Квасник: Разбежались чади Татищева, аж и не бывало

Вид материалаДокументы
Также внезапно все замирают — в дверях молельни стоит Иван, с посохом, возникший, как призрак.
Мисюра неупокоев
Васюшка подходит.
Ежиха и Гафья ведут княжну Евдокию. Евдокия — бледна, руки дрожат, смотрит под ноги.)
Выродков, склонившись к Кваснику, смеется ему в лицо.)
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6
(Васюшке, кивая на Квасника): Он Улиане удавиться помог.

ВАСЮШКА: Как так?

ВЫРОДКОВ: Княжну с княгиней царь велел прежде отца в замок забрать, вмало гладом не погибли, Улиана в удавке никак задохнуться не могла, ножками сучила. Филофей сжалился — за пяту потянул. В мегновенье отошла. Потом только князя Бориса управили. Царь так повелел.

ЛАЗАРЬ (в задумчивости бормочет): Пригвоздиша Его ко кресту и поругашася Ему, глаголюше: «Радуйся, царю июдейски! Многи спасе, себе ли единаго не можеши спасти? Сниди со креста, да веруем в тя». И плеваху на лице Его, и по ланитам бияху. Кую лютую муку Спаситель претерпел от поганых идолопослушников. Ай-ай-ай.

ЕЖИХА (сзади обнимает Васюшку): Хоть ты меня пожалей, Васюшка.

ВАСЮШКА: Что тебе?

ЕЖИХА: Избави меня от мужа, опостылел, шиша старый.

ВАСЮШКА: Какой он старый? Он моложе меня.

ЕЖИХА: А и ты старый, Васюшка. Оглоблю прошу, он не хочет. Говорит — нельзя невинную душу губить. Прибери его, а я тебя за то, Васюшка... А?

ВАСЮШКА: Не могу, нельзя ни за что человека губить. Лист подай в разбойный приказ, а и то человека праведного не отделают.

КВАСНИК: А ты пиши, что муж посадских людей смущал — царя Кроткого славил: наутри мертвец будет.

ЕЖИХА: Я грамоте не умею.


(Смотрят на Лазаря, тот прячет голову за грамоты.)


КВАСНИК: Чего притих, шишимора?

ЛАЗАРЬ (Меньшику): Дядька Никита, госу... Старец Иоанн велел в синодик новопреставленных вписать, а дьяк пьянее грязи, ничего сказать не может. Токмо вельми скверно лается. Мало ухо мне не выринул, варвар.

КВАСНИК: Что тебе, душе нечистый?

ЛАЗАРЬ: Написал я: «Лета седмь тысяшь...» и прочая, «прислал в Кириллов монастырь сие поминание» и прочая, «на литиях и литоргиях по вся дни» и прочая.

ВАСЮШКА: Ну и пиши, ослоп. Писать, небось, легко. Это не саблей махать.

ЛАЗАРЬ: Саблей, может, и тяжелее, дядя Васюк, чем пером (взвешивает перо на ладони), опять же агарь-бесермен или человек лихой голову усекнуть может. Иной же раз отца диакона, что учил, клянешь на чем свет стоит. Зачем он меня к ученью приохотил? Сидел бы в лавке у дяди, сукном бы торговал. Аршин — копейка або три саблицы, тафта две копейки або шесть саблиц, мухояр, бархат, камка, парча...

КВАСНИК: Ты сказать хотел или тебе язык урезать? Язык писарю ни к чему.

ЛАЗАРЬ: И прочая. А от кого грамоту писать: «Царь и великий князь Иван Васильевич всея Русии» или... (Квасник и Васюшка бросаются к нему и дерут ему уши.) Ай-ай-ай.


(Ежиха и Гафья смеются.)


ЕЖИХА: Так тебе, ослоп, будешь знать. Ну, поди, телочек. Ну, постой, постой, тетенька пожалеет. (Голубит Лазаря.) Напишешь на мужа?

ЛАЗАРЬ: Невозможно, тетенька, безвинно христианскую душу губить. Государь заповедал казнить напрасно. Токмо за богохульство, татьбу, чарование и волхвование, кощунство и всякая нечистота еретическая. «А кто не по Бозе кого чим поклепнет, — рече блаженный, — проклят буди и от Бога не помилован». Муж твой — он, может, с люторами книги читал или баб шепчущих по деревням взыскивал? А и то, тетенька, чадолюбивый отец скорбьми спасает и ко спасению приводит, смерти же скорыя не предаст, не хощет смерти грешничи, но ожидает покаяния.

ЕЖИХА: Ты что, каженик, умом похабился?

ЛАЗАРЬ: Аз, тетенька, сроду не оскоплялся. А спиратися с вами несть время: синодик дописать надобно, души преставленных томятся без поминанья в молитвах и литоргиях, а вы стужаете — добро ли? На Страшном суде строжайше взыщется с раба Божия Лазаря Сурянина. Писано бо есть: «Умерших поминайте, и тако исполните закон Христа», таже писано есть: «Всуе тружаешися, чего Бог не даст»...

КВАСНИК (Васюшке): Урежет ему язык блаженный — многоглаголив зело.

ВАСЮШКА: Высечь бы плетьми, помня реченное: любя сына, учащай ему раны.

КВАСНИК: Многажды сечен без жали, ино плеть дураку не пользует. Гафья!


(Гафья подбегает к Кваснику. Квасник что-то шепчет на ухо ей. Она кивает. Затем идет к Лазарю.)


ВАСЮШКА: Усердно молитвит Господа государь.

МИСЮРА НЕУПОКОЕВ: Се ему обычай многолетный.

ВЫРОДКОВ: Блаженный не повеле себе стужать от обедня часа до вечерни.

ЛАЗАРЬ (отстраняя от себя Гафью): Дядя Василей, кого в синодик писать? Блаженный велел всех, а я не был, мне на экзекциях быть не велено.

ВАСЮШКА: Брата пономаря воспроси, ведает он един бо подробну вся.

ЛАЗАРЬ (Мисюре Неупокоеву): Брате Мисюр, ради Господа, кого писать?

МИСЮРА НЕУПОКОЕВ: Пиши, мазуля. Отделано: есаул князь Филипп Олябьев с люди, князь Ширяй Тетерин и сыны Василько, Иван, Григорий. Володимер Гагарин да сыны Андрей, Захарий, Молчан. Князь Осип Чулков с жена и дети Мария, Анва, Семен. Князь Данила Рогатый с жена и сыны Петр, Карп, Дмитрей. Сотник Вавила Малечкин. Князь Александр Ярославов с сыны Алексеем и Елизаром. Боярин Давидко Ростовский. Холщевник Яков Нечаев с женою, сестрою и сыном. Инок Нередицкого монастыря Евдоким. Князь Иван Митнев с дети Софья, Иван, Федор...

КВАСНИК: Ивана Митнева не пиши.

ВАСЮШКА: Чего ради?

КВАСНИК: Лазарь, возгряк, не пиши!

ВЫРОДКОВ: Отделан же. Все были.

КВАСНИК: Лазарь, каплух, не пиши Митнева.

ВЫРОДКОВ (догадываясь, почему не надо писать): Статок прибрал? С братией не поделился, мохнорожий.

КВАСНИК: Послужи, как я, Щука...

ВЫРОДКОВ: Я-то служу, не как ты — за кушаньем.

ВАСЮШКА (с укором): Не по совести творишь, Филофей. Государь доведается...

КВАСНИК: Не доведается, ежели ты не доведешь. А без поминок не оставлю.

ВЫРОДКОВ: Коня мне дай, каурку.

КВАСНИК: Ты что, Щука! Каурка пятый год подо мной. Все отдам, коня не дам.

ВЫРОДКОВ: Коня, Филофей!

КВАСНИК: Умолкни, приблуда! Давно, я смотрю, ко мне подбираешься, старцу на меня шепчешь, стяжатель. Как бы тебе не заплакать.

ВЫРОДКОВ: Коня, Филофей, ниже посула не возьму.

КВАСНИК (выхватывает из-за пазух кошели, швыряет Выродкову): На, имай, кольшерукий! А коня не получишь.

ВЫРОДКОВ (посмеиваясь, собирает деньги, трясет кошелем): Туго набил кизичку, Филофей. В Литву собрался? И конь мой будет, сам отдашь.


(Вдруг все приходит в движение — Квасник выхватывает саблю, Выродков замахивается ножнами. Васюшка и Мисюра Неупокоев бросаются к ним. Гафья ныряет под стол. Лазарь втягивает голову в плечи.

Также внезапно все замирают — в дверях молельни стоит Иван, с посохом, возникший, как призрак.

Иван долго смотрит впереди себя. Кажется, что он сдерживает улыбку. Под глазами у него тени. Едва заметно шевелит губами. Медленно подходит к столу. Щепоткой из тарела берет капусту, подносит к губам, но не ест, а оглядывает присных — Выродкова, Квасника, Васюшку, Мисюру Неупокоева.

Садится.)


МИСЮРА НЕУПОКОЕВ: Что тя видим, отче, вельми печальня и изнемогающа? Кое зло прилучися тебе на сем царстве?

ИВАН: Аз печалию стесневаем, велико бо зло постиже от единых боляр, паче всех врагов моих и супостат, и не вем, како мощен буду с ними управитися, и терпети не хощу досады мне от них.

ВАСЮШКА: Блаженный, не печалуй, будеши на своей вотчине Бог: за мало время боляры по тобя пришлют.

МИСЮРА НЕУПОКОЕВ: Вкуси, отче, понеже суббота есть.


(Иван мрачно смсотрит на Квасника.)


ИВАН: Аз вем, что суббота, но писано в правилех: аще и велика нужа будет, ино три дни попоститися болящему причащения ради святых тайн. Пища мне — молитва непрестанная, а вы чего ради канон не правите?

МИСЮРА НЕУПОКОЕВ: Господа ради прости нам.

ИВАН (поглядев на Мисюру Неупокоева): Житие доброхота моего Олексия Адашева было всегда пост и молитва безпрестани, по одной просвирке ел на день. Адашев прокаженных тайне питал, обмывающа их, многажды сам руками своими гной их отирающе. Правила церковное сохраняя по уставу, никако же преступив, до последняго своего издыханиа: молитвы совершая на всяк день, аще и в велицей болезни и тяжести от великих трудов и подвиг, бяше телом преже крепок и мужествен. Меня же Пророк вами обвил, отступниками. От многаго труда и стояния нозе Адашева опухли, яко древие, он же овогда седя, овогда лежа, молитвы неослабно совершая, паче же о целомудрии печашеся, бо от рожениа не позна плотскаго греха. Без рассужениа в кротости и смирении сердца, яко Самому Христу служаше, а не государю. Меня же Господь вами обвил, яко сатана заповеданное древо. Адашеву в присные Магдалыню, великую и превосходную посницу, единова в седьмицу вкушающи, а на вые вериги тяжкие. Вы же мне, старцу, бледых жен водите. За что мне се, Филофей Квасов?

МИСЮРА НЕУПОКОЕВ: Прости, отче великий поистине во блаженных: коварствует бо князь бесовстий, хотя делу твоему спону сотворить.

ИВАН: Глаголет Господь ко своим апостолом: «Аще и вся заповеди исполните, глаголите: раби непотребны есмы», а диавол подущает вас усты точию каятися, а в сердце превысоце о себе держати и королеви и тироном ровнятися. Ясте и пиете без воздержания, законного жительства не храня, всяко скаредие творите и богомерзкие дела, блуд, нечистоту, срамословие и скверноложие. Чадо Мисюр, ты сын поповский, али Священного Писания не читал ты?

МИСЮРА НЕУПОКОЕВ (виновато): Читал, блаженный.

ИВАН (возносится до высшего гнева, после чего легко может велеть доброхотам начать резать друг друга): Что же ты блудниц посадских к святыням допустил? Прельстили скриптора на грех? (Резко.) Лазарь! Падеся ты с Гафией, яко со женою?


(Лазарь, вздрогнув, роняет грамоты.)


ЛАЗАРЬ (торжественно): Смилуйся, отче, помысл плотских аз удаляюсь, о чистоте пекусь, бо зверь сей сластьми своими тело упитывает червем, а душу вовеки губит и потом муки вечныя готовит!

ИВАН (слоняясь вперед, с любовью к грубой шутке): Зане дурак ты, скриптор. Аз чюжаюсь блуда, понеже монах есть. А ты чего ради руци не даси покою?


(Присные, кроме Мисюры Неупокоева, покатываются со смеху. Васюшка вытирает слезы. До Лазаря не сразу доходит, что Иван потешается над ним.

Иван притягивает к себе Гафью и картинно целует ее в губы.)


ИВАН (Лазарю): Послушай, сынько, да скажу ти: естество женское вельми есть зло. И дивна сия вещь — жена: кротима высится, а биема бесится. Бежи и не озирайся красот жен, яко Лот содомского запаления. Не объят буди руками их, не желай ея, бо погубляет человека острейша меча. И еже хощеши без печали жить, то лутчи не женитися и опосле не тужить. Лутчи купить коня или вола, или ризу, нежели жену поняти, украшают бо телеса своя, а не душу. Извыкли в зерцало призирати и вапами лица помазовати. Уды своя связали шелком, лбы подтягнули жемчюгом, ушеса позавесили драгими серезами, да не слышат гласа Божия, ни святых книг писания, ни отец своих духовных учения. Блажен той, иже девством живет, да сицевыя (показывает на Гафью) жены не обрящет: льстива, лукава, блудлива, обавница, еретица.

ЕЖИХА: А я, отче?

ИВАН: А ты, Ежиха, истинная запазушная змия: из куста змия от человека бежит, а ты подле мужа лежишь и ядом дышешь. (Лазарю.) Синодик докончил? Подай.


(Ежиха со вздохом отходит. Лазарь торопливо собирает бумаги и подает Ивану.)

ИВАН (просматривая поминальник, с притворным сожалением): Что вам не жилось под милосердным государем? Что не служилось, зломысленники? Ах, Филипп Олябьев, я ли тебе не угождал? Воздал ты мне за возлюбление мое — непримирительную ненависть. Окольничий Иеремей Тетерин: поделом за речи змиевы к государю. Се дьяк Хлебенного приказа, новокрещенец, блудодей — поях чужую жену. А се однородец его — вор... Ведун Евдоким — государя счаровать хотел. (Просматривает снова и смотрит на Лазаря, потом на Квасника.) Иван Митнев забыт, Митнева нет. (Грозно заглядывает Лазарю в глаза.) Посулы берешь, василиск?

ЛАЗАРЬ: Что ты, государь?

ИВАН: Сходи на пыточный двор, тать, погляди, что бывает с такими, как ты.

ЛАЗАРЬ: Схожу, отче. Не ведая бо сотворих, искуша бо мя диавол...

ИВАН: Филофей Квасник, брате ключар, сяди ту. (Квасник, глянув на Выродкова, подходит к Ивану. Садится.) Меня бояре согнали, а ты мне служишь. Не оставил старца, и аз помогу ти, сыне Филофей, понеже нужу мою исполнял ты. Сабельку возьми, деньги, шубу, бо в нынешних летех такой страдник верный един от тысящи не обрящется. Любишь государя своего, соколик?

КВАСНИК: Люблю, блаженный.

ИВАН: Тысячу рублей за тебя Дивею-хану дал, не жалею — верно служишь. Товарищам твоим — добрый приклад. На княжне Евдокии тебя оженю. Толикое дело — обышный гридин да на княжне, дочери четвертого удельного князя! Сором какой, Господи, на князя Лычку: бояре мне сего не простят, а ты первый мертвец будешь, аминь продохнуть не успеешь.

КВАСНИК: Знаю, государь. Не твоя б государская милость, и аз бы что за человек? Врагов, на тебя вставших, потребил немало, не щадил ни старых, ни малых, ни жен, ни мужей. И впредь не пощажу, буде воля твоя.

ИВАН: Верю, соколик. (Берет его голову и целует в лоб. Подумав, снова целует. Оглядывает голову Квасника.) Писано: «Аще земному царю правдою служиши и боишися его, тако научишися и Небеснаго Царя боятися. Сеи временен, а Небесныи вечен».

КВАСНИК: Аз слушаю к тебе, блаженный, а тебе боюся. Аз, холоп твой, страхом объят...

ИВАН: Ты? Мечник? Страхом?

КВАСНИК: Не смерти страшуся, отче. Страшно — не вериши ми.

ИВАН: Царю никому верить невозможно. Что, если велю, и отца забьешь?

КВАСНИК: Ах, отче, аще бы был аз на облацех небесных, а в земли бы было кольце утвержено, и аз бы всею землею подвизал. За Евдокию, государю милостивый, поработаю тебе. За княжну и матерь бы укусил, коли б жива была.

ИВАН: Сирота. Некому пожалеть, опричь Иванца. Да ось Ежихи. Ежиха, за мужа взыщено будет, аще сведешь — велю сосцы твои усекнуть.

ЕЖИХА: И ты за него! Казнит он меня день и нощь, и жезлием бьет, и пинанием, и власы рванием, душу разлучает от тела!

ВАСЮШКА: А ты терпи ему, а не шипи, что змия из куста.

ИВАН: Возверзи на Господа печаль свою, Ежиха, и Той тя пропитает.

ЕЖИХА: Ох, умучили вы меня. Ни тебя, ни тебя не послушаю, в монастырь постригусь.

МИСЮРА НЕУПОКОЕВ: Увы тебе, жено безумная! Ввергнет тя Бог во огнь и тамо пожернет диавол.

ИВАН: Погоди до старости, Ежиха: молодцам моим без блудниц нельзя.


(Присные снова взрываются хохотом. Кроме Мисюры Неупокоева. Лазарь сверкает глазами: дивно слышать от царя непристойности. Квасник целует руку Ивана, которая тотчас зарывается в его волосы и милостиво треплет их.)


ИВАН: Васюшка.

ВАСЮШКА: Ось я, блаженный.

ИВАН: Что ты думаешь, привезет Матфей Лычка Евдокию? Он любит ю.

ВАСЮШКА (уверенно): Привезет, отче. Бояре бо чад своих любят, а себя не меньше любят.

ИВАН (настораживаясь): Что тебе на мысли, лукавый советник? Говори.

ВАСЮШКА (со знанием дела): Общие люди, обышные — весняки, сошники, хрестьяне, батожники, гулящие — легко дух испускают. Духовного чину, так мало не с радостию. (Удивленно смеясь.) Инок один в Новеграде мне даже руку поцеловал, какою я ему голову скоро усек. Старенький инок, от ветра шатается, постом истощен, сквозь него мало не солнце — месяц просвечивает. Уж я над ним постарался, но и то устоял богомолец, кончил с Исусовой молитвой. А бояре — другое, пресветлый отче. В боярах два беса живут: гордость, а как же — вельможи пресловущие, у них свои бояре по лавкам сидели. И — мамона. Боярам жизни сладкой жаль. От денег, от славы, от холопок гладких уходить не хочется. В небесном царстве, чай, девок тискать не дозволяется. (Дождавшись подходящего момента.) Вон Хабаров емку у ногайцев выкупил, две тысячи рублей отдал.

КВАСНИК: Доселева такие по пятидесят рублев бывали, а двух тысяч оприч воевод окупов ни на ком не дают.

ИВАН (недовольно, решительно): Опять вы на Василея Хабарова! Сказано — не дам. Князь Хабаров меня от Старицких да Шуйских уберег.

ВАСЮШКА: Али ты, государю превеликий, не ведаешь, кто есть Хабаров?..

ИВАН (с притворным безразличием): Не ведаю аз ничего того и не слыхал и не знаю и сам о боярех, ни о князех, ни о суседах не пересужаю.

ВАСЮШКА (с сожалением): Эх, отче, у Хабарова грамот охранных от короля Сигизмунда, от Юхана-короля, как у Ежихи вошек. Ты им Кроткого поставил, думая: князи — баранцы, сейчас к юродивому побегут: прими, государь, чад своих, мы рабы твои? Старого воробья на мякине не обманешь, честный отче наш. Хватишься — ан поздно, ты от бояр первый мертвец будешь. Потянут вотчинного государя и царевичей на пыточный двор, Бога не побоятся. Так что пришлет князь Матфей Евдокию, да не как древний Авраам праведный сына своего Исаака на закланье. А чтобы тебя усыпить: ось, мол, кровоядный царь, хоть жги нас, хоть режь, а встреч твоей воли не пойдем.

ИВАН: А еже не привезет Лычка Евдокию?

ВАСЮШКА (с азартом): Привезет, об заклад бьюсь!

ИВАН: Что в закладе, соколик?

ВАСЮШКА: Живот!

ИВАН: Живот — легко, Васюшка, един миг — и ты у престола всеблагого.

ВАСЮШКА: Сам себе очи выколю.

ИВАН (удивленно): Силен злодей.

ВАСЮШКА: Силен ты, государь, и храбр, земля бо правится Божиим милосердием, святых молитвами и тобою, цари нашими.

ИВАН: А что, сможет. Сможет, Оглобля?

МИСЮРА НЕУПОКОЕВ: Васюк-то? Ярыга может, он многих ослепил.

ИВАН (стукнув посохом, встает вне себя от возмущения): Что вы со мной творите? Псы лютые! Обвились округ меня! Аз есмь царь именуюсь, в послушание Богу многих выгубил, ано аз — сын человеческий, тугою и печалию уязвляем бываю. Хабарова у меня просите! Ведомо же ти буди, Васюк: Хабаров мне мало не брат.

ВАСЮШКА (делает последнюю попытку добиться своего): Лжебрат! Брат на рати познавается! Убудися, государь. Хабаров с Лычкой вкупе диаволом на тя подвизаеми. Нам не веришь — старца Пафнотея спроси, — спрося! Спрося уведаешь: к старцу человек святой приходил, и той человек поведа старцу Пафнотею: ведуны от чумы померших младенцев носили к Марии Даниловне, князя Василия матери, и что княгиня Мария Даниловна, выня сердце у тех младенцев, в вине варила. (Зловещим шепотом.) Про что? Тебя счаровать хотят.


(Лазарь испуганно крестится. Иван кистью подзывает к себе Васюшку.

Васюшка подходит.

Иван притягивает его к себе и долго что-то шепчет ему на ухо.

На дворе слышны голоса. Все замирают. Ежиха подбегает к окну и смотрит наружу.)


ЕЖИХА: Боярышню привезли, княжну Евдокию везут.


(Ежиха и Гафья, смеясь, выбегают. Квасник застывает от неожиданности. Иван снимает с мизинца перстень и подает Васюшке.

Мисюра Неупокоев, который давно служит Ивану и понимает царя с полуслова, склоняется к Выродкову и что-то шепчет ему на ухо. Выродков изумленно хмурится.

Ежиха и Гафья ведут княжну Евдокию. Евдокия — бледна, руки дрожат, смотрит под ноги.)


КВАСНИК (восторженно): Княжна...


(Евдокию подводят к Ивану.)


ИВАН (не взглядывая на Евдокию): Стани ту, дочерь. Веруешь ли, чадо, от всея души во Отца и Сына и Святаго Духа, нераздельную Троицу?

ЕВДОКИЯ (шепотом): Верую, государь.

КВАСНИК (смотрит на княжну словно околдованный): Княжна Евдокия...


(Васюшка к чему-то готовится. Мисюра Неупокоев, перекрестившись, развязывает пояс. Выродков становится позади Квасника.)


ИВАН: По писанному, всего сильнее жена бывает, ибо всяк человек от жены рождается и сосцами ея питается. Жена и человека породи и одеяние ему сотвори. В Бытии же речено есть: «Позна Адам жену свою и роди от нея сына». Не прабаба наша Евва роди, но Адам роди, не Сарра роди, но Авраам роди. (Поворачивается к Евдокии и смотрит на нее в упор.) Венчаю тебя, княжна, рабу Божию Игнатию во имя Отца...

КВАСНИК (в отчаянии): Государь!


(Мисюра Неупокоев, Выродков и Васюшка бросаются на Квасника, сбивают с ног, вяжут руки, завязывают рот.

Выродков, склонившись к Кваснику, смеется ему в лицо.)


ИВАН: Во имя Отца и Сына, и Святаго духа. И будета оба в плоть едину.

ВЫРОДКОВ (Кваснику): Что, Филофей, исполнилось, что я говорил? И кизички мои, и княжна моя, и каурка мой будет. (Пинком перевернув Квасника на живот, срывает с пальцев перстни.) Царево даяние не отходит вспять.


(Иван делает знак рукой, Никита Меньшик и Васюшка подтаскивают Квасника к ногам Ивана.)


ИВАН (Евдокии): Буди, чадо, покорена мужу своему во всем и повинуйся ему, той глава тебе и господин, да владеет тобою во всем. Понеже праотец Адам не прельстися, но прабаба Евва прельстися советом змииным, и тоя ради вины отъято самовластие у жены.

ЕВДОКИЯ: Ведаю, отче.

ИВАН (склоняется над Квасником): Горе граду тому, в нем же государят холопы. Поведай ми, кознодей, якоже вы с Василеем Хабаровым да Федором Голицей шептались, хотя царя от Бога венчанного извести и сами стать в его место? Молчишь, собака? Брат Игнатий язык тебе развяжет. (Всхлипывает.) Слуга верный. А может, тебя князи-коромольники извели? Голову усекли служку моему Филофею Квасову и, в овчину вшив, вметали на крыльцо: «Страшися, Иванец, с тобой так же содеется». Князи не спят, как вы, дрочоны, умеют вас ловить.