С. А. Калиниченко Какими мы были

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 8 9 10 11 12 13 14 15 ... 32

ПРЫЖКОВЫЕ БУДНИ БРИГАДЫ СПЕЦНАЗ

В последующем, вслед за первым прыжком с парашютом, наша бригада с интервалом в 2 - 3 дня совершала последующие прыжки. После совершения прыжка в часть на машинах, как правило, возвращались лишь те подразделения, которые должны были заступать в наряд, а остальные, приземлившись и сдав парашюты на пункте сбора, уходили на выполнение учебных задач в соответствии с ротным расписанием занятий. Разведгруппы нашей роты, да и всей бригады в буквальном смысле «облазили» в этот период все северные окраины Чирчика и южные районы Чимкентской области и изучили их очень хорошо.

Именно в этот период, где-то в середине июня 1975 года, Валера Бахтий, получивший к тому времени звание старшины, принес из дома роман Владимира Богомолова «Момент истины (в августе сорок четвертого)», который был напечатан в «Роман-газете», весьма популярном в те советские времена издании. Все бойцы с большим удовольствием читали его в свободное время, а также ночами, стоя в наряде по роте или в карауле. За Богомоловым в седьмой роте выстроилась длинная очередь. Некоторые бойцы нашей роты брали роман-газету с Богомоловым даже на прыжки и читали роман «Момент истины», когда после проведенных проверок парашютов мы садились на укладочные полотнища и достаточно долго ждали своей очереди на прыжок. Мне очень захотелось прочитать роман, тем более что Бахтий, да и другие солдаты нашей роты, уже его прочитавшие, по-настоящему подогревали этот интерес. Поэтому мне пришлось, используя свою власть, вклиниться в выстроившуюся за Богомоловым очередь, чтобы прочитать его раньше.

Роман «Момент истины» оказался очень интересным, поучительным и познавательным, но для спецназовцев он был интересен, прежде всего, тем, что, в художественной форме раскрывая работу военных контрразведчиков в годы Великой Отечественной войны, он очень наглядно и убедительно показывал, как может контрразведка вести в своем тылу борьбу с разведывательными группами противника. После того, как практически все мои бойцы прочитали это произведение В.Богомолова, я заметил, что на полевых занятиях они стали подчеркнуто обстоятельно ликвидировать любые следы своего пребывания в районах проведения занятий. Окурки тщательно прятались в земле или уносились с места отдыха с собой, не говоря уже о консервных банках от сухого пайка и других больших предметах. Видимо, такое поведение моих подчиненных было вызвано тем, что на них оказали серьезное влияние ярко написанные автором романа моменты, касающиеся работы контрразведчиков из Смерша, которые лишь по нескольким небольшим внешним признакам умели делать совершенно точные и правильные выводы о том, что собой представляют и где могут находиться разведывательные группы противника.

Кроме того, всем нам очень нравилось, что автор романа Владимир Осипович Богомолов сам по себе был очень интересным и неординарным человеком. Достаточно сказать, что с началом Великой Отечественной войны он, приписав себе два года, ушел на фронт простым солдатом, а закончил войну офицером, командиром не какого-нибудь простого взвода, а взвода именно войсковой разведки. Для любого спецназовца данное обстоятельство значило очень и очень многое.

Не могу не упомянуть о том, что, когда эти строки уже были мной практически написаны, по средствам массовой информации пришло сообщение о том, что автор романа «Момент истины (в августе сорок четвертого)» Владимир Осипович Богомолов скончался на 78 году жизни. Честь ему, память и слава, а также благодарность от спецназовцев Чирчикской отдельной бригады специального назначения 70-х годов прошлого века, которые на его произведениях, касающихся военного лихолетья, многому и полезному научились и использовали их для совершенствования своего боевого мастерства.

До начала прыжкового периода в нашей бригаде все офицеры и солдаты, хоть изначально и были весьма стройны, но через три недели прыжков еще больше постройнели, так как постоянно пребывали в движении. А, вернее сказать, испытывали серьезные физические нагрузки при высокой дневной температуре, которая в Чирчике в июне месяце достигала 35-40 градусов жары. Ночами температура несколько снижалась, однако не настолько, чтобы можно было спать комфортно. Полноценно отдохнуть за ночь никому не удавалось. Имевшиеся тогда у многих офицеров вентиляторы проблему жары совершенно не решали. А, когда сильная жара постоянно стоит и днем, и ночью, – это действительно здорово изматывает. К такому положению, конечно, можно привыкнуть, но, конечно же, далеко не сразу.

Однако, как гласит русская пословица: «Голь на выдумку хитра». Поэтому, в связи с тем, что рядом с нашим жилым городком протекал канал с чистейшей и очень холодной водой, которая текла в город Чирчик прямо с горных ледников Тянь-Шаня, многие наши офицеры и прапорщики, а также их жены и дети часто вечерами, а в сильную жару и ночами с удовольствием освежались в канале. Правда, долго выдержать в ледяной воде, даже на контрасте с высокой температурой воздуха, никому не удавалось. Однако этой весьма экстремальной процедуры, например, мне ночью порой вполне хватало, чтобы хорошенько освежиться и сразу же заснуть глубоким сном и безмятежно проспать до самого утра.

В этой ситуации жалко было наших солдат и сержантов, которым приходилось в жаркий период времени спать в душных казарменных помещениях. Можно представить, что даже открывавшиеся с одной стороны казарм окна, чтобы не было сквозняков, совершенно не спасали от сильной жары ни днем, ни ночью. Однако, набегавшись по сопкам вокруг Чирчика, они совершенно уставшие все-таки спали даже в такой жаре, которая стояла в городе в июне-июле.

До июня 1975 года мне, как командиру группы, да и многим моим ровесникам не хватало лишь опыта совершения прыжков с парашютом, чтобы считать себя вполне пригодными для выполнения тех задач, которые могут быть нам поставлены Командованием в угрожаемый период или с началом боевых действий. К этому времени все предметы программы боевой подготовки подразделений специального назначения были полностью изучены теоретически и отработаны с подчиненным личным составом на практике. К концу июня 1975 года с воздушно-десантной подготовкой вопрос для нас также был закрыт. Наверное, после третьего или даже четвертого прыжка я, да и многие мои ровесники, ощущали себя уже в достаточной степени опытными и умелыми парашютистами и умелыми спецназовцами, которым уже можно поручить даже самые серьезные и ответственные задания Командования.

Конечно, правильно говорят, что «нет пределов для самосовершенствования», а в военном деле, тем более, эти границы весьма и весьма размыты. Однако к середине 1975 года большинство из молодых офицеров уже были теми командирами групп, которые менее, чем за год, уже многое знали на собственном опыте и могли очень многое сделать на практике. Этого было вполне достаточно для качественного выполнения всевозможных боевых задач в тылу противника в любых условиях обстановки. Однако, как представляется, самое главное наше достижение заключалось в том, что как мы, молодые командиры групп спецназ, так и наши подчиненные были уже очень хорошо подготовлены. Кроме того, морально и психологически мы были готовы ко всему, что может выпасть на нашу долю. А морально-психологическая готовность к выполнению любого задания порой имеет весьма важное значение в любом деле, тем более, в столь сложном и ответственном, каким приходилось заниматься спецназовцам.

ПАРАШЮТНЫЕ КУРЬЕЗЫ

Многим известно, что с парашютными прыжками очень часто связано множество разных историй, в том числе смешных и курьезных. В этом плане прыжки, вероятно, можно сравнить с рассказами о приключениях охотников или рыбаков. Кроме того, юмористы от парашютного дела придумали также огромное количество анекдотов и шуток, связанных с парашютными буднями. И наша бригада специального назначения в этом плане бала далеко не исключение.

Сейчас вспоминается, что довольно смешная история произошла и со мной в самом начале прыжкового периода 1975 года. Как-то однажды, приземлившись после третьего или четвертого прыжка, точно не помню, я собрал парашют и присел на землю, чтобы перевести дух, и дождаться, пока бойцы моей группы соберутся около меня после прыжка. Наблюдая за выброской и приземлением спецназовцев, вдруг увидел, что один из них, широко расставив ноги, что, кстати, противоречит инструкции, спускается прямо на меня. В связи с тем, что ветра практически не было, парашютист снижался строго вертикально и прямо туда, где находился я, поэтому, кроме огромного купола и расставленных в стороны ног, мне совершенно ничего не было видно.

Моментально вскочив с земли и подхватив сумку с парашютом, чтобы на нее не приземлился парашютист, я зычным голосом громко крикнул ему: «Эй, ты, чучело, чего там болтаешься как сосиска! Ну-ка, ноги вместе!» Когда парашютист, видимо, услышав мой голос, наклонил голову и вытянул вперед шею, чтобы посмотреть, кто это снизу подает ему такие неуставные команды, я все-таки не смог рассмотреть лицо этого лихого парашютиста-отличника, как у нас говорили, но при этом увидел у него на голове мотоциклетную каску.

В нашей бригаде наличие каски было явным признаком того, что приземляется кто-то из офицеров или прапорщиков, а, возможно, даже, что это член нашей парашютной команды. В этой связи я решил, что волноваться за такого парашютиста, в общем-то, не стоит, так как он и сам прекрасно знает, как надо приземляться.

Только после того, как объект моего особого внимания приземлился буквально в двух-трех метрах от меня, к своему удивлению и крайнему смущению я увидел, что это был полковник В.Ленский. Характерно «крякнув» в момент приземления и погасив купол, Виктор Александрович повернулся ко мне и, улыбаясь широкой улыбкой, несколько задумавшись и подбирая слова, заметил: «А, ведь еще совсем недавно, как мне сдается, ты первый раз прыгнул с парашютом. Между прочим, с моей помощью и при моем самом активном участии (намекнул Ленский на инцидент со старшим лейтенантом Бодровым). И вот уже заместитель командира бригады по ВДС, целый полковник, для тебя, молодого лейтенанта, стал простым «чучелом». Вот так в жизни всегда и бывает…», - философски заключил свой монолог Ленский, так до конца и не поведав мне, о чем на самом деле он в этот момент подумал.

На мои слабые попытки оправдаться и перевести все в шутку, он, продолжая задумчиво улыбаться своим мыслям, лишь махнул рукой, заметив, что действовал я, в общем-то, правильно, ну, а что касается «чучела», то, мол, в нашей жизни и не такое бывает, не надо все брать в голову.

Когда я на пункте сбора рассказывал случившуюся историю с полковником Ленским, офицеры и солдаты с удовольствием смеялись и всячески комментировали мой рассказ.

Но были в парашютной практике 15 отдельной бригады специального назначения и не совсем смешные истории, вернее будет сказать, что совсем несмешные истории, более того, граничащие с трагедией. Например, во время ожидания своей очереди на прыжок, когда мы сидели на укладочных полотнищах, один из солдат соседней роты заметил фалангу на парашюте сидевшего напротив него солдата, который в это время безмятежно дремал. Надо было видеть, как моментально проснувшийся боец буквально «выскочил» из подвесной системы парашюта, когда ему сказали, что на его парашюте «смертельно опасный зверь». Когда солдаты и офицеры топтались вокруг парашюта, под которым находилась фаланга, Игорь Стодеревский со словами: «Чего ее бояться? Я столько этих тварей в детстве в Туркмении подавил…», - поднял за лямки парашют и ботинком раздавил фалангу на земле. Несмотря на столь показательный пример борьбы с фалангами, мы все-таки с опаской оглядывались по сторонам, прежде чем сесть на землю или укладочное полотнище.

Однако иногда некоторые случаи в парашютной практике на самом деле граничили с трагедией. Хоть и было их немного, но они были. А смешными они могли стать лишь тогда, когда заканчивались счастливо. Красноречивым примером тому может быть случай, произошедший в нашей бригаде в июне 1975 года во время прыжков с парашютом из Ан-2 с начальником физической подготовки и спорта бригады капитаном Вячеславом Тихоновым.

После очередного прыжка, моя группа, например, собрав парашюты, в колонну по одному бегом двинулась на пункт сбора, чтобы сдать парашюты и убыть на выполнение очередной учебно-боевой задачи. Вдруг, мой заместитель, вездесущий и все всегда и везде замечающий старшина Валера Бахтий буквально закричал: «Товарищ лейтенант, смотрите, что творится!» - и показал вверх, на летящий на высоте примерно 1000 метров Ан-2. Я поднял голову и буквально обомлел – за самолетом, на расстоянии, равном длине вытяжной веревки и половине длины чехла купола, одиноко болтался парашютист.

Понятно было, что беда еще не случалась, но может в любой момент случиться, так как предпосылка для этого уже создана. Зрелище было, честно надо сказать, жутковатое. Моя группа остановилась и стала смотреть вверх. Да и все, кто в это время находился на площадке приземления, замерли, наблюдая за происходящим в воздухе. Кто-то из моих бойцов задумчиво заметил: «Да, неизвестно, кто это там болтается, но все равно, ему сейчас никак не позавидуешь».

Солдаты стали выдвигать предположения относительно того, кто это мог быть и что же могло случиться с ним в воздухе. Однозначно решили, что за самолетом болтается кто-то из офицеров или прапорщиков части, так как это был фактически один из последних кораблей, который должен был выбрасывать тех офицеров и прапорщиков, которые совершали в этот день второй прыжок с парашютом.

Старший разведчик ефрейтор Раскин, как самый опытный из нас спортсмен-парашютист, первым выдвинул версию произошедшего, которая в последующем полностью подтвердилась: «Если вытяжная веревка соединена с чехлом купола, - заявил Раскин, - и чехол вышел из ранца лишь наполовину, то это значит, что парашют укладывался для прыжка с принудительным раскрытием, при этом силовые тесьмы чехла, видимо, по ошибке были заведены на двухконусный замок ранца парашюта, как это делается при укладке для прыжка со стабилизацией. В этом случае, если дернуть вытяжное кольцо, - продолжал рассуждать Раскин, - то двухконусный замок освободит силовые тесьмы, чехол полностью выйдет из ранца и сам сойдет с купола, как это происходит при прыжке «на веревку». При этом парашют должен спокойно раскрыться, и все будет штатно». Все солдаты и сержанты моей группы полностью согласились с доводами ефрейтора Раскина, при этом все равно продолжали наблюдать на происходившим в воздухе.

Так мы всей группой довольно долго стояли и, глядя вверх, обсуждали случившееся. Ошибка при укладке парашюта была явно налицо. Было непонятно, почему этот парашютист не дергает вытяжное кольцо. Ведь стоило ему лишь дернуть кольцо, и проблема разрешилась бы сама собой, парашют раскрылся бы штатно. Трудно было предположить, что вытяжного кольца вообще на парашюте нет, так как оно устанавливается на парашют при любом способе укладки, а его тросики всегда заводятся на двухконусный замок. Более того, если силовые петли чехла находятся в двухконусном замке, то он может быть законтрован лишь с заведенными на него тросиками вытяжного кольца. По-другому просто быть не может.

Несмотря на то, что прошло уже довольно много времени, но все, кто находился на площадке приземления, закинув головы, продолжали наблюдать за происходившим в воздухе. В общем, ситуация с парашютом была ясна, но мы не знали, кто там болтается за самолетом и в каком он состоянии. Если это какой-то попавший в «королевский корабль» молодой солдат, слабо знающий материальную часть парашюта, да еще растерявшийся в сложной ситуации, то это одно, а если офицер или старослужащий солдат, то это уже другое. Можно было предполагать, что, как только на него перестанет действовать «коэффициент обалдения» от случившегося, он сможет быстро разобраться в ситуации, дернет кольцо и спокойненько приземлится прямо перед заместителем комбрига по ВДС полковником Ленским, чтобы лично доложить ему, как и почему все это безобразие произошло.

Через некоторое время я приказал всем построиться и повел группу на пункт сбора. После сдачи парашютов и короткого инструктажа, который провел с нами командир роты Саша Тимченко, мы, выстроившись в боевой порядок, приступили к отработке запланированной темы занятий. Постепенно удаляясь от площадки приземления, каждый из нас изредка поглядывал вверх, наблюдая за тем несчастным парашютистом, все еще болтавшимся за самолетом, который постоянно кружил над площадкой приземления. Мы прекрасно понимали, что вечно это состояние продолжаться не может, ведь когда-то в Ан-2 должно же закончиться горючее. В конце концов, мы ушли так далеко, что потеряли самолет из вида. Однако из головы этот горе-парашютист не выходил. То и дело бойцы задавали и мне и друг другу вопросы, связанные с этим неординарным происшествием.

Когда же группа к вечеру вернулась в часть, вдоволь намотавшись по сопкам к северу от Чирчика, то мы узнали о том, что инцидент с зацепившимся за самолет парашютистом благополучно разрешился. Оказалось, что этим счастливцем, а вернее сказать горе-парашютистом, оказался начальник физической подготовки и спорта бригады капитан Виктор Тихонов, который незадолго до начала прыжкового периода прибыл к нам в бригаду по замене из Германии, где служил в какой-то, как говорили у нас, «красномордой пехоте». Это был его седьмой прыжок и второй по счету в тот день. Прыгнув первый раз, Виктор с группой офицеров и прапорщиков поехал с площадки приземления на аэродром, чтобы успеть совершить в этот день еще один прыжок. Однако, в отличие от тех офицеров, у которых имелись уложенные вторые парашюты, у Тихонова такого парашюта по какой-то причине не оказалось. Однако прыгнуть лишний раз, а следовательно, и получить положенные за прыжок пять рублей ему, видимо, очень хотелось, поэтому он выпросил у прапорщика Саши Славника парашют и с ним совершил этот злополучный прыжок.

Как это ни странно, но ошибку в укладке этого злосчастного парашюта, которую допустил Славник и которую сразу же совершенно точно определил мой старший разведчик ефрейтор Раскин, несмотря на многочисленные проверки при проведении укладки и, естественно, перед прыжком на площадке взлета, к сожалению, никто так и не заметил.

Когда же Виктор, испытав серьезные перегрузки после того, как выпрыгнул из самолета, повис на вытяжной веревке и чехле с заведенными на двухконусный замок силовыми петлями, он, по его собственным словам, сначала испытал настоящий шок. Но затем стал соображать, как выходить из создавшегося непростого положения. Предложение борттехника Ан-2, который, высунувшись из двери, совершенно правильно посоветовал Виктору дернуть кольцо, он сразу же отверг. Будучи начальником физической подготовки и спорта бригады, капитан Тихонов, который незадолго до начала прыжков пришел в часть, устройство парашюта, знал, как оказалось, очень слабо, так как фактически не занимался плановой воздушно-десантной подготовкой. В этой связи он, можно сказать, не совсем адекватно понимал, что же произошло с парашютом, и также слабо себе представлял, что и как должно произойти, если он выдернет кольцо. Однако он хорошо уяснил смысл предупреждения борттехника самолета, который сказал Виктору, чтобы тот, не дай Бог, не дергал кольцо запасного парашюта, иначе самолет сразу же начнет падать, и летчики, чтобы спасти Ан-2 и себя, просто напросто, обрежут веревку, на которой висит несчастный Витя Тихонов.

Как рассказывали очевидцы, было много предложений по спасению Виктора. Одно из таких предложений исходило от экипажа, который предлагал лететь к Ташкентскому морю, над которым обрезать вытяжную веревку, но комбриг категорически запретил это делать, так как посчитал такой способ опасным.

На счастье Тихонова, в Ан-2 оказался один лишний человек – курсант-стажер летного училища, которого, в нарушение существующих инструкций, экипаж все-таки брал с собой на боевую выброску парашютистов. Но, как говорят в таких случаях: «Не было бы счастья, да несчастье помогло».

Правильно оценив именно это обстоятельство, экипаж решился затащить горе-парашютиста Виктора Тихонова в грузовую кабину самолета. С этой целью первый пилот остался за штурвалом и, набрав максимально возможную высоту, сбросил до минимума скорость полета, а второй пилот, борттехник и курсант, обвязавшись вытяжными веревками и зацепив их за трос, чтобы случайно не вывалиться в открытую дверь самолета, начали затягивать горе-парашютиста Виктора Тихонова в кабину. Можно себе представить, каких физических усилий это им стоило, особенно с самого начала данной уникальной спасательной операции, когда за веревку мог взяться лишь один человек. Да и потом, когда все трое имели возможность взяться за дело – это была весьма и весьма сложная и физически очень трудная операция.

В результате, постепенно три члена экипажа подтянули Тихонова сначала к борту, а затем к двери Ан-2. По словам Виктора, когда он, наконец-то, ухватился руками за обрез двери, он сам себе твердо и однозначно сказал, что «теперь от самолета он уже не отцепится никогда, пусть даже ему обрубят руки». После того, как верхняя часть тела Виктора была затянута в кабину, он зацепился запасным парашютом за нижний обрез двери, а сил затащить его полностью у «воздушных бурлаков над Багишем», как после этого инцидента прозвали летчиков, уже совсем не осталось.

Так Виктор Тихонов, с одной стороны, верхней частью тела находился в самолете, а с другой, висел достаточно долго, болтая ногами в воздухе, пока его спасатели не отдохнули и, ухватившись прямо за шиворот, втащили его в кабину самолета. А произошел этот долгожданный момент как раз в то время, когда на приборной доске Ан-2 замигала лампочка, указывавшая на то, что топливо в баках на исходе. Самолет сразу же пошел на посадку на аэродром.

Когда моя группа спецназ вечером этого дня, вернувшись в часть, проходила по центральной аллее, то в глаза сразу же бросилось, что возле автопоилки стоит очень много офицеров, прапорщиков и солдат, которым совершенно довольный собой Виктор Тихонов, как можно было понять, уже далеко не первый раз рассказывал о своих злоключениях «под хвостом самолета Ан-2». Его повествования периодически сопровождались дружным солдатским хохотом и шутками всех присутствующих, которые, прежде всего, были искренне рады тому, что эта достаточно опасная ситуация, которая могла кончиться настоящей человеческой трагедией, благополучно и успешно разрешилась.

Кстати, как потом оказалось, это был единственный случай в истории парашютного спорта и воздушно-десантной подготовки, когда парашютист, попавший в подобную ситуацию, остался жив.

Тем не менее, в результате своих злоключений, Виктор Тихонов все-таки получил «выговорешник» от полковника Ленского за допущенные нарушения при совершении прыжков и слабое знание материальной части парашюта. Заодно с ним был наказан и Саня Славник зато, что отдал закрепленный за ним парашют другому офицеру. Кроме того, Виктор был отстранен от прыжков до конца текущего года.

Наши или, как мы иногда себя называли, «бригадские» шутники сразу же придумали по этому поводу загадку (по-моему, это был мой однокашник по Киевскому ВОКУ Валера Болдырев, во всяком случае, впервые услышал я ее от него), отражавшую суть произошедшего с капитаном Тихоновым инцидента: «Летит, висит, болтается, на букву «Т» называется. Что это?». Ответ: «Это Витя Тихонов зацепился парашютом за самолет АН-2».

Помимо этого, все те же «бригадские» шутники после чудесного спасения Виктора начали интерпретировать многочисленные армейские шутки-прибаутки, применительно к этому весьма не одинарному происшествию. Например, на разные лады, в том числе и непристойные, к всеобщему удовольствию всех солдат и офицеров бригады, изменялась затасканная армейская присказка о том, что «в нашей бригаде спецназ имеется три «дуба»: начфин, начфиз (которым, как уже говорилось выше, и был Витя Тихонов), начальник клуба, а также маленький «дубочек» - военный переводчик».

Ну, а Витя Тихонов в тот вечер купил, как гласила народная молва, «целых две авоськи водки» и поехал в гостиницу «Чирчик», где жили экипажи наших злосчастных Ан-2. В знак благодарности за спасение своей жизни, Виктор, в буквальном смысле, «в лоскуты» упоил не только героический экипаж, титаническими усилиями спасший его самого, но и весь личный состав других экипажей Ан-2 из Ферганы, о чем он на следующий день также весьма красноречиво, в деталях и с гордостью поведал офицерам бригады.

Кто-то из офицеров и солдат бригады с интересом слушал его рассказы, а кто-то выражал недовольство тем, что по милости нерадивого Виктора Тихонова в бригаде были сорваны прыжки. Часть личного состава из-за этого серьезного происшествия не смогла совершить прыжки в тот день, так как они благодаря Виктору закончились и добрый десяток офицеров и прапорщиков так и осталась на аэродроме.

Blog

С. А. Калиниченко Какими мы были

ПРЫЖКОВЫЕ БУДНИ БРИГАДЫ СПЕЦНАЗ