О. А. Платонов. Русская цивилизация

Вид материалаДокументы
С в я т а я р у с ь
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10

С В Я Т А Я Р У С Ь



ПРАВОСЛАВИЕ – ДОБРОТОЛЮБИЕ - СОБОРНОСТЬ


Без понимания православия невозможно осознать значение русской цивилизации, Святой Руси, хотя следует помнить, что оно не сводится к чистой церковности и образцам древней русской святости, но гораздо шире и глубже их, включая всю духовно-нравственную, сферу русского человека, многие элементы которой возникли еще до принятия христианства, православие венчало и упрочило древнее мировоззрение русского народа, придав ему более утонченный и возвышенный характер.

Русское православие — это прежде всего добротолюбие Любить добро — главное для истинного православного. Такое отношение к вере идет из глубины русского национального сознания, согласно которому человек по природе добр, а зло в мире — отклонение от нормы. Обращаясь к истокам, мы можем отметить, что это нравственное начало преобладало в древнем мироощущении наших предков. В древних русских воззрениях отчетливо пробивается мысль о совершенствовании, преображении души человека на началах добра и лада.

Нравственный, поэтический взгляд наших древних предков на природу отмечает известный русский ученый — фольклорист А. Н. Афанасьев. Поклонение идет не языческим божкам, а нравственным основам бытия. Язычество для наших древних предков — скорее система духовно-нравственных понятий, чем религия. В основе поклонения — воссоздающее силы природы, которые для русского человека суть благо, добро и красота. Обоготворяется все, что связано с добротой и благом.

Русский человек чувствовал кровную связь с языческими божествами, олицетворяющими добро. Он считал их своими предками. В какой религии возможно такое? Как справедливо отмечает А. Н. Афанасьев: «Со светлыми, белыми божествами славянин чувствовал свое родство, ибо от них ниспосылаются дары плодородия, которыми поддерживается существование всего живого на земле... «Слово о полку Игореве» говорит о славянах как о внуках солнца — Дажьбога. Представители творчества и жизни, боги света, были олицетворяемы фантазией в прекрасных и большей частью в юных образах; с ними связывались идеи о высшей справедливости и благе»*.

Академик Б. А. Рыбаков полагает, что первоначально славяне «клали требы упырям и берегиням», олицетворявшим два противоположных начала — злое и доброе, враждебное человеку и оберегающее человека.

Позднее в сознании древнего русского человека высшие (по сути дела, нравственные) силы выражались в представлении о Роде. Это был не просто Бог, а скорее идея Вселенной, включавшая в себя все высшие и жизненно важные понятия существования русского человека. Б. А. Рыбаков отмечает, что с именем Рода связан широчайший круг понятий и слов, в котором корнем является «род»:

Природа Родить, рожать Урожаи Род (семья, племя, династия) Народ Родина**

Таким образом, в народном сознании семья, народ, родина, природа, урожай воплощаются в едином символе. Представление о Роде и почитание его сохранялось и через много веков после принятия христианства***. Только напрасно церковь преследовала своих чад, когда они наполняли свои кубки в честь Рода. Это было не поклонение языческому божеству, а традиционное почитание нравственного принципа мироздания, который воплощало понятие Род.

*Афанасьев А.Н. Древо жизни. — М., 1983. — С. 48.

**Рыбаков Б. А. Язычество Древней Руси. — М., 1988. — С. 246.

***См. там же.

Реконструируя мир верований дохристианского периода русского народа, Б. А. Рыбаков представляет его так:

Небесная сфера

Дажьбог — божество света, солнца, податель благ,

мифический родоначальник русских людей (князей?) —

«дажьбожьих внуков».

Перун — бог грозы и молнии, покровитель воинов.

Земное пространство

Макошь — «Мать урожая», хозяйка символического

рога изобилия. Одна из двух рожаниц.

Лада — вторая рожаница, покровительница весенней

ярой вегетативной силы и браков.

Люди — хоровод мужчин и женщин, помещенных у

подножия божеств.

Подземный мир

Волос — доброжелательный бог земли, в которой

покоятся предки. Бережно держит на своих плечах

плоскость земного пространства с людьми на нем.

Рассматривая мир верований дохристианской Руси, мы хотим еще раз подчеркнуть его скорее нравственный, чем религиозный, характер. Боги — предки, осуществляющие постоянную нравственную опеку над живущими и требующими исполнения своих заветов. Божества как отражение добрых начал жизни, которым следует поклоняться. Культ добра и культ предков — главное содержание верований. С этими нравственными представлениями Древняя Русь приняла христианство, и это нравственное ядро прежних верований органически слилось с христианством, ибо во многом было созвучно ему и, можно даже сказать, способствовало развитию нравственных начал православия.

Русское православие родилось как живая вера, состоявшая в единстве религиозного чувства и деятельности. Конечно, русское православие с самого начала есть соединение православных людей, принимавших всю обрядово-догматическую сторону веры, но этим оно не ограничивается. Русское православие не только религиозная система, но состояние души— духовно-нравственное движение к Богу, включающее все стороны жизни русского человека— государственной, общественной и личной. Русское православие развивалось вместе с национальным сознанием и национальных духом русского человека. По мере возвышения национального духа возвышалось православие и, наоборот, разложение национального сознания вело к вырождению православия.

К Богу русский человек испытывал особое национальное чувство. «Русский Бог велик, — говорил он, — Велик Бог русский и милосерд до нас *.

«Жив Бог, жива душа моя», «Жить — Богу служить», «Человек ходит — Бог водит», «Нужен путь — Бог правит», «Бог пути кажет», «Человек гадает, а Бог совершает», «Без Бога не до порога», «С Бога начинай и Господом кончай», «Утром Бог и вечером Бог, а в полдень да в полночь никто же кроме его», «С верой нигде не пропадешь», «Вера спасает», «Вера животворит», «Вера и гору с места сдвинет»

* Здесь и далее в книге пословицы и поговорки приводятся по сборнику В. Даля. Пословицы русского народа. — М., 1957.

Это, конечно, не означало безоглядное упование на Бога. Нужно не только молиться, но и действовать. Только тогда молитва будет действенной.

«На Бога надейся, а сам не плошай!», «Богу молись, а в делах не плошись!», «Богу молись, а добра-ума держись!», «Богу молись, а к берегу гребись!»

Переменить веру православную, считал русский человек, — смертный грех: «Менять веру — менять и совесть».

Каждое дело надо начинать с молитвы — «Не торопись, сперва Богу помолись». Любое дело — «Благословлясь не грех». «Дело спорится — углам помолись». «Что бы ни пришло, все молись», «Кто перекрестясь работает, тому Божья помощь», «С молитвой в устах, с работой в руках».

Однако и молиться надо, очистив себя от всякой скверны и греховных помыслов. «Лихо думаешь — Богу не молись».

В выборе веры сказался национальный характер народа. Красота богослужения, конечно, не главное, что определило выбор. Главное в том, что православие отвечало характеру народа и позволяло ему сохранять свои народные традиции, обычаи и идеалы. В отличие от католичества, православие не навязывало русскому народу чуждый язык богослужения (мертвую латынь), не пыталась поставить над русской землей деспотическую власть римских пап.

«Рим никогда не отвечал нашему духу и нашему характеру, — писал И. Ильин. — Его самоуверенная. Властная и жестокая воля всегда отталкивала русскую совесть и русское сердце»*.

Православие не противопоставляло власть светскую и духовную, а действовало по принципу Богу — богови, а кесарю — кесареви. Однако и «греческое вероисповедание мы, не искажая, восприняли настолько своеобразно, что о его «греческости» можно говорить лишь в условном, историческом смысле» (И. Ильин). Главное состояло в том, что новоиспеченные русские христиане внесли в новую веру глубокие нравственные начала, рожденные еще в дохристианский период, и, прежде всего мысль о приоритете добра в жизни, о неизбежности победы добра в борьбе со злом. На Руси православное христианство стало добротолюбием, вобрав в себя все прежние народные взгляды на добро и зло и оптимистическую веру в добро.

*Ильин И. А. Указ. соч. т. 1. С. 58.

Крещение Руси соединило два родственных мироощущения. Так, русские внесли в православие жизнеутверждающий оптимизм победы добра и усилили его нравственные начала, придав им более конкретный характер практического добротолюбия. Этим русское православие отличалось от византийского, которое абсолютизировало проблему зла, его неотвратимости, преодолеть которое можно только через строгий аскетизм и мистические искания. Безусловно, русская православная церковь освоила мистический и аскетический опыт Востока, но, как показывает история, в довольно узких пределах национальных традиций и обычаев. Широкой массе русского народа был чужд мистицизм в смысле «личной встречи с Богом». Путь к Богу русского человека шел не просто через бездеятельную молитву или молитвенный экстаз, хотя это тоже было, а через живое дело добротолюбия и труд, совершаемый с молитвой. Развивался на Руси и религиозный аскетизм, хотя масштабы его распространения были не столь велики. Исследователи, ищущие в русском православии характерные особенности восточной церкви — аскетизм и мистицизм, совершают серьезную ошибку, накладывая типовую схему Востока на самобытный организм русского православия, в котором преобладали совсем другие черты.

Аскетизм, уход от мира как средство борьбы с мировым злом в русском народном сознании допускаются только для немногих монашествующих, которые пользуются огромным авторитетом. Вместе с тем отгородиться от мира высокими стенами это еще не значит победить зло. Гораздо важнее бороться с ним повседневно в быту. Эта борьба не менее важна, чем аскетическое служение, а для большинства русских людей единственно приемлема. Первые русские христиане искали в православии подтверждения тех духовных ценностей, которыми они жили прежде.

В отличие от Византии, русское православие смотрит на мир оптимистично. В нем нет мрачных тонов и чувства безнадежности, которыми пронизана византийская церковь. Русская иконопись, отражавшая мироощущение русского человека, — это жизнеутверждающий взгляд на мир, выражавшийся «в высветлении палитры, обретшей необычайную яркость и жизнерадостность, в неуклонном росте значения линии, особенно столь ценимого русскими иконописцами силуэтного очерка» (В.Н.Лазарев).

Национальный характер русского православия служит единению нации и национальному самосознанию, а значит, способствует строительству национального государства. Еще в «Повести временных лет» проводится мысль о славянском (русском) единстве, единении Руси, богоизбранности славянского (русского) народа. Причем богоизбранность не как противопоставление другим народам, а как особая миссия борьбы с мировым злом, миссия добротолюбия.

Национальный характер русского православия проявляется в создании целого ряда национальных иконографических типов — «Покров», «Собор Богоматери», «О тебе радуется» и др., отсутствующих в других христианских церквах. В иконе «Покров» выражается идея покровительства Пресвятой Богородицы над русским народом.

Национальные русские святые — подвижники русского православия, все без исключения патриоты Русской Земли, для них всегда предпочтительней скорее погибнуть, чем вступить в сговор с врагами отечества.

В «Слове о законе и благодати» (XI век) первый русский митрополит Иларион излагает духовно-нравственную суть русского православия. Писаный закон веры без благодати мало что значит. «Закон дан на «приуготовление» благодати, но он не сама благодать: закон утверждает, но не просвещает. Благодать же живит ум, а ум познает истину»*. Благодать у Илариона понимается не в чисто литургическом смысле, а как духовно-нравственная категория победы добра в душе человека и вытеснение зла. Закон, по мнению Илариона, разобщает народы, так как выделяет среди них один народ. Благодать дана всем народам, она соединяет их в одно целое, тождественная истине, дает оправдание земному существованию человека. Говоря о христианах, имея в виду, конечно, прежде всего, русский народ, Иларион пишет: «Иудеи в законе ищут свое оправдание, христиане на

благодати основывают свое спасение; и если иудейство оправдывается тенью и законом, то христиане истиной и благодатью не оправдываются.

Замалеев А.Ф. Философская мысль в средневековой Руси. — М., 1987. — С. 111.

Иудеи веселятся о земном, христиане же пекутся о небесном. И кроме того, оправдание иудейское скупо и завистливо, оно не простирается на другие народы, но остается в одной Иудее; напротив, христианское спасение щедро и благостно, растекается на все земли».

Итак, не формальное следование закону и оправдание им, а постоянное стремление к добру, к высшему благу. Суть развития человеческой истории — во всеобщей победе благодати, добра, отрицании прежнего формального закона, погруженного в суету земных страстей и плодящего зло.

Русский человек иначе осмысливает и само христианское благочестие: благочестивым считал не того, кто проводит время только в постах и молитвах, но того, кто добродетелен в жизни. «Слово о мытарствах» (XII век) относит к греховным нравственные преступления: ложь, клевету, зависть, гнев, гордость, насилие, воровство, блуд, скупость, немилосердие. Русский человек считал, что для спасения недостаточно одного аскетического следования заповедям Христа; необходимо, чтобы деяния человека были полезны всем, общественно значимы; лишь перед теми откроются «врата небесные», кто сознательно творит добрые дела, приносит благо ближним, ибо само неведение добра «злое есть согрешение»*.

* Там же, с. 70.

По Нестору, русская история — это борьба добра со злом, вечных добрых начал человеческой души с бесовским соблазном сил зла. В этой борьбе у русского народа пробудилось национальное самосознание, проявилась его природа, «сверхвременной идеал и сверхвременное существо народа» (Л. Карсавин).

В «Повести временных лет» земная жизнь рассматривается как противостояние добра и зла, причем не только как борьба посланников Бога и слуг сатаны, но как противостояние добрых и злых людей. Последние опаснее бесов, ибо «беси бо Бога боятся», а зол человек ни Бога не боится, ни человека. Именно посредством их множится мировое зло. Борьба за добро, любовь к добру, добротолюбие существовали как своего рода культ в дохристианский период, после крещения Руси они получают дополнительное обоснование и высшее освящение, но вместе с тем кое-где вступают в противоречие с христианской догматикой. Так, Иаков Мних (XI век) восхвалял добро, считая, что святость достигается не чудотворением, а добрыми делами. Критерий истинной христианской жизни и святости — добрые дела.

Основы добротолюбия излагаются в «Изборнике 1076 г.». Его составитель Иоанн Грешный вопрошает: «Что есть воля Божия, что требует небесный царь от земных людей?» И отвечает — милостыни и добра.

Благочестив не тот, кто проводит время в постах и молитвах, но кто добродетелен в жизни, творит благо ближнему, праведная вера обязывает прежде всего служить людям. Это и есть милостыня Богу, исполнение его просьбы. Это противопоставление внешней обрядовой стороны православия и его сущности несло в себе известный соблазн, бывший следствием языческого периода, когда те же самые идеи воплощались вне христианского обряда. Православие укрепило культ добротолюбия; освятив и усилив лучшие черты русского народа.

В сборнике житейской мудрости «Пчела», одной из любимых книг русского человека с XII по XVIII век, идеи добротолюбия занимают также главное место. Человек должен стремиться к совершению благих дел. Православный, не совершивший при жизни добра, умирает не только телом, но и душой. Пагубен не только грех, но и отсутствие добрых дел. Человек должен быть добродетельным и праведным, а не лукавым и злым, постоянно проводить границу между добром и злом, вытесняя зло, и таким образом становится равным Богу (конечно, в

моральном смысле).

Итак, на Руси православное христианство стало добротолюбием, вобрав в себя все прежние народные взгляды на добро и зло и оптимистическую веру в добро. Соединив нравственную силу дохристианских народных воззрений с мощью христианства, русское православие обрело невиданное нравственное могущество в сердцах и душах русских людей. Вера в Бога как в Добро и путь к Богу через Добро пронизывают русское национальное сознание, отражаясь, в частности, в сотнях народных пословиц и поговорок, посвященных теме добра.

«Без добрых дел — вера мертва пред Богом», «С Богом пойдешь — к добру путь найдешь», «Кто добро творит, тому Бог отплатит», «За добро Бог плательщик», «Кто добро творит, того Бог благословит», «Не хвались родительми, хвались добродетельми», «Богу хвала, а добрым людям честь и слава».

«Не стоит город без святого, селение без праведника». «Добрым путем Бог правит», «Доброму Бог помогает»,«Доброхотна деятеля любит Бог», «Добро добро покрывает». «Любящих и Бог любит», «Кто любит Бога, добра получит много».

Понятия добра и зла, что хорошо, что плохо, составляют жизненный кодекс русского человека. «Жизнь дана на добрые дела», — говорит он. «Живи так, чтоб ни от Бога греха, ни от людей стыда». «Доброе дело и в воде не тает». «Доброе дело крепко». «Доброе дело на век». «Доброму делу не кайся». «Добро не умрет, а зло пропадет». «Добрые умирают, да дела их не пропадают». «Все любят добро, да не всех любит оно». «Все хвалят добро, да не всех хвалит оно». «Добро наживай, а худо избывай». «Доброго держись, а от худого удались». «К добру гребись, а от худа отпихивайся». «Доброго не бегай, а худого не делай». «За добро постоим, а на зло настоим». «Молись, да злых дел берегись». «Кто зла отлучится, тот никого не боится». «Отыди от зла и сотвори благо». «Сей добро, посыпай добром, жни добро, оделяй добром». «Кто доброе творит, того зло не вредит». «Дей добро, и жди добра». «Нам добро, никому зло — то законное житье». «Нам добро, и всем таково-то законное житье». «Люблю того, кто не обидит никого».

На Руси существовал настоящий культ доброго человека. «В них вера крепка», — говорили о людях, делающих добро.

«Доброму везде добро». «Праведен муж весь день ликует». «За доброго человека сто рук». «Добрый человек надежнее каменного моста». «Добрый человек добру и учит». «Доброму человеку — что день, то и праздник». «Доброму человеку и чужая болезнь к сердцу». «Добрый скорее дело сделает, чем сердитый». «Добрый человек в добре проживет век». «Сам потерпи, а другого не обидь». «Лучше в обиде быть, нежели в обидчиках». «Лучше самому терпеть, чем других обижать». «Лучше мучиться, чем мучить». «С добрым жить хорошо». «С доброхотом всякому в охотку». «Доброму добрая память». «Добрым путем Бог правит». «Доброму Бог помогает». «Добро Богу приятно, а Царю угодно». «Доброму ангелы небесные радуются». «Кто добро творит, тому Бог отплатит» (или «того Бог благословит»).Кто добрых людей не слушает, тот Богу спорник».«Злой не верит, что есть добрые люди». «Тьма свету не любит — злой доброго не терпит». «Злому человеку не прибавит Бог веку». «Худо тому, кто добра не делает никому». «Кто за худым пойдет, тот добра не найдет». «За худом пойдешь — не добро найдешь».

Говоря о православии как добротолюбии, мы были бы неправы, закрывая глаза на струю формального понимания православия через соблюдение внешней обрядовости. Эту струю на Русь несли византийские митрополиты и приезжавший с ними служилый аппарат, взращенный в атмосфере разложения Византийской империи, с падением нравов и пренебрежением к человеческой личности. Культ добра, путь добротолюбия как средства приближения к Богу был для этих пришельцев не вполне ясен. В их церковном служении преобладала внешняя обрядовость. Для русского человека этого было мало, и он стремился следовать не букве, а сути православия, так созвучного его древним верованиям и даже усиливавшим его за их счет. Для пришельца такое живое понимание христианской жизни казалось языческой ересью, в которой они нередко обвиняли русский народ.

Добротолюбие как моральное ядро православия в условиях сохранения пережитков язычества имело и отрицательную сторону. Она заключалась в соблазне отказа от литургической стороны церкви и замене его чисто моральной стороной. Такой взгляд вел к подрыву православия, так как истинной верой провозглашалось только моральное совершенствование, отрицались таинства и обрядовая сторона. На этой основе возникали разные еретические учения, например Феодосия Косого.

Однако это были крайние точки зрения, не получившие широкого распространения. Столбовая дорога русского православия прошла далеко от них. Для истинно православного добротолюбие и труд были источником благочестия, средством приближения к Богу, но через церковь, а не вне ее. Из старых языческих ритуалов в православие вошло особое отношение к предкам, дедам.

Еще от дохристианских времен в народном сознании русских людей сохранилось глубокое почитание предков, своего рода их культ, вера в то, что они участвуют в повседневной жизни живущих.

«Обращение к предкам, — пишет известный русский этнограф М.Громыко, — как бы приобщение умерших к празднествам входило органично во все календарные обычаи: в единстве жизненных циклов человека и природы участвуют давно и недавно ушедшие из жизни. Народное мировоззрение подключало к естественной смене возрастов, воплощавшейся во многих обрядах, и посмертное существование: циклов внутри жизни одного поколения и циклы «жизнь — смерть — новая жизнь» (новая жизнь, как в смысле смены поколений, так и в смысле участия усопших в жизни живых). Соблюдение всех принятых обычаев — почитание есть залог благополучия семьи — такое представление, несомненно,, влияло на отношение к старым людям, на нормы поведения по отношению к ним».

Вплоть до начала XX века в коренных русских семьях старики пользовались особым почетом и уважением, их мнение считалось решающим во многих повседневных делах, более того, в «прощеный день» масленицы просили прощение не только у живых, но и у умерших, посещая их могилы. Вечная память о предках, постоянная оглядка на их опыт придавали обществу устойчивость, а их особое почитание приурочивалось к православным праздникам, приобретая чисто христианский смысл.