Партийно-государственная бюрократия Северо-Запада Советской России 1917-1920-х гг

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 2 3 4 5

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ИНСТИТУТ ИСТОРИИ

На правах рукописи

ЧИСТИКОВ Александр Николаевич

Партийно-государственная бюрократия Северо-Запада Советской России

1917-1920-х гг.

Специальность: 07.00.02 – Отечественная история

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени

доктора исторических наук

Санкт-Петербург

2007

Работа выполнена в Санкт-Петербургском институте истории Российской Академии наук

Официальные оппоненты:

доктор исторических наук, профессор Измозик Владлен Семенович

доктор исторических наук, профессор Старков Борис Анатольевич

доктор исторических наук,

действительный член РАН Фурсенко Александр Александрович

Ведущая организация:

Санкт-Петербургский государственный университет

Защита состоится «___» _____________ 2007 г. в ______ час. на заседании Диссертационного совета Д 002.200.01 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора исторических наук при Санкт-Петербургском институте истории Российской Академии наук (197110, Санкт-Петербург, Петрозаводская ул., д.7)

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Санкт-Петербургского института истории Российской Академии наук

Автореферат разослан «___» _____________ 2007 г.

Ученый секретарь

Диссертационного совета

кандидат исторических наук П.В. Крылов

I. Общая характеристика работы

Актуальность исследования

Изучение проблем, связанных с формированием органов власти и управления и их функционированием, является одной из приоритетных научных задач в современном обществе. Остаются актуальными, в частности, такие вопросы, как оптимизация структуры властных и управленческих органов; принципы их взаимодействия с обществом, а также между собой – на горизонтальном и вертикальном уровнях; подбор и ротация кадров; борьба с бюрократизмом и т.д. Кроме того, важным остается выбор правильного соотношения между общими принципами власти и управления и специфическими особенностями, вызванными политическими, экономическими, национальными, культурными и иными факторами. В этой связи чрезвычайно актуальным является обращение к историческому опыту, в частности Советского государства в начальный период его существования, когда были заложены основы партийно-советской системы власти и управления, просуществовавшей почти 80 лет. При всем своеобразии этой системы в ней можно выделить общие черты, присущие и современной власти.

С другой стороны, недостаточная разработанность указанной проблематики в историческом плане не дает возможности восстановить целостную картину одного из важнейших периодов в жизни Советской России/СССР, когда шло формирование ее основ, в том числе и во властно-управленческой сфере.

Степень изученности темы

В отечественной и зарубежной историографии отсутствуют комплексные исследования этой темы. Исследователи, как правило, обращались либо к общим вопросам, либо к отдельным сюжетам, связанным с бюрократией в Советской России/СССР. Стоит особо подчеркнуть, что советские историки уже с 1920-х гг. не использовали термина «бюрократия» применительно к властному и управленческому персоналу, а писали об ответственных работниках, партийно-советских кадрах и т.п. Это было связано с тем, что определение «бюрократия» употреблялось исключительно для характеристики капиталистического общества, в социалистическом обществе признавались лишь не характерные для этого строя явления бюрократизма, с которыми государство и общество вели борьбу.

В период Гражданской войны и в 1920-е гг. о бюрократии и бюрократизме писали многие политические деятели и практические работники. Ведущее место среди них принадлежит В.И. Ленину, точка зрения которого на бюрократию изменилась по сравнению с дореволюционным временем. Тогда Ленин считал бюрократию¸ как и государство, орудием господства. Вслед за К. Марксом и Ф. Энгельсом он полагал, что при социализме бюрократии не будет^¹. Однако реалии жизни привели Ленина на рубеже 1920-1921 г. к важнейшему выводу о том, что Советское государство является государством с бюрократическим извращением^². Что касается бюрократизма, отмечал Ленин, то он имеет не только исторические, но и экономические корни, и победить его можно будет лишь при поголовном участии населения в управлении^³.

С ленинской характеристикой Советского государства был солидарен и Л.Д. Троцкий^⁴. Определяя сложившийся в первой половине 1920-х гг. режим в партии как бюрократический, Троцкий не относил его к пережитку военного времени, а считал результатом «перенесения на партию методов и приемов администрирования, накопленных именно за последние годы»^⁵. В отличие от своих товарищей по партии, видевших в бюрократии только отрицательные черты и часто отождествлявших бюрократию и бюрократизм, Троцкий находил в бюрократии и положительные стороны: «более специальное знакомство с определенными отраслями управления и хозяйства, точную иерархию взаимоотношений, определенные, выработанные долгой практикой приемы работы и т.д.»^⁶. Об этом он заявил, выступая с докладом на VIII Всероссийском съезде советов в декабре 1920 г. Однако в целом и он оценивал бюрократию как негативное явление.

С проблемой бюрократии тесно связанными оказались вопросы выборности и назначенства. В ходе дискуссии между сотрудниками Орграспредотдела ЦК РКП(б) на страницах журнала «Большевик» выявились две точки зрения. В. Кнорин осуждал назначенство и выступал за выборность в сочетании с подбором и выдвижением работников^⁷. По мнению В. Черного, то, что ЦК предоставлял местным парторганизациям и руководителям центральных ведомств бóльшую самостоятельность в подборе и выдвижении кадров, не отнимало у него права на назначение важнейших категорий и групп работников^⁸. Критиковали назначенство в своих выступлениях и статьях и ведущие политики тех лет: Л.Д. Троцкий, Г.Е. Зиновьев, Н.И. Бухарин, Е.А. Преображенский и др. Стоит только отметить, что в это время они, как правило, находились в оппозиции большинству партийного и советского руководства, так что их критика носила преимущественно конъюнктурный характер.

В 1920-е гг. появились первые работы о подготовке управленческих кадров для новой России^⁹. Для данного исследования наибольшую значимость имеют статьи С. Драницына и И. Вавилина о Коммунистическом университете им. Зиновьева в Петрограде/Ленинграде и не только из-за обилия ценного для современного исследователя фактического материала. С. Драницын также дает подробную, но спорную периодизацию истории Зиновьевского университета, относя начало ее к 1917 г. И. Вавилин, проанализировав состав курсантов за 1921-1926 гг., пришел к выводу, что, несмотря на искусственность отбора, один из главных принципов существования подобных учебных заведений – рабоче-крестьянский классовый состав – выдерживался не до конца. Этот вывод противоречил утверждениям, которые были характерны для партийной и советской публицистики тех лет.

Еще один аспект исследования проблемы бюрократии был связан с изучением этики и морали коммунистов, в том числе и руководящих работников. Наиболее известными авторами того времени были А.Б. Залкинд и А.А. Сольц, опубликовавшие в газетах и журналах 1920-х гг. немало статей по этим вопросам^¹⁰. Не останавливаясь на частностях, необходимо отметить два принципиальных момента, которые высказывал Сольц в своих выступлениях и статьях. Во-первых, он связывал важность партийной этики с положением коммунистов как правящей партии, на которую будут равняться и беспартийные, а во-вторых, сформулировал критерий, по которому должны оцениваться поступки коммунистов: «все, что облегчает нашу борьбу, все, что нас усиливает как борцов, все, что нам помогает в этой борьбе, то является этичным, хорошим»^¹¹. Поставив во главу угла принцип революционной целесообразности, Сольц, тем самым, выразил не только свое мнение, но и мнение подавляющего большинства идеологов и практиков строительства нового общества. Вывод имел как теоретический, так и прикладной характер. С одной стороны, он фиксировал реальную ситуацию в партии и обществе, с другой – служил руководством к действию.

С точки зрения проблематики диссертационного исследования историографическое значение этого периода состоит, прежде всего, в постановке ряда вопросов, касающихся формирования и развития властных и управленческих органов, подготовки руководящих кадров, их этики и морали. В то же время следует учитывать конъюнктурность некоторых работ, вызванную внутрипартийной борьбой 1920-х гг.

Следующие два десятилетия не были отмечены какими-либо крупными принципиальными работами советских исследователей по данной теме. Из трудов, вышедших за границей, необходимо упомянуть о книге Л.Д. Троцкого «Преданная революция», впервые опубликованной в 1936 г. Троцкий относит советскую бюрократию к привилегированному и командующему слою в советском обществе, имеющему источником своей власти и своих доходов государственную собственность^¹².

На отечественную историографию этого периода серьезное влияние оказали два обстоятельства. Во-первых, выход в 1934 г. книги «История ВКП(б). Краткий курс», определившей по сути дела основные направления развития советской исторической науки. Во-вторых, репрессивная политика власти, приведшая к исчезновению из научной литературы имен многих известных партийных и государственных деятелей первых двух десятилетий советской власти или к односторонней негативной оценке их деятельности. До некоторой степени это влияние распространилось и на следующий период, в том числе и при изучении исследуемой в диссертации проблематики.

Новый период советской историографии начинается во второй половине 1950-х гг. и продолжается до середины 1980-х гг. В это время заметно возрастает интерес к проблематике, связанной, в частности, с деятельностью партийных и советских органов, в том числе региональных и местных, кадровой политикой, подготовкой руководящих работников.

В этот период активно изучались вопросы строительства и функционирования партийных и советских структур, в том числе – практически впервые – и областных объединений^¹³. Деятельность областкомов, и среди них Северного областного комитета РКП(б), оценивалась сугубо положительно. В отношении Союза коммун Северной области (СКСО) – областного советского объединения – мнения историков разделились. В.М. Губарева связывала появление СКСО в основном с сепаратистскими устремлениями Г.Е. Зиновьева и его сторонников^¹⁴. М.Н. Потехин, отметив положительное значение СКСО для укрепления власти советов на местах, увидел в дальнейшем его существовании опасность для укрепления централизованного советского государства^¹⁵.

В работах, посвященных кадровой политике^¹⁶, историки анализировали фактический материал, опираясь на ленинские принципы подбора кадров: политические качества, добросовестность, знание дела, способность к административной работе. При этом оттенялся, прежде всего, первый принцип. Впрочем, И.И. Пронин замечал, что наибольший эффект давало разумное сочетание политических качеств и деловитости, т.е. знания порученного участка работы, умения организовать дело^¹⁷. Сам процесс подбора и воспитания кадров на протяжении советской эпохи исследователи представляли в целом прямолинейным и поступательным.

На новом уровне, с привлечением большого опубликованного и неопубликованного фактического материала рассматривался вопрос о подготовке руководящих кадров^¹⁸. Наибольший вклад внесла в его изучение Л.С. Леонова, опубликовавшая несколько крупных работ, посвященных деятельности советско-партийных школ и коммунистических университетов, в том числе и Петроградского/Ленинградского комвуза. По ее мнению, в первой половине 1920-х гг. «были определены основные принципы формирования новых кадров партийных и советских работников из рабочих и крестьян; в эти годы сложилась в основном система подготовки кадров через партийные учебные заведения»^¹⁹. С таким выводом, как и с утверждением о том, что административной и лекционной деятельностью в них занимались, главным образом, партийные и советские работники, не обладавшие педагогическим опытом, можно вполне согласиться. А вот мнение Л.С. Леоновой о том, что «социальный состав партийных учебных заведений – яркое свидетельство целенаправленной деятельности партии по подготовке высококвалифицированных кадров из рабочих и крестьян»^²⁰, нуждается в корректировке.

Период 1950 – 1980-х гг. характеризуется пристальным вниманием исследователей к различным проблемам истории своего региона. Появляются сотни трудов по истории городов и административно-территориальных объединений, истории советских органов, отдельных классов, партийных организаций. Не был обойден вниманием и Северо-Западный регион^²¹. Для данного диссертационного исследования наибольшее значение имеют труды по истории местных партийных организаций. Создавались они примерно по одной схеме, выводы вполне соответствовали партийным установкам. Ценность этих трудов, прежде всего, в содержащейся в них информации о структуре, некоторых методах работы партийных комитетов, взаимоотношении их с государственными органами и общественными организациями, о персональном составе руководящих работников губернии (области).

Главным образом с точки зрения использования фактического материала весьма полезны книги и статьи, посвященные отдельным аспектам деятельности партийных и советских органов северо-западных губерний в годы Гражданской войны и нэпа^²².

Помимо расширения тематики исследований характерными чертами этого историографического периода были следующие. Основополагающие выводы не противоречили установкам, сформулированным в документах высших органов коммунистической партии и государства, поэтому исследования были ограничены определенными идеологическими рамками. Вместе с тем на страницы исторической литературы вернулись имена многих ранее репрессированных участников строительства «нового общества». Однако самые крупные и яркие политические деятели реабилитации не получили, что обусловило неизбежное искажение советской истории межвоенного времени. Все же в контексте исследуемой темы следует подчеркнуть положительное значение этого периода как времени введения в научный оборот целого массива новых документов и материалов.

«Революция сверху», начавшаяся в СССР во второй половине 1980-х гг., вызвала качественные изменения и в осмыслении истории советского периода. Это был не единовременный процесс. Сначала публицисты, затем историки (равно как и представители других наук) обратились к темам, которые ранее не поднимались в советской историографии, или предложили качественно новые решения уже исследованных вопросов.

Расчетам и просчетам В.И. Ленина при разработке социалистической модели государственности и демократии была посвящена статья П.В. Волобуева^²³. Не обошел автор стороной и вопрос о нарастании бюрократизма в механизме советов, справедливо отметив, что помимо старых чиновников и общей культурной отсталости страны на рост бюрократизма повлияло утверждение монопольно-господствующего положения большевистской партии в советах.

Вообще тема советской бюрократии и бюрократизма оказалась одной из самых популярных среди отечественных исследователей на рубеже 1980-1990-х гг. и была связана с решением вопроса о том, какое государство было построено в России в результате революции 1917 г. Неразработанность в российской историографии проблемы бюрократии даже в общем плане повлекла за собой интерес к работам зарубежных авторов, с чем было связано массовое издание переводной литературы^²⁴. Появились первые теоретические работы и в нашей стране. Вопрос о разграничении понятий «бюрократия» и «бюрократизм» поставили авторы статьи, опубликованной в журнале «Коммунист» в 1988 г.^²⁵.

Они же определили бюрократию как некий социальный механизм или институт, а не слой, как это делал Л.Д. Троцкий и его последователи. В.П.Макаренко, одним из первых обратившийся в СССР к анализу партийно-государственной бюрократии, считал ее социальным (классовым или классоподобным) образованием^²⁶, тем самым присоединившись к мнению М. Джиласа и М.С. Восленского. М. Джилас, югославский политик, опубликовал еще в 1957 г. в Нью-Йорке работу «Новый класс», в которой относил партийную верхушку (часть бюрократии) к правящему или имущему классу^²⁷. Господствующим, правящим, эксплуататорским и привилегированным классом является номенклатура в книге М.С. Восленского, впервые изданной на Западе в 1980 г. и переизданной в СССР 11 лет спустя^²⁸. Американская исследовательница Ш. Фицпатрик, предложившая использовать сословную модель при анализе проблемы социальной иерархии в СССР, относит «руководящие кадры (работников) и специалистов» к «протосословию»^²⁹, хотя использует одновременно применительно к ним и понятие «класс».

Благодаря книге М.С. Восленского в современной историографии широко используется термин «номенклатура», в смысле обозначения лиц, занимавших в СССР должности, кандидатуры на которые утверждались партийными комитетами. Однако в 1920-е гг. под номенклатурой понимался лишь перечень таких должностей, поэтому расширительное толкование этого понятия для изучаемого периода некорректно.

Во многом под влиянием западной историографии большое распространение получил для характеристики советского партийно-государственного руководства и термин «элита», хотя ряд ученых считает, что элиты появляются лишь в индустриальном обществе^³⁰.

В перестроечные годы среди основных была поставлена проблема преемственности политики первых лет советской власти и последующих десятилетий или, иными словами – что такое сталинизм: продолжение ленинизма или его отрицание? Чтобы решить ее, исследователи обратились к поиску ответов на весьма существенные вопросы, так или иначе связанные с этой проблемой.

Например, анализ сущности Советского государства привел большинство исследователей к выводу о том, что было построено бюрократическое государство. Однако среди них нет единого мнения о том, когда же оно стало таким. В.П. Макаренко еще в конце 1980-х гг. утверждал, что «бюрократические тенденции были составной частью революции и Гражданской войны»^³¹. Более категоричен в этом отношении С.А. Агапцов, считающий, что власть в годы Гражданской войны, «в условиях "военно-пролетарской диктатуры"… превратилась в бюрократическую организацию»^³². Е.Г. Гимпельсон, опубликовавший во второй половине 1990-х – начале 2000-х гг. несколько монографий^³³, в работе 1995 г. отмечал, что уже с лета 1918 г. в стране стала складываться административно-командная система, ставшая сутью новой власти^³⁴. Впоследствии он говорил уже о партийной бюрократии, которая сменила после Октябрьской революции дореволюционную управленческую бюрократию^³⁵. При всех различиях эти исследователи не отрицают преемственности между периодами Гражданской войны и новой экономической политики.

Иную позицию занимает автор упоминавшейся монографии об областных бюро В.П. Мельников, опубликовавший в 1991 г. новую книгу^³⁶. Основной тезис автора – наличие противоречий во внутрипартийной жизни, в том числе борьбы демократической и бюрократической тенденций. Эта борьба привела к бюрократизации жизни и деятельности ВКП(б) и утверждению в СССР в конце 1920-х – начале 1930-х гг. административно-командной системы.

Вопрос о преемственности, но уже в другом ключе, поставил в своих работах В.А. Шишкин^³⁷. «Складывавшаяся в России после октябрьского переворота партийно-государственная власть унаследовала многие черты от старого российского самодержавного строя, – писал он. – Некоторые свойства советского режима восходят как к российской традиции, так и историческому опыту большевистской партии». Переход к нэпу сопровождался новым ростом бюрократизма, а «отказ большевиков от начал демократии» «с неизбежностью укреплял тенденцию возрождения старой бюрократической конструкции власти (разумеется, при обновлении персонала и социального содержания деятельности государственного аппарата)»^³⁸. Так что потрясение основ традиционной российской государственности в 1917 г. было, по его мнению, не столь глубоким, как это считалось раньше.

Исследуя кадровую политику большевиков, многие историки так или иначе останавливают свое внимание на факте появления номенклатурных списков. Т.П. Коржихина и Ю.Ю. Фигатнер специально выделяют период 1923-1925 гг.: «В 1923 г. начинается патология номенклатуры, – пишут они. – С необычайной быстротой она овладевает аппаратами не только высших, но и всех уровней партии, захватывает должности во всех без исключения областях управления и хозяйствования»^³⁹. Логическим завершением этого процесса становится создание номенклатуры (списка) выборных должностей в 1925 г. Последняя дата, по их мнению, даже более важна, чем первая, ибо «выборные системы становились фикцией».

Для сибирского историка И.В. Павловой такими ключевыми датами являются 1922-1923 гг. Согласно ее гипотезе, в эти годы в стране была проведена «партийно-государственная реформа, известная под названием политики "диктатуры партии"». «Суть ее, – указывает автор, – заключалась в создании особой партии аппарата внутри Коммунистической партии и в поглощении партийными органами государственных структур. Реформа проводилась секретно не только от общества, но и от партии»^⁴⁰. С этого же времени начинается процесс становления сталинизма как системы власти, закончившийся в основном к концу этого десятилетия.

Вопрос о роли секретности при принятии политических решений в Советском государстве также стал предметом внимания со стороны современных исследователей^⁴¹, прежде всего в силу его неизученности. В соответствии со своей гипотезой И.В. Павлова считает, что секретная перестройка была проведена в 1922-1923 гг. Л. Оников, напротив, утверждал, что «был период в начале 1920-х годов, когда понятия "партийная тайна" для членов партии вообще не существовало. Но с середины 1920-х годов, когда Сталин приступил к реализации своего замысла превращения партии в "орден меченосцев", он стал внедрять в работу прежде всего партийных органов принцип абсолютной секретности…»^⁴². Налицо попытка противопоставления «хорошего» Ленина «плохому» Сталину.

Недостаточно изученной остается проблема доступа различных категорий партийных работников к секретной информации. Составители каталога повесток дня заседаний Политбюро указывают, что список лиц, имевших право знакомиться с материалами высших партийных органов, менялся «по принципу все большего ужесточения режима секретности». При этом они оговариваются, что для документов общепартийного значения этот режим смягчался^⁴³. М.В. Зеленов, напротив, считает, что с середины 1920-х гг. «происходила девальвация партийного секрета, который знали все ответственные работники (и многие рядовые члены партии), исполнять который было необходимо, но говорить о котором было строжайше запрещено. При этом ожесточались требования к сохранению секретов…»^⁴⁴.

Одним из новых для современной историографии стал вопрос, связанный со льготами^⁴⁵. Дискуссия завязалась вокруг вопроса: «Когда появились привилегии для руководящих работников?». По утверждению английского исследователя М. Мэтьюза, система привилегий возникла «уже в первые месяцы и даже недели после революции»^⁴⁶. Однако другие историки склонны относить это событие к более позднему времени. «В первоначальный период среди большевиков был широко распространен эгалитаризм… Но вскоре заговорили о неизбежности неравенства в материальном положении», – замечает В.В. Никулин^⁴⁷. О весне 1918 г. как о периоде, с которого «все большее распространение получают различные льготы для партийного и государственного руководства», пишет С.В. Леонов^⁴⁸. Что же касается создания системы привилегий, то В.П. Пашин и Ю.П. Свириденко склоняются к тому, что в ходе Гражданской войны в фундамент этой системы закладывались «первые прочные камни»^⁴⁹. По мнению автора данного диссертационного исследования, «система льгот и привилегий советской политической бюрократии в основных своих чертах и компонентах сложилась еще в годы Гражданской войны. В годы нэпа она лишь модифицировалась и дополнялась новыми элементами, по разным причинам не возникшими в предшествующий период»^⁵⁰.

Г.Л. Олех обратил внимание на то, что порой историки, говоря о льготах, ставили «в один ряд кремлевских сановников и мелких провинциальных канцеляристов». Проанализировав на сибирском материале вопрос о денежном содержании «чиновников РКП(б)», он пришел к важному выводу о том, что привилегии в основном получали партийные функционеры в соответствии с должностным статусом и лишь частично – технический и вспомогательный персонал. Кроме того, часть провозглашенных льгот была недоступна ввиду кризисного состояния советской экономики первой половины 1920-х гг.^⁵¹.

Современному периоду историографии присущи несколько особенностей. Заметно расширились проблематика исследований и методологические подходы, наблюдается концептуальное разнообразие. Ушло в прошлое деление историков на советских и «советологов», а возможность использования трудов бывших «идеологических противников» и новых источников, отложившихся в российских и зарубежных архивах, способствует ведению действительно научных, а не политизированных дискуссий. Это полностью относится и к изучению проблем советской бюрократии.

Еще одной особенностью, как явствует из вышеприведенного анализа современной историографии, является то, что большинство работ посвящено высшему уровню власти и управления. В литературе уже не раз говорилось о важности и необходимости региональных исследований^⁵². За последние годы историографическая ситуация несколько улучшилась. Активно разрабатывается эта проблематика на сибирских и вологодских материалах, появились статьи поволжских историков, но Северо-Западный регион в этом отношении еще обойден вниманием историков. Между тем изучение бюрократии данного региона даст возможность подтвердить или опровергнуть выводы, сделанные на основе анализа ситуации в других частях страны; выявить общие черты и особенности, присущие северо-западной региональной бюрократии.

Актуальность темы, ее недостаточная разработанность определили объект и предмет исследования, его хронологические и территориальные рамки, а также цели и задачи исследования.

Blog

Партийно-государственная бюрократия Северо-Запада Советской России 1917-1920-х гг

Содержание