Что такое модернизация

Вид материала

Документы

Содержание Инициативно-мобилизационный путь Пассивно-эволюционный путь

Подобный материал:

• Т. П. Возможно ли «объективистское» религиоведение?, 75.66kb.
• Десять нерешенных проблем теории сознания и эмоций. Эмоции, 306.48kb.
• Программа дискуссии на тему: Молодежь субъект модернизации, 71.11kb.
• Тема: Что такое вич? Что такое вич- инфекция? Что такое спид?, 31.26kb.
• 1. что такое нефтехимия, 823.72kb.
• Сочинение. Что такое словесный мусор?, 32.51kb.
• Для начала разберемся в базовых определениях. Разберем, что такое вычислительная сеть, 81.21kb.
• Павел Рогозин, 2063.97kb.
• Задачи: образовательные: объяснить детям, что такое пожар; познакомить со средствами, 42.31kb.
• Что такое реинжиниринг, 33.49kb.

7. Cтратегии прорыва.


Размышляя о ситуации, в которой сегодня оказалась страна, и учитывая существующие объективные и субъективные обстоятельства, можно предложить две стратегии модернизации, каждую из которых я изложу лишь пунктирно. Эти стратегии можно назвать инициативно-мобилизационной, направленной на нахождение страной своего особого места в мире и его освоении; и пассивно-эволюционной, исходящей из признания особенностей геоэкономического позиционирования России и использования его преимуществ. Такое разделение, разумеется, условно, так как в обоих случаях от элит потребуется существенная корректировка нынешнего курса, резкая смена экономических ориентиров и серьезные организационные усилия.


Инициативно-мобилизационный путь


Этот путь основан на признании жесткой необходимости быстрой реиндустриализации России ради предотвращения нарастающего отставания от стран-лидеров и преодоления углубляющейся сырьевой ориентации экономики. Общий характер такой стратегии основан на существенном заимствовании модернизационного опыта восточноазиатских стран; при этом источником капиталовложений, которым в данных государствах были сверхвысокие накопления граждан и корпораций и инвестиции из-за рубежа, в российском случае стал бы сырьевой сектор, интересы которого следует подчинить задачам модернизации. Иными словами, предпосылкой такого сценария должно стать преодоление субъектности сырьевого лобби – по меньшей мере на период 10-15 лет, на протяжении которых модернизация могла бы принести первые существенные результаты.

Фундаментальными задачами модернизации в рамках данного сценария выступают: максимальное повышение эффективности существующих отраслей российской экономики преимущественно за счет государственной политики; стремительное формирование новых отраслевых кластеров роста в первую очередь за счет привлечения иностранных инвестиций; и реализация масштабных инфраструктурных проектов на основе партнерства между российским государством и зарубежными компаниями. Рассмотрим некоторые конкретные меры, которые могли бы стать элементами этого модернизационного плана.

Исходным пунктом такого рода модернизации является изменение подхода к сырьевому сектору внутри страны. Следует признать, что попытки «рыночного регулирования» экономической эффективности потерпели провал. Несмотря на стремительный рост тарифов на энергоносители и электроэнергию, повышения цен на металлы и строительные материалы, в России не инициированы процессы энергосбережения и повышения эффективности использования производственных ресурсов. Ценовые факторы не действуют в монополизированной экономике со слабыми спросовыми ограничителями. Поэтому следует отказаться от повышения цен и тарифов на сырье и энергию внутри страны и предложить поставщикам сырья и энергоресурсов «большую сделку»: государство должно потребовать фиксации рублевых цен и тарифов даже (и в особенности) в условиях девальвации рубля в обмен на гласное и открытое конкурсное выделение дотаций на технологическое перевооружение производства, способное привести к снижению себестоимости базовых сырья и материалов. На повестке дня как абсолютно первоочередная должна стоять задача всемерного стимулирования сокращения издержек – в достижении которой необходимо сочетать как экономические, так и административные стимулы. Следует немедленно ввести в действие топливные стандарты на уровне Евро-3 и установить жесткий график введения более современных страндартов для выхода на уровень, который к тому времени будет принят в ЕС, к 2020 году. Нужно принять закон, по которому на ближайшие 10 лет рост экспорта газа может осуществляться исключительно за счет поступательного сокращения внутреннего потребления, обеспечиваемого энергосберегающими технологиями (сегодня потребление газа в России превосходит его использование в семи крупнейших экономиках мира – Китае, Индии, Японии, Бразилии, Великобритании, Германии и Франции – вместе взя­тых, причем каждая из этих стран опережает Россию по показателю ВВП с учетом паритета покупательной способности, а все вместе они генерируют вало­­вой продукт, превосходящий российский без малого в 16 раз⁷³)! Мы потребляем две трети производимого газа – и задачей должно стать увеличение экспорта как минимум на 50% от ныненших показателей за счет более рачительного внутреннего потребления. Нужно поставить благосостояние «Газпрома» и нефтяных компаний в зависимость от ситуации с энергоэффективностью всей экономики страны и заинтересовать их включиться в инвестирование именно на этом направлении.

Итогом политики по сдерживанию тарифов и повышению энергоэффективности в перспективе должно стать превращение России в страну с самыми дешевыми в Европе ценами на ресурсы на внутреннем рынке, что повысит ее инвестиционную привлекательность для отечественных и иностранных промышленных компаний. Нужно установить разные энергетические тарифы для действующих и новых предприятий, снизив их для последних не менее чем вдвое на первые 5 лет работы (это необходимо потому, что большинство действующих предприятий были приватизированы по крайне заниженным расценкам, и это мешает входу на рынок новых игроков – «энергетическая дотация» могла бы служить компенсацией неравных стартовых условий). Россия должна стать идеальным местом для развития современного промышленного производства безотносительно к тому, отечественные или иностранные компании собираются его развивать.

Дополнительной – но немаловажной – частью этой программы мог бы стать существенный налог (не менее 25-40%) на сделки по слиянию и поглощению с участием российских компаний на внутреннем рынке. Экономике нужен органический рост и развитие производства, а не постоянные игры в перепродажи активов от одной холдинговой компании к другой ради повышения мифических показателей капитализации, чем отечественные предприниматели (в том числе и управляющие госкомпаниями) занимались в последние несколько лет.

Россия нуждается в инвестиционном буме в реальном секторе. Необходимо максимально стимулировать капиталовложения в обрабатывающую промышленность – причем в форме строительства новых производственных мощностей, а не реконструкции уже имеющихся. Здесь важнейшим фактором стимулированияи инвесторов должна стать политика налогов и льгот. Можно предложить четыре революционных меры на этом направлении. Во-первых, возмещение компании-инвестору всего объема НДС, уплаченного ей в ходе строительства нового предприятия, не позднее 30 рабочих дней после его ввода в строй (механизм повторяет возмещение НДС при экспортных сделках). Во-вторых, установление на продолжительный срок вдвое более низкого тарифа по поставке на соответствующее предприятие энергоресурсов. В-третьих, освобождение нового предприятия от всех налогов (за исключением ЕСН и других платежей, связанных с фондом оплаты труда) на срок не менее трех лет. И, наконец, в-четвертых, зачет в будущие налоги всех затрат компании на приобретение соответствующего земельного участка и подключение необходимых коммуникаций. Решение всех вопросов организации деятельности новых предприятий с числом занятых более 500 человек было бы целесообразно сосредоточить в специальном Министерстве развития, решения которого будут обязательны для исполнения органами государственной власти на местах, для уменьшения бюрократического сопротивления.

Важнейшей мерой в рамках стратегии реиндустриализации России выступает программа привлечения иностранных инвесторов – причем приветствовать следует в первую очередь прямые инвестиции, а не фондовые спекуляции. Для этого необходимо (как это сделано во многих европейских странах) установить налог на прибыль, полученную на фондовом рынке – от 75% в случае, если продажа ценных бумаг осу­ществляется в течение месяца с момента их покупки и до 10%, если бумаги держатся инвестором от года до трех лет (если больше, налог не взимается). Напротив, инвестиции в производственную сферу должны освобождаться от налогов, как описано выше – при этом следует объявить список приоритетных отраслей, для которых налоговые каникулы могут быть еще больше. Прежде всего это касается тех секторов, в которых Россия либо безнадежно отстала, либо вообще не представлена. К таковым относится прежде всего производство средств мобильной связи, оргтехники и компьютерной техники, микросхем, бытовой техники и лекарственных средств. Речь в данном случае не идет о попытках создания «российского компьютера» – задача состоит в том, чтобы воспользоваться накопленным позитивным опытом в автомобилестроительной отрасли и убедить крупнейшие иностранные компании открывать свои производства в России. Перспективной задачей (о которой сейчас даже сложно мечтать) выступает налаживание в России массового производства технологической индустриальной продукции для ее последующего экспорта в другие страны (модель, успешно внедренная, например, в тех же Чехии, Словакии и Румынии). В эпоху глобализации нужно решительно отбросить все предубеждения относительно иностранных инвесторов. Еще в 1899 году граф Сергей Витте, докладывая императору Николаю II о положении дел в промышленности (на тот момент доля иностранных инвестиций в металлургии достигала 42% всех капиталовложений, а в угледобыче – 70%), заявил: «Только разлагающиеся нации могут бо­яться закрепощения их прибывающими иностранцами. Россия не Китай!»⁷⁴. История ХХ века сыграла с нами настолько злую шутку, что первая часть этой фразы должна сегодня стать девизом реиндустриализирующейся России.

Важное место в программе модернизационного прорыва должно занимать развитие инфраструктуры. Приходится констатировать, что именно в этой сфере российские власти в последние 20 лет в наибольшей степени продемонстрировали свою несостоятельность. К железной дороге, пересекающей страну с Запада на Восток, построенной еще в XIX веке, в XXI-м скоро добавится экспортная нефтегазовая труба, но автомобильное сообщение между двумя концами страны так и остается «в проекте». В глубоком упадке находится авиационный транспорт. Сокращается протяженность автодорог с твердым покрытием. Из-за алчности государственных корпораций падает товарооборот железнодорожного транспорта, особенно по транссибирским магистралям. Грузы из Кореи и Китая доставляются в центральные районы страны через порты Финляндии и стран Балтии. Россия – белое пятно на транспортной карте мира. Такое положение нетерпимо, особенно если делать ставку на модернизацию страны. Необходима масштабная программа развития транспортной инфраструктуры с бюджетом не менее 20-25 млрд.долл. в год. Главной проблемой в этой сфере является даже не дороговизна проектов, а неэффективность использования средств и невиданная коррупционогенность этой сферы. Поэтому необходимо признать: инфраструктурные проблемы России способны решить только нероссийские компании. Нужна утвержденная государством программа модернизации инфраструктуры, которая предполагала бы строительство не менее 20-30 современных авиаузлов, 30-40 тысяч километров многополосных автодорог, 10-15 тысяч километров железнодорожных путей, пригодных для скоростного движения поездов, и учреждение компаний, способных выступать операторами этих активов. Заказы на строительство должны быть предложены опытным западным фирмам, а тендеры на получение подрядов – проводиться экспертной комиссией, в которую не входили бы государственные чиновники. Финансирование проектов должно осуществляться либо за счет сдачу их в концессионное использование инвестору на определенный срок, либо посредством выплаты 10-15%-ного аванса и депонирования оговоренной контрактом суммы на аккредитив в западных банках с раскрытием аккредитива по окончании работ. Условиями предоставления контракта являлись бы, помимо минимальной цены, максимальная доля использования российских строительных материалов и российских работников. Только таким образом – учитывая продолжительный опыт строительства разного рода дорог из Москвы в Санкт-Петербург – можно надеяться решить инфраструктурные проблемы России.

Важной проблемой, с которой сталкивается сегодня страна, является необеспеченность населения жильем и в целом крайне низкие темпы развития строительства. В условиях кризиса задача развития этого сектора выглядит еще более актуальной. Решению ее сейчас препятствует прежде всего проводимая властями политика создания искусственного дефицита жилья и ограничения возможностей для строительства. На мой взгляд, серьезный сдвиг в данной области мог бы быть обеспечен реализацией двух мер. Во-первых, в крупных городах следовало бы отказаться от услуг девелоперских компаний с их гигантскими прибылями и трансакционными издержками. Было бы гораздо правильнее объявлять тендеры на строительство жилья по определенной цене, которую бы строительные организации и получали бы по сдаче объекта (именно такая практика применяется при массовой городской застройке в Германии и Австрии, где цены на недвижимость десятилетиями остаются самыми низкими в Европе). Городские власти добавляли бы к стоимости строительных работ издержки по подведению коммуникаций и благоустройству территории и продавали бы объекты недвижимости на открытых аукционах. Вся образовавшаяся прибыль поступала бы напрямую в городской бюджет. Эти меры помогли бы резко снизить цены на недвижимость, сделать жилье доступным, а заодно и пополнить бюджеты крупных городов. Во-вторых, за пределами городской черты следует максимально поощрять индивидуальное строительство. Для этого нужны две основные меры. С одной стороны, необходимо отменить разделение земель на категории использования и позволить вести строительство на любых землях за исключением находящихся в природоохранных зонах и в зонах отчуждения, примыкающих к промышленным или военным объектам. Это нововведение одномоментно сократило бы «издержки входа» на рынок малоэтажного жилья в 2-3 раза, не говоря о снижении коррупции. С другой стороны, необходимо гарантировать 50%-ное государственное участие в подведении инфраструктуры к строящимся объектам. По факту сдачи объекта в строй застройщик – юридическое или физическое лицо – мог бы представить смету на подключение коммуникаций в уполномоченное агентство или банк и в течение трех месяцев получить возмещение половины произведенных затрат. Последнее резко увеличило бы платежеспособный спрос на локальную инфраструктуру и серьезно снизило бы коррупцию и этой сфере.

Еще одной серьезной проблемой – которая сегодня не может не обсуждаться с особым вниманием – является ситуация в российской финансовой сфере. Последние годы с особой отчетливостью показали слабость отечественной финансовой системы и ее неспособность стать источником необходимых экономике кредитных ресурсов. Можно осуждать российские компании, которые за 2002-2008 гг. привлекли более 480 млрд.долл. зарубежных ссуд, но нельзя не признавать, что такой объем средств они не могли получить на внутреннем рынке. Нужно отдавать себе отчет в том, что по состоянию на начало января 2008 г. суммарные активы всех российских банков – 20,2 трлн.руб., или 775 млрд.долл. по тогдашнему курсу – немного «не дотягивали» до активов одного лишь испанского Banco Bilbao Vizcaya Argentaria SA – 30-го банка мира по этому показателю. При этом Россия является единственной крупной экономикой, в которой показатель капитализации фондового рынка в середине 2008 г. вдвое превышал активы банковской системы – в то время как, например, в той же Германии капитализация фондового рынка составляет 15-17% от объема банковских активов. Все это означает: российские банки не готовы стать локомотивом модернизации; они не могут саккумулировать и направить в экономику достаточное количество финансовых ресурсов – а практика последних месяцев показывает, что даже полученные ими огромные государственные средства не в состоянии «расшевелить» наши кредитные организации. В таких условиях, видимо, приходится признать, что и в данной сфере (как и в ряде остальных) расчет на протекционизм, который делала российская власть в 2000-2008 гг., не оправдался. Новым вектором развития должно стать привлечение масштабного иностранного капитала в банковский сектор России. Замечу: опыт кризисных месяцев показывает, что ни один банк, подконтрольный западным инвесторам или напрямую владеющийся ими, не стал в России «проблемным». В ближайшие годы следует, на мой взгляд, провести детальный сравнительный анализ принципов функционирования инвестиционного процесса в англо-американской (опирающейся на фондовый рынок) и европейской (в которой главную роль играют банковские кредиты) парадигмах и выбрать ту конфигурацию финансовой системы, которая наиболее подходит для России. На мой взгляд, в такой конфигурации – и это, повторю еще раз, полностью соответствует той парадигме, которой следовали все быстроразвивавшиеся страны – нет места фондовому рынку в тех масштабах, которых он достиг в России в последнее время.

Возвращаясь к главной задаче – развитию промышленного производства – следует еще раз подчеркнуть значимость стимулирования экспорта готовой промышленной продукции. Необходимо создать специальное федеральное агентство по стимулированию экспорта, используя опыт японского Министерства внешней торговли и промышленности. В случае возможной неудачи данного проекта (ввиду неготовности российского бюрократического класса к организации эффективной работы по продвижению отечественных товаров на внешнем рынке) альтернативой могла бы стать Российская экспортная корпорация – коммерческая структура, управляемая западным персоналом и получающая определенные отчисления от объема продаж российских товаров на иностранных рынках.

Я не могу в этом коротком докладе изложить комплексную программу модернизации страны. Поэтому подчеркну еще раз главную стратегическую цель развития по этому сценарию: в данном случае государство играет активную мобилизующую роль, выступая классическим «государством развития» по образцу восточноазиатских «тигров». По моему мнению, современная ситуация (характеризующаяся прежде всего крахом сырьевой модели экономики, падением [еще наверняка не закончившимся] курса национальной валюты, неизбежным повышением гибкости занятости и снижением доходов населения) располагает именно к такому варианту прорыва, который может в конечном счете сделать Россию за 10-15 лет развитым индустриальным государством, ориентирующимся на доминирование промышленного сектора, а не добычу сырья и биржевые спекуляции. Постепенное повышение уровня жизни поддержит развитие сферы услуг и в перспективе укрепит приверженность россиян прозрачным управленческим решениям, конкурентной судебной системе и распространению демократических норм.

Условием такого прорыва должна стать готовность правящей бюрократический элиты поступиться частью своих доходов, своей неприкасаемостью и неподотчетностью, допустить конкуренцию в государственном управлении и вывести целый ряд сфер деятельности из-под своего коррупционного контроля. «Компенсацией» для «государственников» могло бы стать реальное утвержение России на мировой арене как мощной современной индустриальной державы и формирование предпосылок для ее эффективной постиндустриальной трансформации на следующем этапе развития. Однако нет уверенности в том, что такая «компенсация» способна оказаться действенной: бюрократия, которая сегодня относится к стране как к своей собственности, вряд ли готова будет принести свой нынешний статус в жертву промышленному прогрессу. Главная проблема современной России – отсутствие широкой прослойки людей, на деле, а не на словах готовых поступиться сегодняшим личным комфортом во имя будущего процветания страны. Однако без таких людей модернизации не происходят.


Пассивно-эволюционный путь


Вторая стратегия ускоренного модернизационного развития основывается на ином наборе предпосылок. В рамках нее изначально допускается, что Россия не способна стать новой индустриальной сверхдержавой, радикально изменить траекторию своего экономического развития, вступить в конкуренцию за привлечение международного капитала и проводить на глобальных товарных рынках столь же наступательную политику, как, например, азиатские «тигры». Рассуждения о «вставании с колен» и возрождении в качестве новой сверхдержавы оставляются для торжественных заседаний, а в основу нового курса кладется реалистичная оценка ситуации не только в самой России, но скорее даже вокруг нее.

Современная геополитическая ситуация существенно отличается от той, которая имела место в годы, предшествовавшие распаду Советского Союза. В те времена СССР находился на 2-3 месте в мире по промышленной мощи; Китай еще готовился к мощному индустриальному прорыву, а Европа только мечтала о Маастрихтском договоре и единой валюте, оставаясь чисто экономическим объединением, неплохо чувствовавшим себя под американским оборонным «зонтиком». За прошедшие 20 лет ситуация радикально изменилась. Россия сегодня обладает всего 2,4% мирового населения, производит 2,1% глобального валового продукта и генерирует 2,5% экспортных потоков. Ее бывшие союзники на западных границах стали частью ЕС или стремятся в него войти; в бывшей советской Средней Азии стремительно нарастает китайское влияние. Наша страна «зажата» между двумя полюсами, сложившимися за годы, прошедшие с распада Советского Союза – причем каждый из этих полюсов все чаще называется западными экспертами новой глобальной империей⁷⁵. На Западе мы теперь граничим с объединенной Европой с 493 млн. жителей, региональным валовым про­дуктом в 15 трлн.долл. и совокупным экспортом, составляющим 16,2% общемирового показателя. На Восток ле­жит Китай с населением в 1,3 млрд. человек и номинальным ВВП в 4,2 трлн.долл. (а по ППС – около 7,8 трлн.долл., обеспечиваю­щий 8,3% мирового экспорта). Рассчитывать в таком окружении стать самостоятельным центром силы – по меньшей мере рискованно, хотя и не безрассудно.

Однако более правильной стратегией выглядит объединение усилий с одним из этих центров для ускорения модернизации. И тут выбор может быть только один: европейский. Китай, который сам выступает сегодня крупнейшим реципиентом чужих технологий и крупнейшим экспортером промышленной продукции на рынки развитых стран, со всех точек зрения выглядит нашим «естественным» конкурентом, а не стратегическим союзником, каким с достойным лучшего применения упорством его представляют ныне. Напротив, ЕС, на который приходится около 55% всего российского экспорта и 52% импорта и откуда в нашу страну поступает 83% всех прямых иностранных инвести­ций, выглядит куда более важным и весомым партнером⁷⁶. Кроме уже сложившихся связей с Россией и развитых индустриального и финансового секторов, у Европы есть еще одно важное преимущество: на протяжении последнего полувека европейцы методом проб и ошибок выработали интеграционные модели и механизмы, позволившие им расширить свой Союз с 6 участников до 27 и при этом поддерживать экономическую стабильность внутри ЕС и его привлекательность во внешнем мире.

Однако с позиций модернизационного импульса для России привлекательность Европы отнюдь не ограничивается степенью ее экономического развития и масштабом мобилизуемых финансовых ресурсов. Гораздо важнее экономическая (и не только) дополняемость Европы и России. Сегодня наши европейские партнеры больше, чем любой другой экономически развитый регион за исключением Японии зависят от импорта сырьевых ресурсов из-за пределов ЕС. Европейцы – как показывает практика последних пятнадцати лет – готовы (пусть и гораздо медленне американцев) идти на индустриальный аутсорсинг и постепенно переносить промышленное производство из «старой» Европы в «новую». Они нуждаются в постоянном притоке рабочей силыи сталкиваются с невозможностью привлечения работников необходимой квалификации из Азии или Северной Африки. Таким образом, даже не принимая в расчет геостратегические соображения, Россия способна помочь Европе решить многие ее проблемы и сделать Европейский Союз наиболее самодостаточным в экономическом отношении регионом мира.

Сближение с Европой имеет с точки зрения достижения целей модернизации свои плюсы и минусы. Начнем с плюсов.

Во-первых, европейцы обладают огромным опытом «внешней модернизации» государств, до недавнего времени не входивших в Европейский Союз. Несмотря на то, что я бы поостерегся назвать европейские страны «государствами развития» в том смысле, который можно вложить в этот термин применительно к азиатским «тиграм», не вызывает сомнения тот факт, что европейцы создали очень мощный институт развития в виде эволюционирующего по своим внутренним законам европейского законодательства, в экономической сфере ставящего во главу угла производственную эффективность, рыночную конкурентность, гарантирование прав работника, а также минимизацию материалоемкости и максимальную экологичность любого производства. Не является преувеличением утверждение, что в начале XXI века общеевропейские структуры выступают главным и наиболее эффективным агентом модернизации в Европе, провоцируя модернизационные процессы как экономически, так и нормативно. Принятие и введение в действие (пусть постепенно, но не избирательно) общеевропейского свода законов, т.н. acquis communautaire, могло бы стать настолько радикальным инструментом модернизации России, который не сравнился бы ни с одним шагом из ранее изложенной программы «автономной» модернизации. По сути, государство в этом случае стало бы заниматься именно тем, что от него всегда требовалось – установлением правил игры, а общеевропейские институты стали бы гарантом того, что эти правила установлены надолго и не изменятся по прихоти чиновника.

Во-вторых, принятие общеевропейских норм могло бы сочетаться с расширением экономического сотрудничества – начиная с формирования зоны свободной торговли и заканчивая взаимным проникновением инвестиций и технологий. Опыт Восточной Европы указывает на то, насколько стремительно начинают приходить европейские компании на новые рынки и насколько быстро растут инвестиции там, где европейцы ощущают уверенность в действии единых юридических норм и практик и чувствуют себя таким образом защищенными. По итогам 2008 г. бывшие страны Варшавского договора выпустили 42% от всего количества автомобилей, которое было произведено в 27 странах ЕС – хотя еще пятнадцать лет назад польский Fiat, чешская Škoda и румынская Dacia мало кем воспринимались всерьез. Перенос менее технически сложных производств в новые страны Европейского Союза идет еще более стремительно. Итогом уверенного экономического и политического сближения России с Европой могла бы стать тесная интеграция, которая принесет России гигантские преимущества не только с точки зрения привлечения инвестиций и технологий, но и в контексте укрепления своих доминирующих геополитических позиций в качестве естественной части евроатлантической цивилизации в Евразии.

Замечу особо: серьезное сближение с Европой не предполагает отказа от национального суверенитета, чем привыкли пугать сограждан многие российские политики. Сегодня не только Россия, но и (скорее всего) Европейский Союз не горят желанием увидеть Российскую Федерацию 28-м (или каким-то еще) членом ЕС. Альтернативная модель представлена несколькими странами, из которых я выделил бы Турцию. Она с 1963 года ведет переговоры о вступлении сначала в ЕЭС, а потом в Европейский Союз, но перспектива присоединения и сегодня не выглядит реалистичной. В то же время за эти годы Турция приняла практически все требования acquis communautaire, что укрепило гражданскую власть в стране и способствовало развитию демократии; открыла свои рынки для европейских товаров и инвестиций через договор о свободной торговле, что увеличило объем промышленного производства в 7,4 раза за последние 25 лет, и довело турецкий экспорт промышленных товаров до втрое большего показателя, чем несырьевой экспорт России; установила единые с европейцами правила защиты иностранных инвестиций, в результате чего приток иностранного капитала с 1993 г. вырос в 14 раз. Если рассматривать будущее России в контексте модернизации, Турция выступает не худшим примером для подражания, чем быстроразвивающиеся азиатские страны.

В-третьих, снятие барьеров между Россией и Европой спровоцировало бы резкую интенсификацию человеческого взаимодействия, в том числе и приток в Россию квалифицированных управленческих кадров, десятилетиями привыкших работать в конкурентной среде с глубоко укоренившимся уважением к правовым нормам. Если сегодня даже первый вице-премьер Правительства РФ И.Шувалов открыто обосновывает невозможность создания в стране специального банка, который мог бы консолидировать «плохие» финансовые активы, высокой степенью коррумпированности государственных служащих⁷⁷, необходимость кадровых заимствований масштабов времен Петра I выглядит просто-таки очевидной. Обогащение России предпринимательской и управленческой культурой, выработанной в Европе, представляется абсолютно необходимым условием для успешного модернизационного проекта – ведь даже пример результативности борьбы с коррупцией в бывших советских республиках, ныне входящих в ЕС, не может не впечатлять.

В то же время стратегия модернизации через интеграцию с Европой имеет и существенные недостатки – точнее сказать, недостаток. Он заключается в том, что такой путь предельно ясно подчеркивает тот ученический характер, который носит по сути любая модернизация. Однако если в большинстве модернизационных проектов, осуществленных в Юго-Восточной Азии или Латинской Америке, государство выступало в качестве субъекта, осмысливающего исторический опыт, оценивающего его и постоянно принимающего управленческие решения, необходимые для оптимальной организации процесса, в ситуации с восточноевропейскими государствами пространство для маневра было намного меньшим. Наши соседи легко (и вполне рационально) смирились с этим, понимая, что воссоединение с Европой выступает для них естественным историческим выбором. Отечественные же политики, официальный курс которых предполагает создание «великой России», заведомо не приемлют игры по вторых ролях – а модернизирующая нация никак не может вести диалог с развитой страной на равных, независимо от того, сколько у нее имеется нефти и газа. Поэтому, к сожалению, вариант пассивно-эволюционной модернизации выглядит сегодня маловероятным – и это очень печально, так как именно он в наибольшей степени выгоден России с геополитической точки зрения и наиболее легко запускаем в нынешней ситуации, когда правительство раз за разом демонстрирует свою неэффективность в принятии и реализации решений, способствующих модернизации страны. Однако история развития самых разных регионов свидетельствует: модернизационный проект сначала появляется «в головах», а затем уже реализуется на практике. Именно из-за пресловутого «субъективного фактора» и гордыни своих лидеров многие делали неправильный выбор на «модернизационной развилке», и поэтому сегодня, например, страны Африки, которые в середине 1950-х годов имели в среднем на 20-30% больший подушевой ВВП, чем Южная Корея или Тайвань, остались почти на том же уровне, тогда как ряд восточноазиатских стран прочно занял лидирующие позиции в группе индустриальных экономик.