависит от района.

– Да Вы и сами убедитесь в этом после встречи непосредственно в школе.

И посоветовал как более опытный (хотя, как потом оказалось, на год младше меня, но опыта было больше):

– Будут спрашивать Вас… или, вернее, могут намекать Вам на преследования авторов жалобы, можете заверить их: райком КПСС их не только не будет преследовать, но спасибо скажет…, да я сам скажу им об этом…. за мужество и честность.

Жалобу с его помощью я разобрал, встречался я и с секретарем парторганизации школы, и с директором. А на общее собрание педколлектива пришел Станислав Наумович. Вел встречу я, а он сидел и молчал. Что меня тогда удивило, так это то, что при нем не было «базара». Все выступающие говорили горячо, взволнованно, но не крикливо. И поглядывали на молчащего секретаря райкома КПСС.

Годы спустя я читал его «Заметки бывшего партаппаратчика» и вспомнил то собрание. Кстати, «Заметки…» многие встретили в штыки, потому что они вышли в период всеобщего разгула, разброда и шатания (1994 г.), но их автор не хаял огульно «родную коммунистическую», а взвешенно, предельно объективно и со знанием дела раскрывал суть процессов в КПСС, во всю уже охваченной агонией тления и распада, хотя многие отрекались от причастности к ней, рвали и жгли публично партбилеты. Шел процесс, когда «гармоничные особи» (по Л.Н. Гумилеву) порывали с прошлой властью, бросаясь в жаркие объятия нового, ища, часто в потемках, «партию новой власти», чтобы опять оказаться у власти и при власти.

Мы встречались нечасто, но всегда, как мне казалось, с взаимной радостью и желанием. Как-то я не удержался и спросил:

Вы так хорошо разбираетесь в жизни школ, в проблемах народного образования… Вы не из учителей ли?

Я знал, что на практике широко применялось в то время выдвижение учителей на должность секретарей по идеологии.

Он улыбнулся своей извиняющейся улыбкой и сказал:

– И да, и нет. Я окончил наш филфак заочно, но в школе не работал. Не довелось как-то…

Много позже я узнал более подробно о его жизни. Есть крылатая фраза Антуана де Сент-Экзюпери: «все мы родом из детства». Так вот – о детстве Стасика Дащинского. Родился он в глухой деревушке Волковщина, что на Могилевщине. Белорус. 1Пока учился, сменил три школы: в начальные классы ходил в своей деревне, семь классов в соседней – под названием Стаи, а премудрость средней школы осваивал уже в третьей по счету деревне – Шепелевичи. Учился успешно, если не сказать отлично. Представьте себе маленького, верткого, настойчивого, я бы даже сказал настырного хлопака, который, твердо стиснув зубы и нахмурив брови, сновал по лесу между деревнями в поисках знаний. Знаний – не только суммы чего-то, а знаний в смысле истины жизни. Стал комсомольцем, и в 8 классе возглавил школьную комсомолию. Могу заверить: в то время такие выборные посты лентяям, мягко выражаясь, не доверяли. Что бы сейчас ни говорили об идеологическом диктате, об идеологической зашоренности, но мы со Стасом Дащинским (он в деревне, я в станице) вырастали на идеалах добра и совести, патриотизма и честности. Мы с ним росли и мужали вместе с Павкой Корчагиным, с героями-молодогвардейцами. Нам были близки проблемы негров из «Хижины дяди Тома», раннего мужания пятнадцатилетнего капитана и совершенно очаровательного одиночества Робинзона Крузо – мы вбирали в себя всю мировую литературу. Станица, в которой я вырос, перед нашествием немцев пополнилась уникальной художественной литературой из Ленинграда. Когда возникла угроза захвата Ленинграда, богатейшую литературу, так говорили сторжилы-учителя Воровсколесской средней школы, эвакуировали в Пятигорск, но летом 1942 г. нависла угроза оккупации и Пятигорска, и тогда эту литературу «распихали» по станицам, хуторам и поселкам Ставропольского края (оккупации не избежала и моя станица, но библиотека была сохранена). Благодаря этому я читал (после войны, разумеется) Гейне, Шиллера, Байрона, Гете, Драйзера, Гюго, Флобера, Бальзака и, естественно, Дюма, а также других классиков мировой литературы, и русскую классику тоже. Я сейчас не нахожу ни в школьных, ни в городских библиотеках таких изданий, как «Белинский в воспоминаниях современников», «Лев Толстой в воспоминаниях современников» и т.д. А я все это читал будучи школьником, да и не только я.

Сложные материальные условия семьи Дащинских заставили юного Стаса поступить после 9 класса в Могилевское ремесленное училище металлистов № 6 и одновременно учиться в вечерней школе.

Окончив училище, по путевке комсомола юный Дащинский приехал на Кольский полуостров. Работал каменщиком в «Рудстрое» Оленегорска. Строил ГОК – горно-обогатительный комбинат (ныне ОАО «Олкон» –лакомый кусочек «Северстали» олигарха А.Мордашова1). Строил комбинат и писал о людях труда в газету «Мончегорский рабочий» (Оленегорск в то время находился в административном подчинении Мончегорска). В газете талантливого юношу заметили и пригласили на постоянной основе литературным сотрудником. Почти год Станислав Дащинский пробыл в этой должности, но запела походная труба – призвали в армию. После трех лет службы в армии возвратился на Кольский полуостров, прошел все ступеньки до редакторского кресла районной газеты «Ловозерская правда».

Учиться ему хотелось всегда, и эта жажда знаний привела его на заочное отделение русского языка и литературы Мурманского пединститута (МГПИ). До конца дней он помнил всех своих преподавателей. Рассказывал, как профессор Вениамин Наумович Шейнкер был удивлен, когда студент Дащинский пришел на экзамен по зарубежной литературе без шпаргалок, без карандаша и ручки. У профессора был свой стиль приема экзаменов – без билетов.

– Пишите вопросы, – предложил он Станиславу.

– Зачем? Я и так запомню.

– Хорошо, – согласился, несколько удивляясь, профессор.

И продиктовал вопросы.

Не успел он и глазом моргнуть, как студент Дащинский:

– Я готов.

На мудром лице профессора появилось недоумение, сменившееся удивленим.

– Отвечайте.

И ответил. Как ни крутил его вопросами профессор Шейнкер, но с удовольствием поставил «отлично».

Удивил Дащинский и кафедру русского языка. Преподаватель В.Д.Андрюнина после его ответов на вопросы билета решила задать каверзный вопрос:

– Вряд ли вы знаете, сколько было слов в первом русском словаре?

– Как это не знаю? Знаю.

Валентина Дмитриевна пристально посмотрела на невысокого студента, и на ее лице появилась улыбка.

– Восемьдесят три тысячи шестьсот пятьдесят одно слово, – отчеканил студент Дащинский.

От приятного удивления, что заочник знает эту немаловажную деталь из истории русского литературного языка, у Андрюниной засветились глаза, и ее рука вывела в зачетной книжке студента Дащинского «отлично». Рад был, естественно, и сам студент.

У Станислава четкий красивый почерк. Преподаватель С.А.Кровицкий написал в рецензии на его контрольную работу: «Работу Вашу приятно взять в руки, она написана четко, аккуратно и правильно». Но более строгий Борис Никитич Борисов, на год младше самого Дащинского, поучал в очередной рецензии: «Работа содержательная, достаточно полная. Первая часть неимоверно растянута, нужно беспощадно урезать. В работе много академизма, чувствуется сильное влияние критической литературы. Писать нужно проще!». И студент Дащинский внял совету преподавателя вуза, но иногда ворчал:

– Зачем мне ваша история глагола, история прилагательных?

Однако понимал: если хочешь хорошо писать и закрепиться в газете, и это надо знать. Более того, история не только глагола, но и всех частей речи русского языка вела его, да и всех нас, изучающих русский язык, к единой основе, к установлению родства всех славянских языков, а через язык – и народов.

Студенты-однокурсники шутили: «У нас мужчины – не мужчины: один – журналист, другой – футболист». Да, действительно, на курсе училось только двое мужчин: журналист Дащинский и известный в области футболист Снегирев. Оба благополучно окончили Мурманский пединститут в июне 1967 г. И в том же году Станислава Наумовича командировали на Шпицберген редактором газеты «Шахтер Арктики», где он и проработал два года.

Здесь хочется сделать небольшое отступление. Есть одна мудрая книжка – «Введение в этнопсихологию». В ней ученые, долгое время изучая национальный характер разных народов, дают краткую характеристику отдельных народов, в том числе и белорусов. Вот что там о них написано: «Самобытность белорусского народа – результат многовекового развития. Бесчисленное количество раз приходилось ему браться за оружие. И после каждого нашествия завоевателей начинали они строить жизнь почти заново – поднимая свою землю с разрухи, возрождали свой народ из пепла. По этой причине, наверное, упорство, является одной из наиболее характерных черт белорусов. И еще – надежность, трудолюбие, скромность и уважение к старшим, сослуживцам, а также выносливость, неприхотливость в любых условиях, верность в дружбе.

Любое дело им не в тягость. Свои профессиональные обязанности выполняют ревностно, может быть, поэтому иной белорус вступает в конфликт с теми, кто, трудится не добросовестно, пытается переложить свои обязанности на чужие плечи.

В многонациональные коллективы белорусы вносят ответственное отношение к исполнению трудовых обязанностей, сознательную приверженность к порядку. И хотя чаще всего белорусы немногословны, их присутствие всегда положительно сказывается на настроении товарищей» [1. C.92-93]. Кто скажет, что все сказанное – не про Станислава Дащинского!?

Конечно, обучение в пединституте – рубежное для Дащинского событие, но не единственное в плане обучения. Дащинский всегда учился. Заметим: ходил из деревни в деревню в школу, чтобы учиться. Поехал в Могилев, чтобы учиться. Работал в «Рудстрое», учился. Чтобы писать в газету, надо многому учиться, и он учился. Жажда знаний привела его в МГПИ. Для некоторых институт, возможно, первый и последний рубеж в образовании, но не для Дащинского. Посмотрите: после МГПИ – Высшая партийная школа при ЦК КПСС, после нее – аспирантура ЛГУ, диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук. Здесь произошла смена направлений его мысли: лингвистическое образование стало своеобразным трамплином для исторического. Это счастливое сочетание ему принесло много творческих успехов ему и большую пользу Мурманской области. Кстати сказать, Станислав Наумович был приглашен работать в МГПИ по совместительству на кафедру отечественной истории, где успешно читал лекции (в частности по советско-финским отношениям в XX в.), был председателем Государственной экзаменационной (аттестационной) комиссии. В общей сложности преподавателем .Дащинский проработал в нашем вузе 7 лет (с 1993 по 2000 г.).

Он всегда был творчески одержимым человеком. Поражаешься его трудолюбию, добросовестности, упорству и «умению доводить дело до конца». Сравните хронологию его деятельности и выхода в свет его книг (замечу – наиболее значительных книг, общественно ценных, а что у него в портфеле еще лежало – знают, видимо, только самые близкие ему люди). Работа на Шпицбергене и на рыбопромысловых судах дала ему хороший материал для добротной книги «Подветренные острова» (издана в Москве), работа журналистом и в выборных партийных (КПСС) органах – возможность для изучения и осмысления исторических процессов, познания самой глубинной сути человека. Как позже признавался Станислав Наумович, работа в партийном органе дала ему неоценимую возможность широкого общения с людьми, за что он искренне благодарен судьбе. Секретарем по идеологии в Кольском районе он проработал 8 лет, в итоге появились «Заметки бывшего партаппаратчика».

Пришло время и его утверждают главным редактором еженедельника «Рыбный Мурман», влачившего тогда жалкое сушествование неудачной газеты. Благодаря организаторскому и журналистскому таланту Дащинского вскоре «Рыбный Мурман» становится очень популярным и авторитетным в области изданием, тиражи его росли, а с ними – и популярность. Попасть на страницы еженедельника было большой удачей для авторов. Большой опыт журналиста пригодился Станиславу Наумовичу и при создании (и, естественно, редактировании) новой газеты «Мурманский вестник».

С 1993 г. Дащинский руководил редколлегией областной «Книги памяти». Руководство области, видимо, сочло необходимым, чтобы эту глыбу поднимал именно он, и не ошиблись. Титанический труд увенчался многотомным изданием «Книги памяти» и «Книги репрессированных».

Здесь позволю себе еще одну небольшую цитату из уже цитированной книги об этнопсихологии: «Особо следует отметить любовь белорусов к технике. Они быстро и уверенно осваивают сложнейшие трудовые специальности, проявляют разумную инициативу в любом деле, смело берут на себя ответственность, если этого требует обстановка, и всегда доводят начатое дело до конца». Есть у Дащинского небольшой труд – сплав рассказов об исторических событиях и о людях родной деревни – «Волковщина». В том числе Станислав Наумович поведал миру и о жителе своей деревни Тите Ивановиче Сосновском. Тот в 1937 г. получил десять лет лагерей. После войны Тит Иванович возвращался домой из ссылки и в деревню пришел с велосипедом в руках. По дороге он подзаработал деньжат (человек он был мастеровой) и купил по тем временам чудо-технику, но, так как на велосипеде он ездить не умел, а учиться было недосуг (да еще, того и гляди, велосипед сломать можно при этом), он катил его в руках.

Дащинский – автор более 300 научных работ и газетных публикаций. Издавался он в Москве – «Подветренные острова», «Побратимы Александра Матросова», в Петрозаводске – «Победу решает минута отваги», «Советские партизаны в финской Лапландии», в Мурманске – «Заметки бывшего партаппаратчика», «Дом бабки Захарьихи», «Волковщина», «Президент Саамской республики». Опубликовал в соавторстве с крупным русским историком второй половины ХХ в. И.Ф.Ушаковым книги «Кола» и «Ловозеро». Он же был составителем и редактором шеститомной «Книги памяти», двухтомника о репрессированных и ссыльных на Кольском полуострове, однотомника «Советско-финская война». Завершается работа над «Энциклопедией Кольского края», инициатором издания которой и главным автором которой является Станислав Наумович Дащинский.

В 1998 г. за большой вклад в поисковую работу Дащинский был награжден Юбилейным крестом 1-й степени «За мужество и любовь к Отечеству» в честь 100-летия со дня рождения маршала Жукова Г.К.. Это – высшая награда Комитета СНГ «Поиск личного состава, строительство памятных знаков, восстановление вооружения». По поручению ответственного секретаря Комитета В.Лехкобыта эту заслуженную награду С.Н.Дащинскому вручил я в его рабочем кабинете. Это еще одна удивительная черта его характера: он не любил помпезности.

Станислав Наумович, прошедший большой и трудный путь от немецко-фашистской оккупации в детстве до работы преподавателем в вузе, историк, исследователь, человек энциклопедических знаний, всегда имел собственное, весомое мнение о наших проблемах. Вот одно из них – пожалуй, самое кровоточащее на сегодняшний день, во всяком случае – для меня: «Я Сталина виню в трех грубейших ошибках, преступлениях: это отрицание, шельмование церкви, Гулаг, насильственная коллективизация. Шла бы коллективизация естественным путем, – было бы все здорово. То, что надо было переходить на коллективный труд в сельском хозяйстве, – бесспорно. Но не такими методами. В Израиле живут кибуцами, т.е. нашими колхозами (коллективными хозяйствами) и ничего – не жалуются.

Индустриализация просто необходима была, иначе – как сейчас получилось бы: без дяди Сэма в сортир не сходишь (смеется).

Ну, а роль Сталина в Великой Отечественной войне – это же факт. Его роль, определяющую роль, все признавали. Помните, что Черчилль сказал про Сталина: «Сталин принял Россию с сохой, а оставил Россию с атомной бомбой»?. А ведь слабая страна атомную бомбу не создает. А потом – мы ведь при Сталине были одной из самых грамотных стран мира. Это же факт. (По данным Первой Всероссийской переписи 1897 г. в России было только 28% грамотных). Из полуграмотной – в сплошную грамотность. А сейчас? Сотни тысяч, если не миллионы, не ходят в школу! Кого это волнует? По сути – никого. А мы сокращаем классы, увольняем учителей, школы передаем под коммерческие структуры…».

Он много пишет. За каждой строкой – поиск факта, достоверности, истинности, порой годы и годы исследований. Передо мной две с половиной печатных страницы «Волковщины», но в ней – вся история его родной деревни. Начинается эта историческая миниатюра с поистине эпического: «Когда я родился, моей деревне было уже 173 года». Емко и значимо. А кто из нас может похвастаться такими знаниями, как он, о своей малой родине? Если вам удастся прочитать «Волковщину» – эту жемчужину, этот шедевр, то вы насладитесь языком, глубиной мысли, поразитесь знаниями автора, перед вашим взором встанет истинная история белорусского народа, спрессованная в емких, точных, правдивых словах. На мой взгляд, «Волковщина» – это «Тихий Дон» в миниатюре, в ней прослеживается судьба белорусского народа через факты жизни одной деревни с 1763 г. по наше время.

Я уже писал, что Станислав Дащинский, будучи ребенком, пережил все тяготы и лишения немецко-фашистской оккупации. Все страшные годы оккупации он жил вместе с жителями села Волковщина в поруганной, но не сломленной Белоруссии. Здесь есть все: деревня Волковщина входила в Великое княжество Литовское, которое, в свою очередь, было частью Речи Посполитой (Польши). А потом – Россия, РСФСР, СССР, Беларусь. И – войны, войны… Нашествие Наполеона, отступление его, Первая мировая, гражданская война, репрессии, Вторая мировая, подвиги людей, Чернобыль. А деревня стоит, то сокращая количество дворов, то увеличивая их… Вот в таких условиях жил и живет белорусский народ. В «Волковщине» есть поразительнейшая деталь: по преданию, деревню основали два поляка: Дащинский и Сосновский. Дащинские жили на левой стороне деревни, а Сосновские – на правой, Невест они брали так: Дащинские – с востока, Сосновские – с запада. Вражды между ними никогда не было. Вот великий и мудрый опыт этноса, а мы очень часто забываем об этом или специально нарушаем его. А этнос, который не чтит свои традиции, обречен на исчезновение.

Мне приятно писать о Дащинском как о выпускнике именно заочного отделения Мурманского пединститута, поскольку с непонятной для меня последовательностью время от времени циркулируют дискуссии о том, что заочники учиться хорошо не могут, что им нужны только дипломы, что за учительский стол они никогда не встанут и т.д… Не вдаваясь в истоки этих дискуссий, хочу обратить внимание на их беспочвенность и привести в пример Станислава Наумовича.

Он много ездил, плавал, летал, побывал более чем в 30 странах мира, работал на Шпицбергене, плавал на рыболовных судах… Возможно, он примерял себя к высотам мировых цивилизаций, узнавал много о других народах, сравнивал, огорчался или гордился, что он белорус. Зная его давно, я ни разу от него не слышал ни в шутку, ни тем более всерьез неуважительного отношения ни к своему народу, ни к другим.

Счастливый, но очень трудоемкий сплав в одном человеке журналиста, историка, этнолога, преподавателя, не давал ему расслабиться ни на секунду. Он всегда был в поиске. Историк по призванию, журналист от Бога, гражданин по убеждению, он жил насыщенной, естественной для него жизнью счастливого по-своему человека. У него семья, взрослые дочери имеют уже свои семьи.2 Станислав Наумович был председателем белорусской диаспоры Мурманской области. Живой и остроумный человек, он при всей своей занятости находил время преподавать в родном для него пединституте. Его занятия были всегда интересными, полемичными: он не любил сам и учил этому студентов – ничего просто так, на веру, что называется, с кондачка не принимать. Нужно доказывать истину, служению которой он посвятил всю свою жизнь.

В мае 2002 г. его не стало… Смерть, любая смерть, всегда неожиданна, горестна. Скорбна. Последний раз мы с ним разговаривали зимой 2002 г. У меня вышла книжка «Душа болит». Он знал о ней и собирался написать газетный отзыв. Я позвонил ему в редакцию, попросил о встрече.

– Приходи на собрание нашей диаспоры. Я буду отчитываться и складывать свои полномочия председателя.

– Что так?

Он помолчал. И сказал тихо, но твердо:

– Сердце сдает. У меня ведь был стимулятор вшит.3 Его ресурс закончился… Шунтировать нет средств… Я не Ельцин и не новый белорус. Так что приходит срок собирать пожитки в ту страну, где тишь и благодать (он невесело засмеялся)… Я уже рассчитался с редакцией. Уже больше не работаю… Сегодня – последний день.

– Может, не все так трагично?

– Нет, дорогой мой, все так, как я сказал.

Я не поверил. По каким-то причинам я не попал на собрание белорусов. Потом звонил домой некоторое время спустя, уточнял какую-то деталь и ждал подходящего случая для визита к нему домой. Не дождался.

Меня в его смерти поразили две существенные детали. Первая – зная, что путь его жизни приближается к своему горькому неизбежному завершению, Станислав Наумович вовремя подвел итоги. Чтобы не быть обузой ни коллективу редакции, ни своим этническим собратьям, он ушел, отчитался перед людьми, с которыми работал, попрощался с газетой «Мурманский Вестник», которую он основал. Прощался без суеты, без сюсюканья, мужественно и мудро. Воистину «белорусы горды. Их гордость проявляется в отношении к служебным обязанностям, делу, товарищам». И вторая деталь – он столько сделал доброго, значимого для нашей области, для сотен тысяч людей своим творчеством, честностью, трудолюбием. Взять хотя бы «Книги памяти». Понятно, он не один ее творил, но душой-то «Книги памяти» был именно он. А у нас всех вместе, начиная от самых «больших» людей, включая и А.Мордашова, и до рядовых, в том числе и меня, не нашлось средств попытаться спасти его. Возможно, я не прав, но эта мысль не покидает меня со дня его смерти. И до сих пор.


P.S. В 1961 г. при поступлении в МГПИ Станислав Наумович написал в заключении своей коротенькой автобиографии: «Вот и вся биография. Сделать еще ничего не успел. По крайней мере, очень мало».