Дискуссии об отношении Запада к исламу или, что еще важнее, ислама к Западу начались не 11 сентября 2001 года. Они велись уже давно
| Вид материала | Документы |
- Муса джаруллах бигиев, 2086.15kb.
- Кризис семи лет, 65.54kb.
- Язык мой – враг мой, или размышления на непростую тему, 61.1kb.
- Музыкальные метаморфозы с анатолием гуницким классик в борее, 32.49kb.
- Газета основана 7 сентября 1993, 532.06kb.
- Лекций в Дорнахе с 5 по 23 сентября 1924 года и последнее обращение 28 сентября 1924, 2057.29kb.
- Пенсии сейчас актуальна как никогда: всем ясно, что нынешние пенсии мизерны, и прожить, 40.97kb.
- Современная сказка, 83.56kb.
- Некоторые аспекты экономической подрывной деятельности стран Запада, 612.46kb.
- Причины политизации ислама в современном мире, 283.42kb.
03/2002
===============================================================
Дорогие читатели!
Дискуссии об отношении Запада к исламу или, что еще важнее, ислама к Западу начались не 11 сентября 2001 года. Они велись уже давно. Но события 11 сентября с новой силой высветили актуальность темы, и сегодня все участники этих дискуссий стоят перед дилеммой, которую проще всего сформулировать на американском английском: «Damn if you do, damn if you don’t». Когда Запад, желая вести диалог с мусульманами и будучи в состоянии это сделать, обращается в поисках корней терроризма к политическим исламистским доктринам или к исламу как религии, он тем самым вынуждает мусульман к обороне. Отрицание всякой связи между исламом и терроризмом закрывает дорогу для всестороннего и полного анализа и лишает возможности найти политическое решение для нового «конфликта между Востоком и Западом», который, без сомнения, существует, но действительно чрезвычайно запутан в своих механизмах и деталях. Дилемма, перед которой стоят мусульмане, выглядит не менее, а то и более критичной. Запад требует от них дистанцироваться от террористов. Пойти навстречу этим ожиданиям равносильно признанию наличия косвенных связей - в каком бы виде они ни выражались - между исламистским террором и мусульманской религией. Проигнорировать эти ожидания - значит сделать шаг в сторону террористов. Однако эти аргументы не должны заслонять собой тот удивительный факт, что в действительности лишь небольшая часть мусульман выказывает прямую или опосредованную солидарность с «Аль-Каидой».
Статьи данного номера журнала «Internationale Politik» ратуют за терпимость и диалог. Но отношения между Западом и мусульманским миром в настоящее время определяются не диалогом культур, а необходимостью принятия политических решений, безотлагательных и полных драматизма. Последствия, которые будут иметь эти решения, еще потребуют особого глубокого анализа, но нельзя не отметить, что лица, принимающие важнейшие политические решения, располагают сегодня весьма ограниченным набором ключевых ориентиров, как политических, так и моральных, а ведь над ними висит дамоклов меч необходимости действовать.
Хансйорг Хабер
АНАЛИЗы, эссе, точки зрения
Стр.
Удо Штайнбах
Исламский терроризм 4
Борьба с террором - так, как это понимают США,- приводит к противоположному результату - радикализации мусульман. Что действительно сегодня необходимо, так это диалог культур, условием начала которого является мужественная и радикальная самокритика как стороны Запада, так и мусульманского мира.
Фолькер Нинхаус
Ислам и государственность 16
Ислам, демократия и рыночная экономика не противоречат друг другу. Их основные принципы совместимы. Однако исламский порядок можно представить себе и в сочетании с другой политической и экономической системой. Чтобы ослабить потенциал конфликтов между исламским миром и Западом, необходимо не только констатировать принципиальную совместимость ценностей, но также обсуждать политические интересы и позиции властей.
Джордж Иоффе
Туманное будущее Саудовской Аравии 27
Политическое устройство современной Саудовской Аравии зависит от достигнутого в XVIII веке соглашения, что сегодня отнюдь не является достаточной базой для решения острейших внутриполитических проблем и для отстаивания интересов страны на международной арене. Вдобавок страна переживает сложный период в плане ситуации в правящей верхушке, что заставляет со значительной долей скепсиса относиться ко всем прогнозам в отношении будущего Саудовской Аравии.
Джакомо Лючиани
Турция и ислам 37
Турция является светским государством, однако там по-прежнему сильны и мусульманские течения. Это делает особо интересным процесс ее вхождения в ЕС, значение которого для мусульманского мира невозможно переоценить.
Джордж Хендерсон
Прерванная демократизация в Иране 43
После событий 11 сентября Иран продемонстрировал готовность к сотрудничеству с США, но Вашингтон показывает нежелание выстраивать нормальные отношения с Тегераном, что нашло свое выражение в бескомпромиссной речи президента Буша, где Иран был упомянут наряду с Ираком и Северной Кореей как государство, враждебное американским интересам, - к большому разочарованию умеренных сил в Иране.
Рупрехт Поленц
За просвещенную политику Запада в отношении Ирана 52
Западу необходимо пересмотреть свою политику по отношению к Ирану и сделать все для поддержки прогрессивных сил в этой стране в их борьбе с реакционными клерикалами.
Клаус Х. Шрайнер
Мусульмане в Азии 55
Страны Азии, единодушно осудив террористические акты 11 сентября, не спешат безоговорочно поддержать США. В центре внимания автора данной статьи - отношения ислама и политики в Индонезии и Пакистане.
Алексей Малашенко
Исламский фактор в российской политике 63
Мусульмане составляют 13% населения России, их религиозная идентичность тесно связана с этнической, поэтому этносоциальные конфликты нередко приобретают конфессиональную окраску. Кроме того, ислам используется самыми разными силами в политике, как светскими, так и собственно религиозными.
Андреас Рик
Пробы сил в Афганистане 74
Цель переходного правительства Афганистана - привлечь к сотрудничеству лидеров различных этнических групп, используя при этом как апелляции к их национальной ответственности, так и материальные и политические стимулы, и подготовить заседание «Лоя Джирги».
Виктор Коргун
Россия и Афганистан 76
Характер и масштабы российского участия в восстановлении Афганистана будут зависеть не только от намерений и возможностей России, но также от потребностей самого Афганистана, от политической обстановки, которая сложится в стране после заседания «Лоя Джирги», и от того, насколько это участие «впишется» в общий механизм международного сотрудничества с Афганистаном.
Кеннет В. Штайн
Доктрина Буша: селективная вовлеченность
в дела на Ближнем Востоке 85
Доктрина Буша, имевшая поначалу вполне определенную направленность - борьбу против терроризма, - видоизменилась и не исключает более превентивных военных акций США даже без согласия их партнеров по антитеррористической коалиции.
книжная критика
Андреас Уфен
Постисламизм [Gilles Kepel Das Schwarzbuch des Dschihad. Aufstieg und Niedergang des Islamismus. München 2002] 94
Юрген Турек
Перелом в Иране [Navid Kermani Iran. Die Revolution der Kinder. München 2001] 96
Штефан Бирлинг
Новые вызовы для политики безопасности США [Michael O’Hanlon. Defense Policy Choices for the Bush Administration. 2001] 97
Дирк Наберс
Культура и экономика Азии [E.Weede Asien und der Westen. Politische und kulturelle Determinanten der wirtschaftlichen Entwicklung, 2000] 98
Анализы, эссе, точки зрения
Ïðîô.Óäî Øòàéíáàõ,
Äèðåêòîð Ãåðìàíñêîãî èíñòèòóòà âîñòîêîâåäåíèÿ,
Ãàìáóðã
Исламский терроризм
Сейчас необходим самокритичный «диалог культур»
Еще никоим образом не доказано, что исламский мир во все более возрастающей степени и притом неудержимо сползает в фундаментализм, как это полагают некоторые наблюдатели между Северной Африкой и Индонезией. Не будет служить доказательством и то, если и в самом деле справедливо утверждение, что кадры обрушившихся зданий-близнецов Всемирного торгового центра могли вызвать у многих мусульман чувство удовлетворения: «Наконец-то им (а именно США) кто-то задал жару». И если Усама бен Ладен пользуется популярностью, то это не потому, что он совершил эту акцию во имя ислама и тем самым заставил больше уважать эту религию, а потому, что эта акция воспринимается как освободительный прорыв, наносящий удар по политическому доминированию Запада, что в мусульманском мире повсеместно воспринимается как подавление.
Вопрос о будущем этого мусульманского мира, рассматриваемый через призму места религии в политике и общественной жизни и с учетом его отношений с Западом и современным обществом, находящемся под сильным влиянием Запада, имеет два измерения: первая составляющая - сам ислам, вторая - политика Запада, в частности, Соединенных Штатов Америки. Очевидно, что политика Запада в мусульманских координатах воспринимается как проблематичная, даже провокационная.
Реакция на события 11 сентября 2001 года в мусульманском мире противоречива и диффузна. Все еще широко распространено сомнение в том, что названные США инициаторы терактов являются его действительными виновниками: в конце концов, до сих пор еще не представлены доказательства этого. Немало сторонников имеет также вытекающая из этого теория заговора, суть которой состоит в том, что за атаками на Вашингтон и Нью-Йорк стоят сами США или Израиль. Этому противостоят высказывания многочисленных представителей мусульманского мира, которые последовательно осуждают теракт. Хотя и они проявляют осторожность и избегают рассматривать атаки террористов как дело рук мусульман. С другой стороны, существует попытка использовать возможность и отмежеваться от связей с террором, осуществляемым во имя ислама.
Это относится прежде всего к пакистанскому лидеру генералу Перверзу Мушаррафу. После некоторых колебаний поддержка Пакистаном военной операции, которой он добился, стала существенной предпосылкой коллапса ранее поддерживавшегося Исламабадом режима талибов и условием для назначения нового правительства в Кабуле. Эскалацию конфликта с Индией в январе 2002 года генерал Мушарраф использовал для того, чтобы сделать первые шаги против экстремистских групп, которые начиная со времени военного правления Мохаммеда Зия уль-Хака (1977-1988) все более посвящали себя борьбе за освобождение Кашмира и могли приобрести стабильное влияние на пакистанскую политику в целом. Тем самым отрылись перспективы для осуществления политического проекта основателя государства Мохаммеда Али Йиннаха по созданию исламского государства в светской форме – точка зрения, которую открыто разделяет генерал Мушарраф.
В Иране также среди представителей всех политических сил звучало однозначное осуждение теракта. Даже если иранскому режиму в силу наличия внутренних проблем было трудно оказать непосредственную поддержку американской военной операции, тем не менее нельзя было не заметить, что Тегеран заинтересован в исчезновении «Талибана»: слишком велико было расхождение интересов двух государств после прихода талибов к власти в 1994 году. Либеральные политики открыто требовали использовать шанс и посредством активного участия в антитеррористическом альянсе преодолеть пропасть, разделяющую Тегеран и Вашингтон. Поддержка Тегераном Северного альянса в его борьбе с «Талибаном» и нейтралитет по отношению к старой, высланной «Талибаном» гвардии политиков, искавших убежища в Тегеране, были не менее важным вкладом в политический переворот в Кабуле, чем тот, что был сделан Исламабадом. К тому же из Тегерана, в частности, от президента Мохаммеда Хатами, прозвучали резкие слова осуждения связи ислама и террора.
То, что Турция наконец прочно встала в ряды антитеррористического альянса, то, что Анкара осудила террор в любых его проявлениях, соответствует традиции лаицистского построения государства. Кемалистская государственная элита могла сослаться на свою борьбу против террора Курдской Рабочей партии, а также на то, что Анкара постоянно предупреждала об опасностях исламского фундаментализма. Однако если рассматривать эту борьбу против терроризма под углом зрения демократических принципов, то здесь также существуют свои проблематичные аспекты, чем еще необходимо будет заняться.
Эти сложные реакции на события 11 сентября опровергают утверждения наблюдателей и экспертов, что все более внушительная часть мусульман в регионе, простирающемся от Северной Африки до Индонезии, с упоением «борется против Запада». Если дело дойдет до того, что необходимо будет жестко определить ответ на вопрос о развитии политического ислама (исламизма или фундаментализма) и тем самым - о развитии отношений к Западу в двойной системе координат ислама, а также о политике Запада, тогда следует прежде всего проверить, что с точки зрения современности наиболее болезненно воспринимается большинством мусульман. Между исламом как религией, одним из руководящих жизненных правил мусульманина, и исламом как основой мусульманского общества существует тесная связь. То, что это обстоятельство не означает отождествления религии и государства, постоянно подчеркивалось. В основополагающих текстах ислама также нет указаний на специфически «исламскую» форму политического устройства, например, халифат. Реформаторы ислама чаще подчеркивают, что ислам совместим и с демократией как соответствующей времени формой правления. И все же мусульманин чувствует ответственность за состояние своего общества, корни этой ответственности уходят в религию. «Вы – лучшая общность», - написано в Коране (сура 3, стих 110). И в этом заключен не только религиозный или спиритический смысл; в своем обращении стих содержит призыв к верующим сделать наглядным совершенство слова Господа и в реальном воплощении общества, находящемся под влиянием ислама. Его состояние не может оставить мусульманина равнодушным.
Маргинальный ислам
В этом контексте история мусульманского мира в прошедшие более чем два столетия протекала проблематично. Закат Османской империи показал, что Европа стала «лучшей» общностью. Другие части мусульманского мира в Африке, Центральной Азии, Южной Азии и Юго-Восточной Азии тоже попали под контроль Европы. Самосознание многих мусульман и политическая действительность находились в остром противоречии друг к другу. В 20 веке это состоянии дел еще больше усугубилось. Для многих мусульман символом того, что история мусульманского мира пошла по «ложному» пути, стало основание государства Израиль – манифестация стабильного и неоспоримого превосходства Запада.
В начале XXI века мусульманский мир являет собой картину дальнейшей маргинализации. Мусульманские государства, сохраняющие свое политическое значение преимущественно как поставщики сырья, являются скорее объектом международной политики интересов, а не самостоятельными актерами, оказывающими влияние на ее течение. Экономические и социальные трудности во внутренней политике многих мусульманских государств усиливаются, предоставляемые глобализацией шансы проходят мимо значительной части мусульманского мира, многим правительствам недостает легитимации со стороны народа. Вооруженные конфликты на периферии мусульманского мира воспринимаются в качестве угрозы, например, на Балканах, в Чечне или в Кашмире. Итак, что необходимо сделать, чтобы вступить на путь, который мог бы в конце концов привести вновь если не к «лучшей общности», то тем не менее к восстановлению авторитета и уважения? Самосознание многих мусульман колеблется между чувствами бессилия, самоотдачи, возмущения, ненависти и необходимостью действовать.
Однако одного этого заключения еще недостаточно для объяснения, как могло дойти до того, что насильственные акты в Вашингтоне и Нью-Йорке стали рассматриваться в координатах мусульманской религии. Для этого необходимо посмотреть на историю «встречи» Запада и мусульманского мира, начиная со второй половины XVIII столетия и до настоящего времени. Она воспринимается преимущественно как история, исполненная насилия. Доминирование Европы, а по окончании второй мировой войны – Соединенных Штатов Америки, было связано с постоянным применением насилия. Цепь насильственных акций – так это преимущественно воспринимается – простирается в своей исторической символичности от битвы у пирамид, послужившего началом наполеоновского похода 1798 года до инициированного в контексте «холодной войны» в 1953 году ЦРУ путча против иранского премьер-министра Мохаммеда Моссадыка в интересах западной политики.
И в этом восприятии насилия Израилю отводится особое значение: продолжающаяся оккупация палестинских земель Израилем, начало которой датируется 1967 годом, представляется существенным фактором. В эту картину, пожалуй, следует добавить «мирный процесс», ход которого ознаменовался для палестинцев утратой части территории, растущим количеством израильских поселений на Западном берегу реки Иордан и наконец, потерей Восточного Иерусалима как столицы палестинского государства.
«Лучшая общность»
Осознание действительного или воображаемого насилия в момент «встречи» Запада и мусульманского мира находит свое отражение не только в атаках 11 сентября. Его можно обнаружить в различных вариациях в риторике и действиях исламистских (фундаменталистских) кругов. В новейшее время наглядным его выражением является жестокость экстремистских групп в Алжире в девяностые годы или в Палестине. В этом контексте объем насилия в стратегии террористической группы «Аль-Каида» может быть понят как реакция на такое взаимодействие в истории, которое воспринимается как исполненное насилия. Если смотреть с этой точки зрения, то 11 сентября предстает освободительным прорывом: из чувства глубокой неуверенности, которое породила история во многих мусульманах, в насильственном акте против «Запада», воплощением которого является глобально представленная сверхдержава США, вновь возникает «четкая идентичность». Опыт, показавший уязвимость Соединенных Штатов, рассматривается в качестве поворотного пункта, который может стать новой точкой отсчета для возвращения мусульманской общины (уммы) на путь, снимающий противоречие между концепцией «лучшей общины» и угнетающей действительностью.
Так, исламское оправдание акта насилия нельзя отождествлять с «исламом» как религией, приверженцами которой являются более миллиарда человек. Однако это оправдание следует понимать в контексте свойственного исламу неустранимому взаимопереплетению веры, с одной стороны, и общественного и политического существования мусульман - с другой. Не различия или противоречия в вере порождают враждебность. Гораздо в большей степени она коренится в политических ошибках, которые были сделаны в ходе развития отношений между миром ислама и Западом. Когда речь идет о том, чтобы исправить эти ошибки, можно сослаться на ислам в двойном его качестве, т.е. в качестве веры и свода жизненных правил или, соответственно, концепции состояния общества. Тогда религия может быть преобразована в политическую повестку дня. И это не в последнюю очередь с учетом того, что светские, заимствованные у Запада идеологии, зарекомендовали себя как не способные привести к повороту в отношениях между Западом и мусульманским миром. В этом смысле идеология и практика «Аль-Каиды» не новы. В своем шиитском варианте несравненно более систематизированные, они являются составными частями религиозно-политической идеологи аятоллы Рухоллы Хомейни и политики основанной им Исламской Республики Иран, которую страна проводила в первые годы своего существования.
Ответ на вопрос о качестве ислама, который будет оказывать влияние на облик всего пространства между Северной Африкой и Индонезией, в значительной степени кроется в политической плоскости. Этот ответ самым конкретным образом зависит от ответа, который даст Запад на вызов 11 сентября. Будет ли борьба с преступностью, в ходе которой применяется насилие, сконцентрирована на всех тех, кто - согласно приговору западных властей - производит террористические действия или поддерживает террористов? Или Запад признает, что помимо террористического акта необходимо заняться собственно той почвой, на которой вырастают насилие и террор. Этот вопрос имеет две ипостаси: с одной стороны, тщательная проверка региональных и локальных конфликтов и кризисов, в которых террор используется в качестве инструмента реализации политических целей, с другой - критическая самопроверка, анализ того, в чем заключены корни исторических ошибок, из которых смогло вырасти чувство ненависти такого большого количества мусульман, ненависти, извращенным выражением которой стали события в Вашингтоне и Нью-Йорке.
Борьба Запада против террора
Борьба с феноменом терроризма - в том виде, как это представляет себе прежде всего американское правительство, - способствует тому, чтобы радикализовывать все большую часть общественности мусульманского мира. Это будет усиливать готовность также посредством насилия бороться против Запада и тех, кто ему подчиняется в самих мусульманских странах. Примечательно, что борьба против «Талибана» не вызвала того объема эмоций, как это предсказывали некоторые наблюдатели.
Дальнейший ход операции против террористов, которые действуют как внутри мусульманского мира, так и с опорой на него, должен основываться на том, чтобы прийти к определению понятий «террор» и «террорист» и выработать для этого приемлемые критерии. Корни террора заключены, как правило, в комплексных кризисах, формировавшихся в течение десятилетий в регионе между Северной Африкой и Индонезией. Они имеют отношение к региональным конфликтам, внутригосударственным этническим проблемам или в общем и целом к дефициту демократии. Таким образом, решение проблемы терроризма нельзя отделить от решения политических проблем. Это особенно относится к израильско-палестинским отношениям. Отождествление израильским премьер-министром Шароном приписываемого бен Ладену теракта с палестинским террором и палестинским насилием фатально, поскольку борьба израильской армии с ними посредством применения исключительно военных средств привела к радикализации палестинцев и эскалации насилия. То, что Вашингтон не выступил против этой «стратегии» и не выдвинул перспективы политического решения, обострило ненависть к США не только в самой Палестине, но и далеко за ее пределами, подняло популярность бен Ладена и преподносит борьбу США с террором в мусульманском мире и далее как весьма проблематичную. Это льет воду на мельницу исламистов.
Итак, борьба с терроризмом – это не односторонняя повестка дня, а общая задача всех, кого эта проблема касается. По ту сторону этого политического измерения встает вопрос об ошибках в отношениях между Западом и мусульманским миром, ошибках, которые привели не только к тому, что стало возможным 11 сентября, но и к тому, что после этих терактов можно еще и испытывать удовлетворение. Ключевым словом для длительной, трудной, изнурительной «работы над ошибками» является «диалог культур». Но при этом имеется в виду не обмен позициями или, соответственно, требованиями/претензиями к противной стороне, который ни к чему не обязывает. Необходимо начать скорее с радикальной, мужественной самокритики с обеих сторон. Среди мусульман должна утвердиться и быть артикулированной точка зрения, что современность, определяющее влияние на которую оказывает Запад, т.е. Европа и США, в ее политическом, экономическом (ключевое слово: глобализация), а также цивилизаторски-культурном аспекте является реальностью, доминирующей повсеместно. Поэтому нельзя прятаться от этой реальности в улиточный домик традиции или приписывать Западу все пороки, такое поведение приводит к отставанию значительной части мусульманского мира не только от Запада, но и отчасти также от Востока – от тех его областях, которые находятся под влиянием буддизма, индуизма или конфуцианства. Цель этой дискуссии – не адаптация или унификация, а «завоевывание» пространства, внутри которого в XXI веке возможно сочетание необходимых элементов современности и религиозной традиции.
Самокритика
Запад должен самокритично признать, что уважение других культур является дополнительным измерением глобального распространения его модели современного общества. Это особо справедливо в отношении мусульманских стран, которые столь чутко реагируют на изменение своей позиции в мире. Точка зрения, согласно которой при всех различиях места культур и цивилизаций в мире люди всех культур и религий имеют право на создание собственного общественного и политического порядка, на свою систему ценностей и духовные основания их общественного и государственного строя, представляет собой важнейшую основу мирного существования между Западом и другими культурами и цивилизациями.