Человеческие потребности как фактор формирования института международной безопасности

Вид материалаАвтореферат

Содержание


Основное содержание работы
Во вступлении
Первая глава
Человеческие потребности
Подобный материал:
1   2   3

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Структура исследования, обусловленная поставленными целью и задачами, включает в себя вступление, три главы, заключение и список литературы и источников, на которые опирался диссертант.

Во вступлении обоснована актуальность темы исследования; отражена степень научной разработанности последней; перечислены цель и задачи, ставящиеся перед диссертантом; выявлены объект и предмет исследования; отражены его научная новизна и практическая значимость; описаны методологическая и источниковая база; приведены основные положения, выносимые на рассмотрение Диссертационного совета.

Первая глава работы – «Институт международной безопасности: понятие, сущность, структура» – посвящена исследованию института международной безопасности: его содержательной составляющей, структуры и функций.

В первом параграфе главы содержится исследование родового явления безопасности и международной безопасности как его конкретной формы, обладающей рядом собственных специфических черт.

Изучение основных современных подходов к определению понятий «безопасность», «национальная безопасность», «международная безопасность» позволило описать феномен, скрывающийся за последним, и определить его как состояние отсутствия угроз (или защищенности от таковых) существованию всех или большинства участников международных отношений, равно как и отсутствия угроз возможности реализации ими своих интересов, а также их уверенность в своей защищенности.

Очевидно, что достижение понимаемого таким образом состояния международной безопасности возможно лишь путем осуществления обоюдных действий всех или большинства субъектов международных отношений – сотрудничества, взятия на себя добровольных обязательств по отношению друг к другу, предоставление гарантий безопасности каждым членом международного сообщества каждому.

Специфика международной безопасности напрямую проистекает из характера и особенностей международных отношений. В условиях международной анархии нет гарантии, что все субъекты будут ставить всеобщие интересы выше своих собственных, поскольку ни у одного актора нет уверенности в том, что прочие последуют его примеру.

Именно поэтому состояние международной безопасности стало рассматриваться большинством акторов международной сцены как возможное и, главное, действительно желательное совсем недавно. Лишь после Второй мировой войны сохранение мира стало восприниматься основными субъектами международных отношений как необходимое условие выживания человеческого рода, а системообразующей для мировых политических процессов стала мысль о том, что нельзя обеспечить национальную безопасность, полагаясь исключительно на собственные усилия, и лишь сотрудничество максимально возможного числа акторов в деле противостояния угрозам миру может привести к достижению желаемого состояния.

Соответствующие качественные изменения претерпел и характер взаимодействия между государствами. Стало возможным появление наднациональной организации, целью функционирования которой было бы обеспечение международной безопасности. Такой организацией стала ООН, заняв место продемонстрировавшей свою неэффективность Лиги Наций.

Однако осознание необходимости построения международной системы коллективной безопасности и даже создание соответствующего механизма – наднациональной организации – не привели к быстрой смене устоявшихся внешнеполитических ориентиров государств с узконациональных на общечеловеческие, они (государства) по-прежнему рассматривали мир как враждебную среду, наводненную соперничающими образованиями. Тем не менее, их внешнеполитическая активность оказалась ограниченной, пусть и не всегда эффективно действующими, механизмами ООН, а главное – пониманием того, что нарушение хрупкого равновесия международной системы практически неминуемо приведет к существенному ущемлению интересов всех ее участников, обеспечение которых возможно только с помощью совместных усилий.

Межгосударственные отношения, формирующиеся в соответствии с этими достаточно противоречивыми положениями, определили содержание и характер правил поведения на международной арене, стереотипов восприятия субъектами событий и явлений, оказали влияние на содержание внешнеполитических курсов государств и т.д. В результате с течением времени сформировался институт международной безопасности.

Исследованию этого феномена посвящен второй параграф первой главы работы, в котором дано определение понятию «институт международной безопасности», перечислены его основные характеристики, введены и в теоретическом плане проанализированы понятия «структура» и «функция» института.

В рамках данного исследования институт международной безопасности понимается как совокупность относительно устойчивых связей в сфере международной безопасности (выраженных в нормах, правилах, культурных стереотипах и т.д.) между субъектами международных отношений, оказывающих влияние на их поведение.

Основываясь на современных исследованиях международных институтов, диссертант приходит к выводу, что, вопреки классическим представлениям (формирующимся в рамках политического реализма и либерализма), международные институты существуют не только в форме формализованных и принятых по согласованию принципов взаимодействия государств между собой, т.е. тех элементов международных отношений, которые образуются в результате переговоров рациональных, ориентированных на выгоду субъектов.

Исходя из теоретических посылок институционализма, автор полагает, что международные институты (как и внутригосударственные политические институты) могут стихийно формироваться в процессе взаимодействия субъектов международных отношений, и впоследствии оказываются способны к автономному функционированию, оказывая влияние на поведение акторов, характер которого не всегда может быть заранее предусмотрен.

Институты позволяют актору достаточно точно представлять себе, каким образом поведут себя его контрагенты в той или иной ситуации; сообщают некоторую определённость и предсказуемость развитию событий, предоставляют возможность субъектам трактовать события, используя устоявшиеся и закрепившиеся когнитивные и моральные стереотипы; институты влияют не только на поведение субъекта (путем ограничения выбора возможных действий), но и на его представления о самом себе, окружающем мире, своих контрагентах.39

При этом в рамках данного исследования полагается (и в этом взгляды диссертанта расходятся и с представлениями институционалистов), что в качестве институтов могут рассматриваться и те устойчивые связи, которые не выстраиваются на основе межгосударственного сотрудничества, а существуют, например, в форме антагонизма. В результате, международные институты трактуются как образования, воздействие которых на международных акторов может быть иррациональным и иметь негативные последствия, толкая участников отношений на действия, ведущие к снижению степени их защищенности.

Характер функционирования института во многом определяется его структурой. На протяжении многих десятилетий вопрос о форме организации международных отношений и, в частности, отношений в сфере безопасности, не ставился ни в науке, ни в политической практике. Эти отношения чаще всего идентифицировались как «система», то есть как образование, характеризующееся целостностью, единством и иерархичностью40, элементы которого связаны друг с другом настолько, что изменение одних ведет к изменениям других41, и субъекты которого вовлечены во взаимозависимые отношения, вынуждающие их действовать, хотя бы в некоторой степени, как части целого42. При этом в качестве единственных субъектов системных отношений рассматривались государства, монополизировавшие сферу международной безопасности и, говоря словами авторитетного ученого-международника Раймона Арона, в равной степени способные оказаться втянутыми в общую войну43.

Пока существовал двухполюсный мир, разделённый на враждующие блоки государств, адекватность описанных представлений реальному положению вещей не вызывала сомнений, однако тенденции мирового развития последних десятилетий свидетельствуют о том, что структура отношений в сфере международной безопасности начинает терять некоторые системные черты и обретает, по крайней мере отчасти, принципиально иной, а именно сетевой характер.

Отношения, формирующиеся в рамках сети, предполагают отсутствие иерархических (вертикальных) связей, которые заменяются горизонтальными, основывающимися на равенстве акторов. Именно в сетевые отношения сегодня оказываются включены многие негосударственные субъекты международного взаимодействия.

Процесс перехода к сетевым отношениям находится на одной из начальных стадий, поэтому говорить о смене формы организации отношений в сфере международной безопасности пока что рано, а можно лишь констатировать, что в структуре этих отношений ныне появляются элементы, организованные на основе нового – а именно сетевого – принципа, в результате чего формируется симбиотическая системно-сетевая структура.

Исходя из этих теоретических посылок, в третьем параграфе первой главы работы было осуществлено исследование конкретной исторической формы института международной безопасности, формирование которой началось после завершения холодной войны.

В качестве модельного был взят процесс образования института международной безопасности, протекавший в период существования двухполюсной структуры международных отношений, - были выявлены этапы его формирования и определены основные характеристики.

Институт международной безопасности времен холодной войны представлял собой систему, процесс формирования которой прошел три этапа: первый этап – установление соотношения сил; второй – определение правил игры, пока еще не закрепленных в формальных договорах; третий – кодифицирование правил, закрепление структуры связей в отточенных и понятных всем, не требующих и не предполагающих «нащупывания допустимого», формулировках. Основной функцией института было предотвращение ядерного конфликта, который, как предполагалось, последовал бы за прямым военным столкновением сверхдержав. Соответственно, системообразующими для этапа формализации института стали двухсторонние (за некоторым исключением) договоры в области контроля над вооружениями.

Современный институт международной безопасности формируется под воздействием новых реалий – распада двухполюсной структуры мира, процесса глобализации, роста активности негосударственных субъектов международных отношений, появления новых и существенной трансформации старых угроз безопасности, и т.д. В результате изменяются и продолжают меняться характер, частота, организация связей между участниками взаимодействия, возникают новые паттерны44 поведения и восприятия.

Основным (хотя, конечно, далеко не единственным) архитектором института международной безопасности пост-холодно-военного мира оказались США. Именно это государство, обладая беспрецедентными по своим относительным и абсолютным значениям экономическими, силовыми, идеологическими, политическими и т.д. ресурсами, занимает лидирующее положение в мире и имеет возможность изменять нормы и правила поведения субъектов международного взаимодействия. То есть, американское поведение на международной арене оказывает значительное влияние на формирование основных черт института международной безопасности, а среди функций его современной формы главное место занимает обеспечение интересов и, в первую очередь, безопасности сверхдержавы и ее союзников.

Однако трансформация института международной безопасности продолжается.

Во-первых, в современном мире появляются новые центры силы, участие которых в формировании института до сих пор было относительно незначительным. Такие государства как Индия, Китай, государства Латинской Америки несут собственные специфические интересы, во многом отличные от интересов западного сообщества.

Во-вторых, несмотря на то, что главную роль в отношениях в сфере безопасности, образующих в совокупности своих проявлений (т.е. норм, правил, стереотипов и т.д. поведения и восприятия) институт международной безопасности, продолжают играть государства, в этой сфере существуют и связи, участниками которых становятся отдельные внутригосударственные ведомства и должностные лица, зачастую действующие без постоянного контроля со стороны национальных правительств. Эти связи представляют собой сети.45 В результате, некоторые процессы, идущие на международной арене, оказываются частично неподконтрольными правительствам и, в некоторой степени, даже выпадают из поля их зрения.

В целом, современная трансформация структуры и качественных характеристик рассматриваемого института не только не завершена, но и находится на начальном этапе. Конечно, подобная трансформация – длительный процесс, однако наблюдаемое развитие отношений в сфере международной безопасности не идет по одному направлению: относительно устойчивая, хотя и незавершенная структура института, сложившаяся к началу ХХI века и основывавшаяся на неоспоримом превосходстве Соединенных Штатов, уже сегодня – в конце первого десятилетия нового века – претерпевает существенные изменения. Появляются новые феномены и явления, образуются новые связи, большинство из которых не формализовано и не обладает достаточной устойчивостью.

Каков будет конечный результат этого процесса, предсказать крайне сложно, ясным представляется лишь то, что в ближайшем будущем мировое сообщество столкнется с необходимостью противостояния новым вызовам и угрозам, порождаемым, не в последнюю очередь, глубинной трансформацией международных отношений.

Сохраняющееся отсутствие действительного состояния безопасности между народами принято объяснять целым рядом причин, начиная от анархической природы международных отношений и национального эгоизма и заканчивая ошибочностью выбираемых национальными лидерами политических курсов. То есть традиционно именно государства, а не люди рассматриваются в качестве начальной и конечной точки международных отношений, заключающей в себе саму их суть и обуславливающей их свойства и характеристики.

В действительности же, как пытается это продемонстрировать автор, причина заключается, в конечном счете, в другом. А именно - в человеке. И, в частности, в том, что человек является носителем противоречивых по самой своей природе потребностей.

Исследование этой составляющей психики человека – человеческих потребностей – и ее проявлений в международных отношениях становится центральным для второй главы работы, озаглавленной «Человеческие потребности: международное измерение».

Человеческие потребности представляют собой состояние организма, выражающее его объективную нужду в дополнении, которое лежит вне его,46 они проявляют себя как внутренние импульсы, побуждающие к действию, и становятся движущей силой47 любой человеческой деятельности.

Человек является носителем комплекса потребностей, зачастую противоречащих друг другу и конфликтующих между собой. Традиционные классификации потребностей выделяют физиологические потребности, потребность в безопасности (включающую в себя потребности в стабильности, защите, свободе от страха, тревоги и хаоса, потребности в структуре, порядке, законе, ограничениях и др.), потребность в принадлежности и любви, потребность в признании, потребность в самоактуализации.

Кроме того, по мнению автора, потребностной природой обладает и ряд инстинктов48 (то есть часть потребностей оказывается закрепленной и реализуемой в форме инстинкта). В основном это те из потребностей, которые проявляют себя в жизни общества как деструктивная сила, и реализация которых наносит ущерб социуму и индивиду. Таковы потребности (называемые инстинктами) в агрессии, в разрушении, во враждебных действиях по отношению к другому.

Потребности человека обладают рядом специфических свойств, которые во многом определяют динамику и характер человеческого поведения. Потребности вариантнтны (т.е. мотивы (предметы), способы их достижения, а также конкретные исторические формы определенной потребности могут существенно различаться); ситуационны (т.е. могут появляться, трансформироваться и даже исчезать под воздействием конкретной ситуации); потребности накапливаются (и при длительном неудовлетворении могут «прорваться» без достаточного видимого стимула); устойчивость образуемых ими комплексов относительна (иерархия комплексов подвержена значительным изменениям с течением времени); потребности не всегда в полной мере осознаются их носителем.

Наиболее эффективные способы реализации потребностей и представления об их мотивах приобретают форму стереотипов восприятия и поведения акторов в рамках социума и закрепляются в общественных институтах. Последние, в свою очередь, интегрируются в культуру, во многом определяющую поведение субъекта, появление новых и трансформацию старых потребностей.

Потребности могут образовывать устойчивые комплексы, состоящие из нескольких тесно взаимосвязанных и взаимозависимых потребностей. Когда подобные комплексы существуют в течение длительного времени и обретают общий мотив и метод реализации, можно констатировать появление метапотребности, т.е. комплексной (сложной) потребности, состоящей из нескольких потребностей, практически неотделимых друг от друга и в социально-политическом процессе проявляющихся как единое целое.

Эти свойства и характеристики проявляются во всех областях жизнедеятельности человека, включая и его деятельность на международной арене.

Нации, будучи достаточно однородными образованиями, могут рассматриваться как носители общего набора потребностей. При этом потребности нации не есть совокупность потребностей ее представителей, это достаточно самостоятельное образование, представляющее собой ограниченный (в количественном отношении) набор порождаемых и аккумулируемых обществом импульсов, которые проявляются в предрасположенности нации к определенным действиям, фиксируемой в ожиданиях и чаяниях граждан.

Традиционно считается, что в сфере международных отношений потребности присутствуют в форме национальных интересов. Последние оказываются своего рода отражением потребностей нации в международных отношениях и представляют собой их (потребностей) осознанные и рационализированные формы.

Основываясь на анализе внешнеполитических документов государств (прежде всего, России и США), а также международных договоров, соглашений и т.д., автор полагает, что потребности в большинстве случаев трансформируются в национальный интерес тогда, когда их полномерная реализация представляется актору возможной, или же тогда, когда потребность, нереализовывавшаяся в течение долгого времени, «прорывается», становясь национальным интересом даже в отсутствие соответствующего внешнего стимула. Потребности, не находящие своего отражения в национальных интересах, влияют на внешнеполитический курс государства, выступая в форме альтернативных интересов. Реализация потребности, трансформировавшейся в национальный интерес, становится целью конкретных политических действий – разрабатываются конкретные стратегии и тактики ее обеспечения, предпринимаются соответствующие шаги на международной арене.

При этом необходимо помнить, что у каждой нации родовые потребности человека обретают свои культурно-исторические формы. Специфика каждого конкретного комплекса национальных потребностей зависит от целого ряда факторов - национальной культуры, геополитического положения государства, специфики политического устройства, представлений нации о самой себе и окружающем мире, комплекса уже существующих национальных интересов и т.д. Поэтому зачастую одна и та же родовая потребность и порождаемые ею интересы у разных наций обретают настолько специфические формы, что последние зачастую перестают рассматриваться и, главное, анализироваться как проявления одного и того же феномена.

Нужно учитывать также и то, что, будучи формой проявления потребности нации, национальной интерес «наследует» некоторые ее свойства. В частности, интересы, как и потребности, ситуационны, вариантны и могут противоречить друг другу.

В процессе сотрудничества между нациями формируются международные потребности, выражающиеся в форме международных интересов. Несмотря на то, что содержание и свойства этих двух явлений – национальной и международной потребности – зачастую совпадают, есть и существенные различия. Формирование международных потребностей – процесс намного более сложный и неоднозначный. Его специфика заключается в том, что на протяжении большей части своей политической истории, человечество не воспринимало себя как единого субъекта, будучи разделенным на государства, союзы, альянсы и т.д., враждующие между собой. Осознание единства и неделимости мирового сообщества возможно, как представляется, лишь перед лицом такой угрозы, противостояние которой осуществимо только в ходе совместных всеобщих действий. Вплоть до недавнего времени проявления международных потребностей встречались редко и сохранялись в течение очень короткого промежутка времени. Однако сегодня наблюдается ряд феноменов, свидетельствующих о том, что появление устойчивых международных потребностей потенциально возможно. Это такие явления, как растущая обеспокоенность проблемами экологии, гуманизация международных отношений, а также ряд проявлений глобализации – начинающаяся унификация культурного и информационного пространства,49 укрепление неправительственных связей и отношений между народами и т.д.

Попытки акторов реализовать национальные и – реже – международные потребности и интересы лежат в основе международного взаимодействия, в процессе которого формируется культура международных отношений. В ней оказываются закреплены паттерны поведения и восприятия, она «подсказывает» субъекту как ему действовать в тех или иных ситуациях, какого поведения следует ожидать от контрагентов; какие методы и средства допустимы, общеприняты, желательны и позволяют эффективно проводить внешнюю политику, а какие табуированы или могут вызвать нежелательную для субъекта реакцию международного сообщества и привести, в конечном итоге, к негативным последствиям. Культура, будучи «зашифрованной в институтах и практиках»50 выступает регулятором международной деятельности, наряду с такими факторами как существующая силовая структура отношений и международное право.

Институты, упорядочивающие взаимодействие в конкретных сферах международных отношений, становятся, в результате, своеобразным, опосредованным международной культурой и спецификой международных реалий, «слепком с человека» со всеми его психическими и психологическими противоречиями.

Исследованию конкретных проявлений влияния человеческих потребностей на формирование и функционирование современного института международной безопасности посвящена третья глава работы – «Институт международной безопасности: человеческое измерение».

При работе над этой главой, автор исходил из убеждения, что человеческие потребности, проникая в сферу международных отношений, находят воплощение в нормах и правилах поведения акторов на международной арене, закрепленных в международных документах – договорах, соглашениях, конвенциях и т.д., – в которых получают отражение представления акторов о том, каким образом и на основе каких принципов должно быть организовано их взаимодействие; а также те конкретные формы отношений, которые образуют в своей совокупности международные процессы. Именно поэтому основное внимание уделялось анализу политических документов – начиная от выступлений политических лидеров (в основном США и СССР/России), как носящих внешнеполитический характер, так и ориентированных на внутреннюю аудиторию, и заканчивая документами международных организаций и конференций, как региональных, так и глобальных.

Первый параграф рассматриваемой главы включает в себя исследование процесса формирования современного института международной безопасности с точки зрения теории мотивации.

Поскольку некоторые элементы этого института наследуются им от системы международной безопасности, существовавшей в период холодной войны, значительное внимание уделено процессу и специфике становления этой системы. В частности, выявлено содержание и процесс формирования потребностей (как международных, так и национальных), стимулировавших и определявших ее трансформацию.

В ходе Второй мировой войны, нанесший беспрецедентный ущерб человечеству, национальные потребности в безопасности, предполагающие ориентацию на самостоятельное (и часто одностороннее) обеспечение узконациональных интересов, были оттеснены на второй план. Постепенно сформировалось новое понимание безопасности как «неделимого» состояния (т.е. состояния, которое не может быть достигнуто за счет уменьшения степени защищенности других игроков международной арены), что нашло свое выражение в основополагающих международных документах, отражающих развитие института международной безопасности. Эти процессы стали следствием взаимодействия формирующихся в ходе войны метапотребности в обеспечении собственной безопасности через обеспечение безопасности всех или большинства акторов международных отношений и потребности в целенаправленном и рациональном регулировании международных процессов, позволяющем избежать повторения мировых войн.

В результате рационализации этих потребностей сформировался международный интерес в создании системы международной безопасности – единого цельного образования, акторы которого подчиняются заранее определенным правилам поведения и признают верховную власть наднациональной организации, на которую и возлагается задача обеспечения всеобщей безопасности.

Впоследствии, когда сформировалась двухполюсная международная система, ее структура и международная ситуация в целом по-прежнему способствовали существованию описанных международных потребностей, в то время как формирующийся на их основе интерес не только потерял статус международного (хотя и остался общим, как минимум, для двух сверхдержав), но и изменил свое содержание. Теперь он заключался в том, чтобы США и СССР, управляя международной системой,51 могли, не приходя в прямое столкновение, реализовывать свои интересы, носящие глобальный характер.

В целом специфика миропорядка, практически совпавшего по времени своего существования с периодом холодной войны, позволяла метапотребности в безопасности занять одно из приоритетных положений в комплексах международных и национальных потребностей. Эгоистические устремления государств по-прежнему оставались фактором формирования института международной безопасности, однако проявления их были значительно меньшими по масштабам и частоте, нежели прежде. Потребности наций оказывались в значительной мере подчиненными общей установке на сотрудничество как единственно возможный способ выживания.

Ситуация, сложившаяся к концу холодной войны, была совершенно иной. Изменившаяся с распадом двухполюсного мира, структура института международной безопасности не создавала ситуации, в которой отказ от равноправного сотрудничества между основными игроками с легкостью мог бы привести к всеобщей гибели. Большинство государств рассматривало кооперацию как достаточно эффективный и, в целом, желательный, но не как единственный возможный и необходимый способ взаимодействия.

В результате, в пост-холодно-военном мире, в котором США получили практически полную «свободу рук», именно их потребности и методы, используемые американским государством для их реализации, стали оказывать наибольшее влияние на формирование института международной безопасности.

Трансформация уже существовавших потребностей американской нации, превращение их в изменившейся ситуации в национальные интересы, появление и реализация новых потребностей и интересов стали предпосылкой для формирования новых стереотипов международного поведения.

Осознав преимущества своего положения, американцы были готовы им воспользоваться в соответствии с классическим пониманием безопасности в международных отношениях – безопасности как защиты своего народа, своей территории и своего образа жизни, воплощавшего специфику американской нации.

Она (американская нация) с самого начала своего существования была носителем сложного комплекса потребностей и представлений о методах их реализации. Заявляя о своем превосходстве и богоизбранности, американцы закрепляли в комплексе своих национальных потребностей потребность изменять другие народы по своему единственно верному, как они убеждены, образу и подобию, «указать человечеству в каждом уголке мира путь к справедливости, независимости и свободе».52

Потребность в безопасности, слившись с потребностью в демократизации мира, предстала в национальной метаформе – потребности в безопасности, реализуемой лишь через посредство взаимодействия демократических государств при лидирующей роли США.

Идея освобождения народов (т.е. демократизации и либерализации политического строя всех или большинства государств мира) как метода обеспечения безопасности изначально присутствовала в американском политическом сознании,53 но на протяжении большей части истории Соединенных Штатов, речь шла о самостоятельной демократизации других государств по образцу США, то есть о силе американского примера.

После Второй мировой войны эта позиция изменилась: теперь американцы полагались не только на привлекательность своего образа, но и на оказание политической и экономической помощи другим странам в процессе демократических реформ.

После окончания холодной войны под воздействием нового международного статуса США специфическая национальная американская метапотребность в безопасности претерпела еще одну метаморфозу – в качестве метода ее обеспечения стала рассматриваться, а впоследствии и использоваться военная сила.

Параллельно описанному процессу, шла трансформация еще одной специфической американской потребности, берущей свое начало в той же родовой человеческой потребности в обосновании своего существования, обособлении себя, отделении от других.

В качестве описания ее национальной американской формы как нельзя лучше подходят слова американского президента У. Гардинга: Америка «не может взять на себя ни политические, ни экономические обязательства, которые подчинят (…) [ее - К.Х.] решения какой-либо власти, кроме (…) [ее- К.Х.] собственной».54

С течением времени, в результате вынужденного полувекового сотрудничества с европейскими государствами и другими странами, относимыми к западному блоку, в американском внешнеполитическом сознании собственная «самость» в значительной мере оказалась трансформированной в коллективную – западную – идентичность. И ориентация на сохранение свободы от обязательств предстала в форме жажды свободы действий для западного блока. И если в период существования двухполюсного мира эта цель была практически недостижима, то в пост-холодно-военном-мире Америка и ее союзники получили, наконец, возможность действовать, в значительной степени бесконтрольно.

Потребность в утверждении собственной значимости (проявляющаяся, в частности, в стремлении к глобальному лидерству), также влияющая на американское внешнеполитическое сознание, слившись с описанными потребностями, выразилась в стремлении регулировать все или большинство международных процессов. В результате Америка оказались в ситуации, когда ответственность за многие проблемы мирового сообщества или, по крайней мере, те из них, которые непосредственно касаются его западной части, оказались на ее плечах.

Рационализация перечисленных потребностей и попытки их реализовать на международной арене ведут к формированию внешнеполитического курса, элементы которого подчас противоречат друг другу. С одной стороны, США хотят быть активным участником международных отношений, непосредственно берущим на себя ответственность за разрешение большинства проблем и рассматривающим такую политику как путь к созданию более безопасного мира для всех, включая США (правда, мира, живущего по законам, определяемым Америкой); с другой, – стремятся обеспечить безопасность западного блока (и, в первую очередь, самих Соединенных Штатов) в одностороннем порядке, предпринимая такие действия, как например, строительство системы НПРО, представляющей собой не что иное как «стену», за которой Запад мог бы спрятаться от остального мира.55

Поскольку именно потребности и интересы Америки, определяющие ее внешнюю политику, оказали решающее влияние на формирование современного института международной безопасности, в его рамках сложились новые правила, нормы и стереотипы поведения, воплощающие в себе многие черты американской нации.

Была закреплена модель поведения сильнейшего (или одного из сильнейших) государства на международной арене. Согласно этой модели, такие страны оказываются вправе осуществлять практически любые действия, отвечающие их интересам или же соответствующие их представлениям о «благе» международного сообщества. Часто предпринимаются односторонние действия, заметно пренебрежение мнением международного сообщества.

Достаточно устойчивой становится ориентация на обеспечение своей безопасности за счет безопасности других государств. Как мы уже отмечали, в период существования двухполюсного мира, потребность в собственной безопасности зачастую представала в форме метапотребности в безопасности всех игроков международной арены, в пост-холодно-военном мире она оказывается ближе к своей традиционной эгоистической форме. Кроме того, появляется установка (правда менее устойчивая) на обеспечение своей безопасности через изменение (в том числе насильственным путем) контрагентов по своему образцу.

Некоторое, хотя и не очень значительное, влияние на современное поведение сильных (в традиционном реалистском понимании этого термина) акторов на международной арене оказывают и установки, выработанные в период существования двухполюсного мира. Так, начало новой пост-холодно-военной эры характеризовалось сохранением ориентации США на сотрудничество с Россией в конкретных областях. Сохраняется и ориентация на международное взаимодействие в рамках ООН, пусть и обусловленное в значительной мере неспособностью США справиться со всеми последствиями своих действий в одиночку.

В целом, роль США в формировании современного института международной безопасности трудно определить иначе как негативную. Ибо устанавливаемые ими сегодня каноны поведения крайне опасны в условиях современного мира. Его усложнение, появление новых явлений и процессов влекут за собой качественное и количественное изменение угроз миру, появление новых и трансформацию существовавших ранее вызовов безопасности, противодействие которым не может осуществляться государством в одиночку.

Однако США, конструируя институт международной безопасности столь опасным образом, являются не только виновником, но и жертвой происходящих изменений. Дело в том, что через посредство этого института удовлетворяется самый широкий спектр потребностей, многие из которых не только противоречат друг другу, но и прямо ведут к снижению степени защищенности. Как и другие нации, американцы оказываются подвластны диктату потребностей, воздействие которых разнонаправлено и противоречиво, и, подобно другим, страдают от последствий своих иррациональных, хотя и продиктованных национальным интересом, действий.

В итоге, приходится признать, что институт международной безопасности оказывает реальное позитивное влияние на международные процессы тогда, когда, говоря словами Ричарда Никсона, «народы хотят мира, а мировые лидеры боятся войны».56 Иначе говоря, прочный мир возможен тогда, когда естественным путем формируется единство трех факторов: складывается международная ситуация, в которой военные действия являются заведомо проигрышными; народы мира являются носителями метапотребности в безопасности всех и каждого; а в культуре международных отношений присутствует, пусть и не занимая главенствующего положения, установка на сотрудничество.

Второй параграф третей главы диссертации содержит в себе анализ состояния современного института международной безопасности в плане его эффективности. В этом разделе предложены некоторые шаги, которые, как представляется, могли бы способствовать тому, чтобы мир стал более безопасным.

При оценке эффективности современного института международной безопасности, диссертант исходил из трех критериев: устойчивости; открытости влиянию со стороны всех или большинства акторов международных отношений и способности удовлетворять их потребности; направленности на обеспечение безопасности.

Проведя соответствующий анализ, автор убедился в том, что институт международной безопасности в его нынешнем состоянии не ориентирован в необходимой и достаточной мере на решение тех задач, которые, по определению, должны быть целью его функционирования. Он не является устойчивым (до сих пор не определился даже основной вектор его развития), не соответствует своему статусу международного (большинство государств мира практически не имеет возможности оказывать влияние на функционирование института), а существующие в его рамках отношения не направлены на противодействие тем угрозам, которые сегодня превалируют в мире (региональным и внутригосударственным конфликтам, деятельности международных преступных группировок, и т.д.). Напротив, этот институт ориентирован преимущественно на решение совершенно иных задач, а именно - регулирование процесса реализации своих потребностей сильнейшими игроками международной арены.

Немалую опасность представляют стереотипы поведения сильного государства, закрепленные в современном институте международной безопасности. В ближайшем будущем встанет вопрос о том, как поведут себя на международной арене, набрав силу, государства, названия которых объединены под общей аббревиатурой БРИК (Бразилия, Россия, Индия, Китай) и подъема которых со страхом ожидает Запад. Ведь это государства, имеющие собственные специфические интересы, а главное – потребности, существенно отличающиеся по своим конкретным формам от потребностей западных сообществ.57 Принятие ими стереотипов поведения, предложенных в начале XXI века Соединенными Штатами, могло бы стать настоящей катастрофой для института международной безопасности, окончательно задав ему ориентацию на регулирование процесса борьбы великих держав за ресурсы, сферы влияния и пр. в ущерб интересам и потребностям их более слабых соседей.

Однако сегодня международное сообщество и, в частности, США – современная сверхдержава, находятся в ситуации, которая могла бы способствовать оптимизации функционирования института международной безопасности. В ближайшее десятилетие структура международных отношений будет, вероятнее всего, претерпевать глубокую трансформацию: как уже отмечалось, на международную арену в качестве активных и влиятельных игроков выйдут акторы, не оказывавшие до этих пор определяющего воздействия на международные процессы. И действовать эти государства будут, по крайней мере, в течение некоторого времени, в соответствии с теми стереотипами поведения и восприятия, которые будут существовать на тот момент в рамках института международной безопасности.

Представляется очевидным, что в этой ситуации Запад и, в первую очередь, США должны быть заинтересованы в том, чтобы культура международных отношений ориентировала новых гигантов не на односторонние действия (как это происходит ныне), а на следование нормам международного права, уважение к интересам других государств, и т.д. Поэтому выглядит теоретически возможным, хотя, к сожалению, и маловероятным, что современные архитекторы института международной безопасности осуществят пересмотр своих внешнеполитических курсов в пользу регулирования проявлений национальных потребностей.

Такой подход не предполагает выявление некоего универсального блага, что если и возможно, то крайне сложно.58 Речь не идет и о том, чтобы устранить национальный эгоизм. Речь, прежде всего, о том, чтобы государство в собственных интересах регулировало воздействие на свою внешнюю политику конкретных потребностей нации.

Конечно, воздействие потребностей на своего носителя с трудом поддается контролю, однако существует целый ряд практик, применяемых пока лишь на индивидуальном и групповом уровнях, но способных привести к управлению потребностями и регулированию их проявлений на уровне международном.

Во-первых, государство могло бы избегать тех ситуаций, которые способствуют изменению его потребностей таким образом, что их проявления оказывают негативное воздействие на институт международной безопасности. К таким ситуациям относится, прежде всего, чрезмерное накопление силы в руках одного актора, позволяющее ему действовать на мировой арене в одностороннем порядке. В целом, в рамках международного экспертного сообщества уже сложилось общее мнение (к сожалению, далеко не всегда находящее отражение в непосредственной политической практике) о том, что избыток силы и полная свобода действия в нынешнем мире непременно подразумевают под собой и растущие обязанности на международной арене, исполнение которых требует огромных материальных и моральных затрат и является, по меньшей мере, нежелательным.59

Во-вторых, улучшению ситуации способствовало бы перенаправление потребностей. Ведь большинство из них, как и их мотивов и способов реализации вариантны, а значит, могут быть перенаправлены на действия в меньшей степени способные, по мнению субъекта – носителя потребности, нанести вред. Потребность, ориентирующая на действие, признаваемое актором нежелательным, перенаправляется (но не подавляется) на схожее по своему характеру действие, полагаемое менее вредоносным.

В-третьих, положительную роль могла бы сыграть сублимация потребностей. Это явление в современной гуманитарной науке понимается очень широко.60 В целом его можно описать как переориентацию влечения на цель, далекую от первоначального предмета (мотива) потребности. То есть, сферы международных отношений далекие от безопасности могли бы стать тем полем, на котором реализовывались бы потребности, ныне детерминирующие функционирование института международной безопасности.

Главная роль в процессе целенаправленного регулирования развития института международной безопасности, как представляется, должна принадлежать США. Такой подход в меньшей степени обусловлен спецификой американской нации, нежели характеристиками той ситуации, в которой Соединенные Штаты могут оказаться в ближайшее время. Именно потеря привычного статуса единственного мирового лидера может стать тем фактором, влияние которого подтолкнет то или иное государство к пересмотру и переоценке своего внешнеполитического курса, процесса и исходных положений его формирования.

США, судя по всему, предчувствуют грядущие перемены в структуре и характере международных отношений, ожидая появления нескольких центров силы, сравнимых с ними по своей мощи. Очевидным для Соединенных Штатов представляется и то, что в течение некоторого времени эти государства будут действовать в соответствии с теми стереотипами поведения и восприятия, которые будут существовать в рамках института международной безопасности. То есть, теми нормами и правилами, которые формируются сегодня и будут формироваться в ближайшем будущем под непосредственным влиянием американской внешней политики.

Соответственно, можно предположить, что США, столкнувшись с перспективой того, что в скором времени сами могут оказаться объектом применения тех методов обеспечения национальных интересов, которые практикуются ими сегодня, окажутся способны осуществить корректировку своего внешнеполитического курса.61

Однако в общем и целом, несмотря на обозначенную значительную роль современной сверхдержавы в формировании будущих контуров института международной безопасности, для действительной оптимизации его функционирования необходимы совместные действия всего международного сообщества, необходима организация постоянного целенаправленного процесса обеспечения всеобщей безопасности. Только в такой форме, как представляется, институт международной безопасности сможет обеспечить выживание человечества в будущем.

В заключении подведены общие итоги исследования и изложены выводы, представленные в следующих положениях, выносимых на защиту:

1. Отношения в сфере международной безопасности формируется под влиянием многих факторов (традиционно среди них выделяют соотношение сил субъектов, содержание их национальных интересов и, с недавних пор, культуру международных отношений). Однако влияние на характер, содержание и структуру этих отношений оказывает и человек – как родовое существо и как представитель конкретной нации. Потребности человека принимают форму национальных и международных потребностей и интересов. Отношения в сфере международной безопасности, формирующиеся в процессе удовлетворения этих потребностей и интересов государствами и другими субъектами международных отношений, представляют собой «слепок» с человека, испытывая на себе влияние самого широкого спектра потребностей и их основных свойств – вариантности, ситуационности, противоречивости и конфликтности. Поэтому создание эффективных механизмов обеспечения безопасности на международной арене представляет собой крайне сложную задачу;

2. Современные отношения в сфере международной безопасности претерпевают глубокую трансформацию. Происходящее изменение их структуры позволяет говорить о видоизменении организационной формы отношений, которые уже не могут, как это было прежде, идентифицироваться как система, поскольку на место системы международной безопасности приходит образование, имеющее принципиально иную – а именно симбиотическую системно-сетевую структуру. Поэтому сегодня для обозначения совокупности отношений в сфере международной безопасности целесообразно использовать такое понятие как «институт».

3. Современный институт международной безопасности не ориентирован в должной мере на решение тех задач, которые, согласно определению, должны быть целью его функционирования. Его недостаточная эффективность проявляется в том, что существующие в его рамках отношения не направлены на противодействие всем угрозам, превалирующим в современном мире; он неустойчив – происходит трансформация его структуры и культуры, основные векторы которой пока не определились; он не в полной мере соответствует своему статусу международного – большинство государств мира практически не имеет возможности оказывать влияние на его функционирование, которое в значительной мере детерминируется поведением сильнейших акторов международных отношений.

4. В рамках современного института международной безопасности сформировался ряд элементов, способных оказывать негативное влияние на международные процессы. В частности, в институте международной безопасности оказались закреплены установки на обеспечение национальной безопасности одних государств за счет безопасности других государств, перераспределение ресурсов в пользу сильнейшего (или сильнейших) государства через посредство односторонних (включая силовые) действий, навязывание воли сильных более слабым субъектам международных отношений и т.д. Учитывая характер протекающих изменений структуры института, фиксация этих паттернов поведения и, соответственно, следование им субъектами международных отношений содержит в себе конфликтный потенциал;

5. Существенно повысить эффективность функционирования института международной безопасности можно только действуя в согласии с силами человеческой природы, а не пытаясь с ними бороться. В качестве возможного варианта таких действий может рассматриваться управление потребностями – их перенаправление, сублимация и целенаправленное избегание ситуаций, способствующих формированию потребностей, воздействие которых на поведение их носителя ведет к негативным последствиям;

6. В современном мире складывается ситуация, которая могла бы способствовать использованию метода управления потребностями. Единственная сверхдержава постепенно теряет свой статус и соответствующие возможности, однако все еще обладает влиянием, достаточным для того, чтобы способствовать закреплению в рамках института международной безопасности норм, правил и стереотипов поведения, в большей мере отвечающих интересам международной безопасности;

7. Главными для создания эффективного механизма обеспечения международной безопасности остаются постоянные совместные действия всего международного сообщества, направленные на обеспечение всеобщей безопасности

Основные положения диссертации нашли отражение в следующих публикациях автора:
  1. Хозинская К.В. Образ России в работах Зб. Бжезинского. / Россия и США: нужны ли мы друг другу? / Под. ред. Кременюка В.А. М.: ИСКРАН, 2007.
  2. Хозинская К.В. США и мир. // США и Канада: экономика, политика, культура. №2, 2007.
  3. Хозинская К.В. Институт международной безопасности и место США в его структуре (гипотезы и тенденции). // США и Канада: экономика, политика, культура. №2, 2008.
  4. Хозинская К.В. Понятие «международная безопасность» в современной западной политической науке / Соединенные Штаты Америки в современном мире / Отв. ред. Травкина Н.М. М.: ИСКРАН, 2008.