Ипознани е

Вид материалаМонография
Соответствующий опыт интроспекции
Соответствующий опыт интроспекции
Лежащий в основе механизм функционирования внутреннего мира
Лежащий в основе механизм функционирования внутреннего мира
Соответствующий опыт интроспекции
Соответствующий опыт интроспекции
Лежащий в основе механизм функционирования внутреннего мира
Лежащий в основе механизм функционирования внутреннего мира
Соответствующий опыт интроспекции
Лежащий в основе механизм функционирования внутреннего мира
Лежащий в основе механизм функционирования внутреннего мира
Онтология индивидуального существования
Вместо заключения
1   ...   30   31   32   33   34   35   36   37   38



При рассмотрении критериев достоверности знания, принятых для «природных» наук, можно обнаружить, что все эти критерии опираются на временные отношения - на идею причинно-следственной связи того, что есть, с тем, что будет. Достоверное знание в этом случае - это знание, расширяющее временную перспективу, связывающее «сейчас» с более далеким прошлым (отвечая на вопрос «почему это так?») и с более отсроченным будущим («что будет дальше, если это так?»). Не исключение тут и пункт 3): он, хотя и не содержит в себе идею выстраивания временной последовательности, но состоит в отрицании многомерности настоящего момента, создающей возможность множественности толкований, а значит, «работает» на обратную по отношению к симультанности идею.

Критерии достоверности психотерапевтического знания опираются на контекст, окружающий исследователя сейчас1. Контекст этот есть пространственные, а не временные отношения (пространство смысловых связей также есть частный случай воплощения пространственности).

Знание - есть одна из сторон нашей готовности становиться на позиции людей вокруг и возвращаться затем к себе. Проверить некоторое знание на достоверность – это посмотреть, получено ли оно в ходе сближения с другими людьми и, кроме того, способно ли оно стать стороной нашей позиции поддержания чужой субъектности. То есть интегрируется ли оно в эту позицию так, чтобы эта позиция усилилась?


Рассматривая получившееся сопоставление (таблицу), возможно увидеть, что критерии достоверности естественнонаучного знания о внешних предметах производны по отношению к критериям достоверности - для субъекта - представлений о собственном душевном благополучии. До знаменитого декартовского cogito все же есть нечто: для того, чтобы субъект мышления мог взять это мышление в качестве отправной точки суждений о мире, он должен доверять собственным интеллектуальным выкладкам и происходящему с собой. Он должен по крайней мере быть уверен, что он не безумен. А решающий момент в решении этого вопроса – то, что внутри его личности – одно «Я». Вот где обнаруживается теперь тема множественных личностей, парасубъектов внутри сознания, столь подробно обсуждавшаяся нами в предыдущих разделах именно в качестве второго полюса по отношению к контакту с другими реальными «Я» вокруг субъекта! В логически завершенной форме настояние на том что, раз доказуемо одно утверждение, то недоказуемо обратное, что и составило требование «фальсификации», - есть настояние на неправомерности двух мнений одного субъекта. То есть двух его «голосов».

Мы выявили весьма существенную вещь: ведущая свое начало от Декарта объективирующая парадигма познания внешних по отношению к познающему субъекту предметов в естественных науках выстроена по модели определяемого здравым смыслом самоконтроля человека в отношении собственного «Я». Под декартовской системой координат обнаруживается «психиатрическая»2: реально «до» мышления существует не Бог, как представилось это Рене Декарту, а основания считать себя находящимся в здравом рассудке.

Теперь мы можем приступить к достраиванию и разворачиванию нашей таблицы. Полученные только что нами, понимаемые как исходные по отношению к разделяемым всем естественнонаучным сообществом формулировки критериев достоверности познания мира вне нас добавлены в соответствующие графы левой колонки после подзаголовка «Соответствующий опыт интроспекции».

Но тогда мы можем считать, что интересующие нас формулировки критериев достоверности терапевтического знания, рядоположные взятым нами в качестве исходного пункта рассуждения е/н критериям, также опираются на некоторый опыт интроспекции. При этом – опыт, сопоставимый с только что выявленным нами, и при этом – альтернативный ему.

Если же говорить более общим образом, то у нас возникает возможность пошагового сравнения формулировок в каждой из горизонталей, заполненных двумя определениями критериев и двумя описаниями соответствующего опыта интроспекции, и возможность «выверять» смысловую «дистанцию» между формулировкой критериев достоверности терапевтического знания и описанием соответствующего опыта интроспекции по аналогии с «взаиморасположением» соответствующих строк левой колонки. Это, по сути, герменевтическая процедура поочередного уточнения «целого» нашей таблицы и составляющих ее частей позволяет выявить суть того интроспективного, внутриличностного опыта, который мог бы послужить имеющейся у любого субъекта чувственной основой того понимания критериев достоверности знания, которые разделялись бы членами этого сообщества.

Рассмотрение теперь уже двух, находящихся на одном уровне, колонок, составленных каждая определением критериев и описанием соответствующего, непосредственно получаемого субъектом опыта позволяет предположить, что в каждом случае может быть названо свойство внутреннего мира, лежащее как бы «под» соответствующим опытом интроспекции, и делающее, собственно, такой опыт возможным. Мы получаем возможность выделить новый подпункт в каждом из шести блоков нашей таблицы – это «Лежащий в основе механизм функционирования внутреннего мира», а уже описанная процедура сопоставления смысла частей нашего расширившегося целого позволяет выявить содержание соответствующих рубрик и уточнить формулировки.

Герменевтическая процедура понимания, однако, предполагает, что от уточнения смысла частей возможно перейти к уточнению смысла целого. В данном случае речь идет о смысле всей правой колонки, смысле искомого понимания достоверности терапевтического знания. Становится очевидным, что само понятие «критериев» соответствует только лишь пунктам левой колонки. Действительно, левая колонка – продукт деятельности декартовского «отграничивающего», критериального контролирующего мышления – и, естественно, «знание» от того, что не является знанием, должно тут отграничиваться критериально. Содержимое же правой колонки должно быть озаглавлено тогда не «Критерии», а «Рамочные условия» терапевтического знания; соответственно, теперь мы еще раз должны уточнить и формулировки правой колонки.

Теперь возможно говорить и о проэкциях, которые получили представленные двумя колонками две возможности в «пространство» философских учений. Уже исходно было сказано, что в философском отношении левая колонка описывает декартовскую парадигму познания. Исходным для любого действия, в том числе и мыслительного, для субъекта тут является опыт «Я». Правая колонка в философском отношении отсылает нас к феноменологии Э.Гуссерля, фундаментальной онтологии М.Хайдеггера, экзистенциализму Ж.-П.Сартра и А.Камю, герменевтике Г.-Г.Гадамера. Но исходно и главным образом к В.Дильтею, совершенно ясно назвавшего одну из своих основных работ – «Наброски к критике исторического разума». Отправная точка любого действия тут – чувство связанности со всем, что окружает сейчас и с другими людьми, категории интенциональности или понимания («связанность с» или «направленность на»).

Соответствующая оппозиция может быть выявлена и в вопросе отношения ко времени. Для всех трех блоков левой колонки, очевидно, определяющей является идея того, что будущее важнее настоящего. Не составляет труда увидеть, что это - религиозная идея. Идея времени тут – это идея движения к концу, т.е. идея эсхатологии. И мы обнаруживаем исходный элемент всей системы. Этот элемент - идея Бога, как это и было у Декарта. Правая колонка вся лежит в рамках фундаментальной идеи, которую возможно передать, например, так: «Все уже есть сейчас, нужно только это увидеть». И это видение также может иметь религиозное преломление, воплощенное, например, Вл.Соловьевым и тем же Ф.Достоевским. Но по преимуществу это внерелигиозная идея – не случайно М.Хайдеггер утверждал, что философия всегда была и остается атеизмом (приводится по [196]).

Посмотрим теперь на две группы, составленные каждая тремя описаниями используемых механизмов функционирования внутреннего мира человека из, соответственно, левой и правой колонки. Оказывается возможным предположить, что каждая из колонок опирается на некоторую онтологию индивидуального человеческого существования. Что же в индивидуальном существовании может быть рассмотрено в качестве определенной «онтологии», задающей саму возможность быть всему, что есть еще в человеческой жизни? В таком качестве может рассматриваться опыт младенчества. Наличие такого опыта объединяет всех людей, но его содержание оказывается всякий раз решающим различительным моментом. За левой колонкой стоит опыт физической отдельности младенца от всего его окружающего, а за правой – опыт эмоциональной связанности младенца с матерью. Мы можем достроить внизу нашей таблицы две обобщающие рубрики, и она приобретает такой вид:



Критерии достоверности е\н знания

Рамочные условия достоверности терапевтического знания

А) Достоверно то знание, которое позволяет повторно получить один и тот же результат;

А) Знание должно быть стороной расширения видения ситуации обязательно «в обе стороны» – то есть, с одной стороны, в поле зрения должна больше, чем ранее, попасть ситуация, внутри которой мы «знаем» о предмете – а с другой стороны субъект сам должен теперь оказаться в поле своего зрения;

Соответствующий опыт интроспекции:


При размышлении об объекте и объект, и субъект не меняются, поэтому весь ход рассуждения можно повторить еще раз);

Соответствующий опыт интроспекции:


В ситуации значимых личных отношений меняется восприятие мира, отдельных вещей и самого себя;


Лежащий в основе механизм функционирования внутреннего мира:


Объективация объекта «собирает», стабилизирует, фиксирует «Я» в его неизменности.


Лежащий в основе механизм функционирования внутреннего мира:


Субъективация Другого приводит к трансцендированию субъекта.


Б) Достоверно то знание, которое позволяет предсказать ход эксперимента, то есть будущую ситуацию;


Б) Знание должно быть стороной возрастающего интереса к тому, что есть сейчас;


Соответствующий опыт интроспекции:


Чем однозначнее представление о себе сейчас, тем достовернее можно знать, каким будешь в следующий момент;


Соответствующий опыт интроспекции:


Богатство восприятия мира вокруг и самого себя зависит от настроения, от состояния духа;


Лежащий в основе механизм функционирования внутреннего мира:


Фактически возникающие во внутреннем мире субъекта и вокруг него изменения могут восприниматься как способ существования неизменной надмирной основы, или источника «Я».

Лежащий в основе механизм функционирования внутреннего мира:


Осознавание внутреннего и внешнего мира как незавершенных, меняющихся, не допускающих однозначного толкования сопровождается усилением витального чувства «Я есть».

В) Достоверно то знание, в отношении которого нельзя доказать истинность противоположного утверждения;

В) Знание должно быть стороной возрастания восприимчивости к иным точкам зрения;


Соответствующий опыт интроспекции:


Размышление об одном предмете требует отвлечения от других предметов;


Соответствующий опыт интроспекции:


При размышлении об одном предмете в сознании актуализируются и другие темы;

Лежащий в основе механизм функционирования внутреннего мира:


Предмет может рассматриваться в опоре на чувство самодостоверности собственного мышления;


Лежащий в основе механизм функционирования внутреннего мира:


Предмет может рассматриваться в опоре на текущий опыт поддерживающего поведения Другого;


ОНТОЛОГИЯ ИНДИВИДУАЛЬНОГО СУЩЕСТВОВАНИЯ:


Опыт физической отдельности младенца от всего вокруг.

ОНТОЛОГИЯ ИНДИВИДУАЛЬНОГО СУЩЕСТВОВАНИЯ:


Опыт эмоциональной связи младенца с матерью.


Сразу отметим, что не только пункт В) левой колонки, но и соответствующие пункты А) и Б) легко обнаруживают свою укорененность в индивидуальном опыте здравомыслия и социальном опыте распознавания нарушенного мышления. Не только подоплека пункта В) – недопущение любых тенденций сознания, хотя бы в перспективе способных привести к множественности «Я», но и внутренние смыслы двух других настояний (легко видеть, что положение А) воплощает в себе поиск возможности для «Я» утвердиться в собственной самотождественности, а за Б) стоит стремление обосновать идею познаваемости мира как объективного) имеют, похоже, свои истоки в естественнонаучной психиатрии.

Однако ключевым моментом нашего рассуждения теперь оказываются именно последние (обобщающие) рубрики колонок. Видимо, можно согласиться с Л.Де Мозом [63] в его понимании истории: история есть совокупность следствий того явления, что в обществах последовательно меняется отношение к детям, от отвержения («отдаления от») к эмоциональной привязанности («направленности на»). И на рубеже ХIХ-ХХ веков преобладающим в европейской культуре стало именно последнее, поддерживающее отношение. Соответственно, именно поэтому появился психоанализ – точнее, и те, с кем можно осуществлять психотерапию, и те, кто может ее осуществлять, и сам метод как определенное понимание вещей появились одновременно и являются разными следствиями описанного Де Мозом, явления. Собственно, психотерапевты - это те, кому больше повезло с родителями, и благодаря этому они могут осуществлять процедуры, называемые терапией. Терапевт работает в опоре на опыт «соединяющих отношений» (но только – не «сковывающих»!), поскольку он у него есть. За помощью обращаются те, чьи родители были относительно более склонны дистанцироваться от своего ребенка.

Мы выяснили, что, в отличие от критериев достоверности знания, принятых в «природных» науках, представления о достоверности психотерапевтического знания не саморефлексивной, а коммуникативной природы. Достоверно такое знание, которое существует внутри моей нарастающей связанности с людьми вокруг. Если же говорить более широко, то само знание в психотерапии имеет совершенно иной смысл, чем в дисциплинах е\н цикла. Знание тут – сторона длящегося действия, а не возможность действия в будущем. В отношении терапевтического знания мы поэтому должны задаваться не вопросом о его способности привести к действию, а вопросом о его связи с текущим действием. Достоверное е\н знание – это такое, из существования которого следует, что действие может быть совершено. Достоверное терапевтическое знание свидетельствует о том, что действие есть сейчас, что происходящее достоверно, что оно именно таково, как мы считаем. Собственно, в объективистской парадигме познания нас должна интересовать достоверность знания. В терапевтической парадигме тот факт, что знание соответствует выявленным выше критериям – свидетельствует не о достоверности самого знания, а о достоверности того целого, стороной которого это знание является. Терапевтическое знание должно быть стороной действительно конструктивного целого – терапевтического действия. Как показано выше, есть некоторые основания предположить, что эти критерии достоверности опираются на опыт самого раннего детства: за ними обнаруживается схема отношений мать-младенец. А для младенца нет времени, и взаимодействие между ним и матерью в первую очередь ведет к расширению не временной, а пространственной перспективы - в ходе такого взаимодействия все большее вокруг оказывается предметом внимания и приобретает смысл.

Таким образом, критерии достоверности терапевтического знания производны от модели обогащающего обоих участников межличностного взаимодействия. В философии этому соответствует линия Ф.М.Достоевского, а не Р.Декарта.

Теперь возможно вернуться к нашему исходному утверждению о том, что психотерапевт может помогать своему посетителю потому, что он особым образом опирается, в этот же самый момент, на отношения со своими коллегами. Утверждение это оказывается частью рассмотренной выше, более широкой смысловой перспективы. Научное сообщество, как можно думать теперь, играет совершенно разную роль в науках е/н цикла и в психотерапии. В первом случае такое сообщество есть объединение людей для совместного поиска истины. Во втором оно создает своеобразное «силовое поле», ориентирующее сознание терапевта-исследователя таким образом, что его действия в терапевтической ситуации становятся эффективными, позволяя оказывать необходимую поддержку его посетителю и осуществлять познание специфических внутритерапевтических феноменов. Это решающее различие отразилось и в смысле, который имеет в первом и во втором случае совместное обсуждение профессиональных вопросов. Идеал естественнонаучного познания - научная дискуссия. Тут путем противопоставления аргументов выясняется истина, которая затем должна быть «принята к исполнению» проигравшей стороной. Идея дискурса, в последние десятилетия во многом заменившая понятие дискуссии, не является радикальным преодолением самой настроенности на выяснение объективной истины. Давая возможность перейти от обсуждения мнений к обсуждению тех предпосылок, которые лежат в основаниях того или иного мнения, своей целью дискурс также имеет приближение к истине как независящему от нас всеобщему знанию. Лишь путь понимается теперь несколько иначе.

Разговор двух участников терапевтического взаимодействия - не дискуссия и не дискурс. Он имеет своей задачей создать возможность свободного самовоплощения в словах и отчасти действиях – непосредственного субъективного опыта, ситуацию перехода от застылости этого опыта, зафиксированности его в языковых формах типа генерализаций и гиперобобщений к его движению. В Разделах 1 и 2 мы пришли к заключению, что субъект способен оставить свое наличное видение ситуации в опоре на чувство «Я есть». Но это так в общем случае внимания к миру-Другого. Но в случае психотерапевтического взаимодействия терапевту предстоит оставить «свое» не просто ради чужого мироощущения – а в преддверии усилия разделить неблагополучное, а иногда и драматически разрушенное понимание мира и себя страдающим человеком. Тут нужна дополнительная опора. Теперь для нас возможно предположить, что эта дополнительная опора, выработанная на практике психотерапевтическими сообществами – совокупность внутриконфессиональных связей и отношений.

Являясь глубоко вторичным по отношению к познанию внутри самой терапии ([26];[30]), познание в ходе внутриконфессиональных и межконфессиональных обсуждений специфических психотерапевтичских феноменов лишь тогда отвечает своему предмету, когда является воплощением собственно терапевтического опыта участников. В данном случае имеется в виду воплощение терапевтического опыта в процедуре взаимодействия (диалога) и в понимании его целей - а не только лишь в содержании обсуждаемых тем. Тут диалог внутри профессионального сообщества (как и разговор внутри терапевтического взаимодействия) также призван не приближать к истине - а быть ситуацией, альтернативной статике, ригидности и «законсервированности» понимания вещей. Взгляды участников такого диалога приходят в движение, но это не продвижение к общему (даже и в смысле – «конвенциональному»), а углубление своего.

Итак, психотерапия врачует разрывы и искажения внутрииндивидуального пространства пропозициональных отношений в опоре на иную парадигму познания, чем та, в которой эти самые нарушения возникли и проявлением которой они, собственно, и являются. Находя ориентиры не в опыте опоры сознания на самое себя в ходе саморефлексии, а в опыте опоры сознания на связи и отношения, составляющие пространство межличностного взаимодействия, психотерапия самим своим существованием дает ответ на вопрос о том, что же является центральным, ядерным феноменом во всем многообразии форм такого взаимодействия. В центре мы обнаруживаем ситуацию усиления контакта каждого из участников взаимодействия со своим профессиональным и личностным опытом, происходящего после момента открытости субъекта чужому - личностному и профессиональному – опыту, после сосредоточения на этом чужом опыте, в стремлении способствовать усилению субъектности Другого.

Наиболее чистой реализацией такой возможности является собственно терапевтическая ситуация. А конкретные формы, принципы, темы взаимодействия, отличающие одну психотерапевтическую конфессию от другой - предстают тогда как различные способы создать пространство для этого основного и общего для всех психотерапий процесса, обязательной стороной которого является «получение познания из опыта» (Е.М.Вольфрам [30]). Границами, или рамочными условиями, самой возможности знания в психотерапии быть достоверным оказывается тогда то, является ли это знание стороной нарастающей открытости терапевта к своему опыту и опыту клиента - с одной стороны, и стороной ситуации все большей включенности терапевта в паратерапевтический диалог с коллегами по профессии - с другой1.

Называемые в [59] В.Датлером и У.Фельт условия признания конкретной специальности со стороны общенаучного сообщества: 1)наличие логичного и понятного построения знания; 2) существование коммуникативных структур взаимодействия специалистов между собой; 3) сложившиеся формы социализации, тут понимаемой в смысле обучения приходящих в профессию людей и 4) историческая реконструкция становления данной специальности, осуществленная ее представителями во взгляде «назад», при взгляде «из» нынешнего самопонимания данной специальностью себя самой - оказываются едиными и для наук естественного цикла, и для психотерапии. Но при переходе к сравнению критериев достоверности знания (относящихся в приведенном перечислении к пункту 1)) мы обнаружили радикальные отличия. Знание, воспринимаемое в итоге и в внутри психотерапевтического сообщества, и вне его как «логичное и понятно построенное», строится в психотерапии совершенно иным, особенным образом, и имеет совершенно особенную «отправную точку». Отправной точкой здесь служит терапевтическая ситуация [19, с.116] в ее способности разворачивать и выстраивать вокруг себя, в качестве контекста, ситуацию жизненной, профессиональной и какой угодно «частной» успешности субъекта за пределами терапевтического взаимодействия. То, что есть необходимая сторона этих процессов – и есть то знание, которое нужно. А вот «логичным» это знание, очевидно, делается потом. И сама способность организовать высказывание на тему терапевтического опыта логичным и понятным образом предстает теперь как сторона открытости авторов соответствующих высказываний иному, относительно собственно терапевтического, опыту - опыту создания «логических» построений.

В завершение настоящего рассмотрения оказывается возможным сделать определенное уточнение предложенного Бухманом и соавторами [19] понимания смысла процедур, способных привести к получению достоверного психотерапевтического знания. Эти авторы строят свою концепцию критериев достоверности на идее как можно более тесной опоры теоретической рефлексии на непосредственную терапевтическую практику. Собственно, ими предложено обоснование неразрывности исследования и практики в психотерапии. На основании вышеизложенного представляется возможным утверждать, что соответствующее знание будет достоверным не столько потому, что оно в основе своей имеет терапевтический опыт, развито из него и понимается как целиком, по отношению к нему, вторичное. А прежде всего потому, что оно функционирует в качестве стороны терапевтического опыта, составленного внутритерапевтической ситуацией и ситуацией диалога внутри профессионального сообщества, который приводит, в том числе, к возникновению рационально организованных представлений - но не имеет это своей целью.




ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ



Если, как предполагается, действительно возможно говорить о чем-то подобном новой становящейся на наших глазах парадигме познания в целом, касающейся не только психотерапии и не только лишь гуманитарных наук, то не странно, что многие темы в этой книге были затронуты лишь в достаточно общих чертах: трудно ожидать, что всесторонне конкретизировать обнаруживаемую возможность мог бы один человек, да еще в пределах одного текста.

Но существенней иное. Автор начинал свое исследование с утверждения, что сколько-нибудь радикальные интуиции вообще не есть предмет исчерпывающего всестороннего доказывания – а есть предмет показывания. И его дело было показать, что вещи возможно увидеть так – а вовсе не то, что они действительно таковы.

Доказыванию же, уместному и даже необходимому в отношении познания в «спокойные» по Т.Куну периоды существования науки, во времена, так сказать, решительных усмотрений можно поставить в соответствие нечто иное. Доказательность возможна и в этом случае – но возникает она другим путем. Действительно, автор высказал предположение, что выявленное в данном исследовании двуэтапное движение к миру-Другого и затем назад, к (глубже теперь понимаемому) своему миру лежит в основе «работы» любого сознания, и разница лишь в совпадении намеренно предпринимаемых человеком действий с этой фундаментальной интенцией или кажущемся действовании из «произвольных» оснований. Но тогда и читателю данной книги не так много надо для приближения, по ходу знакомства с текстом, к пониманию смысла своих собственных, и так никогда совсем не исчезавших устремлений - и для того, чтобы начать наконец осознанно действовать в соответствии с собственной природой. Это не настолько уж трудная задача, какой была бы, например, задача свою природу переделать. Отсюда ясно, что же именно в данном случае способно занять то же место в составе обрисованного в данном исследовании в своих основных чертах «целого», которое в «целом» общепринятой еще пока парадигмы познания занимает доказывание. Если предположенное в этом тексте покажется заслуживающим внимания – то, при очевидном априорном и синтетическом характере выявленных автором возможностей познания, это можно будет объяснить только тем, что нечто внутри самого читателя откликнулось на прочитанное.

Иные доказательства и не нужны. Возможность понимания принципов существования внутреннего мира человека, представленная в этой книге, такова, что позволяет ожидать возникновение соответствующего отклика у читателя. И если этот отклик обнаружится – то можно уже знать, чем он обеспечен.

Однако, если сделанные в этой работе допущения верны, то предстоит долгий путь конкретизации и доведения до практики таких весьма общих идей, как например идея «полного познающего субъекта». Только если множество людей найдет для себя интерес в таком поиске, только если в нем примут участие представители разных психотерапевтических конфессий – можно будет выяснить, как именно может участвовать в конкретно-научном познании представитель психоанализа, а как это должно выглядеть в случае психодрамы. По крайней мере кажется очевидным, что это существенно иная ситуация, чем помощь по поводу личных проблем, и принципы такой работы еще предстоит найти.

Но есть и более общий горизонт этой же темы. Совершенно ясно, что оказался способен сделать З.Фройд. Гораздо менее бросается в глаза то, что за сто лет после его первых открытий удалось сделать профессиональному сообществу, составленному всеми теми, кто последовал за ним (в рассматриваемом сейчас смысле - это представители всех крупных современных психотерапевтических конфессий). Фройд ступил на планету человеческой субъективности, о существовании которой многие говорили и раньше – но сами не были там, и предложил первый из известных сегодня способов передвижения по ней, как бы такой первый аппарат вроде лунахода, который был психоаналитической процедурой. А сообщество психотерапевтов после него смогло выработать (и по сей день уточняемые) принципы существования своего собственного профессионального сообщества, которые в совокупности составляют некоторую периферийную часть самого психотерапевтического метода, и в его составе соответствуют предмету. А предмет этот очень странен; и замечательно, что наше знание о его отдельных аспектах постоянно растет – но странность целого никуда не девается.

Известный американский физик-экспериментатор начала ХХ века, то есть именно времени возникновения психотерапии, Роберт Вуд говорил, что настоящий экспериментатор способен поставить любой эксперимент, имея стеклянную трубочку, резиновый шланг, горелку и немного собственной слюны. Кому-то из лидеров естественнонаучного познания уже после Вуда принадлежат слова о том, что если ученый не может в течении пятнадцати минут объяснить первому встречному прохожему, чем он занимается, то этот ученый – шарлатан. Так вот, на планете субъективности все по иному. Тут ничего нельзя быстро сделать, и ничего нельзя быстро объяснить. А показать и вовсе нельзя, даже и коллегам. И все же психотерапевтам за прошедшие сто лет удалось сообща выработать принципы профессионального взаимодействия тех, кто осваивает этот фантастический мир. То есть принципы, на основании которых можно отличить того, кто видит нечто, на что никогда не сможет указать пальцем, от того, кто не видит, но горазд рассказывать. А также принципы обучения видеть то, что нельзя показать. И принципы человеческого, этического, просоциального поведения в этом внесоциальном пространстве.

Совершенно очевидно, что задача участия психотерапевта в конкретно-научном познании, и тем более задача понять всякое познание вообще по модели познания в терапии – задача намного более сложная, чем задача лечения. Но, как это не покажется странным, будущее обрисованной в этой книге возможности зависит вовсе не от того, удастся ли выработать соответствующие процедуры, приемы, техники: их наверняка возможно найти, и даже в Разделе 3 нам удалось тут кое-что рассмотреть получше. Будущее это зависит от того, сможем ли мы и в этой новой области выработать необходимые соответствующему профессиональному сообществу принципы и внутренние ориентиры, позволяющие идти, как между двух огней – между застылостью догматического следования добытой кем-то истине и хаосом свободных усмотрений, о подверженности которым ассоциаций говорил еще З.Фройд.


ЛИТЕРАТУРА:

  1. Августин Блаженный. Исповедь. – М.: «Гендольф»,1992.- 544 с.
  2. Аристотель. Сочинения в четырех томах. - Москва: Мысль, 1975. - Т.1.

– 550 с.
  1. Антология мировой философии. В 4-х т. / М.: Издательство социально-

экономической литературы «Мысль»,1969. – Т.1. – часть 2 – 935 с.
  1. Асмус В.Ф. Диалектика Канта. – М.: Изд. Коммунистической академии, 1930. – 170с.
  2. Бабушкин В.У. Феноменологическая философия науки. Критический

анализ. - М.: «Наука»,1985. – 189 с.
  1. Бахтин М. Проблемы поэтики Достоевского – М.: Худ лит., 1963 .
  2. Бахтин М.М. Проблема текста // Вопросы литературы. - 1976. - №10

– С.122-152.
  1. Бенвенист Э. Заметки о роли языка в учении Фрейда / Бенвенист Э.

Общая лин­гвистика. - М., 1974. - С.115-126.
  1. Бендлер Р., Гриндер Дж., Сатир В. Семейная терапия - Воронеж, 1993 - 127с.
  2. Бетельгейм Б. Просвещенное сердце // Человек. - М. – 1992. - №2.
  3. Бибихин В.В. Язык философии. – М.: Прогресс, 1993. – 404с.
  4. Бинсвангер Л. Бытие-в-мире. Избранные статьи. - М.: «КСП», Санкт-Петербург: «Ювента», 1999. - 299с.
  5. Бинсвангер Л. Феноменология и психопатология // Логос. - 1992. - №3. –

С.125-130.
  1. Богомолов А. С., Ойзерман Т. И. Основы теории историко-философского процесса - М.: Наука, 1983. - 284 с.
  2. Бонавентура. Ночные бдения. – М.: Наука, 1990. – 254 с.
  3. Борисов Е.В. Феноменологический метод М.Хайдеггера / Хайдеггер

М. Пролегомены к истории понятия времени. Томск, 1998. – 384 с.
  1. Бохарт А.К. Эмпатия в клиент-центрированной терапии: сопоставление с психоанализом и Я-психологией // Иностранная психология. - 1993. - Т.1., №2. - С.57-64.
  2. Брентано Ф. Избранные работы. М.: «Дом интеллектуальной книги», Русское феноменологическое общество, 1996. – 176 с.
  3. Бухман Р., Шлегель М., Феттер Й. Самостійність психотерапії у науці і практиці // Психотерапiя - нова наука про людину. - Львiв: IНВП «Електрон», 1998. - 391с.
  4. Бубер М. Проблема человека // Бубер М. Я и Ты. - М.: «Выс. школа», 1995 – 175с.
  5. Быстрицкий Е.К. Феномен личности: мировоззрение, культура, бытие. – К.: Наукова Думка, 1991. – 200 с.
  6. Быстрицкий Е.К. Научное познание и проблема понимания. – К.: Наукова Думка, 1986. – 134с.
  7. Бьюдженталь Дж. Наука быть живым. – Москва: Независимая фирма «Класс», 1998. – 323с.
  8. Вагнер Е. Психотерапія як наука, відмінна від медицини// Психотерапія – нова наука про людину. – Львів ІНВП «Електрон» – 1988. – С.243-274.
  9. Вальнер Ф. Нова онтологія для психотерапії// Психотерапія – нова наука про людину. –Львів ІНВП «Електрон» – 1988. – С.372-389.
  10. Ван Дойрцен-Смит Е., Смит Д. Чи є психотерапія самостійною науковою дисципліною?/ Психотерапія – нова наука про людину. – Львів ІНВП «Електрон» – 1988. – С.26-54.
  11. Введение в философию / авт. кол. И.Т.Фролов и др. – М.: Республика, 2002г. – 623 с.
  12. Власова В.Б. Исторический факт в потоке парадигмальных сдвигов // Философские науки. – 1999. - №3-4. – С.67-82.
  13. «Возможности и пределы психоанализа». Круглый стол в лаборатории постклассических исследований ИФ РАН // Логос. - М. - 1998. - №1.

– С.249-276.
  1. Вольфрам Е.-М. Феноменологiчне дослiдження психотерапii: метод одержання пiзнання з досвiду // Психотерапiя - нова наука про людину. - Львiв: IНВП «Електрон», 1998. - 391с. - С.353-372.
  2. Выготский Л.С. Психология искусства. – М.: Искусство, 1986. – 571 с.
  3. Выготский Л.С. История развития высших психических функций / Выготский Л.С. Собрание сочинений: В 6-ти томах – М.: «Педагогика», 1983. – Т.3. – с.6-328.
  4. Выготский Л.С. Основные проблемы дефектологии / Выготский Л.С. Собрание сочинений: В 6-ти томах – М.: «Педагогика», 1983. – Т.5. Основы дефектологии. – С.6-34.
  5. Гадамер Х.-Г. Актуальность прекрасного.- М.: Искусство, 1991. - 368с.
  6. Гадамер Х.-Г. ХХ век: размышление о пережитом // Вопросы философии. - 1996. – №7. - С. 127-132.
  7. Гадамер Х.-Г. Истина и метод. - М.: Прогресс, 1989. - 669 с.
  8. Гадамер Х.-Г. Хайдеггер и греки // Логос. - М. - 1991. - №2. - С.56-69.
  9. Гайденко П.П. Научная рациональность и философский разум в

интерпретации Э.Гуссерля // Вопросы философии. - 1992. - №7.
  1. Гегель Г.В.Ф. Работы разных лет: В 2 т. // М.: Мысль, 1970. - Т.1. - 440с.
  2. Гегель Г.В.Ф. Феноменология Духа // Собрание сочинений. – М.: Соцэкгиз, 1959. - Т.4. – 671с.
  3. Гейзенберг В. Часть и целое // Проблема объекта в современной науке. – М. – 1980.
  4. Гінгер С. Через двадцять років… Двадцять основних понять гештальту // Форум психіатрії і психотерапії. – Львів. – 1999. – Т.1. – С.57-65.
  5. Гинделис А.А. Изменение мировоззренческих установок современной науки // Философские науки. – 1999. - №3-4. – С.100-117.
  6. Гордон Т. Лидерство и управление: группоцентрированный подход // Роджерс К. Клиентоцентрированная терапия. - «Рефл-бук», ВАКЛЕР, 1997. – 317с.
  7. Григорян Б.Т. Современная ситуация в западной буржуазной философии // Вопросы философии. – 1985. – №3. - С.111-134.
  8. Григорян Т.Б. Что такое философия и зачем она // Вопросы философии. – 1985. - №6. – С.107-120.
  9. Групповая психотерапия (под ред. Карвасарского Б.О., Ледерс С.). - М.: Медицина, 1980. - 384 с.
  10. Груповий психоаналіз (за редакцією О.Фільца, Р.Гаубля, Ф.Лямотт). – Львів: ВНТЛ КЛАСИКА, 2004. – 191 с.
  11. Гулыга А. Революция духа (Жизнь и творчество Иммануила Канта) // Кант И. Собрание сочинений в 8 томах. – Т.1. – С.5-49.
  12. Гурвич А. Неэгологическая концепция сознания // Логос. - №2. – 2003. – С.122-135.
  13. Гуссерль Э. Амстердамские доклады. Феноменология и психология//

Логос. - 1992. - №3. - С.62-82.
  1. Гуссерль Э. Идеи к чистой феноменологии и феноменологической

философии. Том I: Общее введение в чистую феноменологию. – М., 1999.
  1. Гуссерль Э. Картезианские размышления. - Спб.:Наука, ЮВЕНТА, 1998. - 315с.
  2. Гуссерль Э. Кризис европейских наук и трансцендентальная

феноменология. Введение в феноменологическую философию // Гуссерль

Э.Философия как строгая наука. - Новочеркасск, 1994.
  1. Гуссерль Э. Кризис европейского человечества и философия // Вопросы философии. - 1986. - №3. - С.101-115.
  2. Гуссерль Э. Метод прояснения // Современная философия науки.

Хрестоматия. - М., 1994.
  1. Гуссерль Э. Начала геометрии. - М.: Ad Maroinem, 1996. – 268 с.
  2. Гуссерль Э. Феноменология. (Статья в Британской энциклопедии) //

Логос, №1. М., 1991.
  1. Датлер В., Фельт У. Психотерапія – самостійна дисципліна? // Психотерапiя – нова наука про людину. - Львiв: IНВП «Електрон», 1998. - 391с. - С. 54-84
  2. Декарт Р. Избранные произведения. – М.: Госполитиздат, 1950. – 711 с.
  3. Декарт Р. Метафізичні розмисли. – К.: Юніверс. – 2000. – 304с.
  4. Декарт Р. Сочинения в 2-х томах / Академия наук СССР, Институт философии, Издательство «Мысль» – 1989. – Том 1. – 654с.
  5. Де Моз Л. Психоистория. – Феникс, 2000 г.
  6. Депенчук Н.П., Крымский С.Б. Интегративные тенденции в развитии знания// Единство научного знания. - М.:Наука. - 1988. - С.132-147.
  7. Диоген Лаэртский. – О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. – М.: Мысль, 1986. – 570 с.
  8. Дилтс Д. НЛП: навыки эффективного лидерства. – СПб.: Питер, 2002.

– 224 с.
  1. Дильтей В. Введение в науки о духе // Зарубежная эстетика и теория литературы ХIХ-ХХ вв.: Трактаты, статьи, эссе. - М., 1987. - С.108-134.
  2. Дильтей В. Наброски к критике исторического разума // Вопросы философии. – 1988. - №4. – С.135-152.
  3. Дильтей В. Описательная психология. - СПб.: Алетейа, 1996. – 160 с.
  4. Дильтей В. «Понимающая психология» // Хрестоматия по истории психологии – Издательство Московского университета, 1980. – С.258-285.
  5. Дильтей В. Собрание сочинений. Том I. Введение в науки о духе. Опыт

полагания основ для изучения общества и истории. - М., 2000.
  1. Доддс Э.Р. Греки и иррациональное. – СПб.: Алетейа, 2000. – 507 с.
  2. Долгов К.М. От Киркегора до Камю. - М.: «Искусство»,1990. - 388с.
  3. Достоевский Ф.М. Бесы / Полное собрание сочинений в 30 т. – Л.: Наука, Лен. отделение, 1974. - Т.11. – 416 с.
  4. Достоевский Ф.М. Братья Карамазовы. Ч. 1-3 / Достоевский Ф.М. Собрание сочинений: В 15 т. АН СССР, Инст. рус. лит. (Пушкинский дом). – Л.: Наука, Ленинградское отделение, 1988. – Т.9. – 696 с.
  5. Достоевский Ф.М. Братья Карамазовы. Ч. 4 / Достоевский Ф.М. Собрание сочинений: В 15 т. АН СССР, Инст. рус. лит. (Пушкинский дом). – Л.: Наука, Ленинградское отделение, 1991. – Т. 10. – 447 с.
  6. Достоевский Ф.М. Записки из подполья / Полное собрание сочинений в 30 т. – Л.: Наука, Лен. отделение, 1973. - Т.8. – 511 с.
  7. Достоевский Ф.М. Идиот / Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений в 30 томах. – Л. .: Наука, Лен. отделение, 1973. – Т.5. – 423 с.
  8. Достоевский Ф.М. Преступление и наказание / Полное собрание сочинений в 30 т. – Л.: Наука, Лен. отделение, 1973. – Т.6. – 423 с.
  9. Достоевский Ф. Тексты и рисунки. – Москва: «Русский язык», 1989. – 199 с.
  10. Екота-Муроками Т. К деконструкции субъекта: перетолкование теории М.Н.Бахтина и В.В. Волошина с точки зрения японской классической литературы // Вестник МГУ. Серия «философия» - 1996.- № 4.- С. 41-50.
  11. Етичні положення Європейської Асоціації Психотерапії // Форум психіатрії і психотерапії. – Том 1. – Львів. – 1999р. - С.100-101.
  12. Зеньковский В.В. История русской философии / Ленинград «ЭГО», 1991. – Том 1. – Часть 2. – 279 с.
  13. Камю А. Бунтующий человек: Философия. Политика. Искусство. – М.: Политиздат, 1990. – 414 с.
  14. Кант И. О вопросе, предложенном на премию Королевской Берлинской Академии наук: Какие действительные успехи сделала метафизика со времени Лейбница и Вольфа? / Кант И. Собрание сочинений в 6 т. – Т.6.
  15. Кант И. Всеобщая естественная история и теория неба / Кант И. Собрание сочинений в 8 т. – Т.2. – М.: Издательство «Чоро», 1994. – С. 113-260.
  16. Кант И. Грезы духовидца, поясненные грезами метафизики / Кант И. Собрание сочинений в 8 т. – Т.2. – М.: Издательство «Чоро», 1994.

– С.203-266.
  1. Кант И. Единственно возможное основание для доказательства бытия Бога / Кант И. Собрание сочинений в 8 т. – Т.1. – М.: Издательство «Чоро», 1994. – С.383-499.
  2. Кант И. Исследование отчетливости принципов естественной теологии и морали / Кант И. Собрание сочинений в 8 т. – Т.2. – М.: Издательство «Чоро», 1994. – С. 159-190.
  3. Кант И. Критика чистого разума / Кант И. Собрание сочинений в 8 т. – Т.3. – М.: Издательство «Чоро», 1994. – 740 с.
  4. Кант И. Наблюдения над чувством прекрасного и возвышенного / Кант И. Собрание сочинений в 8 т. – Т.2. – М.: Издательство «Чоро», 1994. – С. 85-142.
  5. Кант И. Новая теория движения и покоя / Кант И. Собрание сочинений в 8 т. – Т.1. – М.: Издательство «Чоро», 1994. – С. 369-382.
  6. Кант И. Новые замечания для прояснения теории ветров / Кант И. Собрание сочинений в 8 т. – Т.1. – М.: Издательство «Чоро», 1994. – С. 343-358.
  7. Кант И. Мысли, вызванные безвременной кончиной высокоблагородного господина Иоганна Фридриха фон Функа / Кант И. Собрание сочинений в 8 т. – Т.2. – М.: Издательство «Чоро», 1994. – С. 15-22.
  8. Кант И. Опыт некоторых рассуждений об оптимизме / Кант И. Собрание сочинений в 8 т. – Т.2. – М.: Издательство «Чоро», 1994. – С. 5-14.
  9. Кант И. Опыт о болезнях головы / Кант И. Собрание сочинений в 8 т. – Т.2. – М.: Издательство «Чоро», 1994. – С. 143-158.
  10. Кессиди Ф.Х. Сократ. – М.: Мысль, 1988. – 220с.
  11. Киппер Д.А. Основы психодрамы: понятия и принципы // Иностранная психология. – Москва. – Том 2, №1 (3) – 1994. – С.64-73.
  12. Киркегор С. Из дневников // Роде П.П. Серен Киркегор. – Урал LTD, 1998. – С.350-358.
  13. Киркегор С. Идеал женщины // Роде П.П. Серен Киркегор. – Урал LTD, 1998. – С.359-366.
  14. Киркегор С. Из цикла «Шесть фантазий об одиночестве на стадиях жизненного пути» // Роде П.П. Серен Киркегор. – Урал LTD, 1998.

– С.379-390.
  1. Киркегор С. Или-или. – Санкт-Петербург: «Ювента»; «Наука», 2003. – 204 с.
  2. Кьеркегор С. Понятие страха / Кьеркегор С. Страх и трепет. – М.: Издательство «Республика», 1993. – С.115-250.
  3. Кьеркегор С. Страх и трепет. – М.: Издательство «Республика», 1993.

– 382 с.
  1. Киркегор С. Христос есть путь // Роде П.П. Серен Киркегор. – Урал LTD, 1998. – С.367-378.
  2. Клименкова Т.А. От феномена к структуре. – М.: «Наука», 1991. – 85с.
  3. «Конечный и бесконечный анализ» Зигмунда Фрейда: Пер. с англ. и нем. М.: МГ Менеджемент, 1998.
  4. Кошарний С.О. Біля джерел філософської герменевтики. – Київ: Наукова думка, 1992. – 122 с.
  5. Крипнер С., де Карвало Р. Проблема метода в гуманистической психологии // Психологический журнал. - 1993. - Т. 14. - № 2.
  6. Ксенофонт Лаэртский. Воспоминания о Сократе. – М.: Наука. – 1993. – 365 с.



  1. Куттер П. Современный психоанализ: введение в психологию бессознательных процессов: Пер. с нем. - СПб.: Б.С.К., 1997.
  2. Краузе-Гірт К. Гендерний мейнстрімінг – мета для психотерапії? // Форум психіатрії та психотерапії. – Львів. – 2004. - №5. – С.6-12.
  3. Крымский С.Б. Научное знание и принципы его трансформации. - К.: Наукова думка, 1974. – 207 с.
  4. Кузнецов В.Г. Герменевтика и гуманитарное познание. – Издательсво Московского университета, 1991. – 191 с.
  5. Кузнецов В. Герменевтика и ее путь от конкретной методики до философского направления // Логос.– 1999. - № 10. – С.43-88.
  6. Лакан Ж. Инсталляция буквы, или судьба разума после Фрейда. – М.: Русское феноменологическое общество, изд. «Логос», 1997. – 184 с.
  7. Лакан Ж. Функция и поле речи и языка в психоанализе. - М.: «ГНОЗИС», 1995. – 100 с.
  8. Леви-Брюль Л. Первобытное мышление. – М.: Издательство «Безбожник», 1930. – 343 с.
  9. Левинас Э. Философская интуиция // Интенциональность и

текстуальность. Философская мысль Франции ХХ века. - Томск, 1998.
  1. Левчук Л.Т. Психоанализ: от бессознательного к «усталости от сознания». - К.: Вища школа,1989. – 179 с.
  2. Лейбин В.М. Психоанализ и философия неофрейдизма. - М.: Политиздат,1977. – 246 с.
  3. Лейбин В. М. Фрейд, психоанализ и современная западная философия. - М.: ИПЛ, 1990. – 395 с.