Дмитрий Иванович Хван

Вид материала

Документы

Содержание Василий беклемишев, енисейский воевода.

Подобный материал:

• Доклад по химии: «Дмитрий Иванович Менделеев», 35.99kb.
• Дмитрий Иванович Старченко : указатель, 453.18kb.
• Конспект урока по химии в 8 классе Тема : " Митя, Дмитрий, Дмитрий Иванович", 197.78kb.
• Андрей Дмитриевич Сахаров родился в Москве 21 мая 1921 г. Его отец Дмитрий Иванович, 369.46kb.
• Дмитрий иванович менделеев, 211.1kb.
• Дмитрий Иванович гениальный русский химик, физик и натуралист в широком смысле этого, 419.06kb.
• Методические рекомендации Косенков Дмитрий Иванович, педагог дополнительного образования, 564.96kb.
• Дмитрий Иванович Менделеев, 8.94kb.
• Биография. Дмитрий Иванович Менделеев, 119.05kb.
• Менделеев Дмитрий Иванович гениальный русский химик, физик и натуралист в широком смысле, 125.34kb.

Глава 3

Белореченск. Июнь 7143 (1635).


Переговорить с енисейским воеводой Соколов решил в клубе – недавно построенном здании с большим залом и рядами длинных скамей. Здесь одинаково было удобно проводить собрания поселенцев и ставить спектакли, детские праздники и прочие мероприятия, так необходимые для нормальной жизни, радости общения.

Стол, покрытый красной материей, стоял на сцене, на нём, помимо бумаг, находилось несколько стеклянных тарелочек с орехами и ягодами, а также небольшие кувшинчики с морсом. Посуда, на взгляд современного человека, была довольно груба и даже корява, но жителям семнадцатого века она очень даже понравилась. Соколов, планируя провести встречу в клубе, преследовал логичную мысль – удивить Беклемишева. Он знал, что его поразили стёкла, тем более в таком количестве и даже в обычных домах, чего ещё не было на Руси. В клубе же, где было необходимо хорошее освещение, в оконных рамах стояли стёкла в человеческий рост, правда составленные из четырёх отдельных фрагментов.

В ожидании енисейского воеводы шёл разговор о фиктивной родословной названного князя Ангарского.

– А если, допустим, не воевода, а в Москве что-нибудь разведают? – нахмурился Вячеслав.

Соколов не был уверен в том, что его княжеские регалии могут быть законным образом подтверждены.

– Вряд ли, а собственно, не важно, просто нам нужно будет держаться этой линии. Князь – и точка. А наше признание будет зависеть вовсе не от доказательств вашего родства с Рюриковичами, а от политической или экономической заинтересованности Москвы, то есть от её возможной выгоды от сотрудничества с нами, – убеждающе говорил Кабаржицкий.

– Ты уверен, Володя? – спросил его профессор Радек.

– Конечно! Практически все царствовавшие дома Европы имели такие родословные, что выводили свои фамилии чуть ли не от Адама с Евой, – доказывал Владимир.

– Хорошо, я тебя понял, – кивнул Соколов и потянулся за отчётами своих людей – учителей, агротехников, разведки и прочих, чтобы ещё раз пробежаться по ним глазами и окончательно усвоить эту информацию.

– Кстати, Вячеслав Андреевич, даже Ивана Грозного и Петра Великого не сразу в Европе признали. Так что вам поводов для волнения уж точно нет, – добавил Кабаржицкий.

– Ага, наш главный довод в чистоте крови Рюрика – это пушки и порох, – развалясь в кресле, сказал Саляев, поигрывая деревянной свирелькой, что ему подарил один из крестьянских детей в Усолье.

– Значит, чем больше пушек, тем больше я Рюрикович, – подытожил Соколов, рассмеявшись. – Ладно, парни, я по бумагам пробегусь ещё раз.

Через несколько минут дверь отворилась и в зал, оглядевшись, вошёл Матусевич. Заметив сидевшего за столом Вячеслава, он махнул ему рукой и, дождавшись ответного кивка, направился к нему.

– Вячеслав Андреевич, вы дозволите мне присутствовать на ваших переговорах?

– Да, Игорь. Заодно посмотрите намётанным глазом, что представляет собой енисейский воевода.

– Хорошо. – Матусевич нагнулся к Соколову, чтобы сказать кое-что ему лично: – Вячеслав, насколько я, да и вы тоже поняли, мы с вами попали сюда из разных миров. – Соколов поморщился: ещё не ясно же ничего, мол. – Я тоже не совсем понимаю наше положение, но есть факт того, что наши с вами миры – разные, но Родина – одна. Не знаю, как это назвать, может быть, прав ваш новоиспечённый майор Саляев, может, это параллельные миры, может, этот коридор пробил брешь между несколькими мирами. Это лишь предположения! Это сейчас мне неинтересно! – повысил голос Матусевич.

– А что вам интересно? – удивился Соколов.

– У вас менялось летосчисление? Я имею в виду то место, откуда вы сюда попали. – Матусевич внимательно посмотрел на князя.

– Ну да, менялось. После революции был принят григорианский календарь, там что-то около двух недель вперёд время передвинули.

– Нет, это не то, – озадаченно покусал губы майор. – Вы в каком году попали сюда?

– В 2008 году, – ответил Соколов и, немного подумав, добавил: – От Рождества Христова.

– Вот! – удовлетворенно воскликнул Матусевич.

Оказалось, исторической науке государства русов известно об Ангарском княжестве из нескольких разрозненных источников: московских и сибирских летописей – ханьских, маньчжурских, халхских и корейских. Возникновению его у берегов великого Байкала и его дочери – Ангары история обязана легендарному князю Соколу, как считается по одной из последних версий, потомку луцкого князя Святослава, которого, беспомощного после ранения, полученного в ходе битвы на Калке, византийцы вывезли в свою империю. Единственное, что не вписывалось в официальную историю, так это запись в енисейских летописях о том, что Ангарское княжение началось в 2008 году. К сожалению, собственных летописей же от Ангарска не осталось.

– Как и самого княжества, – добавил Матусевич.

– Почему? А что с ним стало? – спросил на автопилоте Соколов, в голове которого вихрем проносилось: «Луцк… князь Сокол… Византийцы. Что за бред?!»

– Насколько я помню, как говорили в одном документальном фильме, после смерти Сокола правили несколько его потомков. Потом, с пресечением его рода, началась грызня за власть, а последний князь пошёл на объединение с Русью Великой.

– А как звали этого последнего князя? – тихо спросил Соколов.

– Этого я не помню. Насколько я понял, Вячеслав, то князь Сокол – это вы. И это уже ни хрена не легенда, так что смотрите, действуйте, – негромкой скороговоркой досказал Игорь, когда вбежавший в зал морпех выкрикнул:

– Енисейцы идут сюда!

– Приглашай их минут через десять! – ответил ему Соколов.

– Ну, я пойду, присяду в сторонке. – Матусевич опустился в кресло, стоявшее слева у стола, в небольшом отдалении, чтобы не только не мозолить глаза енисейцам, но и наблюдать за ними было удобно. Саляев также сидел неподалёку, но его задачей был контроль безопасности.

«И почему Игорь пришёл с этим только сейчас? Ведь он понял всё практически сразу», – недоумевал Вячеслав, приветствуя Беклемишева.

Воевода сел напротив Вячеслава, рядом на стул опустился его сотник Осип, держащий в руках кожаную суму. Рядом с Соколовым сидели справа – Кабаржицкий, а слева – профессор Радек. Саляев и Матусевич присутствовали, располагаясь в креслах в некотором отдалении и явно не участвуя в переговорах, роль секретаря же исполнял Иван Микулич.

«Князёк-то заполошился малость», – с удовлетворением отметил Беклемишев.

– Бога в Троице славимаго милостью, Мы, великий государь царь и великий князь Михаил Феодорович, всея Русии самодержец, Владимирский и Московский и Новгородский, царь Казанский, царь Астраханский, царь Сибирский, государь Псковский, великий князь Иверский… – Воевода, словно надев маску отчуждения, начал нараспев перечислять титулы царя, на память декламируя грамоту, полученную в Москве от кремлёвских дьяков. Это продолжалось довольно долго, Саляев уже начинал открыто усмехаться, и только грозный погляд Соколова разом охладил его. – Ведомо ему, государю, учинилось: Ангарская земля на Ангаре-реке и твоё, князь Вячеслав, княжение, – продолжал Беклемишев, – посему послан был невеликий человек, воевода Енисейского острогу, Беклемишев Василий Михайлович, дабы сказать государя нашего царя и великаго князя Михаила Феодоровича всея Руси милостивое жалованное слово, чтоб ты, князь Вячеслав, был под его, государя нашего царя и великого князя Михаила Феодоровича всея Руси самодержца, высокою рукою в вечном холопстве, со всем своим родом и с иными ангарскими князьями, которые под твоим, князь Вячеслав, княжением, и со всеми улусными людишками. – Саляев и Кабаржицкий буквально пооткрывали рты от подобного предложения, Радек побледнел и поглядывал на Соколова. Матусевич нахмурился и, сложив руки на груди, неотрывно смотрел на пятёрку сидящих за столом, ожидая реакции Соколова. Воевода между тем не унимался, продолжая своё выступление: – И тебя, князя Вячеслава, за твое непослушание велит государь разорить и город твой взять на него, государя, и тебя, князя Вячеслава, и иных князей, и всех вас, и жён ваших и детей побить без остатка, чтоб, смотря на тебя, князя Вячеслава, и на твое непослушание…

– Молчать, – внезапно раздался спокойный голос Соколова, и воевода, будто с размаху налетев на стену, скомканно замолчал, промямлив обрывок фразы, будто не веря, что его посмели остановить.

– Что? – выговорил Беклемишев.

– Кому это писано? – грозно сказал Соколов.

– Как кому? Тебе, князь Вячеслав! – Воевода оправился от наглости сибирского князца, прервавшего слово государево.

– Нет, это не мне писано! – выставив указательный палец, чуть ли не по слогам выговорил Вячеслав.

– Как же так, вона и Ангарское княжество, и имя твоё… – немного растерялся Беклемишев.

– Писано для какого-то дикого варвара, что обретается в землях диких и незнакомых. Для погрязшего в невежестве дикаря, коему недоступны знания, дающие силу и мудрость прожитых лет. Видишь ли ты, воевода, перед собой такого дикаря? – Воевода напряжённо молчал, ожидая дальнейших слов князя. Осип же, похоже, не дышал, вцепившись в кожаный ремень сумы. – Грозит нам царь Московский смертью и разорением, а не проще ли будет нам, взяв пушки наши да многих воинов, выжечь и Енисейск, и Красноярск, к Томску пойти, а то и далее? Будет ли царь снимать полки со шведских, польских да крымских окраин, дабы остановить нас? – Беклемишев нахмурился. —

А видел ли ты, воевода, сколько у нас пушек, сколько мушкетов? А знаешь ли, сколько их в литейных цехах готовых стоит да сколько пороху припасено?

– Ужель ты думаешь, нешто просто так пугать посла царского? – нервно воскликнул Беклемишев.

– А ты сам подумай, Василий Михайлович, пошто нас пугать? Мы играючи енисейских казачков в реке искупали, неужели мы остроги ваши не разобьём? – улыбнулся Вячеслав, сохраняя при этом бесстрастное выражение. Воевода заметно нервничал. Осип же, прильнув к уху Беклемишева, жарко что-то ему шептал. – Я думаю, что угрожать нам бессмысленно. Или царю надо вести через всю Сибирь многотысячное войско, или забыть о том, чтобы пугать Ангарское княжество всяческими бедами, как пугает он разные дикие племена.

– Государь наш недавно ляхов одолел. Нешто с вами трудней сдюжить?

– Мы посмотрим, что далее будет, сможет ли Москва удержать вашу победу? А на сегодня наши переговоры закончены. А ты, воевода, сегодня подумай, как завтра речи свои вести более вежливо и угодливо, обращаясь к потомку Рюрика.

Соколов поднялся со стула, давая понять воеводе, что переговоры на сегодня закончены. Беклемишев, насупившись, резко встал из-за стола и, бросив быстрый взгляд на записывавшего весь их с князем разговор Ивана Микулича, скорым шагом спустился со сцены и вышел из зала.

– Ну-с, господа, у кого какие впечатления? – шумно выдохнув, спросил Радек, оглядывая притихших товарищей.

– Николай, ты сегодня сможешь устроить презентацию системы охраны периметра? – Прохаживающийся взад-вперёд Соколов остановился у стола.

– Ну да, у меня в принципе всё готово, надо только собрать цепь, – ответил профессор.

– Отлично, распорядись собрать её у северных ворот. Эх, был бы у нас ещё ревун!

– Хотите этого Кортеса удивить, Вячеслав Андреевич? – поднялся Ринат.

– Не думаю, что это отличная идея, лучше сохранить сигнализацию в тайне, – проговорил Матусевич, массируя пальцами лоб.

– Ладно, я к Сергиенко. Думаю, через час-два всё будет готово, Вячеслав. – Радек направился к двери.

Микулич, забрав оставленную на столе Беклемишевым царскую грамоту и сложив листы протокола переговоров в бумажный конверт, также пошёл на выход.

– Ринат, Игорь, присядьте, – обратился Соколов к оставшимся на сцене майорам, переговаривающимся сейчас между собой. Вячеслав, обведя троицу глазами, начал с того, что всякое вальяжное и снисходительное отношение к енисейцам среди людей надо всячески пресекать. – Точка невозврата пройдена. Дальше, – сказал Соколов, – всё будет зависеть от нас. Ринат, а удивлять нашего воеводу я буду не сигнализацией. Ты его будешь удивлять. Как твои тунгусы в стрельбе, не подведут?

– Никак нет, Вячеслав Андреевич, стреляют на отлично…

– И парни наши тоже будут участвовать.

– А, понял! Вы собираетесь его на стрельбище пригласить? А вот это уже хорошая идея, – негромко сказал Матусевич.

– Да, на каждого по девять патронов из расчёта по три на каждую из позиций – с колена и лёжа по мишени, думаю, будет в самый раз. Главное – это быстрая перезарядка и чёткость выполнения стрельбы.

– Ну, это не проблема! Зачёты мне сдали все, – заявил Саляев.

…Незадолго до стрельбищ к Соколову влетела светящаяся счастьем Дарья. После долгих проб, ошибок и усилий удалось выделить грибок Penicillium crustosum. Пытаясь достичь этого, в земляных подвалах биологи расставляли десятки чашек с картофелем, смоченным слабым раствором медного купороса. После чего они дожидались, пока клубни не покроются зелёной плесенью. Глядя на них, едва ли можно было предположить, что выросшие плесени отличаются друг от друга. Потом за дело принималась лаборатория. Среди многих и многих десятков плесеней одна оказалась наиболее злой по отношению к стафилококку. Это и был так необходимый ангарцам грибок. Теперь надо было приготовить из него лекарственное вещество – пенициллин. Используя и видоизменяя предложения коллег, Дарья с группой получила наконец активный пенициллин. Теперь предстояло провести его испытания и наладить его массовое получение.


Два часа спустя, полдень.


Радек доложил Соколову о полной готовности охранной сигнализации к работе, и князь, захватив Матусевича, Саляева, Кабаржицкого и Новикова, направился к северным воротам. За воротами было огромное поле, предназначавшееся на следующий год под посадку картофеля, а далее него уже начинался лес. Радек и Сергиенко стояли несколько в стороне от остальных, беседуя друг с другом. Вообще, после того, как на Ангаре появился соотечественник Матусевича, Радек редко оставлял его без своей компании. По всему выходило, что наука Русии шагнула несколько дальше, чем наука в РФ, тем более у неё в мире Сергиенко не было того колоссального оттока грамотных специалистов и подающих надежды студентов, а тем более такого погрома, как в мире Радека. В Русии, наоборот, перекупали специалистов из других стран, вывозя их в научные городки вместе с семьями, вплоть до домашних питомцев.

Люди Сергиенко – физик Вадим и инженер Савва – ловко подвешивали последние метры провода на стеклянных изоляторах между двух деревьев, остальные настраивали и тестировали аппаратуру на опушке леса.

– Я не думаю, что следует много говорить, – начал Сергиенко, поприветствовав подошедших к ним Соколова и его товарищей.

– Тем более что это демонстрация для нашего начальника, а результаты наших тестов имеют значение лишь для нас, – добавил Радек.

– Могу лишь сообщить, что нами разработана периметровая охранная сигнализация, функционирующая на принципе ёмкостного реле. – Сергиенко, поигрывая брелоком, внимательно посмотрел на Соколова и, не дождавшись реакции, продолжил: – Для изготовления электронной части аппаратуры была использована электроника, извлечённая из одного из разведывательных роботов, вами очень предусмотрительно законсервированных.

– Источник питания? – кивнул Соколов.

– Мы сейчас используем слабенький кислотный аккумулятор, изготовленный нашими химиками, а платно система питается от генератора с гидроприводом, – ответил Радек.

– В качестве генератора мы использовали один из четырёх двигателей того же робота, просто пришлось его немного доработать, но это мелочи, – добавил Сергиенко.

На самом деле не это являлось достижением – использовать готовые микросхемы, резисторы и прочие достижения двадцатого века может любой мало-мальски грамотный инженер. Ну а настоящим достижением являлась разработка группой физиков, под непосредственным руководством профессора Радека, технологии волочения медного провода.

– Ну что? Как вы там, готовы? – крикнул Радек Вадиму.

Тот, оправляясь после того, как спрыгнул с лестницы, энергично кивнул, показав большой палец руки.

– Начинайте, – приказал Радек своим людям.

Николай Валентинович кивнул Соколову, сигнализируя о готовности системы к работе.

– Давай! – крикнул Матусевич Саляеву, который теперь несколько неуверенно приближался к периметру.

При приближении на расстояние примерно в полметра почти все присутствующие вздрогнули – из аппаратуры, расставленной на примятой пластиковым листом траве, раздался так давно не слышанный прерывистый писк зуммера сотового телефона.

– А как система отреагирует всё-таки на ползущего человека? – спросил Кабаржицкий.

– Это мы уже обсуждали, Володя, – ответил за профессору Соколов. – Насколько я убедился, система рабочая, сейчас проведём тесты с ползающими статистами. Хотя я не думаю, что кто-то из современников нашего воеводы будет настолько чудной, что станет ползать, приближаясь к стенам нашего посёлка.

– Ой, Вячеслав Андреевич, чудиков тут навалом – не меньше, чем у нас, – хохотнул Ринат, – возьмите того же Усольцева!

Тут уж и Соколов заулыбался, ангарский атаман и правда, находясь под чарами Марины, долго ходил вокруг да около, вздыхал и грустил. Оказалось, бедняга сильно опасался того, что Марина его засмеёт и прогонит, расскажи он ей напрямую о своих проблемах. Ведь фамилия Марины – Вельская, была настолько недосягаема для Кузьмы Фролыча, крестьянского сына, что даже такой мужичина, как Усольцев, стеснялся подходить к ней ближе чем на пару шагов.

Род Вельских, ярославских Рюриковичей, на Руси был хорошо известен, а коль тут, на Ангаре, отыскался и князь-Рюрикович, отчего и княжне не появиться? Однако Марина сама позже приблизила его к себе, не отрицая, правда, своего княжеского происхождения, о чём ей посоветовал Соколов. Пускай, мол, легенды гуляют.

– Ну давай, Ринат, теперь тест с ползущим объектом проведём, – улыбнувшись, предложил Саляеву Соколов.

– Э, нет! Товарищ господин князь, это идея Владимира, вот он пущай и ползает на пузе, ишь вона, отъел! У меня форма последняя, не стану мараться. Тем более я старше его по званию теперича! – устроил целых фонтан эмоций Ринат.

Он отвечал, используя манеру речи, свойственную Усольцеву, подшутить над которым Саляев всегда был не прочь. Смотря за его экспрессией, Соколов и Радек похватались за животы, даже Матусевич заулыбался.

– Хорошо, Ринат, давай готовь бойцов для стрельб, у тебя пара часов максимум, – приказал Соколов и обратился к Матусевичу: – Игорь, ты со своими ребятами можешь устроить такие показательные выступления спецназа, от которых у воеводы челюсть отвалится?

– Конечно, Вячеслав Андреевич. Ну а если она не отвалится, то мы найдём, чем её отвалить, – бодро ответил майор, снова улыбнувшись.

«Второй раз – прогресс», – отметил Вячеслав.

Тем временем Ринат, подмигнув опешившему Кабаржицкому, поспешил в посёлок.

– Володя, а ты иди с Ринатом, распорядись насчёт мишеней в человеческий рост.


Белореченск. Некоторое время спустя.

ВАСИЛИЙ БЕКЛЕМИШЕВ, ЕНИСЕЙСКИЙ ВОЕВОДА.


– Вот ужо я покажу им, у царя, Бог даст, войско упрошу! Посмотрим, кто кому будет рот закрывать! – Воевода всё продолжал кипятиться.

– Василь Михайлович, нешто царь даст войско тебе? Окстись, не бывать такому! Многие полки на Белгородской черте до сих пор. Да, бают, ляхи со свеями договор учинили, государство наше да веру нашу истинно православную изничтожить желают. Да что говорить, ты сие лучше меня ведать должон! – говорил Осип, постепенно распаляясь, доказывая воеводе очевидное.

Но Беклемишеву, по всей видимости, вожжа под хвост попала, так он обиду, ангарским князем нанесённую, забывать не желал.

– Да и Рюриков ли он потомок? – спросил в никуда, даже не глядя на своего сотника, Василий.

– Нешто я ведаю? Про знак Сокола на руке евойной отпечатанный я говорил тебе, воевода. А Рюриковых потомков и сейчас при романовском троне обретается немало.

Беклемишев согласился, уточнив, что-де не в силе они сейчас. Стало быть, и боярину, царём на Ангару-реку посланному, неча рот затыкать.

– А помнишь ли ты, что давеча говорил князю, будто дружбу с ним желаешь учинить? А сам угрожать начал ему смертию да семье его грозил. Мудро ли это? – поучающим тоном заговорил сотник.

– Сызнова супротив воеводы своего пасть разеваешь, пёс? – Сим уязвлённый, Беклемишев замахнулся на Осипа кулаком.

Тот, привычно отшатнувшись, едва не влетел плечом в косяк дверного проёма. Быть сотнику битым, да в дверь тут же коротко постучали.

– Отвори дверь, Осип, – смягчившимся голосом приказал воевода.

Сотник потянул на себя дверь, и на пороге возник давешний человек князя, что сидел напротив Осипа.

– Капитан Владимир Кабаржицкий, – представился ангарец.

– Чего надобно, капитан? – хмуро осведомился Беклемишев. – Переговоры учинены на завтрашний день, так ли?

– Истинно, так, Василий Михайлович. Токмо князь наш, Вячеслав Андреевич, просит вас прибыть на смотр войска поселкового да на учебные стрельбы из мушкетов.

– Благодарствую за приглашение, да нездоровится мне что-то, – ответил воевода.

– Как жаль, но ничего! Сейчас прибудут наши лекари и вас обязательно вылечат. А переговоры мы отложим на следующую седмицу, дабы ты, воевода, поправил здоровьичко своё дорогое, – умильным тоном невозмутимо ответствовал Кабаржицкий.

Воевода, несколько опешив, буркнул, что, дескать, вовсе он и не болен и вскорости выйдет на двор и капитан проводит его до места. Тем временем Саляев и Новиков выстраивали своих людей, объясняя ещё раз очерёдность действий и манёвров для каждого отряда. В некотором отдалении перед небольшим холмом у опушки леса были выстроены с пару десятков мишеней, довольно упрощённо выполненных в масштабе, чуть превышающем человеческий рост.

Воевода, выйдя из-за ворот острога, тотчас обомлел – чуть далее по полю ровными рядами стояли по меньшей мере пятьдесят человек, из которых десятка два – местные туземцы. Присутствующий тут же князь Вячеслав приглашал его, воеводу, под навес, над которым развевалось бело-зелёное полотнище с голубым крестом и с тем же знаком Сокола в центре полотнища, что красовалось у князя на руке. Беклемишев, обильно потея на вовсю палящем солнце, тем не менее не снимал своего кафтана и подбитой мехом шапки. Сев в удобное кресло, воевода время от времени поглядывал на князя – тот был в свободной льняной рубахе с закатанными рукавами и белой шапчонке странного вида с длинным и широким козырьком.

– Вы бы сняли кафтан, жарко же, Василий Михайлович! – воскликнул князь, наливая Беклемишеву ягодный морс и кивая на енисейского сотника.

«Эка, поганец!» – ругнулся воевода; сидящий на стульчике Осип давно скинул свой кафтан и сейчас безмятежно сидел в рубахе, лениво отмахиваясь от редких жужжащих насекомых.

– Я видел, что у вас достаточно мушкетов, князь. И как они стреляют, я тоже ведаю, чай не тёмный крестьянишка какой.

– Вы видели мушкеты московские да немецкие, а ангарских мушкетов в деле вы доселе не видали. Вот и увидите. Начинайте! – выкрикнул Соколов ждущему команды Ринату.

Князь и воевода сидели так, чтобы им был виден процесс стрельбы. Первый десяток скорым шагом вышел на рубеж стрельбы и, по команде меняя положение тела, расстрелял по три патрона из каждого положения – стоя, с колена и лёжа. Всё это заняло не более пары минут. Затем второй десяток принялся споро бить по мишеням. После третьего десятка мишени заменили на новые. Два последних десятка, тунгусы, также не подвели, бодро и чётко обращаясь с оружием и одновременно выполняя команды по стрельбе. Стреляющие десятки воинов столь ловко и быстро сменяли друг друга, что казалось, на воображаемого противника накатывался огневой вал, неотвратимый и уничтожающий всё живое на своём пути. Беклемишев лишь на мгновение представил себе, что бы стало, будь супротив ангарцев стрелецкие полки, и тут же похолодел.

– Князь Вячеслав Андреевич, а на сколько сажен мушкеты ваши в пуле силу убойную имеют?

– Сажень – это сколько, Владимир? – озадаченно спросил Кабаржицкого Соколов.

– Два с небольшим метра, – быстро ответил тот.

– Мушкет наш прицельно бьёт на триста сажен, а убойная сила сохраняется на все пять сотен, а то и шестьсот, Василий Михайлович.

– Эдак что же, можно всё войско повыбить, покуда оно к вам подходить издалече ещё будет?! – воскликнул воевода.

– Да, это можно сделать легко. Не хотите ли пострелять? – С толикой ехидства Соколов, взяв у одного из позванных к навесу тунгусов ружьё, предложил его воеводе.

Тот сидел, вжавшись в кресло и надев каменную маску, лишь высоко вздымающаяся грудь выдавала в нём великое напряжение.

– Кабы и нам столь скорострельные мушкеты заиметь, то мы… – прохрипел Беклемишев.

– А у нас ещё есть и скорострельные пушки с доброй точностью попадания заряда, хотите потом подивиться? – вежливо поинтересовался Кабаржицкий.

«Господи, Ангарское княжество и правда сметёт острожные стены не только Енисейска, но и самого Тобольска!» – ужаснулся Беклемишев.

А между тем за ружьё цепко схватился Осип, с горящими глазами осматривая диковинку. Ринат объяснял сотнику, как функционирует механизм ружья, и показывал процесс заряжания. Вскоре сотник уже палил из мушкета, каждый выстрел сопровождая гиканьем, Беклемишев смотрел на него первое время со злобой, но вскоре, обычно подавив гнев, направленный на самодеятельность Осипа, сам попробовал выстрелить. Получилось довольно неплохо, пуля, пущенная воеводой, вырвала нехилый кусок из «тела» мишени.

– Отлично стреляете, Василий Михайлович, – не преминул похвалить воеводу Соколов.

Воевода уже хотел было улыбнуться и ответить, что, дескать, князь и сам не промах. Но вовремя спохватился. «Неужель похвала его лестна мне?» – недоумевал Беклемишев.

Мушкет был настолько прост и удобен в использовании, что Василий Михайлович безумно захотел сам иметь такой же. На Руси прежде не бывало столь скорострельных ружей, да и в немецкой стороне такого не наблюдалось. Лучшие немецкие и италийские мушкеты, дай бог, выпустят одну пулю, пока ангарцы с десяток настреляют. Беклемишев заметил, что сумки, откуда ангарцы доставали заряды, у всех были полны. Сам процесс заряжания и выстрела пули был на удивление прост, делов-то – отвёл рычаг, сунул заряд, закрыл обратно рычагом казну, прицелился да стреляй! И гильза, как её называют ангарцы, сбоку выпадает, потом её сызнова снарядить можно.

«Не то что у нас, и мушкетов мало, а пороху вообще – кот наплакал», – сокрушался воевода.

Ради такого мушкета можно было и обиду, нанесённую ему князем, стерпеть. А то и на стул жёсткий усадил, да ещё и вместо обеда обильного, как на Руси полагается, при переговорах какие-то ягодки с орешками выставил – где это видано? Даже голопузые остяки и то лучшее на стол гостям подают. А тут – обида и есть!

Соколов сразу же заметил загоревшиеся жадным блеском глаза енисейца. «И этот, как Бекетов, на ружьё запал», – отметил Вячеслав.

– Теперича ясно мне, отчего у вас нет ни копий, ни сабель. Ни к чему они вашим воинам, – размышлял енисеец.

– Делаем мы и сабли, и копия, ножи неплохие. Но почти всё меняем у тунгусов на шкурки и мясо, на скотинку и птицу. А воинам копия без надобности, верно сказано – штык на мушкете есть, его и хватает. Но нож добрый у каждого воина имеется.

Беклемишев несколько минут сидел молча, обдумывая, видимо, положение своё неловкое. Наконец он поднял глаза на Соколова:

– Так откуда вы, князь? То, что не с Руси и не с Литвы, то мне ведомо. Нет у нас ни говора вашего зело странного, ни одёжи вашей не видал доселе. Люди ваши, князь, мастерства немалого, живёте богато без меры, ежели, бают, каждый распоследний крестьянишка печь имеет в избе да полы крытые и тёплые. Опять же помогаете ляхам даже, даёте им припасов снедных, инструмент и никаких податей с них требовать не желаете, окромя трудов ихних, для собственного пропитания нужных. Зело странно это, князь. Нешто вы, как и мы, холопы государевы, за пушниной и металлами в Сибирскую землицу идёте? Прибавления к державе своей с землицы этой емлите?

– Верно говоришь, воевода Василий Михайлович, – отвечал ему Соколов.

– Так что же?

– Немочно мне говорить о том, воевода. Нет промеж нас дружбы, зол ты на меня. Не так ли?

– Есть маленько, князь. Что до дружбы моей – то дело наживное. Но, ведомо мне, ты с убивцем прежнего воеводы, светлого князя Шаховского, Петрушкой Бекетовым, дружбу немалую водишь?

– Откуда сведения такие точные? Из ваших пленённых казачков токмо четверо и сбежали, да двух мы поймали, одного на реке, а второго в тайге. Нешто те двое добрались?

– Добрались, князь, – кивнул Беклемишев. – Про Ангарский городок они рассказали мне немало.

– Ну что же, шила в мешке не утаишь, воевода. Кстати, сразу скажу: коли кто из моих людей пропадёт, то искать их приду я к тебе, в Енисейск. С пушками на лодиях. Ясно сие? Про Бекетова скажу одно: муж сей из достойнейших, не чета воеводе, что хотел его под крамолу подвесть. А сейчас Пётр Иванович к походу новому готовится. Надёжа на него первостатейная. – Воевода пожевал усы, не нашедши что ответить. – Ну да ладно, не грузись, воевода! – Беклемишев удивлённо поднял брови. Соколов понял, что брякнул вовсе не современное: – Я говорю, не держи камня на сердце. Посмотри-ка теперь на бойцов наших!

Люди Матусевича выходили на площадку, образованную по периметру рассевшимися стрелками, с интересом ожидавшими, что им покажут спецназовцы. Те начали с разминки, синхронно и чётко выполняя упражнения. Затем, разбившись на пары, они показали приёмы борьбы и рукопашного боя. Мелькали руки-ноги, подсечки, захваты и болевые приёмы. Как отметил Саляев, на боевое самбо это похоже не было. Многое из демонстрируемой техники было взято из восточных единоборств, немало и из славянского стиля, казачьего боя – сборная солянка, но унифицированная и легко переходящая из одного состояния в другое, зависящая от обстоятельств схватки.

Саляев хмыкнул, заметив припасённые ими кирпичи и доски, – если уж чего ломать, головой или кулаком, так их, родимых.

– А ну, Осип, ты на кулачках в Енисейске равных не имеешь! Спробуй забороть этих ноговёртов, – раздался голос воеводы, когда бойцы Матусевича приготовились было ломать кирпичи. – Князь Вячеслав Андреевич, дозволишь сотнику моему с твоим воином силушкой потягаться?

Соколов ожидал этого вопроса и, подозвав Матусевича, сказал ему тихонько:

– Игорь, выбери бойца помельче, но чтобы гарантированно валил бы сотника.

– Да у меня любой троих таких уложит, Вячеслав Андреевич, это же волки, – улыбнулся Матусевич.

Осип между тем уже ожидал своего противника, разминая руки и плечи. Рубаху он уже скинул.

– Не посрами Енисейск, Осип! – выкрикнул Беклемишев.

Сотник, расставив ноги и упёршись кулаками в бока, ожидал, пока невысокий воин-ангарец подойдёт к нему поближе.

– Нешто покрупнее поединщика не нашлось? – насмешливо проговорил Осип.

Однако, став сближаться с ним, сотник сбросил напускное пренебрежение к противнику и набычился, выставив вперёд длинные руки с пудовыми кулаками. Не успев сделать первый удар, Осип оказался на земле. Ничего не понимая, он потряс головой, словно не веря в произошедшее. Словно прогнав морок, сотник сызнова встал против ангарца, вскочив на ноги. И снова, не сумев достать противника, Осип оказался на земле, на сей раз с оханьем плюхнувшись на живот. Не на шутку рассердившись, в первую очередь на себя, сотник взревел и бросился на ангарца. Стараясь его достать своими ручищами, сотник пропустил сильный удар в лоб, нанесённый ногой противника. Затем зубы лязгнули от кулака ангарца, а из глаз посыпались искры. Тут же пропустив откуда-то сбоку зашедшего поединщика, Осип завалился на колени и, почувствовав сильнейшую боль в руке, припал к земле, влекомый малым усилием ангарца.

Минуту спустя охающий Осип с помощью недавнего противника и ещё одного ангарца шёл к своему креслу. Усадив его, ангарцы похлопали сотника по плечам: ничего, мол, кости-то целы.

Финальный аккорд спецназовцев в виде ломания досок и кирпичей прошёл на ура. Беклемишев хотел заставить Осипа повторить действия ангарцев, но разбивать кирпичи кулаками Осип отказался наотрез.

– Айда купаться! На пляж, мужики! – раздался зычный голос Рината, когда спецназовцы закончили своё выступление, прибрав за собой обломки расколоченных кирпичей.

Гудящая толпа потянулась на реку, то и дело взрываясь смехом и шутливыми выкриками. За ангарцами на реку поплёлся и сотник, не обращая внимания на окрик Беклемишева.

– Ну как вам мои воины, любо? – с улыбкой спросил енисейца Соколов.

– Вячеслав Андреевич, князь, верните мне ту грамотку, что я вам по ошибке моей вручил. Лжа там сказана, токмо для того, чтобы землицу вашу под Енисейск подвесть. То моя грамота, от царя даденная. Есть и иная грамотка, – скороговоркой заговорил Беклемишев.

– Что же так? – участливо спросил Соколов.

– Вижу я, никак немочно мне тягаться с тобой, князь, – сокрушённо ответил енисеец.

– Вот именно, посему я предлагаю старую обиду забыть да дружбу промеж нами завесть. С того и вам и нам прибыток будет. А уж я, с кем дружбу имею, не обижу вовек да всё сделаю так, чтобы дела у нас шли добрые, да с выгодой немалой, – доверительно говорил воеводе Вячеслав, чем заставил его проникнуться моментом.

– О сём надо крепко договориться, Вячеслав Андреевич, – негромко отвечал Беклемишев.

«Есть контакт», – удовлетворённо отметил Соколов.


Веранда дома Соколова. Некоторое время спустя.


«Вот оно что! Надобно было токмо о дружбе разговор завесть». – Беклемишев, хмыкнув, оглядывал длинный составной стол, ломящийся от выставленных на нём явств: дымились горки варёной, сдобренной маслом каши в керамических плошках, покрытых незатейливым узором; исходили густым ароматом наваристые щи; пышущее жаром мясо неровными кусками было навалено по мискам.

– Кстати, попробуйте картошку, воевода! – Соколов подвинул поближе к енисейцу широкое блюдо с жареным картофелем, луком, грибами и мелко нарезанным мясом. Затем Вячеслав сам наложил воеводе полную тарелку и, улыбаясь, стал наблюдать за ним. – Ну как?

– Душевно, Вячеслав Андреевич, – проговорил воевода, уминая картошку.

– Я вам мешок ссыплю, для ваших огородников, – предложил Соколов, видя, что блюдо ему действительно понравилось.

– Благодарствую, князь. А что, хмельного сызнова ничего нету? Нешто для этого ещё чего соблюсти надо?

– Василий Михайлович, вы на больную мозоль сильно не давите! Князь наш вместе с главным боярином учудили… то есть учинили… Короче, запретили это дело – ничего хмельного в Ангарском княжестве нет и не предвидится. И табаку тоже не будет. – Саляев с показушно огорчённым видом развёл руками.

– Так за дымопускание бесовское у нас, на Руси, ноздри рвут. А уж хмельного для сугрева и веселья запрещать не удумали! – воскликнул воевода.

– Ну, может, потом Вячеслав Андреевич хоть медовуху позволит? – подмигнул Соколову Ринат.

– Может быть, но потом. А то у нас тут не так давно кое-кто пытался аквавиту гнать.

– И как получилось пойло фрязское? – с интересом спросил Беклемишев.

– Не очень, мужички наши чуть Богу души не отдали, а как поправились, так по пятнадцать плетей перед товарищами и получили, – серьёзным тоном ответил Соколов и, заметив понимающее выражение лица воеводы, добавил: – А давайте сменим тему. Вот тебе, воевода, ружьё наше понравилось? Верно ли?

Беклемишев чуть не подавился куском мяса. Ведь если князь сам сказал о том, что енисейцу понравилось ружьё, быть подарку! Иначе и быть не может. Воевода, разом захмелев от радости, выпалил:

– Зело понравился мушкет! Кабы у меня был такой… – И тут Василий поперхнулся своими словами. «Бекетов!» – молнией сверкнуло у него в голове. – Погоди, княже! А что, ежели ты с меня за то будешь службу какую требовать? Как и с Бекетова, вона, службишку затребовал? – нахмурился воевода.

– Нет, Василий, не стребую с тебя ничего. А Бекетов потому пришёл, что обвинил его прежний воевода енисейский в измене.

– Ну, коли ничего, то добро дело.

– А хотя нет, стребую! – Соколов наклонился к столу.

– Чего же? – деловым тоном спросил воевода, подвигая к себе лохань со щами.

– Стребую, чтобы вражды промеж нами с тобой не было впредь! Не люблю я, когда славяне друг другу глотки рвут. Надоело.

– Так славяне испокон веков друг другу глотки и рвали, нешто не так? – наколол кусок мяса Василий.

– Оттого и беды на Руси, что нет единства! Посему ляхи, крымчаки да свеи родину нашу и терзают! – воскликнул Соколов.

– Эка, твои слова да князьям былым в уши, – сказал воевода и после некоторой паузы осторожно добавил: – Погоди, а у тебя мыслишка какая? Не хочешь ли новую смуту на Руси учинить отседа? К трону московскому не примериваешься ли?

На открытой веранде повисла гробовая тишина. Осип неловко уронил ложку, да так, что она брякнулась об пол. На внезапный шум все разом повернули головы, кроме воеводы, который не мигая смотрел на Соколова.

– Василий Михайлович, нешто ты во мне дырку проделать желаешь? – усмехнулся Вячеслав. – Нет, не желаю я трона московского, уж больно далеко до него. А уж смуты новой и подавно не желаю, нешто я ирод какой? Отсюда мы никуда не уйдём. Да понял ли ты меня, воевода? Не молчи!

– Извиняй, ежели обидел словом дерзким, князь. Понял я тебя.

Раскрасневшийся воевода, неуклюже встав с лавки, потопал к Вячеславу. Обойдя стол, Василий обнял его, показывая тем самым свою к нему расположенность.

А после обеда Соколов показал Беклемишеву кузницу, станочный и литейный цеха.

В кузнице, смежной с литейным цехом, было привычно жарко и душно. Немного полюбовавшись на деловитую работу кузнецов и литейщиков, которые не обращали на гостей ровно никакого внимания, воевода прошёл далее. Он, казалось, даже не заметил, как мастера сковывали намотанный на прут лист стали, закругляли его молоточком и сваривали в горне. Вот и готов ствол.

А в станочном цехе Беклемишев с изумлением воззрился на ряд из четырёх токарных станков. На этих станках вращение изделия осуществлялось от трансмиссионного привода, а суппорт с режущим инструментом перемещался при помощи ходового винта. Работа на них не прекращалась, лишь заменялись часто выходящие из строя резцы. Однако со временем, получая всё лучший металл, качество инструмента лишь увеличивалось, что отражалось на их работоспособности и производственном долголетии. Соколов с умело спрятанной гордостью заявил енисейцу, что это уже устаревшие станки, новые же скоро будут собираться, дело лишь за лучшим по качеству металлом, следующим будет токарный станок со ступенчатым шкивом и перебором. Станины же к ним уже отлиты. Воевода машинально покивал, нисколько не поняв, что вообще сказал князь. Единственно, что он усвоил, что стволы мушкетов ангарцы делают настолько запросто, что им ничего не стоит вооружить всех своих людей. Это добавило ещё большей уверенности в том, что, приехав к царю с докладом о состоянии дел на далёкой окраине государства Московского, следует всячески убеждать его о дружбе с Ангарским княжеством, а тем паче – о развитии торговли с ангарцами.

«Прибыток и нам будет, и им, знамо дело», – думал Василий.

Результатом показанных Соколовым достижений Ангарского княжества явился разговор князя с воеводой с глазу на глаз, без свидетелей. Воевода поклялся не замысливать ничего дурного против Вячеслава да убедить в этом же царя московского. По достижении же официального признания Москвой Ангарска последует устройство торговли – Вячеслав обязался поставлять товары Москве по ценам, ниже на порядки, чем на аналогичные товары, приходящие на Русь из Европы.

– Потом можно будет подумать и о продаже мушкетов, воевода. А пока у тебя одного такой будет! – Соколов передал сияющему енисейцу ружьё, именуемое им мушкетом, в кожаном чехле. Патроны в количестве пятидесяти штук лежали в подсумке, там же, прихваченный ремешками, был и штык в деревянных ножнах.


Царство Московское, Полоцк. Лето 7143 (1635).


Над Полотой, неспешно несущей воды на встречу с сестрицей Двиною, привычно звенела мошкара и уже принимались за ежевечерний концерт лягушки. Багровое солнце клонилось к закату, играя на воде последними бликами света. Стихали звуки продолжающегося второй год ремонта укреплений города, новый воевода решил максимально улучшить обороноспособность твердыни. Московитам не хотелось отдавать город так же легко, как они его получили. На стенах древнего города занимала места вечерняя смена, провожая мастеровых, что после трудового дня уже предвкушали сытный ужин.

Стрелец из гарнизона, вологжанин Онфим Быков, оправляя доспех, поднимался на стену Нижнего замка.

– Онфим, глянь-ко! – посмеиваясь, окликнул его Степан, приставив пищаль к зубцу стены.

– Эка, чудной мужичонка. – Онфим, упёршись обеими руками в гребень стены, смотрел на скачущего охлюпкой на кобыле крестьянина, что приближался со стороны Заполотья. Мужичок подскакал к воротам замка, вертя головой.

– Случилось чего? Вона, башкой вертит, до нас дело есть, стало быть, – хмуро проговорил Онфим.

– Ляхи! Войско великое от Полюдовичей идёт! – еле донеслось до стен.

Внизу уже отворяли ворота, а Онфим, гремя коваными сапогами по каменным ступеням, спускался во двор замка. Как старший ночной охраны, он должен был явиться с докладом к князю Ивану Семёновичу Прозоровскому, поэтому, прихватив мужичка, он поспешил к сыну прославленного воеводы смоленской войны.

Глубокой ночью со стен полоцких укреплений можно было увидеть множество костров, горевших в отдалении от города. Королевское войско отдыхало, надеясь завтра начать приготовления к осаде Полоцка. Капитан Соколовский, бывший среди войска, бросал в темноту взгляды, полные еле сдерживаемой радости. Не пристало шляхтичу, яко слабоумному, потешаться над слабым противником. На этот раз Польша выставила такое войско, что московиты точно уберутся не только из Полоцка и Смоленска, но и, глядишь, в Москву заглянем на огонёк. Тем паче что и татары в этот раз полякам поратуют.

– И я свой позор смоленский отомщу, – едва слышно процедил Соколовский и впился зубами в куриную ножку.


Ангара, крепость Владиангарск.

Осень 7143 (1635).


Сегодня в крепость была завезена партия новых патронов и боеприпасов для пушек. Заряды были улучшенными, гораздо более мощными, чем прежде. Это стало возможно благодаря тому, что в процесс производства включили каменный уголь и нефть. Добыча угля была начата в середине лета. Геологам было хорошо известно о месторождении под современным Черемховом. Там уголь добывался открытым карьерным способом, поэтому начинать добычу стало возможно с выходящих на поверхность пластов. Сейчас там над Ильёй-тунгусом и его людьми верховодило несколько человек из специалистов, ставивших добычу на поток, насколько были способны туземцы. Отвлекать россиян на это было невозможно, а попросту и некого.

Нефть же была открыта совершенно случайно. При обустройстве иркутского поселения купающиеся в Ангаре двое бывших грузчиков с Новой Земли заметили друг на друге радужные маслянистые разводы. Как оказалось, выше по реке имеет место природный выход нефти. Оборудовав приёмник чёрного золота, в результате регулярных выбросов жидкости, по консистенции напоминавшей мазут, в день в среднем получали семьсот – восемьсот граммов нефти.

– На Байкале существуют выходы нефти, но они большей частью подводные, – заметил профессор Сергиенко по этому поводу. – Ежегодно со дна Байкала в воды озера поступает около четырёх тонн нефти. Эта нефть поглощается живущими на Байкале микроорганизмами, она не распространяется по озеру и другим обитателям глубочайшего пресного водоёма не сильно мешает.

Благодаря трём караванам поморов резко улучшилась демографическая ситуация Ангарского княжества, пусть и немного уменьшилась его казна – пушная и золотая. В целом Соколов отметил, что оплата Кузьмину, Микуличу и беломорцам на общем состоянии казны не сказалась, дюжина казаков во главе с Матвеем, под присмотром четырёх морпехов, оставленных Бекетовым на месте золотодобычи, привезла столько золота, что челюсть отвисла даже у флегматичного Радека. Оказалось, что золото в районе Витима лежало буквально под ногами, стоило лишь снять верхний слой мха – и вот вам золотые россыпи.

Зато в княжество было привлечено семьсот двадцать шесть человек, даже несколько поморов, следуя примеру Вигаря и его свояка, решили на следующий приезд остаться на Байкале. К тому же количество крестьян постоянно росло. Они не знали о контрацепции и абортах, им дети не служили головной болью или препятствием бегу по карьерной лестнице, да и «подольше погулять и поразвлечься» им было просто некогда. Эти люди, считая детей Божьим даром и подспорьем в работе, просто растили их столько, сколько Бог им даст. А с учётом того, что детская смертность была сведена практически к нулю титанической работой по профилактике заболеваний и общей гигиене Дарьей и её коллегами, прирост населения был высоким. Плюс к этому отсутствовала обычная на Руси смертность крестьян от голода, войн, набегов или болезней. Соколов на встрече со старостами всех поселений, включая польско-литовского, сказал им прямо: всё, что от них сейчас нужно, – это не подати, барщина и прочие прелести феодалыцины, а дети. И чем больше – тем лучше. По словам Соколова, княжество помогать будет каждой семье. Постоянно растущее поголовье коз, овец, свиней, оленей, а теперь ещё и коров, привозимых Вигарем телятами с того берега Байкала, позволяло это сделать. Земли, обрабатываемой крестьянами, дозволялось брать столько, сколько они смогли обработать, тут и выручала их обычная многодетность. Основная проблема была связана со вспашкой – олени, впряжённые в плуг, были слишком норовистые, упрямые. То и дело вставали на дыбы, взбрыкивая передними ногами, а то и просто ложились на землю. И крестьяне и тунгусы понукали их, гладили, ласково уговаривая, но лишь малая часть их была способна работать с плугом или бороной. В этом смысле коровы были куда работоспособней, но проблема была в одном – пока их было очень мало, всего шестнадцать голов на все посёлки. Конечно, привычней было бы видеть за плугом лошадь, но наличием оных ангарцы похвастать не могли, имелось лишь семь коней у казаков, но все они были необходимы для патрулирования берегов Ангары. Лишь у крестьян в Васильеве имелось шесть жеребят, выменянных у бурят.

Переселенцы явно были довольны своей судьбой, они были освобождены от всех видов тягла, за исключением третьей части урожая, обязательной школы для детей и зимнего обучения воинскому делу юношей и мужиков, когда у крестьян появлялось свободное от работ время.

Россияне же, пришедшие в этот мир гостями, имели по три ребёнка максимум, у некоторых было по четверо, – сказывался ещё менталитет людей будущего. Итого выходило, что княжество Ангарское располагало на конец 1635 года чуть более чем полуторатысячным населением, включая до трёх сотен местных тунгусов и бурят, большей частью в виде жён, живущих в посёлках.

Всего посёлков насчитывалось уже десять, из них – две крепости. Удинская крепость, потерявшая значение форпоста, потеряла и в населении – почти две трети её состава было переведено во Владиангарск. В Удинске начальником остался Карпинский, произведённый в капитаны. Литвинский Илимск был под присмотром владиангарцев майора Петренко.

Соколов на следующий год запланировал свой переезд в Ангарск, который с того момента становился бы столицей Ангарии. В Белореченске же оставался начальником капитан Новиков, его люди опекали и Усолье. Иркутское поселение находилось под опекой форта и села Васильева, где командовал капитан Васильев, очень гордясь поселением имени себя. В Новоземельске всё также начальствовал Смирнов, готовя пока ещё сержанта Васина к Амуру. Ставший капитаном Зайцев командовал фортом Баргузина – единственным пока населённым пунктом на восточном берегу Байкала, там же находился и Сазонов, который должен был возглавить экспедицию к Амуру, чтобы получить выход к океану для Ангарии.