Министерство сельского хозяйства РФ фгоу впо «Самарская государственная сельскохозяйственная академия»

Вид материалаДокументы

Содержание


Н.В. Зайцева
1. ПИСЧЕБУМАЖНЫЙ ТРУП, ИЛИ ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ 1.1. Мотивация литературного творчества. Постановка проблемы
1.2. Экзистенциальная мотивация философствования
1.3. Скрытая сущность кладбищенских монументов
1.4. Материальность памятника как экзистенциальный минус
1.5. Экзистенциальная мотивация литературного творчества
1.6. Книга как труп души
1.7. Книга как духовная пища
1.8. Демон самопожертвования
1.9. Самопожертвование как глобальный экзистенциальный проект
2. БЫТИЕ К СМЕРТИ И НЕОБРАТИМОСТЬ ВРЕМЕНИ 2.1. Хайдеггер: экзистенция как бытие к смерти
2.2. Некорректность хайдеггеровской интерпретации экзистенции. Оптимизм Гераклита
2.3. Бытие от смерти
2.4. Сужение горизонтов бытия и кризис среднего возраста
2.5. Бытие к смерти как иллюзорное бытие
2.6. Экзистенциальное резюме: абсурдность старости
3. СЛОВО О САМОУБИЙСТВЕ 3.1. Рождение международного терроризма как экзистенциального феномена
3.2. «Невероятное ощущение власти»
3.3. Экзистенциальная сущность самоубийства
3.4. Самоубийство и героизм
...
Полное содержание
Подобный материал:
  1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   40


Министерство сельского хозяйства РФ

ФГОУ ВПО «Самарская государственная сельскохозяйственная академия»


Т. В. Филатов


ГРЯДУЩИЙ

АПОКАЛИПСИС:

обзор основных сценариев

экзистенциального упразднения

человечества


Самара 2008


ББК 87

Ф-51


Рецензенты

Доктор философских наук, профессор, зав. кафедрой философии естественных факультетов СГУ

А.А. Шестаков

Доктор философских наук, профессор кафедры философии Поволжской государственной академии телекоммуникаций и информатики

Н.В. Зайцева


Филатов Т.В.

Ф-51 Грядущий апокалипсис: обзор основных сценариев экзистенциального упразднения человечества: монография. – Самара: Изд-во Самарской государственной сельскохозяйственной академии, 2008. – 159 с.

ISBN 978-5-88575-205-3


В монографии осуществляется сравнительный анализ основных экзистенциальных угроз, стоящих перед современным человечеством, что позволяет сформулировать научно обоснованный прогноз апокалиптического завершения человеческой истории в 21-22 столетиях.

Работа представляет интерес для философов, социологов, футурологов, а также для всех тех, кто интересуется проблемами онтологии, антропологии, эсхатологии и футурологии.


ISBN 978-5-88575-205-3


 Т.В. Филатов, 2008

 ФГУО ВПО СГСХА, 2008

1. ПИСЧЕБУМАЖНЫЙ ТРУП, ИЛИ ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ




1.1. Мотивация литературного творчества. Постановка проблемы



Почему люди пишут книги? Казалось бы, очень простой вопрос. Чтобы заявить о себе, прославиться, поведать миру какие-то важные истины, исправить нравы, наконец. Мало ли какие мотивации могут быть у писателя, то есть весьма девиантного лица, которое, вместо того, чтобы существовать, ограничивается описанием своего внутреннего мира, тем самым в подавляющем большинстве случаев отказывая себе в реальном существовании.

Однако как нам представляется, все перечисленные выше мотивации социально ситуационны и потому вторичны, только скрывая собой истинную, первичную мотивацию, относительно которой сам пишущий может и не отдавать себе отчета. Означенная первичная мотивация обнажается лишь тогда, когда вторичные мотивации спадают с пишущего как изношенные одежды, оставляя его наедине с читающей публикой в первозданной наготе.

Если литератор-беллетрист может быть обуреваем горячим желанием приобрести широкую публичную известность и прославиться, а ученый, как правило, жаждет поведать человечеству о своих великих открытиях, то философу то и другое абсолютно не к лицу. Ведь философом, по определению, именуется лишь тот, кто только ищет истину, следовательно, еще не нашел ее. А если истина не найдена, значит, поведать человечеству пока что нечего. Зачем же тогда писать книги? И о чем их писать?

Идеальный философ – Сократ – не писал философских трудов. Это – общее историко-философское место. Однако мало кто из философоведов задумывался о мотивации подобного воздержания от письма. Начнем с того, что лежит на поверхности. Истина рождается в споре, и потому Сократ активно полемизировал со своими коллегами-оппонентами, попутно вовлекая их в философствование. Отсюда можно прийти к выводу, что истина, как таковая, Сократа совсем не интересовала; просто это был хороший повод увлечь окружающих, подтолкнуть их к философствованию. Именно в подобном ключе можно интерпретировать, например, некоторые высказывания Хайдеггера1.

Другой вариант: Сократ не лукавил, он честно пытался найти истину, то есть, по греческим понятиям, стать мудрым и получить законное право на учительство, на монологическую проповедь, ставящую окружающих в позицию пассивно внимающих тебе в благоговейном молчании. Однако искомая истина так и не была найдена, вследствие чего Сократ до смертного своего часа оставался философом, искавшим мудрость, но не обретшим ее. Своим ученикам он мог заповедать только одно: «Искать!», что и было им сделано.

Конструкция эта вызывает только одно возражение. Ведь Сократ говорил, что «никто не мудр, один Бог», что человек может только стремиться к мудрости, никогда не обретая ее. Стать мудрым в сократической системе координат равносильно тому, чтобы стать Богом. А это невозможно. Следовательно, Сократ призывал своих учеников к недостижимому, к поискам того, чего обрести во всей полноте все равно нельзя. Но разве не превращаем мы нашу жизнь в бессмыслицу, ввязываясь в заранее проигранное сражение, растрачивая лучшие годы в погоне за недостижимым, столь же недоступным нам, как линия горизонта?

1.2. Экзистенциальная мотивация философствования



Здесь, однако, происходит смещение от мотивации письма к мотивации философствования, а это совершенно разные вещи. Одно ясно: если философ еще не обрел истину, находясь в движении к ней, ему не время писать книгу, потому что книга – это всегда остановка2. Если же философ обрел истину, значит, он уже не философ, по своему определению. И, тем не менее, философы пишут, причем весьма интенсивно.

Вывод один: у философа другая мотивация письма, нежели учительство. Может быть, философом движет неудовлетворенное честолюбие, желание прославиться любой ценой? Увы, последнее по меньшей мере маловероятно, а то и просто глупо. Философские идеи чересчур медленно проникают в общественное сознание, да и круг внимающих им безнадежно узок. По этой причине максимальное, на что может рассчитывать добивающийся популярности философ – это повторить судьбу Шопенгауэра, подытожившего свою жизнь известным афоризмом: «Закат моей жизни стал восходом моей славы». Вообще, ближайший путь к известности в современном мире пролегает отнюдь не через философию, а через поп-культуру.

Итак, «умный» философ рано или поздно понимает, что, по большому счету, ему просто нечего сказать человечеству, поскольку Истина им так и не найдена, а создавать себе популярность посредством написания малопонятных широким массам философских трудов – занятие изначально провальное даже для гения. «Глупый» философ, возможно, всего этого не понимает, но можно ли вообще считать философом кого-то столь глупого и наивного? Это художник, по авторитетному свидетельству многих исследователей3, так и не вылезает из детства до самой старости, тогда как философ в каком-то смысле рождается стариком, подобно Лао-цзы – «Старому Сыну».

Художник творит, потому что он наивен, подобно малолетнему ребенку, а ученый творит от избытка сил, возникающих вследствие обладания истиной, что роднит ученого со зрелым мужем. Но философия, по меткому выражению Гуссерля, – это архонт человечества4, что делает философствующего подобным безумному старцу, сажающему деревья.5

Философ являет нам в своем творчестве некую мотивацию, настолько глубинную, что ее вполне можно отождествить с первичной и изначальной. Как мне представляется, для философа (и не только для него) писание книг есть способ преодоления собственной смертности. Говоря это, я, вроде бы, не говорю ничего нового. Но это не так, потому что под преодолением смерти здесь понимается вовсе не пресловутое вечное пребывание в памяти потомков, а нечто совсем другое, столь нелепое и иррациональное, что для его анализа целесообразно обратиться к очень отдаленному человеческому прошлому, в очередной раз осуществив перескок с одной темы на другую, ассоциативно и содержательно ей близкую.



>