Geum.ru

Да, на Мясницком торговля, похоже, была в самом разгаре, несмотря на страшный зной. Естественно, запах царил не самый благоприятный

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4

- Вот…как, - выдавила Карин. Она закуталась в свою накидку, переваривая сказанное.

- Я чудовище, да? – Кай посмотрел на девушку.

Карин не отвела взгляда, заново всматриваясь в это лицо. Чувство пропало, однако она словно стала смотреть на него иначе. Полнее наверное, так бывает, когда узнаешь человека с разных сторон.

- Чудовище? – Карин произнесла слово вслух, словно пробуя на вкус. – Не знаю. Как я могу знать? – она тяжело вздохнула, разговор оставлял в душе неприятный осадок. – И кто я, чтобы судить тебя?

- Извини, что лезу тебе в душу, - внезапно сказал Кай. – Я опять сваливаю на чужих свои проблемы.

- Лезешь в душу? – Карин помотала головой. – Скорее наоборот.

Они замолчали. Слова внезапно кончились, тишина словно возвела между ними невидимую преграду. Какое-то время они просто сидели и смотрели на танцующие языки пламени, время от времени переводя взгляд на небо.

- Хочешь, я расскажу тебе, что случилось в Берту? – вдруг сказал Кай.

Карин вздрогнула – голос её спутника был напряженным, словно он долго спорил сам с собой, прежде чем сказал это.

- Да.

Кай взглянул ей в глаза, в эти восхитительно-большие, голубые глаза, и заговорил…

«Солнце, кажется, устало от жалких двуногих, без конца снующих туда-сюда по телу его сестры и, наконец, задалось целью выжечь все живое. Жара стояла страшная, иссушающая, и Каю казалось, что еще часок-другой, и он просто упадет на дороге прямо посреди леса. Такой погоды эти места не видели, наверное, уже более века. Пейзаж вокруг словно бы плыл, как будто где-то рядом стоял огромный котел, который поднимал температуру до огромных величин. Трава под ногами была жесткой, сухой и пыльной, дорога окаменела, тут и там были видны трещины, пыль от каждого шага вздымалась и, смешиваясь со знойным дыханием, душила несчастного путешественника.

Кай в очередной раз вытер пот со лба – если бы не белая накидка, он бы давным-давно сгорел дочерна. Насколько он помнил, где-то недалеко должна быть деревня со странным названием Берту, о которой ему рассказывал Ричард. Кай сразу почувствовал резкий приступ злобы и отчаяния – Вициус заплатит за свое предательство! Рано или поздно, он найдет его, но сначала нужно позаботиться о том, чтобы последнее, что осталось от Ричарда, его медальон, обычный медный кулон с его именем, дошел до его возлюбленной. Он понимал, что она едва ли хранила ему верность все эти ужасные восемь лет, но он не мог судить её.

«Все мы люди, - думал он. – А женщинам более нас нужна любовь и поддержка, чтобы они не говорили». Несмотря на то, что Кай за свою короткую жизнь так и не познал настоящей, чистой любви, он понимал – светлая и бескорыстная любовь встречается сейчас куда реже, чем феи и единороги. Те чувства, что многие испытывают в молодости, быстро угасают, искажаются со временем, проверяются на прочность ежедневной рутиной и банальнейшими бытовыми проблемами. Все, что Каю было нужно – чтобы она с почестью похоронила память о нем. Таково было желание Ричарда. А после…Кай положил руку на эфес меча – после начнется охота, этот человек больше не имеет права пятнать землю своим существованием.

Дорога резко свернула и вывела его к мосту через небольшую реку, от которого начиналась свободная от леса местность – похоже, что её вырубили при основании деревни. Дорога уходила вниз, откуда уже виднелись крыши домов. Кай продолжил путь.

Деревня Берту была одним из многих маленьких поселений в этом лесном краю, ближайший большой город находился в нескольких днях пути. У ворот стояли люди, всего трое, кажется, лесорубы. Кай приближался к ним походкой соломенного пугала, как если бы оно внезапно решило сойти с предназначенного ему места и поболтать с селянами о невыносимых условиях труда и ужасно скучных, однообразных буднях в огороде деда Епифана. Во всяком случае, так могло показаться издалека – Кай едва стоял на ногах от жары. К тому же, его светлые от природы волосы скоро выгорят до белизны, а кожа почернеет как у тех людей, что живут на далеком и загадочном Юге – тогда он и вправду станет похож на пугало.

Лесорубы заметили приближающегося путника, однако ничего не предпринимали: просто уставились на него с угрюмым видом. Все трое – мощные, крепкие мужики, выгоревшие на солнце, в легких льняных рубахах, штанах и лаптях. Кто придумал столь оригинальную обувь, Кай не знал, однако голова у человека явно соображала.

- День добрый, - махнул он рукой в приветственном жесте.

Один из троих ответил:

- Здрав будь, путник. Ты в деревню на постой али мимо идешь?

- На постой, - вопрос насторожил Кая, однако он улыбнулся. – С вестями иду.

- Эт какими же? – спросил другой.

- Где тут живет Милда, не подскажете? – Кай достал медальон Ричарда. – Я пришел передать ей это.

Мужчины присмотрелись к кулону, разглядели имя, выгравированное на частично-окислившемся металле. Третий лесоруб нахмурился, сказал:

- Не живет здесь больше Милда, парень. Ты кто таков будешь?

- Я друг Ричарда, мы служили вместе, - ответил Кай. – Его в конце на север перекинули, он мне кулон отдал и наказал, что если погибнет, я найду Милду, что проживает здесь, и передам ей этот кулон. Значит, уехала она?

Лесорубы переглянулись.

- Умерла она, - наконец сказал первый. – Она его до последнего дня своего ждала. В прошлом году поветрие было, вот и отдала она богу душу.

Кай сжал в ладони медальон – холодный ком встал в горле, в душе словно повеяло ледяным ветром.

- Значит, кроме меня, некому его похоронить, - сказал он, не обращаясь конкретно ни к кому. – В деревне ли сейчас голова?

Они кивнули.

- На площадь иди, в самый дом большой, он там, за делами дневными.

Кай кивнул. Попрощался с лесорубами и прошел через ворота в деревню, направляясь к дому головы…

Он был небольшим, сухим человеком в летах, лысый, с седой жидкой бороденкой. Весь он был какой-то угловатый, маленький, а его лицо, вытянутое, морщинистое, казалось всегда пребывало в состоянии некоторой растерянности.

- Значит, похоронить пришел, - тонким голосом сказал голова. – Как он погиб?

- Он погиб при обороне Эленберга, - хмуро ответил Кай. – предатель открыл ворота, и город был захвачен.

Староста был, казалось бы, подавлен, он постоянно держался за голову, взгляд его блуждал где-то в стороне, он даже говорил очень неохотно.

Внезапно, сзади ворвался человек, весь вспотевший, запыхавшийся, словно от долгого бега:

- Голова!

Голова посмотрел на него медленно и отсутствующе.

- Голова! Приходили разбойники! Они выкуп просили! Грозили пожечь нас, голова, они Клима убили, - глаза мужчины были расширены.

- Как? За что? – он спрашивал без особых эмоций, так воспринимал бы удары уже забитый до смерти человек.

- Не знаю, я, не знаю. Мы охотились, и тут, они, значит, выходят, и…

Кай узнал в тот день, что здесь поселилась банда дезертировавших солдат. Убегая от трибунала, они ушли в леса, грабя и убивая, больше они ничего не умели. Когда они пришли в Берту, они, похоже, были на грани. Они взяли в заложники внучку головы – единственного родного ему человека, кто не умер во время поветрия. Они просили выкуп, которого не было у селян, а гарнизоны, как всегда, бездействовали – да и что они могли? Разбойники свободно перемещались по лесам, в то время как оставшиеся в городах силы едва могли держать в узде разгул преступности – еще один из следов послевоенного времени.

Кай остановился на постой в небольшом трактире, который, тем не менее, наличествовал в деревне. От хозяина он узнал, что это поселение было, по большому счету, кинуто на произвол судьбы – как и множество других таких же деревень по всей стране. Власти, по сути, не признавали её существование, не хотел с ней возиться и хозяин земли, некто сер Уриэль, ему и без того хватало проблем. В тот вечер Кай решил – надо позаботиться о банде дезертиров перед тем, как похоронить друга, вернее, память о нем. Наутро он отправился к голове, чтобы предложить свою помощь:

- Что ты сделаешь против них? – уныло спросил голова. – Они все такие же служивые, что и ты, к тому же их около пятнадцати человек. У них арбалеты, ты вряд ли даже приблизишься.

- Я не собираюсь биться, - сказал Кай. – Я выкуплю её. У меня есть, чем им заплатить.

Кай еще много чего говорил, чтобы переубедить голову. Дезертиры – жестокие люди, они готовы на многое, лишь бы выжить, поэтому Кай не собирался оставлять это дело. Но сначала, любой ценой, выкупить девочку.

К полудню Кай добрался до заброшенного зернохранилища на склоне холма: внизу протекала небольшая речка. Здание было достаточно просторным, но довольно потрепанным, доски уже давно сгнили, а крыша обвалилась; двери едва держались в петлях. Кая заметили еще внизу при подходе к месту обзора. Тела патрульных он сложил у березы неподалеку, тела еще двоих, что встретил почти у самого выхода из деревни, он скинул в реку, чтобы не привлекать хищников. Времени до того, как бандиты опомнятся, должно быть достаточно, чтобы все закончить…

Кай не чувствовал к этим людям жалости или сострадания: Ричард до последнего сражался, защищая людей в городе, он отдал себя целиком, даже когда смерть заглянула ему в глаза, он бился, несмотря на страх и боль. Кай не видел этого, но он очень хорошо знал его, так как не раз они прикрывали друг другу спины во время войны. Эти же убежали, повернули спины. Кай слишком хорошо помнил войну, чтобы не понимать их. Однако дезертиры зашли слишком далеко.

Кай двинулся к зернохранилищу, однако уже на подходе к зданию поднял руки вверх: в верхнем окне сидел человек с арбалетом.

- Я пришел с миром, - громко сказал Кай, стоя в шагах тридцати от входа. Сверху доносились невнятные голоса, а затем человек с арбалетом крикнул:

- Зачем пришел?

- Поговорить. Я выкуп принес.

Внутри началось какое-то движение, человек сверху ушел, из зернохранилища вышел небольшой человек в старой форме энийской армии, махнул рукой, мол, входи.

Кай, не опуская рук, вошел в темное помещение зернохранилища.

Внутри прямо перед ним, стояла вся банда, всего одиннадцать человек. Все они были одеты в старые, поношенные кожаные доспехи либо старые униформы солдат Энии. Двое были вооружены арбалетами – они стояли по бокам, и держали оружие на изготовке. У остальных были мечи, кинжалы, у одного булава. Посередине стоял высокий, худощавый головорез, блондин с копной волос, свисающей на глаза. Взгляд его был диким и нервным, словно у загнанного зверя. Впрочем, они и были ими, загнанными зверьми. Как только ситуация придет в норму, феодалы возьмутся за них и начнут возвращать принадлежащие им деревни и хутора. И тогда их будут отлавливать, гнать через леса, в силки, в капканы…

Кай встретил взгляд главаря, который держал в заложниках внучку головы.

Девочка, лет шести, похоже, плохо понимала, что же происходит на самом деле. Она была очень худенькой, весьма небольшого роста с пышными русыми волосами почти до колен. Она плакала. Её платье было в грязи, лицо посерело от усталости и страха, и от этого казалось неживым. Лишь глаза жили, излучая ужас и отчаяние ребенка: эти большие, голубые глаза, красные от слез, смотрели на Кая как на неожиданного спасителя, они молили, просили, приказывали, унести далеко-далеко, чтобы потом проснуться дома, чтобы все это было лишь сном, страшным, но наконец закончившимся кошмаром…

- Тебя дед прислал? – нервным, грубым голосом спросил блондин, держа нож у горла девочки.

- Да. Я пришел предложить выкуп, - сказал Кай ровным спокойным голосом. – Я могу заплатить за неё, не нужно бессмысленных смертей.

Главарь банды оскалился:

- Богатей, да? Один из этих сволочных герцогов? Хотя нет, не похож. Кто такой?

- Я путешественник, - ответил Кай, краем глаза отмечая движения арбалетчиков, что держали его на мушке. – Скитаюсь по стране, ищу свою удачу. Думаю мне есть, что вам предложить.

Глаза главаря банды бешено бегали по лицу Кая, словно в попытке узнать его. Кай был уверен, что они раньше не встречались…но откуда эти мурашки по спине? Откуда холод?

Блондин, словно безумный, оскалился:

- Предложить? Откуда ты знаешь, что мне нужно? Деньги? Кому сейчас нужны деньги?

Кай внутренне опешил, но не подал вида – какого черта? Он принес с собой сумму денег, которую они просили. Что-то пошло не так, с самого начала…

- Что тебе нужно? – так же ровно ответил Кай. – Скажи, я достану. Мы сможем договориться.

- Договориться говоришь?! – блондин засмеялся хриплым, злобным смехом. Его соратники немного отшатнулись от него – похоже, такое с ним впервые.

- Ну…ха…ну тогда слушай, - отсмеявшись, сказал наконец главарь. Девочка в его руках не отрывала глаз от Кая.

У него же в внутри все сжалось: этот человек был безумен. Его глаза, жесты, речь, все в нем было каким-то совершенно сумасшедшим.

- Я жил далеко отсюда, - начал главарь, он всем телом подался вперед. – В Редии, еще до войны. У меня была семья, много братьев и сестер. Ты, наверное, тоже когда-то жил в семье, и помнишь, какое это счастливое время, когда все живы, а? А потом пришла война. Она забрала всех, - его голос стал небрежен. – Всех, и братьев, и сестер, что пошли на утеху воинам короля. Они все сдохли, кто где, вот Генри, например, под Эльзасом, как щас помню…Они все сдохли!!! – внезапно крикнул он. Девочка в его руках зажмурилась, на её горле выступила кровь. – Под копытами ваших коней, энийская сволочь!!!! У меня лишь сестра осталась, самая младшая. Когда мы отступали, она осталась одна в деревне, а там голод был, ты понял? Голод, когда есть нечего, знаешь? Но разве так бывает? Я едва успел её увести, когда её сожрать хотели эти выродки. Она болела, а кому нужен больной ребенок? – он на секунду замолчал, словно заводился. Его немного трясло, Кай очень ясно это чувствовал – трясло от невыносимого бешенства. – Ну а потом….Потом пришли вы! Гордые рыцари Его Величества! Они убивали всех, понял? Они насиловали, грабили, они веселились! Я едва жив был, когда они ворвались в мой дом. Думаешь ЭТИ УБЛЮДКИ ПОЖАЛЕЛИ БОЛЬНОГО РЕБЕНКА?!

Кай тихо выдохнул – его словно окатили кипятком. Он физически почувствовал эту волну чудовищной ненависти, горевшей в этом человеке. Но откуда он меня знает, металось в голове. Откуда он знает про меня? Я же его не помню!

Девочка в руках безумца окаменела от ужаса, Кай понял, что добром это не кончится, но он был далеко, слишком далеко…

- Они по стенке её размазали понял! Булавой, с размаху по черепу, а?! А один из них, одноглазый такой, ржал, это что ли благородная гвардия Его Величества?!

Остальные члены банды отшатнулись от него, это было что-то из ряда вон выходящее. А Кай стоял, словно в ступоре.

- Я убежал в леса, я дезертировал, я не вынес этого кошмара! Я бежал, но навечно, слышишь, навечно запомнил этот момент…Ей тоже было шесть, она тоже хотела жить. А потом пришли вы…ДУМАЕШЬ Я ЗАБЫЛ ТЕБЯ, ЖЕЛТОГЛАЗАЯ ТВАРЬ?!

Весь мир сжался в точку. Раздалось громкое чавканье, вскрик – а затем что-то тяжелое ударило Кая в грудь. Он выронил меч, медленно, словно во сне, посмотрел на свои руки.

На них лежала внучка головы. Она была совсем легкой, наверное оттого, что уже второй день ничего не ела. Её трясло, изо рта толчками выходила кровь, стекая на холодный деревянный пол – у неё было перерезано горло, глубоко и жестоко. Кай непонимающими, расширенными от шока глазами смотрел, как маленькое, худое тело сотрясалось в его руках, обагряя их кровью. Он не первый раз видел, как уходит жизнь, но сейчас…

А потом он встретил её глаза – эти большие, голубые глаза. В них теплилась это упрямое детское непонимание, ужас, боль, и…радость. Она была на руках спасителя, он точно знает, как её спасти, теперь все будет хорошо, боль уйдет, этот кошмар кончится, уже закончился, да, уже…

Руки Кая дрогнули. Она не понимала, что умирает. Не понимала, зачем мир внезапно обошелся с ней так жестоко.

- Месть! Я мести хочу, понял! Я хочу, чтобы ты, скотина, почувствовал, что я испытал! Что выедало меня изнутри все эти годы! Запомни, запомни, что ты видишь! Чувствуешь, как внутри все холодеет? – глаза главаря банды горели черным огнем, он был поглощен триумфом, момент мести, такой сладкий, наконец наступил.

Рука, слабая, тоненькая рука дотронулась до щеки Кая – у него перехватило дыхание, словно кто-то могучий схватил его за горло. Ладошка была еще теплой, но липкой от крови. В глазах девочки, из которых до сих пор шли слезы, скользнула радость, окровавленные губы растянулись в этой беспечной детской улыбке. Вечность застыла. Все исчезло, и Кай почувствовал, всей душой ощутил, как боль входит в него. Они были одни – убийца и умирающее дитя. Она не проклинала его – она не умела проклинать. Она не умела ненавидеть, не умела желать. Но это прикосновение, ожегшее щеку больнее любого пламени, эта улыбка, пронзившая душу сильнее любого копья, эти глаза, добрее и бездоннее всего, что мог вспомнить убийца…Сейчас, в эту секунду, он впервые почувствовал себя убийцей. Так все и застыло: высокий, соломенноволосый человек держал на руках истекающую кровью девочку лет шести, её рука аккуратно касалась его щеки…

В зале раздавалось лишь разгоряченное дыхание главаря. Кай стоял, замерев в своей позе, словно истукан. Внутри все заледенело, а потом исчезло. Он был пуст. Не осталось ничего, не было слов, какие можно было бы сказать. Не было желаний – они все улетучились с этим прикосновением. Не было злобы – она погасила её своей улыбкой. Не было отчаяния – оно утонуло в этих бездонных глазах. А потом подул слабый, ледяной ветер – так пришло осознание. Молча, Кай прижал тело девочки к своей груди – слишком поздно. Он закрыл глаза. Её сердце секунду назад отбило последний удар. Её рука безжизненно повисла, словно у куклы, оставленной рассеянным кукловодом. Огонек, едва мерцающий в этих голубых глазах, исчез, тело обмякло, кровь тоненькой струйкой лилась с рук Кая. Она умерла.

Казалось, все вокруг застыло – словно само время в ужасе не могло сдвинуться с места. Затем, как будто внезапно остановившееся часы вновь начали отсчитывать секунды, послышались шаги – Кай отнес тело мертвой девочки в угол, аккуратно положил, развернулся. Голова его была опущена, дыхание было редким и ровным.

- Чувствуешь? Так пахнет отчаяние…

Слова главаря застыли в воздухе – Кай резко поднял голову. Бандиты застыли, глаза их были расширены – от леденящего, жестокого ужаса. На лбу выступили капельки пота, тело перестало повиноваться, сознание, мысли, чувства – все обратилось в бессмысленную, хаотичную панику.

- Ст…стреляйте! – слабый голос блондина утонул в тишине. Арбалетчики сжимали оружие мертвой хваткой, но не могли пошевелить и пальцем – все смотрели на странного, внезапно изменившегося соломенноволосого человека с желтыми, хищническими глазами. Сохранив человеческую форму, они словно излучали эту неповторимую энергию ужаса – и смерти.

Кай заговорил:

- Отчаяние…- его голос изменился, от обычного баритона он стал более глубоким, металлическим, жестоким. – В десятки раз худшего ощущения не достаточно, чтобы описать то, что вы испытаете в Аду.

Бандиты внезапно почувствовали, что страх, сковывавший их, пропал – они снова двигаться! Арбалетные стрелы ядовито свистнули, прошивая воздух, но Кая там уже не было. Он неожиданно оказался прямо перед ними, трость в левой руке, правая на эфесе. Сверкнула сталь – словно молния, трое стоящих спереди, включая главаря, крича, выронили оружие. Секунда – ножны отлетели в лицо первому арбалетчику, оставив его без сознания. Еще мгновение – и комнату наполнили полные страха и сатанинской боли крики.

Они падали, один за другим, извиваясь на полу, заливая все вокруг лужами крови. Кай не намеревался убивать их – о нет, это слишком легкая участь для детоубийц. С каждым ударом, он отсекал им конечности – руку, ногу, но не в коем случае, нет, не бил по жизненно-важным органам. Один попытался убежать – обе ноги разбойника отлетели, словно игрушечные, взрываясь фонтанами крови. Бандиты не пытались драться - они даже не успевали проследить за движениями Кая, все, что они видели – это как летят в стороны руки и ноги, обливая стены и их самих красной, горячей кровью. Они кричали – о да, как они кричали. Они не верили – нет, такого не бывает. Один человек не может, нет, один не может….

Воздух свистнул над ухом главаря – он вскрикнул. Плечи взорвались чудовищной болью, окончательно остатки разума, он закричал. Глаза Кая смотрели в его, проникая в самую суть его обезумевшей души. Руки, извиваясь, словно живя самостоятельной жизнью, с плеском упали на залитый кровью пол – она еще не успела уйти сквозь щели в досках. Вокруг лежали, стеная в агонии, десять истекающих кровью тел, еще живых, но жестоко искалеченных, изрубленных на части. Это все напоминало кошмар, кровавый чудовищный кошмар, нет, нет, нет, нет!!!

- Да, - тихо ударил голос из стали.

Обхватив рукой горло орущего главаря, он поднял его над землей.

- Чувствуешь боль? Запомни её, в Аду тебе удастся ей насладиться сполна. Но ты не отчаивайся – я приду за тобой. Даже там, ты больше не убежишь от меня.

Главарь стал задыхаться, его горло внезапно окаменело, мышцы сжались в болезненном спазме. Лицо его выражало смесь боли и беспредельного ужаса.

- Что? О нет, ты будешь мучаться дольше всех. Еще около часа.

Кай резко вжал главаря в стену – и мощным, почти невидимым от скорости ударом пригвоздил главаря его же мечом. Рот открылся в немом крике, но не звука не раздалось в комнате.

- Я приду за тобой.

Кай развернулся, подобрал свой клинок, и, одного за другим, хладнокровно приканчивал головорезов. Подходил, переворачивал ногой почти безжизненное тело и резко вгонял клинок в сердце. Поворот – вытащить, и вперед, к следующему. Главарь висел на стене, и со стороны мог показаться мертвецом – но он онемел, и еще, едва заметно, дышал…

…Кай закончил копать. Ночь, цикады, луна, звезды. Завернутое в саван, под могучим дубом на склоне холма, лежало тело маленькой девочки шести лет, со слабой улыбкой на тонких, истрескавшихся губах. Кай смыл с тела застывшую сукровицу, нашел место и вырыл могулу – лопатой, что нашел в проклятом зернохранилище. Медленно и печально, он поднял тело и мягко, словно величайшее сокровище, опустил на холодную, сырую землю. Лицо Кая ничего не отражало.

Жестокое это дело – война. Даже сейчас, в этот момент, я не могу заплакать. Он вспомнил эти остывающие глаза, эту улыбку, это теплое прикосновение…Ничего. Лишь пустота, черная ледяная пустыня. Кай внезапно осознал, что держит себя за левую щеку.

Война не просто опустошает земли – она ломает людские судьбы, она сеет горе и страх, печаль и отчаяние, зерна будущих трагедий. Она родилась уже после того, как они забыли, за что сражаются. Она не знала ни причин, ни сути войны, она лишь видела голод, моровое поветрие, умирающих родителей, плачущего на могиле деда. Когда умирает человек, это трагедия, когда миллион – лишь статистика. Когда умирает взрослый мужчина, это не вызывает ничего, кроме сожаления. А когда умирает ребенок? Что это? Кай не мог подобрать слова, что могло бы выразить хотя бы сотую долю того, что он чувствовал.

Опустив тело, он постоял минуту в молчаливой молитве (боже, сколько же лет прошло с тех пор, как я молился в последний раз?), медленно начал забрасывать могилу землей. Кай не помнил, где он достал камень, большой, крепкий, достаточно ровный, чтобы послужить могильной плитой. Закончив, Кай со всей силы вогнал меч в землю – и бессильно опустился на колени.

- И что с того? – заговорил он. – Я могу выстоять и против сотни таких же, как эти подонки. Я силен, но всего моего умения и силы не хватило, чтобы спасти одного единственного ребенка? Кого я спас этим мечом? Спас хоть кого-нибудь? Что толку в силе, если она приносит лишь смерть? Был ли смысл в тех жертвах, что были принесены на войне? Что я вообще могу, черт подери?! Если вокруг меня – лишь смерть, и я один остаюсь живой, потому что там, куда я иду, нельзя выжить? И все же…»

Подул ветер – Карин сглотнула ком в горле.

- Я не знала.

Кай сидел, обхватив меч одной рукой.

- Я стараюсь не убивать с тех пор. Я не люблю, когда кто-то хвалится своим фехтованием, или же превозносит искусство Дракоборца и кого бы то ни было. Меч – это оружие. Фехтование – искусство убивать. В этом суть, и ничего с этим не поделаешь. На войне мы не бились за свободу или честь – мы просто убивали людей, сотнями и тысячами. Убийство всегда останется убийством, не важно, каковы были причины. Эта правда мне очень дорого обошлась, Карин, и я не хочу больше ввязываться в эти игры. Однако, - Кай потемнел, его глаза сверкнули серой сталью. – этот человек должен быть остановлен. Завтра я хочу вернуться в город, там мы найдем информацию об одном человеке, и отправимся дальше. Я доставлю тебя в Гарадар, а потом…потом у меня будут дела.

Карин не совсем оправилась от истории в Берту. А теперь еще и…?

- Ты что, собираешься делать все…в одиночку?

Кай усмехнулся. Карин с тревогой смотрела на него – одному человеку такое не под силу. Разве он может обладать силой, чтобы сломить целую организацию?

Кай, казалось, прочитал её мысли, однако продолжать разговор намерен не был.

- Твои глаза мне напоминают глаза той девочки, что я не смог уберечь. Если ты погибнешь – я просто сойду с ума – и я не шучу. Я не могу рисковать идти туда с тобой, либо просить подмоги у властей. Ложись спать, завтра у нас длинный день. Я покараулю.

- Но…

- Это приказ, - в глазах Кая неожиданно прыгнули смешинки.

- Хам, - Карин взяла спальный мешок Кая, кое-как залезла в него, закрыла глаза. Она сильно устала за этот день, и еще сильнее – внутренне. Разум, воспаленный от увиденного, требовал отдыха.

Когда Карин уснула, Кай продолжил сидеть, оперевшись спиной о ствол дуба – почти такой же, что в злосчастной деревне. Он далеко не все рассказал ей из того, что произошло на самом деле, не рассказал и того, как привел старика на могилу внучки, как уходил, а левая щека горела, словно от ожога. Она и сейчас болит. Карин на секунду приоткрыла глаза – ей показалось, что глаза Кая сверкнули хищным желтым светом – но нет, это лишь блик от костра. Через минуту она уже спала.