Geum.ru

Государственное учреждение культуры г

Вид материалаДокументы
Полевой сезон След "чёрных" археологов
На фото: Раскопки городища Артезиан.
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6

Полевой сезон

След "чёрных" археологов




Газета «Крымская правда» 23 июля в своей публикации продолжила тему сохранности крымских памятников археологии. Так называемые "чёрные" археологи грабят могильники, ведут несанкционированные раскопки, продают награбленное на "чёрном" рынке. Меры, принимаемые против них, малоэффективны. Предлагалось создать военизированные подразделения для охраны раскопок. Но эта идея пока остаётся нереализованной, а тем временем "белые" археологи при помощи подручных средств сами гоняют своих "чёрных" конкурентов. Порой с риском для жизни.
Урочище Артезиан на территории Ленинского района, близ посёлка Чистополье, — известный памятник истории. Открыто оно было в середине прошлого века восточно-крымским отрядом Причерноморской экспедиции.
Каждое лето, начиная с 1987 года, "копать Артезиан" приезжает экспедиция Московского педагогического государственного университета, которой руководит профессор, заведующий кафедрой истории древнего мира и средних веков МПГУ Николай Винокуров. Приехали россияне и этим летом, чтобы продолжить начатое - раскопки единственного городища Северного Причерноморья. Археологи торопятся спасти его от разграбления. В прошлые годы раскапывали некрополь — нашли много мисок, кувшинов, керамических и стеклянных, ножей, подвесок, фибул, заколок, терракотовых статуэток. Все находки сдали в Керченский государственный историко-культурный заповедник. Артезианской экспедиции посвящён отдельный стенд музея, где выставлены наиболее ценные находки, кроме драгметаллов, которые хранятся в "золотой" кладовой.
И работали бы себе российские учёные дальше, если бы не вечный бич всех крымских раскопов — "чёрные" археологи, которых "белые" называют просто грабителями. "Чёрные" проведали о сокровищах Артезиана и ринулись сюда в поисках наживы. Варварскими методами, нарушая все правила археологических раскопок, они тащат отсюда всё, что может представлять хоть какую-то ценность. Конечно, экспедиция Винокурова с этим безобразием мириться не могла. И не стала. Честные археологи 11 июля дали отпор нечестным.
— Была уже ночь, когда мы увидели на некрополе блуждающие огни фонарей, - вспоминает начальник экспедиции Николай Винокуров. — Сразу поняли — грабители. Впятером — волонтёры, учёные и я — прыгнули в машину и рванули туда: лагерь стоит в балке, в двух километрах от некрополя. Когда мы приехали, двое с фонарями спешно прятали в автомобиль лопату и металлоискатель. Они были слегка напуганы, но когда мы представились и они поняли, что имеют дело не с опергруппой и не с конкурентами, а с археологами, расслабились. Меня удивило, что это были достаточно взрослые люди. Как правило, грабители обычно моложе, этим же было за сорок. Ещё поразила наглость, с которой они держались. Затем вскочили в машину, которая резко рванула в нашу сторону — наши жизни спасло то, что поле было перепахано и машина пробуксовала. Мы успели отскочить, но один из нас, волонтёр Пётр Афанасьев, отскочить не успел — его зацепило кузовом....
Грабители скрылись на автомобиле. Археологи подняли своего товарища, прыгнули в "УАЗ" и погнались следом, по пути сообщив оперативникам номер машины и приметы грабителей. Но те неслись, как бешеные, и смогли оторваться, а Петра надо было срочно везти в больницу...
— В этом году это были первые визитёры. А в прошлом грабители разорили, что могли, ещё весной, до того, как мы приехали, — сообщили археологи. — Мы потом вывезли из перерытых ими раскопов более ста кубометров перелопаченного грунта. Представьте, какие объёмы! В предыдущие годы сами ловили и сдавали грабителей в милицию. Раскоп без охраны — это беда, грабят и могильники, и городище. Возбуждено уголовное дело по поводу его разграбления в прошлом году, но причастные лица не установлены. Обидно за работу, за историю и за Украину, в которой так цинично попирают закон.
Заместитель председателя Республиканского комитета по охране культурного наследия Крыма Вячеслав Зарубин, комментируя ситуацию, снова поднял вопрос о создании на базе СБУ или МВД специального подразделения по защите городищ от уничтожения.

На фото: Раскопки городища Артезиан.


Неоднозначные истины

Язык из Киева приведет..?


Издающийся во Львове ежемесячник «postПОСТУП» (№47) опубликовал статью Романа Крыловича «Призрак московского панславизма», в которой автор отмечает якобы «возрастание» запросов к Украине со стороны соседей и высказывает связанные с этим сомнения. В частности, на крымском фестивале «Великое русское слово» Константин Затулин предложил объявить русский язык государственным в Украине, а украинский — государственным в России. Можно только представить себе эту захватывающую воображение картину, как тысячи азаровых по всей России стараются с бумажки «пробубоніть» что-нибудь по-украински, — иронизирует автор публикации, выражающий свое неприятие панславистских устремлений, намекая при этом на недостаточное владение нынешним премьер-министром Украины государственным языком.

Вместе с тем Р. Крылович апеллирует к работам известного русского языковеда и евразийца Николая Трубецкого (1890-1938), писавшего в статье «К украинской проблеме»: «Царь Петр поставил себе целью европеизировать русскую культуру. Ясно, что для выполнения этой задачи могла быть пригодна только западнорусская, украинская редакция русской культуры, уже впитавшая в себя некоторые элементы европейской культуры (в польской редакции этой последней) и проявлявшая тенденцию к дальнейшей эволюции в том же направлении. Наоборот, великорусская редакция русской культуры благодаря своему подчеркнутому европофобству и тенденции к самодовлению была не только непригодна для целей Петра, но даже прямо мешала осуществлению этих целей. Поэтому Петр эту великорусскую редакцию русской культуры постарался совсем искоренить и изничтожить и единственной редакцией русской культуры, служащей отправной точкой для дальнейшего развития, сделал украинскую редакцию…

Уже при Никоне киевская редакция церковнославянского языка вытеснила московскую в богослужебных книгах. Позднее то же вытеснение московской редакции редакцией киевской наблюдается и в других видах литературы, так что тот церковнославянский язык, который послужит основанием для славянороссийского литературного языка Петровской и послепетровской эпохи, есть именно церковнославянский язык киевской редакции. В Московской Руси существовала богатая поэтическая (стихотворная) традиция, но традиция эта была преимущественно устная; писаных поэтических произведений до нас дошло немного, но по тем, которые дошли (например, “Повесть о Горе-Злочастьи [Злосчастье]”), мы можем составить себе отчетливое представление об особенностях этой поэтической традиции: язык ее был довольно чистый, великорусский, с небольшой примесью церковнославянского элемента и уснащенный некоторой традиционной поэтической условностью, стихосложение было не силлабическое и не тоническое, а покоилось на тех же принципах, как стихосложение великорусской народной песни. Между тем в Западной Руси сложилась иная, чисто книжная поэтическая традиция, примыкающая к польской и потому основанная на силлабическом стихосложении и на употреблении рифм… В Великороссию такие западнорусские стихотворения (притом, разумеется, на церковнославянском —т.е. общерусском, литературном языке того времени) проникали уже и до Петра: популярны были, например, подобные стихотворения Симеона Полоцкого. Завелись в Москве даже и местные подражатели этому роду поэзии: назовем хотя бы известного Сильверста Медведева. Со времен Петра русская поэзия старого великорусского типа окончательно ушла в народ: для высших (в культурном смысле) слоев общества отныне стала существовать только поэтическая традиция, ведущая свое начало от западнорусских силлабических вирш на церковнославянском языке. Прозаическая повествовательная литература существовала как в Московской, так и в Западной Руси, но в этой последней подавляющее польское влияние не позволяло развиться самостоятельному творчеству, так что повествовательная литература была почти всецело переводная; в Московской же Руси существовала и своя самостоятельная традиция прозаической повести, которая как раз в XVII веке стала особенно крепнуть и подавать надежды на успешное дальнейшее развитие (ср., например, “Повесть о Савве Грудцыне”). В то же время в течение всего XVII века западнорусская переводная повесть широким потоком вливается в Московскую Русь. Русская повествовательная прозаическая литература послепетровского периода примыкает именно к этой западнорусской традиции переводных повестей: туземная московская традиция погибла, так и не успев вполне развиться. Ораторское искусство, по всей вероятности, существовало и в Московской Руси: стиль произведений протопопа Аввакума — определенно ораторский и, несмотря на свою кажущуюся безыскусственность, предполагает старую устную традицию проповедничества. Но эта традиция не имеет ничего общего с традицией схоластической риторики, насажденной в Западной Руси братскими школами и Могилянской академией. Москва познакомилась с этой украинской проповеднической традицией задолго до Петра. При Петре не знаменитые ораторы-украинцы, Феофан Прокопович и Стефан Яворский, окончательно закрепили эту традицию. Вся русская риторика послепетровского периода, как церковная, так и светская, восходит именно к этой украинской традиции, а не к традиции московской, которая так и погибла окончательно, не оставив о себе других свидетельств, кроме указаний, извлекаемых из произведений расколоучителей вроде Аввакума. Наконец, литература драматическая в допетровскую эпоху имелась только в Западной Руси. В Москве своей самостоятельной традиции драматической литературы не было: при дворе ставились, и то очень редко, драматические произведения украинских авторов (например, Симеона Полоцкого). Русская драматическая литература послепетровского периода генетически связана именно с украинской школьной драмой. Таким образом, мы видим, что во всех своих отраслях послепетровская русская литература является прямым продолжением западнорусской, украинской литературной традиции.

Ту же картину мы наблюдаем и в других видах искусства — в области музыки, как вокальной (преимущественно церковной), так и инструментальной, в области живописи (где великорусская традиция продолжала жить только у старообрядцев, а вся послепетровская русская иконопись и портретопись восходит к традиции западнорусской) и в области церковной архитектуры (т.е. того единственного вида архитектуры, в котором за русским стилем признавались известные права). Но это же примыкание к западнорусским традициям и отвержение московских традиций наблюдается не только в искусствах, но и во всех прочих сторонах духовной культуры послепетровской России. Отношение к религии и направление развития церковной и богословской мысли, естественно, должны были примкнуть именно к западнорусской традиции, раз западнорусская редакция русского богослужения еще при Никоне была признана единственно правильной, раз Могилянская академия стала общерусским рассадником высшего духовного просвещения и раз большинство русских иерархов долгое время были именно питомцами этой академии. Западнорусской являлась и традиция послепетровской русской школы, методов духа и состава преподавания. Наконец, характерно, что и самый взгляд на старую великорусскую культуру, усвоенный в послепетровскую эпоху, был по происхождению своему западнорусский: о культуре допетровской Московской Руси было принято (да, можно сказать, и сейчас еще принято) высказывать те же суждения, которые в XVII веке высказывали “ученые” украинцы...

Таким образом, на рубеже XVII и XVIII веков произошла украинизация великорусской духовной культуры, — ссылается на знаменитого русского евразийца Н. Трубецкого автор публикации в газете «Высокий замок».

И продолжает: «А сейчас нас хотят убедить, что без русской культуры ожидает нас едва ли не погибель. Ясно, что не в культуре здесь дело, а в культурнической экспансии и новой русификации. Потому как все это мы уже пережили в советскую эпоху…»

И все же, если быть объективным, в советскую эпоху украинская культура и язык, развиваясь, так сказать, в союзных рамках, и, естественно, взаимодействуя с русским и другими языками и культурами, испытали на себе не только негативные воздействия тоталитаризма, но и периоды ренессанса, расцвета (вспомним двадцатые годы прошлого века). Очевидно, стоит различать сотрудничество и неминуемое в современном мире взаимодействие культур и пресловутую «экспансию» соседей, на которую легко свалить собственную недавльновидную культурную политику.


Новые книги

Запрещено Главлитом.

История политической цензуры в Украине


Еженедельник «Освіта» (7-14 июля) публикует рецензию доктора исторических наук , члена-корреспондента НАН Украины Виктора Даниленко на книгу Т.А. Стоян «Система політичної цензури в УРСР у 1920-1930 рр.», изданную в 2010 г. Академией труда и социальных отношений Федерации профессиональных союзов Украины.

Автор обращает внимание на то, что в книге Т.А. Стоян, в частности, раскрывается индивидуальная драма известных украинских писателей и художников — М. Хвылевого, В. Сосюры, И. Мыкитенко, М. Яворского, В. Седляра, которым не позволили творить в соответствии с их творческими планами и мировоззренческими предпочтениями, поэтому бывший солдат армии Украинской Народной республики В. Сосюра написал поэму «ДПУ», сотрудники которого следили за ним и кинорежиссером А. Довженко, а также за другими представителями украинской интеллигенции. Идеологическому редактированию подвергались произведения Т. Шевченко, М. Старицкого и др. , которые транслировались по радио. Их тщательно пересматривали цензоры Главреперткома, лично конролируя «микрофонный материал» и репертуар художественного вещания.

Опираясь на современные методы биографистики, исследовательница раскрыла роль и место общесоюзных цензоров — П. Лебедева-Полянского, Б. Волина, П. Керженцева, С. Ингулова, а также республиканских — И. Кулика, А. Самохвалова, М. Агуфа, А. Хвыли, Е. Гирчака, М. Попова, П. Мальцова, от служебной и политической позиции которых зависела судьба произведения и его автора.

Монография Т.А. Стоян, отмечает рецензент, убедительно показывает, что свобода творчества — такая же неотъемлемая потребность человеческой жизнедеятельности, какой являются сон, еда, жилище, продолжение рода, поэтому лишение ее противоправно и антигуманно.


Проблема требует решения

Шевченковский мемориал в Каневе: реставрация или ревизия?


Еженедельник «Слово Просвіти» (8-14 июля) сообщает, что общественность Украины уже несколько месяцев живет под впечатлением того, что происходит на могиле Шевченко, но, к сожалению, надлежащей огласки это дело не имеет, хотя проблемы с сохранением культурного наследства в Каневском районе давно назрели. О них рассказывает гость редакции Николай Биляшивский, музеевед, культуролог, член Главного совета Украинского общества охраны памяток истории и культуры.

После того, как президент Украины пообещал непременно открыть к Дню Независимости музей на могиле Шевченко, начались работы, которые, к сожалению, ведут таким образом, которые уничтожают культурное наследство Шевченкового мемориала.

Прежде всего имею в виду утверждение проекта концепции и тематической структуры экспозиции Государственного музея Тараса Шевченко —Шевченковского национального заповедника в городе Каневе. Что же так всех беспокоит? По этому плану предполагается по сути уничтожение исторического интерьера Музея, который создал Василий Кричевский вместе с Петром Костырком. Интерьер — часть памятника, так как само здание музея — одно из лучших произведений Кричевского, выполненное в стиле украинского модерна, созданное тем, кто стал основоположником этого стиля в 1900- х гг.

Теперь поставлено под сомнение сохранение этого интерьера. Вместе с тем изменяется коренным образом вся концепция экспозиции.

Вместо музея-светлицы, куда мы приходим, побывав на могиле Кобзаря, нам предлагают повсюду серые пасмурные стены. Потолки закрыты экранами. Из яркого, колористичного, "словно писанки" интерьера — альтернативного серому Петербургу, — предлагается сделать, как сказал один известный шевченковед, "гроб".

Новую концепцию, кстати , утверждали без обсуждения в печати, вопреки мнению многих специалистов.

Оппоненты проекта убеждали, что можно создавать такой проект с оказание почестей Шевченко, но не в этих стенах. На их возражения не были учтены.

Показательно, что проект Кричевского было воплощенв советской Украине. Это одно из лучших произведений, пробуждавшее у каждого украинца гордость за свою страну, даже во времена Сталина. Нынешние реформаторы заявляют, что бывшая экспозиция и интерьере якобы не раскрывает образа Шевченко. Современные увертки доходят до кощунства. Утверждают, будто Кричевский создавал это здание в таком стиле под давлением государственной идеологии, находясь в угнетенном состоянии. На самом деле это не так, так как стиль свой Кричевський выработал еще до 1917 г., и Советская власть на это влияния никакого не имела.

Протесты по поводу нового проекта высказывали руководители Национального союза художников Украины, Академии искусств, но это не подействовало. Речь идет не об амбициях. Это повредит музею и не получит положительной оценки общественности, — утверждает газета.

Нынешние события на могиле Шевченко проявили тенденцию уничтожения национальной самобытности в архитектуре, культуре. Недоброжелатели говорили: "Какой может быть украинский модерн? Русский может быть, украинский — нет!" Кричевский доказал, что украинский модерн существует. Сейчас это подвергают ревизии. Зачем? Чтобы ревизовать самого Шевченко. В новой экспозиции будет представлен и быт села и даже личные вещи В. Кричевского и т.п., но новый интерьер будет препятствовать пониманию самого Шевченко, духовным потомком которого был и Василий Кричевский. Во всяком музее первичной и главной вещью, которые подчинен весь интерьер и все оформление, есть музейная коллекция. Ее приходят смотреть, а не очередные экраны компьютеров и телевизоров. А предложенная экспозиция за этим проектом перенасыщена видеосредствами. В каждом блоке — по два экрана. Современный человек, оторвавшись от компьютера, должен воспринять коллекцию музея, поработать духовно.

Есть еще такой недопустимый момент. В предметном ряде экспозиции большей частью не обнаружилось места для экспонатов о тех, кто создавал Шевченков мемориал во времена царизма. Там есть лишь те, кого разрешали в советское время: сторож на могиле и учитель Каневской гимназии В. Гнилосиров. Это и все. А было же много других людей, причастных к выполнению завещания поэта. Нет ни одного предмета от людей, которые приходили на могилу как паломники. И не удивительно! Вот в аннотации одного из залов с удивлением читаем, что звуковое оформление блока № 12: мелодии Лысенко, Конисского. Большой архивист, историк и меценат Конисский стал еще и композитором! Это же слова О. Конисского в гимне "Боже Великий, Єдиний ", а не музыка... А для М. Лысенко как паломника, человека, который каждый год с хором приезжала на могилу, места не нашлось. Так же как и для М. Старицкого, В. Стефаника, Леси Украинки! ..

В проекте все идет вопреки нашей культурной традиции. Общественность пишет письма с протестами в инстанции, надеется, но вижу, что это уже не поможет, что проектанты настаивают на своем и делают на зло — это может иметь очень плохие следствия. Такого обращения с произведением искусства, каким является Музей на Могиле поэта, никто нигде себе не позволял.

Раньше Канев был заповедным уголком, а теперь хотят уничтожить исторический ландшафт вокруг Могилы Шевченко. Кстати, так и не составлена (за 20 лет) программа развития рекреационно-туристической отрасли в Каневском районе! Золотая Подкова Черкасщины охватывает очень мало объектов, даже не все Шевченковские места в районе! Не охватывает ни могилы Максимовича и парк на его усадьбе в селе Прохоровке, ни хутора Княжа Гора, сел Пекарей, Келеберді, многих других мест. Это больно и что-то надо с этим делать. Надо бить во все колокола, пока не поздно. Вандализм надо остановить.