Семантическая эволюция лексической системы русского языка: тенденции, векторы, механизмы 10. 02. 01 русский язык

Вид материалаАвтореферат
1. Семантическая девиация, смещение.
2. Развитие от многозначности к однозначности или от однозначности к многозначности.
3. Развитие от гипонима к гиперониму или от гиперонима к гипониму.
4. Развитие от отрицательной оценочности к положительной или от положительной к отрицательной.
5. Развитие антонимичного значения
6. Переосмысление внутренней формы (ремотивация).
Овдовела она давно, но больше не выходила замуж, храня верность образу вдовы в черных одеждах, который ей очень пришелся
Я подошел к порожнему столику, спросил себе кружку пива, газету – и сел в недальнем расстоянии от того загадочного существа
Подобный материал:
1   2   3   4   5
когнитивно-образным механизмом мы понимаем процессы метафорического перемещения слова с репрезентации одной когнитивной структуры на другую. При необходимости номинировать новый объект носитель языка использует уже имеющуюся в его распоряжении когнитивную структуру: в сознании возникает образ уже известного объекта, причем это не просто какой-то отдельный признак, а именно целостный образ. В то же время в процессе номинации актуальным является лишь единственный признак из всей совокупности имеющихся. Этот образ может «совмещаться» с несколькими новыми, еще не изученными объектами, «наслаиваться» на них, причем основанием для этого будут разные признаки (характеристики), свойственные уже познанному объекту, которые «человек познающий» обнаруживает и у исследуемых им новых объектов. При этом можно говорить о появлении у лексемы, вербализующей «познанный объект», новых ЛСВ – так развивается семантика лексемы в результате работы когнитивно-образного механизма. Например, исконное значение слова глазъ, глазъкъ – ‘шарик’ (Срезн., 1: 518): егда будетъ туча велика и находять дhти наши глазкы стекляныи и малыи и великы провертаны, а другыя подлh Волховъ беруть еже выполаскиваеть вода (ЛИ ок. 1425, 6622). Однако с XVI – XVII вв. (Фасмер Т.1: 409) это слово начинает использоваться в значении ‘орган зрения’. Признак ‘круглый’ является очень ярким, заметным, «лежащим на поверхности», поэтому уподобление по форме глаза (ока) шарику, сравнение его с круглыми, шарообразными объектами очень типично: ср. глазное яблоко; просторечное выражение шары выкатил, диалектн. ш`ары ‘глаза’. Со временем слово глазъ, утратив первоначальное значение ‘шарик’, вытесняет из широкого употребления исконное око. Это один из возможных путей эволюции семантики лексемы в результате функционирования когнитивно-образного механизма.

В историческом процессе внутренняя форма лексемы (ВФ) или остается прозрачной, или «стирается», затушевывается, отступает на второй план (чему способствуют изменения фонетического характера, утрата предметом признака, первоначально актуального, разрыв семантических связей между производным и производящим словами или утрата производящей лексемы). При этом обнаружить ВФ можно только при обращении к этимологии. В ряде случаев языковым обществом лексеме приписывается новая ВФ взамен стертой, утраченной. Это свидетельствует о том, насколько важным элементом семантики слова является ВФ, насколько носители языка нуждаются в ней. Когнитивно-мотивационный механизм эволюции семантической структуры слова связан с динамикой ВФ слова. При затемнении ВФ формируются предпосылки для изменения семантики слова, поскольку значение «теряется», меняются ассоциации (народная этимология), происходит утрата системных связей: деривационных, синонимических, антонимических. Лексема словно выпадает из системы, лишается привычных связей и отношений. Однако затемнения ВФ еще не формирует нового значения. Но утрата ВФ ведет к «приписыванию» слову новой ВФ, что неизбежно связано с развитием нового значения. Стремление вернуть слово в систему, «включить» его в деривационные отношения приводит в ряде случаев к замене его внутренней формы, так называемой «народной этимологии». Носители русского языка «подбирают» словам со стёртыми в языковом сознании внутренними формами новые ВФ. Так русское языковое сознание пытается «встроить» в систему слова с утраченной ВФ. Например, лексема сердобольный реализует значение ‘сочувствующий чужому горю, несчастью сострадательный, отзывчивый’ (БАС Т.13: 679). Вероятно, русское языковое сознание приписывает данному слову внутреннюю форму ‘болеть сердцем за окружающий мир, людей’. Однако в древнерусском языке существовала лексема сьрдоболь (сьрдоболя) ‘родственник, близкий’, которая и явилась, очевидно, внутренней формой для прилагательного сьрдобольныи ‘относящийся к родственникам, родственный’, ср.: часты и насобьны съмьрти дhтьскыя и сьрдобольныя видhти (Изб. Свят. 1073, 71); Остави оца и мтрь и сьрдоболю вьсю; Кто же плакашеся своихъ мертвець (…) друзи по друзехъ, и жены по мужехъ своихъ, и сердоболя вся по сродницехъ своихъ (Срезн., 3: 881). Вследствие исчезновения лексемы сьрдоболь, а также однокорневых сьрдоболhти (‘родниться’), сьрдобольство (‘род, семейство’) определить ВФ данного слова стало затруднительно. Со временем семантика слова подвергается изменениям: ‘родственный’ – ‘сострадательный, жалостливый’. Ср.: Многие жильцы дома умирали насильственной смерть, а тесные окна и куцие балкончики притягивали самоубийц. Несколько раз в году к дому с воем подъезжала санитарная машина и подбирала распластанные человеческие останки, покрытые сердобольной простыней (Л.Улицкая. Медея и ее дети). Как отмечал Ш.Балли, «чем хуже мы понимаем значение слова, тем более склонны искать разъяснения в форме» (Балли 1961: 53).

Действие когнитивно-денотативного, когнитивно-образного, когнитивно-мотивационного и когнитивно-семасиологического механизмов обеспечивают постоянную динамику, непрерывное поступательное движение семантики лексем. В любой хронологический отрезок языка значение лексем нельзя назвать «окончательно сформировавшимся», поскольку человеческое мышление, реализующееся в том числе и в работе указанных механизмов, постоянно совершенствуется, что ведет к новым изменениям лексической семантики.

В третьей главе «Динамика системных отношений в лексико-семантической системе русского языка» рассматриваются синонимы, антонимы, омонимы и паронимы в диахроническом аспекте.

Синонимы – разнооформленные лексемы с единой классемой, архисемой и преобладающим количеством одинаковых ядерных сем, причем каждая или одна из лексем характеризуется наличием сем дифференцирующего характера, способных «устойчиво нейтрализоваться» (Н.Д.Шмелев) в определенных контекстах.

Диахронический подход обнаруживает непрерывное видоизменение синонимических пар в связи с различными динамическими процессами. Во-первых, синонимические пары могут разрушаться вследствие семантической эволюции хотя бы одной из лексем или ее выхода из состава русского языка. Во-вторых, в истории языка синонимические пары могут появляться, и это бывает обусловлено появлением новой лексемы (или ЛСВ), вступающей в отношения синонимии с уже имеющейся в словарном составе языка единицей. Появившаяся лексема может быть заимствованной или созданной на основе морфемных и словообразовательных ресурсов русского языка. Кроме того, лексема, уже существующая в языке определенное время, при условии изменения своей семантической структуры может составить синонимическую пару с другой лексемой: так возникают пары синонимов из лексем, которые, функционируя в языке, ранее синонимами не являлись.

В связи с нецелесообразностью сохранения в языке разных лексем, реализующих одно и то же значение, лексемы в синонимических парах дистанцируются друг от друга, происходит их дифференциация по разным направлениям. Как свидетельствуют наши материалы, диахронические изменения в синонимических рядах достаточно разнообразны. Стремясь к единству формы и содержания, к преодолению асимметрии формы и содержания, язык стремится к дифференциации синонимов. Векторы этой дифференциации могут быть различными: 1) дифференциация семантики, причем возможно как «уточнение», так и существенные изменения вплоть до распадения синонимической пары и перехода лексемы в другой синонимический ряд, в другую лексико-семантическую группу; 2) дифференциация по принадлежности к активному / пассивному запасу: вытеснение одного из синонимов в пассивный запас (архаизация); 3) дифференциация по сфере употребления: общеупотребительная / специальная лексика; 4) дифференциация по свободе сочетаемости: синтаксически свободные / связанные лексемы; 5) дифференциация по наличию полной / ограниченной морфологической парадигмы; 6) дифференциация по стилистической принадлежности; 7) вытеснение синонима из языка. Отмеченные процессы обычно взаимосвязаны, на протяжении веков лексемы в синонимическом ряду подвергаются комплексным изменениям. Рассмотрим семантические изменения в синонимическом ряду трясти – качать – кивать. Еще в XIX в. синонимы кивать – качать – трясти (головой) могли быть взаимозаменяемы, на что указывает их употребление в текстах того времени. Так, лексема кивать не обязательно должна была сочетаться с лексемой голова, еще относительно недавно возможно было словосочетание кивать пальцем: Невозможно передать чувство, которое я испытывал, когда, улучив удобную минуту, он внезапно, словно сказочный пустынник или добрый дух, появлялся передо мною с увесистой книгой подмышкой и, украдкой кивая длинным кривым пальцем и таинственно подмигивая, указывал головой, бровями, плечами, всем телом на глубь и глушь сада, куда никто не мог проникнуть за нами и где невозможно было нас отыскать (И.Тургенев. Пунин и Бабурин). Позже глагол кивать стал сочетаться только с существительным голова, и сочетание кивать головой стало связанным. В современный период развития языка в результате процесса конденсации дополнение головой при глаголе кивать становится избыточным, поскольку компонент ‘голова’ входит в семантический состав лексемы на правах ядерной семы. В наше время значение лексемы кивать следующее: «1. Слегка наклонять и вновь поднимать голову в знак приветствия, согласия, одобрения и т.п.; 2. Указывать движением головы в сторону кого-чего-л.; 3. Мерно покачивать головой» (МАС Т.2: 47). В связи с вхождением семы ‘голова’ в ядро лексемы кивать сочетание типа кивать пальцем в языке XXI в. представляется невозможным.

В современный период развития языка лексема трясти реализует значение: «1. Толчками, рывками качать, шатать, колебать из стороны в сторону или вверх и вниз; 2. Вытряхивать что-то, очищая от пыли и сора; 3. Раскачивать, подбрасывать при езде по неровной дороге / не иметь плавного, ровного хода, быть тряским (об экипаже); 4. Часто двигать, махать чем-л.; 5. Бить в ознобе, вызывать дрожь (частое судорожное вздрагивание); 6. Ворошить (сено)» (МАС Т.4: 422). СОШ дает определение «короткими дрожащими движениями качать из стороны в сторону» (СОШ: 815). Таким образом, в семантической структуре лексемы трясти обнаруживаются семы ‘энергично’, ‘с силой’, ‘резко’, ‘часто’. В современном языке сочетание трясти медленно представляется очень сомнительным, однако в языке XIX в. оно было вполне возможно, например: «А эти вам нравятся?» Тетка вглядывалась и медленно трясла головой. Как хочешь, ma chere, я бы на твоем месте взяла pensee или палевые (И.Гончаров. Обломов). Семантика глагола трясти (а именно наличие в его семантической структуре сем ‘быстро, энергично’) не гармонирует с наречием медленно. Носитель русского языка нашего времени сказал бы медленно (по)качала головой.

Лексема качать зарегистрирована в значениях: «1. Приводить в колебательное (мерное), ритмичное движение из стороны в сторону или сверху вниз; 2. Производить колебательные движения; 3. Подбрасывать кого-то вверх на руках, выражая восхищение, восторг; 4. Извлекать откуда-то с помощью насоса» (МАС Т.2: 42). Кроме последнего ЛСВ, ставшего связанным (ср. качать нефть, качать воду), для данного глагола актуальна сема ‘размеренность, плавность’, эта лексема не используется для объективации резких, отрывистых, нервных движений.

Как видно, со временем в языке произошла дифференциация семантики синонимов трясти – качать – кивать. Все они имеют значение ‘производить колебательные ритмичные движения’, однако обнаруживается и разница в их значении. Трясти – значит производить резкие, частые энергичные движения. Качать – напротив, движения плавные и медленные. Кивать – движения, ограниченные по направлению (только вверх-вниз, но не из стороны в сторону) и только головой. Если лексемы трясти (головой) и качать (головой) являются свободными, то кивать (головой) – связанное выражение. С течением времени эти синонимы дифференцировались семантически и синтаксически.

Антонимы – пара разнооформленных лексем с единой классемой, архисемой и одинаковыми ядерными семами, различающиеся наличием одной пары сем, отражающие противоположные взаимоисключающие признаки. Отношения антонимии между лексемами следует признать подвижными. В истории языка нередки случаи, когда лексемы, являющиеся антонимами в древний период развития языка, впоследствии перестают осознаваться таковыми. Напротив, лексемы, не связанные антонимическими отношениями (не имеющие в своей семантической структуре пары дифференциальных сем, отражающих противоположные признаки), вследствие развития и преобразования их семантики могли создавать антонимическую пару. Обычно в результате эволюции семантики лексем антонимические отношения разрушаются, но встречаются и такие случаи, когда, даже изменив свои значения, лексемы продолжают оставаться антонимами. В ряде случаев антонимичные значения реализуются в пределах одного корня. Очевидно, явление энантиосемии является нежелательным для языка, в связи с чем однокорневые лексемы, корни которых реализуют антонимичные значения, со временем получают разное морфемное оформление. Причиной хрупкости, непрочности антонимических связей следует признать тенденцию языка к эволюции, отражающую когнитивную деятельность человека, в результате чего семантическая структура слов преобразуется, развивая новые дифференциальные семы или нейтрализуя их, изменяя статус ядерных и периферийных сем в семантической структуре слова.

Энантиосемия – наличие у полисемантичной лексемы двух антонимичных лексико-семантических вариантов (ЛСВ). Энантиосемия характеризует начальное, недифференцированное состояние древнерусской лексемы и обычно преодолевается в процессе развития языка. Тенденция к преодолению энантиосемии реализуется при использовании различных лингвистических средств: фонетических, морфемных, семантических, лексических, синтаксических. Крайне редко антонимичные значения сохраняются в пределах одной лексемы на протяжении достаточно длительного времени. В процессе эволюции энантиосемичная лексема обычно лишается одного из значений; каждое из противоположных значений получает свое собственное оформление.

Если синонимы и антонимы можно отнести к семасиологическим явлениям, то омонимы и паронимы – явления ономасиологического порядка, интересные скорее своей формой, чем содержанием.

Омонимы – формально единообразные лексемы с одинаковой классемой и принципиально разными архисемами, характеризующиеся различным набором дифференциальных сем. В языке перманентно действуют две разнонаправленные тенденции: тенденция к разрушению омонимических пар и тенденция к их появлению. Процесс возникновения омонимов представляется случайным, тогда как процесс избавления языка от омонимичных форм – закономерным. Омонимы возникают в языке в связи с появлением новых слов (образованных в системе русского или заимствованных), без чего невозможно развитие и функционирование лексической системы языка; в конечном счете наличие омонимов в языке обусловлено его развитием. Однако появление среди новых единиц лексем, омонимичных уже существующим, – лишь сопутствующая указанной закономерности (развитию языка) случайность. Преодоление же омонимии является закономерным процессом, обусловленным стремлением языка к ясности и однозначности, к удобству говорящих и слушающих. Для этой цели привлекаются все ресурсы языка: фонетические изменения, лексические (переход в пассивный запас, исчезновение лексем), морфемные (использование различных аффиксов), морфологические (ограничение форм числа, другой род), стилистические (оттеснение на периферию литературного языка), синтаксические (ограничение сочетаемости). Тенденция к устранению омонимов проявляется достаточно мягко и постепенно, поскольку в абсолютном большинстве контекстов значение лексемы проявляется однозначно и проблема омонимии нейтрализуется.

Именно взаимодействие обеих тенденций обеспечивает наличие омонимов в любой период истории языка: какие-то омонимические пары находятся в стадии возникновения и формирования, какие-то – в стадии разрушения и исчезновения, а некоторые представляются достаточно устойчивыми на том или ином хронологическом отрезке развития языка.

Паронимы – близкие по оформленности лексемы с единой классемой и одинаковыми или разными архисемами, обладающие обычно некоторым количеством одинаковых и различных дифференциальных сем. Паронимические пары динамичны – они возникают, сохраняются или постепенно исчезают, появляются новые. Причины появления паронимов – это прежде всего явления словообразовательного характера. Слова-паронимы имеют единый корень, по крайней мере, этимологически, хотя из-за исторических преобразований современная морфемика может вычленять в них различные корни. Значительная часть паронимов возникла в результате расхождения семантики морфологических вариантов единой лексемы, в том числе южнославянских и восточнославянских. Следует отметить также словообразовательные ресурсы русского языка, которые позволяют реализоваться разным значениям корня и закрепляются формально в различных основах с помощью разных суффиксов или префиксов. Возможно также появление паронимических пар в результате заимствований.

В четвертой главе «Эволюционные процессы в лексико-семантических группах и фраземике как проявление системного развития языка» рассматриваются диахронические изменения в сфере фразеологии, лексико-семантических группах (на примере ЛСГ «речевая деятельность») и антонимо-синонимических блоках (на примере АСБ «хороший – плохой» в истории русского языка).

Несмотря на репутацию «консервативной» части лексики, фразеологизмы подвержены историческим изменениям, причем может меняться и форма, и содержание, и внутренняя форма ФЕ. В сфере фразеологии, как и в сфере лексики, можно видеть проявление действия отмеченных выше тенденций. Если тенденция к сохранению формы и содержания не предполагает наличие векторов развития, то тенденция к изменению ФЕ характеризуется действием определенных векторов.

1. Семантическая девиация, смещение. Так, во Фразеологическом словаре (ФС) под редакцией А.И. Молоткова, вышедшего 40 лет назад, фразеологизм без царя в голове зарегистрирован в значении ‘очень глупый, недалекий’ (ФС: 513). Однако проведенный нами опрос молодежи 18-22 лет (студентов Волгоградского педагогического университета) выявил, что носители современного русского языка и понимают иначе, и сами используют данную идиому в другом значении: ‘(человек) безалаберный, непредсказуемый, совершающий нелогичные поступки, порой невыгодные для себя, часто под влиянием минутного настроения’. Анкетирование выявило, что говорящий, характеризуя кого-либо как без царя в голове, определяет скорее не уровень интеллекта человека, а особенности его поведения. Вектор развития – семантическая девиация, смещение, переход от одного значения к новому ЛСВ с утратой исконного.

2. Развитие от многозначности к однозначности или от однозначности к многозначности. Данное направление семантической эволюции ФЕ опирается на смысловую конвергенцию или смысловую дивергенцию. Например, фразеологическая единица подножный корм, по свидетельству ФС (ФС: 207), вербализовала ЛСВ ‘даровое питание’ и ЛСВ ‘средства существования, добываемые где и когда придется’. Например: Попал я на подножный корм и могу теперь отдохнуть и собраться с силами. Я живу на кондиции у богатого сановника Сипягина (И. Тургенев. Новь). Ср.: Его было приняли на казенное содержание, но он завел какую-то ссору и должен был удалиться на подножный корм (Н. Чернышевский. Что делать?). В современный период развития языка данный фразеологизм лишается первого ЛСВ и, по данным нашего опроса, является однозначным. Таким образом, полисемичная фразема становится моносемичной.

3. Развитие от гипонима к гиперониму или от гиперонима к гипониму. Данное направление семантической эволюции ФЕ использует главным образом метонимические механизмы – расширение или сужение экстенсионала по смежности. Так, первоначально отрезанным ломтем называлась дочь, выданная замуж, не требующая уже родительского попечения. Позже семантика ФЕ расширилась: в результате нейтрализации сем ‘женский пол’, ‘замужняя’ сформировалось более широкое значение, соотносящееся с исконным как гипероним с гипонимом. ЛСВ ‘человек, отделившийся от семьи, ставший самостоятельным’ зафиксирован во многих текстах. Например: Сын – отрезанный ломоть. Он что сокол: захотел – прилетел, захотел – улетел (И.Тургенев. Отцы и дети). Значение ФЕ эволюционирует и дальше, увеличивая свой экстенсионал: при нейтрализации в ее семантической структуре еще и семы ‘семья’ формируется ЛСВ ‘человек, порвавший связь с привычной средой, порвавший с привычным образом жизни, с привычной деятельностью’. Ср.: Старик жалел его, но делать было нечего. Солдатство было как смерть. Солдат был отрезанный ломоть, и поминать о нем – душу бередить – незачем было (Л. Толстой. Хаджи-Мурат); Арестант бессознательно ощущал, что он с этим соблюдением праздника как будто соприкасается совсем миром, что не совсем же он стало быть отверженец, погибший человек, ломоть отрезанный (Ф. Достоевский. Записки из мертвого дома). Вектор развития данной ФЕ – от гипонима к гиперониму.

4. Развитие от отрицательной оценочности к положительной или от положительной к отрицательной. Данное направление семантической эволюции ФЕ опирается на аксиологическую природу идиоматики. Например, значение фразеологизма держать нос по ветру, по версии указанного словаря – ‘применяться к обстоятельствам, беспринципно меняя свои убеждения, свое поведение’ (ФС: 136). Как свидетельствуют результаты нашего опроса, современное значение этого фразеологизма – ‘быть в курсе современных событий, быть достаточно информированным, чтобы ориентироваться в ситуации и корректировать свое поведение в соответствии с этими знаниями’, ср.: Держи нос по ветру, все пойдет как по маслу! Если это еще не народная пословица, то станет ею. В ней вся мудрость мира (Данилевский. Девятый вал). Сема ‘беспринципный’ в современный период развития языка представляется неактуальной, в результате чего ФЕ утрачивает отрицательную оценочность.

5. Развитие антонимичного значения. В ряде случаев фразеологизмы могут менять свое значение на прямо противоположное. Такую диахроническую энантиосемию представляет ФЕ играть на интерес. В XIX в. выражение играть на интерес реализовало ‘играть в какую-н. игру на деньги’ (СУ Т.1: 1216). Это связано с тем, что семантика слова интерес, функционирующего в русском языке с начала XVIII в. (Фасмер Т.2: 136), первоначально понималась как ‘прибыль, выгода’, что зафиксировано во многих текстах. Например: Вы знаете, что я не льщусь на интересы (А.Грибоедов. Горе от ума); В наше время, Татьяна Петровна, трудно выйти за хорошего человека. Нынче каждый норовит вступить в брак из-за интереса, из-за денег (А.Чехов. Брак по расчету). Ср.: оставаться при своих интересах – ‘в том же самом положении, состоянии; с тем, что имеется’ (ФС: 201). Изменение семантики лексемы интерес (в наше время ее ЛСВ, как отмечает СОШ, ‘особое внимание к чему-н., желание проникнуть в суть, узнать, понять’ и ’занимательность’ (СОШ: 249)) привело к тому, что теперь ВФ связанного выражения играть на интерес осознается иначе и значение меняется на антонимичное. Если ранее его значение – ‘играть в какую-н. игру на деньги’, то теперь ‘играть не на деньги, просто так (из любопытства, от нечего делать, чтобы «убить время», для поддержания навыков и т.д.)’. Ср.: Только я играю на деньги. – Да и я не на интерес (А.Подольский, А.Аносова, В.Потапов. Сценарий к/ф «Мы умрем вместе»). ФЕ развивает антонимичное значение.

6. Переосмысление внутренней формы (ремотивация). В триаде «внутренняя форма (ВФ) – значение – грамматическая конструкция (форма) фразеологизма» наиболее изменчивым элементом является его ВФ (Л.И. Степанова). В случае затемнения ВФ может произойти «ее переоценка с точки зрения современности, когда говорящий осознает определенный фразеологизм не в тех связях, какое данное выражение имело в момент своего возникновения, а приближая его к реалиям и значениям своего времени и таким образом «актуализуя» его» (Stepanova 2004: 251). Примером данного процесса может служить фразема животный страх: в наши дни ее внутренняя форма ассоциируется со словом животное (т.е. ‘дикий, безумный страх, физиологический, до отключения разума, низводящий человека до состояния животного’, в то время как первоначально данная ФЕ была связана со словом живот (‘жизнь’), т.е. ‘страх за свою жизнь’. Подобное переосмысление характерно и для фразеологизма держи карман шире, поскольку архаичное значение лексемы карман – ‘сумочка для хранения денег, кошелек’.

Особого внимания заслуживает изучение лексической сочетаемости, поскольку она является показателем развития семантики слов: изменение сочетаемости обычно свидетельствует об изменении значения слова. С одной стороны, контекст может влиять на семантику лексемы, стимулируя реализацию определенных смыслов (в ряде случаев нетипичных для данной лексемы). С другой стороны, вероятно, имеются определенные основания для выбора в речи именно данной лексемы. Очевидно, есть что-то в семантической структуре семемы, позволяющее сделать этот выбор, «разрешающее» эту сочетаемость. Это что-то – прежде всего периферийные, потенциальные семы, иногда – семы дальней периферии, не сразу осознаваемые, но присутствующие имплицитно в коллективном языковом сознании. В процессе лингвокреативной деятельности человека такие семы могут актуализоваться, причем экспликатором этих сем является именно контекст. При историческом закреплении соответствующей модификации семантической структуры слова можно говорить об изменении значения слова, развитии у него нового ЛСВ.

Если зарегистрированная в текстах сочетаемость является нетипичной или даже невозможной для современного языка, это свидетельствует о том, что прежде семантическая структура лексемы была иной. Мы выделяем три типа диахронических изменений синтагматического характера: 1) свободные лексемы могут стать связанными; при этом появляются новые ФЕ; 2) связанные лексемы могут стать свободными, при этом происходит утрата связанности, одно слово используется вместо всего связанного словосочетания; 3) исконно совместимые лексемы могут стать несовместимыми.

1. Свободные лексемы со временем могут стать связанными, что ведет к появлению новых ФЕ. Например, в наше время лексема окинуть практически не употребляется самостоятельно, она требует сочетания со словами взором, взглядом, глазами, что отражено в СОШ: «окинуть (взором, взглядом, глазами) – осмотреть, как бы обнять взглядом» (СОШ: 449). Однако еще в XIX в. данная лексема могла быть использована без этих «компаньонов»: Чичиков еще раз окинул комнату, и все, что в ней ни было, – все было прочно, неуклюже в высочайшей степени и имело какое-то странное сходство с самим хозяином дома; в углу гостиной стояло пузатое ореховое бюро на пренелепых четырех ногах, совершенный медведь (Н. Гоголь. Мертвые души). Таким образом, в современный период лексема окинуть становится связанной.

Выражение *скоропостижно жениться вряд ли возможно в наше время: уже произнесение первого слова настраивает слушателя на печальный лад, в то время как лексема женитьба ассоциируется со светлым, радостным, желанным событием в жизни человека. Однако еще в XIX в. такое высказывание было возможно: «Я… как бы тебе сказать? Я затеял… жениться». Полозов поставил на стол рюмку, которую поднес было к губам. «Жениться! – промолвил он хриплым, от изумленья хриплым, голосом и сложил свои пухлые руки на желудке. – Так скоропостижно? (И. Тургенев. Вешние воды). Лексема скоропостижно регистрируется в словаре церковнославянского и русского языка 1847 г. со значением ‘внезапно, вдруг, нечаянно’ (СЦРЯ Т.2: 137). Словарь В.И. Даля также отмечает лексему скоропостижный (в сочетании со словами случай, дело) как ‘внезапный, нежданный, нечаянный’ (Даль Т.4: 206). МАС указывает на определенную синтаксическую несвободу рассматриваемой лексемы: скоропостижный – ‘внезапный, неожиданный (обычно о смерти)’ (МАС Т.4: 117). БТС отмечает связанность лексемы: скоропостижный – ‘внезапный, неожиданный (обычно о смерти)’ (БТС: 749). Подобное словосочетание (скоропостижная женитьба) в наше время может быть использовано только в юмористических и сатирических текстах, когда автор намеренно сталкивает «позитивное» существительное и «негативное» прилагательное: возникает стилистическая фигура, известная как оксюморон (живой труп, горячий снег и т.д.). В таком случае данное словосочетание служит авторскому замыслу (в частности, автор может намекать на то, что женитьба – добровольная гибель, каторга, тюрьма, потеря свободы человеком, потеря его для холостой компании, утрата веселого товарища для друзей-знакомых и т.д.). Наш современник, вероятно, в подобной речевой ситуации употребил бы лексему скоропалительно или неожиданно, внезапно. В современном русском языке лексема скоропостижно развивает определенную связанность и сочетается только, пожалуй, с глаголами скончаться и умереть, тогда как в более ранний хронологический период развития языка лексема являлась свободной.

2. Связанные лексемы могут стать свободными, при этом чаще всего одно слово из связанного словосочетания используется вместо всего словосочетания, реализует значение целого ФЕ.

Такое независимое функционирование ранее связанной лексемы отмечается в современных литературных произведениях, например: Овдовела она давно, но больше не выходила замуж, храня верность образу вдовы в черных одеждах, который ей очень пришелся (Л.Улицкая. Медея и ее дети); Да, в прошлом письме забыла тебя спросить, пришелся ли тебе новый слуховой аппарат (Л.Улицкая. Медея и ее дети). Носители современного языка отметили в ходе опроса, что они бы сказали в данных ситуациях (пришелся) по душе, по вкусу, по сердцу, по нраву; (пришелся) по размеру. Данный же вариант одиночного употребления лексемы пришелся, по мнению большинства анкетируемых, выглядит непривычным.

В ряде случаев такое «свертывание» фразеологизма, оттеснение его полной формы в пассивный запас может быть опосредованно связано с утратой соответствующего ЛСВ лексемы, входящей в состав ФЕ. Так, еще в XIX и XX веках было употребительно выражение удрать штуку, зафиксированное в художественных произведениях: Однажды он сказал кому-то из своих приятелей: «Представь, какую штуку удрала со мной Татьяна. Она замуж вышла! Этого я никак не ожидал от нее» (К.Паустовский. Бунт героев); Стоят они, стоят молодой человек-то и говорит: «А давайте-ка удерем такую штуку: оба мы с вами молоды, впереди еще для нас может быть много хорошего, давайте-ка оставим Квашнина на бобах» (А.Куприн. Молох); А ты знаешь, что жизнь иногда возьмет да удерет такую штуку, что никакой твой романист ничего подобного не придумает (А.Куприн. Брегет). Как следует из контекстов, выражение удрать штуку реализовало значение ‘поступить непредсказуемо’, ‘сделать что-нибудь неожиданное, из ряда вон выходящее, совершить нетипичный поступок’. В современный период развития языка данная ФЕ не востребована, она не используется ни в устной речи, ни в художественных произведениях, не знакома современным носителям русского языка. Возможно, это связано с архаизаций одного из значений лексемы штука, зафиксированного в словаре В.И. Даля: ‘ловкая, искусная проделка, на диво захваченных врасплох, фиглярство, фокус’ (Даль Т.4: 646), а также неупотребительностью глагола удрать в данном ЛСВ. Указанный фразеологизм имел вариант выкинуть штуку, отколоть штуку, отмочить штуку, ср.: Я его просто боюся. Того гляди, какую-нибудь штуку отколет (Д. Мамин-Сибиряк. Хлеб); Да, отчебучили вы тогда штуку. Выговорил я вам тогда, да, рассердился даже, помню! (М. Веллер. Долги). В некоторых случаях лексемы отмочить, отколоть используются для реализации значения, свойственного всему фразеологизму отколоть штуку (удрать штуку), например: «Знаешь, что я отмочил?» – «Что?» – «Наплевал в кадушку с капустой» (Помяловский. Очерки бурсы); «Молодые люди захохотали. «Ну и отмочил, Валька!» – крикнул один из них и бросил собачке кусочек колбасы (К. Паустовский. Старик в станционном буфете). В наше время значение всего фразеологизма, неупотребительного в наши дни, вербализует экспрессивная лексема отмочить (отколоть) в соответствующем ЛСВ.

3. В результате динамических диахронических процессов многие лексемы характеризуются изменением сочетаемости: вполне адекватные в прошлом сочетания слов становятся нетипичными или невозможными. При исторических сдвигах в значении слова могут быть актуализованы семы, вступающие в конфликт с семами в семантической структуре слова-соседа, что и делает такое соседство невозможным. Как считает В.В. Левицкий, совместимость может быть обусловлена тремя факторами – совместимостью денотатов, совместимостью коммуникативных ситуаций, в которых может употребляться слово, и собственно языковой совместимостью. В соответствии с этим можно различать денотативную, прагматическую и лексическую совместимость. Опираясь на предложенную классификацию, мы выделяем 1) изменения денотативно-сигнификативного характера, 2) изменение прагматического характера и 3) изменения собственно языковых предпочтений носителей языка.

Изменение денотативно-сигнификативного характера. Во многих случаях сочетаемость слов является не только нетипичной, но и невозможной для современного периода развития языка. Это связано с изменениями в денотативно-сигнификативном блоке значения. Например, выражение *неприятно развлекать вряд ли можно услышать в наши дни, хотя было вполне употребительно в прошлом: Голоса подьячих доходили до него – они хозяйничали, требовали то одного, то другого и неприятно развлекали его среди печальных его размышлений (А. Пушкин. Дубровский). В XIX веке лексема развлекать реализовала значение ‘отвлекать(ся) мысленно от одного предмета, внезапно переходя к другому, перескакивать думой с одного на другое’ (Даль Т.4: 18-19), то есть ‘мешать сосредоточиться’. В современном языке значение слова развлекать (развлечь) – ‘занимая, забавляя чем-нибудь приятным, веселым, доставить кому-н. удовольствие, заставить забыться, рассеяться’ (МАС Т.3: 594). Семы ‘удовольствие’, ‘приятный’, имеющие статус ядерных в семантической структуре современного глагола развлекать, не допускают сочетания с наречием неприятно, вступая в противоречие с его семантикой. Устаревшее значение глагола развлекать в современном языке вербализуется однокорневым глаголом отвлекать.

Словосочетание порожний столик в XXI в. звучит не вполне современно, но было вполне обычно в XIX в. Например: Я подошел к порожнему столику, спросил себе кружку пива, газету – и сел в недальнем расстоянии от того загадочного существа (И.Тургенев. Сон). В наше время лексема порожний имеет два ЛСВ: «1. Ничем не заполненный, полый, внутри лишенный содержимого; 2. О рейсе транспортного средства: совершаемый порожняком, без груза» (СОШ: 264). Наш современник сказал бы свободный столик (или пустой столик). Пустой и порожний являются синомимами и в ряде случаев представляются взаимозаменяемыми, но не в данном контексте, поскольку порожний понимается именно как ‘пустой внутри, полый’. Но в XIX в. подобное словоупотребление было оправданным: по данным МАС, лексема порожний могла вербализовать значение, являющееся сейчас устаревшим: ‘никем не занятый’ (МАС Т.3: 304). Словосочетание сел в недальнем расстоянии также указывает на тот факт, что данное высказывание принадлежит носителю русского языка XIX в. Таким образом, изменение денотативно-сигнификативного характера могут менять сочетаемость лексем или ограничивать ее.

Изменения прагматического характера. Изменения в прагматическом блоке значения слова, изменение оценочности, появление новых ассоциаций может ограничивать сочетаемость слова. Так, глагол испещрить в словарях современного языка регистрируется со значением ‘покрывать какую-либо поверхность большим количеством чего-либо мелкого, однородного, делать пестрым’ (БАС Т.5: 480); ‘усеять, покрыть чем-н. (мелкими пятнами, надписями)’ (СОШ: 253), однако словосочетание *испещрить цветами представляется невозможным, хотя отмечается в текстах XIX в.: (Г-н фон Рихтер) отыскал тут же, в лесу, прехорошенькую, всю испещренную цветами, поляну (И. Тургенев. Вешние воды). В наше время возможно высказывание типа Поляна покрыта цветами или Поляна усеяна цветами, но не Поляна испещрена цветами. Как представляется, это связано с тем, что глагол испещрить осознается как корректировка чего-то уже существующего, нарушающее цельность и первоначальное гармоничное состояние. Кроме того, несмотря на то, что испещрить происходит от испестрить, т.е. ‘сделать пестрым’, оно вызывает ассоциации со словом пещера, и испещрить ассоциируется с ‘изрыть’, ср. высказывания типа лицо, испещренное оспой, например: Рот его, лишенный губ, походил на отверстие, прорезанное перочинным ножичком в картонной маске, щеки его впалые и смугловатые местами были испещрены ямочками, следами разрушительной оспы (М.Лермонтов. Княгиня Лиговская).

Языковое чутье подсказывает носителю современного русского языка, что словосочетание *отъявленная красавица вряд ли возможно в наши дни. Однако в тексте повести «Вешние воды» встречается следующее высказывание: Мария Николаевна Полозова, урожденная Колышкина, была очень замечательная особа. И не то, чтобы она была отъявленная красавица: в ней даже довольно явственно сказывались следы ее плебейского происхождения (И.Тургенев. Вешние воды). В Словаре церковнославянского и русского языка 1847 г. семантика отъявленный трактуется достаточно широко как ‘всем известный’ (СЦРЯ Т.2: 144), а в словаре В.И. Даля – ‘явный, бесспорный’ (Даль Т.2: 770). Таким образом, первоначально лексема отъявленный имела более широкую сочетаемость (и вполне могла быть употреблена с лексемой красавица), однако со временем спектр сочетаемости сузился в связи с развитием в прагматическом блоке лексемы дифференциальной оценочной семы ‘отрицательный’. Современное значение лексемы отъявленный – ‘обладающий высокой степенью какого-либо отрицательного качества’ (МАС Т.2: 725). Например: Это был Калашников, отъявленный мошенник и конокрад (А.Чехов. Воры). Словарь С.И. Ожегова, Н.Ю. Шведовой также определяет ее семантику как ‘известный своими крайне отрицательными качествами, проявляющий их’, приводя в качестве примеров сочетания отъявленный плут, мошенник, негодяй (СОШ: 484). Таким образом, со временем лексема приобрела отрицательную оценочность и стала обозначать нечто явно «плохое», что существенно ограничило ее сочетаемость.

Изменения языковых (речевых) предпочтений носителей языка. Интересны многие случаи нетипичной сочетаемости лексем, представляемые текстами прошлого времени: читателю ясен смысл высказывания, «теоретически» можно сказать так и в наше время, не наблюдается явного противоречия семантики соседних слов, однако наш современник так не говорит. Такие «несовременные» словосочетания встречаются не только в древнерусских текстах, они достаточно частотны и в русской классике XIX в. Например, сочетание распустить зонтик являлось, по-видимому, устоявшимся и частотным в XIX в., но в наши дни говорят раскрыть зонтик, расправить зонтик: Распустив зонтик и не расстегнув перчаток, она гуляла степенно, не спеша, – как гуляют образованные девицы – и говорила мало (И. Тургенев. Вешние воды); «Пойдемте до рощи», – сказала она, давая ему нести корзинку, сама распустила зонтик, оправила платье и пошла (И. Гончаров. Обломов); ср.: «Доели – пошли!» – скомандовала одна красавица другой, и, расправив прозрачные зонтики, как знаки иного, высшего существования, они выплыли в дождь (Т. Толстая. Петерс). Необычным в наше время кажется и выражение отделить голову от подушки (вместо привычного поднять голову), ср.: Его разбудила беготня, поднявшаяся в доме. Он отделил от подушки голову (И. Тургенев. Затишье). Следующие словосочетания также являются маркированными, обнаруживая свою принадлежность прошлым векам, например: Я тотчас бросился за ним вдогонку, но и он удвоил шаги (И. Тургенев. Сон); Панталеоне, который успел уже затушеваться за куст так, чтобы не видеть вовсе офицера-обидчика, сперва ничего не понял (И. Тургенев. Вешние воды); Женившись на молодой женщине, он старался казаться молодым назло подставным зубам и некоторым морщинам (М. Лермонтов. Княгиня Лиговская); «Пойдемте к Кремлевской стене, – шепнула она уторопленным голосом, бегая по земле опущенными глазами, – а то здесь люди» (И. Тургенев. Пунин и Бабурин); Владимир Дубровский воспитывался в кадетском корпусе и выпущен был корнетом в гвардию; отец не щадил ничего для приличного его содержания, и молодой человек получал из дому более, нежели должен был ожидать (А.Пушкин. Дубровский); Князь к ней подошел, взял руку и с видом тронутым спросил, согласна ли она сделать его счастие (А. Пушкин. Дубровский). Нашему современнику такие сочетания «режут слух», кажутся непривычными, несмотря на то, что они не содержат никаких противоречий и являются совершенно логичными. В этих лингвистических симпатиях и антипатиях, в специфике выбора носителями русского языка определенного хронологического периода тех или иных лексем отражается веяние времени, «языковой вкус эпохи» (Е.Н. Верещагин, В.Г Костомаров), проявляются особенности национального языка, его потенциал и вариативность.

Диахроническое развитие лексико-семантических групп (ЛСГ) как иерархически организованных групп лексем, сформированных по полевому принципу, которые характеризуются единством классемы, архисемы и наличием некоторых общих сем, осуществляется по всем важнейшим конституирующим её параметрам: (а) путем изменения иерархического статуса входящих в неё смысловых элементов; (б) в силу реорганизации её полевой структуры, когда смысловые элементы, меняя свой ранговый статус, перемещаются с ядра на периферию и наоборот; (в) в результате позиционной мены базовых сем – классем или архисем.

Современные лексико-семантические группы формировалась под действием различных, порой разнонаправленных векторов: 1) древнерусские лексемы, развивая и изменяя семантику, могли выходить из исконной ЛСГ; 2) семантическое развитие слов (принадлежащих и к другим ЛСГ) приводит к появлению новых ЛСВ, пополняющих данную лексико-семантическую группу; 3) древнерусские лексемы могли сохранять устойчивость семантической структуры, оставаясь в пределах указанной ЛСГ; 4) древнерусские лексемы, устаревая, исчезали из языка, обедняя состав указанной ЛСГ; 5) в языке появлялись новые слова (заимствованные или собственно русские), пополняя ЛСГ. Отмеченные векторы развития характерны не только для рассмотренной ЛСГ глаголов речи, поэтому выявленные закономерности можно экстраполировать и на историческое формирование других лексико-семантических групп русского языка.

Вопреки сложившемуся мнению о том, что единицы ядра являются наиболее устойчивыми, а периферийные – подвижными, история рассмотренной ЛСГ убеждает в том, что возможны и иные процессы: именно глаголы глаголати и речи, входящие в ядро ЛСГ, являвшиеся, судя по древнерусским текстам, наиболее востребованными в период XI-XIV вв., оказываются утраченными в процессе исторического развития.

Изменениям подвергаются не только отдельные лексемы, но и лексико-семантические блоки. Антонимо-синонимические блоки со временем трансформируются. Некоторые слова становятся архаичными, перемещаются в пассивный запас, исчезают из системы языка. Какие-то лексемы могут со временем стать стилистически маркированными (осознаваться как разговорные или, напротив, принадлежащими к книжному стилю). Многие лексемы пополняют или оставляют эти ряды вследствие трансформации своих семантических структур: лексемы, входящие ранее в антонимо-синонимический блок оценки, в современный период развития языка реализуют новые, неисконные значения и переходят в другие синонимические ряды; напротив, синонимический ряд пополняют лексемы, ранее реализовавшие иные значения. В языке появляются новые слова, заимствованные или созданные при помощи словообразовательных ресурсов русского языка, и также пополняют указанный АСБ. Рассмотренный антонимо-синонимический блок представляет ситуацию, когда обе доминанты антонимических рядов не удержали своих позиций: в процессе исторического развития их сменили другие лексемы, также исконно функционировавшие в данных рядах, хотя и в качестве «рядовых» компонентов. «Смещенные» доминанты не выходят за пределы своих антонимических рядов, продолжая функционировать в современном языке.

Таким образом, векторы развития слов в пределах АСБ следующие: 1) архаизация ряда слов, перемещение их в пассивный запас, 2) вытеснение из системы языка; 3) смещение в другой стиль, появление стилистической маркированности (лексемы могут осознаваться как разговорные или, напротив, принадлежащими к книжному стилю); 4) вхождение в АСБ вновь появившихся в языке слов, собственно русских и заимствованных, а также переход в данный АСБ лексем из других синонимических рядов вследствие трансформации их семантических структур; 5) выход из АСБ: лексемы, входящие ранее в антонимо-синонимический блок оценки, в современный период развития русского языка реализуют ноли, напротив, принадлежащими к книжному стилю); 4) вхождение в АСБ вновь появившихся в языке слов, собственно русских и заимствованных, а также переход в данный АСБ лексем из других синонимических рядов вследствие трансформации их семантических структур; 5) выход из АСБ: лексемы, входящие ранее в антонимо-синонимический блок оценки, в современный период развития русского языка реализуют новые, не исконные значения и переходят в другие синонимические ряды; 6) перемещение из ядра на периферию и с периферии в ядро.

И ЛСГ, и АСБ могут быть рассмотрены как разновидности семантического поля. На основании результатов анализа истории формирования ЛСГ глаголов речи и АСБ прилагательных позитивной и негативной оценки в русском языке можно создать гипотетически (универсальную) диахроническую модель развития тех или иных лексических микросистем.

Взаимодействие указанных тенденций, проявляющееся в результатах работы соответствующих лингвистических векторов, обеспечивает подвижность, динамическое движение и обновление всех лексических микросистем языка на протяжении любого хронологического отрезка в истории русского языка.

В Заключении подводятся основные итоги работы исследования. Перспективы исследования видятся в составлении диахронического словаря русской лексики, фрагмент которого представлен в Приложении, а также в создании учебного пособия по истории русского языка, поскольку раздел «Лексика» в имеющихся учебниках представлен обычно весьма фрагментарно.

Выдвинутая гипотеза о зависимости динамики лексико-семантической системы русского языка от изменения её концептосферы нашла подтверждение в развитии семантики лексем от древнерусского периода до наших дней.