Глория Му Вернуться по следам

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 24

^[5], забытый на лавке. – Надо тут все помыть, и будет у нас настоящий тайный дом.

– Давай, – согласилась я, – а сейчас пойдем, а то Миша волнуется.

Пес скулил и скребся снаружи – он был слишком большой, чтобы пролезть вслед за нами.

На следующий день мы крались из дома с весьма странным набором: ведром, кучей ветоши, лопатой и куском хозяйственного мыла.

– Вы куда это? – окликнул нас конюх Петро.

– По грибы, – пискнул Игорь, ухватил меня за руку, и мы убежали, звеня ведром.

Добравшись до нашего домика, мы открыли настежь дверь и первым делом, ухватив кожух лопухами, потащили его вон.

– Фу, ну и вонища! – Мы бросили кожух на землю, Игорь пытался зажать нос тыльной стороной руки. – Надо его спалить…

– Да ты что? Лес скорее спалим, а он только больше развоняется. Давай лучше зароем его в той яме.

– Давай. Взяли, – скомандовал Игорь, и мы потащили кожух к яме за домом, где и похоронили с почестями.

Целый день мы скребли и чистили дом, таская воду из озерца, что было неподалеку. Стекла в окнах оказались целыми, в домике была даже маленькая грубка, но мы побоялись ее топить и, расчистив небольшую площадку перед домом, сложили очаг из камней, чтобы согреть воды.

Мы сидели у костра, чумазые и счастливые, и я, смеясь, сказала Игорьку:

– Видела бы нас твоя мама… Еле выпихала погулять от домашней работы, так мы и в лесу нашли, что помыть.

– А и правда, – улыбнулся он, – зато у нас теперь есть свой собственный дом. – Глаза у него сияли, свой дом – это была давняя мечта Игоря, мальчик мог часами рассказывать мне, каким он будет, и вот теперь он у нас появился.

Мы постепенно натаскали туда запасов еды, соли, спичек, принесли старых половичков с чердака, два одеяла, а главное – книжки. Я уволокла из папиной библиотеки все книги Акимушкина, справочник лекарственных растений, энциклопедию птиц и нашу самую любимую – «Следы животных».

Мы днями напролет лежали в кустах у озера, пытаясь определить названия прилетающих туда птиц, бродили по лесу, сверяя по книжке следы зверей, и как-то раз наткнулись на странный след.

– Волк, – выдохнул Игорь, – да смотри, какой здоровый…

– Нет, Игорь, это собачий след. Волчий – более собранный, смотри. – И я показала ему картинку в книжке.

– Не может быть такого здоровущего собаки, – покачал головой Игорь, – тут же добрых двадцать сантиметров.

– Ну не знаю… Может, в лесу выросла? Но это точно не волк, – убежденно сказала я.

– Точно, в лесу! Дикая собака динго, вот это кто!

Игорек был в восторге, но я скептически качала головой. Нет, если бы он сказал, что это след дракона или василиска, я, может быть, и поверила бы, но про собак динго я точно знала: они живут в Австралии, а здесь их быть не может.

– Да подожди, подожди, – не унимался Игорек, – я знаю про Австралию. Но там же они просто одичавшие собаки, так почему здесь быть не может?

– Потому что там они – очень давно одичавшие собаки, завезенные первыми переселенцами. А здесь и бродячих-то собак нет.

– Говоришь, нет? – Игорь медленно перевел взгляд на Мишу. – А этот откудова взялся?

Я тоже посмотрела на Мишу, пристально, как в первый раз. У нас действительно не было бродячих собак, всех лишних щенков сразу топили, и это была еще одна моя заноза, я никак не могла к этому привыкнуть. Если я видела в деревне щенную суку, я начинала ходить за ее хозяевами, упрашивая не топить щенков, а отдать мне. Меня знали, поэтому всегда обещали, но часто обманывали – приходилось следить, но так удавалось спасти не больше трех пометов за год. Папа этого моего поведения не одобрял, но бобиков не отнимал, позволял выкармливать и пристраивал потом покупателям породистых щенков в довесок. Многие брали, но все равно для меня это оставалось больной темой. Однако Игорь верно сказал – бродячих собак у нас не было.

Мишенька засмущался под пристальными взглядами, заскулил, сел, встал, потом лег и закрыл лапами нос – не мог понять, что он не так сделал, чего от него хотят.

– Миша, успокойся, мой хороший. – Я приласкала пса, а Игорек, все так же глядя на него, задумчиво сказал:

– Рыженький. Пушистенький. Морда вострая. Похож. Точно, он дикая собака динго, Глория. Хочешь – посмотри по книжке.

– Ну они же вроде желтенькие такие? – усомнилась я.

– А это – местная разновидность, – уверенно сказал Игорь, стал гладить Мишу по загривку и приговаривать: – Мишаня, ты ж дикая собака, да? Давай отведи нас к своим… – Потом повернулся ко мне: – Глория, давай их найдем, а? Они точно где-то здесь, Миша тогда, наверное, нечаянно из лесу вышел, а тут ты идешь. Он тебя и полюбил, тебя ж все звери любят. Давай их найдем, пожалуйста!

– Ну-ну, смотри, как бы они тебя не нашли. Эта скотина должна быть размером с теленка, судя по следу. И если она где-то здесь, нам надо сматываться, – саркастически заметила я.

– Нет, нет, ничего нам не будет, они тебя полюбят так же, как Миша, ты с ними договоришься. Ну пожалуйста, давай найдем гнездо диких собак, это будет… просто… просто… Тебе разве не интересно? – все уговаривал Игорек, и я сдалась:

– Ладно, попробуем. Только след старый, навряд ли Миша его возьмет. Миша, ищи! – Я подвела собаку к следу, но пес понюхал и заскулил. – Видишь? – обратилась я к Игорю. – Не может.

– А вдруг он не хочет своих выдавать? – зашептал мне на ухо Игорек.

– Ну, не хочет – так не хочет. Я его заставлять не буду. И вообще, пошли домой, там Мурка одна совсем уже от скуки закисла, так нельзя.

И мы пошли, и просидели в деревне безвылазно два дня, развлекая публику и Мурку выступлениями. Мурка на самом деле очень любила «показывать цирк», и теперь, из-за того что мы оставляли ее одну, не брали в лес, она грустила. Когда кто-нибудь входил в амбар, она начинала танцевать или совать «лапу», а если на нее не обращали внимания и уходили – тоскливо блеяла вслед. Поэтому, сколько Игорь ни закидывал удочки про пойти в лес, я сурово отвечала: «Нет уж, так нечестно. Пусть Мурка наиграется, тогда пойдем». Но за два дня Игорь прожужжал мне все уши дикими собаками, и я согласилась. Не то чтобы я в них верила, но эта игра была не хуже любой другой. В индейцев же мы играли, почему бы не поиграть в поиск диких собак?

И мы стали искать собак.

Мы рыскали по лесу, уходя все дальше и дальше от нашей избушки, но безрезультатно. Никаких собак нигде не было. Игорь, всерьез уверенный, что Миша все понимает, просто сказать не хочет, вел с собакой долгие беседы.

– Миша, ну скажи, где они прячутся, – увещевал он пса, – мы им ничего не сделаем, даже подходить не будем. Просто посмотрим, и все. Ну скажи, Мишенька.

– Гуфф, – радостно отвечал Миша, услыхав знакомое «скажи».

Однажды нас занесло в самую чащу, и на влажном глинистом берегу ручья мы увидели маленькие следочки, смахивающие на человечьи.

– Это что еще такое? – удивился Игорь, присматриваясь к следам. – Дите? Босое? В лесу?

– Ага, с когтями дите, Игореша, – разогнувшись, сказала я.

– Лесовик, – похолодел Игорь. – Купаться приходил… Тикаймо отсюда, Глория! Закружит!

– Игорь, это не лесовик, это – хуже. Медвежонок. Надо уходить, но осторожно, – оглядываясь, прошептала я.

– Глория, тут нету медведей.

– Зато лесовиков навалом. – Я снова огляделась и сказала Мише: – Мишенька, выводи нас отсюда, но молчком. Тихо, понял?

Пес ткнулся мне носом в руку – понял, мол, – я цапнула его за ошейник, и мы полезли наверх (ручеек был на дне оврага).

Стараясь не шуметь, мы пробирались сквозь заросли. Двигались пригнувшись, гуськом, сторожко прислушиваясь к лесному гомону, хотя в этом не было смысла. Лес не говорил с нами, вернее, мы не понимали лесного языка. Сойки не орут – и ладно.

Так мы прошли почти половину пути, уже стали попадаться тропинки, протоптанные человеком, мы вздохнули с облегчением, и тут Миша лег – это был знак, что неподалеку опасность. Мы с Игорем осторожно выглянули из-за кустов и на поляне, залитой солнцем, увидели медвежонка.

Звереныш валялся в траве, сбивая лапами пух с одуванчиков, садился, тряс головой, смешно морщил нос, похожий на черный поросячий пятачок, и оттопыривал нижнюю губу.

– Ой, Глория, смотри, какой смешной… Играется… – зашептал мне Игорь.

Я не утерпела и высунулась из листвы, чтобы рассмотреть медвежонка получше. Похож он был на летнюю белку-переростка – паршивая, словно пеплом присыпанная шубка, торчащие лопатки. Тонкие лапы-руки выглядели трогательно и жалко.

– Он совсем не страшный, правда? – шепнула я, но шепота моего Игорь не услышал. Из кустов малинника на другом краю поляны раздался рев, и оттуда полезла огромная, бурая, лоснящаяся медвежья задница.

– Ой, мама, – прошептал на вдохе Игорь.

– Именно, что мама… Бежим! Миша, домой!

И мы со всех ног побежали за собакой, не разбирая дороги, проламываясь сквозь кусты, перепрыгивая большие древесные корни, пока не выбежали наконец из лесу. Выцарапавшись из балки на лужок, мы повалились в траву, задыхаясь и хохоча.

– Ушли… Ушли… Ай, малацца, Михуил! – Игорек вскакивал, обнимал Мишу за шею, гладил и снова, смеясь, валился в траву, потом поворачивался ко мне: – Ты видела, Глория? Нет, ты видела, какая страшенная жопа? А какие ж у нее зубы!

– У жопы? – взвизгивая от смеха, спрашивала я.

– Зубы? У жопы? Ой, мамочки, держите меня. – Игорек, схватившись за живот, корчился от хохота.

Мы были очень напуганы, очень, но страх был почему-то веселый, от него было щекотно в груди и в носу, как от напитка «Буратино». Мы смеялись и не могли остановиться.

– А она за нами бежала? – сжимаясь от этого веселого страха, спрашивала я.

– Кто? Жопа?

И мы снова хохотали, катаясь по траве.

Отсмеявшись, мы поднялись и побрели к деревне (возвращаться в лес отчего-то охоты не было).

– Чего нам теперь делать? И откуда эта жопа взялась на наши головы? – с досадой спросил Игорек.

– Пришла из большого леса.

Мы медленно шагали в пожелтевшей от зноя траве; орали кузнечики, но казалось, что это от жары звенит в ушах.

– Папа говорил, что они любят шляться, медведи. Вот и пришла. Но ты не бойся, они погуляют и обратно убредут, им здесь места мало. И вот еще что… – Я остановилась и взяла Игорька за руку. – Ты не говори никому, что мы их видели, хорошо? А то вдруг мой папа ее убьет? – Я закусила губу. Мне очень не нравилось, что мой папа – охотник, он сто раз объяснял про спорт, но я никак не понимала, что это за спорт такой – убивать.

– Не, не убьет. – Игорек сжал мою руку, а другой обнял за плечи, увлекая к деревне. – Не боись. Медведицев с медвежонками нельзя убивать – такой закон.

– Все равно не говори. Пожалуйста.

– Ладно, не скажу. Только тогда надо ямку вырыть.

Это была любимая игра Игорька с тех пор, как я рассказала ему сказку о говорящем тростнике, – он все не оставлял надежды вырастить такой же. Поэтому все свои тайны мы выбалтывали в ямки на берегу пруда, тщательно закапывали, а потом долго бегали проверять, не выросло ли чего, не шепчет ли тростник? Пока не вышло ни разу, но Игорь не сдавался.

Мы вырыли очередную ямку – про медведей – и не совались в лес несколько дней, пережидали. Почти все время мы проводили за домашней работой или сидя на дереве и читая книги (за зиму Игорь тоже выучился). На дереве мы прятались от тети Гали, которая не давала нам спокойно поработать и почитать, гнала со двора, приговаривая: «Та идите уже погуляйте, это ж последнее лето у вас перед школой, начитаетесь еще, идите».

Но мы в который уже раз отбились от деревенских детей и никуда, кроме леса, идти не хотели.

Так что, когда тетя Галя совсем нас затюкала, мы рискнули сделать вылазку в лес, продолжить свои поиски, хоть и побаивались напороться на медведицу.

Медведи, похоже, оставили наши места. Мы находили то ободранное дерево, то развороченный муравейник, но самих зверей больше не встречали.

А собаки… Собаки ускользали от нас. Кроме того, первого, следа мы так ничего и не нашли.

После очередного дня безуспешных поисков мы сидели у костра, жарили рыбину на палочке и обдумывали план дальнейших действий.

– У нас будут глисты, – сказала я, ковыряя рыбин бок.

– Не будут. Термообработка, – возразил ученый Игорь, выхватывая пальцами горячие куски. – Нам надо пройти лес насквозь, вот что.

– Ну… он же большой, а на ночь нас никто не отпустит. – Я вытерла руки о штаны Игоря (потому что ему можно было пачкать одежду, а мне – нельзя) и задумалась. – Нет, ничего не выйдет. Наврать нечего и убежать нельзя. Ты представь, если утром нас не найдут, то сначала сами умрут, а потом нас убьют, когда вернемся. – Я говорила о родителях.

– Так не надо на ночь. Он не очень большой, мы с татком были на той стороне, там колхозные поля. Если выйти с самого утречка, то до ночи обернемся туда-сюда. Влетит, конечно, но не очень. Давай?

– Давай.

Не было еще авантюры, от которой я бы отказалась, поэтому на следующий день мы взяли выходной у тети Гали и с самого утра, еще затемно, отправились в лес. У нас были детский компас, запас еды и Миша – гарант того, что мы в любом случае сможем вернуться, не заблудимся.

Но компас нам не пригодился, Игорь сам шел вперед как по стрелке, грамотно забирая вправо (пару раз до этого мы уже давали кругаля и знали, что к чему).

Проснулось солнце, за ним – птицы, а мы все шли и шли без устали, заглядывая в каждый овражек, под каждое поваленное дерево, я даже сказала Игорю: «Ну ты еще камни переворачивать начни», – и часа в четыре пополудни лес стал редеть, мы вышли на пыльную дорогу, за которой простирались колхозные поля – нет, не пшеницы, кукурузы и еще какие-то. День был светлый, но бессолнечный, как в лимбе, мы очень устали и решили поесть и отдохнуть.

Там, дальше, за шуршавой стеной кукурузы, было открытое место и стояли два куреня – побольше и маленький.

– Там что, Игореша? – спросила я, указывая пальцем на курени.

– Та не помню. Гарбузы кормовые, чи шо? Пойдем посмотрим.

Мы шли, держась за руки и болтая, и вдруг Игорь, запнувшись на полуслове, резко дернул меня к себе.

– Ты что? – обернулась я к нему.

Мальчик, сглотнув, молча указал рукой вперед.

Я посмотрела. Шагах в пяти от нас, у самой кромки гарбузяного поля, замер огромный дымчато-серый пес с обрезанными ушами и глазами цвета лунного камня – белесыми, страшными.

– Стоять, – тихо сказала я Мише, а тот, другой, как-то странно повел головой и шевельнул куцыми ушами. – Держи Мишу, – велела я Игорю, сжимая его руку на ошейнике пса, – крепко держи, не отпускай. Это одоробло, если Миша сунется, его убьет. Одним движением убьет. Я видела один раз, как наш волкодав так собаку убил. Так что держи и стой смирно, а я сейчас попробую… – Я тоже сглотнула и двинулась к серой собаке. – Цу-у-уца, – пела я, – ах ты, цуца, моя цуца… Как же тебя зовут, цуцочка? – Я шла, выставив вперед открытые ладони – больше по привычке. В этом не было нужды, потому что встреченный нами пес был слепым. – Сирко? Сирко, да?

Собака снова по-змеиному дернула головой.

– А кто тут Сирка моего цуциком обзывает?

Я смотрела только на собаку и не заметила, как со стороны поля к нам подошел старый-престарый дед.

Старик был похож на персонажа украинской народной сказки – с длинными седыми усами, в вышиванке, соломенном капелюхе размером с колесо. Разве что штаны у него были не казачьими шароварами, а обычными серыми штанами, заправленными в сапоги.

– Здравствуйте, дидусю, – первым опомнился Игорь, – а мы тут мимо шли… Место шукали, где посидеть с дороги.

– Здравствуйте и вы. – Дед поднял голову, и мы увидели, что глаза у него такого же цвета, как у Сирка, – белые. – Ну так милости прошу до моего куреня. И отдохнете, и перекусите, и деду расскажете, кто такие да откуда пришли.

Дед повернулся и пошел в сторону куреня, Сирко двинулся за ним. Походка у пса была развинченная, он шел как неживой на негнущихся, словно деревянных, лапах.

– Глория, – жарко зашептал мне в ухо Игорь, – тикаймо отсюда, это ж мертвяки. Тикаймо, пока они нас не съели…

Дед остановился, обернулся к нам и странно затрясся, закудахтал – мы не сразу и сообразили, что это он так смеется.

– Не спеши, хлопчику, нас хоронить. Мы с Сирком живые пока, хоть и старые.

– Как же вы услышали, диду?.. Ой, извините, – покраснел Игорек.

– Шоб ты знал – сослепу завсегда люди слышат лучше. Та ничего, садитесь. Будете кулеша? – спросил дед.

– Спасибо, дидусю, не откажемся.

Возле куреня над почти невидимым при дневном свете огнем висел солдатский котелок. Дед сел на брезентовую складную табуретку и стал помешивать варево. Мы переглянулись. Старик двигался так, как будто был зрячим, – уверенно, не шаря перед собой руками; от этого было как-то не по себе.

– Та сидайте, – предложил дидусь, – в ногах правды нет. Меня дедом Семеном зовут, а вы кто?

– Очень приятно, – выступил вперед Игорь. – Я Игорь, а она вот – Глория, а еще с нами собака Миша. Дидусь Семен, вы скажите своему Сирку, чтобы он Мишу не трогал.

– Та не бойсь, не тронет. А вы идите сюда, идите, я на вас посмотрю.

Я подошла первой, и дед быстрым, привычным движением прошарил пальцами по моему лицу и плечам. Прикосновение было сухим и легким, словно осенний лист.

«Посмотрев» так же и на Игоря, старик сказал:

– О! Та вы ж совсем маленькие детишечки! Откуда ж вы тут взялись?

– Так, гуляли, – неопределенно ответил Игорь и в свою очередь спросил: – А вы тут что делаете, дедушка?

– Как – что? Бахчу сторожим, – усмехнулся дед.

– Как же вы ее сторожите? – удивился Игорь. – Вы ж… это… видите плохо… И бегать за злодюгами вам уже тяжело, вы ж старенький…

– От чемный хлопчик. – Дед нам попался смешливый, снова закудахтал. – «Видите плохо», это ж надо! Ничего я уже не вижу, шо твой крот, та и набегался уже – ого-го, теперь отдыхаю. Старость, она затем и придумана, шоб человек перед смертью колготиться перестал, та посидел, та подумал за свою жизнь, от так. А что до злодюг – так кому они нужны, гарбузы та кабачки? То ж скотину кормить. Мы с Сирком тут больше от сорок, чем от людей. Два опудала. – И дед опять захихикал. – Ну, сидайте вже, кулиш поспел… или сходи́те сперва туда, на дальнюю делянку, там у меня кавуны, возьмите себе и собачке своему полакомиться… Хоча какие тут кавуны… Не кавуны – слезы. Вот у нас на Херсонщине – ото кавуны, а тут… Но вы пойдите все равно, возьмите себе кавунця-трискунця…

Мы с Игорем послушно направились за арбузами, нашли два маленьких, треснувших, и, пока несли их назад, Игорь тихонько напевал: «Кавунцы-кавунцы, кавунцы-дрискунцы…»

Один мы разломали пополам и отдали собакам, а второй помыли из старого чайника, порезали и разложили в миски.

Кожа у арбуза была тонкая, темно-зеленая, почти черная, и сам он оказался вполне вкусным.

– Зря вы, дедушка, кавуны свои хаяли. Вкусные кавуны! – облизывая с пальцев арбузный сок, сказал Игорь.

– Та с хлебом ешьте, с хлебом, а то «швыдка настя» нападет. – Дед, пошарив в полотняной торбе, протянул нам серый магазинный хлеб, аккуратно завернутый в тряпочку.

– Спасибо, дидусю.

Мы поели арбуза и поели кулеша. Дед, глядя незрячими глазами в невидимый огонь, рассказывал нам, что сторожит бахчу днем и ночью, что к нему приезжают хлопцы с автобазы, привозят еду, а иногда отвозят его, деда, домой, в баньку сходить, и вообще. Но в деревне он не засиживается, потому что Мотя его померла прошлым летом, а дети уехали в город, вот, зовут теперь к себе, на внуков посмотреть, а он, дед, не едет.

– Куда я от земли поеду? – Старик наклонился и тронул землю у своих ног, как пса по загривку потрепал. – Земля тут хорошая, сама меня носит, силу дает, в городе помру сразу.

– А вам тут не скучно самому, дедушка? – спросил Игорек.

– Скучно, скажешь тоже. – Старик хмыкнул. – Скучно – то буржуи выдумали. Как такое может быть? Человек дело поделает или думу подумает, когда ж скучать? Эх, жить хорошо! – Дед Семен опять разулыбался. – Восемьдесят четвертый годок на свете живу, и никак не надоест! Две войны пережил, а война, детишечки, – это страшное дело. Людей убивают, катуют, земля горит и стонет… И то люди с жизней прощаться не хотят. Хоча, конечно, можно человека так замордувать, что ему жизнь не мила будет… А с другой стороны, есть такие люди, шо у них душа как тот пацюк у подполе, грызет и грызет, и все ей не в радость, и все ей не так. Свое счастье не видит, чужому завидует, так шо ж… Жить не научишь – или оно есть, или нету, от так…

Мы совсем заболтались с дедом и не замечали времени. Сумерки еще не опустились, но дело к тому шло, что возвращаться через лес нам придется в темноте. Однако уходить не хотелось, Игорь снова спросил:

– Деда, а откуда у вас такой собака?

– А, – дед покрутил ус, – та то мне однополчанин мой привез со Средней Азии, когда в гости был. Через всю страну щеня в корзине вез! А уже какой розумный собака вырос, а здоровый! У нас таких…

Но тут мы услышали шум подъезжающей машины, рядом с полем остановился грузовик, забибикал. Дед подхватился:

– О, то мне хлопцы вечерю привезли! – и пошел навстречу.

Из кабины вылез водила, наш, деревенский, – дядя Рома.

– Добрый вечер, дидусю, – поздоровался он, а увидев нас, очень удивился: – О, а вы тут откуда, мелюзга?

– Та мы… – начал Игорь, но дядя Рома сам догадался:

– Через лес приперлись? Ах вы ж засранцы! Ну ничего, матери вам ноги поотрывают! А ну давайте в машину!

Blog

Глория Му Вернуться по следам