Geum.ru

Федеральное государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   22
Е. А. Матвиенко

кандидат философских наук, доцент кафедры
философии Волгоградской академии МВД России

Идеология исламского радикализма

Как может показаться на первый взгляд, проблематика, связанная с исламским религиозным радикализмом и экстремизмом, в последнее время несколько уходит в тень. Она уступает свое первенство иным сюжетам, – как на лентах новостных агентств, так и на страницах научной периодики и в программах научных форумов. По нашему мнению, некоторое ослабление внимания к указанным проблемам объясняется лишь пресыщенностью ими массового общественного сознания, «уставшего» от непрерывного потока однотипных сообщений из Ирака, Афганистана, Северокавказских республик России.

В то же время сами проблемы, порождаемые ростом исламского экстремизма, нисколько не утратили своей актуальности. Более того, в самое ближайшее время они вновь приобретут предельную остроту. Недавние широко освещаемые события в Северной Африке и на Ближнем Востоке неизбежно приведут к усилению влияния исламистов. «Революции» различных цветов и оттенков меняют в лучшем случае политико-институциональный дизайн общества, а чаще всего лишь приводят к вытеснению одной элитной группировки другой. Эти «революции» не в состоянии решить глубинных, системных проблем. Низкая эффективность, преимущественно сырьевой характер экономики, бедность, безработица, тотальная коррупция, наследственный авторитаризм в сочетании с «демократической» демагогией (которая уже давно никем не воспринимается всерьез) – для ликвидации всех этих негативных явлений потребуются десятилетия (разумеется, при условии наличия соответствующей политической воли).

Сил, способных такую волю продемонстрировать, арабские «революции» пока не выдвинули. Да и ждать двадцать-тридцать лет измученные люди не захотят. Убедившись в неспособности новых властей быстро решить накопившиеся проблемы, массы вновь перейдут к кажущейся эффективной тактике уличных протестов. И здесь неизбежен либо новый виток хаоса с теми же результатами, либо, что, на наш взгляд, куда более вероятно, наведение порядка путем насилия. И в том, и в другом случае, на сцену не замедлят выйти исламисты со своим знаменитым лозунгом «Ислам – вот решение!».

Не следует также забывать и о том, что мишенью народного гнева стали именно те арабские режимы, которые отличались подчеркнуто светским характером. Их лидеры всячески демонстрировали свою лояльность к Западу и дистанцировались от исламистов. Более того, они (с молчаливого одобрения Запада) в течение десятилетий вели с исламистами жесткую борьбу, в которой число жертв с обеих сторон исчисляется десятками тысяч. И вдруг оказалось, что в трудную для них минуту Бен-Али, Мубарак, Каддафи не получили от Запада никакой поддержки. Более того, руководствуясь весьма узко понимаемыми геополитическими и геоэкономическими интересами, ведущие державы Запада косвенно (а в случае Каддафи – и прямо) способствовали уходу вчерашних союзников с политической сцены. Более чем вероятно, что теперь лидеры многих арабских (и вообще исламских) стран будут готовы встать на путь заигрывания с исламистами, а то и всерьез последовать их идеям. Обратной стороной процесса сближения с радикальным исламом станет, разумеется, охлаждение отношений с Западом.

Таким образом, исследование исламизма по-прежнему крайне актуально. И задача исследователя состоит здесь прежде всего в анализе той идеологии, которая провозглашается единственно верной исламскими радикалами и выступает идейной основой религиозного экстремизма и терроризма как его крайней формы. Исходным пунктом развития этой идеологии является такое течение современного ислама, как фундаментализм (салафизм).

Следует сразу же предостеречь от его примитивных, пропитанных духом европоцентризма оценок, которые позволяют себе некоторые авторы. Так, например, в достаточно интересном исследовании Д. В. Ольшанского1 указывается, что исламский фундаментализм отражает «агрессивное сопротивление фанатиков – сторонников ортодоксального, воинствующего ислама всем попыткам “вестернизации”, “европеизации” и, в целом, модернизации ислама под влиянием вызовов современного мира… характеризуется не только самозащитной, но и откровенно агрессивной психологией… опирается на отрицание прогресса и, в целом, всех ценностей современного мира». В приведенном фрагменте проявляется типичная для человека Запада убежденность в том, что только его цивилизация развивается правильно, а все прочие (большая часть человечества) – всего лишь дикари, погрязшие во власти предрассудков и суеверий, безнадежно отставшие от современности.

Далее и вовсе следует смехотворное обвинение: исламисты, оказывается, «не ссылаются на труды признанных богословов, философов или экономистов. Исламисты, забыв о Марксе, Гегеле, Мальтусе, Кейнсе или более близком к нам Кеннете Гэлбрайте, приводят в пример только Коран. По причине идеологической слабости исламистский мир не в состоянии выдвигать четкие требования…». В действительности исламистские идеологи опираются на мощнейшую теологическую традицию, сплошь и рядом просто неизвестную западным «исламоведам». Работы исламистов очень четко вписаны в исламскую культурную традицию, обладающую собственной иерархией авторитетов. И, заметим, никому не приходит в голову упрекать Гегеля в том, что он не ссылается, к примеру, на труды Таки ад-Дина Ибн Таймийи или Ибн аль-Кайима, а тех же Гэлбрайта или Тоффлера – в том, что они не читали современных им работ Абуль-Алла Маудуди (хотя влияние перечисленных мыслителей на духовную жизнь исламского мира огромно). Итак, попытаемся рассмотреть основные идеи исламского радикализма, насколько это возможно, объективно и непредвзято.

Выявить их позволяет анализ взглядов наиболее известных идеологов исламизма. К их числу, несомненно, принадлежит уже упомянутый пакистанец Абуль-Алла Маудуди (1903–1979), основатель и лидер влиятельной партии «Джамаат-и Ислами». Теоретическое наследие Маудуди насчитывает более 120 книг и тысячи статей, затрагивающих самый широкий спектр проблем. Еще один «гуру» радикализма – египтянин Сейид Кутб (1906–1966), идеолог мощнейшей исламистской организации «Братья-мусульмане». Фанатичная убежденность в правоте своего дела, незаурядный литературный и полемический талант, мученическая смерть (за свою экстремистскую деятельность он был повешен по приговору египетского трибунала) превратили Кутба в одну из наиболее почитаемых фигур среди ультра-радикалов1. Не только теоретиком, но и практиком строительства исламской государственности был лидер исламской революции, ставший после ее успешного завершения пожизненным правителем (рахбаром) Исламской Республики Иран Великий аятолла Рухолла Аль-Мусави Аль-Хомейни, или просто аятолла Хомейни (1898–1979).

Среди других идеологов исламизма можно назвать Хасана ат-Тураби, идейного вдохновителя режима генерала аль-Башира в Судане; лидера турецкой исламистской партии «Рефах» Неджмеддина Эрбакана (до середины 1997 г. партия входила в правительственную коалицию, а сам Эрбакан занимал пост премьер-министра); шейха Ахмеда Ясина, главу палестинской военно-террористической организации «ХАМАС»); события последних лет в Ираке выдвинули на этой территории на первый план фигуру шиитского лидера Муктады Ас-Садра. О ряде других влиятельных идеологов упоминается ниже. Рассмотрим основополагающие принципы исламского радикализма более подробно.

Молодость ислама. Поскольку мусульманская религия возникла значительно позже других мировых монотеистических систем, она, в отличие от них, не исчерпала своих возможностей. В аналогичном «возрасте» христианство, например, также нередко демонстрировало радикализм, в частности, организовав целую серию крестовых походов против мусульман. Ислам же сегодня находится в расцвете своих сил, играя активную роль в современном мире.

Тотальность ислама, под которой большинство современных ученых понимают широкий охват исламской религией всех сфер жизнедеятельности верующих. Ислам предполагает не только следование определенному вероучению и культовой практике, но и определенное же экономическое и социальное устройство, организацию управления, семьи, быта. Шариат регламентирует как правовые, так и нравственные отношения. Все это в совокупности приводит к тому, что ислам выступает как образ жизни, всецело определяющий мировоззрение и поведение людей.

Особо следует отметить неразрывную связь ислама и политики. Так, иранский автор М. Санаи подчеркивает: «Безусловно, общепризнанным является то, что ислам по сравнению с другими религиозными учениями имеет наиболее тесные и глубокие связи с политикой и властью как важнейшими средствами реализации своих принципов». Причины этого поясняет С. Кутб: «Шариат находит свое воплощение в основах веры, в принципах власти…». Поэтому вполне закономерно, что все радикальные исламские группировки объединяет общая установка на создание на территории своих стран (либо отдельных их частей) «исламских государств», на радикальную исламизацию всех социально-экономических и политических институтов государства.

«Исламское государство» может быть построено как вооруженным, так и мирным путем. Отметим, что, принципиально отвергая демократические принципы государственного управления, исламские радикалы, тем не менее, используют их для достижения своих целей. Отмеченный парадокс объясняется тем, что их отказ от террористической деятельности как правило, является вынужденным шагом, продиктованным опасением репрессий со стороны властей. Ведение исламистами политической игры по общепринятым в современных условиях правилам рассматривается ими всего лишь как временное перемирие с «неверными», выступающими в лице официальных властей. Предпосылкой такого перемирия, согласно традиционному исламскому толкованию права, является временная (военная или политическая) слабость «правоверных». После восстановления сил борьбу с «неверными» следует продолжить. Таким образом, нет сомнения в том, что в случае прихода к власти исламисты отбросят демократические принципы государственного устройства и приступят к радикальной исламизации политической и социально-экономической системы государства.

Интересно, что Маудуди, автор популярной в исламском мире теории «исламского государства», последовательно отвергал его построение силовым путем, считая этот путь малоперспективным и поспешным. Создание исламского государства Маудуди рассматривал как конечный результат «исламской революции», отличительной чертой которой является моральное совершенствование граждан на основе постулатов ислама, а не радикальное изменение непосредственно самой социально-экономической структуры общества. Главный упор делается на ведение пропагандисткой работы среди населения; осуществляется так называемый «исламский призыв» (даава) с целью завоевания голосов в ходе свободных выборов и прихода к власти легальным путем1.

В отличие от него, С. Кутб прямо призывал своих последователей брать власть в свои руки, уничтожать существующие государственные системы, провозглашать революцию и осуществлять государственные перевороты. Кутб признает лишь два типа обществ: исламское (в нем признается власть одного лишь Аллаха и действует шариат) и общество джахилийи (доисламского язычества), в котором люди сами творят законы и тем самым отрицают единовластие Аллаха (хакимийю). Ислам и джахилийя абсолютно несовместимы, мирное их сосуществование либо постепенная трансформация джахилийи в ислам невозможны. «Язычество» должно быть уничтожено силовым путем; участие в этой борьбе – обязанность каждого мусульманина2.

Идеи Кутба получили развитие у основателя ультрарадикальной египетской группировки «Аль-Джихад» Абд ас-Салям Фарага, который обеспечил им мощный салафитский фундамент3.

Образец «силового» перевода общества на исламские рельсы предложила и исламская революция 1979 г. в Иране. Ее лидер аятолла Хомейни, во многом опираясь на идеи другого иранского теоретика фундаменталистской направленности – М. Бакира ас-Садра, выдвинул концепцию «власти законоведа» (велаят-е факих) или «исламского правления» (хокумат-е ислами). В отсутствие имама (в шиитском варианте ислама имам – законный руководитель исламской общины, прямой потомок четвертого халифа Али и дочери пророка Фатимы, который находится пока в скрытом состоянии – «махди», но неминуемо явится миру, чтобы установить царство справедливости) руководство общиной возлагается на богословов, которым как бы передоверяется способность правильного толкования Корана. Вся полнота власти должна быть сосредоточена в руках образцового богослова – факиха, который в качестве высшей инстанции обладает высокими личными качествами и совершенным знанием. Факих, будучи заместителем или представителем (марджа) скрытого имама, является главой государства, главнокомандующим, наделен правом определять законность любых правовых актов (в том числе конституционных) с точки зрения шариата, одобрять кандидатуру главы исполнительной власти, назначать верховный суд и т. д. Фактически концепция «велаят-е факих» предполагает персонифицированное исламское правление.

В суннитском исламе эта концепция особой популярности не приобрела, т. к. в нем единственно возможной формой исламского государства признается не имамат, а халифат. Однако она была принята на вооружение проиранскими ультрарадикальными организациями «Хизбаллах» в Ливане и «Исламский джихад» в Палестине.

Аутентичность ислама личности мусульманина, под которой понимается полное выражение в исламской религии личности верующего. Мусульмане всех стран одинаковы, независимо от этнических, расовых, языковых и иных отличий. Это люди, сформированные исламом, составляющие единую общность – умму, трактуемую исламистами как «подлинно богоизбранный народ». Отсюда различные панисламистские концепции, пропагандирующие объединение мусульман всего мира в единое государство в форме халифата, а в краткосрочной перспективе – проведение мусульманскими странами согласованной внешней политики. Указанный идейный комплекс закономерно приводит исламистов к идее мирового господства, «экспорта» исламской революции.

Идеализация и мифологизация государственно-политической системы, которая существовала в мусульманском мире в период правления пророка Мухаммеда и первых четырех «праведных» халифов (Абу-Бакр, Омар, Осман, Али), стремление к ее возрождению. Любая политическая идеология конструирует некий социально-политический идеал. Для исламских радикалов такое идеальное общество уже существовало – это арабский халифат VII–VIII вв. Его социальные институты должны быть буквально воспроизведены сегодня.

Фатализм, фанатизм, мусульманский энтузиазм и воинственный характер. Доминирующее в исламе учение о предопределенности человеческих поступков божественной волей, о невозможности избегнуть этого предначертания судьбы (кисмет) имеет важное практическое значение, поскольку на его основании утверждается правомочие любых лиц или групп, добившихся политической власти. Подобная установка ведет к фанатизму, бесстрашию в бою. В непосредственной связи с фатализмом находится и мусульманский энтузиазм. Обязательными являются пропаганда исламистских идей, а также стремление обратить в свою веру всех окружающих или наказать их за «безбожие».

Развитию религиозного фанатизма в исламе способствовала и вера в то, что шахид (мученик, погибший за веру) обязательно попадет в рай. Сам по себе данный тезис для мусульман бесспорен. Однако по вопросу о том, кого следует считать шахидом, кипят ожесточенные споры. Традиционный ислам утверждает, что только Бог может решить, когда следует прервать жизнь человека, поэтому самоубийство – тягчайший грех. И уж тем более только Бог на Страшном суде определит, кто умер как мученик (шахид), а кто нет. Однако с начала 80-х гг. ХХ в. исламские экстремисты предложили иную, с богословской точки зрения совершенно необоснованную трактовку, связанную с массовым распространением деятельности террористов-камикадзе. В 1989 г. активисты палестинской организации «Исламский джихад» издали фетву (религиозный декрет), оправдывающий их деятельность. В ней утверждалось, что деятельность камикадзе является не запрещенным шариатом самоубийством, а самопожертвованием во имя веры (истишхад), а сами террористы – мучениками, которым уготовано место в раю.

Никакого права издавать фетвы упомянутые активисты не имели, т. к. в соответствии с исламскими канонами это может делать только авторитетный, специально подготовленный ученый-богослов (улем). Правда, волна терроризма выдвинула на первый план новое поколение близких к радикализму (а нередко и ультрарадикальных) мыслителей. Это уже упоминавшийся духовный лидер «ХАМАС» шейх Ахмед Ясин, идеолог «Хизбаллах» Хасан Насрулла, нынешний фактический руководитель египетского (наиболее мощного) отделения исламистской организации «Братья-мусульмане» Юсуф аль-Карадави. Именно последний, будучи достойным наследником С. Кутба, обосновал утверждение, что совершаемые камикадзе теракты – высшая форма джихада, угодная Аллаху, и что этот тип терроризма шариатом разрешен.

Более умеренные теологи первоначально пытались отстоять традиционные представления. Однако взгляды радикалов, особенно среди молодежи, пользовались гораздо большей популярностью. Даже теракты 11 сентября, в общем-то осужденные в исламском мире, не смогли переломить ситуацию в пользу умеренных. «Умеренные», обвиняемые в соглашательстве, а то и в прямом предательстве интересов мусульман, оказавшись перед угрозой полной потери авторитета и влияния и сталкиваясь с подозрительностью властей, нередко поворачиваются в сторону радикалов.

Нетерпимость радикалов к иным религиозным и вообще отличающимся от их собственных взглядам. Нетерпимость эта имеет в исламе глубокие исторические корни. «Правоверные» всегда отчетливо ощущают свое превосходство над неверными. Выше всего ценится принадлежность человека к умме, немусульманин всегда рассматривается как не вполне равноправный. В этом же ряду находится идея «завершения пророчества», которая в трактовке мусульманских теологов означает, что пророк Мухаммед был последним посланником Бога на земле, «печатью пророков», и принес человечеству окончательную истину.

Нацеленность на борьбу с врагом, определение его понятием кяфир (неверный). Радикалами под термином «неверные» понимаются не только немусульмане, но и «неистинно верующие» внутри ислама.

Мусульмане, которых радикалы обвиняют в неверии (куфре), автоматически приобретают статус вероотступников (муртаддун), т. е. людей, которые были мусульманами, а затем отошли от ислама. В отношении же вероотступников в шариатских нормах предусмотрена смертная казнь (или просто убийство, которое становится похвальным делом для любого мусульманина). Подобное обвинение – такфир – радикалы распространяют на представителей власти в исламских государствах, на правоохранительные органы и прочие силовые структуры, а также на тех мусульман, которые это государство защищают и поддерживают. Вероотступниками, по мнению А. Фарага, являются современные правители Египта, они хуже неверующих по рождению, т. к. последние могут не знать ислама, а муртаддун отрекаются от истинной веры осознанно1.

Центральное место в радикалистских представлениях занимает особым образом интерпретируемое понятие джихада, который объявляется единственной и неизбежной формой борьбы против джахилистских обществ. Джихад в мусульманской богословской литературе понимается как борьба за веру, которая ведется в следующих основных формах: «джихад сердца» – борьба с собственными дурными наклонностями; «джихад языка» – «повеление достойного одобрения и запрещение достойного порицания»; «джихад руки» – принятие соответствующих мер наказания в отношении преступников и нарушителей норм нравственности; «джихад меча» – вооруженная борьба с «неверными», павшему в которой уготовано вечное блаженство в раю. Радикально настроенные исламисты категорически отрицают оборонительный характер джихада. По утверждению А. Фарага, «война в исламе ведется для утверждения слова Аллаха на земле как оборонительным образом, так и наступательным… Ислам распространялся мечом, однако безбожные имамы скрывают это… На мусульманах лежит обязанность поднять мечи и направить их на режимы, которые скрывают истину». Джихад, по мнению Фарага, мусульманин должен вести и с собственными джахилистскими властями1.

Законченный вид этой концепции придал в 70-80-х гг. палестинский профессор Абдаллах Аззам, одним из учеников которого был, например, Усама бен Ладен. Аззам объявил, что джихад – не коллективная (фард кифайя), но личная (фард айн) обязанность каждого мусульманина. Ответственность за его ход нельзя перекладывать на политическое руководство исламских стран. Оно не вправе запрещать своим подданным участвовать в джихаде, в том числе и с оружием в руках. А уж поддерживать джихад морально и финансово обязан буквально каждый мусульманин, уклонение от этой обязанности – великий грех. Притягательным центром исламистской активности был на тот момент Афганистан, но его освобождение мыслится Аззамом лишь как начало борьбы: «Эта обязанность не исчезнет вместе с победой в Афганистане, джихад будет оставаться личным долгом каждого мусульманина, пока мы не вернем все земли, ранее бывшие мусульманскими, чтобы ислам воцарился там вновь: перед нами – Палестина, Бухара, Ливан, Чад, Эритрея, Сомали, Филиппины, Бирма, Южный Йемен, Ташкент, Андалусия…»2. Здесь уместно напомнить, что согласно теории джихада весь мир разделен на «область ислама» (дар-ал-ислам) и «область войны» (дар-ал-харб). К первой относятся страны, находящиеся под властью мусульман, ко второй – «неверных» правителей. «Область ислама» теоретически всегда должна находиться в состоянии вечной войны с «дар-ал-харб». В исключительных случаях ислам допускает временное перемирие сроком до десяти лет.

Идеи Кутба, Фарага, Аззама были взяты на вооружение учеником последнего – Усамой бен Ладеном, созданными при его решающем участии организациями «Аль-Каида» и «Мировой фронт джихада». Их главный идеолог Айаман аз-Завахири обосновал идею «глобального джихада», борьбу с «дальним врагом» – альянсом мирового куфра (неверия), куда включаются США, Израиль, другие страны Запада, а также и Россия. «Надо готовиться к тому, что… борьба не ограничится рамками одного региона, она будет вестись как против внутреннего врага – вероотступников, так и против внешнего – альянса крестоносцев (христиан. – Е. М.) и сионистов». Джихад должен быть перенесен за пределы исламского мира на территорию врага3.

Такова в общих чертах идеология исламского радикализма, практическая реализация положений которой сплошь и рядом принимает форму религиозного экстремизма, а нередко и терроризма как крайней формы последнего. Важно подчеркнуть, что эта идеология теснейшим образом связана с исламом как религией, хотя и далеко не тождественна ему. Мы никоим образом не призываем поставить знак равенства между мусульманами и экстремистами. Огромное большинство мусульман – это мирные, законопослушные люди, больше других страдающие от деятельности экстремистских группировок. Но не следует впадать в другую крайность и утверждать, что современный терроризм не имеет ни национальности, ни религии. Он обладает и тем, и другим, и пока мы не поймем этого, борьба с международным терроризмом (в том числе силовыми методами) обречена на провал.

Ложно понимаемая «политкорректность» не позволяет противостоять террористам на пропагандистко-идеологическом фронте, перехватить у них инициативу в воздействии на общественное сознание рядовых мусульман. Такого рода воздействие может и должно осуществляться прежде всего в духовном пространстве, очерченном религией – ибо такова особенность исламской цивилизации. Уважать ее специфику – это и значит проявлять подлинную политкорректность. Невозможно эффективное противодействие религиозному экстремизму и без глубокого знания тех идей, которыми руководствуются его сторонники. Мы надеемся, что данная статья в какой-то мере будет способствовать достижению указанной цели.