Байки Чёрного Майя

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7

неё? – не поверил своему счастью эльф.

- Нет, от Манвэ с обещанием вычислить и примерно наказать телефонного хулигана… Конечно же, от Амариэ. Но так как вчера…хрум-хрум…ты был немного занят, сообщаю я об этом лишь сейчас…чавк.

- Что? Что она говорит? – допытывалось безнадежно влюбленное экс-величество Нарготронда. – Да прекрати ты уже жевать в конце-то концов!!!

Гортхауэр и ухом не повел. Он спокойно, с чувством, толком и расстановкой доел яблоки, запил кислятину густым красным вином из горла.

-Сам угадаешь? – проникновенно поинтересовался он у эльфа и тотчас же сам ответил за него - Совершенно верно, все опять закончилось!

И в подтверждение сакраментальной фразы перевернул бутылку кверху донцем. Даже капли не упало. Финрод терпеливо ждал, пока бессмертный паршивец прекратит заниматься ерундой. Но вот Черный Майя перестал медитировать на пустую тару и непонимающе воззрился на приунывшего друга:

- Не понял? Чего сидим, кого ждем? – язвительно поинтересовался он, вскакивая с дивана. - Поднимайся, Финарфиныч, нас ждут великие дела и дальние походы – мы едем в Серебристые Гавани!!!

______

День выдался не по-майски хмурым и ветреным. Сырой промозглый туман, наползая с залива Лун, накрыл Серебристые Гавани по самые крыши. Пропал Митлонд, юный портовый город, будто и не существовал вовсе. Горожан не спасало даже новомодное изобретение в виде носимого над головой тканевого купола, натянутого на стальные или деревянные спицы: от тумана бесполезно прикрываться сверху, ибо мелкая морось не имеет направления. Улицы северного города казались залитыми молоком. Туман глушил звуки, смазывал очертания предметов, рассеивал солнечный свет. Должно быть, некоторым горожанам всерьез начинало казаться, что в Войне Гнева Могущества Арды перестарались и по случайности затопили вместе с грешным Белериандом и эту узкую полоску суши к западу от Голубых Гор. Мерзкий климат наложил свой суровый отпечаток и на архитектуру города. Всем известна любовь Старшего Народа к виду льющейся воды, равно как и то, каких заоблачных высот достигли Элдар в искусстве устройства фонтанов. Так вот: Митлонд был единственным из исконно эльфийских городов, в котором не было ни единого фонтана! Причем, вовсе не из-за возраста…

Стылая уличная хмарь загоняла горожан обратно в дома или теплые трактирные залы. На улицах не было ни души. А если бы взор случайного прохожего и привлекли два силуэта у дверей гостиницы, то он все равно не сумел бы разглядеть что-либо кроме размытых темных пятен. Хваленое эльфийское зрение хорошо в темноте, в тумане же оно бессильно.

- Ну и как, готов? – поинтересовался обладатель крайне долговязой фигуры, облаченной в черный плащ с капюшоном. Вторая фигура плащ имела фиолетовый, а рост самый что ни на есть эльфийский.

- Я-то, положим, давно готов… - хмыкнул фиолетовый. – Ты же уже видел, как я теперь выгляжу. А ты чего дожидаешься – я так и не понял пока. Хорошо еще что туман, а то тебя с твоим ростом за ожившую мачту можно принять. Для сухну и то великоват…

- Чем слушал, родной? Мои чары имеют один недостаток, они воды боятся. Туман ему, видите ли, хорош… - ворчливо пробурчали из-под капюшона, но тотчас же в его глубине зашипело как в змеином гнезде:

- Ты что, обалдел что ли? Для кого, для кого я великоват? Ты мне тут на иртха'ин-кхур завязывай выражаться, забыл, где находимся? Тоже мне, Филагх-кунду….

- Упс! – прикусил язык фиолетовый. – Ну ладно, давай уже внутрь, а то холодно.

В зале трактира, занимавшего первый этаж гостиницы «Лийнил», было сухо, тепло, и, несмотря на пасмурную погоду, светло. У Элдар вообще не существует понятия «портовая забегаловка», поэтому трактир был приличный, уважаемый и чистый, как впрочем, и другие подобные заведения в городе. Немолодой эльф за стойкой, судя по обличию – синдар, повернул голову на звон дверного колокольчика, оценил степень сырости одежд новых посетителей и многозначительно хмыкнул. Пожалуй, двумя порциями горячего вина с гвоздикой здесь не обойтись. Надо бы кувшинчик на жаровню поставить…

Один из посетителей немедленно шмыгнул в угол и уселся за столик у стены, в то время как второй, отбросив с головы капюшон, вежливо приветствовал хозяина. Взоры всех присутствующих, за неимением иного развлечения обратились к нему. Пришелец внешне напоминал лесного эльфа - его светло-русые волосы над висками заплетены были в две тонкие косицы – однако ширина плеч и царственная осанка невольно наводили на мысль о наличии в роду Калаквэнди - Высоких Эльфов Света. Гость заказал рыбу, тушеную в молоке, горячих лепешек и кувшин глинтвейна. Усевшись в ожидании заказа за дальний столик, он первым делом сбросил тяжелый мокрый плащ, осмотрел зал с величайшим вниманием, но спутника своего не нашел. Тот словно в воздухе растворился, оставив на память лишь сырое пятно на лавке.

Принесли горячее вино. Замерзший как сосулька Финрод Фелагунд плеснул в кружку глинтвейн, но пить не стал, а, обхватив кружку с двух сторон, принялся греть пальцы. Сейчас никто не опознал бы в путешествующем лесном эльфе легендарного государя Нарготронда, сразившегося на Песнях Силы с самим Сауроном и без вести сгинувшего в темницах Тол-ин-Гаурхота. Добрых полтора века не видевший сородичей Финрод чувствовал себя странно: неуютно и восторженно в одно и то же время. На секунду ему даже захотелось развеять искусно наложенные чары и открыть свой истинный облик - то-то все удивятся, увидев за соседним столиком героя из баллад! Но тут хозяин заведения принес еду. Рассеянно кивнув в ответ на пожелание приятного аппетита, эльф взял себя в руки и отверг мимолетное искушение покрасоваться перед публикой. Им вновь овладела тревога, которая в значительной мере проистекала из отсутствия Гортхауэра.

Финрод успел выпить кружку, наполнить следующую, съесть половину своей порции кушанья, а Майя все не появлялся. Близился вечер, и эльф, не без тоски подумал о том, что придется искать место ночлега, следовательно, нужно будет как-то дать знать спутнику, где искать его наутро. Но тут в дальнем конце зала приоткрылась маленькая дверца, и бесшумно пропустила вперед фигуру в знакомом черном плаще. У экс-государя Нарготронда отлегло от сердца.

Потеряшка-Сотворенный быстрым шагом двигался через зал в его сторону. Пока он лавировал между столиков, эльфийский взгляд сына Финарфина успел отметить, что его друг, похоже, несколько переусердствовал в стремлении скрыть высокий рост и сделался каким-то совсем уж маленьким. Тем не менее, это означало, что с наложением иллюзии все прошло успешно.

Финрод приветливо кивнул закутанному в черный плащ Майя и великодушно подвинул тому кружку с дымящимся глинтвейном. В темноте капюшона сверкнули быстрые карие глаза и послышался смешок.

- Спасибо, родной! – негромко прозвучало из темноты, Интонация был знакомой до боли, но этот голос!

Узкая сильная кисть, сверкнув из-под длинного рукава полоской бледного запястья, отработанным движением подняла кружку на уровень лица. Черный Майя сделал глоток, после чего театральным жестом сбросил на лавку треклятый мокрый плащ. Финрод уронил вилку.

Перед ним, насмешливо уперев руки в бока, стояла молодая женщина-эльф в коричневом дорожном платье. Иссиня-черные волосы до плеч, резкие черты лица, бледная кожа. В левом ухе – знакомая серьга…

- Э-э… - сказал Финрод и полез под стол за вилкой. Дама фыркнула.

Вилка отскочила в самый угол. Вынырнув обратно с добычей, Финрод увидел, что леди успела выдуть кружку глинтвейна и принялась за рыбу.

- Тху?! – потрясенный Финрод пребывал на грани истерики.

- Тихо, Финарфиныч, тихо… - понизив голос до шепота, эльфийка подалась вперед. – Я это, я, успокойся. Всего лишь та иллюзия, о которой я тебе говорил. Так что перестань на меня таращиться, закрой рот и ешь молча.

Присмотревшись внимательнее, государь Фелагунд пришел к выводу, что перед ним и вправду его давний друг и собутыльник: черты лица Сотворенного изменились лишь сообразно пропорциям, но оставались узнаваемы, и даже голос был по-прежнему низким: просто баритон юноши трансформировался в альт девушки.

- А волосы почему короткие? – похоже, государь Фелагунд нашел-таки, до чего докопаться.

- Да ты понимаешь, Инголдо, - пояснил таирни, орудуя вилкой, - эта иллюзия воды боится, как ты уже знаешь, вот и пришлось от кос отказаться. Мы тут надолго застряли – представляешь, как их мыть?

Финрод, видимо, представил и хмыкнул с сочувствием. А Гортхауэр добавил заговорщицким шепотом:

- Да и вообще, если честно - поднадоели эти хаера за пять тысяч лет!

- Ну и постригся бы! – возмущение эльфа достигло предела и вырвалось на свободу. – Развел тут… Ладно, предупредить не удосужился, так хотя бы сейчас можешь мне объяснить, на кой хрен с собой сотворил такое?

Гортхауэр молча прожевал, запил вином и, посоветовав другу не орать на весь трактир, терпеливо посвятил его в некоторые подробности замысла.

- Ты обрати внимание, кто здесь живет. В гостинице, я имею в виду… Так вот, в таких вот временных пристанищах селятся отнюдь не горожане – в большинстве случаев, это те, кто решил навсегда покинуть Средиземье. Иногда в ожидании корабля проходят многие месяцы, все это время будущие переселенцы проводят здесь, прощаясь с материком. Вполне естественно, что нормальные эльфы уплывают в Валинор с супругами. Так что еще одна семейная пара, поселившаяся в гостинице, никого не удивит. Понял?

Финрод смутился ужасно.

- Слушай, а почему это… Ну, почему мы – именно… семейная пара? Может, мы брат и сестра вообще.

Сотворенный гадко ухмыльнулся. На его теперешнем девичьем лице ухмылка выглядела еще гаже, чем на привычном.

- Не-ет уж, родной, мы именно муж и жена, - хихикнул он. – Хотя бы потому, что братьев с сестрами не селят в одну комнату.

- Ну и что? – Финрод растерялся окончательно.

- Как это «что»? – возмутилась милая барышня, - А финансы экономить тебя в детстве не учили? Хотя, нет – ты ж король, так что вряд ли…

- От короля слышу! – буркнул красный как вареный рак Финрод. – Ну, ты и скряга!

Сотворенный мелодично рассмеялся, чем добил эльфа окончательно и бесповоротно.

Доев ужин, друзья поднялись наверх. На втором этаже «Лийнил» располагались комнаты для гостей. Изрядно удивив хозяина гостиницы отсутствием ручной клади, странные постояльцы закрыли за собой дверь и осмотрели будущее жилище. Комната оказалась светлая и большая, с огромным окном на запад. Должно быть, днем отсюда открывался замечательный вид на море, но ввиду тумана и надвигающихся сумерек это предположение ни доказать, не опровергнуть не удалось. Главное бросалось в глаза сразу – никакого сравнения с мрачными высокими залами Тол-ин-Гаурхота или нового обиталища Сотворенного в южном Ангмаре!

Уставший как собака Финрод первым делом плюхнулся на двуспальную кровать. Потом оценил размер ложа и снова смутился. Идея Гортхауэра с перевоплощением была явно не лучшей, во всяком случае, оставайся тот в прежнем теле, делить с ним комнату было бы не столь…э-э…неловко.

В этот момент Финрод наткнулся взглядом на таирни. Нет, ну надо же было додуматься такое сотворить! Глядя, как Майя, встав на носочки, аккуратно развешивает на вешалке оба мокрых плаща, эльф только хмыкнул. Гортхауэр немедленно обернулся на звук. От него не укрылся интерес в серых глазах его бывшего нарготрондского величества, но так как Майя он был все-таки Черный, то без издевок обойтись не смог.

- Ну вот, - обаятельно улыбнулся он Финроду. – А всего лишь недельку назад кто-то говорил, что я страшный…

Девичьи руки оправили узкий лиф вышитого бисером платья. Явно рисуясь, пригладили неровно обрезанные волосы.

-Может, чайку? А, Инголдо?

Не переставая улыбаться, Сотворенный кивнул на миниатюрный чайник с чашками, стоящий на столике возле кровати.

Славный государь Финрод Фелагунд сначала побледнел, затем покраснел, затем вспомнил свои недавние приключения на Сулху-ар-бане и пошел пятнами. Гортхауэр гадко ухмылялся. Вот это и стало последней каплей, переполнившей чашу эльфийского долготерпения.

- А вот не пошла… не пошел бы ты со своим чайком знаешь куда?!! – храбро зажмурившись, выдохнул Финрод.

__________

Прошло две недели. Город успешно доказал двум друзьям свое право на существование: в те несколько солнечных дней, которые выпали на его долю, майский Митлонд оказался весьма симпатичным портовым городом, хотя, на вкус Финрода, проведшего значительный период юности в Альквалондэ - чересчур скромным и немного скучным. Впрочем, с привычкой многолетнего затворничества, ему и привычная городская суета казалась неприятной. Так что из отведенной ему с «супругой» комнаты в гостинице «Лийнил» он вылезал крайне редко, предпочитая прогулкам посиделки на подоконнике настежь распахнутого окна, из которого, кстати, действительно, открывался прекрасный вид. Место для гостиницы было выбрано удачно еще и потому, что крыши соседних домов весьма кстати заслоняли собой портившие пейзаж доки и иные портовые строения. Пока безнадежно влюбленный эльф мучился от тоски и напевал песню про белые крылья чаек из репертуара ныне покойной Тинувиэль Дориатской, один из самых ярых поклонников таланта певицы целыми днями пропадал в городе и возвращался лишь к вечеру. Деятельная и жадная до знаний натура Черного Майя живо интересовалась новостями из внешнего, быстро меняющегося мира. Надо сказать, что у обаятельной и бойкой на язык молодой леди было куда больше шансов собрать местные секреты, сплетни, слухи и тому подобное народное мифотворчество. Пару раз он притаскивал совершенно невероятные домыслы о том, что поселившийся в «Лийнил» господин Аэглор – так представился Финрод хозяину гостиницы – должен испытывать определенные трудности, если собирается взять с собой на борт уходящего в Валинор корабля свою супругу-нолдо. Все жалели господина Аэглора и госпожу Таирэ – вот так лихо Майя оттяпал половину от нареченного ему имени Таирэн Ортхэннер – многие свято были уверены, что из отчаянной затеи ничего не выйдет, но, тем не менее, искренне желали супругам удачи и счастья в Благословенной Земле. Кто-то чересчур внимательный подметил, что госпожа Таирэ похожа на Тинувиэль из Дориата, это, само собой разумеется, породило волну новых слухов. К чести сказать, в бедном господине Аэглоре некоторые особо продвинутые личности опознавали то без вести пропавшего Маглора сына Феанора, то последовавшего за ним Даэрона, а то и одного из чудесно спасшихся сыновей Диора Полуэльфа. Скучно не было никому. Гортхауэр мрачно проклинал себя за неизобретательность в части выбора облика, делавшего обладательницу оного похожей на нолдо, а также любовь обывателей к романтическим историям. Финрод реагировал менее бурно, разве что хмыкнул пару раз. В конце концов, он не был против того, что его принимают за его любимого певца, а облик девушки-нолдо видел в лаборатории Тху на одной из стадий эксперимента по сотворению «идеального образа» (да-да, скромность хозяина Тол-ин-Гаурхота порою не знала границ своего отсутствия).

Две недели пролетели совершенно незаметно. И когда Таирэ, в один из дней влетев в отведенную им с мужем комнату, сообщила, что сегодня в порт возвращается «Нимиэрнин» вместе со своим прославленным капитаном, бедный господин Аэглор уже ничему не удивлялся. Тем не менее, сориентировался быстро и, подхватив по случаю очередной мороси свой знаменитый фиолетовый плащ, бегом бросился вслед за спутницей.

Несмотря на холодный ветер, в порту яблоку негде было упасть. Отвыкший от большого скопления народа Финрод наивно полагал, что они с Черным Майя будут единственными встречающими. Ничего подобного! Похоже все население Митлонда (по меркам города эльфов совсем не маленькое), не меньше народа заняло и ближайшие крыши.

Ввиду пронизывающего до костей морского ветра, стоять в толпе было ощутимо теплее. Нахально пользующийся женской неотразимостью Гортхауэр уже успел раздобыть где-то за здорово живешь пирожок с морской капустой, неторопливо закусывал, попутно комментируя происходящее.

- Понимаешь, дорогой мой, в чем тут дело… чавк…Будь это самый обычный корабль, никто бы, как говорил Рраугнур, и не почесался бы. Но! – он многозначительно поднял перемазанный маслом девичий пальчик – Капитан «Белой жемчужины» сиречь - «Нимиэрнин» по совместительству…чавк… чтоб ты знал, является также правителем Серебристых Гаваней. Именно поэтому каждый добропорядочный горожанин считает…чавк-чавк… священным своим долгом поприветствовать уважаемого градоправителя Кирдана, так сказать, лично…

- Кирдан?! – округлил глаза Финрод. – Что, тот самый Кирдан?

Теперь настал черед удивляться для Черного Майя.

-Ты его знаешь?

Экс-государь Нарготронда ухмыльнулся не хуже Гортхауэра.

- Ну, разумеется. В свое время я считал его одним из своих друзей. Он ко мне в Нарготронд, помнится, приезжал пару раз, и я у него гостил однажды в Фаласе. Потом, я что-то слышал, будто бы он перебрался на остров Балар, корабли начал строить… или нет, корабли он начал строить еще в Арвениэне... не помню. Короче, меня на тот момент в живых уже не было! – закончил свою повесть Финрод, нагло откусывая чуть ли не половину пирожка.

-Хм… - крякнул Гортхауэр, явно не ожидавший от друга подобной осведомленности. – В принципе, так оно все и было. Что до кораблей, Кирдан построил их аж две штуки: «Вингилот», на котором сейчас Эарендил, чтоб ему пусто было, бороздит просторы воздушного океана вместе с батиным Сильмариллом и «Нимиэрнин», который, как известно, не роскошь, а средство переправки тоскующих по Благословенной земле в их узкоэльфийский рай. Оказывая посильную помощь страждущим, он одновременно делает еще одно благое дело, а именно: добывает средства на дальнейшее строительство нового морского оплота Средиземья, как говорится «отсель грозить мы будем Манвэ».. ой, простите, увлекся… увлеклась то есть… Главное дело, такое романтическое название - «Нимиэрнин». Видимо, Кирдана настолько потряс белый жемчуг на побережье Балара, что своей посудине он нарек именно это имя. Хотя, не стану скрывать, временами название «Белая жемчужина» не вполне соответствует роду занятий капитана…

- Минуточку! – вскинув пепельные брови, насторожился Финрод. – Ты что имел в виду, когда говорил о добыче средств? Он что – еще и пират?!

- Ну что ты! – со смехом отмахнулся Гортхауэр, догрызая ворованный пирожок. – Что ты, Инголдо. Разве может основатель и бессменный правитель Серебристых Гаваней опуститься настолько низко? Разумеется, никакой он не пират. Он самый обычный контрабандист.

- Что?! - не веря своим ушам, задохнулся Финрод. Вокруг немедля заоборачивались, и милая леди, цапнув своего спутника под локоток, вынуждена была поспешно прошипеть том на ухо:

- Тихо! Опять, пхут-тха, забыл, где находишься! Это тебе не Тол-ин- Гаурхот, где любую чушь можно запросто орать во все горло, пока связки держат… Да, Кирдан занимается не слишком достойными делами, но по эту сторону моря он – заботливый правитель и честный торговец. Кто же виноват, что в Валиноре такие дурацкие законы? Между прочим, вместо того, чтобы запрещать все подряд, наладили бы уже давно нормальную торговлю с материком, тем более что спрос есть, да еще какой! Палантиры те же, мирувор… Хотя в последнее время меня начало смущать то, что Кирдан освоил, так сказать, еще один вид нелегального товара.

- Какой? – Финрод спросил из банального любопытства. На самом деле, поразмыслив немного, эльф пришел к выводу, что Гортхауэр отчасти прав. Как бывший правитель Нарготронда он не мог не оценить по достоинству мудрость и находчивость своего коллеги.

- Так что же еще возит Кирдан? – весело подмигнул он. Сотворенный пожал точеными плечами.

- Ты уверен?

Уловив ответный кивок, Гортхауэр спокойно сообщил:

- Ну, с точки зрения все тех же идиотских законов Валинора тут он еще более неправ, чем в случае со здравуром. Видишь ли, ввоз запрещенного товара карается неизмеримо строже, нежели вывоз…

Финрод непонимающе встряхнул заостренными ушами.

- Так что же это? Золото и самоцветы? Коньяк? Редкие травы в виде специй? А?

Леди Таирэ хихикнула в кулак.

- Ну… ближе всего последнее. Редкие травы то бишь. Это трубочное зелье иртха…

До Фелагунда дошло почти мгновенно. Он прекрасно помнил свое первое случайное знакомство с этой пакостью. Поэтому он произнес всего два слова:

- Убил бы!

Но в этот миг в свинцовой дали моря показались белоснежные паруса «Нимиэрнин». Что началось! По каким-то неведомым причинам все народы Арты полагают Старший Народ сборищем рафинированных интеллектуалов, лишенным всяческого проявления эмоций. Это заблуждение! На самом деле, эти вечноживущие создания во многом напоминают вечных детей: та же непосредственность, то же постоянное ожидание чуда, та же ничем не отравленная радость бытия. Горожане приветливо махали показавшемуся на горизонте кораблю шарфами, платочками и просто руками. В глазах рябило от окружающей пестроты - должно быть, с палубы корабля причал представлялся огромной колышущейся клумбой.

«Нимиэрнин» входила в гавань под восторженный визг и фанфары. Белоснежный лебяжий нос устало раздвигал густую от цветов прибрежную волну, на изогнутых белых бортах налипли мокрые лепестки. Стоило воздать должное умению команды виртуозно управляться с парусами – корабль приближался к берегу исключительно за счет скорости ветра – тот риск, на который большинство мореходов ни за что не решится, предпочитая старые добрые весла. Ответственность и сложность маневра не повергалась сомнению: у штурвала стоял лично Кирдан Корабел, и это при условии, что Фионвэ, бессменный рулевой «Нимиэрнин», по слухам являлся учеником самого Эарендила! И лишь двое в пестрой толпе смотрели не на горделивую фигуру капитана, а беспокойно следили взглядами за снующими по палубе фигурами. Но тщетно – помимо матросов на корабле не было никого – сплошное однообразие шерстяных курток, головных платков, кос и высоких ботфорт с отворотами. Лишь однажды безнадежно влюбленному Финроду почудилась тонкая девичья фигурка в солнечном ореоле волос, но это оказалась всего лишь игра воображения, измученного долгим ожиданием.

Громада светлого дерева бортов надвинулась, с тихим плеском воздвиглась над запруженной народом пристанью. Поскрипывая такелажем, дыша морской солью, водорослями, смолой и чем-то еще – может, тайфунами неведомых морей или алмазным песком отмелей Амана – «Нимиэрнин» вернулась домой.

- Да где же она? – закусив губу, бормотал Финрод. Острые кончики его ушей печально опустились и торчали теперь почти горизонтально. Черный Майя ободряюще ткнул его в бок.

- Погоди немного, родной. Видишь, сколько народа? Если на борту и вправду пассажирка из Валинора, то показывать такую опасную диковину куче лишних глаз совершенно незачем. Корабел не дурак: скорее всего, он выждет, пока все разойдутся и только потом высадит девушку. Зачем почтенному капитану всякая досужая болтовня за спиной?

Меж тем с корабля на берег бросили причальные концы, и двое ребят из команды «Нимиэрнин», с присущей лишь эльфам легкостью перелетев расстояние в пять локтей, очутились на твердой земле, в то время как еще двое спускали трап. Горожане к этому трюку отнеслись спокойно, видимо, в исполнении Кирдановых молодцев и не такое видали, зато леди Таирэ и господин Аэглор не удержались от восторженных аплодисментов. Скорее всего, именно этот звук отвлек внимание мореходов от наматывания канатов на чугунные кнехты, ибо далее произошло совершенно невероятное и непредвиденное событие.

Один из стоявших на палубе матросов, с виду – сущий мальчишка – неожиданно сорвался в места, и, прежде чем кто-нибудь успел бы предостеречь его от опасной затеи, шустро побежал по трапу. К несчастью именно в этот момент растерянные аплодисментами матросы на берегу чуть ослабили натяг причальных канатов и борт «Нимиэрнин» на пару ладоней ушел назад. Ничего страшного для корабля в этом не было, но вот белые доски сходней от толчка с силой подбросило вверх, и мальчишка-эльф, потеряв равновесие, кувыркнулся в воду. Пока женщины на берегу испуганно кричали, пока с корабля успели сбросить в воду веревку, пока кто-то из горожан рванулся на помощь, на ходу сбрасывая плащ, из толпы, расшвыривая всех острыми локтями, вылетела девушка-эльф в коричневом платье, и, добежав до края причала, молча прыгнула в воду – только рукава плеснули в воздухе. Толпа потрясенно затихла, ожидая развязки.

Очутившись в воде, Гортхауэр почти сразу увидел незадачливого утопленника. Судя по скорости, с которой погружалось в глубину худенькое тельце, мальчик был без сознания – должно быть, в падении сильно ударился головой. Длинные пальцы Сотворенного ухватили капюшон шерстяной куртки. Тол лениво сполз с головы, выпуская на свободу длиннющие светло-золотые пряди. Время было дорого, и Гортхауэр без малейших сантиментов схватился за них. Держа за волосы юного путешественника в чертоги Ульмо, Майя начал всплывать. Сквозь толщу воды он мог видеть, как высоко на палубе «Нимиэрнин» суетятся фигуры, как веревка за веревкой, разматываясь в полете, с тихими шлепками падают рядом. А вот и долгожданный темный край пристани – поверхность, воздух и жизнь! К вящему ликованию горожан, из воды показалась черноволосая голова, густо облепленная цветочными лепестками, а вслед за нею – еще одна, детская и в капюшоне. Вдоль берега с веревкой в руках уже бежал Финрод. Но тут отважная спасительница утопающих повела себя очень странно: вместо того, чтобы править к берегу, она быстро поплыла в сторону доков, таща за собой спасенного юношу. Ничего не понимающий Финрод бежал следом.

Вскоре удивительная троица скрылась из вида. Поразмыслив немного, горожане пришли к выводу, что все дело тут в скромности. Ну, какая дама согласится предстать перед большим скоплением народа в мокрой одежде, облипающей тело? Что с того? В конце концов, упавший за борт мальчик спасен, а это главное!

Забежав за очередное дощатое строение, Финрод осмотрелся, соображая где искать двух водоплавающих – перед доками обоим удалось исчезнуть. Здесь, в тени наползающих громад бочек и ящиков, вода казалась особенно темной и неприветливой: на нее даже смотреть было холодно, а у сына Финарфина после похода через Хэлкарэссэ реакция на холод до сих пор сохраняла прежнюю остроту. Он зябко передернул плечами. Но мерзнуть в одиночестве долго не пришлось – в узком пространстве меж двух дощатых мостков вода пошла пузырями, забурлила, а через мгновение злой, мокрый и продрогший Гортхауэр вынырнул, держа на руках….

- А… Амариэ?! – Финрод отшвырнул ненужную веревку прочь и поспешно принял из рук Сотворенного безжизненное тело возлюбленной. – О, Эру милосердный!

К счастью, государь Фелагунд имел представление о том, как обращаться с утопленниками. Будучи по матери морским эльфом, в юности он с другими юношами и девушками принимал участие в излюбленной забаве тэлери – ловле жемчуга. Раза три захлебывался на глубине сам, раз пять вытаскивал из воды неудачливых товарищей, так что дело знал. Перевернув девушку лицом вниз, Финрод положил ее грудью себе на колено и несколько раз сильно ударил по спине. Изо рта Амариэ хлынула вода, а потом легкие со всхлипом развернулись, жадно впуская воздух. Тогда эльф перевернул утопленницу на спину, расстегнул куртку и, упершись основаниями обеих ладоней в грудину, принялся ритмично давить, чтобы заставить сердце забиться вновь.

- Ого! – присвистнули над ухом. – Тьма Изначальная, ка-акой вид, чтоб мне копчиком в кадык получить!

Уложившись в три емких слова, бывший государь Нарготронда на ах'энн высказал бывшему Черному Властелину все, что думает о нем, его нравах, а также о несвоевременных комментариях «под руку». Но тот не унимался.

- Рубашку с нее сними! – посоветовал Гортхауэр. Финрод вспыхнул как маков цвет и обернулся к другу. Однако вместо гневной отповеди, с губ его слетел неуверенный смешок. Потом – еще один. Вскоре эльф уже трясся от распиравшего его смеха. Зрелище, и правда, того стоило!

Мрачно скрестив на груди длинные руки в мокрых рукавах, перед ним по пояс в воде стоял страх и ужас Средиземья. Коричневое, расшитое бисером дамское платье лопнуло на широких плечах, узкие рукава разошлись по швам. Прибавьте к этому сизые от холода губы и занавесившие лицо мокрые спутанные черные волосы, концы которых струились по водной глади наподобие щупалец медузы – и описание внешности станет исчерпывающим. Равнодушно смотреть на такое не смог бы даже воспитанный и сдержанный Финрод Фелагунд.

- Чего ржешь? – набычился таирни – Если что, так на моем месте вообще должен был оказаться ты. Кто из нас разнесчастный влюбленный герой, чтоб ему пусто было? Вот слава Тьме, что я вовремя в воду сиганул – на девчонке столько груза навешано, что через пару минут ее пришлось бы доставать уже с морского дна и вспоминать некоторые приемы, за которые невежественные соседи прозвали меня Некромантом!

- Какого еще груза на ней навешано? – Финрод, только что закончивший проклинать себя за промедление, не испытывал желания возвращаться к этой теме вновь. Тем более, что лицо Амариэ медленно розовело, а пепельные губы сменили цвет на просто бледный. Эльф удвоил усилия, растирая окоченевшие девичьи ладошки.

- Так какого груза-то? – переспросил он, пыхтя от усердия.

- Я же говорю – загляни под рубашку! – хохотнул таирни. И, не дожидаясь упреков в плоскости собственных шуток, поспешно добавил: - Инголдо, фу! Фу, я кому сказал!!! Нет, и после этого мне заявляют, что у меня испорченное воображение?! Я не про…кхм… достоинства фигуры, а про оригинальное обрамление…

Но Финрод уж понял, к чему клонит Тху. Закончив растирать руки Амариэ, он переключился на ступни, но едва лишь стащил с изящной ножки тяжелый ботфорт, из голенища на сырые доски товарной пристани дождем посыпались драгоценные камни… Рубины, алмазы, изумруды и сапфиры с музыкальным звоном распрыгивались в разные стороны словно живые. Иные были не больше эльфийского зрачка, другие же – с кулачок новорожденного младенца. Вот примерно такого же размера сделались и миндалевидные очи Фелагунда.

- А Элберет Гилтониэль… - только и смог сказать он.

- Айя эленион анкалима, - мрачно поддержал Гортхауэр, продолжая стоять в воде. – Я же и говорю, тут мелочь, ты под одежду загляни, там вообще бриллианты крест-накрест в тридцать три ряда: похоже, все, что скопилось в доме за тысячи лет беспечальной жизни. В такой броне от нее стрелы должны отскакивать, как от стенки – горох!

Стыдливо отвернув ворот нижней рубашки Амариэ, эльф убедился в правдивости слов друга.

- А, между прочим, ты почему до сих пор в воде торчишь? – неожиданно спохватился эльф. – Рыбий хвост растишь? Учти, тебя растирать не буду! – честно предупредил он.

Вместо ответа таирни так посмотрел на Финрода, что тому показалось, будто в воздухе запахло паленым.

- Чего?

- Я… не могу вылезти в таком виде… - злобно сообщил Майя, стуча зубами от холода.

-Чушь! – отрезал Финрод. – А то я тебя не видел?! Тху, хорош дурью маяться, вылезай уже. Кто вас, Сотворенных знает, что с вами в случае простуды бывает? Может, ты от жара в какую-нибудь дрянь превратишься или вовсе растаешь лужицей…. Вылазь!

Подарив заботливой остроухой няньке еще один испепеляющий взгляд, Гортхауэр подтянулся на руках, и выбрался на дощатый настил. Финрод старался сдерживать эмоции, но все-таки удавалось плохо. Вид здорового мужика в мокрой юбке эльф тихо хрюкнул от смеха, старательно маскируя подозрительный звук под кашель. Чем, естественно, лишь вызвал новую волну раздражения.

- Кашляешь, гад?! – рявкнул Черный Майя, яростно выкручивая подол и стряхивая брызги на сидящего рядом эльфа. – Это я кашлять должен и соплями захлебываться, я! Расселся тут в плаще, в тепле и сухости, с девушками любезничает, хоть бы спасибо сказал – так нет – ржет бесстыжим образом, не хуже Нахара! А ну отдавай плащ, пижон несчастный!!!

Хозяин гостиницы «Лийнил», немолодой и благообразный господин Меарнил из синдар, от неожиданности уронил кружку, когда под мелодичный звон дверного колокольчика в помещение ввалилась милая компания из трех персон. Сизый от холода Элда в котте и тонкой рубашке и невероятного роста босоногий Эдайн в фиолетовом плаще до пят. На руках он держал красивую светловолосую эльфийку в матросской одежде и огромных сапогах. По счастью, обеденная зала была пуста как брюхо дворняги, ибо все горожане и порядочные гости Серебристых Гаваней встречали в порту правителя города Кирдана Корабела, так что больше удивительных посетителей никто не видел.

- Э…э… господин Аэглор? – хозяин, наконец, опознал в одном из троицы своего постояльца. – Вижу, вы совсем замерзли. Вина? Глинтвейна? Или, может, горячий обед?

- С-спасибо, не нужно, - простучал в ответ зубами вежливый господин Аэглор. – М-мы н-наверх, в к-комнату…

Взгляд хозяина «Лийнил» скользнул по мужчине с девушкой на руках, задержался на мокрых волосах и одежде девушки. –

- Да, разумеется, господин Аэглор, - натянуто улыбнулся он – А что мне сказать вашей супруге, леди Таирэ, когда она вернется?

- А… да нечего не говорите, уважаемый Меарнил, - пожал плечами Аэглор. – Пусть для нее визит гостей станет приятной неожиданностью. Мы пойдем наверх…

Хозяин кивнул и бросился подбирать с пола осколки. Он готов был поклясться, что высокий Эдайн, не оборачиваясь, буркнул под нос на чистейшем синдарине: «Вернется она, щаз!». Хотя, скорее всего, действительно, показалось.

Оказавшись в комнате, Гортхауэр первым делом сгрузил драгоценную ношу на кровать, и принялся ожесточенно сдирать с себя мокрые лохмотья, в которые превратилась одежда леди Таирэ. Когда он вынырнул из вороха тряпок, то увидел, что Финрод успел: снять с Амариэ куртку, стянуть эти жуткие сапоги, укрыть девушку одеялом и даже – о, счастье! – накапать в чайную чашку «Пламя творения».

- Грейся! – эльф широким жестом протянул другу посудину. Стуча зубами от холода и непрерывно подпрыгивая на месте, тот схватил чашку и единым духом влил в себя ее содержимое. Зажмурился, сморщился, дохнул в кулак и требовательно протянул емкость за следующей порцией. Но ушлый Финрод вместо этого конфисковал чашку, плеснул себе, выпил и снова склонился над бесчувственной Амариэ.

- Слушай, Тху, а почему она никак в себя не приходит? – обеспокоено спросил он, поправляя одеяло. – Если бы она у нас просто тонула, то после оказанной помощи уже давно должна была очнуться… Что с ней, а?

Гортхауэр в своих знаменитых джинсах с клепаным ремнем и наполовину застегнутой рубашке босиком по-птичьи допрыгал до кровати, и заглянул в лицо Амариэ, попутно наполняя чашку согревающим питьем.

- Почему в себя не приходит, говоришь… - задумчиво протянул Сотворенный, отправляя вторую порцию налитого вслед за первой. – А Феанор его знает почему… - благоухая «Пламенем творения», он наклонился еще ниже. – Хм… может, она просто уснула уже? Так бывает и часто…

В этот самый миг носик девушки зашевелился и сморщился как у кошки. Амариэ звонко чихнула и открыла глаза.

- Эру милостивый! – Финрод упал на колени в порыве благодарности Единому, а Гортхауэр тихо произнес на ах'энн:

- Ну, здравствуй, маленькая Йолли…

Девушка внимательно посмотрела на Сотворенного, потом – на эльфа, потом – снова на Сотворенного. Взгляд ее понемногу делался осмысленным, в нем сквозила радость узнавания. Финрод был совершенно счастлив: уже давно он не улыбался настолько безмятежной улыбкой. Амариэ засияла как звездочка, подпрыгнула на месте, и с визгом: «Гортхауэр!!!» обвила руками шею ошеломленного Майя.

- Ой, как давно я тебя не видела! – без умолку звенел ее серебристый голосок, - Где ты пропадал? И где Тано? А все остальные? Где Линнэр, Тайли, Эйно, Эрэлли, Исилхэ? И где это мы находимся?

Лазоревый взгляд в недоумении обвел гостиничный номер. Задержался на потолке, метнулся к окну. – Это… это ведь не Хэлгор, верно? И моря в Лаан Гэлломэ нет, река только… Куда же я попала? И главное – как?

Гортхауэр усилие воли вернул на место отвисшую до колен челюсть и очень медленно повернул голову в сторону Финрода. Несчастный государь всея Нарготронда выглядел не лучше: выражение лица такое, будто бревном по затылку стукнули: то же потрясение, тот же немой укор, те же искры из глаз.

- Ах'энн? – шепотом уточнил он у Сотворенного. Нервно дернув уголком рта, тот кивнул.

- О, это твой друг? – девушка, наконец, обратила внимание на тот факт, что в комнате их трое. – Ты познакомишь нас? Хотя у меня почему-то такое чувство, словно мы уже встречались… - лучезарная улыбка коснулась глаз безнадежно влюбленного сына Финарфина. Тот попытался улыбнуться в ответ, но вышло плохо.

- М..м – никогда не лазивший за словом в карман, Черный Майя промычал нечто невразумительное, и, внезапно спохватившись, принялся застегивать рубашку на груди. Понимая, что помощи ждать неоткуда, девушка пожала плечами, поправила одеяло.

- Здравствуйте еще раз! – учтиво склонилась златокудрая головка – Меня зовут Йолли, дочь Къолло. А как ваше имя?

- Финрод, - упавшим голосом сообщил эльф, позабыв упомянуть почтенного батюшку Финарфина. Краем глаза он продолжал нехорошо косится на Гортхауэра, причем, чем дальше, тем хуже.

- Очень рада знакомству, - юная леди царственно кивнула, натягивая одеяло до подбородка.

Гортхауэр поднялся с кровати столь стремительно, что девушка вздрогнула.

- Что-нибудь случилось? – осторожно спросила Йолли-Амариэ.

- Нет-нет, Йолли, все хорошо… успокаивающе поднял руки Черный Майя, пятясь к двери. – Все хорошо… хорошо. Просто сейчас ты нездорова, и тебе нужен покой… я пойду принесу лекарство. Я скоро…

- Но я хорошо себя чувствую! - запротестовала девушка, вскакивая.

- Тебе нужно лежать, - Финрод мягко попытался уложить строптивую больную назад под одеяло, но получил в ответ такой взгляд, что невольно отступил на шаг.

- Гортхауэр... – растерянно крикнула она вослед убегающему таирни. – Да что тут у вас творится? Где мои родители, где все…

Хлопнула дверь. Дико вращая очами, Финрод затравленно оглянулся по сторонам и, не найдя ничего лучше, бросился вон из комнаты вслед за Сотворенным.

Прыжок Финрода в темном коридоре был точен и неотвратим, как удар копья. Сграбастав Черного Майя за шиворот, эльф резко развернул его лицом к себе, и от души приложил спиной о стенку.

- Спятил, что ли?! – возмущенно рявкнул Гортхауэр, но тут сила праведного гнева повторно впечатала его в стену, на этот раз – затылком.

- Это… это опять твои шуточки идиотские, фокусник недоделанный?! – прошипел Финрод, сверкая глазами в темноте коридора. – Отвечай, мать твою!!!

Со стороны сцена, должно быть, напоминала приснопамятный поединок теленка и дуба: таирни был великоват даже для Эдайн, а эльфийский король едва доставал макушкой до его плеча. Словом, было бы смешно, когда бы не печальный повод драки.

- Я… я столько лет места себе не находил, думал о ней каждую минуту – бушевал Финрод, - Когда я узнал, что Амариэ решила приехать, я надеялся, что это из-за… неважно! Это ты нарочно подстроил так, чтобы она забыла меня напрочь! Это ты, ты виноват!!!

- Хватит, Инголдо! – Гортхауэру, наконец, надоело изображать околачиваемую сорванцами грушу. – Прекрати орать для начала. Я ведь даром что пацифист, тоже обидеться могу. Тихо, кому говорят!

Финрод потряс головой, отгоняя наваждение. С силой провел ладонями по лицу, словно стирая с губ еще не сорвавшиеся гневные слова.

- Извини, Тху…

- Все, забыли. – зная, сколь долго и пунктуально умеют извиняться эльфы – а в особенности этот – таирни хлопнул Финрода по плечу, а кулак другой руки поднес к аристократическому носу его бывшего величества. Воцарилась тишина.

- Почему же она ничего не помнит? – через пару минут нарушил молчание Финрод. – Как это могло случиться?

Сотворенный опустился на корточки возле уже знакомой стенки.

- Знаешь, Финарфиныч… - сообщил он после некоторых раздумий. – Пока что у меня две версии, одна так себе, другая еще хуже. С какой начинать?

- С той, что проще, - буркнул эльф, присаживаясь рядом в той же позе. Он отлично знал любимую подколку друга, с предложением сообщить плохую и хорошую новости в произвольном порядке.

- Ну, попроще, это как раз неважная, - пожал плечами Гортхауэр. – В смысле, которая просто неважная, но без трагизма. Думаю, ты уже понял, что Амариэ не просто захлебнулась, а сильно ударилась головой в падении. Если помнишь, она даже сознание потеряла. Может статься так, что внезапная утрата памяти – последствия удара.

- Ну, для неграмотных орков сойдет, пожалуй, - фыркнул эльф.

Майя хохотнул.

- Где ж ты, родной, видел неграмотных орков? Столь же доступное для наблюдения зрелище, как скромный нолдо… или трезвый я… ладно, шутки в сторону, мы и так уклонились от темы. Ты вообще прав, догадка очень примитивна и многое непонятно. Например, почему у нее неожиданно проснулась память девочки из Лаан Гэлломэ. Радует то, что такой вариант развития событий предпочтительнее: помутнение должно скоро пройти.

Финрод напрягся.

- Ну? Не томи, излагай дальше!

- Дальше… - Гортхауэр взъерошил волосы надо лбом. – А дальше вообще голая теория. Ты никогда не задумывался, почему «Нимиэрнин» берет пассажиров только в один конец?

- Проще простого – отозвался Финрод, - Кто из Перворожденных добровольно согласится снова покинуть Аман, страну своей мечты, чтобы вернуться в грешное Средиземье?

-Да ну? - насмешливо перебил его Черный Майя, - А я вот помню одного такого: чернявый, остроухий, надоедливый. И с ним еще девять – один другого скромней и воспитанней. Сами пришли, добровольно, прямо с дракой из Валинора прорывались, чтоб им пусто было. Хотя в Белерианде их, вроде бы, никто не ждал…

Видя как перекосилось лицо государя Фелагунда, Черный Майя удовлетворенно потер ручки и оскалился.

- Ладно. В общем, идея, на которой воспитывались поколения Элдар, мне понятна. За морем – счастье, благоденствие и вечная радость лицезрения ног Великих, здесь – кровь, пот, сопли и никакого просвета… ну, примерно так, да? Ну вот. Возникает вопрос: а как оно на самом деле, Инголдо? Нет, даже не так. Почему никто из мореходов кроме Кирдана, не занимается перевозками в Валинор? Почему, несмотря на отличную слаженную команду, Кирдан вынужден лично стоять у штурвала, хотя мог бы спокойно сидеть себе на берегу, как подобает правителю Митлонда. Почему, Инголдо?

- Пока что твои почемучки я воспринимаю как намек на то, что пересекать море в обе стороны дано лишь избранным счастливчикам… - хмыкнул Финрод, невольно включаясь в игру. Черный Майя загадочно ухмыльнулся.

- Именно, дорогой мой самодержец! Ты только одно слово позабыл добавить: «безнаказанно». Именно избранным дана возможность переплывать море, не страшась последствий. А для всех прочих Валар могли в целях безопасности установить некий барьер. Предположим, что при прохождении некоего невидимого и неосязаемого рубежа сил, покидающее Аман существо сходит с ума. Или просто теряет все свои воспоминания о жизни в Благословенной земле. Во избежание. А? Как тебе мысль?

Финрод в сомнении почесал ухо.

- Даже не знаю. Почему же тогда со мной такого не случилось? Я прекрасно помню и как мы с Артанис летать учились с крыши с самодельными крыльями, и как в Альквалондэ нырял за жемчугом, и как впервые Амариэ встретил…

- Ну, значит Великие ошиблись в расчетах протяженности своего защитного пояса – хохотнул Черный Майя – На дураков, что потащатся пешком через льды Хэлкарэссэ, он не был рассчитан!

- А Феанориги? – не отставал Финрод. – Вот они точно плыли морем, так почему же с ума не посходили?

В ответ Гортхауэр состроил кислую мину.

- Ты уверен?

- В каком смысле? – поморщился эльф. – Естественно, уверен, это же все буквально на моих глазах происходило.

Таирни вытаращил глаза.

- Инголдо… ты хочешь сказать, что они всегда такими были?!

Фелагунд понял не сразу. А когда сообразил, то прыснул в кулак. К сожалению, веселье его продолжалось недолго, ибо Гортхауэр помрачнел, нахохлился как старая сова, и буркнул:

- Короче, такие вещи не лечатся, это я тебе как Младший Айну заявляю Валар – и есть Валар, с их силой тягаться мне не по зубам. Тано, может, и смог бы что-то исправить, но не я.

Следом помрачнел Финрод.

______

Над Красным замком стояло обычное нежаркое ангмарское лето. Ландыши давно отцвели и наступило время ирисов. В северном поясе Средиземья сезон цветения всех растений запаздывал приблизительно на месяц по отношению к широте Рунного моря, и Ангмар в этом отношении куда больше напоминал Лаан Гэлломэ куда больше, нежели прежняя резиденция Черного Майя. Возможно, поэтому Амариэ-Йолли чрезвычайно легко освоилась в новых владениях Гортхауэра на севере Туманных гор. Самому хозяину было в общем-то, безразлично, где жить, разве что безумно мучила ностальгия по Хэлгору да сожаления по поводу утерянной библиотеки Тол-ин-Гаурхота: теперешняя, что в Красном замке, являлась лишь жалким ее подобием. Что до Финрода, то вот как раз он переносил холод не слишком хорошо – сказывался давний переход через Хэлкарэссэ – и вечно торчал в зале с камином. А когда Тху окончательно доставал своими подначками, тот беззлобно огрызался, апеллируя к тому, что в Валиноре такая погода стоит зимой. Йолли изумленно качала головой: ну надо же, а ведь Заокраинный запад называют краем вечной весны! Гортхауэр плевался как лесной кот и бурчал что-то о невидимых лучах, что продолжают пронизывать землю Амана даже после гибели светоносных Древ Йаванны – именно эти лучи, по его мнению, вызывают повсеместный бурный рост зелени и непрерывное цветение. Его, разумеется, никто не слушал: Йолли было неинтересно, а Финрода после истории с Сильмариллом любое упоминание «невидимых лучей» раздражало до крайности, так что Гортхауэр вскоре прекратил озвучивать свои измышления.

В один из июльских дней Финрод выловил Гортхауэра в парке. С первого же взгляда Черный Майя отметил, что к растерянному виду эльфа добавился проблеск замышляемой авантюры в глазах.

- Слушай, Тху… - Финрод легко как кошка вспрыгнул на низкорастущую ветку дуба, чтобы сидя оказаться на уровне лица собеседника. – Тут такое дело… Видишь ли, у меня сегодня день рождения, ну и…

-Пригласить, что ли , надумал? – хохотнул Гортхауэр, - Не стоит, Финарфиныч, не напрягайся, я и так тут и никуда не денусь. Могу даже со столом помочь… Надо?

- Не надо, - отмахнулся Финрод, - сам справлюсь, не так уж я стар и немощен, как кажется. Я насчет Ама… то есть Йолли. Просто я хотел еще ее пригласить, но…

Гортхауэр смиренно возвел очи горе и медленно выдохнул для успокоения. Сейчас начнется… и на кой только ляд он в свое время взялся устроить судьбу двух разлученных сердец?

- Но что?

- Как что? Это Амариэ я бы мог решиться пригласить в гости, а теперь, когда она позабыла все, когда она снова – Йолли... Это ведь совсем другая девушка, почти незнакомая. Как бы я осмелился?

- Так, стоп! – Черный Майя снял эльфа с дерева и поставил перед собой. – Сейчас ты несешь ерунду и сам это понимаешь. Из твоих рассказов об Амариэ я понял, что ты был ей совершенно безразличен, так? Ну вот. Нынешнее положение дел как нельзя лучше играет тебе на руку – для Йолли ты не князь дома Финвэ и давний ее поклонник, а Финрод, хороший друг ее давнего знакомого, усек? Тогда ноги в руки и бегом обратно в замок, сообщи Йолли что хотел бы видеть ее в числе гостей. Иди давай уже, Филагх-кунду!

- Тху!!! – Финрод сжал кулаки.

- Инголдо!!! – прошипел в ответ Черный Майя, демонстративно закатывая рукава рубашки – Не заводи с утра, ладно? Только попробуй не пригласить Йолли на день рождения! Вот только попробуй – ох, ты у меня…

-Что я? Что ты сделаешь, а? – оскалился эльф, прижимая уши.

- Да ничего особенного, - пожал плечами Гортхауэр. – Просто если ты сию же минуту не поговоришь с ней, это сделаю я. И рано радуешься, между прочим. Йолли, к примеру, весьма интересуют традиции Ночного народа: ну, песни там, сказания, праздники разнообразные… Погоди, она и тебя еще будет вопросами донимать – ты же у нас на Сулху-ар-бане бывал…

- Ты… ей…рассказал? – задохнулся Финрод от гнева и стыда. Майя гадко ухмыльнулся.

- Еще нет. Но если ты не сделаешь того, что должен, за мной не заржавеет, ты же знаешь, Филагх-кунду!

-Ну ты и гад… - покачал головой Финрод, и, резко развернувшись, пошел прочь по тропинке, ведущей к Красному замку. Гортхауэр проводил его взглядом, потом полюбовался на собственные ногти и ни к кому не обращаясь, изрек:

-Вот такое у меня, братец, амплуа на этой сцене. Хотя правильно все же говорить не «гад», а «антигерой» или, на худой конец, «воплощение зла». Тоже мне, драматург!

Праздничный стол, по обычаю Благословенного Амана, накрыли в саду под яблонями. Той скорости и умению, с которыми Старший народ умеет соткать атмосферу торжества буквально из воздуха, могут позавидовать все без исключения народы многоликой Арты. За исключением, пожалуй, Великих – тем вообще никакого труда: щелчок пальцев, и вот оно - чудо, как заказывали. Так вот: способность Элдар устраивать праздники на пустом месте тоже чем-то сродни чародейству. Именно так думал Гортхауэр, озирая сервированный на три персоны стол, уставленный закусками, напитками и кушаньями, что появились на свет совершенно внезапно и неведомо откуда. Впрочем, как раз с напитками дело обстояло проще некуда: именинник хорошенько перетряс хозяйский погребок, в котором водилось все, начиная от «Хэлгорского красного» и заканчивая тем же контрабандным мирувором. Удивительно то, что сыну Финарфина за сотни лет обитания в Тол-ин-Гаурхоте ни разу не пришло в голову поинтересоваться: откуда у его друга подобные редкости, а главное – каким образом тысячелетиями уничтожаемые запасы исправно восполняются? Впрочем, на подобный вопрос хитрюга Гортхауэр, скорее всего, подарил бы загадочную ухмылочку и фразу «Это секрет!»

Распространяя аромат горной лаванды, по парковой дорожке к друзьям чинно шла Йолли. На ней было узкое темно-синее платье с короткими рукавами, а в тщательно убранных золотистых локонах мерцали сапфировые заколки. Гортхауэр многозначительно хмыкнул, но смолчал. Финрод же напротив, после недолгой утраты дара речи, рассыпался в любезностях. Вручив гостям подарки (шкатулку из перламутровой морской раковины – Йолли, и украшенный жемчугом серебряный кубок - Гортхауэру), его бывшее величество, государь Финрод Фелагунд пригласил всех к столу. Первый тост, принадлежавший виновнику торжества, адресован был радушному хозяину, под крышей которого сегодня все так здорово случайно собрались. Йолли лучезарно улыбнулась, когда смущенный комплиментами Майя попытался отшутиться тем, что мол «дом мой – идеи ваши», а на предположение об участии девичьих ручек в приготовлении блюд – так и вовсе залилась по-детски звонким серебристым смехом. Финрод тоже улыбнулся удачной шутке друга, зато Гортхауэр озадаченно изогнул черную бровь и как-то странно посмотрел на нарядную Йолли. Но опять смолчал.

Застолье шло своим чередом. Гортхауэр, которому крепкие напитки в силу его сверхъестественной сущности, были что троллю – булавка, налегал на «Пламя творения». Попутно с величайшим вниманием прислушивался к содержанию разговора и изредка отпускал шуточки для конспирации. Слово за слово, речь зашла о музыке. Хозяин Красного замка намек понял и послушно ушел в дом за лютней… да и за новой бутылкой «Пламени творения», если честно. По возвращении он застал настоящую идиллию: Йолли складывала из накрахмаленной до отвращения салфетки изящного журавлика – таких делали дети в Лаан Гэлломэ – а Финрод наблюдал за ловкими движениями девичьих пальцев. Их твердые бледно-розовые подушечки до сих пор носили следы вышивальных иголок, что придавало сосредоточенности Йолли особенно трогательный вид невообразимо-детской серьезности.

- Э-эй! – для привлечения внимания таирни кашлянул и помахал рукой. – Менестреля к пиру вызывали?

- Нет! – съехидничал Финрод, не поднимая головы – Мы и сами себе менестрели хоть куда!

Вместо ответа Сотворенный вспрыгнул на спинку стула, держа лютню наперевес:

-Извините, оплачено! – расхохотался он и отвесил шутливый поклон. Стул слегка покачнулся, и Майя, во избежание падения, мягко спланировал обратно на грешную землю. Йолли захлопала в ладоши. Гортхауэр еще раз поклонился, и неожиданно схватил со стола фигурку журавлика, посадил ее себе на ладонь. Загадочно оглядев присутствующих, он на миг призадумался, а потом, словно бы вспомнив нечто важное, осторожно понес ладонь к лицу и подул на игрушку. Легкая полотняная фигурка слетела с руки, но в траву, против всякого ожидания, не упала, а продолжила свой полет. Внезапно игрушечный журавлик расправил сложенные из салфетки угловатые крылья, дважды сильно взмахнул ими – и, набирая высоту, пошел в небо. Финрод и Йолли пораженно ахнули, следя за ожившей фигуркой, а журавлик плавно спикировал вниз, заложил круг почета над праздничным столом и снова начал стремительный подъем. Белое пятнышко отдалялось все больше, пока не превратилось в крошечную точку. Вскоре исчезла и она, растворившись в вечерней синеве, а три пары глаз: серые, голубые и непроглядно-карие – продолжали глядеть ей вослед.

- Улетел… - еле слышно прошептала Йолли. – Я знала, что такое бывает… может быть. Просто у меня не получается.

- Иллюзия? – пригубив вино, предположил Финрод.

Таирни неуловимо улыбнулся какой-то совсем непохожей на него мудрой всезнающей улыбкой, уголком губ, искристой чернотой зрачков. Эту улыбку могла бы узнать Йолли, но она все еще смотрела вверх, запрокинув голову.

- Иллюзия? – тихо переспросил Сотворенный, отбрасывая со лба непослушные пряди, вечно выбивавшиеся из хвостика на затылке. – Называй как хочешь, но будь готов к тому, что все мы – тоже чья-нибудь иллюзия. В основе всего сущего лежит идея, просто творцы бывают сильными и слабыми. Так что между бумажной фигуркой и настоящим журавлем разница не столь уж велика.

И он неожиданно подмигнул гостям.

После следующего бокала, разговор вернулся к прежней теме. Завладевший хозяйской лютней Финрод спел пару песен Даэрона: все это время таирни морщился и потягивал коньяк, чтобы ненароком не съязвить по поводу текстов. Когда именинник, наконец, выдохся и отвлекся на то, чтобы промочить пересохшее горло, лютней завладела Йолли.

- Я хотела бы спеть одну песню, - просто сказала она. - Это не мое сочинение, просто мне она очень нравится. И как раз про журавлика… пусть это будет песня для Финрода, - улыбнулась она и запела.

Похожий на колокольчик голос звенел под кронами деревьев, и вторил ему перезвон струн. Сотворенный обратился в слух, глаза его становились все шире, а к последнему куплету и вовсе напоминали донышки двух бутылок: Йолли пела песню Тинувиэль из Дориата!

- Откуда ты знаешь эту песню? – был первый вопрос Гортхауэра, когда Йолли допела и поставила инструмент на землю. – Где ты слышала ее?

Девушка удивленно приподняла брови.

- Хм… вообще-то я думала, что ты тоже ее знаешь. Это ведь песня моего народа… Неужели позабыл?

Таирни хмыкнул.

- Да, пожалуй…. Хм, ну надо же – действительно, совсем из головы вылетело! – он хлопнул себя по лбу. – Прошу прощения!

И, ухмыльнувшись до ушей, поднял кубок:

-Надо срочно подогреть память!

На этот раз и Йолли последовала примеру остальных, сделав первый в жизни глоток «Пламени творения». Напиток оказался невыносимо крепким, лазурные очи вмиг наполнились слезами, и девушка, схватив салфетку, принялась их вытирать. Финрод услужливо передал своей даме половинку сочной груши. После стремительного уничтожения оной, девушке полегчало. Всем прочим – тоже.

Со всеобщего молчаливого согласия инструмент перешел к Гортхауэру. Таирни долго думал, что бы такого спеть, но на ум, как назло, кроме песен Тинувиэль, ничего не приходило. Зная об отношении Финрода к фолк-року, Черный Майя решил не портить эльфу праздник. Он долго перебирал послушные теплые струны, бездумно извлекая аккорд за аккордом.

- А знаете, – негромко сообщил он гостям, - я однажды задумался над тем, что же происходит с поэтами и менестрелями после смерти. Со смертными, я имею в виду… И тогда мне пришло в голову, что смерть для них должна быть чем-то вроде приглашения на генеральную репетицию Второй Музыки Айнур. Во Втором хоре – Хоре Конца Времен – будут петь Младшие Дети Эру, это общеизвестно. Ну, а кто сумет сделать это лучше менестреля? – улыбнулся Черный Майя, продолжая перебирать струны. – И эту песню я хотел бы посвятить той, что ушла от нас… нет, не так! – просиял Гортхауэр и упрямо тряхнул головой, - Той, что уехала на гастроли в Чертоги Мандоса. Тинувиэль из Дориата…

И Майя запел:

Поэты рождены из звездной пыли,

Так нисходя во мрак житейских бурь

К нам во плоти являются живые

Аккорды древней Музыки Айнур.

Увенчанные золотом заката,

Не променяв свободу на дворцы,

Как встарь, дорогой снов бредут куда-то

Бессмертных песен смертные творцы.

В холодных снежных северных столицах

И в солнечных портовых городах,

Они себя раздарят по крупицам,

Талант не продавая никогда.

Они уходят за пределы Арты

На взлете славы, в неурочный час,

Поэты, менестрели, музыканты –

Всю жизнь свою прожившие для нас.

Пусть мир совсем не тот, каков был прежде,

И в бездну моря канул Дориат,

Как прежде слышен тихий голос нежный,

Как прежде струны у костров звенят.

В оранжевой футболке с алой руной,

И с черной лютней, да наперевес,

Возникнет у костра в ночи безлунной,

Дух той, чьи песни пели птицы здесь.

Она со сцены зал окинет взглядом,

Взмахнет рукой, отбросит челку с глаз

И до конца концерта будет рядом

Как будто и не покидала нас.

Пусть век ее и был, увы, недлинным,

И не был путь похож на торный тракт -

Когда концерт – всей жизни половина,

Вторая половина – лишь антракт.

И Первая безумная Эпоха,

Чьи битвы в песнях славит менестрель,

Достойна называться без подвоха

Эпохой Лютиэн Тинувиэль!

Песня закончилась. Гортхауэр молча опустил лютню на землю и обвел глазами сидящих за столом друзей. Сгущался вечер, но даже в темноте были заметны две светлые дорожки слез на щеках Йолли и задумчивый взгляд Финрода. Мерцали чародейские огоньки в ветвях старой яблони, их живые блики дрожали в хрустале и на кончиках серебряных вилок, бросали цветные отсветы на белоснежную скатерть.

- Ну, - длинная, обтянутая черным шелком рука Сотворенного потянулась к бутылке. – Чего загрустили? Расстроил? И тебя, Финарфиныч, тоже? Ну, извините меня, извините, само вырвалось… Короче, выпьем за то, чтоб мне лютня в руки больше не попадала, идет? – хохотнул он. – Ну, кому чего наливать?

- Твоя? – вместо ответа спросил Финрод. Майя вскинул бровь, пожал плечами

- Идея народная, музыку тоже у кого-то свинтил (да, хреновый из меня менестрель!), так что вопрос поставлен неверно! – отшутился он и добавил:

- Вот слова как раз мои. Ну так что, мы пьем или нет?!

Тост все успели благополучно забыть, поэтому вежливо выпили. Пока остальные закусывали грушами, именинник дотянулся до прислоненной к стулу Сотворенного лютни и втащил ее себе на колени.

- А я вот тоже кое-что сочинил, - как будто бы невзначай сообщил эльф, откусывая кусочек груши и аккуратно вытирая губы салфеткой. – Правда, это не песня, а так сказать…

Гортхауэр поперхнулся, закашлялся мучительно и сделал Финроду страшные глаза. Тот непонимающе вскинул брови. Черный Майя коротко кивнул на сидевшую рядом Йолли и на всякий случай показал начинающему драматургу кулак. Увы! Сей выразительный намек не укрылся и от проницательной девушки.

- Ой, Финрод, подожди, я сейчас! – она выскочила из-за стола, подбежала к Черному Майя и принялась колотить его по спине. На лице Сотворенного отразилось изумление.

- Ну как, теперь лучше? – она склонилась совсем близко, запах лаванды сделался нестерпимо-резким. – Попей… - девушка придвинула Сотворенному кубок вина. – И в следующий раз будь осторожен, прошу тебя, не говори во время еды…

Гортхауэр клятвенно заверил девушку, что это в последний раз и больше не повторится, однако мысленно выругал себя за неудачу отправки мимического сообщения. А неудача была налицо, ибо Йолли, не мудрствую лукаво, принялась упрашивать автора представить свое творение на суд слушателей. Благородный сочинитель немного поупирался, но больше – для вида, нежели из-за неподходящего содержания, после чего милостиво согласился и, пообещав скоро вернуться, умчался в Красный замок за текстами.

За столом воцарилось неловкое молчание. Гортхауэр потягивал «Пламя творения» из дареного кубка, грея серебро теплом рук. Йолли ухватила еще одну салфетку и привычно складывала из нее очередного невиданного зверя, отловленного за ногу в неведомых закоулках фантазии. От неспешного занятия ее отвлек насмешливый голос Сотворенного.

- Ну что, Амариэ? Тебе еще не надоело беднягу Финрода за нос водить, а?

Слова были сказаны на квэниа. Девушка вздрогнула от неожиданности, взгляд ее затравленным зверьком метнулся к лицу Сотворенного. Черный Майя сидел, небрежно развалившись на стуле, с кубком в руке, щурился поверх головы Йолли на пляшущие огоньки и улыбался… Улыбался той щемящее-знакомой, невероятно мудрой и всезнающей улыбкой, какой умел улыбаться только Тано. Разноцветные праздничные светляки, отражаясь в карих глазах Гортхауэра делали их радужными, похожими на нечеловеческие глаза Мелькора. Сходство между Учителем и Учеником было настолько потрясающим, что девушке пришлось несколько раз подряд энергично моргнуть, чтобы отогнать наваждение.

- Что… что ты имеешь в виду? – произнесла она на ах’энн, нещадно комкая в пальцах недоделанную фигурку. И опасливо добавила: – И… послушай… это действительно ты?!

Улыбка Сотворенного сделалась шире.

- Я - это я, - ответил он, - Но речь не о том. Я спросил вас, как долго вы намерены продолжать игру в потерю памяти, леди Сулимо?

«Леди Сулимо» опустила голову, чтобы скрыть пылающие щеки, и несколько раз подряд сплела-расплела пальцы.

- Но как ты понял? – смущенно спросила она. – Я ведь, кажется, ничем не выдала себя. Даже очнувшись в Серебристых Гаванях, заговорила на ах’энн… Как ты узнал? Использовал Силу, да? Мысли прочел? Очень красивый поступок, всегда так делай… - девушка начала тихо закипать, как оставленный без присмотра чайник.

- Решил, что тебе можно, раз ты – его таирни, да? – смятый журавлик из салфетки с размаху ударился о стол - А ты не думал о том, чем для меня было твое сообщение с этого… палантира твоего дурацкого? Нет? А о том, как я попала на корабль Кирдана? Тоже нет? А о том, что я повторяла про себя, когда пряталась от береговой стражи Тол-Эрэссэа в «вороньем гнезде» «Нимиэрнин» и когда поднятые на уши моим Учителем вооруженные воины обшаривали наше судно в поисках пропавшей принцессы Ильмарэна? И еще ты, наверное, забыл подумать о том, что я испытала в момент, когда на границе вод Благословенной земли на меня внезапно обрушилась полустертая память девочки Йолли из Лаан Гэлломэ, Последней Королевы Ирисов?! Когда, вспомнив правду, я поняла, что две тысячи лет прожила среди лжи! Во что и кому я должна была верить, скажи мне! Тебе? О, да… пожалуй. Или князю дома Финвэ, бывшему участнику похода за Сильмариллами, бросившему все на свете ради своей гибельной затеи? Да он же попросту сбежал в дальние края, ему даже в голову не пришло позвать меня с собой! Только не говори про Учителя: если я однажды осмелилась нарушить его волю, то сотни лет назад у меня тоже с лихвой хватило бы мужества на подобный шаг! Кто знает, как сложилась бы тогда история… Пока что у сказки про принцессу и зачарованного рыцаря очень дурной финал. И даже хуже – у нее никогда не было ничего, кроме дурного начала!!!

Амариэ умолкла, тяжело дыша, не, глядя, налила себе «Пламени творения» и залпом осушила кубок. Неизвестно, где юную леди научили так делать, но вместо закуски она быстро поднесла к лицу надушенное запястье. Втянула воздух, смахнула выступившие слезы.

- И тогда я решила, что история должна начаться сначала. С новыми героями, в новых декорациях, в новой эпохе… Я не знаю, что из этого получится, правда, не знаю, но теперь нам обоим, по крайней мере, некуда бежать…

И она виновато посмотрела на Сотворенного. Тот слушал внимательно, не перебивая, а когда Амариэ закончила свою речь, то кивнул и ободряюще коснулся нервно дрожащей руки кончиками длинных пальцев. Амариэ несмело улыбнулась и снова сгребла в горсть брошенного журавлика.

-Ты не сердишься на меня?

Гортхауэр отрицательно покачал головой. Глаза его смеялись.

- Совсем-совсем не сердишься? – уточнила обстоятельная воспитанница Короля Мира.

- Совсем-совсем! – подтвердил Черный Майя и, закинув ноги на стол, беспечно откинулся назад. Журавлик в руках девушки зашевелился, захлопал крыльями, и, подняв угловатую голову, очень внимательно, как ей показалось, посмотрел на нее. Амариэ хихикнула.

- Слушай, Гортхауэр… - протянула она после недолгого молчания. – А как ты все-таки догадался, что я – это я? В смысле, не только Йолли, но еще и Амариэ?

Таирни мгновенно убрал ноги со скатерти и, резко качнув стул, возвратился в исходное положение.

- Элементарно, Йолли! – до ушей ухмыльнулся он.

- Ну как? – не отставала девушка. – Я ведь не допустила ни одной ошибки.

-Одну – не одну, а лично я заметил четыре, - тонко прокомментировал таирни. – Разумеется, при условии, что мы предполагаем полное отсутствие памяти Амариэ. Их было четыре.

Амариэ встопорщила острые ушки. Гортхауэр решил успокоить юную леди.

- Сразу успокою: Финрод ничего не заметил. Итак. Самой первой ошибкой стало твое появление в парке. Видишь ли, у Эллери Ахэ не принято переодеваться в нарядное платье в случае похода в гости, это – чисто валинорский обычай. Эллери Ахэ надевают особую одежду лишь в один день – Праздник Ирисов – во все прочие дни они меняют платье лишь соответственно погоде и соображениям чистоты. Вторая ошибка тоже заключалась в различии традиций Элдар Валинора и Лаан Гэлломэ: Эллери Ахэ ходят в гости с подарками для хозяина и помогают ему накрыть стол. В Валиноре, как я понял, дело обстоит с точностью до наоборот: там стол накрывает исключительно хозяин и он же дарит подарки гостям. Продолжать?

Амариэ кивнула.

- Ну, дальше, на самом деле, не так просто. Если первые две промашки можно было бы списать на уважение к виновнику торжества в стремлении следовать его обычаям, то вот с текстом песни вышел любопытный казус. Дело в том, что эту песню про журавлика я сам переводил с ах’энн. После некоторых хм… приключений, текст попал в руки известной девы-менестреля, Лютиэн Тинувиэль, ныне, увы, покойной. Тинувиэль изменила тот куплет, в котором говорилось о Мелькоре, досочинив взамен него другой, и стала петь эту песню на концертах. Я не знаю, каким образом эта песня попала в Валинор, где ты услышала ее и запомнила, но только спела ты ее именно в том виде, в каком ее пела Тинувиэль из Дориата. Эллери Ахэ пели иначе. Ну и последнее: оригинал песни был написан явно не на квэниа. Вначале я подумал было: вдруг ты просто решила сделать приятное Финроду, спев песню на его родном языке (совершенно, кстати, напрасно, он за это время успел ах’энн выучить, умная башка!), но потом сообразил, что ты не просто повторяешь заученные фразы, но и прекрасно понимаешь их значение. Следовательно, язык Светлых эльфов ты знаешь – я видел слезы на твоих щеках, когда пел о Тинувиэль - а Йолли из Лаан Гэлломэ его знать не могла. Вот она, четвертая и главная ошибка вашей маскировки, леди Сулимо!

Сотворенный умолк, самодовольно покачиваясь на стуле. Амариэ смотрела на него с тем восхищением, какое испытывает первогодок-ученик, глядя на работу мастера.

- Тху, ты гений! – наконец, выдала она. От такого неожиданного обращения Черный Майя потерял равновесие и вместе со стулом грохнулся в густую траву. Амариэ вскрикнула и бросилась ему помогать.

- Йолли? – длинный палец Гортхауэра уперся в нее.

- Что? – встревожено отозвалась девушка, на миг отвлекшись от попыток поднять стул вместе с таирни.

- Ты тоже умница!

И он подмигнул левым глазом, да так задорно, что Амариэ залилась смехом. Гортхауэр глянул на нее и расхохотался за компанию. Всеми забытый крахмальный журавлик кое-как добрался до края стола и попытался вспорхнуть, но поскольку крыло у него было только одно, то ожившая фигурка сумела лишь неуклюже перевалиться за край и шлепнуться Черному Майя на лицо. Хохот грянул с новой силой.

- Нет, ну что за гости пошли – на минуту нельзя одних оставить! – проворчал неожиданно подошедший к ним Финрод. В одной руке он сжимал пачку исписанных листов, а в другой, естественно, пыльную бутылку, - Стулья трещат, гости пищат, смех какой-то дурацкий на весь парк! Что вы тут творите, а?

Гортхауэр резво вскочил на ноги и пригладил растрепанные волосы. Затем вернул на место упавший стул.

- Смеемся, - как ни в чем не бывало, ответил он. – Стулья ломаем. А ты думал?

- Ничего я не думал, - возразил эльф, водружая добычу на стол. – Я вам песенку принес, слушать будете или как?

- Или как, - добродушно буркнул Черный Майя, вышибая пробку из бутылочного горлышка. – Шучу, конечно. Давай уже, не тяни кота за хвост, покажи свое творение даме!

И он поклонился Йолли.

- Сейчас! – зарделась она. – А можно сначала… ну, минуточку подождать, совсем чуть-чуть?

Девушка протянула Сотворенному сложенные горстью ладони. В их чаше смирно сидел игрушечный журавлик.

-Я ему крыло сделала, - застенчиво сообщила Йолли, - Теперь должен полететь…

Сотворенный усмехнулся, и, склонившись через плечо девушки, несильно дунул в подставленные ладони. Сорванный с руки потоком воздуха, журавлик пару раз неуверенно хлопнул крыльями, изогнул шею – точно обернулся посмотреть на тех, кто подарил ему жизнь, - и неровными толчками начал набирать высоту…

______

Они ушли. Ушли вдвоем. Я не останавливал, не уговаривал остаться – чувствовал, наверное, что не имею на это права… или скоро не буду иметь. Все складывалось так, как должно: в конце концов, эти двое встретились, несмотря на все преграды. Их теперешнюю участь трудно назвать легкой: Финрод столько веков прожил затворником, что привыкать к изменившемуся до неузнаваемости миру Средиземья ему придется столь же тяжело, как и беглой валинорской принцессе Амариэ. Но за этих двоих я спокоен. Хотя бы потому, что их двое. А я один… нда… как-то вот так получилось.

Написанная Финродом опера вызвала небывалый восторг у Амариэ… или Йолли? – Тьма Изначальная, я уже и сам запутался, как правильно. Юная леди заявила, что эта вещь непременно должна увидеть свет, и что лично она приложит к этому все силы. Ну-ну… зная Амариэ, можно быть уверенным в том, что опера Финрода будет поставлена на лучших сценах Средиземья, а сама воспитанница Короля Мира будет исполнять главную женскую партию, причем, скорее всего – Элхэ, ибо из партии собственной героини малышка Йолли выросла окончательно и бесповоротно.

Финроду я поражаюсь, чем дальше, тем сильнее. Даже по прошествии тех сотен лет, что он проторчал в моем замке, я не всегда могу предсказать его мысли и поступки, хотя в случае Элдар я редко промахиваюсь в суждениях. Может, он – Эдайн? Шутка. Как-то раз, когда мы с ребятами обсуждали оперу, Инголдо посетовал на то, что Тинувиэль так рано покинула пределы Арты: он, мол, специально под ее голос некоторые партии писал. Нет, вы слышали? Это говорит ярый ненавистник средиземского фолк-рока, оголтелый фанат Даэрона! Вот и понимай, как хочешь.

Остатки клана Красного волка переселились в Ангмар. Из огромного племени уцелела едва лишь пятая часть, поэтому иртха Туманных гор приняли переселенцев куда менее враждебно, чем следовало. Что произошло с Хуркулух – не знаю, а вот Муфхар-иргит по сю пору жив и здоров, даже однажды заходил в гости. От почтенного шамана я и узнал о великом Северном переселении иртха Тол-ин-Гаурхота. Поговаривали также, что вскорости между Муфхар-иргитом и шаманом одного из соседних кланов, неким Рраугнуром, разгорелась настоящая идеологическая война. Камнем преткновения явилось несогласие двух мудрецов во взглядах на природу вашего покорного слуги. Ничего себе, да? Я уж думал, они найдут куда более важную причину для конфликта, например, поспорят о сущности Эллери Ахэ: были ли они уллах или все же существами из плоти и крови (впрочем, в отношении меня они и сами не пришли к окончательному выводу по данному вопросу). Ну, или какого на самом деле цвета были глаза у Тано…

Да, кстати, о Тано. Перед самым уходом, в последнюю ночь своего пребывания в Красном замке, Йолли поднялась ко мне в комнату. Я сразу понял, что она намерена сообщить мне нечто важное: в противном случае, она сделала бы это раньше или, напротив, дождалась утра. Ожидал услышать что угодно: у меня нервы крепкие, да и лекарство от мировой скорби всегда под рукой – захватывающую повесть о пиратском прошлом Кирдана Корабела, признание в любви ко мне, сожаления по поводу скорой разлуки, мысли о возвращении назад в Валинор, слезной просьбы воскресить ее родителей… Но вместо этого Амариэ рассказала мне о том, как однажды выпросила у Короля Мира позволения заглянуть за Двери Ночи и о том, что она там увидела.

В этом месте она разрыдалась, да так сильно, что бедной девочке пришлось налить. Сам я к этому моменту давно хлебал из горла, и «Пламя творения» казалось мне чем-то вроде чая: ни вкуса, ни крепости, ни горечи - один только аромат. А Йолли говорила и говорила…

…о сведенных судорогой боли руках, скованных цепью. О лице, обезображенном незаживающими ранами. О зрячих черных провалах на месте выжженных глаз. О невыносимом холоде межмирного одиночества и тяжести Ангайнор. О бессильно поникших плечах и сломанных крыльях. О моем создателе, Учителе и отце… о том, что сделали с моим Тано…

Амариэ рассказала мне, как, испугавшись его уродства, прибежала к Манвэ и долго плакала, уткнувшись носом в подол лазурной мантии. Как громко сожалела, что собственными руками не успела вырвать глаза этому мерзкому чудовищу, посмевшему назваться братом ее возлюбленного учителя, воспитателя и господина…. – здесь она снова разрыдалась, на этот раз настолько неуправляемо и безутешно, что оказался бессилен даже мой хваленый коньяк. В кратких перерывах между всхлипами она, стоя на коленях возле моего кресла, умоляла о прощении за эти ужасные слова. Повторяла, что больше не хочет и не умеет с этим жить, и что я имею полное право сейчас убить ее, потому что нет и быть не может никакого прощения, ибо тот, перед кем она виновата, никогда не услышит слов покаяния…

Я сидел и не замечал девушку, убивавшуюся с горя возле моих ног. Я не слышал и не понимал, что она говорит… Я смотрел в темноту летней ночи, и мне казалось, будто в стрельчатом портале окна вдруг возник образ Тано – такой, каким описывала его Йолли, Последняя Королева Ирисов: провалы пустых глазниц смотрят в самую душу, и призрачный ореол седых волос вокруг пергаментного лица. Губы кривятся в попытке что-то произнести, но слишком далеко… не услышать. Время остановилось, воздух перестал поступать в легкие - исчезло все, кроме этого образа, кроме вечной боли утраты и одиночества. В эти минуты, а, может быть, часы – я отчетливо представлял себе, как давит пустота. Пустота окружала каждого из нас двоих, для подобного ощущения невозможно подобрать слова ни в одном из языков Арты – это даже болью нельзя назвать!

Как во сне я шагнул к окну, раздвигая плечами пространство, продираясь сквозь плотную ткань мироздания, и протянул руку… Тано, я здесь. Потерпи, я сейчас… Сейчас… у меня все получится. Я здесь, Тано, я здесь…ну, давай же…

Превозмогая тяжесть оков, дрогнуло призрачное запястье – да нет, какое там призрачное! – более материальных ожогов и ран трудно представить. Очень медленно мне навстречу поднималась кисть, силясь распрямить скрюченные пальцы. Он слышит и понимает меня… Неужели все так просто? Что же вы, Могущества Арты, где ваша хваленая мощь? Не ожидали такой прыти от Отступника-младшего? Я засмеялся и резко выбросил руку вперед – сквозь пространство, сквозь границы мира, сквозь забвение и толщу ледяной пустоты… Пальцы ощутили удар о твердую и гладкую поверхность, а потом где-то на грани меж явью и бредом послышался звон и испуганный женский крик…

Видение исчезло. Я стоял в собственной комнате, из разбитого окна ощутимо тянуло прохладой летней ночи. Возле ноги ощущалось нечто живое и теплое. Пахло лавандой и коньяком… хрустели осколки.

- Гортхауэр, ты как? – голос натянут как струна, еще чуть-чуть – и лопнет витое серебро связок.

- Гортхауэр!!! Ты слышишь меня?! Как ты?

«Странный вопрос» - усмехнулись губы. «Как я? Что за бессмыслица? Можно подумать, что теперь я вообще могу быть хоть как-то! Да и что я, в сущности, такое? Мысль, обретшая форму? Сила, заключенная в оболочку плоти?»

Но то кто создал меня, знал, что безвыходных положений не бывает. Он всегда говорил, что Сила сама способна принять подходящую форму, чтобы преодолеть преграды на избранном пути. А это значит, что еще не все потеряно: я стану ветром в твоих крыльях, Тано. Я пройду сквозь небыль, я сумею обратить невозможное в его противоположность. Этот Путь я выбрал сам, и пройду его до конца, какой бы смысл не был заключен в этом слове, и чего бы мне это ни стоило.

Я посмотрел в испуганную лазурь девичьих глаз. Вот ведь… Как зверек жмется к ногам, ждет ответа. Я улыбнулся ей.

- Нормально, Йолли. Все нормально. Я смогу!

/последние часы 2008 года/

Blog

Байки Чёрного Майя