Geum.ru

Курс философии и философии науки ХХI века для студентов физического факультета мгу им. М. В. Ломоносова проф. М. В. Желнова февраль май, сентябрь декабрь 2008, январь 2009, Москва

Вид материалаЛекция
Подобный материал:
1   2   3
Пост-Нео-Платонизирующее Гегельянство
кладывается.

А другая идея – это идея Гегеля, который преодолел этот дуализм Платона, и говорит, что вот почему все происходит в мире, а потому что есть дух какой-то высший, есть мышление высшее. И вот этот дух объективный, субъективный, логика у него есть, как-то идет, проходит через все процессы, через природу, сам себя преобразует, самотворит, и сам себя, наконец, познает в нашей истории, как она происходит, биологическом развитии, происходит в эстетике, нашего эстетического отношения к миру. Имеется в виду эстетика особенно у древних греков, а потом античности, а потом у вас Средневековье, Возрождение, религия появляется, потом начинается понятийное мышление – понятия. Значит, вы должны четко, точно как-то их различать, и они двигают вами, их логика. И с философией приходит осознание, что такое мир. Все теперь должно развиваться рационально. А по этому, оказывается, согласно Гегелю, что эстетическое, то, что говорят художественное, оно на втором месте. И даже на третьем. Это преодоленная ступень. А поэтому и появляется одна из интересных проблем : а что такое так называемое великое искусство?

В
Юрген Хабермас
ы приходите в музей, вам там говорят : «вот, смотрите, Нидерланды, 15 век. Вот вам античность, вот вам картины такие-то и такие-то, иконы ». Что это такое? А по Гегелю это и было, было, но пройдено. Тогда вся сила, энергия человечества могла быть выражена только в художественном восприятии мира. Религия, уже она засушилась немного, но еще не отошла, а тоже пользуется образами. Она создала новое искусство. А новое время началось. Делает что-то, но потерялась постепенно. То, что было прежнее, отошло, придумало новое : модерн, пост-модерн и другие всякие авангарды и т.д., но это уже, согласно Гегелю, не было уже. В этих временах он уже умер. Но по его логике, это должно быть уже не очень важно и хорошо. И вы, как резервуар прошлого, наслаждаетесь тем, что люди создали, когда у них не было такого настоящего мышления, необразного понятийного, каким было новое время. Но вам и нравится это то, что у вас сегодня нет.

Отсюда вывод : в перспективе никакого такого великого искусства больше не будет. А человечеству не хочется от этого отказываться. Может быть такая точка зрения? Может быть. Она соединяется с Платоном, и вот эту идею, что все-таки в основе лежит рациональное или иначе рациональный дискурс коммуникативный – вот это идея Юргена Хабермаса, который подчеркивает, что есть наука, есть этика, а эстетика и вообще художественное есть, конечно, но на втором плане, не очень важно, если вообще нужно ему предавать столько внимания. Есть такая концепция? Есть такая концепция.

Да что вы мне все художественное, метафоры какие-то! Я ученый, я хочу рациональности. И вот человечество, согласно ему, должно договариваться, дискурс должен быть успешный. Я и ты. Но не просто поговорили, диалог, а вот чтобы нам договориться нужно вместе как рационально устроить мир. Это Хабермас выступает давно, но какая рациональность? 20 век – это сплошные войны. Он сам участвовал и получил увечия, когда брали Берлин, сражался с нашими войсками. Значит, что было? И все остальное : войны, уничтожения миллионов людей. Где рациональность? Вот мы сейчас пытаемся установить рациональность, а где она? Да, есть такая точка зрения? Есть. Но в ней эстетического почти нет, мало. То есть вот это современность есть точка зрения, которая пытается уйти от характеристики эстетического.

Мы остановились на том, что согласно классическим представлениям об эстетическом, как выяснилось в смеси Платона и Гегеля, и как реализует это Хабермас, на самом деле, выясняется, что искусство нового большого по-сути не может быть. Или оно там есть уже где-то в том мире по Платону, или здесь в развитии идеи мы преодолели это низшее состояние. Однако, все не так просто.


Обязательно с Нечетной страницы


2. Самотворчество симулякров, «меры» искусства «комичности клиповости», смеси эстетики и художественного. Его исходная двусторонность. Субъективно-объективное самотворчество сознательного отчуждения в искусстве. Практически - прагматическое Пост-Нео-Аристотелианизирующее Ницшианство 21 века как модель: Артур Данто.


Полный текст с фонариками


И мы переходим к нашей второй проблеме.

З
симулякр
начит, что же получается? Это самотворчество симулякров. Комичность и клиповость. Как вы видите, смесь эстетики, художественного. Такое исходное представление как мы осваиваем мир. Это самотворчество сознательного, как мы записали, отчуждение в искусстве. Вот что это такое?

А вот что это означает. Симулякр – это не то, что указывает, что где-то есть истина, а показывается, что никакой истины нет. Это не мы просто искажаем, мы говорили с вами о видимости где-то ранее в прошлый раз, а это вот объективное искажение действительности. То есть симуляции того, чего нет, но признается за действительность. И вот утверждается, и мы с вами по текстам знаем, изучали это, пытаемся изучать. Как это понимать? Так вот и надо понимать. Что я не просто, когда у меня есть иллюзии, и я знаю, что они есть и что-то с ними делаю. Это одно дело.

А совсем другое дело, когда от меня независимо что-то происходит и искажает. Более того, искаженное еще раз искажает. Существуют симулякры, симулякры, симулякры симулякров, и в результате образуется что-то такое, что я логически старыми методами и понятиями изобразить не в состоянии. Это форма отчуждения.

На самом деле, логика нашей лекции построена следующим образом : если на первой лекции мы с вами смотрели на субъективное, второй – объективное, теперь мы как бы по паре соединяем их. Что получается?

Если сознательно я что-то в области эстетики чего-то делаю, и у меня не получается, получается отчуждение. Показано то, что эстетика рекомендует, научная так называемая эстетика, не реализуется, хотя я сознательно это использую. Значит, получается ,что рождались великие идеи, например, идеи Ницше. Ведь вместе с Вагнером они создали, например, оперу, например, все произведения, который вы все слушаете, ну, Полет Валькирий. Все-таки вещи такие резкие, выводящие человека из спокойного состояния.

Они мыслили, когда создавали, что они, романтики, создадут такие идеи, и за этими идеями пойдут. Опера ведь поначалу была типа кафе, только потом она после Вагнера, после великих композиторов разного типа стала такой. Идея была заложена повести за собой. Сейчас опера не обладает тем воздействием. Есть другие формы воздействия, но тогда было это так.

Т
Идея о том, что господствует на самом деле не аполлоническое начало, а дионисическое начало
а же идея о том, что мифы господствуют, что на самом деле не аполлоническое начало, а дионисическое.

Дионис – главный персонаж нашей жизни. Вы живете-то не по Аполлону, не по Сократу, а по Дионису. Некоторые из вас нехорошие, еще и выпьют, здорово выпьют, и, вообще, хулиганят иногда, и, главное, что это не осуждается. А уж в Росси тем более.

Ну, выпил, но напиваться нельзя – закусывать надо хорошо. А так, что так не пить? Как-то и не получается в нашей жизни. Есть, конечно, один автор, который написал, что в России не пьет никто из нас и не ругается матом, но можно написать что хочешь. Но это совсем другое.

Да, кстати, и мат имеет тут тоже отношение. Понимаете, одно дело, когда говорят мат, то имеется в виду, когда девицы, нарочито ругаются, изображая, что они чего-то хотят выразить или радость, или гнев, или что-то такое. А другое - вы представьте, два, три, четыре человека рабочих. Сварщик, который ему помогает, кладет кирпичи. Ну вы реально представляете реальную их речь? Ух, не получилось. Ну что они : «ах, не получилось». Ну? Нет! Они же это не воспринимают, они так говорят, понимаете, они так живут. Там нет ругательства на самом деле. Вы же представляете, не сварилось что-нибудь. «А ты что, я работаю, а ты ды-ды-ды-ды-ды-ды…пошел ты» и т.д. Вы же понимаете. Оно есть. Это тоже форма обыденного, речи, обыденного языка, который сложился. И никуда от этого не деться. Он сам развивается. Не вы его создаете, а он вас создает. И вот, соответственно, если оно так есть, то исходное искусство оно не может, но все-таки как-то уже перетекает. Все-таки в ругательствах называются какие-то явления, предметы, процессы, которые так сказать вот и все искусство держится на различении, так называемого низа и верха. Ну, какая-то на уровне есть пропорция, но иногда одно перехлестывает другое. Если все сидят, и никто ничего не выражается, то это неживое. Это не жизненное эстетическое отношение к действительности, выражение эмоций, понятий.

Если же это наоборот преобладает, то теряется другая сторона и все превращается пошлость, в вульгарность, т.е. все, что называют «ах, как это безобразно».

А вот, например, Джигарханян говорит : «А я по жизни матерщинник. Очень люблю, но на сцене нельзя. Вот все ругают, а я очень люблю стриптиз. А чего? Я ведь режиссер, что у нас нет актрис? Что, мне не доступны какие-то там девицы? Ерунда это все. Но вот мне нравится это особое искусство, как там раздеваются и т.д». Причем, по радио говорил. Вы представляете Джигарханяна. Ему подойдет твердо выражаться. Это вот такие метафоры всякой эстетичности.

А есть Аристотель. Аристотель ведь оттуда идет. Что значит у Платона там где-то эти все мои представления о том, что я должен делать в искусстве, как я должен относиться чувственно к миру. А здесь нет. Здесь совершенно другое. Здесь, вот ищи здесь.

Вот горшок, вот есть материя, есть форма. Ты вот здесь и ищи. Горшок зависит от формы, или, как говорят, скульпторы на самом деле скульптуры представляют себе теми же кусками мрамора, но просто убрано лишнее. Он же ничего туда не вкладывает. Он убирает что-то, а получается скульптура. А душа вкладывается в то, что вот он убрал, мрамор остался, как-то он обработан, а ничего он туда не положил, убрал лишнее. В материале это сохранилось.

Э
клиповость
то уже другой вопрос. Так вот, когда мы об этом говорим, то у нас здесь возникает понятие клиповости. Вот сейчас стало это модно; клипы, клипы, клипы. А в самом деле что это такое?

А это человек не может подтянуться, да, осознание широты своих взглядов, эмоций, связей с другими. Нет у него времени, да и желания, да и уровня развития не хватает. Ему нужны коротенькие, маленькие такие эскизики. Схваченные кусочки. Ап – съел, и порядок. Значит, маленькое что-то – клип. Хорошие бывают клипы, захватывают, интересные. И не надо. Я сижу у телевизора, нажимаю кнопку. На самом деле, я живу клипами. То есть, хоп вот это, и нажал на другое, теперь футбол, теперь кино. Кусочек посмотрел. Сериал – кусочек посмотрел, надоел; заснул, ушел и т.д. То есть, вот такое мышление. Но вы скажете, что это у нехороших, это не характерно. Вот именно, что в том то и дело, что это становится характерным для восприятия человека. Вот на этом живут все эти телевизионные программы.

Создание штампов определенных, когда вы заранее знаете. Вы к ним привыкаете, и уже вам хочется именно этого. Вы смотрите уже не сам фильм, а, скажем, артистов определенных. А как он здесь, а как он там стреляет. Обязательно там стреляют, там десятка два убил, а его даже не ранило. Ах, как хорошо стреляет. То есть, не бывает это в жизни, а вам это хочется, нравится, и не хочу я знать больше ничего. Хочу этим ограничиться.

Но если это так, то рано или поздно вся эта клиповость становится комичной. Потому что я на экране вижу эти клипы, мне это показывают, но этого ничего нет в действительности. Нет этих ментов, которые в кино в действительности или они очень редкие. Я вижу, что бандиты – это какие-то придурки совершеннейшие, которые прямо лезут, куда не надо, обязательно оставляют следы как будто раскрываемость преступлений сто процентов. А так, хорошо, если раскрываемость половина, а то и двадцать-тридцать может быть раскрываемость процентов

. А это значит, что все остается, значит, тогда начинает это смешно смотреться. И все сериалы вырождаются. Мы с вами уже об этом говорили.

К
комичность клиповости, клиповость комичности.
акие-то там события, женщины влюблены. А вот она осталась беременная, а где-то что-то, что она будет делать? И все это кажется таким серьезным, а потом в этом же сериале начинается : позволь, это от кого? От Эдуарда? Ах! Нет, это от Анхеля. Но Анхель хороший человек. И вот так только начинаются такие пассажи, то вся мелодрама исчезает и становится смешной. Ну не смешной, но комичной. Что тут ужасного? И вот здесь получается комичность клиповости, клиповость комичности.

Н
Артур Данте
о это несколько унижает человека. Если он дорос до этого, то комичность она что? Она высмеивает в какой-то степени то, что есть, и говорит, что я не смог подняться на более высокую ступень. И эту идею выразил Артур Данте, как смесь и того, и другого.

Наши все исторические знания, они все эстетичны, художественны, созданные – новеллы, мы создаем. Помните, я вам рассказывал. Только вы, конечно как всегда, все забываете, о его знаменитом примере с этой вот тушей или коровьей, или свиной, которую разделывает мясник. Вот классик – мясник, где показывали, что у императора был мясник, который вешает эту тушу, и одним ударом меча он научился так ее разрезать, зная анатомию, что тушу распадается на нужные для человека части, как по схеме получается. Одним ударом меча ухитряется! А потом говорит он, что вы эти части составляете, и ваше-то представление о мире складывается из того, что вы смотрите: смотри, разбилось, а потом составил, и опять целое. Опять разбил - опять целое.

И вот это стремление как у Аристотеля формы и материи, так же, как у Ницше, тоже он говорит какие-то афоризмы, метафоры. Нет никакого добра и зла, это все метафоры. Это надо стать по ту сторону добра и зла. Другие ценности у человека.

Никому не нужна рациональность. А вы стремитесь только к власти, воля у вас к власти есть. Рождается из телесного вашего, из воли какой-то внутренней, бьющей оттуда дионисической силой. И вот здесь вы так преображаете, так понимаете эти представления. Значит, вы работаете с языком, вы обрабатываете этот язык, разотчуждение к вам приходит незаметно. Все, что вы делали – это чуждо вам становится, а вы его осваиваете и по-новому переделываете, и опять создаете клипы, комичное. И вот это вы называете искусством. Или называете это художественным и т.д., что присуще вашей жизни, такой практически прагматической. И так все идет. Вот это раскрывает. Все это симулякры. А дальше, если мы продвинемся, то у нас получится еще кое-что.


Обязательно с Нечетной страницы


3. Субъективо-объективное самотворчество «меры» красоты символичности художественного бессознательного овещнения в этом человеке. Ее промежуточная двусторонность. Символичность, матрицы иллюзий, драматичность. Прекрасно-прагматическое Пост-Нео-Картезианствующего Хайдеггерианства 21 века как модель: Ричард Рорти.


Полный текст с фонариками


А это кое-что будет третьим вопросом.

А теперь мы с вами занимаемся мерой субъективно-объективного самотворчества. Мерой красоты символичности от художественного бессознательного овещнения в этом человеке. Но это так называемая промежуточная двусторонность.

Т
Двойственность символа
ут все-таки мы шли от исходного, просто субъективного, а теперь мы переместились вот куда. Нам нужно соединить волевое, художественное, овещнение, культурное, символически-эстетическое. Значит, что мы с вами можем сделать дальше, если это объединим? А у нас и получится то, что интересно.

Вот чем отличается символ от знака? У знака, мы уже говорили сегодня,- знак может обозначать что угодно: и такое, и такое. А в символе все-таки всегда присутствует какая-то двойственность. Мы его по-разному воспринимаем. Но он должен нести не просто указания, что делать, а дорастает до руководящего в жизни человека - что-то более существенное, т.е, вы уже не просто говорите, что я вот то-то и то-то, а у вас есть какой-то, как раньше говорили, талисман или что-то такое.

В
Художественное, мера красоты
от знамя, вот крест, вот, скажем, книга, вот еще что-нибудь такое есть. Есть какой-то символ у каждого человека. Он где-то для себя вырабатывает. Вам кажется, что этого нет, но это далеко не так. Но это вещь бессознательная. Это - овещнение. Вот в чем проблема.

Еще художественное. Вот вы для себя и формируете меру красоты. Красота – это, по сути, гармония определенного типа. Помните «Золотое сечение». Там 1, 6,… что-то такое. Рисуется треугольник, катет, гипотенуза, ну, вы должны все это знать эти все представления.

И вот выясняется, что разные есть явления, а вот в их соотношении всегда то, что человеку нравится, оказывается, каким-то образом соответствует определенным числовым соотношениям. Но только раньше были целые числа, а сейчас - и дробные тоже. Как бы иррациональные, не имеющие предела окончательного деления, бесконечные. Тем не менее, какие-то соотношения сохраняются, одни отклоняются. Что это такое? Вот людей это очень впечатляло всегда. Что это такое?


Матрица иллюзий
Я для себя это пытаюсь сделать, и у меня вырабатывается принцип какой-то гармонии, которая даже иногда связана и с числом. В рекомендованной вам работе показано, как к этому пришли. Вот там один купец, вы знаете, разводил кроликов. Он пытался показать, как рождаются кролики. Создал определенный ряд чисел, который, в конце концов, привел такому математическому выражению, математической, вроде бы, структуры всего. Это получается, но, тем не менее, оказывается, что эта гармония тоже мной создается. Это не то, что объективно.


Драматичность
А красота, оказывается, - мера символического, она должна содержать что-то и от меня. Я вношу туда что-то. На самом деле, я создаю определенную матрицу иллюзий, так называется почему-то. Значит, это все иллюзии. Ну что такое красота? Значит, гармонии-то все-таки нет. Т.е. есть временная, частичная, преодолеваемая гармония. Как же?

Более того, на самом-то деле, вы-то уж, как физики, знаете, что вообще равновесного состояния быть не может. Всегда неравновесное должно быть. Чего-то там должно сдвинуться, булькнуть в какую-то сторону. Т.е. это условно на каком-то этапе я могу так считать. Тогда остановится мир. Получается, что это все преодолевается. Ну и кто же тут? А это проблема драматичности.

А
Отличие комичности от драматичности
причем тут драматичность? А очень просто. Если вы создаете иллюзии, то вы должны их как-то разрешить. И вот все иллюзии, которые вы создаете, они в области художественного творчества. Во-первых, они бессознательные (вот это надо подчеркнуть). Вы можете сказать что, то что по математике будет красивым, я буду считать. Нет. Даже все эти высчитанные звуки – они отличаются. Человек никак не попадает в диапазон четко. Надо сдвигать там всякие, как звучат струны и т.д. Т.е. целое искусство настройки, приведшее к открытию квантовой механики. Что у нас получается? Значит драматично.

Чем у нас отличается комичность от драматичности? А драматичность - потому что вы по возможности все-таки более как-то для себя принимаете. И строятся драмы. Но драмы всегда должны разрешаться. Они должны иметь happy end, как говориться. Ну что такое драма? Вот я переживаю серьезно там та-та-та. Там три сестры, там Чехов и все такое. Что-то происходит. Хотим туда, хотим сюда. Ну, не разрешается, но все-таки как-то разрешимо. Вот это средняя драматичность. Я иллюзии свои в том или ином виде разрешаю. Как же это понимается? А вот это идею картезианства.

Хочу напомнить, что картезианство – это идеи Декарта. Но нельзя сказать «декартезианство» - это не принято. Значит, убираете «де» и пишите «картезианство». А автором является Декарт. Потому что, по-французски «де» означает принадлежность к чему-то, и она опускается.

Д
Хайдеггерианство
альше идет, соответственно, хайдеггерианство. Хайдеггер создал эту теорию. Что бессознательное имеет исток. Есть такая работа «Исток художественного творения». А истина художественного творения – это производная от истока.

Идея приблизительно такая , что, на самом-то деле, то, что мы придумали рационально, последовательно, рассуждая понятийно, - это только узкая сфера нашего постижения мира. Эта наша гордость и наша трагедия. Наша драма, скорее сказать, которую мы никак не можем решить. В чем она состоит?

А
свободная необходимость
в том, что мы разделили мышление на вычисляющие, на познающие мышление науки и, собственно, на думу, на мысли о себе, о своем существе, что мы люди. И вот эта мысль техники, физики, давайте скажем для вас, науки, как естествознания, математики, если ее считать наукой. Но, между прочим, математика – это не естествознание. Как они сочетаются? Что происходит? Вот он занимался этим. Он утверждает, что мы потеряли себя в этом вычислительном механизме, исследующем однородные какие-то единицы, подвергающиеся количественному анализу. Дает это? Дает. Что происходит? Как мы должны относиться к технике. А вот так и должны относиться. Как? Сказать да или нет? И да, и нет сразу. Это некая отрешенность. Я с одной стороны хочу понять прелести всего технического, с чем я связан, и оно определяет, что я из себя представляю, потому что вам кажется, что вы независимы от техники, и у вас есть какие-то образы. Нет, ничего подобного. Что производится техникой, то вам и нравится.

В