Л. В. Савельева 1 Репрезентация

Вид материала

РК 2009 Русский Север: Архангельская область
Архангелского посада второй гилдии купцу Василью Катышеву годовой
Водарский Я.Е.
Mädchen auf Anruf, Mädchen vom Dienst, Mädchen fürs Geld, Mädchen für alle

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 13

Календарные антропонимы в социо-культурном аспекте

Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ:

РК 2009 Русский Север: Архангельская область,

проект № 09–04–48407 а/с «Антропонимия как источник изучения

фрагмента региональной языковой картины мира»

Исследователи антропонимов отмечают, что наряду с некалендарными календарные имена представляют собой ценный культурно-исторический памятник [Суперанская, 1990, с. 129]. Распространенность календарных имен зависела главным образом от того, как часто они упоминались в святцах [Ведина, 2007, с. 6]. Однако священник иногда шел на уступки и по просьбе родителей давал другое имя, которое на данный день в святцах не значилось [Петровский, 2005, с. 7]. Установив, какие имена наиболее распространены в той или иной социальной группе, можно говорить о предпочтениях в выборе крестильных имен среди разных слоев населения.

В данной работе мы рассмотрим особенности употребления календарных личных имен у лиц разных социальных групп, описываемых в источниках Архангельского Севера XVI–XVIII вв. Отметим, что указанный период является временем активного становления сословного строя в России. Сословия стали формироваться вместе с развитием феодальных отношений и образованием централизованного государства [Ионов, 1995, с. 112]. В XVI в. наверху социальной структуры Русского государства находился полновластный великий князь, далее следовали удельные и служилые князья, сохранявшие остатки суверенных прав. Следующую прослойку феодальной аристократии составляла княжеско-боярская знать (бояре, дети боярские, воеводы). В указанный период оформилось в самостоятельное сословие духовенство. Священнослужители выступали как класс феодалов, так как церкви принадлежало до ⅓ всех обработанных земель и феодально зависимых крестьян. Основную часть населения страны составляли крестьяне. Несколько крестьянских деревень образовывали волость, во главе которой находились выборные главы самоуправления – сотские, десятские и старосты. Волость была связана коллективной ответственностью за уплату великокняжеской подати. Уполномоченные – целовальники – распределяли подать по дворам. В волости решались и мелкие судебно-административные дела. Из среды ее жителей выбирались судьи [Зимин, 1982, с. 42]. Обедневшие крестьяне часто становились наемными работниками [Там же, с. 43]. К низшим слоям населения относились холопы (приказчики и слуги), не имевшие собственного хозяйства и находившиеся на содержании их владельца. С развитием городов появляется сословие посадских людей (ремесленников, мастеров) и купцов [Там же, с. 46].

В изучаемых источниках XVI в. встречаются описания князей, бояр, боярских людей и детей, священников, крестьян (целовальников, сотских, старост, выборных судей, наемных работников (казаков)), приказчиков, слуг, ремесленников и мастеров. Рассмотрим, какие календарные имена распространены в той или иной социальной группе, при этом к частотным мы будем относить онимы, встречающиеся в текстах каждого столетия 10 и более раз. Обратимся к сословию князей и бояр. Среди указанных слоев населения Русского государства в рассматриваемых источниках встречаются Иоанн (Иван), Борис, Василий, Феодор (Федор): в купчей пишет доложа государей и великих князей <…> Василья Федоровича <…> и Ивана Зиновевича (СТД, л. 2); землю писал князь Борис Петрович Засекин (СД, л. 1); боярина Бориса Федоровича Годунова перед людей ево Ивана Волкова Курбата Хвастова (СД, л. 1 об.); наместнику князь Федору и тиунам подъем (ССМ, л. 1 об.). Имена княжеских людей и боярских детей встречаются в текстах Архангельского Севера XVI в. довольно редко: у сех записей мировых седели мужи великого князя целовальник Оксентей Гаврилов сын да Павел Иванов сын (ССМ, л. 1 об.); сын боярской Иван Максимов дал ему поминка ис казны 10 алтын (КЗРК, л. 2 об.).

В исследуемых текстах XVI–XVIII вв. зафиксировано 3206 календарных личных имен, наибольшее количество которых принадлежит двум категориям жителей региона: священнослужителям и крестьянам. Представители духовенства часто являются носителями таких имен, как Данил (27 употреблений), Кондрат (23 имени), Иона (18), Мисаил (15), Варлам (14), Яков (11), Игнатий (11), Иван (11), Макарий (11), Потапий (11): игумен Данил сверх крестного целования послался <…> на соборных священников на Кондратия <…> да на дьякона Макарья (СД, л. 2); мы емскогорцы тот остров богословскому игумену Ионе и брате половины отступилися (ССМ, л. 1); по благословению государя нашего игумена Данила и черного священника Варлама <…> да старца Мисаила да старца Якова Утки (КПКВ, л. 2); а на то послуси и земской дьяк Игнатей Клементьев сын (ОПД, л. 12); игумен же Данил послался на <…> священника на Ивана Панфилова (СД, л. 2); подписал монастырской дьячек Потапец Тихонов (КПКВ, л. 5 об.). Среди крестьян распространены следующие календарные антропонимы: Григорий (56 употреблений), Иван (52), Панкрат (31), Федор (25), Степан (20), Василий (19), Никита (17), Яков (17), Александр (16), Полукт (12), Герасим (12), Дмитрий (11): Смолков Григорий продал соли пять полумер (КПКВ, л. 4); у Слезы Ивана взяли сено по купчей (КПКВ, л. 5); Панкрат да Гридя <…> тако рекли есть у нас мировая да делная (СТД, л. 3); приговорили исцу <…> с ответчики Химанефские волости со крестьянам с Федором да с Софоном с Петровыми (СД, л. 1 об.); купил два черепа масла у Степана у Марина дал 6 алтын (ПР, л. 4 об.); Михаило Едемской послал полтину денег за ответ что был Василей поручен брат ево (КПКВ, л. 4); купил хмелю у Никиты Гаврилова сына (КПКВ, л. 9 об.); купил у Якова у Никитина полсть белу дал 7 алтын (КЗРК, л. 6); дал Олександр Федоров сын Макарова ту менную грамоту (СТД, л. 2); судьи спросили <…> вы шлетесь ли на истцы старожилы на Полукта да на Фофаника (СТД, л. 7); Петр дьяк привез от Герасима Едемского рубль денег (КПКВ, л. 3); се яз сотник Ухтостровские волости Богоявленского приходу Дмитрей Русинов взял (ОС, л. 1). В рассматриваемых источниках описываются слуги: Олферу богословскому слуге дал в заем 4 гривны (КЗРК, л. 1 об.), наемные работники (казаки): Сергуше казаку дал достал наиму к задатку 12 алтын 3 денги (КПКВ, л. 8), ремесленники: нанял староста Андрей Алексеев сын Бачурин иконного мастера Ивана тимофееева сына (ЧСБЦ, л. 3) и мастера, например, металлообработки: у кузнеца Романа взяли 5 алтын (КПКВ, л. 4 об.).

В текстах XVII и XVIII вв. отмечены лица социальных групп, которые зафиксированы и в исследуемых документах XVI столетия. Однако среди наиболее часто встречающихся в изучаемых документах слоев населения – крестьян и священнослужителей – наблюдаются различия в распространенности календарных имен. Так, например, среди крестьян частотными и общими для XVI, XVII и XVIII вв. являются календарные личные имена Иван, Федор, Степан, Василий, Никита, Яков: У Ивана Савелева взял от котла 9 денег, у Степана Ракул(ь)ца взял от котла 4 алтна (КЦСМ, л. 9 об.); у Федора Тарасова взял с лостинского перелога празги 2 ал 4 денги (КЦСМ, л. 19 об.); дано на оброк прежнее их монастырское владение Уемской волости крестьянину Васке Понкратьеву (ГЦ, л. 1); У Микиты Парфенева взял празги 8 гривен (КЦСМ, л. 16 об.); Яков Офонасев делал замок новой (КРБК, л. 8 об.); принято у Федора Клевакина в уплату за проданное жито рубль денег (ПРК, л. 5); к сей зборной книге той же волости крестьянин Иван Лопаткин руку приложил, к сей зборной книжицы крестьянин Степан руку приложил, тое же волости крестьянин Василей Гурьев руку приложил (КЗП, л. 1 об.); Куростровец Никита Бородин радеет в строение церковное 6 рублев (КЗ, л. 10 об.); Яков Сметанин радел два рубли (КЗ, л. 11 об.). Объясняется указанный факт частым упоминанием этих имен в святцах. Например, имя Иван встречается в церковном календаре 170 раз. Отметим, что количество данных имен в памятниках разных веков неодинаково. Так в документах XVII в. имя Иван встречается 72 раза, Василий – 44, Яков – 27, Федор – 18, Степан и Никита – 11. В источниках XVIII в. имя Иван также является самым частотным и отмечается 87 раз, Василий – 39, Федор – 34, Степан – 25, Яков – 21, Никита – 11.

Подчеркнем, что в документах XVI в., помимо указанных шести, распространенными оказываются имена Григорий (56 употреблений), Панкрат (31), Александр (12), Полукт (12), Герасим (10), Дмитрий (10). В XVII в. другие – это Семен (30 употреблений), Михаил (23), Тимофей (22), Петр (21), Афанасий (16), Максим (16), Игнатий (14): Нанял новую веревку шеиму делати Семена Волка Колмогорца (КРБК, л. 13 об.); да кабал монастырских на Михаила Давыдова во 16 алтын (КО, л. 8); продал тут же в Чакорах сена тритцать куч зеленого Тимофею Фалелееву (КЦСМ, л. 5); яз Петр Мосеев сын Пахомова <…> продали есми <…> тоню свою Пестиху (КП, л. 7); продал сена в Луготине на Степанцове дватцат сем куч зеленого Офонасю Панфилову (КЦСМ, л. 7 об.); Василей сало грел и людем отдавал Максиму Мал(ь)гину (КПБК, л. 4); а яз Игнатий Федоров сын Низовец <…> дал <…> вкладом при игумене Матфее <…> тоню (ДИФ, л. 11).

В документах XVIII в. среди крестьянских имен находим совпадения с частотными онимами из источников начала рассматриваемого временного периода – это Григорий и Дмитрий, которые встречаются в текстах 22 и 14 раз соответственно: в супружество Конецгорской волости дворцового крестьянина Григорья Насекина дочь девицу ево Феклу (ТВП, л. 12); Дмитрей Яковлев дал 50 копеек (КЗП, л. 7 об.). Общими для XVII и XVIII вв. являются антропонимы Семен, Михаил, Петр, Афанасий, количество которых в конце изучаемого периода составляет 22 (Семен), 23 (Михаил), 35 (Петр) и 13 (Афанасий) употреблений: 28 маия Семен Мызников дал рубль (КЗП, л. 7 об.); Куростровской волости крестьянин Михалко Батурин руку приложил (КЗП, л. 2 об.); 22 апреля Петр Заташев дал 50 копеек (КЗП, л. 8); Афанасей Дмитрев сын Резанов и с матерью своею Татяной радеет два рубли (КЗ, л. 10). Однако в XVIII в. широко употребляются и редкие в источниках предыдущих двух веков имена, такие как Андрей (26 употреблений), Осип (22), Никифор (14), Павел (10): Андреи Грецов 5 копеек взял (КЗП, л. 6 об.); Куростровской волости крестьянин Осип Дудин руку приложил (КЗП, л. 1 об.); Никифор Протопопов во оное строение приложил 25 копеек (КЗП, л. 8 об.); Павел Васильев сын Шапошников по смерти своей оставил рубль (КЗ, л. 9 об.).

Подобные отличия наблюдаются и в распространенности имен среди духовенства. В XVII и XVIII вв. лишь имя Иван, встречающееся в изучаемых документах 77 раз, является настолько же частотным, как и в XVI в.: послались <…> на священника на Ивана (СД, л. 1 об.); да к дьякону Ивану Ларионову из Новгородского приказу за приписью (ГЦ, л. 3); поп Иван Алексеев велено ему по указу в той нашей Верхопаденской пустыне вся иерейская священнодействовать (ДКИТ, л. 1). Однако в середине изучаемого периода широко употребляемыми оказываются имена Иоасаф (12 употреблений) и Матфей (10), а в конце – Василий (22), Петр (17), Алексей (14), Стефан (13): игумен Иоасаф прибавил на тое их землю (УА, л. 2); а яз Игнатий Федоров сын Низовец <…> дал <…> вкладом при игумене Матфее <…> тоню (ДИФ, л. 11); Куростровской волости попам Василию Алексееву Стефану Иванову (КЗ, л. 2); Глинской Троицкой церкви дьячек Петр Маковеев руку приложил (ДС, л. 7 об.); Холмогорского духовного правления пищик Алексей Мефодиев руку приложил (ДДЛ, л. 3).

Подчеркнем, что в документах XVII в. описываются и те слои населения, которые не зафиксированы в источниках предыдущего столетия. Это воеводы, посадские люди, стрельцы: купил железа белого кресты обивати двести полиц у воеводы Федора Василевича Волынского дал 6 рублев (КЦСМ, л. 23 об.); Архангельского города посадской человек Федор Миронов (СЖ, л. 2); марта в 30 день купил меду 5 безменов у стрельца Нестера дал 10 алтын (КРБК, л. 9).

В конце рассматриваемого периода, в XVIII в., складывается сословное деление населения страны на дворян, духовенство, крестьянство, купечество и мещанство, просуществовавшее вплоть до Февральской революции 1917 г. [Водарский, 1977, с. 59]. На протяжении XVIII в. идет процесс усиления роли дворянства как господствующего сословия. Велика была роль Табели о рангах 1722 г., установившей для всех дворян службу в военных и морских войсках. С развитием армии и флота возникают и новые социальные группы. В этот период в источниках появляются упоминания офицеров флота и солдат: морскаго флота умершаго камисара Ильи Платонина жена <…> меня нижайшую всячески ругала (ДС, л. 1); отставной салдат Артемей Чурашев положил Чудотворцу в казну вкладов за жену свою Настасью 2 рубли денег (ПРК, л. 2 об.).

XVIII в. характеризуется развитием сословия купцов и созданием новой социальной группы – мещан [Водарский, 1977, с. 124]: Архангелского посада второй гилдии купцу Василью Катышеву годовой; Ненокоцкого посаду мещанину Василью Суровцову годовой (ТЗЛ, л. 4).

Укрепление самодержавной монархии было немыслимо без увеличения и укрепления государственного аппарата. С переходом к абсолютизму историки связывают распространение в XVIII в. класса бюрократии (приказные люди, секретари-канцеляристы): челобитную подал на съезжем дворе приказному Данилу Лебедеву (ЧМ, л. 1 об.); секретарь Дмитрей Воскресенский, канцелярист Василей Николаевской (ТЗЛ, л. 4).

Изучаемый период с XVI по XVIII вв. является временем становления не только социального строя Русского государства, но и официальной формулы именования лица. Официальное именование предполагает употребление календарных личных имен при назывании лиц, описываемых в текстах. Соотношение количества календарных и некалендарных имен не одинаково в разные века рассматриваемого периода. Так, в исследуемых источниках, приблизительно равных по объему, в начале этого периода число некалендарных имен в процентном отношении к общему количеству личных имен составляет 13%, в XVII в. – 11%, а в XVIII в. – 0,1%. Таким образом, процент некалендарных имен уменьшается к середине изучаемого периода и становится значительно ниже в XVIII в., который является завершающим временным этапом в процессе формирования официальной антропонимической формулы.

Итак, анализ календарных личных имен лиц разных социальных групп, зафиксированных в архивных документах XVI–XVIII вв., позволяет проследить становление сословной структуры Русского государства, формирование официальной формулы именования лица в источниках изучаемого периода, определить наиболее частотные имена среди разных слоев населения, выявить особенности в употреблении антропонимов и отличия в распространенности календарных имен среди лиц тех или иных сословий.

Библиографический список

Ведина Т.Ф. Энциклопедия русских фамилий. Тайны происхождения и значения. М., 2008.

Водарский Я.Е. Население России в конце XVII – начале XVIII века (численность, сословно-классовый состав, размещение). М., 1977.

Зимин А.А. Россия на рубеже XV–XVI столетий (очерки социально-политической истории). М., 1982.

Ионов И.Н. Российская цивилизация IX – начало XX века. М., 1995.

Петровский Н.А. Словарь русских личных имен. М., 2005.

Суперанская А.В. Именины – именинник – именинница // Наука и жизнь. 1990. № 10.

Источники

Грамота царя Федора Алексеевича Княжестровской волости земскому судейке Федоту Антипину с товарищи о возвращении Архангельскому монастырю земельного участка в Уемской волости (Михаило-Архангельский монастырь) 1678 – 1679 // ГААО, ф. 57, оп. 2, д. 204. – 5 л. (В тексте – ГЦ.)

Данная Игнатия Федорова сына Низовца Студименской волости в монастырь при игумене Матфее и все братии на тоню на Пудожемской устье у моря (Михаило-Архангельский монастырь) 1629 // ГААО, ф. 57, оп. 2, д. 46. – 11 л. (В тексте – ДИФ.)

Дело о допросе лиц, продававших товары бывшему казначею Архангелогородского архиерейского дома иеродьякону Стефану (Холмогорское духовное правление) 1769 // ГААО, ф. 361, оп. 1, д. 20. – 4 л. (В тексте – ДДЛ.)

Дело следственное по поданному Успенского девчева монастыря от игумении Рахили Его Пряосвященству прошение (Холмогорское духовное правление) 1769 // ГААО, ф. 361, оп. 1, д. 84. – 8 л. (В тексте – ДС.)

Доношения о количестве исполненных требований священниками (Шенкурское духовное правление) 1756 // ГААО, ф. 359, оп. 1, д. 79. – 6 л. (В тексте – ДКИТ.)

Книга записи подаяний на постройку церкви Великомученицы Екатерины (Дмитриевская церковь Куростровского прихода Холмогорского округа Архангельской губернии) 1751 – 1752 // ГААО, ф. 104, оп. 1, д. 23. – 9 л. (В тексте – КЗП.)

Книга записи расхода монастырской казны (Шенкурский (Важский) Богословский мужской монастырь) 1592 // ГААО, ф. 829, оп. 3, д. 2. – 10 л. (В тексте – КЗРК.)

Книга зборная камянному церковному строению Куростровской волости Церкви Святыя Великомученицы Екатерины 1751 // ГААО, ф. 104, оп. 1, д. 20. – 18 л. (В тексте – КЗ.)

Книга церковного старосты Якова Митрофанова (Богоявленская Ухтостровская церковь) 1639 // ГААО, ф. 104, оп. 1, д. 457. – 52 л. (В тексте – КЦСМ.)

Книги описные монастырской казне (Николо-Корельский монастырь) 1606 // ГААО, ф. 191, оп. 1, д. 19. – 25 л. (В тексте – КО.)

Книги приходные богоявленской казны церковного старосты Семого Прокопева (Богоявленская церковь Холмогорского уезда) 1627 // ГААО, ф. 104, оп. 1, д. 717. – 50 л. (В тексте – КПБК.)

Книги приходные казначея старца Вавилы (Шенкурский (Важский) Богословский мужской монастырь) 1598 // ГААО, ф. 829, оп. 2, д. 1. – 24 л. (В тексте – КПКВ.)

Книги росходные Богоявленской церковной казны 7136 году старосты Давыда Максимова (Богоявленская Ухтостровская церковь) 1628 // ГААО, ф. 104, оп. 1, д. 718. – 20 л. (В тексте – КРБК.)

Купчая Козмы и Семого и Дмитрия Мосеевых Пахомовых и Петра Моисеева Пахомова лисестровцев на тоню Пестиху воду в Нячере на Архангельском берегу за 10 рублей (Михаило-Архангельский монастырь) 1620 // ГААО, ф. 57, оп. 2, д. 46. – 11 л. (В тексте – КП.)

Отпись сотского Ухтостровской волости Дмитрея Русинова о получении дани и оброка с Богоявленской церкви (Богоявленская Ухтостровская церковь) 1595 // ГААО, ф. 104, оп. 1, д. 688. – 1 л. (В тексте – ОС.)

Приходно-расходная книга (Веркольский монастырь) 1743 // ГААО, ф. 308, оп. 2, д. 1. – 12 л. (В тексте – ПРК.)

Приходно-расходная книга (Шенкурский (Важский) Богословский мужской монастырь) 1595 // ГААО, ф. 829, оп. 3, д. 3. – 7 л. (В тексте – ПР.)

Список жертвователей на постройку каменной церкви в честь архистратига Михаила с обозначением кто именно и сколько жертвовал (Михаило-Архангельский монастырь) 1688 // ГААО, ф. 57, оп. 2, д. 286. – 2 л. (В тексте – СЖ.)

Список с тяжебнаго дела архангельского старца Ионы с Трофимом Яраковым, Иваном Епимаховым, Мартемианом и Павлом Жигачевыми о Халине острове и других Уемских землях (Михаило-Архангельский монастырь) 1535 // ГААО, ф. 57, оп. 2, д. 14. – 12 л. (В тексте – СТД.)

Список списка с мировой богословского казначея Киприяна с крестьянами (Шенкурский (Важский) Богословский мужской монастырь) 1542 // ГААО, ф. 829, оп. 1, д. 1178. – 2 л. (В тексте – ССМ.)

Судное дело крестьян Химаневской волости о земле (Шенкурский (Важский) Богословский мужской монастырь) 1596 // ГААО, ф. 829, оп. 1, д. 1225. – 2 л. (В тексте – СД.)

Тетрадь для записи лиц, которым выданы билеты на право торговли (Шенкурское городническое правление) 1786 // ГААО, ф. 339, оп. 1, д. 7. – 4 л. (В тексте – ТЗЛ.)

Тетрадь о выборе десятского попа (Шенкурское духовное правление) 1753 – 1754 // ГААО, ф. 359, оп. 1, д. 48. – 17 л. (В тексте – ТВП.)

Указ архиепископа Афанасия Архангельского монастыря келарю старцу Селивестру о невервлении вновь вотчинной земли и сколько окажется тягла, столько платить крестьянам и оброков (Михаило-Архангельский монастырь) 1683 // ГААО, ф. 57, оп. 2, д. 233. – 11 л. (В тексте – УА.)

Челобитная мировая заручная на крестьянина Сергея Аксенова Быкова (Архангельское архиерейское домоуправление) 1707 // ГААО, ф. 31, оп. 3, д. 89. – 2 л. (В тексте – ЧМ.)

Челобитье старосты Богоявленской церкви Андрея Бачурина о невыполнении порядной иконописцем Иваном Тимофеевым 1572 // ГААО, ф. 104, оп. 1, д. 666. – 3 л. (В тексте – ЧСБЦ.)

С.Ю. Потапова^⁸

Проявление гендерного фактора в структуре неофициальных

именований лица (на материале современного немецкого языка)

«Язык – это жизнь» – справедливо отмечает В.Д. Девкин [Девкин, 2005, с. 43], он всегда связан с человеком и вне человека рассматриваться не может. С другой стороны, российские ученые по-прежнему вынуждены обращаться к своим коллегам с призывом «покинуть башни из “слоновой кости”, где уютно устроились гуманитарные дисциплины, создав свои собственные категориально-теоретические “миры” и все дальше отгораживаясь от того, что происходит в большом и сложном Человеческом Мире» [Макаров, 2003, с. 11]. Как справедливо и образно замечает В.З. Демьянков в отношении языкознания, «отвлечься от человеческого фактора для такой теории – все равно, что для биолога изучать анатомию человека исключительно по художественным изображениям» [Демьянков, 2008, с. 15]. Таким образом, в условиях, когда вектор лингвистической парадигмы смещается в сторону антропоцентризма, особое значение приобретает изучение тех пластов лексики, где человек является и объектом, и субъектом номинации.

В случае с неофициальными именованиями лица, о которых пойдет речь в данной статье, человек является, с одной стороны, объектом познания во всем многообразии этических, эстетических и онтологических качеств. С другой стороны, речь идет о языковой личности как субъекте номинации, создающей такие именования в процессе своей креативной деятельности в соответствии с характером своего восприятия мира, с присущими этой личности идиостилями, фокусирующими различные аспекты внутреннего мира номинатора, которые, в свою очередь, отражают ценностно-смысловые ориентиры общества [Потапова, 2003, с. 5].

В отличие от предметов, человек в речи разноименен и как объект номинации характеризуется возможностью применения к нему множества именований в зависимости от выполняемой социальной роли, возрастных параметров, этнокультурного окружения и т.д. Детерминированные каким-либо признаком неофициальные имена не обязательно сопровождают человека до конца жизни и могут быть легко заменены на новые, оставшись либо словами, созданными для сиюминутных нужд коммуникации и живущими не дольше, чем длится речевой акт, но могут приобрести характер регулярного использования в речи [Потапова, 2008, с. 373]. Достаточно вспомнить отрывок из популярного кинофильма «Москва слезам не верит»: Георгий Иванович, он же Гога, он же Гоша, он же Юрий, он же Гора, он же Жора, здесь проживает?, чтобы понять, какие сложности таят в себе варианты личных имен для тех, кто изучает русский язык как иностранный. В аналогичной ситуации оказывается и тот, кто пытается овладеть иностранным языком, встречаясь с различными вариантами неофициального имени для обозначения одного и того же лица [Потапова, 2009, с. 73].

Приведенные выше варианты имен относятся нами к разряду неофициальных именований лица. Рядом ученых термин «неофициальное имя» понимается слишком узко, когда к нему относят лишь краткие формы личного имени. Сужается и понимание термина «прозвище», которому приписываются коннотации исключительно негативного свойства.

Прежде чем перейти к вопросу о проявлении гендерного фактора в структуре неофициальных именований лица, поясним, что к этой категории лексики мы относим: 1) краткие формы личных имен, не используемые в качестве паспортных имен, а также гипокористические (бытовые) личные имена с суффиксами ограниченного употребления; 2) паспортные личные имена и фамилии в сочетании или соединении с определительными компонентами (атрибутивные и композитные имена); 3) всевозможные модификации официальных личных имен и фамилий (прозвища отантропонимического характера); 4) «чужие», а также искусственно созданные «говорящие» имена; 5) именования общеоценочного характера, применимые ко многим индивидам [Потапова, 2004, с. 4].

Таким образом, наша точка зрения сводится к пониманию термина «неофициальные именования лица» в более широком плане. Разделяя мнение немецкого ономатолога В. Кани, к этой именной категории мы относим все производные от официальных антропонимов и трансантропонимизированные апеллятивы [Kany, 1992, S. 59].

Обращаясь в данной статье к рассмотрению неофициальных именований лица с позиций гендерного отношений, мы исходим из того, что гендер в парадигме современного научного знания стал таким же ключевым понятием, как класс, род, сформировавшись в одну из отраслей языкознания – гендерную лингвистику. Как отмечает М.В. Ласкова, переход от имманентной лингвистики, изучающей язык в самом себе и для себя, к лингвистике антропоцентрической знаменует новую парадигму лингвистического изучения человека со всеми его экзистенциальными, в том числе и гендерными характеристиками [Ласкова, 2001, с. 17]. С другой стороны, обратиться к рассмотрению неофициальных номинаций лица с позиций гендера совершенно необходимо, так как гендерный фактор эксплицитно манифестирован в структуре абсолютного большинства исследуемых именований.

Как отмечает один из первых исследователей гендерной проблематики в российской языкознании А.В. Кирилина, категория «гендер» была введена для отделения биологического пола от его проявлений в социуме и культуре [Кирилина, 1999, с. 24]. В соответствии с мнением этого же ученого, «исследованию в гендерном аспекте поддаются практически все области языка как системы и языка в его функционировании» [Кирилина, 2000, с. 2].

Стоит пояснить, что русская терминология не может предложить более приемлемого русского эквивалента понятию «гендер», что ни в коей мере не свидетельствует об отсутствии интереса к тому, что обозначается этим термином, а лишь подтверждает тот факт, что первенство в изучении проблемы принадлежит англоязычным теоретикам. Несмотря на активное обращение в последние годы российских лингвистов к исследованию языка в гендерном ключе, что косвенно подтверждается возникновением такого направления, как гендерная лингвистика, остается немало языковых научных лакун.

Гендерный подход к языковому материалу предполагает, как известно, макро- и микроуровни анализа. В нашем исследовании упор делается на последнем, который дает возможность сосредоточиться на соотношении грамматической категории рода с понятием биологического и социального пола, на способах представления этих категорий языковыми средствами, на разных коннотациях и семантических приращениях, которые сопутствуют номинациям, выражающим мужской и женский пол. Не имея возможности войти в гендерную специфику неофициальных именований лица с многих открытых для исследования сторон, мы определили в качестве основных вех для описания именования обозначение лица женского пола в профессиональной сфере (гендерный признак «спецификация женского пола в именованиях профессий») и отражение «женскости» в немецких паремиях и фразеологизмах (гендерный признак «образ женщины в этнокультурном представлении»). Гендерный фактор при назывании лица или его характеристике проявляется в обиходном дискурсе в двух основных номинативных стратегиях: одна их них строится на спецификации признака, его выделении, другая – на его нейтрализации. В настоящем исследовании мы будем касаться как первой, так и второй, тесно между собой связанных и детерминируемых факторами как интра-, так и экстралингвистического характера.

Немецкий язык располагает разветвленной системой формальных показателей, при помощи которых происходит спецификация признака пола в группе женских номинаций: грамматических, морфолого-словообразовательных и лексико-семантических. При использовании грамматических способов спецификации половой различительности родовую принадлежность наименования сигнализирует формальный показатель грамматического рода – артикль. В таких случаях грамматический род совпадает с родом биологическим: die Alte, der Alte; die Blonde, der Blonde.

Однако, как показало исследование наименований женского пола с точки зрения формальной структуры, абсолютное большинство таких номинаций образуется при помощи словообразовательных средств, являясь производными. Причем наиболее продуктивным способом образования феминных именований является мовирование, то есть образование таких номинативов происходит от соответствующих именований мужского рода при помощи словообразовательных формантов. Данное направление деривации считается традиционным в немецком словообразовании и имеет социально-исторические корни, ведущие в глубь веков [Федотова, 1999, с. 9].

Из инвентаря мовационных суффиксов, с помощью которых создаются женские именования лица, особенно выделяется по своей продуктивности суффикс -in, обнаруживающий фактически неограниченные сочетаемостные возможности, в основном мужского рода. Нормативные грамматики допускают возможности мовирования лишь с такими основами, которые имеют суффиксы -bold, -el, -jan, -ling [Fleischer, 1983, S. 183]. Однако вопреки этому в литературе все же можно встретить окказиональные образования, мовированные с помощью суффикса -in с данными основами: Witzvboldin, Spitzelin, Feiglingin.

Широко распространенное в немецком языке мовирование с помощью этого суффикса на основе эксплицитной деривации именования женского рода вызывает иногда протест среди немецких лингвистов, придерживающихся феминистских взглядов. Отчасти на этом основании немецкий язык называют «мужским языком», утверждая, что если не было бы мужских производящих форм, не было бы и производных дериватов с суффиксом -in. Данное явление расценивается как андроцентризм (ориентированность на мужчин), то есть такая вербализация картины мира, которая основана на мужской точке зрения, где женское предстает лишь в роли «вторичного», производного от мужского. Напомним, что под андроцентричностью или андроцентризмом языка принято понимать наличие в нем гендерной асимметрии в пользу мужчин.

Представляется, что здесь может иметь место игнорирование того непреложного факта, что большинство языков отличает андроцентричность. Недооценка этого объективного лингвистического вывода, равно как и законов функционирования языка приводит к результатам, адекватность которых можно поставить под сомнение. Как справедливо отмечают в совместном исследовании Д.О. Добровольский и А.В. Кирилина, «факт андроцентричности естественного языка доказан во многих работах и является, по всей видимости, универсальным. Однако степень андроцентричности может быть различной и зависеть от специфики концептуализации понятий в данном языке, а также от особенностей самого языка. Определение культурной специфики какого-либо концепта, в том числе и концептов “женственность” и “мужественность”, должно проводиться при ряде взаимодополняющих методик» [Добровольский, Кирилина, 2000, с. 33].

Среди других суффиксов, используемых для мовации именований лица женского рода можно называть суффиксы -euse (Friseuse, Masseuse), -eurin/örin (Akteurin, Frisörin), характеризующиеся разной степенью продуктивности. Среди территориально окрашенных чаще всего называется мовирующий суффикс -sche (Meiersche, Bäckersche, Bucksche), имеющий хождение в разговорной речи. В обиходном дискурсе встречаются и случаи употребления данного суффикса по отношению к именам мужчин: мужчину по фамилии Schattel стали в узком кругу именовать Schattelsche по той причине, что он очень был похож на свою мать. Такое именование выделяется экстралингвистической детерминированностью и носит ярко выраженный шутливый характер.

Известны и преимущественные типы языковых знаков, служащие производящей основой для мовирующей деривации: это слова с суффиксами -er, -ler, -ner, -iker ,-ator, -ant, -ent, -ist, которые считаются наиболее частотными. Весь же перечень таких суффиксов более значителен. Очевидно, и это обстоятельство говорит о неравномерной представленности в языке средств выражения пола.

Наибольшая полоразличительность при именованиях лица проявляется в следующих случаях: 1) при именованиях лица с опoрным компонентом -mann, -frau или им равнозначным по половой соотнесенности -junge, -mädchen, -kerl, -bursche, -weib, -dame, -madam и т.д.: Umschaudame (уличная проститутка), Sandmann (очковтиратель), Ex-und-Hopp-Mann (любовник на одну ночь), Dreilochmann (отоларинголог), Rasseweib (бой-баба), Klingelfee (горничная в гостинице), Ata-Girl (уборщица), Klapsmann (человек с «приветом»); 2) в номинациях, в структуре которых содержатся суффиксоидные компоненты – широко известные в народе личные имена: Trödelfritze, Faselhans, Klotzmichel, Pimpelliese, Bauerntrine; 3) в определенных именованиях, основанных на использовании лексико-семантических средств, когда содержится ингерентный семантический признак, выражающий пол.

Таким образом, выражение признака женскости основано в обиходной речи преимущественно на использовании родового суффикса - in, компонента -frau и полусуффиксов субъективной оценки, соотносимых с женскими именами. Специфика разговорности в гендерном плане позволяет использовать и нестандартные подходы: гомосексуалиста по фамилии Meier, выполняющего традиционные женские функции, могут назвать Frau Meier, бегунью из Голландии – die fliegende Holländerin.

В рамках второй номинативной стратегии в обозначении пола – нейтрализации его признака, по оценке М.Е. Федотовой, обнаруживаются две тенденции развития: 1) сокращение сферы употребления «обобщенного» мужского рода при обозначении лица женского пола, получившего в феминистической лингвистике название «гендерного маскулина»; 2) поиск и использование альтернативных способов нейтрализации признака пола за счет пополнения арсенала нейтральных по отношению к полу лексических единиц, способных восстановить при необходимости в значении слова семантический компонент, выражающий пол [Федотова, 1999, с. 11]. К номинантам, не выражающим половую различительность или нейтрализующим ее в речевом употреблении, следует отнести: 1) сложение образования с опорными номинантами -person, -mensch, -kind: Privatperson, Mitmensch, Flaschenkind; 2) композиты с полусуффиксами существительных женского рода, как -kraft, -hilfe: Hilfskraft, Schreibkraft, Bürohilfe, Aushilfe, Bürokraft, Fachkraft; 3) сложные слова и словосочетания с полусуффиксами существительных, обозначающие часть тела: Brausekopf; ein heller Kopf, Plappermaul, eine böse Zunge, Leichtfuß, Schlapparsch; 4) именования, образованные на основе транспозиции имен из животного, растительного или предметного мира: ein kalter Fisch (ein Mensch ohne Mitgefühl), Fuchs (schlauer Mensch), Ferkel (Mensch, der nicht auf Sauberkeit achtet), Stockfisch (langweiliger Mensch), Nachteule (jemand, der nachts gerne arbeitet). Вместе с тем следует заметить, что с учетом особенностей выполняемой человеком работы и сложившейся практики ее исполнения, именования типа Küchenhilfe, Putzhilfe, Stundenhilfe тяготеют преимущественно к женскому полу, несмотря на отсутствие в их смысловых структурах маркеров женскости. По причине последнего речевая практика нередко вводит в такие именования полоразличительные уточнители: weibliche Hilfskraft. Преимущественное употребление мовированных и немовированных именований женщины, в частности, по профессии, диктуется, как отмечает М.Е. Федотова, микро- и макроконтекстом. При рассмотрении особенностей распределения мовированных и немовированных форм в микроконтексте проявляются, как отмечает исследователь, две стандартные ситуации общения. Для обозначения женщины по должности и ученому званию в официальной обстановке преимущественно употребляется немовированная форма слова в сочетании с лексемой-идентификатором Frau: Frau Doktor, Frau Professor, Frau Ober (Guten Tag, Frau Professor! Auf Wiedersehen, Frau Doktor!). Во всех остальных видах типовых контекстов полностью утвердилась мовированная форма [Там же, с. 15]. Механизмы, определяющие полоразличительность в именованиях лица в макроконтексте, в большей степени концептуально детерминированы и предопределяются в значительной степени экстралингвистическими факторами.

Гендерный фактор, отражающий отношение общества к мужчинам и женщинам, весьма выпукло проявляется во фразеологических речевых единицах, обладающих богатейшими возможностями выражения эмоционально-оценочного отношения человека к окружающей его действительности. Чтобы выяснить, в каких фрагментах мира, фиксируемых языком в обиходном дискурсе, наиболее ярко отражается обозначение женского пола, и какие вербальные средства для этого используются, нами была осуществлена выборка из «Das große Buch der Zitate und Redewendungen», в которых эксплицитно или имплицитно присутствует гендерная тематика с семой «женщина».

Систематизация отобранных паремических выражений позволила нам с учетом манифестации ими формально-семантических признаков обозначаемого выделить следующие семантические группы паремий, подкрепляемые соответствующей пословицей или поговоркой: 1) характеризующие женщину как символ спокойствия: Zorn ist ein Mann, Sanfmut ist eine Frau, где гнев как эмоциональное чувство, свойственное мужчине, противопоставляется кротости, которая присуща женщине; 2) представляющие женщину как продуцента счастья: ohne Frauen keine Freude, где однозначно утверждается, что женщина – источник счастья; 3) характеризующие женщину как существо, умеющее скрывать свои чувства и намерения: Frauen sind bessere Diplomaten. Название одноименного немецкого художественного фильма говорит о том, что женщины оказываются в ряде случаев дипломатичнее мужчин; 4) где говорится, что женщина – это не ангел, ей тоже присущи слабости и пороки: Frauen sind keine Engel; 5) показывающие, что женщина нередко отличается болтливостью: Die Frau schweige in der Gemeinde; 6) из которых становится очевидным, что для общения с женщиной иногда требуется определенное физическое воздействие: Wenn du zum Weibe gehest, vergiss die Peitsche nicht; 7) из которых можно заключить, что женщины бывают разные, они могут быть и нетерпимыми: Da werden Weiber zu Hyänen.

Проанализировав фразеологизмы с семой «женщина», где денотатами могут выступать только объекты, относимые языковым сообществом к женскому полу (Strohwitwe, Blaustrumpf, ein spätes Mädchen, ein gefallenes Mädchen), мы убедились, что они отражают многие социальные характеристики женщины, сложившиеся в языковом сообществе: социальный статус женщины, ее онтологические и внешние качества, ее поведение.

В обыденном сознании как немецкой, так и многих других культур женщине приписывают такие качества, как болтливость, хитрость, сварливость, коварство, сексуальная распущенность. Это подтверждается многими выражениями гендерной стереотипности в отношении лица женского пола, которые имеют хождение в обиходном дискурсе в форме: а) свободных сочетаний слов (Klatschweib, Giftspritze, Kratzbürste, Faseltrine); б) устойчивых сравнений (schlau wie ein Fuchs – хитрая как лиса, heimtükisch wie eine Schlange – коварная как змея); в) связанных значений (leichtes Tuch – легкомысленная девчонка), корреспондирующих с бытующими в народе паремиями, в которых манифестируются аналогичные качества женщин. Следует заметить, что большинство из этих лексических единиц имеет негативную оценочность. Не в пользу женщины нередко представляются и такие онтологические качества человека, как его умственные способности: выражение weiblicher Verstand воспринимается как «ум слабый, не способный подняться до глубоких обобщений». Такое же понимание женского ума прослеживается и в выражении weibliche Logik, которое воспринимается как образец нелогичности мышления.

Обращает на себя внимание значительный слой фразеологических наименований женщины, релевантных понятию проститутка: Mädchen auf Anruf, Mädchen vom Dienst, Mädchen fürs Geld, Mädchen für alle, Mädchen der Liebe, Mädchen von der leichten Tugend, horizontales Mädchen).В целом среди положительно коннотируемых именований женщин чаще всего встречаются именования, основанные на внешности: Schönheitskönigin, Filmschönheit, Reklameschönheit, Rassefrau, Vollblutweib, Amazone, которые резко контрастируют с отрицательно коннотируемыми, в основе которых лежат онтологические и морально-этические качества и которых значительно больше: Drachen, Gewitterziege, Heulliese, Klatsche, Klatschweib, dumme Liese, Modepüppchen, Schraube. Перечень последних дополняется солидным списком, характеризующим сексуальную распущенность женщины: Dirne, Nutte, Gunstgewerberin, das horizontale Gеwerbe, Strassenmädchen, leichtes Mädchen, Freizeitgirl, Liebesdienerin, Freudemädchen, Playgirl, Hostess, Modell и т.д. Сопоставление отрицательно коннотируемых именований женщин с мужскими позволяет говорить об определяющих гендерных асимметриях, подмеченных А.В. Кирилиной и отраженных в ее монографии [Кирилина, 1999, с. 108]. Преобладание негативных оценок по отношению к женщине отчасти можно объяснить взаимосвязью с патриархальной картиной мировидения и несколько упрощенным мнением о социальной роли женщины.

Проведенное нами исследование номинативной лексики немецкого языка в гендерном ключе позволяет сделать вывод о том, что вопросы разграничения гендерного и иных факторов, влияющих на коммуникацию и языковую компетенцию, нуждаются в дальнейшем тщательном изучении. Проведение языковых исследований в аспекте гендерологии представляется чрезвычайно актуальным, так как являет собой способ уйти от лингвистического изоляционизма и приобрести интегральный взгляд на природу языка.

Закономерно, что сегодняшние гендерные теории в языкознании рассматривают в междисциплинарном ключе конструкции пола как элемента культуры и социальной стратификации, что должно найти отражение и в лексикографической практике. Как отмечает автор монографии «Лексикографирование культуры», «необходимость учета потребностей пользователя словаря стала аксиомой» [Иванищева, 2004, с. 110]. При этом не стоит забывать о том, что «коллективное языковое сознание носителей родного и иностранных языков при отражении концептуальной картины мира репрезентирует множество различий, недооценка которых может привести к существенным ошибкам, а иногда и к провалам при осуществлении межкультурной коммуникации» [Потапова, 2007, с. 146]. А это значит, что если слово фиксируется в лингвострановедческом словаре, то присутствие гендерной маркированности становится обязательным условием, призванным обеспечить понимание многообразия проявлений, связанных с представлением о мужском и женском как категориях социального порядка в том или ином лингвокультурном сообществе.

Библиографический список

Девкин В.Д. Немецкая лексикография. М., 2005.

Демьянков В.З. Термин парадигма в «родном» и «чужом» ареалах. Парадигмы научного знания в современной лингвистике: сб. науч. трудов // РАН ИНИОН. Центр гуманит. научно-информационных исследований. Отдел языкознания. М., 2008.

Добровольский Д.О., Кирилина А.В. Феминистская идеология в гендерных исследованиях и критерии научности // Гендер как интрига познания. М., 2000.

Иванищева О.Н. Лексикографирование культуры. СПб., 2004.

Кирилина А.В. Гендер: лингвистические аспекты. М., 1999.

Кирилина А.В. О применении понятия «гендер» в русскоязычном лингвистическом описании // Филологические науки. 2000. № 3.

Ласкова М.В. Грамматическая категория рода в аспекте гендерной лингвистики. Ростов н/Д, 2001.

Макаров М.Л. Основы теории дискурса. М., 2003.

Потапова С.Ю. Номинация лица в обиходном дискурсе. Ярославль, 2003.

Потапова С.Ю. Неофициальные именования лица в современном немецком языке: автореф. дис. … д-ра филол. наук. М., 2004.

Потапова С.Ю. Рецензия на книгу В.Д. Девкина «Немецкая лексикография» // Иностранные языки в высшей школе. 2007. № 5.

Потапова С.Ю. Неофициальная номинация лица в современной немецкой прессе // Русская германистика. Ежегодник Российского союза германистов. М., 2008. Т. 4.

Потапова С.Ю. Способы образования неофициальных именований лица в современном немецком языке // Иностранные языки в высшей школе. 2009. № 8.

Федотова М.Е. Наименования лиц женского пола по профессии в современном немецком языке: автореф. дис. … канд. филол. наук. М., 1999.

Duden. Das große Wörterbuch der Zitate und Redewendungren. Hrsg. von der Dudenredaktion. Mannheim; Leipzig; Wien; Zürich, 2002.

Fleischer W. Wortbildung der deutschen Gegenwartssprache. Leipzig, 1983.

Kany W. Inoffizielle Personennamen: Bildung, Bedeutung und Funktion. Tübingen, 1992.

М.-Л. Аннерблум, М. Экберг, О.Н. Иванищева

Blog

Л. В. Савельева 1 Репрезентация