То должны быть и детективы всмятку

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   ...   19

Однако мое безмятежное счастье в забытом богом уголке длилось лишь несколько дней. Началось все поздно вечером, фактически ночью. Мы мирно лежали в ледяных постелях и весело болтали. Обсуждали крайне важный вопрос -- где сушить белье? Я стояла за свежий воздух, Настя же предпочитала помещение.

У каждого варианта имелись недостатки. В помещении вещи не сохли, а, наоборот, отсыревали, а на воздухе в тот короткий миг, когда выглядывало солнышко, запросто могли бы высохнуть. Главное -- успеть их убрать до дождя. Но мы, разумеется, не успевали, поскольку нас вечно не было дома.

И вот именно тогда, когда Настя высказала гениальную идею сушить белье на себе, раздался страшный грохот. Сперва я решила, что наш ветхий домик рушится и сейчас погребет нас под собой, однако почти не испугалась, так как понимала, что пара упавших на голову кусков фанеры вряд ли особо нам повредит. Но тут же услышала, как моя подруга рычит: "Прочь! Прочь!" -- и, привыкшая к послушанию, я покорно вылезла из кровати. "Прочь!" -- продолжала Настя голосом тигра, которому вместо мяса подсунули морскую капусту. А сама продолжала лежать в постели! И глядела не на меня, а в окно. Что-то ударило в стекло, и шум прекратился.

Я юркнула под одеяло.

-- Ты поняла, что это было?

-- Какая-то мерзкая рожа в окне! -- гневно выкрикнула моя подруга. -- Этого нам не хватало!

-- Мне казалось, воров здесь не бывает, -- заметила я. -- Удивительно тихое место. Мы постоянно оставляем без присмотра сковородку, и никто не берет. И домиков почти никто не запирает.

-- Воры! -- продолжала гневаться Настя. -- Ерунда! Это был Курицын! Больше некому! Помнишь, у нас под окном такая колода? Он влез на нее и подслушивал наш разговор. То-то мне казалось, что там шуршит. А потом упал с колоды. Обнаглел совсем! Ты его распустила!

-- А зачем ему наши разговоры? Судя по всему, он не очень-то часто стирает свое белье. Он мне рассказывал, что повезет все в город, а там мама постирает.

-- Так он же не знал, что мы обсуждаем белье. Он думал, что его обсуждаем. У него ж самомнение! Наверное, интересуется, почему ты от него бегаешь. Считает, что у тебя кто-то есть, и хочет подслушать, кто. Ты ведь знаешь, что противоположно понятию "молодой человек"?

-- Старый нелюдь, -- не задумываясь, поведала я.

Это поставило в тупик даже Настю.

-- Почему "старый нелюдь"?

-- Как почему? Противоположно понятию "молодой человек", -- раздельно повторила я, -- понятие "старый нелюдь". По-моему, элементарно.

Отсмеявшись, моя подруга продолжила начатую мысль.

-- Я имела в виду, что ни один молодой человек не поверит, что его можно отвергать, не имея в запасе другого. У них такая психология. А Кирицын ведь тоже из мужчин.

-- Так ты видела, что это он? -- уточнила я.

-- Нет. Мелькнула рожа и исчезла. Я бы даже сказала, совершенно на него не похожа, однако больше быть некому. Ты как считаешь?

К сожалению, я считала иначе. Вернее, меня терзали сомнения. Уехав из города, я, казалось, оставила все свои проблемы там. А вдруг нет? Вдруг они просочились за мною сюда? Я была на месте преступления... украла одну улику и подкинула другую... потом меня ограбили... а теперь подслушивают. Интересуются, что я о них знаю, и строят коварные планы. А если это так, то бедная Настя подвергается большому риску, бродя со мной по лесным закоулкам. И не подозревает ни о чем! Правда, Света просила меня никому ничего не рассказывать, однако я выторговала обещание, что Насте в крайнем случае можно. Так вот, похоже, крайний случай настал.

Со вздохом я снова покинула постель и, завернувшись в одеяло, села на кровать к Насте.

-- Сейчас я сообщу тебе нечто. Помнишь, ты спрашивала, зачем я переодевалась в Свету?

-- Да, а ты еще наврала, будто просто в шутку, и я из деликатности притворилась, что поверила. Колись!

-- Ладно. Только, пожалуйста, без критических замечаний в наш адрес. Что случилось, то уже случилось, ладно?

И я раскололась. Слушая, моя подруга скрежетала зубами, видимо, прилагая отчаянные усилия, чтобы критические замечания не вырвались наружу. А по окончании мрачно заявила:

-- С этого момента мы должны быть особенно бдительны. Вот, например, сейчас у меня возникло явное желание выйти. Но опасаюсь. Особенно идти на опушку леса.

-- Пойдем вместе.

-- Ты считаешь, если нас будет двое, убийцы в ужасе убегут? Нет, буду терпеть. Утро вечера мудренее.

Я вернулась к себе и едва начала задремывать, как услышала громкий Настин голос:

-- Знаешь, что? В следующий раз я буду жить непременно в каменном корпусе. Это я заявляю со всей ответственностью. Никаких домиков -- только каменный корпус. Что ты об этом думаешь?

В данный момент я как раз боролась с искушением спросить подругу, не чувствует ли она, как дует сегодня от стены, поэтому предпочла не открывать рта. Вскоре, несмотря на ветер из щелей, мне все же удалось уснуть, но ненадолго.

-- И там непременно должен быть туалет, -- донеслось до меня откуда-то издалека. -- Ты слышишь? Не просто каменный корпус -- это будет каменный корпус с туалетом. Пусть не на этаже, но в самом здании обязательно. Иначе я к ним не поеду. Не поеду... не поеду...

Разумеется, наутро ситуация показалась нам не столь критической. В конце концов, что такое произошло? Кто-то сунул нос в наше окно. Случайный прохожий или и впрямь свихнувшийся Курицын. Рассуждая логически, лично нам вряд ли что-нибудь грозит. Если уж за кем и станут охотиться, то за Светой. Однако, раз она не звонит, значит, дела ее не так уж плохи. Может, убийцу уже нашли?

А на нас свалилось занятие поинтереснее, чем сидеть посереди базы и дрожать. И, естественно, присмотрела его Настя.

-- Ты знаешь, -- возбужденно заявила она, -- мы с тобой совершаем огромную ошибку, бессмысленно бродя по лесу. У нас ведь там нет никакого дела!

-- Это у тебя нет никакого дела, -- с достоинством возразила я, -- а я

слежу за тем, чтобы мы не заблудились.

Еще не хватало, чтобы моя благородная миссия была забыта! Мы с Настей обе очень плохо ориентируемся. Точнее, я очень плохо, а она неправдоподобно плохо. В смысле, я способна заблудиться почти везде, однако есть набор мест, которые представляются мне понятными и знакомыми. У Насти таковых не имеется. Поэтому именно на меня возложена задача мальчика-с-пальчик -- отмечать дорогу. Впрочем, я пользуюсь научным методом. Мы гуляем так, чтобы я постоянно держала в поле зрения шоссе, а уж по нему вернуться мы способны. Иногда, правда, мы увлекаемся, и теряем шоссе из виду, и с ужасом думаем, что заблудились, и рисуем в воображении пропущенный обед, но рано или поздно невдалеке раздаются голоса, и мы понимаем, что все обошлось.

-- Я не умаляю твоих заслуг, -- кивнула Настя, -- но речь не об этом. Конечно, прогуливаясь, мы приносим огромную пользу нашим организмам, но всегда лучше прогуливаться с целью. Так вот, старожилы так и делают. Они собирают грибы!

-- В начале июня? -- не поверила я. -- И какие же, хотелось бы знать?

-- Сверчки и стручки! -- торжествующе выпалила моя подруга. -- Я узнавала.

-- Сверчки -- это насекомые, -- с мягкой укоризной поведала я. -- У Машиного брата их уйма. Живут в аквариуме и ночами стрекочут. А на вид -- вылитые тараканы, только огромные.

-- Да? -- подозрительно спросила Настя. -- А стручки? Тоже насекомые?

-- Нет, стручки -- это растения. Вернее, часть растения. А грибы... наверное, сморчки. И строчки. Только я их в жизни не видела, и если встречу, то не отличу.

-- А ты много грибов до сих пор здесь встречала? Не сезон ведь. Мы смело можем собирать все, что найдем, а потом показывать старожилам. Они объяснят, что съедобно, а что нет. Зато нам какое развлечение!

Против развлечений я никогда не возражала, и мы тут же отправились в лес за сверчками. Брели себе и смотрели под ноги, а валежник хрустел под нашими ногами. Потом мы остановились, а валежник все продолжал хрустеть. Недолго, однако продолжал.

Мы молча уставились друг на друга. Потом молча вышли на шоссе. Оно почему-то казалось безопаснее.

-- За нами явно следили, -- мрачно прокомментировала Настя. -- Если это Курицын и из-за него мы теперь будем сиднем сидеть на базе, я никогда

ему этого не прощу!

-- А может, это зайчик? -- предположила я.

-- Мы с тобой так громко болтаем, что все зайцы должны разбежаться. По крайней мере, я б на их месте разбежалась. Гадство какое!

-- Давай вернемся на базу и посмотрим, там Курицын или нет. Хоть что-то узнаем.

Курицына не было, но, разумеется, этот факт ничего не значил. Зато после обеда, когда мы привычно крались за молоком, кто-то нагло крался за нами. Даже кусты шевелились, честное слово! А ведь мы обещали ни в коем случае не

привести на ферму шпиона! Поэтому я собиралась смело броситься к подозрительным кустам, надеясь вспугнуть негодяя, и остановила меня лишь осторожная Настя. Мне почему-то не верилось, что нам может грозить опасность -- уж больно неподходящий кругом антураж. Овечки, цветочки. А моя подруга утверждала, что преступники вряд ли обладают моим тонким вкусом и на антураж способны просто наплевать.

Тяжелый день продолжался. На ферме мы поссорились с вожаком баранов. Мне он и раньше не нравился, поскольку выглядел глупым и наглым, а теперь отношения наши испортились окончательно. Его при нас отдубасил кот Васька. Отдубасил -- и правильно сделал! Коту всегда первому наливают молоко, даже раньше, чем нам с Настей. А баран попытался это молоко выпить. Тогда Васька встал на задние лапы, а передними надавал конкуренту по мордам. Зрелище неописуемое! Маленький кот с энтузиазмом раздает пощечины обалдевшему толстому барану. Мы, естественно, не удержались от смеха, а баран потом в отместку встал у нас на пути и не давал уйти с фермы. Пришлось звать на помощь.

После ужина, пребывая в нехарактерном для нас довольно кислом настроении, мы решили взбодриться. Поэтому, поставив на плитку сковороду с тушенкой, мы сели в лодку и отправились в путь.

-- Только через час мы должны вернуться, -- предупредила я. -- Все-таки плитка греется. А ты уверена, что убийцы не попрутся за нами?

-- Вплавь, что ли? -- злорадно поинтересовалась Настя. -- Лодка-то всего одна. А водичка ледяная.

-- Одолжат где-нибудь лодку. Или украдут. Для убийц это не проблема. Подплывут к нам и -- бах!

-- Зачем? -- прервала меня подруга. Ответить на это было нечего, и мы бодро замахали веслами.

Быстро сгущались сумерки. Подозрительно быстро.

-- У нас сейчас белые ночи или как? -- осведомилась Настя.

-- Белые. И даже, по-моему, более белые, чем всегда. По крайней мере, фонари на моей улице не горят всю ночь. А раньше их хоть на пару часов, да зажигали.

-- Экономия. И природа туда же. Тоже свет экономит. Весла не видно.

-- Зато она не экономит воду, -- заметила я. -- Дождик пошел. Давай обратно, а?

Не успела я довести фразу до конца, как дождик превратился в грозу. Правда, мы предусмотрительно не расставались с клеенчатыми плащами, однако даже сквозь них иной раз проникали омерзительно холодные струи. А еще они больно били по лицу. Где-то в вышине загремел гром, услужливо сопровождая стремительную молнию. Желание вернуться росло и крепло. Для скорости мы поделили весла -- одно Насте, другое мне. Это нарушало синхронность, но мы ведь не на соревнованиях! Вот протока, выводящая в соседнее озеро, теперь надо проплыть через него до следующей протоки, а там и пристань недалеко. Молнии били все чаще, самые наглые позволяли себе вонзаться в воду совсем рядом с нами.

-- В журнале "Наука и жизнь" написано, -- позволила себе заговорить я, -- что одно и то же напряжение может кого-то убить, а кому-то не причинить вреда. Все зависит от сопротивление организма. А сопротивление во многом зависит от эмоционального настроя. Попытайся эмоционально настроиться.

-- На что? -- буркнула Настя. -- На то, что сейчас в меня ударит молния? Думаешь, это поможет?

Впрочем, вести долгие разговоры обстановка не позволяла -- в рот затекали струи дождя. Они были какие-то косые и добирались до тебя, как бы ты ни извивался. Ага, протока, а за ней...

-- Слушай, мы тут когда-нибудь были?

-- Не знаю, -- неуверенно ответила мне подруга. -- Может, это от грозы все выглядит иначе?

-- Система Вуоксы соединяется с Ладожским озером. Может, это оно? Здоровое больно.

-- Нет, вряд ли. Это иллюзия. Фата-моргана.

Я не стала препираться, хотя была уверена, что фата-моргана нам не грозит. Она возникает в засушливой пустыне, а наша обстановка от сухости была далека. Мы судорожно гребли, а моему воображению представлялась взорвавшаяся плитка и сожженная база отдыха, а также сумма выставленного нам после этого счета. Вот и конец озера... тупик.

-- Все-таки это не наше озеро, -- сделала вывод Настя. -- Плывем обратно!

Руки болели, на теле не было сухой нитки, молнии так и сновали вокруг, и я стала вспоминать маму и попугайчика Кешку -- как славно мы с ними жили и как нежно любили друг друга, и вот бедная мама останется сиротой, а у нее гипертония. Господи, хоть бы выбраться живой -- о большем я не мечтаю.

Тупик.

-- Вон протока! -- указываю я.

Мы долго плывем. Плывем из последних сил. Опять тупик! Но ведь как-то мы сюда попали, значит, и выбраться тоже можно! Мы дважды оплыли озеро -- безрезультатно.

-- Как ты думаешь, -- осведомилась Настя, -- за завтраком они удивятся, что нас нет? Может, организуют спасательную партию?

-- Да они и не заметят.

-- Наши порции останутся.

-- Их съест Курицын.

-- Значит, он заметит.

-- И никому не скажет, -- с мазохистским удовольствием уверила я. -- В надежде съесть еще и обед. И вообще, ночь тут мы не продержимся.

-- Мы выйдем на берег. Переночуем под деревом.

-- По-моему, в грозу под деревом -- самое опасное место. Впрочем, мне уже безразлично. Только маму жалко.

Слово "мама" плохо подействовало на бедную Настю. Если б мы и так не были насквозь мокрыми, я бы уверенно утверждала, что она плачет. Но тут... именно в этот самый страшный миг... забрезжил луч надежды. Я увидела рыбака! Он сидел себе спокойненько в лодке с удочкой и ловил рыбу!

-- Вон, смотри! Рыбак! Мы спросим у него дорогу!

-- Он что, ненормальный? Ловить рыбу в такую грозу!

Я махнула рукой:

-- Рыбаки все ненормальные. Но дорогу наверняка знает. Правда, далеко примостился, но уж поднапряжемся напоследок.

И мы поднапряглись. До сих пор удивляюсь, как мы выдержали эту пытку, однако, представьте себе, мы доплыли. И узрели чайку, уныло восседающую на валуне.

Вообще-то, я люблю животных. Особенно птиц. Но счастье этой чайки, что у меня не оказалось под рукой хорошего булыжника, иначе дни ее прервались бы раньше отмеренного богом срока, а к моим многочисленным грехам прибавилось убийство. Впрочем, нельзя не порадоваться, что булыжника не было также у Насти. Иначе прервались бы мои личные драгоценные дни.

Мы молча и медленно гребли к берегу, надеясь выискать для ночлега место посуше. Может, лучше на островке? Он каменный, а с камня вода вроде бы стекает. Камень... ну, не сухой, конечно, однако и не такой мокрый, как земля. А это что? Короткое матерное слово. Такое короткое -- и такое прекрасное!

Никогда я не понимала любви русского народа к мату. Никогда не предполагала, что удачно употребленное ругательство способно вызвать у меня восторг. О, как мало мы себя знаем! Теперь мне хотелось снова и снова повторять три чудесные буквы, мне хотелось навеки запечатлеть их в своем сердце! Путеводные буквы, спасительные буквы! Все будущие годы моей жизни я не стану, как раньше, при их звучании презрительно морщить нос. Они будут звучать для меня божественной музыкой.

Разумеется, по предусмотрительно оставленным неким гением опознавательным знакам мы довольно быстро нашли дорогу. От мата к Сержу- дураку, дальше любовная картинка, а вот и пристань. Лишь тут я взглянула на часы. Полночь! Мы болтались по Вуоксе четыре часа. А у нас сковородка на огне! Господи спаси!

Господь действительно спас. Правда, в данном конкретном случае он принял удивительно неподходящий облик -- облик Курицына. Наше счастье стояло на мойке и сверлило взглядом сковородку.

-- Тушенка пожарилась, а вас все нет, -- объяснил мой коллега. -- Ну, я ее и съел.

-- Правильно, -- кивнула я.

-- А теперь макароны жарю, -- горько добавил он. -- Жарю, и жарю, и жарю. Два часа жарю. Бутылку масла извел, а они все жесткие! Подсунули какой-то брак!

Я заглянула на сковородку. Курицын жарил сырые макароны! И тут, видимо, наступила реакция. Я принялась хохотать. Вообще-то, на меня нечасто нападают приступы смеха, но уж если началось, то только держись. Очень скоро ко мне присоединилась Настя, а потом и Курицын -- видимо, за компанию. Мы выли и держались за животы. Сразу скажу, что в результате этой акции назавтра у меня болели руки, ноги, живот и щеки. Первое и второе от гребли, а остальное от смеха. И даже выяснив, что истраченная бутылка постного масла принадлежала не Курицыну, а нам, мы не прекратили веселиться. Жизнь -- прекрасная штука!

И, словно в подтверждение этой мысли, наутро нашим с Настей глазам предстало прекрасное видение. Или даже, скорее, гений чистой красоты. В условиях, приближенных к полевым, сохранить чистоту трудно, однако гению это удалось. Представьте себе белые ботиночки, белоснежные узкие брючки и белоснежную же курточку -- и вы поймете, что мы были бы очарованы, даже если б из курточки не выглядывало довольное Светино лицо. Как она прошла по дороге, утопающей в грязи, и не посадила ни пятнышка на свой прелестный туалет, простому смертному не понять. Наверное, у гениев чистой красоты особая походка.

-- Привет! -- махнула рукой Света. -- Как поживаете?

-- Замечательно. Слушай, откуда ты тут взялась?

-- Из города, -- ответила наша любимая подружка в свойственной ей манере и, не дав нам опомниться, тут же поинтересовалась: -- Что вы теперь будете делать? Какие у вас планы?

-- Вообще-то, -- призналась я, -- после завтрака мы собирались в лес за сверчками. Но в связи с твоим приездом мы можем планы изменить.

-- Девчонки, -- ласково засмеялась Света, -- ну, кому, кроме вас, придет в голову искать сверчков в лесу? Они живут за печкой.

-- Да? -- скептически хмыкнула я. -- А я всегда считала, на шестке.

-- На каком еще шестке?

-- На своем. Всяк сверчок знай свой шесток. Может, конечно, он его только знает, а жить на нем не собирается, но тогда зачем ему это надо? Вряд ли у сверчков развита абстрактная тяга к знаниям.

Света молчала довольно долго, потом неуверенно спросила:

-- Слушай, а ты сама понимаешь, что говоришь? Если честно?

-- Если честно -- откуда мне знать? Я не вслушивалась. А о чем я

говорила?

-- Сверчки -- это грибы, -- не выдержав, пояснила Настя. -- Давайте не будем больше о них! Ты Катю извини, но она мне все рассказала. Ну, о твоих неприятностях. Надеюсь, сейчас все в порядке?

-- Почти, -- неопределенно сообщила Света.

-- Ну, мы так и думали. Раз ты не звонишь...

-- Не звонишь! А как, по-твоему, я могла позвонить? В вашей глуши даже нет телефона.

-- Как -- нет?

-- Очень просто -- нет. Ближайший телефон на станции. В пяти километрах. Пока вы бы до него добрели, я бы разорилась. Он ведь междугородний.

-- Значит, у тебя неприятности? -- уточнила я. -- И ты из-за них приехала?

-- До некоторой степени. Сегодня суббота, так что я решила проветриться. И заодно спросить у вас совета. Вот!

И она жестом фокусника достала из миниатюрной белой сумочки огромный страшный нож. Наверное, самодельный. На его широком лезвии красовались подозрительные пятна -- то ли кровь, то ли ржавчина. Ручка была зачем-то обмотана изолентой. Не нож, а ночной кошмар.

-- Что это? -- в ужасе попятилась Настя.

-- Нож, -- доходчиво поведала Света.

-- Где ты его взяла?

-- В своем письменном столе. В офисе. Я не знала, что с ним делать, и решила отвезти его вам. Вы как считаете?

-- Спрячь! -- зашипела я. -- Нам нельзя тут об этом болтать! За нами могут следить!

-- Точно, -- кивнула Настя. -- Нам надо уйти в безопасное место. А пока -- ни слова.

Легко сказать -- в безопасное место! Разумеется, порог столовой, где мы пребывали сейчас -- наихудший вариант. Однако домик тоже не вызвал у нас доверия -- вдруг противник снова притаится под окном? Лес тоже -- каждый куст казался нам прикрытием бандита. Единственная радость, что Света прихватила с собой "Поляроид", и мы бодро фотографировались во всех забракованных нами местах. Наконец, мы присмотрели себе большую лужайку, покрытую невысокой травой. Надо встать посередине, и никто нас не услышит.

К сожалению, мы радовались раньше времени. Стратегически выигрышная позиция была уже занята -- и никем иным, как вредным бараном, заслуженно получившим вчера по мордам! Барана оправдывало одно -- уйти он никак не мог, ибо был привязан к колышку.

-- Вы что, его боитесь? -- удивилась Света. -- Он такой милый!

И она смело двинулась прямо к ужасному животному и протянула к нему руку. Похоже, этого баран не ожидал. По крайней мере, в первое мгновение он уставился на нашу подругу так, как ему полагается смотреть исключительно на новые ворота. А во вторую подскочил на полметра вверх, ловко приземлился на все четыре ноги и бросился с невиданной скоростью описывать вокруг Светы круги. Веревка тут же сбила ее с ног, но мерзкому барану этого показалось мало. Он сделал второй, третий круг, и вскоре Света уже лежала на земле, тщательно спеленатая веревкой.