Ночной ветерок трепал волосы Стива, и это было чудесное ощущение

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 12 13 14 15 16 17 18 19 ... 35

бутылку, припрятанную под диваном в кузове фургончика. Она была еще

наполовину полной. Во рту возник привкус крови, смешанной с крепкой

выпивкой. То, что он выпил их кровяной коктейль, как-то сблизило его с ними

- сблизило гораздо сильнее, чем "извращенный" секс или наркотики. Как будто

это был пропуск в их ночной психоделический мир.

Ибо кровь - это жизнь...

Он нахмурился. Он не знал, откуда всплыла эта мысль, из каких глубин его

взвихренного кислотой сознания. Кто-то легонько коснулся его бедра. Зиллах

улыбался ему. Загадочно, как Мона Лиза - если бы у Моны Лизы были зеленые

глаза и если бы она пребывала под кайфом от "распятия" из Нью-Йорка.

- Тебе хорошо? - спросил Зиллах.

- Да, - ответил Никто и вдруг понял, что это действительно так. Ему было

странно, как буквально в одну секунду мир может сдвинуться и предстать под

совершенно иным углом. Еще пару минут назад Никто разбирался с тревожными

мыслями и едва ли не боялся своих новых друзей. Таких друзей у него не было

никогда. Он буквально пьянел от того, что они были рядом. Может быть,

потому, что в чем-то они были такими же, как он сам. Они его приняли. Все

получилось, как он хотел - о чем мечтал одинокими вечерами у себя в комнате,

растирая в пальцах пепел от сожженных ароматических палочек и глядя на

звезды на потолке; о чем он мечтал, когда кровь текла из его разрезанного

запястья и когда у него кровоточило где-то в душе. Так чего тут бояться?

Они вернулись в фургончик, врубили музыку и поехали дальше. Поздно

вечером они сожрали еще по марочке с "распятием", и где-то после полуночи

Никто в первый раз испытал, что такое настоящий кислотный приход. Он лежал

на диване, свернувшись калачиком, и наблюдал за изменчивыми световыми

узорами, что расцветали в темноте перед его крепко зажмуренными глазами.

Внутри все дрожало и куда-то сдвигалось. В голове образовалась приятная

тяжесть. Ему хотелось открыть глаза и поговорить с Зиллахом, но каждый раз

из слепой темноты возникал новый взвихренный узор - черный, серебряный,

алый, - и Никто просто не мог от него оторваться.

- Круто, - радостно проговорил Молоха, как будто он тоже видел узоры,

которые видел Никто. Но Молоха был уже в состоянии нестояния. Они с Твигом

заглотили по две дозы "распятия" и теперь отрывались по полной программе.

Это "круто" вполне могло относиться к искрящимся разноцветным звездам на

небе, или к мотыльку, разбившемуся о ветровое стекло, или к сладкому

привкусу у него во рту.

Твиг фыркнул.

- У нас места нет на еще одного. Тем более один у нас уже есть.

- Я хочу и того тоже, - восторженно проговорил Молоха. - У него в волосах

цветы.

- Мы не знаем, кого подобрали, правильно? - задумчиво проговорил Зиллах.

- Вот заодно и проверим. А если с ним мы ошиблись, тогда нам больше

достанется.

Никто понятия не имел, о чем они говорят, но он почувствовал, как

фургончик остановился. Теплое дыхание Зиллаха прошелестело у него над ухом:

- Вставай. У нас для тебя сюрприз. Берем на борт нового пассажира.

Никто открыл глаза и поднял голову. Молоха как раз открывал боковую

дверцу. В машину забрался какой-то мальчик, оглядел цветные наклейки и

надписи, темные потеки на стенах и на диванчике - такой же испуганный и

возбужденный, каким вчера был сам Никто. Парнишка был совсем молоденький -

лет тринадцать-четырнадцать, - худенький и невысокий для своего возраста.

Бледный ребенок с очень светлыми, почти белыми волосами, которые падали ему

на глаза, выбиваясь из-под синей банданы. Парнишка поднес ко рту тонкую руку

с дымящейся сигаретой и глубоко затянулся. Это была ароматизированная

сигарета со вкусом гвоздики. Его рот будет пахнуть пеплом и специями. И

слезами - как раньше. Потому что, если это он... это невероятно, не

правдоподобно... но если это действительно он...

- Лейн? - прошептал Никто.

- О Господи, - выдохнул мальчик, и уже в следующую секунду они неистово

обнимали друг друга. Никто убрал волосы у него с лица. Он забыл обо всем: о

том, как Лейн его раздражал, о том, что он бежал от своих прежних друзей, от

безысходной пустоты, в которой все они жили, о том, как его бесило их

извечное показное отчаяние. Влажный соленый привкус на губах Лейна напомнил

ему о звездах на потолке в его комнате. Слезы. На губах Лейна всегда был

привкус слез.

- Я тебя нашел, - сказал Лейн. - Я знал, что так будет. Я знал.

- Ты как вообще здесь оказался?

- Я уехал на следующий день после тебя. Когда ты уехал, я понял, что ты -

это самое лучшее, что у меня было в жизни. Из всей этой толпы ты -

единственный, кто для меня что-то значил. И когда ты уехал, меня там больше

ничто не держало. Я решил бросить все и уехать. Я не знал, найду я тебя или

нет, но я должен был хотя бы попытаться. - Лейн снова поцеловал Никто, робко

коснувшись его губ кончиком языка.

Никто поднял глаза. Его новые друзья жадно и пристально наблюдали за ним.

В глазах Твига читалось хищное предвкушение.. Рот у Молохи слегка

приоткрылся; слюна блестела у него на зубах, щеки горели румянцем. А

Зиллах... Никто попробовал выбраться из страстных объятий Лейна. Зиллах

сидел очень прямо, сложив руки на коленях, и его глаза снова горели холодным

зеленым огнем.

- Это мой друг, - сдавленно проговорил Никто. - Из школы.

- Как это мило. - Голос у Зиллаха был как конфета из мягкого белого

шоколада с ядовитой и едкой начинкой. Огонь у него в глазах разгорелся еще

сильнее. Никто казалось, он видит зеленые искры, которые прожигали воздух.

Сейчас взгляд Зиллаха действительно обжигал.

- Он очень классный, - сказал Никто, но без особой уверенности. - Может

быть, он поедет с нами? - Никто очень надеялся, что Зиллах не прикажет Твигу

остановить фургон и не высадит Лейна в холодную ночь лишь потому, что Никто

знал его раньше. Но кто его знает, что взбредет в голову Зиллаху. А если он

вышвырнет их обоих?! Черт-те где, в два часа ночи, на пустынном шоссе... и

рядом не будет вообще никого, кроме Лейна...

А он, наверное, больше не сможет, смотреть на Лейна - на его грустные

пухлые губы, на его светлые волосы, вечно падающие на глаза, - если из-за

него, из-за Лейна, он потеряет своих новых друзей. Если из-за Лейна он

лишится тонких и сильных рук Зиллаха и волшебства его губ, когда наслаждение

в равных долях мешается с болью. Если из-за Лейна его прогонят из этого мира

вина, наркотического опьянения и музыки, где на потолке пляшут неровные

буквы и звезды кружатся в небе всю ночь напролет, - из единственного места

на свете, где его по-настоящему приняли.

Буквально за пару секунд Никто принял решение, которое определило всю его

дальнейшую жизнь. Он ненавидел себя за это, но в то же время он чувствовал,

как внутри у него открывается некий темный бездонный провал. Он выскользнул

из объятий Лейна и оттолкнул его от себя.

- Никто? Что с тобой? Что происходит? - Лейн испуганно оглянулся и

наткнулся на три пары внимательных глаз: у Молохи и Твига - затуманенных

кислотой и голодных, у Зиллаха - горящих зеленым огнем. Он испуганно

попятился, но Зиллах протянул руку, схватился за бусы на шее у Лейна и резко

притянул его к себе. Лейн издал сдавленный хрип. А потом бусы порвались, и

яркие пластмассовые бусины рассыпались по всему фургончику - закатились под

диванчик, застряли в складках плаща Никто, - на их блестящих боках отражался

лунный свет и разноцветные огоньки приборной панели. Молоха подобрал пару

штук и сунул в рот, словно это были конфеты.

А потом Молоха и Твиг разом шагнули к Лейну и толкнули его на диван. Они

схватили его за руки, чуть выше локтей, и вгрызлись в нежную кожу на сгибах

локтей - каждый со своей стороны.

Лейн поймал взгляд Никто - в его глазах был неподдельный страх, но и

доверие тоже.

- Скажи им, чтобы они меня отпустили, - попросил он. - Не дай им сделать

мне больно.

Зиллах схватил ноги Лейна и прижал их к дивану, чтобы тот не брыкался.

Похоже, он сжал слишком сильно и сломал Лейну обе лодыжки; вены на руках

Зиллаха вздулись и потемнели, налившись кровью. Лейн носил высокие розовые

кроссовки со шнурками, которые были весьма популярны среди модных и стильных

девчонок два года назад - белые с мелким узором всех цветов радуги.

Приглядевшись получше, Никто разобрал крошечные буквы.

ВСЕФИГНЯВСЕФИГНЯВСЕФИГНЯ - было написано на шнурках Лейна сплошной полосой.

Лейн отчаянно отбивался. При этом он не сводил взгляда с Никто. Сейчас в

его взгляде читались укор и обида, и Никто вдруг разозлился. Я тебя не

просил ехать следом за мной, - подумал он. - И они на тебя набросились не с

моей подачи. Впрочем, он сомневался, что они что-то сделают с Лейном. Во

всяком случае, не сейчас. Но почему Зиллах смотрит с таким голодным

предвкушением? Почему уголки губ Молохи блестят от слюны?

- А он очень даже сладенький, - сказал Молоха. - Присоединишься?

- Возьмите вот, если хотите. - Зиллах достал из кармана миниатюрную

опасную бритву с перламутровой рукояткой. - Но лучше все-таки зубами. Так

получается очень... интимно.

Лейн издал какой-то сдавленный звук, одновременно похожий на смех и на

стон.

Он говорит так, словно это какой-то наркотик, - подумал Никто. - Типа

разжился хорошей дурью и теперь рассуждает, как ее лучше употребить: косяк

забить или трубочку выкурить... А потом до него вдруг дошло, о чем говорит

Зиллах, и ему стало плохо. Все сошлось одно к одному, как кусочки

картинки-головоломки. Без зазоров и пробелов. Все сплелось воедино, как нити

роскошного алого гобелена: время, которое он провел в компании этой троицы,

вечность, спрессованная в полтора дня в дороге. Их заточенные зубы, следы от

укусов Зиллаха у него на теле. Кровь в бутылке из-под вина, которая

показалась Никто изощренным позерством.

Но это было не позерство. Это была их жизнь.

Ибо кровь - это жизнь...

Они вампиры. У Никто не было даже мысли о том, что это всего лишь

компания больных на голову психопатов, которые воображают себя вампирами. Он

всегда верил в существование потусторонних сил, пребывающих за гранью

обыденного мира. Он верил в них, потому что они должны были существовать;

иначе ему не оставалось уже никакой надежды, потому что он всегда знал, что

не сможет прожить всю жизнь в реальном мире. Он верил, что когда-нибудь он

их найдет, кого-нибудь из загадочных потусторонних существ... или они найдут

его. И теперь это сбылось. Они, похоже, узнали его с первого взгляда, и

разве это был не знак?

Лейн закричал. Но в его крике не было смертной боли. Твиг схватил Лейна

под подбородок и запрокинул ему голову, и Зиллах полоснул его бритвой по

горлу. Потом окунул пальцы в кровь и размазал ее по губам Никто.

В голове у Никто слегка прояснилось, но вкус свежей крови опять закружил

его в кислотном безумии. Лейн рыдал - долгие безнадежные стоны, казалось,

шли не из горла, а откуда-то из живота. Молоха и Твиг сели прямо; их взгляды

метались от пальцев Зиллаха, испачканных в крови, к окровавленным губам

Никто и к горлу Лейна. В бледном свете луны кровь казалась почти черной.

Слезы текли по щекам Лейна - серебристая влага в сумраке. Никто знал,

какими они будут на вкус: мягко солоноватыми, как губы Лейна. Но теперь ему

захотелось узнать, каким будет вкус слез, смешанный с кровью. Он представил,

как он будет слизывать влагу с лица Лейна - алую пленку крови с дорожками из

хрустально-прозрачных слез.

Представил и понял, что он на это способен: вскрыть Лейну вену и пить его

кровь. И вовсе не потому, что Зиллах хотел, чтобы он это сделал, - а потому,

что он сам хотел. Где-то в глубинах сознания теплилась мысль, что они просто

убьют его вместе с Лейном, если он откажется пить его кровь, но это уже не

имело значения. Свежая кровь разбудила в нем голод.

- Я тебе помогу, - сказал Никто Лейну. - Не бойся. - Он лег на диван

рядом с Лейном, а потом накрыл его своим телом. Он вытянул руки вдоль

раскинутых рук Лейна и обхватил его запястья, которые Молоха с Твигом так и

держали прижатыми к дивану. Его бедра легли поверх бедер Лейна, ноги -

поверх ног Лейна. Лейна трясло. Эта дрожь передалась и Никто, возбуждая его

и заряжая. Где-то - далеко-далеко - заиграла музыка. Кто-то поставил

кассету. Зигги Стардаст* (Зигги Стардаст - псевдоним и сценический образ

Дэвида Боуи в начале 70-х гг.) Звездная пыль.

- Пожалуйста, - рыдал Лейн, и некой смутной частицей души - частицей, не

тронутой кислотой и ночью - Никто осознал, что он сейчас собирается сделать.

Лейн однажды держал Никто голову над унитазом, когда он перепил крепких

коктейлей на вечеринке. Ему было плохо, а Лейн шептал ему бессвязные слова

утешения и целовал его лицо, мокрое от пота. Лейн был его другом. В той,

другой, жизни.

Никто повернул голову и посмотрел на Зиллаха. Зиллах сумрачно улыбнулся и

сказал:

- Давай, если хочешь быть с нами.

Никто сразу понял, что ему предлагают выбор. Будь с нами... или одно из

двух: либо умри, либо будь один. Ты будешь один и никогда больше не

прикоснешься к источнику жизни. Ибо кровь есть жизнь...

И он открыл рот как можно шире и вгрызся в мягкую кожу на горле Лейна.

Надрез Зиллаха обозначил удобное место как раз там, где билась тонкая жилка

- где не было костей и хрящей. Но сама кожа была очень плотной и эластичной;

прокусить ее было непросто. Никто почему-то казалось, что его зубы легко

войдут в кожу - как иглы, как клыки хищника. Но не тут-то было. У него было

такое чувство, как будто он пытается разжевать кусок сырого мяса. Тогда он

прикусил маленький участок кожи и потянул на себя. Так, откусывая по

кусочку, Никто добрался до вены. Он чувствовал, как она бьется у него под

губами. Что я делаю?! - мелькнула последняя здравая мысль. - Господи, что я

делаю?! ЧТО Я ДЕЛАЮ?! Эти слова бились, как пульс, у него в голове даже

тогда, когда он прокусил вену Лейна.

Кровь хлынула ему в лицо, переполнила рот. По сравнению с тем, как Никто

пил раньше - совсем-совсем мало, буквально по капле, - это было как крепкое

виски по сравнению с простой водой. Это был вкус настоящей жизни. Сама

сущность жизни. И он пил эту жизнь, вбирал ее в себя. У него было странное

чувство, как будто он сейчас рождается заново - в агонии безумия сбрасывает

старое тело и обретает новое.

Вкус крови отмерил конец одиночества.

Лейн все еще сопротивлялся, но уже очень слабо. И вот когда он почти

перестал шевелиться, остальные набросились на него. Молоха и Твиг впились в

вены на сгибах его локтей - раздалось влажное хлюпанье, словно кто-то шумно

высасывал через соломинку лимонад на донышке стакана. Зиллах стащил с Лейна

джинсы и уткнулся лицом ему в пах. Он не чавкал и не причмокивал, как Молоха

с Твигом. Он аккуратно слизывал кровь, но когда он поднял голову и посмотрел

на Никто, его улыбка была алой от крови, а в уголках губ застряли ошметки

оторванной кожи.

Вскоре Лейн перестал сопротивляться, но он был еще жив. Он тихонько

стонал, булькая кровью в развороченном горле, уже за пределами боли и

надежды. Он уехал из дома следом за Никто; он искал Никто, доверял ему. Но

теперь Лейн узнал, что нельзя никому доверять безраздельно - тот, кому ты

доверяешь, обязательно сделает тебе больно. Избыток доверия выпьет тебя до

дна. В этом смысле мир тоже вампир.

Никто пил жизнь Лейна, чувствуя, как слабеет пульс его бывшего друга, -

пил, опьяненный слезами и кровью. Он так и не понял, что это были его слезы.

18

Ночью в Потерянной Миле прошел сильный дождь. Наутро погода испортилась:

стало по-настоящему холодно, небо затянулось свинцовыми тучами. Последняя

зелень пожухла и сморщилась под коркой инея, и люди принялись чистить камины

от прошлогодней золы. Тепла больше не будет.

День был унылым и серым. Где-то после обеда Дух - вялый, и сонный, и

уставший от затянувшегося молчания - отложил карту, которую он рисовал

цветными мелками, и сказал:

- Съезжу я в город. Хочу вина.

Стив оторвался от книги.

- Блин, Дух, ты на велосипеде собрался ехать? Ты же там задубеешь. Мне

через полчаса на работу, я тебя подвезу.

- Нет, мне надо проветриться. Просто я потеплее оденусь, и все. - Он

набросил теплую куртку. - Мне нравится, когда ветер бьет в лицо.

- Ну ладно, как скажешь. - Стив встал с кресла и поправил соломенную

шляпу на голове у Духа. - Позвони мне, если вдруг отморозишь яйца. Я тебя

подберу и спасу.

На улице действительно был дубак. Холодный ветер бил в лицо, замораживал

на ресницах слезы, свистел в спицах велосипеда, напевая грустную и одинокую

песню. Волосы выбились из-под шляпы и хлестали Духа по лицу, бледные и

холодные.

После сумрачного света дня яркий свет в продуктовом показался особенно

резким. Дух прошелся вдоль рядов, разглядывая журналы и конфеты, и наконец

выбрал бутылку недорогого, но вполне приличного крепленого вина. Он выгреб

из карманов почти всю мелочь - Дух ненавидел таскаться с деньгами и вообще

ненавидел ходить по магазинам, - но вино было действительно очень приличным

и достаточно крепким. Дух любил крепленые вина и всегда пил только их, хотя

Стив постоянно ругал его за "плебейские вкусы".

Пристроив бутылку в седельную сумку, Дух пошел пешком по Пожарной улице,

держа велосипед за руль, разглядывая пыльные витрины маленьких магазинчиков

и переступая через трещины на асфальте. У входа в лавку скобяных изделий он

остановился поболтать со стариками, которые вынесли на тротуар раскладной

столик и резались в шашки, используя вместо фишек цветные пробки от

пластиковых бутылок: фиолетовые и оранжевые. Все старики были сухими и

жесткими, словно затвердевшие грецкие орехи, им было плевать на холод, и Дух

знал, что они так и будут сидеть тут на улице, пока не выпадет снег. Сегодня

выигрывала команда фиолетовых. Дух знал их всех по именам.

- Здравствуйте, мистер Гальвин, мистер Джо, мистер Берри.

- Привет, Дух. Как жизнь?

- Предчувствия у меня нехорошие, как будто что-то должно случиться. - Дух

очень надеялся, что кто-нибудь из стариков поможет ему разобраться в этих

дурных предчувствиях.

Но они лишь рассмеялись.

- Опять накурился какой-нибудь дряни со своим длинноволосым другом?

- Погоди, он же внук Деливеранс. Если он говорит, что-то должно

случиться, значит, что-то должно случиться. Только мы, может быть, раньше

умрем, чтобы потом не мучиться.

Самый древний и самый сморщенный из стариков смачно плюнул на тротуар.

- Не ссы, прорвемся.

Дух поехал домой. Уже смеркалось, и улицы города были пустынны. Холмы

пестрели желтыми огнями в окнах далеких домов. Стив давно на работе, но Дух

надеялся, что, уходя из дома, он оставил свет хотя бы в прихожей. Он выехал

за пределы города. По обеим сторонам дороги тянулись пустые сухие поля -

урожай давно собрали. В сумраке сбоку светилось одинокое окно.

Дух подумал о близнецах, которых он видел на дереве на холме, - о

близнецах, которые должны лежать в могиле, но спокойно разгуливают в мире

живых, очень даже бодрые и полные сил. Он очень надеялся, что его дурные

предчувствия, будто что-то должно случиться, никак с ними не связаны. Он был

уверен, что это были всего лишь призраки - существа, не видимые никому,

кроме него самого, - может быть, их вызвал к жизни его собственный сон. Но

ему все равно было страшно, когда он увидел этих двоих там, на холме. И они

знали про мертвого мальчика у дороги и даже дали понять - в лукавой и хитрой

манере, свойственной духам и привидениям, - что это они его и убили.

На углу, там, где улица Погорелой Церкви пересекалась с шоссе, стоял

Blog

Ночной ветерок трепал волосы Стива, и это было чудесное ощущение